Текст книги "Демократия (сборник)"

Автор книги: Гор Видал

Соавторы: Джоан Дидион,Генри Адамс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 51 страниц)

«… в том, Дуайт, что никто не брал Джесси заложницей».

Дуайт Кристиан посмотрел на Инез.

«Она просто поехала туда сама», – сказала Инез.

«Я знаю это, дорогая, – голос Дуайта Кристиана смягчился. – Я просто хочу, чтобы кто-нибудь объяснил мне – почему».

Тогда-то Эдлай и сказал, что там, наверное, можно дешево затариться травкой.

Тогда-то Инез и ударила Эдлая.

Тогда-то Гарри и сказал: «не прикасайся к моему сыну».

«Но папа, – повторял Эдлай в последовавшей за этим тишине. – Но папа. Мама».

Ало ха оэ.

Билли Диллон однажды спросил меня – как я считаю, уехала ли бы Инез той ночью, если бы там не было Джека Ловетта. Поскольку человеческое поведение определяется, на мой взгляд, обстоятельствами, я без особого внимания отнеслась к этому вопросу. Ответ, конечно: нет, но ответ этот безотносителен, поскольку Джек Ловетт там был.

В ту ночь Джек Ловетт был одним из обстоятельств.

Джек Ловетт был там, а Джесси, была в Сайгоне – вот еще одно обстоятельство той ночи.

Джесси была в Сайгоне, а специалист по радарам, который, как говорили, видел ее, должен был встретиться с Джеком Ловеттом на веранде клуба «Плейбой» в Вайанаэ. Этот специалист по радарам, который то ли видел, то ли не видел Джесси, встречался с Джеком Ловеттом в Вайанаэ, а электрик, работавший на установке опытного реактора в Далате, встречался с Джеком Ловеттом в Вахиаве.

Опытный реактор в Далате был в ту ночь обстоятельством лишь в том смысле, что эту карту Джек Ловетт разыгрывал той весной.

Джек Ловетт пока что не видел возможности вывоза топлива, но он хотел знать – для будущих подсчетов, – сколько этого топлива осталось, в каком оно состоянии и для кого предназначается.

Опытный реактор в Далате был той ниточкой, за которую Джек Ловетт еще не тянул в попытках перестроить призрачный бизнес, основанный на утверждаемой необходимости оказывать постоянную помощь, – вот почему в ту пасхальную воскресную ночь 1975 года он взял Инез сперва на встречу со специалистом по радарам на веранду клуба «Плейбой» в Вайанаэ, а затем – за перевал Колэколэ на встречу с электриком в баре «Веселый разговор» в Вахиаве.

В круглосуточный «Веселый разговор» в Вахиаве.

В «Веселом разговоре» в Вахиаве, что расположен по другую сторону моста, напротив шофилдских казарм.

Где Инез стояла повернувшись спиной к музыкальному ящику и обнимала Джека Ловетта.

Где группа «Мамаз энд Папаз» пела «Приснись мне хоть на миг».

Специалист по радарам оказался понятливым.

«Мне не нужна эта головная боль», – сказал специалист по радарам.

Электрик уже ушел из «Веселого разговора», но оставил у бармена записку.

Из Дананга смываются: этот пижон в Далате – не жилец, – было сказано в записке.

На экране над баром летали вертолеты. Одни поднимались с крыши американской миссии, другие – исчезали в огненном шаре над складом боеприпасов, третьи – делали вынужденную посадку на воду, покрытую нефтяной пленкой, оставшейся от взрыва корабля «Пайонир контендер».

«Наконец поганые азиаты стреляют друг друга», – сказал бармен.

«Ох, черт, Инез, – сказал Джек Ловетт. – Жена Гарри Виктора».

«Послушай, – сказала Инез. – Для того, что следовало бы сделать, уже слишком поздно. Забудь о том, что следовало бы сделать».

Так, в пасхальную ночь 1975 года Джек Ловетт и Инез Виктор сели на самолет сингапурской авиалинии, вылетавший из Гонолулу в 3.45 утра, и день спустя в 9.40 утра приземлились в гонконгском аэропорту Кайтак.

Недавно, когда я летела этим рейсом, я вспомнила об Инез, описывавшей тот полет, как рассвет длиной в одиннадцать часов.

Инез сказала, что она не сомкнула глаз.

