Текст книги "Демократия (сборник)"

Автор книги: Гор Видал

Соавторы: Джоан Дидион,Генри Адамс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 51 страниц)

Жанет бросила оценивающий взгляд на комбинезон Фрэнсис Ландау, застиранный и отглаженный до сходства с серебряной патиной, через свободные складки которого соблазнительно просвечивала кожа Фрэнсис Ландау.

«Это оттого, что я не взяла с собой свои боевые доспехи», – сказал тогда Жанет.

Инез не помнила точно, почему с ними была Жанет (очередной кризис местного масштаба, или сезон скандалов с Диком Зиглером, или результат пикировки с Дуайтом Кристианом, серия срочных телефонных звонков и формальное приглашение); так же смутно она помнила и предлог, под которым с ними была Фрэнсис Ландау (советник по законодательным вопросам, официальный фотограф, составитель того или иного предварительного отчета типа «Использование индонезийского диалекта бахаса в начальном обучении на Суматре» или «Влияние гражданских волнений на инфраструктуру, оставленную датчанами на Яве»), однако все они были там – на таможне в джакартском аэропорту вместе с девятнадцатью местами багажа, двумя большими сумками с книгами, двумя теннисными ракетками и досками для катания на волнах, которые, по настоянию Жанет, привезли из Гонолулу в качестве подарков для Джесси и Эдлая. Джек Ловетт подобрал ракетки и передал их посольскому шоферу.

«Здесь просто рай для тенниса, и никто не против того, чтобы мальчики, подающие мячи, имели при себе автоматы».

«Давайте внесем ясность с самого начала: я не хотел бы, чтобы этот визит был чем-либо омрачен», – сказал Гарри Виктор.

«Никакой посольской оркестровки», – сказал Билли Диллон.

«Никаких официальных отчетов», – сказал Гарри Виктор.

«Никаких сообщений в прессе», – сказал Билли Диллон.

«Я хотел бы, чтобы было ясно, – сказал Гарри Виктор. – Я обещаю безусловную конфиденциальность».

«Гарри хотел бы, чтобы было ясно, – сказал Билли Диллон, – он не представляет посольство».

Джек Ловетт открыл дверцу одной из посольских машин, припаркованных по две за таможней.

«В одну прекрасную ночь вы следуете парадным строем по городу в одном из этих кораблей детройтского производства с номером „СД-12“ и вам перекроет дорогу грузовик – вот тогда вы все это и объясните ребятам, которые из него вылезут. Вы им все это расскажете. Они вполне могут и перестать размахивать своими „узи“[133]133
  Автомат японского производства.


[Закрыть]. Ведь вы же тот самый американец, который не представляет посольство. Это произведет на них впечатление. Они сразу же освободят вам дорогу».

«Надо сразу же прояснить один момент», – сказала Фрэнсис Ландау.

«Поручаем тебе его прояснить», – сказала Жанет.

Фрэнсис Ландау проигнорировала Жанет. «Гарри. Билли. Поправьте меня, если вы не согласны. Этот момент…»

«Они сложат свои „узи“ и отступят, отдавая честь», – сказал Джек Ловетт.

«Похоже, Фрэнсис одета как раз для такого случая», – сказала Жанет.

«Момент, который мне хотелось бы подчеркнуть, заключается в следующем, – сказала Фрэнсис Ландау. – Конгрессмен Виктор не заинтересован в конфронтации».

«Он и это может им сказать. – Джек Ловетт смотрел на Инез. – Какие еще моменты вы хотели бы прояснить? Еще что-то должно быть понято однозначно? Миссис Виктор?»

«Насчет этого друга Инез», – сказала Фрэнсис Ландау позже той же ночью в отеле.

Инез лежала на постели в номере, который в конце концов нашли для нее, Гарри и близнецов. Произошла некоторая неувязка относительно того, где они остановятся: в отеле или в резиденции посла; когда же Гарри настоял на отеле, пришлось возвращать багаж из резиденции. «Мы всегда размещали представителей конгресса в резиденции», – беспрестанно повторял младший представитель местной администрации. «Эта делегация не представляет посольство», – сказал Джек Ловетт, и в отеле «Боробудур» были приготовлены дополнительные комнаты. Джек Ловетт ушел, а представитель местной администрации ждал внизу багаж с рацией в руках и с одним из десяти подписанных автором экземпляров книжки в мягкой обложке «Взгляд с улицы: коренные причины, радикальные решения и скромные предложения», который Фрэнсис Ландау догадалась положить в свою дорожную сумку.

