Текст книги "Запертые двери (СИ)"
Автор книги: Игорь Бер М.
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)
– А ничего-о! – уже во весь свой дикий смеющийся голос прокричало существо под кроватью. – Пу-уска-ай слу-ушае-ет!
И тут же раздался противный смех обеих тварей, а кровать под Джимом задрожала и пошла ходуном. Джим не выдержал и заорал что есть сил.
Гонимый страхом, он вскочил с кровати на пол, готовый бежать сломя голову, и сразу же ощутил холодную хватку цыплячьей лапки на своей щиколотки. Джим дернул ногой и поспешил к двери. С первой попытки ему не удалось ее открыть, но поняв, что тянет в другую сторону, Джим потянул дверь на себя и выбежал в коридор, свернув направо. Вскоре он признал свою ошибку – так как свернул не туда и теперь приближался не к лестнице, а к двери в комнату его отца. Быстро развернувшись, он поспешил в нужном направлении. В свою комнату он даже не заглянул, но судя по смеху, твари до сих пор прибывали в ней.
Из-за кромешной тьмы, Джим не увидел, где начинается лестница (хотя, в данной ситуации, он, скорее всего бы не увидел ее начала даже при дневном свете) и чуть было не покатился кубарем вниз, точно также как когда-то и его мать. Спасла его быстрая реакция, которая позволила руке вовремя схватиться за перила.
Прыгая через ступени, Джим думал о том, как его мать также как и он сейчас убегала от тварей живущих под кроватью и травящих друг другу жуткие истории, а затем, потеряв равновесие, полетела вниз, ломая при этом себе позвоночник и ребра.
Но это видение быстро покинуло его – главной целью на данный момент был побег из этого дома. А за его спиной, прерывисто дыша, кто-то (что-то) гнался за ним, быстро перебирая тонкими лапками.
Однажды, когда он еще учился в школе при приюте сирот и детей, чьи родители были лишены родительских прав, за ним гналась немецкая овчарка, когда он и еще два парня решили забраться на охраняемую территорию, что располагалась рядом с приютом. Тогда Джим улепетывал от нее изо всех сил своих ног и выносливости, пока не подвернулась высокое дерево, на которое он успел забраться и все же собаке удалось потрепать его штанину. Тогда он думал, что большего страха и выброса адреналина просто не бывает.
Теперь он знал, что ошибался.
Джим перепрыгивал через две, а то и три ступени, чудом оставаясь на ногах. Когда ступени окончились и он продолжил бег по ровному полу, Джим понял, что не видит ничего и где находиться дверь – помнит приблизительно. Но, откуда-то спереди доносились голоса, один из которых принадлежал без всяких сомнений Уолтеру Кэмпбеллу и он, как самолет идущий на посадку и ориентирующийся по огням посадочной полосы, побежал на эти голоса.
Он бежал изо всех сил, а потому даже если он и заметил шкаф, то все равно бы не успел остановиться.
Звук раздробленного носа раздался очень громко, отзываясь эхом в висках. Боль была неимоверной, словно ему со всего маху ударили лопатой по лицу, при этом выбив и два передних зуба, разбив верхнюю губу и правую бровь. Кровь заполнила раны и потекла вниз по переносице, щекам, подбородку, стекая тонкими ручейками на пол.
От сильного удара, шкаф не устоял и повалился на пол, а Джим навалился на него.
Еще толком не прейдя в себя, он начал смеяться. Паника его отпустила, уступив место отчаянью и разочарованию. Они его обманули. Перехитрили. Поставили шкаф между лестницей и дверью, зная, что другого выхода из дома не было. И вот теперь, также, как до этого, они заслонили окно, закрыли и проход к двери, переместив шкаф.
Он продолжал смеяться, переворачиваясь на спину, продолжая лежать на массивном шкафу. Джим смеялся, наблюдая как из разных частей дома, к нему приближаются темные карликовые силуэты с горящими красными глазами. Им было мало убить его родителей, они хотели заполучить и его. Джим смеялся, а кровь из разбитого носа стекала ему в глотку, от чего к смеху прибавились и булькающие звуки. Его разум не смог справиться с происходящим вокруг и начал сдавать свои позиции, от чего Джим ступил на край пропасти безумия.