Инез сказала, что она все еще помнит холод стекла, к которому прижималась щекой.

Инез сказала, что перелет в Гонконг с вылетом из Гонолулу в 3.45 утра в точности соответствовал ее представлениям о смерти, которую она желала бы для себя.

Всю дорогу рассвет.

Нечто необыкновенное, как сказал Джек Ловетт в «Веселом разговоре» о другом рассвете в другом году. Нечто, достойное созерцания.

Мне кажется, что поведение Инез Виктор в ту ночь, когда она летела в Гонконг, в конечном счете могло не так уж и зависеть от обстоятельств.

Ведь ей надо было иметь с собой паспорт, не правда ли?

О чем это говорит?

Как по-вашему?

ЧАСТЬ 3

1

В тот день, когда Джек Ловетт улетел в Сайгон, в Гонконге начался дождь. Дождь превратил улицы в грязные потоки, единственная пара туфель, которую Инез взяла с собой, заскорузла, дождь поломал цветы дерева цезальпинии на балконе квартиры, в которой ее оставил Джек Ловетт, и закрыл вид из окна спальни на дорогу в «Счастливую долину». Дождь напоминал ей о Гонолулу. Дождь и затянутый горизонт, поломанные цветы и постоянный запах плесени в маленькой квартире, – все напоминало ей Гонолулу, разве что в Гонконге было холодней. Ей все время было холодно. Каждое утро после отъезда Джека Ловетта Инез просыпалась рано с легкой дрожью, надевала галоши и плащ, найденные в шкафу, где, кроме этих вещей, ничего не было, и выходила на прогулку. Она разработала себе маршрут. Сперва шла вниз по Куинз-роуд, затем поворачивала у англиканской церкви и поднималась по Гарден-роуд до американского консульства, где усаживалась в приемной и читала газеты.

В приемной американского консульства Инез довольно часто читала о родственниках Гарри Виктора. В «Саус Чайна морнинг пост» она прочла, что супруга Гарри Виктора не присутствовала на похоронах золовки Гарри Виктора – частном богослужении в Гонолулу, после которого сенатор Виктор уклонился от разговора с репортерами.

В азиатском издании «Интернэшнл геральд трибюн» она прочла, что тестю Гарри Виктора потребовалось лечение в центральном тюремном госпитале округа Гонолулу в связи с легкими ранами, которые он нанес себе при попытке самоубийства посредством бритвы марки «Бик». В международных изданиях «Тайм» и «Ньюсуик» она прочитала, что дочь Гарри Виктора при нелепых или таинственных обстоятельствах пропала без вести во Вьетнаме.

Слово «нелепых» было употреблено в «Тайм», а «таинственных» – в «Ньюсуик». И в «Тайм», и в «Ньюсуик» употребили слова «пропала без вести», так же как и в «Саус Чайна морнинг пост», выпусках «Уолл-стрит джорнл» и «Интернэшнл геральд трибюн» для Азии, и «Стрейтс тайме», и «Нью-Йорк тайме», и «Вашингтон пост», полученных в консульстве через три дня после выхода, которые она прихватила домой. Инез казалось, что слова «пропала без вести» не вполне отражают случившееся. Пилоты сбитых истребителей считались «пропавшими без вести», равным образом, как и корреспонденты, которых видели в последний раз попавшими в засаду. «Пропасть без вести» подразумевало исполнение неких обязанностей, что не совсем совпадало с посадкой в Сиэтле на транспортный самолет «С-5А» и полетом в Сайгон в поисках работы. Возможно, в этом и состояла нелепость, а может даже и таинственность происшедшего.

Обычно Инез заканчивала чтение газет, когда время уже близилось к полудню, она шла от консульства по Гарден-роуд к зданию, которое, похоже, было китайским детским садом, с террасой, крытой рифленым пластиком, на которой играли дети. Она стояла на дожде, наблюдая за ребятишками до тех пор, пока они по сигналу маленького колокольчика не строились в цепочку и не маршировали внутрь; затем она брала такси и возвращалась в квартиру, вешала сушить плащ на дверь ванной и ставила галоши у дверей. Она не имела ни малейшего представления о том, кому принадлежали эти плащ и галоши. Она не имела никакого представления о том, кому принадлежала эта квартира.

«Одному человеку во Вьентьяне», – сказал Джек Ловетт, когда она спросила об этом.