«Который именно из друзей Инез», – сказала Инез.

«Джек – как там его дальше».

«Ловетт. – Жанет исследовала занавески. – Его зовут Джек Ловетт. Похоже, это самый худший из всех узоров, которые я когда-нибудь видела».

«Батик, – сказала Фрэнсис Ландау. – Традиционные промыслы. Значит – Ловетт».

«Ничего себе менторский тон у Фрэнсис, – сказала Жанет. – Батик. Традиционные промыслы. Вот батик, и вот тоже батик, Фрэнсис. К твоему сведению».

Фрэнсис Ландау высыпала лед с подноса в пластиковое ведерко.

«Чем он занимается?»

Инез встала:

«Мне кажется, Фрэнсис, он участвует в проведении кредитно-экспортной программы. – Она взглянула на Билли Диллона. – Действуя независимо от, Пертамина».

«Распределение фондов по программе „Помощь“. – сказал Билли Диллон. – Исследует подходы. И так далее».

«Именно так он и сказал. – Фрэнсис Ландау опустила в стакан три кубика льда. – Этими же словами».

«А я думала, он занимается самолетами, – сказала Жанет. – Инез? Разве нет? Когда он был женат на Бетти Беннетт? На твоем месте, Фрэнсис, я бы несколько опасалась этих ледяных кубиков. Ледяные кубики – это не традиционные промыслы».

«Неужели авиабизнес? – сказала Фрэнсис Ландау. – „Боинги“? „Дугласы^“? Какой авиабизнес?»

«Фрэнсис, я бы не развивал дальше эту тему», – сказал Гарри Виктор.

«Я бы определенно не стал это ворошить, – сказал Билли Диллон. – Проехали».

«Не так это просто», – сказал Гарри Виктор.

«Но это просто нелепо», – сказала Фрэнсис Ландау.

«Это тебе не белое и черное», – сказал Гарри Виктор.

«Достаточно серое, – сказал Билли Диллон. – Без лишних расспросов».

«Но это как раз то, что я не переношу. – Фрэнсис Ландау посмотрела на Гарри Виктора. – То, чего ты не переносишь».

Инез посмотрела на Билли Диллона.

Билли Диллон пожал плечами.

«Гарри, если бы ты мог себя слышать… „Не так это просто^“. „Не белое и черное^“. Это не тот Гарри Виктор, которого я…» – Фрэнсис Ландау осеклась.

Наступила тишина.

«Вы четверо и вправду забавная компания», – сказала Жанет.

«От этого разговора я чувствую себя почти больной», – сказала Фрэнсис Ландау.

«От разговора или от ледяных кубиков», – сказала Жанет.

Когда Инез думала о той неделе в Джакарте в 1969 году, ей вспоминались в основном облака, низко висевшие над городом и задерживавшие испарение сточных канав, автомобильных выбросов и гниющей растительности, как в зловонной теплице. Она вспоминала этот облачный покров, она вспоминала молнии, поблескивавшие на горизонте перед рассветом, она вспоминала дождь, смывавший дикие орхидеи в проточные траншеи для отбросов, заполненные мутной беловатой жидкостью.

Она вспоминала слухи.

Каждый день там возникали новые слухи.

Газеты, при всей их подцензурности, умудрялись помещать сообщения об этих слухах в статьях, в которых осуждалось распространение слухов или, как это представлялось в газетах, бичуя распространение фальшивых сведений, угрожающих общественной безопасности. Для осуждения фальшивых сведений их, разумеется, нужно было сообщить, в чем и был весь фокус. Среди фальшивых сведений, осужденных однажды, был слух, что один американский турист был убит во время волнений в Сурабая – волнения же в Сурабая были не более чем еще одним слухом, осужденным в предыдущий день. Далее, был слух, что сингапурская «Стрейтс тайме» сообщила, что был убит не только американский турист, но и немецкий бизнесмен, а волнения случились не только в Сурабая, но и в Соло, однако даже существование в «Стрейтс тайме» подобного сообщения было невозможно подтвердить, поскольку «Стрейтс тайме», по слухам, была конфискована на таможне. Слух о том, что «Стрейтс тайме» конфисковали на таможне, сам по себе не был подтвержден – очередное фальшивое известие, угрожающее общественной безопасности, – однако до конца той недели в Джакарте «Стрейтс тайме» не было.

