Текст книги "Век кино. Дом с дракончиком"

Автор книги: Инна Булгакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

Мертвое царство

В сумрачном дверном проеме появилась черная тень, проступило бледное лицо.

– А, это вы, – прошелестели губы. – Я знала, что рано или поздно вы отыщете.

– Лучше б пораньше, – угрюмо, в тон отозвался Валентин и протиснулся мимо нее в прихожую. – Где Даша?

– Я ничего не знаю.

Быстро, «на едином дыхании», обошел он первый этаж, включая и выключая за собой свет… изогнутая скользкая лестница, второй этаж… комнаты, заставленные богатой мебелью в «рекламном» стиле, безликое, безжизненное царство. Впрочем, кое-какие следы обитания двуногого обнаружились: на кухне выбито стекло в окне, в пластмассовом ведре мусор (консервные жестянки, пустые пачки чая и сигарет), наверху в маленькой спальне неприбранная постель с несвежим бельем, погашенный окурок в пепельнице на тумбочке… Берлога зверя жестокого, непредсказуемого.

Жанна сидела, как прежде, в глубоком кресле у столика со свечой; Валентин, не раздеваясь, присел в кресло напротив. Тянуло сквозняком, как тогда на Смоляной, на Рождество – ледяной поток небытия.

– Где ваш брат?

– Не знаю. Жду.

– Вы уверены, что он скрывается здесь?

– Уверена. Заграничный паспорт.

– Вы здесь нашли? Его и Марины?

– Да.

– Покажите.

– Нет.

– Где вы в последний раз виделись с Марком?

– На Рождество.

– С тех пор много воды утекло. Почему свечка? Это знак?

– Просто соответствует моему настроению.

– Придется это погребальное настроение погасить. – Валентин дунул, возник мрак. – Иначе он не войдет.

Мрак оказался зыбким, проступили оконные проемы и бросили прямоугольные слабые отсветы на паркет – это зажглись фонари на улицах для отсутствующих «князей мира сего»; тьма скопилась в огромном холодном углублении бездействующего камина.

– Итак, вы знали, где находится тайное убежище Марка.

После паузы она заговорила монотонно (нервы нервами, а быть соучастницей не желает, свою шкуру надо спасти!):

– Точно не знала, он никому не доверяет.

– Но каким же образом…

– Год назад Марк намекнул: в случае чего я наследница его загородного дома с дракончиком.

– Подходящий символ. И кто ведет дела дракончика – Сигизмунд?

– Да. Но адвокат ничего мне не сказал. Он уполномочен действовать только после смерти брата.

– Как же вы догадались?

– «Запомни Зеленый Камень». Вы подсказали: Марк и Марина встречались у зеленого камня. Сегодня я додумалась изучить карту Подмосковья.

– Вы разбили окно на кухне?

– Это мой дом! – отчеканила Жанна яростным шепотом.

– Вы уверены, что его владелец уже в «мирах иных»?

– Валентин Николаевич, вы человек умный, – заговорила она сухо, трезво. – Давайте договоримся.

– На какую сумму?

– Ее вам назовет Марк. Не бойтесь, не прогадаете.

– А о мертвых, значит, забудем до Страшного суда?

– Говорю же вам! Он убил Алешу в случайной драке!

– И чисто случайно выбросил живого еще человека в Москву-реку.

– Он не мог убить Марину!

– Мог.

– За что?

– Ваш брат безумен.

– Более трезвого и расчетливого человека я не знаю.

– И расчетливый человек бывает подвержен страстям. Не говорил ли вам Серж…

– Вот кто идиот!

– Не спорю, жене виднее. Двадцать восьмого ноября в «Страстоцвете» он подслушал телефонный разговор…

– Знаю, я подслушала ваш допрос.

– А вас не поразила одна любопытная фраза: «Мы же сегодня договорились», – сказал Марк.

– О чем?

– О совместной поездке в Америку. Вряд ли такой важный разговор велся по телефону. Уверен, в тот день любовники виделись.