Смех перешел в крик ужаса лиши когда, темные силуэту существ обступили его и потянули свои руки к его ногам, бедрам, плечам, шее...
И на грани сумасшествия, остатки разума рисовали ему картину, которая могла бы произойти спустя сутки:
Когда, за полчаса до рассвета, дом вновь «уснет» после пробуждения от восемнадцатилетней спячки, он так и будет лежать на этом шкафу
и
найдут его лишь, когда его тело остынет и окоченеет.
– Ни и дела, – вздохнет шериф Макмиллан, поправляя свой ремень
и
натирая бляху рукавом рубахи. – Еще один Роквелл нашел свое упокоение в этом доме.
Доктор Кален, давнишний знакомый их семьи, склониться над его трупом, укажет фотографу еще одну часть тела, которое следовало бы сфотографировать, после чего коротко кивнет констеблю, добавив:
– Я бы не назвал это упокоением. – Затем, он поднимется с корточек
и
отвернется от окровавленного лица Джима. – Понадобиться экспертиза, но по-моему он умер от асфиксии. Скорее
всего,
захлебнулся в собственной крови.
– Доктор почешет переносицу
и
поправит съехавшие с узкого носа очки в тонкой оправе. – Я не удивлюсь, если узнаю, что молодой Роквелл находился на учете у психиатра. Похоже
и
менно психическое расстройство сыграло главную роль в его трагической гибели.
– А что, психоз передается по наследству? – удивиться шериф
и
коротко взглянет на то, как его помощники накроют его тело белой простыней.
– Я знаю этого мальчишку с детства, – произнесет доктор Кален, отходя в сторону, давая путь людям в халатах
,
вынести тело на носилках на улицу к машине скорой
помощи
.
– И столько сколько он пережил за десять лет, мало кто переживает за всю свою жизнь. А если и переживает, то глупо ждать от них здравия ума. Тоже самое произошло и с ним. Призраки прошлого заставили его вернуться обратно в этот дом, спустя восемнадцать лет. Но ему не удалось их одолеть, в панике он побежал прочь из дома и наткнулся на шкаф, который сам же и поставил перед дверью, похоже боясь, что кто-то проберется за ним в дом.
Такая перспектива совсем не понравилась Джиму. Собрав остатки разума, он снова перевернулся на живот и начал откашливать кровь, чей солоноватый вкус вызывал отвращение у рецепторов на языке.
Вокруг него никого не было, только он сам и окружающие его неодушевленные предметы. И только со второго этажа доносились высокие дикие смешки, хотя Джим сомневался в их реальности.
Он неуклюже поднялся на ноги и, дрожа всем телом, побрел в темноте к двери, сдерживая с трудом смех, в который проникли нотки безумия.
7.
Тим присел рядом с Сьюзен и опустил руку на ее дрожащие плечи. По-прежнему прикрывая заплаканное лицо ладонями и прижимаясь спиной к стене, она отдернула в сторону плечо, от чего его рука соскользнула вниз.
– Сьюзен...
– Уйди, Тим. Оставь меня в покое!
Тим не стал вновь дотрагиваться до нее, но и не отошел в сторону, оставшись сидеть рядом с ней, опустив голову. Из-за наморщенного лба, казалось, он думал о чем-то важном.
Майк смотрел на них с полуоткрытым ртом, не зная, что делать – подойти и ему и сказать что-нибудь веселое и ободряющее или просто оставаться на месте и стараться казаться незаметным? Он предпочел второй вариант, и теперь ему ничего не оставалось делать, как просто смотреть на плачущую девушку и на расстроенного друга.
Ну, с другой стороны, от него никто и не ждал помощи или успокоительных слов. Кроме Тима, в эту минуту никто бы не смог успокоить Сьюзен. Разве что Уолтер, хотя после его прощальных слов, сей факт ставился под сомнение.