Инез вспоминала, как Гарри давал пресс-конференцию и говорил репортерам, которые не сочли за труд явиться, что волнения в Сурабая отражают нормальный процесс бурного становления демократии.

Инез помнила, как Билли Диллон вел переговоры с репортерами, чтобы те передали содержание пресс-конференции Гарри в «Нью-Йорк тайме» и «Вашингтон пост» вовремя, самое крайнее в пятницу.

«Я предоставил вам возможность встретиться с ним, теперь вы сделайте мне одолжение, – говорил Билли Диллон. – Я не хотел бы, чтобы сообщения о нем попали лишь в дневные воскресные выпуски – вы понимаете, что я имею в виду».

Инез помнила, как Джек Ловетт спросил Билли Диллона, не хочет ли тот привести «распорядок» волнений в соответствие с графиком выпуска «Лос-Аджелес таймс».

Инез помнила:

прием, устроенный для Гарри в университете за ночь до того, как в обеденном зале посольства взорвалась граната. Она помнила, как Гарри снова и снова повторял, что американцы извлекают важные уроки в Юго-Восточной Азии. Она помнила, как Джек Ловетт сказал наконец, что может припомнить только один урок, который американцы извлекли из Юго-Восточной Азии. «Что имеется в виду?» – спросил кто-то. Не Гарри. Гарри был слишком осмотрителен, чтобы такое сказать. Должно быть, это спросила Фрэнсис Ландау или Жанет. «Что имеется в виду?» – спросила Фрэнсис Ландау или Жанет, и Джек Ловетт, перед тем как ответить, обрезал кончик у сигары.

«Когда наступают на мину, она тотчас же взрывается», – сказал Джек Ловетт.

Голые лампочки заливали ярким светом стол, заставленный подносами с подслащенным гранатовым соком; маленькие золоченые стулья были поставлены в ряд, на улице что-то случилось: у дверей появилось несколько военных, временами доносился ружейный выстрел, конгрессмен говорит, конгрессмен уверен, основные уроки для Америки в Юго-Восточной Азии.

«Пора отсюда убираться», – сказал Джек Ловетт.

«Черт побери, я еще не закончил», – сказал Гарри Виктор.

«Мне кажется, на веранде нарушаются некоторые права человека», – сказал Джек Ловетт.

Гарри вновь повернулся к председателю Исламского союза.

Рука Жанет застыла над подслащенным гранатовым соком, будто она ждала, что он вдруг превратится в мартини с водкой.

Инез наблюдала за Джеком Ловеттом. Она никогда раньше не видела, чтобы Джек Ловетт выказывал признаки недовольства или раздражения. Недовольство и раздражение были двумя из многих эмоций, которые Джек Ловетт старался особенно не выказывать, однако в тот момент он их обнаружил.

«Вы, я смотрю, и вправду интересный народ, – сказал Джек Ловетт. Он сказал это Билли Диллону, но смотрел при этом на Гарри. – Вы на самом деле не видите, что происходит на ваших глазах. Не замечаете до тех пор, пока об этом не прочитаете. Вам надо прочесть о чем-то в „Нью-Йорк тайме“ – тогда вы начинаете об этом говорить. Произносить речи. Призывать к расследованию. Возможно, через год-два вы сюда приедете расследовать, что произошло этой ночью».

«Вы не понимаете», – сказала Инез.

«Я понимаю, что он мчится по кругу, нацепив шоры, Инез».

Инез помнила:

Джек Ловетт заходит за ними в кафе гостиницы «Боробудур» на следующее утро после того, как в столовую посольства подбросили гранату. У посла, рассказывает он, есть бунгало в Панкэке. В горах. Инез, Жанет и дети должны переждать там. До тех пор, пока ситуация не выкристаллизуется. От Богора всего несколько часов езды, не более, что-то вроде курорта, он их туда довезет.

«База в горах, – сказала Жанет. – Божественно».

«Не называй это место базой в горах, – сказала Фрэнсис Ландау. – „База в горах“ – империалистический термин».

«Оставим политику до того, как туда доберемся», – сказал Джек Ловетт.

«Я не хочу ехать», – сказала Фрэнсис Ландау.

«Всем до заднего места, поедете вы или нет, – сказал Джек Ловетт. – Вы здесь вовсе не то лицо, которому оказывается главное внимание».

«Все же несколько отдает алармизмом», – сказал Гарри Виктор. Он разбивал вареное яйцо. Джек Ловетт подождал, покуда он не выудит из яйца содержимое, и только затем ответил.