– Ну и что?

– Марк уговаривал ее, она не хотела, он был одержим и пустил в ход тяжелую фаянсовую вазу, после чего Марина больше месяца пролежала в больнице. Человек, поддающийся таким порывам, способен пойти до конца.

– С семи часов вечера Марк с нами встречал Рождество. Вот почему я повторяю: он не мог…

– А ведь вы врете, Жанна Леонидовна. Помните нашу первую встречу, когда я рассматривал фотографию в кабинете, а Леня подслушивал? Вы заметили с обидой: «Рождество – семейный праздник, который я почему-то должна проводить в одиночестве».

– Я имела в виду – без мужа. И Леня вскоре сбежал в компанию…

– Без мужа и без брата. У Марка на самом деле нет алиби. На той роковой фотографии крутой бизнесмен в красном пиджаке. Красный кейс, вы помните?.. Красные перчатки.

– Да, это его стиль – слегка экстравагантный, правда, но это не криминал.

– Красная рука промелькнула в эркере у Пчелкиных на фоне зелени. На другой день после убийства Марины.

– Зачем вы меня пугаете?

– Это видел Серж. А я – петлю из собственного шарфа.

– Что?.. – Голос Жанны прервался, взметнулось пламя зажигалки.

– Нельзя курить. Он может почувствовать и не войти.

– Да кто? – закричала Жанна. – Про кого вы говорите?

– Тихо. Кто… старик, святой Грааль… определений много.

– Ни одно из них не подходит к моему брату.

– Дракончик из Зеленого Камня подходит? Камень, по преданию, выпал из короны Люцифера – Светоносного ангела, восставшего против Творца.

Валентин почувствовал, что пальцы его совсем закоченели в ледяном потоке, встал, закрыл дверь на кухню, обернулся: крадущаяся в прихожую тень. Догнал, загородил дорогу.

– Вы отсюда не выйдете до его прихода, иначе спугнете…

– Мне страшно.

– А оккультизмом заниматься было не страшно?

– Да, я! Я закрутила это чертово колесо, но мои действия неподсудны. – Жанна вернулась, села, бормоча: – Тут неподсудны, там будет ад, но я не желала никому смерти, не желала подсунуть ей брата.

– «Дракончик» – так Алеша назвал своего врага.

– Когда?

– После доноса вашего мужа о шашнях Марины и Марка.

– Вам назвал?

– Жанна, очнитесь. Они пили в театральном буфете со стариком костюмером…

– Старик! – воскликнула Жанна.

– Тихо! Это не тот старик… – Валентин вдруг замолчал, испугавшись некоего «озарения» – провиденциальной вспышки сознания. «Она такая же сумасшедшая, как брат ее, и на меня действует…» – Помолчите! – прервал бессвязный лепет, вскочил, вышел на крыльцо.

Неужели разгадка так проста… разгадка внутри кладбищенской оградки, где камень… Проста? Так чудовищна, безумна! Постой, у тебя бред, Борис и Даша не могли так ошибиться! Ошибиться? Они оба дали заведомо ложные, преступные показания… лжесвидетели – вот кто они!

Валентин оперся о перильце, голова кружилась в свете открывающихся перспектив, мрачных, как этот закат в Зеленом Камне – последняя багряная полоса догорала за озером, прозрачный осколок луны криво висел над богадельней, где обозначенная редкими огоньками еще теплилась жизнь.

А где мертвые… в еловом лесу за шоссе? Под зеркальной белизной озера? Или в доме с дракончиком? «Почему я сказал „мертвые“? – ужаснулся Валентин. – Если моя парадоксальная догадка – истина, то она должна быть жива, она соучастница, Серж был прав…»

Быстрыми шагами он прошел в дом, сел за столик напротив недвижной фигуры в черном.

– Вы боитесь мертвых?

Валентин вздрогнул – этот вопрос он собирался задать ей.

– Раньше не боялся.

– А теперь?