Она решила, что это – женщина, так как и галоши, и плащ были маленькие. Она решила, что эта женщина – американка, потому что единственный предмет в домашней аптечке – пластиковая бутылочка с таблетками аспирина – был с наклейкой знакомой ей нью-йоркской аптеки… Она решила, что эта американка была репортером, поскольку на кухонном столе стояла стандартная пишущая машинка «Смит-корона» и лежала книга «Словосочетания в современном английском языке», а также «Памяти Каталонии» Джорджа Оруэлла в мягкой обложке в выдвижном ящике тумбочки у кровати. Инез знала по опыту, что все репортеры имели книгу «Памяти Каталонии» в мягкой обложке и держала ее в одном месте со спичками, свечкой и записной книжкой на случай, если отель будут бомбить. Когда она спросила Джека Ловетта, действительно ли хозяйка квартиры, пребывающая во Вьентьяне, американка и репортер, он пожал плечами.

«Это не имеет значения, – сказал он. – Квартира хорошая».

После этого, читая газеты в приемной американского консульства, Инез взяла за правило просматривать подписи под сообщениями из Вьентьяна в поисках женских имен, но ей не попалось ни одного.

Телефон в квартире никогда не звонил. Информация для Джека Ловетта в Гонконге поступала в маленький отель близ Коннот-роуд; этот же номер Инез дала Эдлаю, когда дозвонилась до него в Гонолулу в день своего прибытия. Поскольку Гарри повесил трубку, не дождавшись конца фразы, когда она позвонила ему из Вахиавы, чтобы сказать, что уезжает в Гонконг, она перезаказала разговор на имя Эдлая, однако первым трубку взял Гарри.

«Мне довелось узнать, что ты в Гонконге», – сказал Гарри.

«Естественно, тебе довелось, – сказала Инез. – Я сказала тебе, что еду туда».

«Вы будете говорить с этим лицом? – повторял оператор. – Это то лицо, с которым вы хотели говорить?»

«Повесь трубку», – сказала Инез.

«Нет, – сказал Гарри. – Это не то лицо».

«Это не имеет к тебе никакого отношения, – сказала Инез, когда наконец трубку взял Эдлай. – Я хотела удостовериться, что ты это знаешь».

«Папа сказал мне. – Эти слова Эдлая прозвучали несколько осуждающе. – А к кому это имеет отношение?»

«Во всяком случае, не к тебе».

«И что же я должен сказать папе?»

Инез подумала над этим вопросом.

«Скажи ему „привет“», – ответила она наконец.

В Гонконге был вторник, а в Гонолулу – понедельник.

В Гонконге была среда второго апреля, когда Джек Ловетт улетел в Сайгон искать Джесси.

Дважды в течение этой первой недели – недели постоянных дождей – он неожиданно возвращался в Гонконг: первый раз на транспортном самолете компании «Эйр Америка» с восьмьюдесятью тремя гражданами третьих стран, подпадавшими под категорию сферы американских интересов, второй – чартерным рейсом на «Боинге-707» компании «Пан-Америкен» вместе с офицерами и денежными запасами сайгонских отделений Американского банка, Первого государственного «Сити-банка» и «Чейз Манхэттен банка». В первый раз он прилетел всего на несколько часов, которые провел у телефона в квартире, во второй раз он остался на ночь, и они поехали в Репалс-Бей, где выбрали номер с видом на море. Они заказали ужин в номер, спали, просыпались и снова засыпали, и всякий раз, когда они не спали, Джек Ловетт говорил. Казалось, номер в Репалс-Бее он считает нейтральной территорией, где ему можно было говорить то, что нельзя было сказать в квартире, принадлежавшей кому-то во Вьентьяне. Он говорил всю ночь. Он говорил, обращаясь к Инез, но как бы с самим собой. Некоторые слова и фразы постоянно повторялись.

Фаза фиксированной геометрии крыла.

Ударные операции маловысотных штурмовиков.

Секретные нелегальные полеты.

«Изъятие».

Активы.

АМР[142]142
  Агентство Международного развития.


[Закрыть] без активов.

ЮСИА[143]143
  Информационное агентство США.


[Закрыть] без активов.

Под «активами» Джек Ловетт, похоже, понимал воздушный транспорт, самолеты и деньги. Активы были у ДАО. Нужно было увеличивать собственные активы, поскольку без частных активов не могло быть гарантий эвакуации. Эвакуации никто гарантировать не мог, поскольку все они там жили в мире снов. Там царило время дилетантов. Там заправляли бумагомаратели.