«Вы прекрасно выбрали место для семейного отдыха, – сказал тогда Джек Ловетт. – Настоящий Вайкики[134]134
  Модный курорт на Гавайях.


[Закрыть]. Непонятно, отчего сюда еще не пустили чартерные рейсы. Мне также интересно, понимаете ли вы, чего нам будет стоить заполучить обратно ребенка конгрессмена».

Голос Джека Ловетта звучал мягко, и Гарри ответил ему в тон.

«Ах, – сказал Гарри, – конечно же, нет. До тех пор, пока об этом не напишет „Нью-Йорк таймс“».

Инез помнила:

зеленая лужайка вокруг бунгало посла в Панкэке, живая изгородь из гардений.

Поблекший ситец мебельных чехлов в бунгало в Панкэке, английские примулы, заросли бамбука и орхидеи в распадке.

Туманы, окутывавшие Панкэк.

Они с Джеком Ловеттом стояли на зеленой лужайке в Панкэке, и туман просачивался сквозь растрескавшийся цемент пустого плавательного бассейна, через распадок, модный курорт на Гавайях, сквозь заросли бамбука и орхидей, через английские примулы.

Они стояли с Джеком Ловеттом.

Инез помнила это.

Инез помнила также, что единственным убитым при взрыве гранаты в посольской столовой был индонезийский водитель из моторизованного взвода. Эти новости дошли в Панкэк по радио, в то время как Инез и Джек Ловетт сидели в темноте на веранде, ожидая известий, что все успокоилось и можно отвезти детей вниз в Джакарту. Летали светлячки и москиты, вспоминала Инез. В бунгало Джесси и Эдлай пытались поймать сингапурскую телепрограмму, а Жанет пыталась обучить слугу приготовлению пунша из молока кокосового ореха. Телефоны не работали. Радио по большей части трещало от атмосферных разрядов. По сообщениям радио выходило, что остальной индонезийский и американский персонал получил легкие ранения, а территория вокруг посольства была безопасна. Посол дал интервью, в котором выразил убеждение, что бомбардировка посольской столовой явилась единичным инцидентом и не отражала общего настроения в стране. Гарри дал интервью, в котором выразил убеждение, что этот единичный инцидент отражает естественный процесс бурного становления демократии.

Джек Ловетт выключил радио.

Некоторое время слышался только звон москитов.

Рука Джека Ловетта лежала на подлокотнике кресла, и в свете окон бунгало Инез могла видеть у него на запястье тонкие, пронизанные светом волоски. Волоски были ни светлые, ни седые, но светлее кожи Джека Ловетта. «Ты его не понимаешь», – сказала наконец Инез.

«О нет, я его понимаю, – сказал Джек Ловетт. – Он конгрессмен».

Инез ничего не сказала.

Волоски на запястье Джека Ловетта пропускали свет, были почти прозрачные, совершенно бесцветные.

«Это означает, что он радиоактер, – сказал Джек Ловетт. – Гражданское лицо».

Инез слышала, как Жанет говорила со слугой внутри бунгало. «Я сказала – кокосовое молоко, – повторяла Жанет. – Не козье молоко. Мне кажется, вы подумали, что я сказала – козье. Мне кажется, вы меня не поняли».

Инез не пошевелилась.

«Кто эта Фрэнсис?» – спросил Джек Ловетт.

Инез ответила не сразу. Инез давно приняла то, что как-то сказал ей Билли Диллон: женщины, подобные Фрэнсис, – в порядке вещей. Фрэнсис входила в порядок вещей подобно тому, как в этот порядок входили сборщики пожертвований. Иногда такие сборы были крупными – где-нибудь в отеле, а иногда – маленькими – где-нибудь дома; иногда призывы были конкретными, иногда – самыми общими, однако все они были одинаковыми. Всегда происходило мгновенное снижение уровня шума, когда входил Гарри, всегда были молодые люди, которые говорили с Инез ради того, чтобы снискать расположение Гарри, всегда были эти очень хорошенькие женщины того типа, которых влечет жизнь на людях. Всегда была или Фрэнсис Ландау, или Конни Уиллис. Фрэнсис Ландау была богатой, а Конни Уиллис была певицей, но они были совершенно одинаковыми. Они слушали Гарри совершенно одинаково. У них был один и тот же способ отказываться от собственных притязаний ради того, чтобы быть услышанными.

«Это просто средство достижения цели», – говорила Фрэнсис о своих деньгах.

«Две строчки про кока-колу и визг», – говорила Конни о своем пении.