– Не боюсь, но… На погребении Марины мне было очень не по себе. Всего лишь подсознательное предчувствие, которое разрешилось сегодня.

– Сегодня?

– Только что. Кажется, я догадался о ее «страшной тайне», о которой она намекнула сестре. И вот – все сходится.

– Вы знаете, кто старик?

– Как кто? Враг Алеши – дракончик. Теперь его можно назвать по имени.

И она промолчала, побоялась уточнить.

– Жанна, а вы боитесь? Вообще женщины боятся мертвого тела, как вы думаете?

– Я боюсь не тела, а духа. Возмездие ждет… там, на кладбище. – Все-таки не выдержала и спросила жадно: – Кто убийца? Почему вы молчите?

– Надеюсь, скоро мы его увидим. Паспорт ведь у вас? Зверь затравлен, ему некуда деваться, приползет в нору.

– Марк? Или… Серж? А может, мальчишка-охранник? Вы ведь знаете, что Митя приходил в больницу к Марине.

– Да, его видела Даша. Я вас отпускаю, можете идти.

– Ах, вон оно что! Младшая сестра… Я не уйду, это мой дом.

– Да, это ваш дом.

И в грянувшей тишине померещился вдруг голос – то ли стон, то ли придушенный вскрик пронесся протяжно в зыбкой тьме.

Валентин схватил Жанну за руку, выдернул из кресла и увлек в кромешный угол к камину, за белевшую в потемках французскую кушетку.

– Молчание! – прошептал. – У него может быть оружие.

Абсолютно ледяное молчание, ни шороха, ни звука, ни шагов. Жанна дрожала нервной дрожью, прижимаясь к «сыщику». Прошли краткие (долгие) мгновения.

– Но ведь кто-то вскрикнул? – пробормотал Валентин. – Голос в ночи…

– Неужели вы не поняли? – зашипела Жанна. – Я боюсь духа… Это нечеловеческий голос, подземный.

«Даша говорила то же самое, – пронеслась смятенная мысль, – искаженный, нечеловеческий, из-под земли…»

Жанна внезапно ускользнула из его рук, пронеслась по комнате бесшумной тенью летучей мыши. Он бросился к окну, отогнул портьеру: она пробежала в том же судорожном ритме по двору и исчезла за кованой калиткой. Вернуть! Женщина подвергается опасности смертельной… Однако внезапное томление охватило его, дикий упадок сил.

Какое-то время (то ли час, то ли секунды) он так и стоял у окна, бессмысленно созерцая лютую ночь, зиявшую слабыми еще звездами над безлюдным Зеленым Камнем, упавшим в запредельные времена на среднерусскую равнину из разверзшихся небес. Зачем здесь, в «скудной природе, бедных селеньях» воцарился тот падший символ? И где он, где убийца, выдавший себя криком? Или стоном?

Вдруг ее последнее слово (ее и Даши) – «подземный», «из-под земли» – вернуло его в реальность, не менее странную и страшную, чем заговорившая легенда. «Я совсем потерял разум, между тем в таком богатом, основательном загородном доме должен быть подвал!»

Валентин прошел на кухню, зажег свет, встал на колени, пронзительно вглядываясь в узор линолеума (под мрамор). Предположение оправдалось – вот и кольцо люка. Помедлив, он рывком откинул крышку, смутный свет проник внутрь, в подземное пространство, где на бетонном полу лежали юные мертвые жених и невеста.

Не помня себя, он сорвался вниз по лесенке, приник к ее сердцу – заледенело, как и руки, лицо! – поцеловал застывшие губы, вкладывая в этот поцелуй всю жизнь свою. И невеста будто бы отозвалась – иль ему почудилось? – легким, почти неразличимым вздохом – иль это его дух бился на пределе?.. Он нашарил подземный выключатель – синий сильный свет зажег недвижные и нетронутые в ледяной атмосфере лица, кровь… Немного крови – оба убиты выстрелами в грудь, должно быть в сердце.