Каждый раз, когда Джек Ловетт говорил «там», он бросал взгляд на окна, выходившие на залив, как если бы это «там» можно было увидеть, как будто его взгляд обладал способностью телескопического видения на девятьсот миль через Южно-Китайское море. Ближе к рассвету он заговорил о списках, которые они там составляли. Они наконец-то решили сосчитать тех, кого следовало вывозить в первую очередь в том случае, если будет необходима эвакуация.

В случае, если…

Инез следовало обратить внимание на это «в случае, если».

«В случае, если» подтверждало, что на этих задворках «хозяйничают» их обитатели.

Различные службы не могли прийти к единому мнению, и каждая из них составляла свой собственный список. Некоторые говорили, что он включил сто пятьдесят тысяч человек, другие – что в десять раз больше. Никто, казалось, не спешил выводить точную цифру. Они обсуждали эвакуацию двадцатилетних контактов с Америкой, не говоря уже о своих собственных жирных американских задницах. Они дискутировали, словно для этого у них было двадцать лет.

Двадцать лет впереди и аплодисменты местного населения. Для решения проблемы была назначена межведомственная группа. Чтобы все утрясти. Межведомственная группа встретилась за ужином в резиденции, собралась на чертов ужин в чертовой резиденции, чтобы добавить еще немного жиру к своим задницам, и ко времени, когда роздали сигары, им все еще не было известно – в первую очередь следовало вывозить сто пятьдесят тысяч человек или в десять раз больше, но они очень хорошо знали, что им нужно.

Им была нужна настенная карта.

Им была нужна настенная карта, которую они постоянно называли «Сайгонское метро».

Эта настенная карта была реквизирована.

Центральной разведывательной службой.

Теперь они должны были получить свою карту со дня на день и собирались сделать следующее: обозначить на ней плотность населения. Иными словами, они собирались отметить на ней маленькими разноцветными булавками местонахождение различных типов людей, которых они, возможно, захотят пригласить для завершающего изъятия.

В случае, если…

Только в этом случае.

Да-да, «типы» людей.

Маленькая зеленая булавка для каждого обладателя продовольственного талона в посольстве.

Маленькая желтая булавка для каждого обладателя талона на спиртное при ДАО.

Маленькая красная булавка для каждого действительного члена «Серкль спортиф». Заметь: «действительных». Неплательщики членских взносов в расчет не идут.

Маленькие белые булавки – это и вправду был удар. Слушай внимательно. Собирались проанализировать все данные о вызовах такси за период с 1 января по I апреля. Затем маленькая белая булавка втыкается в карту, указывая все точки в «Сайгонском метро», куда направляли такси. Не повезло тем ребятам, которые ездили на своих собственных машинах. По «Сайгонскому метро». А вот взяли бы тачку – и попали бы на карту. «Эта карга должна была стать истинным произведением искусства». Если бы у кого-нибудь там было чувство ответственности перед грядущими поколениями, он бы вывез оттуда эту карту и положил под стекло в государственном департаменте.

Со всеми булавками.

Memento mori, «Сайгонское метро».

К тому времени, когда он кончил говорить, в комнате было уже светло.

Инез села на край постели и стала расчесывать волосы.

«Ну и что ты думаешь?» – спросил Джек Ловетт.

«Я не знаю».

Из-за полузакрытых ставен Инез могла видеть отблески раннего рассвета на воде. В первый раз ей пришло в голову, что это – то же самое море, на которое она смотрела с Джесси в тот день, когда в арендованном саду не было змеенышей кобры, а Гарри был в Сайгоне на брифинге по вопросам текущего момента. Теперь, похоже, текущих моментов больше не предвидится, и Джесси была в Сайгоне, и Джек Ловетт собирался обратно в Сайгон, но Джек Ловетт мог не успеть найти ее до того, как все это произойдет.

Никто не знал, что из себя представляло «это».

Именно так он ей говорил.

Она сильнее прижала щетку к волосам:

«Я не знаю, как происходит эвакуация».

«Только не таким способом».

«Она не входит ни в какой список, не так ли? – Инез обнаружила, что не может произнести имя Джесси. – На карте ее нет».