Внезапно, Тим поднял голову и сунул руку в карман джинсов, достав оттуда фотографию, которую ему подарил бармен.
– Сьюзен..., – вновь обратился он к ней, но она ему не ответила. И тогда Тим начал читать вслух четверостишье настолько странное и пугающее, что у Майка и Мэри побежали мурашки по всему телу.
Сьюзен опустила руки и повернула к нему свое заплаканное, но как прежде, прекрасное лицо. Тим замолчал, вытянув вперед фотографию. Когда он вновь заговорил, Майк и Мэри решили, что он говорит нечто лишенное смысла от самого начала до конца.
– Этой фотографии больше шестидесяти лет. И я уверен, что на ней запечатлена ты. Скорее всего фотографом был я и сделал ее за день до призыва в армию США. Возможно, это было сразу после Перл-Харбора, а может в начале открытия Второго Фронта. По изображению ясно видно, что ты не хотела, чтобы я покидал тебя, – Тим улыбнулся, сжимая в побелевших пальцах карточку. – И я тебя пытался успокоить и заверить, что это только на один год, после чего мы поженимся. Но ты была непреклонна. Но я не смог сдержать свое обещание.
Все, кроме Сьюзен, смотрели на него с подозрением – уж слишком его слова напоминали бред сумасшедшего.
– Мы больше не встретились. – Тим приподнял голову и взглянул в потолок. На его глазах появились слезы. Сьюзен зачаровано глядела на него, не замечая на своих щеках слез, все еще хранящих память об Уолтере, а может это уже были другие слезы. – Ты меня ждала даже когда получила телеграмму извещающую о моей смерти. А перестала ждать лишь когда войне подошел конец, поняв что чудо не произойдет.
Спустя какое-то время ты уехала из Нью-Мехико и поселилась здесь... в Лайлэнде. – Когда он опустил взгляд, слезы уже катились из его глаз. – Ты умерла здесь. Тебя убило это проклятое место. Возможно, оно пришло к тебе в моем обличие.
Мэри вскрикнула и прикрыла ладонями рот. После всего здесь увиденного, воспоминания о прошлой жизни не казались столь дикими и неправдоподобными. Во все сказанное, Тим, безусловно, верил и эта вера начала передаваться и Мэри. По лицу же Сьюзен, можно было сказать, что она все это знала, но забыла и только сейчас начала вспоминать.
– Не знаю, может Судьба или Господь, вновь соединил нас. И соединил в этом месте. Подарил нам еще один шанс. И в этот раз я не собираюсь его упускать.
Майк же, в это время, все отчетливее понимал, что разум его друга пошел в разнос. Он не видел в этом отеле ничего сверхъестественного и в реинкарнацию душ или существование судьбы не собирался верить. Конечно, в этом городе было что-то странное, но темные силы здесь были не причем. Скорее всего, дело было в силе культа местных легенд, в которую верили многие местные жители. И эта паранойя, похоже имела способность передаваться от одного человека к другому. Возможно, даже кто-то из работников отеля подмешивал что-то в еду или воду, способное вызывать галлюцинации. В доказательства этой версии было и его видение, а также его плохое самочувствие и усталость, которая явно была не связана с долгим занятием сексом.
Ему хотелось положить всему конец и выдвинуть свою версию происходящего, когда дверь номера 203 медленно открылась, и на пороге появился Джим Роквелл с залитым кровью лицом, которая полностью скрыла синяк, полученный им в драке. Он с трудом сдерживал свой дикий смех, который выдавал в нем истинного безумца.
8.
Полусвет в комнате 205 померк, унося в темноту человека очень похожего на отца Мелинды Мерцер. Но этот незнакомец не был ее отцом, Мелл была в этом уверена. Он даже не был человеком. Но, как такое могло быть? Откуда в повседневной реальности взяться персонажу фильмов ужасов?
Мелинда не имела на свои вопросы ответов, а потому просто стояла у двери и не могла пошевелиться от страха, в то время как лже-Мерцер продолжал курить сигарету и слушать оркестровые аккорды.