Борис уже давно окоченел, а Даша… Вернувшееся (как обычно, в экстремальные моменты) хладнокровие подсказывало: не померещилось ее прерывистое дыхание, надо действовать.

Телефона в доме нет (Валентин отметил еще раньше), он подхватил невесомое тело на руки и побрел (ему казалось, побежал), огибая лес и озеро, к богадельне. Мучительные его сомнения разрешились на середине пути: она вдруг простонала диким пронзительным воплем, который донесся до них тогда из-под земли.

– Ее не добили, – сказал он девушке на вахте.

Она ахнула.

– Доктора срочно!

– Вам везет! (Он и сам знал, что ему несказанно, незаслуженно везет!) Сегодня «больничный день», – и крикнула на весь белый свет (в зеленый безлюдный коридор): – Валерий Иванович! Тут раненая!

«Сад иллюзии и извращения»

Странная местность. Осколок луны накалился желтым свечением, звездный блеск постепенно усиливался – а все вместе создавало зачарованный ландшафт, где каждое еловое деревце словно оживало – друг или враг… тени, тени, бесноватые, играющие в горелки… Однако помни: в мистической будто бы отрешенности существует вполне материальный пистолет.

Валентин бежал по тропке между озером и лесной опушкой, надеясь опередить… Уходя с драгоценной своей ношей, он сообразил выключить верхний свет и захлопнуть наружную дверь, но внутри… люк поднят, подвал освещен, из выбитого окна льет ледяной поток… «Дракончик» сразу сбежит и скроется, быть может, навсегда. «Сообщите в органы!» – спохватился старичок доктор на прощание. – «Обязательно!»

Успеется. Шумно подъедут, поднимут хай на все село и спугнут. «Только поэтому я не позвонил?.. – Валентин замедлил шаг, остановился. – Только поэтому?..» И по тошнотворному ощущению мути, поднимающейся из глубины души, осознал: «Я хочу его сам уничтожить!» И услышал скрип подошв по взвизгивающему снегу, разносящийся далеко окрест, поднимающийся ввысь к лунному осколку… И замер за пушистой заснеженной елочкой.

Шаги приближались по шоссе, показался высокий человек в темном долгополом пальто, длинные седые волосы и лицо осветил лунный луч. Знакомое лицо.

Валентин крался по параллельной тропке меж редеющими елками. Догадка подтвердилась, однако удовлетворения не возникало – сковывал психологический шок, попросту, по-житейски: ну кто бы мог подумать?.. Сейчас не думать надо, а исхитриться изъять оружие.

Между тем каменные «дворцы» надвигались, они вошли в нежилое местечко – ни село, ни город. Валентин с самого начала попал в такт скрипящим шагам, а «дракончик» ни разу не оглянулся. Наконец подошли к дому Казанского, тот вошел в калитку, «сыщик», уже не скрываясь, бросился за ним, набросился, скрутил руки – упал и покатился по снегу седой парик, как отрубленная голова, – но противник вывернулся ужом, отскочил к крыльцу.

– А, это вы! – крикнул, вглядываясь, и выхватил из кармана пистолет.

Валентин, в свою очередь, наставил на него газовый, в горячке понадеясь «на авось».

Раздался выстрел, «сыщик» метнулся за ограду. Пауза. Голос – тот самый, искаженный, нечеловеческий:

– Что ж вы не стреляете?

– Нам надо поговорить. Может, договоримся?

– Вряд ли. А поговорить… что ж, можно напоследок. Прошу!

Дверь распахнулась. Валентин прошел по двору под прицелом, на крыльцо (дуло уперлось в спину), в ту комнату, почему-то (машинально) зажег ту свечу от зажигалки. Мрак слегка отступил в углы и каминный зев; изломанные тени «сыщика» и убийцы взметнулись по полу, по стенам, потолку и наконец замерли – каждая в своем уголке.

– Ну, говорите. Я вас слушаю.

– Мне хотелось бы послушать вас.