Джек Ловетт встал и открыл ставни пошире. На какое-то время дождь прекратился, но теперь он пошел снова, и пошел сильно, поблескивая в пятнах солнечного света на пальмовых листьях напротив окна и запруживая разбитый фонтан напротив отеля.

«Нет, разве что она вступила в „Серкль спортиф“, – сказал Джек Ловетт. – Нет. – Он снова закрыл ставни и повернулся к Инез. – Положи щетку и посмотри на меня, – сказал он. – Неужели ты думаешь, что я ее там оставлю?»

«Ты можешь ее не найти».

«Я всегда находил тебя, – сказал Джек Ловетт. – Думаю, что сумею найти и твою дочь».

2

Джек Ловетт действительно нашел дочь Инез Виктор.

Джек Ловетт действительно нашел дочь Инез Виктор в тот самый день, потому что «дуракам счастье», как он любил говорить; просто сел на рейсовый самолет «Эйр Вьетнам» из Гонконга в Сайгон, приземлился в Таншоннят и спустя полчаса уже смотрел на Джесси Виктор.

Джек Ловетт называл это «дуракам счастье», однако не факт, что нам с вами выпало бы подобное «дурацкое счастье».

Вы или я, например, могли бы и не завязать отношений с инструктором по обслуживанию вертолетов, который оказался в тот день одним из двух других пассажиров «Боинга-707» компании «Эйр Вьетнам».

Джек Ловетт завязал.

Джек Ловетт познакомился с этим инструктором по обслуживанию вертолетов таким же образом, как он завязывал отношения с водителями из посольств, заправщиками горючего, стюардессами, аспирантами кафедр английской литературы, путешествовавшими на стипендию Фулбрайта, агрономами тропических регионов, ездившими на средства Фонда Рокфеллера, мелкими клерками, агентами по продаже билетов, продавцами рисомолок и сушилок кокосовых орехов, пестицидов из Дании и немецких лекарств.

Рефлекторно.

Инструктор по обслуживанию вертолетов, который в тот день оказался одним из двух других пассажиров «Боинга-707» компании «Эйр Вьетнам», последний раз был в Сайгоне в 1973 году, когда заканчивался срок его контракта… Он жил в Лос-Анджелесе, работал на фирме «Хьюз», но теперь возвращался, чтобы разыскать жену и маленькую дочь, которых оставил в 1973 году. Жена была со своей семьей в Плейку, она позвонила ему и сказала, что их маленькая дочь ослепла в самолете «С-130» во время эвакуации на юг, когда ей на лицо попала жидкость из протекавшей гидравлической линии. Жена сказала ему, что в Сайгоне пока еще безопасно, но он решил, что пришло время поехать и разыскать ее, У него был адрес, который она ему дала, но, по словам приятеля, с которым он связался, ТАКОГО АДРЕСА НЕ СУЩЕСТВОВАЛО… Инструктор по обслуживанию вертолетов казался веселым в начале полета, но после двух порций виски настроение у него испортилось.

Прежде всего, что она сделала, чтобы попасть на «С-130»?

Неужели и другие уехали из Плейку?

Что с этим проклятым адресом?

Джек Ловетт предложил подвезти его в Сайгон, и инструктор по обслуживанию вертолетов захотел сделать одну остановку, чтобы проверить адрес у бармена, которого он знал по «Клубу легионеров».

Именно так Джек Ловетт нашел Джесси Виктор. Разносившую напитки и французские котлеты в американском «Клубе легионеров» на магистрали между Таншоннят и Сайгоном.

На ней все еще был теннисный козырек.

Ао dai[144]144
  Фартук (вьетн.).


[Закрыть] и теннисный козырек.

«Э нет, родной, я остаюсь, – сказала Джесси Джеку Ловетту, когда он предложил ей расторгнуть контракт и сесть в машину. – У типчика, который только что вошел, в посольстве приятель, он ему шепнет, когда позвонят в колокольчик».

Джесси настаивала на том, чтобы остаться, но Джек Ловетт все же сказал бармену пару слов.

Джек Ловетт сказал бармену:

«Это дочь чертова Гарри Виктора».

«Насчет колокольчика, о котором ты говорила, – сказал Джек Ловетт, вернувшись к Джесси. – Я в него только что позвонил».