Она боялась не только самого гостя, но и его вопросов. Не потому что они были отчасти бессмысленными, непонятными по сути, а кое-где и провокационными, а потому что с каждым его словом, ей становилось все хуже и хуже. Ноги Мелл дрожали, но теперь ей казалось, что эта дрожь вызвана не страхом, а чем-то иным. Чем-то более неприятным.
– Знаешь, что мне нравиться в тебе, Мелл?
Мелл боялась ответить, на его вопрос, а еще больше боялась промолчать. Этот загадочный субъект не был тем, над кем можно было подшутить, проигнорировать и тем более, не хотелось его злить. А потому, набравшись храбрости, она ответила, что не знает.
– То, что тебе всегда чего-то не хватает. У тебя есть практически все, но тебе хочется чего-то еще. И это не значит, что вещь, которой обладает некто другой, тебе сильно нужна. Тебе просто хочется, чтобы этот кто-то лишился своей вещи. И ты идешь и забираешь ее. Не важно – выбросишь ты ее сразу или же через неделю. Главное что она не принадлежит больше своему бывшему владельцу. И ради не нужной тебе в принципе вещи, ты можешь пойти на ужасные поступки.
Аккорды симфонической музыки стихли и кончик сигареты замер после долгих минут скачков по сторонам. После короткой тишины, в комнате заиграла новая мелодия.
– О, – протянул "Эдгар Лоренс Мерцер". – Людвиг ванн Бетховен. Ода к радости. Шикарнейшая вещь. Меломания была всегда моей единственной слабой стороной, – и резко, переходя от одной темы к другой, незнакомец спросил: – Так признайся же, Мелл, мне и себе, здесь и сейчас – на самом ли деле тебе нужен этот Кэмпбелл?
Голос замолчал и теперь опустевшее пространство заняла лишь симфоническая музыка и хотя Мелл не видела сидящего в кресле субъекта, она могла поклясться, что он глядел на нее с приподнятыми бровями, в ожидании ее ответа.
"Не стоит заставлять его долго ждать" прозвучал голос в ее голове. Мелл пару раз откашлялась, избавляясь от кома, застрявшего в ее горле и уже собралась ответить, когда поняла, что не знает ответа на заданный вопрос. В другой ситуации она бы ответила не задумываясь, не осознавая, что лжет сама себе. Но "здесь и сейчас" она на самом деле, возможно впервые за много лет, задумалась над словами "своего отца".
И ответ пришел. Пришел неожиданно, также как и сам незнакомец.
– Я... я думаю, что нет. Я его не люблю и никогда не любила.
– Тогда в чем же дело?
– Я не знаю,... возможно, вы правы – я не люблю, когда пользуются "вещами", которые, как мне кажется, могут принадлежать только мне.
– И нет, на самом деле, никакой видимой причины, чтобы ненавидеть Сьюзен Робертс?
– Думаю, нет.
– Но, ты ее ненавидишь и желаешь ей плохого.
– Да.
– Почему?
Снова тупиковый вопрос. Она просто ее ненавидела. От части, потому что Уолтер бросил ее ради Сьюзен. Или потому что она была очень даже хороша собой. Но было еще кое-что. Архи – аргумент.
– Ее все любят, что парни, что девчонки. С ней хотят просто дружить, а мне даже улыбаются фальшиво. Моя привлекательность всегда стояла на втором плане, когда кто-то из парней хотел со мной познакомиться. Всех, в главную очередь интересовали деньги моего отца. Для них я всегда была пустышкой.
Огонек поскакал вправо-влево, а вместе с ним раздались и громкие хлопки в ладоши.
– Браво, я доволен твоим ответом. Теперь я осознаю, что беседую с думающим человеком.
"Ты еще назови меня
гомо сапиенсом
раз тебе так сильно нравиться меня унижать" подумала Мелл с нарастающей злобой. Но злость быстро угасала – она все заметнее испытывала боль в суставах, усталость, отдышку, тяжесть во всем теле...
Бетховен стих, а ему на замену пришел Шопен. За окном все также шел дождь, то слабея, то набирая силу.