Если бы не Фрэнсис и не Конни, были бы Мередит, или Брук, или Бинки, или Лэйси. Инез подумала, стоит ли объяснять это Джеку Ловетту, и не стала. Она знала о том, что было в порядке вещей в ее жизни, а Джек Ловетт – о том, что в порядке вещей – в его, и ничто из этого не имело ни малейшего отношения к данному моменту на этой веранде. Джек Ловетт взял свой полосатый пиджак и надел его – Инез наблюдала за ним. Ей было слышно, как Жанет говорила Джесси и Эдлаю о козьем молоке в пунше из молока кокосовых орехов.

«Характерные проявления преувеличенной вежливости, присущей этим людям, – говорила Жанет. – Они никогда не признают, что не поняли тебя. Они будут настаивать, что ты неясно выразилась, – все эти „нет-нет, позвольте“».

«Может быть, и так, а может, у него просто нет кокосового молока», – сказал Джек Ловетт.

Ни Фрэнсис, ни Жанет не имели никакого отношения к этому моменту на веранде.

Инез закрыла глаза.

«Нам следовало бы спуститься обратно, – сказала она наконец. – Я думаю, нам следовало бы спуститься обратно».

«Бьюсь об заклад, ты считаешь, что так и „следует“ сделать, – сказал Джек Ловетт. – Не правда ли, Мисс Хорошие Манеры?»

Инез сидела совершенно неподвижно. Через открытую дверь она видела, как Жанет шла к веранде.

Джек Ловетт встал.

«Это у нас все еще есть, – сказал он. – Не правда ли?»

«Есть что?»– спросила вышедшая Жанет.

«Ничего», – сказала Инез.

«Полно этого „ничего“», – сказал Джек Ловетт.

Жанет перевела взгляд с Джека Ловетта на Инез.

Инез подумала, что Жанет сейчас расскажет ей историю про пунш из молока кокосового ореха, но Жанет не стала. «Только посмейте удрать вдвоем и оставить меня в Джакарте с Фрэнсис», – сказала Жанет.

Это был 1969 год, Инез Виктор видела Джека Ловетта еще только дважды, между 1969 и 1975 годами: первый раз на большом приеме в Вашингтоне и второй – на похоронах Сисси Кристиан в Гонолулу. Несколько месяцев после того вечера на веранде бунгало в Панкэке Инез казалось, что ей вообще-то следует оставить Гарри Виктора, хотя бы временно – снять маленькую студию, к примеру, или выдвинуть какую-нибудь туманную причину, чтобы не ехать с ним в Вашингтон, а быть в Амагансетте, когда он был в Нью-Йорке, и какое-то время она так и поступала, но только между избирательными кампаниями.

Конечно же, вы помните, как Инез Виктор участвовала в кампаниях.

Инез Виктор, улыбающаяся у кухонного стола в Манчестере, штат Нью-Гэмпшир, ее рука с вилкой замерла над тарелкой со взбитыми яйцами и тостом.

Инез Виктор, улыбающаяся при открытии городского центра в Мэдисоне, штат Висконсин, ее глаза слезятся на ярком солнце, потому что было решено, что в солнечных очках она выглядит недостаточно симпатично.

Инез Виктор, говорящая по-испански во время уличного фестиваля в восточном Гарлеме. «Buenos dias»[135]135
  Добрый день (исп.)


[Закрыть], – говорила Инез Виктор то тут, то там при подходящем случае. В двадцати восьми штатах и по крайней мере на четырех языках Инез Виктор говорила, что она чрезвычайно счастлива быть здесь в этот день со своим мужем. Io estoy muy contenta a es-tar aqui hoy con mi esposo. В двадцати восьми штатах она говорила обычно по-английски, но для лос-анджелесской «Ла Опиньон» и майамской «Ла Пренса» – по-испански, что тот период, когда они с мужем жили отдельно, для каждого из них сослужил большую службу: они обновили свои отношения, стали более преданны друг другу («Vida nueva»[136]136
  Новая жизнь (исп.)


[Закрыть],– сказала она для «Ла Опиньон», что было не совсем так, поскольку репортер лишь подыгрывал Инез, проводя интервью на испанском, он попал в струю) и их брак стал крепче, чем когда бы то ни было. «Ох, черт», – сказал Джек Ловетт Инез Виктор в Вахиава 13 марта 1975 года. Жена Гарри Виктора.

3

Эквилибристы знают, что взгляд вниз означает падение.