3

«Когда кого-нибудь ищешь в зарослях, надо идти в „Клуб легионеров“, – сказал Джек Ловетт, когда наконец дозвонился до Инез в Гонконге. – Господи, твоя воля. „Клуб легионеров“. Где я только не был, даже у Мими, и не знал, как мне не хватает „Клуба легионеров“».

Он звонил из отеля «Дюк».

Джесси он оставил на ночь в квартире женщины, которую называл исключительно «Б. Дж». Она была аналитиком в службе разведки при ДАО.

Б. Дж. подержит Джесси, покуда он не сможет ее вытащить.

Б. Дж. позаботится о Джесси.

В тот же вечер Б. Дж. уже расспросила инспектора воздушных перевозок особого отдела о возможности посадить Джесси на самолет до Трэвиса в качестве сопровождающей одного из сирот. Эти сироты имели сопровождающих, конечно, а как же, в этом-то и был весь фокус – впихнуть как можно больше никак не связанных с этим делом людей, не называя это эвакуацией. Эти сироты, они могли быть сиротами, а могли и не быть, но у всех был сопровождающий. Вся чертова ДАО пыталась примазаться к сиротам.

Об этом в «Клубе легионеров» не знали.

Туда-то и приходилось смотреть, когда искали кого-нибудь в зарослях.

«Насчет этих полетов в Трэвис», – сказала Инез.

«Черт возьми, только заглянул, а уж никуда больше и не надо смотреть». – Казалось, Джек Ловетт все никак не может успокоиться от того, насколько логично было искать Джесси в «Клубе легионеров». Вот оно. Вот она, эта хижина. Американский легион, пост номер 34. Над дверью надпись с размахом: В Эти Двери Входят Наиславнейшие Бойцы Америки. Да, в эти двери входит каждый вольнонаемный, любой ковбой, по контракту прибывший в Юго-Восточную Азию. Парни, прибывшие в 66-м с воздушной кавалерией. Парни, эвакуировавшиеся из Китая в 49-м. Пижоны. Пижоны, считающие, что у них в посольстве есть друзья.

«Самолет, который разбился, летел с сиротами до Трэвиса, – сказала Инез. Звук в трубке пропадал, и она едва его слышала. – На прошлой неделе».

«Есть и другие варианты», – сказал Джек Ловетт.

«Другие варианты, чтобы разбиться?»

«Другие рейсы, Инез. Другие виды рейсов. У Б. Дж. с ней все в порядке. Никаких проблем на данный момент. Я все проверю. Я устрою ее на хороший рейс».

Инез ничего не сказала.

«Инез, – сказал Джек Ловетт. – За этого своего ребенка можешь быть совершенно спокойна. Я ее притаскиваю к Б. Дж., после криков и брыканий всю дорогу, а через полчаса они уже уплетают цыпленка и сравнивают макияж для глаз. Гаснет свет, и Джесси говорит Б. Дж., что знает, где они могли бы добыть электрогенератор, принадлежащий связистам. Так и сказала – „добыть“. Попади она сюда пораньше, она бы уже занималась рэкетом».

Инез ничего не сказала.

На их разговор наложился какой-то другой, и она слышала смех и резкие всплески кантонского диалекта.

«Она такая же отчаянная, как и ты», – сказал Джек Ловетт.

«Это еще ни разу не предотвращало авиакатастрофы», – сказала Инез как раз перед тем, как в трубке послышались короткие гудки.

После того как Инез повесила трубку, она попыталась дозвониться Гарри в квартиру на Сентрал-Парк-Уэст. Номер Гарри был занят, а когда она попробовала другие – ответил Билли Диллон.

«Это весьма забавно, – сказал Билли Диллон, когда она рассказала ему о Джесси. – Это просто чертовски забавно».

«И что же тут, собственно, забавного?»

«Я не знаю, Инез. Если ты не находишь забавным, что мы поставляем девушек для баров Сайгона, то я ничем не могу тебе помочь. Кстати, Инез. Сделай нам всем одолжение. Ты не скажешь обо всем Гарри сама?»

Инез сказала Гарри сама.

«Понятно, – сказал Гарри. – Да».

Наступило молчание.

«Вот, – сказала Инез. – Такие дела».

«Разносит напитки. Так. Я найду Эдлая в школе».

«Что он делает в школе?»

«В каком смысле – „что он делает в школе“? Ты считаешь, что Эдлаю тоже следовало бы разносить напитки?»