«Дракончик» поиграл пистолетом Макарова в руке.

– Какое вам, собственно, дело до меня? Вы же человек посторонний, помню вас на бульваре.

– А я вас не заметил, хотя почувствовал ее страх. Она со мной заговорила.

– Я с ними, с подонками, рассчитался.

– Вы убили троих…

– Разве троих?

– Дашу не добили. Рука дрогнула?

– Не помню. Может быть.

– А врага своего помните?

– Говорю же: всех своих врагов я… Вы остались.

– А «дракончик»? Сдается мне, что вы говорили костюмеру про себя самого, Алексей Васильевич.

Он засмеялся, однако карие, почти черные, глаза, напротив, озаренные Классическим светом, не выражали никаких чувств – пустые провалы глазниц.

– Ну, тогда я пошутил. Я еще не знал, на что способен.

– Вы не побоялись прийти на его погребение.

– Я ничего не боюсь, – ответил Алеша высокомерно.

– Марина вас узнала на кладбище.

– Она – предатель.

– Но она не могла сжечь труп, потому что попала в больницу. Кстати, из-за вас.

– После похорон!

– Нет – до. Ее отпустили на похороны мужа. Марина была вашей верной союзницей. Только уже в агонии попыталась сказать, назвать… «…убил Алешу» – послышалось мне, ведь накануне я присутствовал на ваших сороковинах. «Меня убил Алеша», – вот что, должно быть, она пыталась выговорить.

– Да черт с вами со всеми! – Алеша поднял пистолет.

– Я ведь могу опередить вас. – Валентин все надеялся, что в потемках его оружие можно принять за убойное. А парализовать противника не надеялся – у того прямо звериные реакции… Так рационально оправдывал игрок свою иррациональную жажду риска, наслаждение «ходить по краю»: кто кого!

Тот спросил хладнокровно:

– Кто вы такой?

– Игрок. Заинтересовался этим делом из спортивного интереса. Вы обещали рассказать.

– Обещал? – Он взглянул странно – застывший, заторможенный взгляд, и «сыщик» понял, что Алеша, «нищий идеалист», «прекраснодушный провинциал», был явно на грани (или уже перешел грань) душевного раздвоения.

– Преступления настолько необычны, – сыграем на тщеславных струнах, – что вы просто обязаны…

– Да, высказаться надо. Но фрагменты этого спектакля как-то мешаются в голове.

– Я вам помогу.

– Но при одном условии. После моей исповеди один из нас отсюда живым не уйдет.

– Согласен. Двадцать восьмого ноября в театр позвонил ваш старый друг: Марочка и «дракончик» отбывают вечером в Америку. Вы выпили с костюмером коньяку в буфете, и гардеробщик заметил ваши метания в вестибюле. Вы уехали на Смоляную без верхней одежды?

– Непредумышленно, в припадке бешенства. Она смела все отрицать, но когда я обозвал свою женушку соответствующим ее поведению словечком, вдруг оскорбилась: «Да, уеду! Он, в отличие от тебя, настоящий мужчина!» Мне казалось, я ее убил.

– Фаянсовой вазой.

– Что под руку подвернулось… Ни пульса как будто, ни дыхания – не разобрался с испугу, тогда я еще трепетал и боялся. Но мне нужен был он! Старого дружка своего я узнал по телефону (да и кто еще на такие трюки способен?), звоню ему домой, Жанна отвечает. А я голос изменил…

– То есть вы уже задумали убийство?

– Да я ж думал, что убил ее, скрываться надо, но напоследок… В общем, эта одержимая духами доложила: и муж, и брат в «Страстоцвете». Я выскочил во двор к машине и по внезапному холоду понял, что бегаю раздетым. Ну, поехал в театр, послал Гаврилу куда подальше, оделся.

– В шесть часов вы подъехали к «Страстоцвету»?

– Подъезжаю. По ступенькам спускается «настоящий мужчина» с красным кейсом. Я сработал правой, всю силу вложил, он упал, кейс раскрылся.