Знают это также писатели.

Один лишь взгляд вниз – и те стойкие чары взвешенных суждений, под обаянием которых пишется роман, мгновенно рассеиваются; чтобы вернуть их, приходится заниматься магией. Мы изобретаем некий ритуал: планируем долгие прогулки, вечера в одиночестве, умеренную выпивку на закате и тщательно продуманную еду в тщательно выбранные часы. Мы избегаем приступать к делу в менее благоприятные моменты дня. Мы наводим порядок в кабинетах, раскладываем и перекладываем определенные предметы, талисманы, прочие вещицы. Вот некоторые вещицы, которые я перекладывала в это утро.

Вещь 1: старый выпуск «Кто есть кто», открытый на статье о Гарри Викторе.

Вещь 2: обложка номера «Ньюсуик» за 21 апреля 1975 года в рамочке, на ней черно-белая фотография американского посла в Камбодже Джона Гантера Дина, оставляющего Пномпень с флагом под мышкой. Под фотографией подпись: «Сматывая удочки». На заднем плане этой фотографии видны несколько человек, один из которых, как мне кажется (задний план нечеток), – Джек Ловетт. Эта фотография могла быть сделана в то время, когда Инез Виктор ждала Джека Ловетта в Гонконге.

Вещи 3 и 4: два потускневших моментальных снимка, сделанные «Кодаком»; на обоих – преломленные радуги на лужайке дома, который я арендовала в Гонолулу в тот год, когда принялась делать записи об этой ситуации.

Другие тотемы: хрустальное пресс-папье, отбрасывающее на стену цветные пятна, напоминающие те преломленные радуги на лужайке (влажная, упругая бермудская трава, я помню, как она колола мои босые ноги) того арендованного дома в Гонолулу. Карта Оаху, на которой крестиком помечено местоположение все того же дома в районе Кахалы, а красными точками – дом Дуайта и Руфи Кристиан на Маноа-роуд и дом Жанет и Дика Зиглера на Кахала-авеню. Почтовая открытка, купленная мною в то утро, когда я улетала из Сингапура, чтобы повидаться с Инез Виктор в Куала-Лумпуре, с изображением тогдашнего куала-лумпурского аэропорта в Субанге. На этом снимке совершенно не видно самолетов, однако хорошо видно вывешенное на смотровой площадке аэропорта полотнище с надписью «ПРИВЕТ УЧАСТНИКАМ ТРЕТЬЕГО МИРОВОГО ЧЕМПИОНАТА ПО ХОККЕЮ!». То утро, когда я купила эту открытку, было одним из нескольких – не слишком многочисленных, подобных дней было четыре или пять за несколько лет, – когда я верила, что эта повесть уже у меня в руках.

Несколько замечаний о тех годах

Я арендовала дом в Гонолулу в 1975 году, летом, когда все, кроме Жанет, были еще живы и занимавшие меня события еще не стали «историей», которую ее действующие лица отказывались комментировать. Летом 1975 года каждый из главных и второстепенных героев все еще придерживался собственной версии о недавних событиях, и я провела лето, собирая и группируя эти версии, многие из которых противоречили друг другу, большинство же отвечало интересам опрашиваемого, занимаясь, в сущности, чисто репортерской работой. Год, когда я полетела в Куала-Лумпур повидаться с Инез Виктор, был также 1975-й, после Рождества. Я совершенно точно помню, что это было после Рождества, потому что большую часть нашей первой встречи Инез посвятила собиранию серебряного «дождика» с рождественского дерева в административном здании лагеря беженцев, где она в то время работала. Она снимала «дождик» по одной нитке за раз, расправляя серебряную фольгу ногтем большого пальца и укладывая их в пустую коробку; делая это, низким голосом и довольно безразличным тоном она говорила о проблемах, которые возникли у Гарри Виктора с Союзом демократических учреждений. Союз демократических учреждений был основан, сказала Инез, людьми, которые желали сохранить неизменным весь комплекс идей, тот особый политический динамизм, который и должен был представлять Гарри Виктор (она сказала «Гарри Виктор», а не «Гарри», как если бы официальное лицо было совершенно не тем «Гарри», который, как она позже сказала, последнюю неделю звонил ей каждую ночь), однако между некоторыми из основных вкладчиков произошел идеологический раскол, и эти внутренние разногласия стали угрожать существованию союза как такового.