– Похоже, мы начали находить общий язык. Глядишь, спустя час этих милых бесед мы станем просто закадычными друзьями, у которых друг от друга нет секретов. – Незнакомец засмеялся и этот смех зазвучал тяжелым колоколом в голове Мелинды. Она подняла руку к голове, таким образом, пытаясь защититься от головной боли. Рука с трудом подчинилась ей, при этом Мелл прекрасно чувствовала, что ее бьет сильная дрожь.
– Как на счет еще одного вопроса. На мою любимую тему. Ты не против?
Мелл прижала ладонь к лицу, при этом ощутив незнакомые черты на нем. И хотя она чувствовала прикосновения своих же пальцев, казалось, она касалась лица другого человека. Отвечать на вопрос незнакомца она не торопилась, так как эти секунды ее больше заботили изменения в ее теле и состояние.
– Поговорим о страхе. Мелл, ты меня слушаешь? – спокойно как психолог во время сеанса гипноза, обратился к ней незваный гость.
– Да. Я вас слушаю.
– И чего же ты боишься, моя дорогая?
– Я, боюсь вас.
– Это приятно слышать, – судя по артикуляции сказанных слов, незнакомец явно улыбался. – Но я говорю не о сиюминутном страхе, а о том, что преследует тебя по повседневной жизни.
– Я... я не знаю, что ответить.
– Жаль, – разочаровано протянул лже-Мерцер. – А я-то думал, что мы ведем откровенный разговор. – И, как не странно, он сменил тему. По крайней мере, так решила Мелл, но это было лишь небольшое отступление.– Тебе известна история венгерской графини Батори?
– Нет.
– Я и не сомневался. Хотя, вы с ней очень похожи некими чертами. Так вот, эта особа голубых кровей тоже чего-то боялась. И боялась она не выдуманных монстров под кроватью, как один из твоих приятелей, а имела вполне рациональный страх перед приближающейся старостью. В шестнадцатом веке о пластической хирургий, конечно, ничего не слышали, не то, что в наше время. И знахари тех времен не были столь подкованы в медицине, считая лучшим средством от всех болезней – кровопускание. И вот, одна знахарка подсказала нашей героини один очень эффективный способ против увядающей молодости. Способ этот состоял в принятие ванн из крови юных девушек, желательно девственниц и желательно знатных кровей. Графиня загорелась этой идеей и с тех пор начала принимать кровавые ванны. Ради возвращения своей былой красоты она загубила сотни человеческих жизней. Очень милых, юных и невинных человеческих жизней. Но я не склонен ее осуждать – она просто боролась со своими страхами, – и это не может не восхищать. А как бы ты поступила Мелл на ее месте? На что ты способна чтобы отвратить приближение к порогу дома по имени Старость? Как остановить смерть, когда молодость убегает от тебя в течение нескольких минут?
Нижняя губа Мелл медленно поползла вниз и при каждой попытки вернуть ее на место, она сползала вниз снова, а из уголков губ потекли слюни.
– Что со мной происходит? – теперь она не смогла узнать и собственного голоса. Голос принадлежал не молодой особе, кой она являлась, а древней беззубой старухе. Она вновь приложила дрожащую ладонь к лицу, и теперь ей все стало понятно. Это все еще было ее лицо, но покрытое глубокими многочисленными морщинами. – Что вы со мной сделали?!
– Только очертил твои страхи, которыми ты не хотела со мной делиться. Что ты теперь чувствуешь, Мелл, когда знаешь, что молодость покинула тебя, забрав с собой красоту, стройность и мечты? Смерть уже дышит в затылок и нет спасения от нее. Что для тебя сейчас главное?
Молния осветила комнату и Мелл с ужасом увидела свои сухие, тонкие, располосованные сосудами руки.
– Я не хочу...
– Чего ты не хочешь, Мелл? – напирал голос и к огоньку сигареты прибавились еще два, там, где должны были быть глаза.
– Я не хочу стареть...Я не хочу умирать. – И она не удержалась и заплакала в голос. – Верните мне мою молодость. Умоляю!