– И вы увидели много-много долларов.

– Да, ослепительное зрелище. Я захлопнул кейс, хотел вырвать – шиш! Мертвая хватка. Человек без сознания, а за денежки держится. Ну, запихнул его в машину и рванул на предельной скорости.

– Вы не видели Борю?

– Нет, к сожалению. Все бы обернулось, наверно, по-другому… А, что теперь сожалеть! Куда-то я мчался, сообразил – Устьинский мост. Съехал вниз… темно, тихо. Горячка отпустила меня – и тут закралась в голову фантастическая идея. Я ведь был уверен, что на мне убийство жены. Добить ублюдка, забрать доллары… но дальше? Ведь меня объявят в розыск.

– Дальше в Америку. Ведь паспорт и виза были при нем?

– А деньги? Как бы я провез доллары?

– За взятку у нас теперь…

– Да ведь чертами лица мы на редкость непохожи (вот волосы темные и карие глаза, да). Непохожи, а купить грим, парик – не успеваю на рейс. В общем, эти заграничные мечты я пока оставил и решил, так сказать, уйти в небытие. Обреченный любовник начал подавать признаки жизни, я добил его гаечным ключом, до неузнаваемости изуродовал лицо, обменял одежду, стер свои отпечатки и сбагрил труп в воду.

– Он был еще жив.

– Не важно!

– У парапета произошла борьба?

– Я попозже имитировал, потоптался в его сапогах, постарался его следы оставить. Вдруг вижу: мой ключ на тротуаре валяется, видно, выпал из куртки, когда я тело поднимал. Чисто машинально сунул в карман пальто.

– И все же на что вы надеялись? Существует процедура опознания трупа.

– На Дашу – она должна была опознать.

– И она согласилась бы помочь человеку, убившему ее сестру?.. А, вы придумали…

– Придумал, все продумал, пока бизнесмен пребывал в обмороке. Он – понимаете, он! – убил Марину, а я всего лишь отомстил за нее. В эту версию девочка поверила бы, она мне всегда безоговорочно доверяла.

– За это впоследствии вы ее и…

– Да ведь рука-то дрогнула! – Алеша расхохотался и прикурил от свечки (ни на мгновение, однако, не выпуская пистолет из правой руки). – Итак, дело сделано, я свободный человек с деньгами и документами.

– А Боря? Когда подключился Боря?

– Тогда же, только я об этом не подозревал.

– Он видел, как вы убиваете…

– Нет, нет, все гораздо фантастичнее. Но – потом. Я, конечно, сразу позвонил домой договориться с Дашей. Однако ответила мне ожившая жена.

– Даша, придя из института, услышала только последние слова сестры: «Запомни Зеленый Камень».

– Да, мы быстро договорились, я начал прямо с долларов – по-честному: пополам. За это она обещала «опознать» меня, дала здешний адрес: дом с дракончиком. Символично, правда? Ключи я, естественно, позаимствовал. И назначила встречу в метро.

– Она вас боялась.

– Надо думать. Я купил хозяйственную сумку (у бизнесмена в карманах обнаружилось пятьсот «законных» долларов и двести пятьдесят тыщ наших), честно переложил половину денег.

– И парик с гримом купили?

– Это позже, пришлось действовать.

– А почему именно такой образ – старик?

– Легче всего загримироваться и безопасней… кто на пенсионера подумает? Я вас запутал, признайтесь.

– Запутали. Но тогда в метро вы явились в своем истинном обличье?

– Так труп еще не всплыл. Не могу об этом вспоминать!

– Об убийстве?

– Да ну. О встрече в метро. Невыносимо, непостижимо! Я неудачник.

– Для меня непостижима Манон Леско! – вырвалось у Валентина.

– Как?.. О, верный образ, вы поняли. Натура чувственная, умеет любить без оглядки, да! Но папочкина струя, так сказать – деньги. Будь они прокляты! Я их не люблю, честно.