Инез расправила еще одну нить «дождика» и уложила ее в коробку. Стены комнаты покрывали диаграммы, иллюстрирующие процесс прохождения беженцев через лагерь (или, точнее, приток беженцев в лагерь, поскольку много прибывало, но мало кто уходил), а через открытую дверь я могла видеть доктора-индуса в соседней комнате, готовившегося к осмотру одного из нескольких маленьких детей. У всех детей на щеках была яркая сыпь, а маленький мальчик на столе – ему было около четырех лет, одет он был в слишком большой по размеру легкий свитер с надписью ОГАЙО, УЭСЛИ – беспрерывно кричал и кашлял резким, сухим кашлем туберкулезника, который перекрывал звук голоса Инез.

Союз qua Союз.

Добавьте к этому все легкопредсказуемые сложности в организации широкой поддержки в отсутствие войны.

Добавьте, далее, обычные попытки IRS[137]137
  Налоговое управление США.


[Закрыть] изменить статус союза, по которому он был освобожден от уплаты налогов.

Добавьте, наконец, отчетливое ощущение, что идея возможности для Гарри Виктора стать однажды кандидатом в президенты утратила свою движущую силу. Источником движущей силы было само ощущение этой движущей силы. Ощущение же присутствия такой движущей силы, естественно, оказалось серьезно подорванным после всего, что произошло.

Вспоминаю, как я ухватилась за это «все, что произошло», намереваясь увести Инез от Союза демократических учреждений, однако в тот первый полдень было трудно заставить Инез переменить тему. Когда движущая сила уходит, говорила она, снимая уже последнюю порванную нитку «дождика» с искусственных иголок, с ней уходят и деньги.

Ребенок на столе издал пронзительный крик.

Доктор-индус резко сказал что-то по-французски и отложил шприц для подкожных инъекций.

Инез ни разу не подняла глаз, и мне вдруг показалось, что я наблюдаю какое-то совершенно непонятное представление. Можно было рассматривать эту игру как и непреднамеренную, но точно так же и как намеренную, продуманную попытку лишить меня всякой надежды на то, что Инез Виктор когда бы то ни было заговорит о том, как она уехала из Гонолулу с Джеком Ловеттом.

4

Здесь мне вновь приходится преодолевать сопротивление материала.

Вот два документа, имеющие отношение к делу.

Копию первого я получила от Билли Диллона в августе 1975 года, причем не в Гонолулу, а в Нью-Йорке в течение тех нескольких дней, что я провела там, когда Марта Вайнъярд говорила с ним и Гарри Виктором.

ПАТРУЛЬ ПРИБЫЛ НА МЕСТО ПРОИСШЕСТВИЯ В 7.32 УТРА 25 МАРТА 1975 ГОДА. НА МЕСТЕ ПРОИСШЕСТВИЯ, НО СНАРУЖИ ДОМА ПОЛИЦЕЙСКИЕ ЗАФИКСИРОВАЛИ АВТОМАТИЧЕСКИЕ ВОРОТА В ПОЗИЦИИ «ОТКРЫТО», АВТОМАТИЧЕСКУЮ ПРОТИВОПОЖАРНУЮ СИСТЕМУ ВКЛЮЧЕННОЙ, АВТОМАТИЧЕСКУЮ СИСТЕМУ ОЧИСТКИ БАССЕЙНА ВКЛЮЧЕННОЙ. ПОЛИЦЕЙСКИЕ ЗАФИКСИРОВАЛИ НА ПОДЪЕЗДНОМ ПУТИ ДВЕ АВТОМАШИНЫ: «ФОРД» КЛАССА «СЕДАН» ВЫПУСКА 1975 ГОДА (ЦВЕТ ЧЕРНЫЙ), НОМЕРНОЙ ЗНАК «OYL-644» СО ЗНАКОМ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ ПРАВИТЕЛЬСТВУ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ И «МЕРСЕДЕС» ВЫПУСКА 1974 ГОДА МАРКИ «230-SL» (ЦВЕТ СВЕТЛО-КОРИЧНЕВЫЙ) С НОМЕРНЫМ ЗНАКОМ «ЖАНЕТ».