– Я не могу тебе ничем помочь. Вернее не хочу. – Ее громкий плач никак не повлиял на его монотонный голос. – Но, ты можешь помочь себе сама.
– Как?
– Вспомни то, о чем я тебе рассказывал.
Сначала Мелл ничего не приходило на ум, но, к счастью, она поняла, о чем он ей пытался сказать.
– Вы имеете виду историю венгерской графини?
И хотя незнакомец ей не ответил и тьма снова не позволяла разглядеть его лицо, Мелл знала, что он ей кивнул.
– Я даже дам тебе несколько привилегий. Девственность и пол не будет иметь значения. Да и ванны тебе не придется заполнять, с последующим окунанием в них. А в остальном, действуй по рецепту старых легенд.
– Я должна их убить?
– В конце концов, жизнь не будет длиться вечно, – отпарировал страшный человек. – Но, никто не утверждает, что ее нельзя продлить. А теперь иди и оставь меня наедине с великими умами человечества.
Мелл не заставила себя долго ждать и тут же вышла из номера, хотя ее ноги категорически протестовали о быстром передвижении.
Сама не зная зачем, Мелл прикрыла за собой дверь. Ей показалось это очень важным или ей просто хотелось хоть немного отстраниться от звуков симфонической музыки и от поклонника данной музыки.
В коридоре было светло и пусто. Все те, с кем она прибыла в этот город, находились в своих номерах (Тим в это время оглядывался на дверь посередине кладбища и мечтал о спасении), а потому не могли видеть Мелл и то, во что она превратилась. Сама же Мелл могла и то, что она видела, не внушала ей оптимизма – белая маячка с короткими рукавами, которая туго обтягивала ее высокую грудь, теперь весела на ней как на первокласснице, а очертания когда-то роскошных округлостей, теперь походили на два растянутых носка, заполненных песком. Подол майки, завязанный в узелок, открывал не гладкую загорелую кожу подтянутого стройного живота, а бледную в складках, обвисшую плоть. Дряблые мышцы на руках, сейчас не могли скрыть выступающих плечевых суставов. Ей на спину спадали длинные и редкие пряди седых ломких волос. Короткая юбочка не скрывала шатких узловатых ног, больше походящих на сухие ветви.
Мелл снова заплакала, не сумев справиться со страхом, обидой и жалостью к себе. Занявшая ее место старуха не могла быть ей. Это было просто кошмарный сон и только. Это все ей снилось, а потому надо было поскорее проснуться.
"Но ведь это не сон и ты это знаешь".
Всему виной был городок с ее мэром, наделенным сверхъестественными способностями, а потому ей предстоит прожить остаток жизни (очень короткой остаток) в виде безобразной немощной старухи. Страдать от склероза, маразма и артрита, есть из ложечки каши и супы, и ходить под себя. Скорее всего, ее отец пристроит ее в дом для престарелых или для душевнобольных и подберет для нее лучшую палату и оплатит личную сиделку, чтобы она ни в чем не нуждалась, как и в годы своей молодости. Только нужды сильно изменяться – вместо дорогостоящего автомобиля, ей поднесут "судно", вместо обеда в дорогом ресторане, она получит внутривенную подкормку, а вместо ночи с молодым мускулистым парнем, она будет смотреть на отстраненное лицо санитара. Возможно, Эдгар Мерцер будет навещать ее по одному разу в месяц, и все будут принимать его за сына, а не за отца. С каждым его визитом, она будет читать на его лице все меньше жалости и все больше отвращения в свой адрес. Возможно, она будет просить в письменном виде суд об эвтаназии и в каждый раз будет получать письмо с отказом. А когда она умрет своей смертью, Э. Л. Мерцер кремирует ее тело и попытается поскорее забыть ее, также как он забыл и об ее матери. Ему не привыкать...
Плачь Мелл перешел на рыдание и она упала на пол коридора, уткнувшись лицом в ковер. Ее пальцы судорожно сжимались и разжимались, в безуспешной попытки разорвать нити ворса. Ее тело тряслось, а из глаз текли слезы большими ручьями.