«Я думала, он проходит практику у тебя и не вернется в университет до мая».

«Он хотел что-то организовать, – сказал Гарри. – Ну да не в этом дело».

«Организовать что?»

«Да там одно дело».

«Какого рода дело?»

«Всенощную службу за освобождение Сайгона», – сказал наконец после некоторого колебания Гарри.

Инез ничего не сказала.

«Инез, ему восемнадцать лет. – Гарри занял оборону. – Он хочет заявить о себе».

«Разве я что-то сказала против?»

«Оно было очень выразительным. Твое молчание».

Инез промолчала.

«Джесси шатается по Сайгону, ты уезжаешь со своим „возлюбившим войну“, Эдлай пытается заявить о себе, и тебе нечего сказать».

«Будем считать, что я не слышала этих слов».

«Отлично, – сказал Гарри. – Считай, что хочешь».

Всю ту ночь Инез лежала без сна в квартире, принадлежавшей кому-то во Вьентьяне, и слушала коротковолновый приемник, который оставил там Джек Ловетт. По коротковолновому приемнику она могла ловить Сайгон и Бангкок. Джек Ловетт объяснил ей, что слушать. Джек Ловетт сказал ей также – еще слишком рано, чтобы услыхать то, что он ей велел слушать, однако она все равно слушала – когда ей не спалось или хотелось услышать человеческий голос.

«Мама просит тебя позвонить домой», – скажет диктор американской радиослужбы в Сайгоне, когда придет время последней фазы эвакуации, а затем прозвучит условная музыкальная запись.

Это должна была быть пластинка Бинга Кросби «Я грежу о белом Рождестве».

«Я бы придумала что-нибудь более подходящее, – сказала Инез, когда Джек Ловетт сообщил ей, что надо слушать. – Для середины апреля. Вдруг, ни с того ни с сего, в середине апреля. Я бы совершенно точно придумала бы что-нибудь получше, чем „Мама просит тебя позвонить домой“ и „Я грежу о белом Рождестве“».

«Что тебя не устраивает?» – спросил Джек Ловетт.

«Просто это не самый лучший условный сигнал, о котором я когда-либо слышала».

«Это будет и не самая лучшая эвакуация, о которой ты когда-либо слышала, – сказал Джек Ловетт. – А тебе хотелось бы, чтобы все было безупречно».

К четырем утра Инез встала с постели, села у окна и, не зажигая света, выкурила сигарету.

Окно было открыто, и снаружи дождь плескался по балкону. Поскольку ловить голос диктора американской радиослужбы, который скажет «Мама просит тебя позвонить домой», время еще не пришло, Инез крутила ручку настройки и наконец поймала, очевидно, интервью корреспондента Би-би-си с бывшими официальными лицами из правительства Республики Вьетнам, которые только что прилетели в Накхонпханом в Таиланде.

«У американской стороны не осталось никаких надежд», – сказал один из них.

«Американцы больше никогда не вернутся, – сказал другой. – En un mot[145]145
  Одним словом (фр.).


[Закрыть], привет».

Их голоса звучали приятно, но формально.

Звук то появлялся, то исчезал.

Слушая дождь и голоса, то доносящиеся из Накхонпханома, то исчезающие, Инез думала о Гарри в Нью-Йорке, Эдлае в университете и Джесси у Б. Дж., и ей пришло в голову, что впервые почти за двадцать лет она осознала, что никто из них ее особо не интересовал.

До какой-то степени она была ответственной за них, да, но они не интересовали ее.

Безусловно, они были связаны с ней, однако она уже не могла осознать ни своей, ни их уникальности, ни своих, ни их отличительных черт, одаренности, особого призвания. Какая разница, в конце концов, что думала она, что думал Гарри, или Джесси, или Эдлай? В конечном счете какая разница, чем человек располагает в этом мире, что называет домом, почему мечтает о «белом Рождестве»? Мир в эту ночь был полон людей, перелетавших с места на место, пропадавших и вновь появлявшихся, и не было никакой причины ей, Гарри, или Джесси, или Эдлаю, или, по такому случаю, Джеку Ловетту или Б. Дж., или женщине во Вьентьяне, на чей балкон в этот момент падал дождь, быть выключенными из общего движения.

Только потому, что они верили, что у них есть дом, куда можно позвонить.

Только потому, что они были американцами.

Нет.

En un mot, привет.