– Хладнокровнее надо к ним относиться. А вы боитесь, ненавидите – обратная сторона любви.

– А, ладно. Я отдал ей сумку, она впорхнула в подскочившую электричку, я двинулся на выход, хлынула толпа, кто-то вырвал у меня кейс и исчез за аркой… Я бросился в толпу, некий мужчина бежал впереди с кейсом… за ним, на эскалатор… Оказалось, кейс не тот, и не красный, а коричневый! Мы чуть не сцепились, но я опомнился, выбежал на улицу… Нет, не опомнился, а, наоборот – обезумел. Между «комками» стоит Даша. Я подкрался.

– Вы подумали: кейс у нее?

– Ну конечно! Нет, у нее в руках ничего не было. И вдруг я окликнул ее.

– Вы произнесли: «Дракончик!»

– Серьезно?

– Может, в шутку? Напугать?

– Не помню. Помню, что я окликнул ее.

– Так зачем?

– Я подумал… помешался на мгновение.

– Не на мгновение! – опять невольно вырвалось у Валентина. – Вы присвоили себе его имя.

– По-вашему, я сумасшедший?

– Вы на пределе.

– Это да, – охотно согласился убийца. – О чем я? Да, кейса не было, и я окликнул… на секунду в голове смешалось, что мне нужна помощь. Ну, тот первый вариант сработал. Конечно, я сразу сбежал, уверенный, что Манон Леско разыграла эту невероятную комбинацию с кражей моей доли.

– О Борисе вы не подумали?

– Я ж его не видел. Может, я зря ее убил?.. Но меня взбесило… не мог же я стерпеть – нельзя всю жизнь терпеть, терпеть! – что меня обвели вокруг пальца. Я должен победить, понимаете? Но сначала надо было дождаться опознания трупа.

– Вас опознали Даша и Боря.

– Серьезно? Нет, с Борей понятно… а Даша… Значит, я зря ее убил?

– Она жива.

– А, ладно. Я купил парик, грим (ну, тут я спец) и притаился в доме с дракончиком, здесь консервы и чай – целые запасы. Через три дня звоню домой (голос изменил, конечно – якобы из музея интересуются), Даша отвечает: Алеша убит, тело опознано, пятого декабря похороны.

– Даша ошиблась, да? Она не могла смотреть на мертвых после смерти отца. Боря, конечно, подыграл.

– Ага. Им одежду показали, документы, лицо изуродовано всмятку, туловище раздуто, и кольцо обручальное со своеобразной резьбой, старинное. Это я в последний момент спохватился, подарил покойнику.

– А ваш бритвенный прибор?

– О чем вы?

– По просьбе Марины (она паниковала и переигрывала), прибор отвез Серж в органы. На нем обнаружились отпечатки пальцев убитого. Он был на Смоляной двадцать восьмого ноября (подслушанная Сержем фраза по телефону: «Мы же утром договорились»). Насчет Америки, ясно?

– Ну и что?

– Выходит, он у вас дома побрился?

– Эта сладострастная женщина…

– Она мертва. Точно – побрился, здесь, должно быть, не успел. Марина вспомнила и подставила великолепную улику. Ведь она с ума сходила, что лежит в больнице и за нее действуют близкие. Вот почему я и говорю: Манон Леско была вашей верной союзницей.

– Была, не была… Что теперь? – Алеша задумался. – Я любил ее, но еще в молодости предчувствовал… Помните? «Мне дело – измена, мне имя – Марина, я – бренная пена морская».

По выстуженной комнате словно сквознячок прошел… не здешний, из выбитого окна, а другой, «инфернальный», так сказать. Случаются совпадения – как знаки судьбы. «Кавалер де Грие, напрасно вы мечтаете о прекрасной, самовластной, в себе не властной сладострастной своей Манон». Чтоб разрушить «мистическое молчание» (как тут не вспомнить Жанну?), сыщик и убийца одновременно закурили, сблизившись лицами в золотом отблеске свечи.