Скорее всего, она бы лежала на полу и плакала, пока Тим бы не выбежал из своего номера, но в ее голове прозвучали слова незнакомца, настолько громка, что она даже вскрикнула и обернулась. Но за спиной никого не было – в коридоре по-прежнему было пусто.
Тебе известна история венгерской графини Батори?
Ее рыдания оборвались как непрочная нить. Она стерла ладонью слезы и встала на четвереньки.
Ради возвращения своей былой красоты она загубила сотни человеческих жизней. Очень милых, юных и невинных человеческих жизней.
Ее грудь все еще вздрагивала от рыданий, но в глазах появились огоньки. Когда незнакомец говорил ей эти слова, она не воспринимала их в серьез, но теперь она начала цепляться за них как за спасительную соломинку.
А как бы ты поступила Мелл на ее месте? На что ты способна чтобы отвратить приближение к порогу дома по имени Старость? Как остановить смерть, когда молодость убегает от тебя в течение нескольких минут?
На самом деле – готова она пойти на убийство, ради возвращения молодости?
– А что если это обман? Что если их смерть не вернет мне молодость? – тут же возник у нее вопрос, который дал толчок другому вопросу – Но зачем ему лгать? Ради забавы?
Нет, скорее всего, Хозяин городка говорил искренне и у нее есть на самом деле шанс вернуть себе молодость обратно. И для этого ей нужно просто принести в жертву своих друзей.
– Друзей? – переспросила она и тут же хохотнула. – Ой, дорогая, у тебя нет друзей. Они никогда не считали тебя своим другом, также как и ты их.
Да, это было то, что нужно. Правильный настрой ей был необходим. А сейчас надо было вставать и отправляться вниз, пока на ее рыдание никто не откликнулся и не вышел. Ей не хотелось предстать перед кем-либо в виде старухи одетой не по возрасту. Надо было отправиться на кухню и взять нож, а затем вернуться обратно.
Чтобы подняться ей понадобилось немало усилий. Опираясь о стену, она думала, что не сможет никого убить, не потому что ей не хватит смелость, а потому что не хватит сил. Ее нынешнее тело потеряло почти все от активности и способности к перенапряжению. Ее легко сможет обезоружить даже шестилетний ребенок. Ведь в таком виде никто бы не подступил ее и близко к себе, а если бы и подпустил, битва завершилась бы в течении десяти секунд, при чем не в ее пользу. Единственным спасением могли служить хитрость и эффект неожиданности. А потому не стоило действовать опрометчиво – надо было все обдумать и расставить по полочкам.
Мелл, шатко шагая и держась о стену, медленно направилась к лестнице. Еще полчаса назад она преодолела бы это расстояние в течение нескольких секунд. Но в нынешнем состоянии тела и духа, ей потребовалось не меньше пяти минут, при этом она пару раз с трудом удержалась от падения с лестницы, что могло привести как к быстрой смерти, так и к многочисленным переломам и тогда ее план остался бы просто несбыточной мечтой.
Мысли об уходящем драгоценном времени скреблись мерзкой дворнягой в ее голове.
"Скорее, Мелл! Ну же!"
– Иду! Делаю все, что в моих силах! – попыталась она отбиться от назойливого голоса.
Она боялась, что ее увидит кто-то из персонала отеля, но в холле никого не оказалось, что очень облегчало ей дорогу к цели.
"Но это совсем не значит, что на кухне никого не будет, прозвучала пессимистическая мысль в ее голове.
Сделав небольшую передышку, от чего ее внутренний голос, что все время ее подгонял, тут же запротестовал. Но Мелл не обращала больше на него внимание. Она обождала пока ее дыхание вновь успокоиться и только тогда снова продолжила путь. Последние две ступеньки дались ей титаническим трудом, после чего ей непреодолимо захотелось присесть, чтобы снять напряжение с ног, которые не переставали угрожать ей полным отказом.
Мелл сделала еще двадцать невыносимых шагов и упала на диван в центре холла, стоящего напротив камина. Мелинда Мерцер опустила голову на спинку и закрыла глаза. Сейчас она мечтала только о покое. Она была бы не против, если покой пришел со смертью, но это желание было слабее того, что обещало возвращения молодость. Как же ей хотелось сейчас лечь и уснуть, забыться, проспать до утра послезавтра. Но, она не могла позволить себе такой роскоши.
Она открыла глаза и уставилась на камин. Ее внимание привлек не он сам, а подставка с принадлежностями для него. Испытывая боль в спине, она оторвалась от спинки дивана и с еще более сильной болью в ногах, она вновь заняла вертикальное положение, но четыре шага до камина оказались не такими уж и мучительными, какими она себе их представляла. Обхватив обеими руками кочергу, Мелл вытащила ее из подставки. Она оказалась намного тяжелее той, что была у камина в ее доме, хотя вес их был, скорее всего, одинаков.
Мелинда Мерцер повернула кочергу концом вверх и с восхищением оглядела ее острый конец и дополнительный "коготь" около него.
– Да, это именно то, что мне нужно.
Убийство наверняка не принесет ей большого удовольствия, но ведь...
– ...красота требует жертв! – Мелл хищно улыбнулась, не переставая любоваться своим потенциальным орудием для убийств.
9.
На стенах приемного зала мэрии плясали тени. Они облизывали углы и, казалось, старались выиграть между собой игру – кто выше и быстрее доберется до потолка. Люди, сидевшие за столом, покинули свои места, разъехавшись по домам к своим женам или любовницам. Аннет Фоули сомневалась, что в эту ночь, кто-то из них сможет уснуть. Все будут ждать рассвета, а вместе с ним и новостей от шерифа. Мэр Лайлэнда, не спешила покидать свой рабочий пост. Эту ночь она хотела провести здесь – в полумраке зала, стоя у окна, по которому ручьями стекали капли дождя, вслушиваясь в резкие порывы ветра. Только здесь она чувствовала себя спокойно и в безопасности. Дом ее был в эти минуты не менее пуст, чем само здание мэрии – мужа она потеряла восемь лет назад, а детей у них не было.
Она осталась одна, совсем одна и единственным спасением для нее оставалась только работа. В ней она находила свое спасение, именно ей она отдавалась полностью, до дна. Работа и призвание, хобби и привязанность – все эти слова слились для нее в одно. Город. Причем не его жители, строения, а сам город, который она воспринимала как некое самостоятельное существо, способное показать свой характер или же снисхождение. Она была связана с ним тугими прочными нитями, отчего за всю свою жизнь Аннет Фоули еще никогда не покидала Лайлэнда. И не только потому что не хотела этого, но и потому что не могла. Стоило ей отправиться в путь, всегда происходило нечто, что заставляло ее вернуться. Один раз у нее сломалась машина у самой границы городка. Она вызвала Честера Гривза – автомеханика, по сотовому телефону и тот прибыл в течение десяти минут. Но на осмотр машины ему понадобилось не меньше часа, после чего он только пожал плечами и предложил взять ее на буксир. Как только они доехала до ее дома и Гривз снял ее с буксира, укатив обратно в автосервис, Аннет решил проверить автомобиль снова. Тот завелся без малейших проблем.
В другой раз она не смогла отправиться на конференцию в Колорадо-Спрингс из-за того, что ее мужа госпитализировали. На конференцию вместо нее поехал Моссинджер.
Тогда она еще не связывала эти совпадения воедино. Но когда ее дом загорелся, в тот самый момент, когда у нее намечалась очередная поездка, Аннет Фоули, наконец, начала задаваться вопросами. И эти вопросы привели ее к осознанию факта того, что ей не суждено было покинуть город никогда. Даже в детстве она никогда не покидала Лайлэнда, также как и ее родители, которые погибли в автокатастрофе. Ее отцу, тоже когда-то мэру города, было сорок пять, а ее матери – домохозяйке, – всего тридцать семь, когда они уехали, чтобы больше никогда не вернуться назад домой.