ПОЛИЦЕЙСКИЕ ВОШЛИ В ДОМ ЧЕРЕЗ ОТКРЫТУЮ ДВЕРЬ, НЕ ЗАМЕТИВ ПРИЗНАКОВ БЕСПОРЯДКА ИЛИ БОРЬБЫ, И ПРОСЛЕДОВАЛИ В ГОСТИНУЮ, ГДЕ ОБНАРУЖИЛИ ПОСТРАДАВШУЮ, ИДЕНТИФИЦИРОВАННУЮ КАК ЖАНЕТ КРИСТИАН ЗИГЛЕР, ЛЕЖАЩУЮ НА КОВРЕ ЛИЦОМ ВНИЗ. ПОСТРАДАВШАЯ НАХОДИЛАСЬ НА КОВРЕ У СТЕНЫ, ВЫЛОЖЕННОЙ ИЗ ОБЛОМКОВ ВУЛКАНИЧЕСКОЙ ЛАВЫ, ВЕДУЩЕЙ К ПУСТОМУ БАССЕЙНУ-АКВАРИУМУ, В КОТОРОМ ПОЛИЦЕЙСКИЕ ОБНАРУЖИЛИ ВОДОРОСЛИ И РЫБУ ТИПА ЯПОНСКОГО КАРПА. ПОСТРАДАВШАЯ БЫЛА ОДЕТА В БЕЛУЮ БЛУЗКУ, СВЕТЛО-КОРИЧНЕВЫЕ БРЮКИ, СВЕТЛО-КОРИЧНЕВУЮ КУРТКУ, НА НОГАХ – ТУФЛИ ТИПА МОКАСИН, БЕЗ ЧУЛОК. В КОЖАНОЙ СУМКЕ НА ДЛИННОМ РЕМНЕ, ЛЕЖАВШЕЙ НА КРАЮ БАССЕЙНА ИЗ ОБЛОМКОВ ВУЛКАНИЧЕСКОЙ ЛАВЫ, СОДЕРЖАЛОСЬ УДОСТОВЕРЕНИЕ ПОТЕРПЕВШЕЙ, НЕСКОЛЬКО КРЕДИТНЫХ КАРТОЧЕК, ЛИЧНЫЕ ВЕЩИ И 94 ДОЛЛАРА НАЛИЧНЫМИ; БЫЛО ОЧЕВИДНО, ЧТО ВЕЩИ НИКТО НЕ ТРОГАЛ.

ПОЛИЦЕЙСКИЕ ОБНАРУЖИЛИ ПОСТРАДАВШЕГО, ИДЕНТИФИЦИРОВАННОГО ПОЗЖЕ КАК УЭНДЕЛЛ ДЖАСТИС ОМУРА, ЛЕЖАВШЕГО НА СПИНЕ У ДИВАНА С ХОРОШО РАЗЛИЧИМОЙ ОГНЕСТРЕЛЬНОЙ РАНОЙ В ВЕРХНЕЙ ЧАСТИ ЖИВОТА. ПОСТРАДАВШИЙ БЫЛ ОДЕТ В БРЮКИ СВЕТЛО-КОРИЧНЕВОГО ЦВЕТА, РУБАШКУ МОДЕЛИ «АЛОХА», ХЛОПКОВУЮ СПОРТИВНУЮ КУРТКУ, БЕЛЫЕ НОСКИ И КРОССОВКИ.

У ПОСТРАДАВШЕГО ПУЛЬС НЕ ПРОЩУПЫВАЛСЯ, РЕСПИРАТОРНАЯ АКТИВНОСТЬ ОТСУТСТВОВАЛА.

У ПОСТРАДАВШЕЙ ПРОЩУПЫВАЛСЯ СЛАБЫЙ ПУЛЬС, НАБЛЮДАЛАСЬ НЕРИТМИЧНАЯ РЕСПИРАТОРНАЯ АКТИВНОСТЬ.

«СКОРАЯ ПОМОЩЬ» И ПОЖАРНАЯ КОМАНДА ПРИЕХАЛИ ОДНОВРЕМЕННО В 7.56 УТРА, ЧТО СОВПАЛО ПО ВРЕМЕНИ И С ПРИБЫТИЕМ Г-ЖИ РОЗЫ Л. ХАЯКАВЫ, ПРОЖИВАЮЩЕЙ ПО АДРЕСУ: 21-я АВЕНЮ, 1173, НАЗВАВШЕЙ СЕБЯ ПОСТОЯННОЙ ПРИХОДЯЩЕЙ ДОМАШНЕЙ ПРИСЛУГОЙ И ПОКАЗАВШЕЙ, ЧТО В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ ОНА ВИДЕЛА ПОТЕРПЕВШУЮ НАКАНУНЕ В 1 ЧАС ПОПОЛУДНИ И ПОТЕРПЕВШАЯ БЫЛА ТОГДА В ДОБРОМ ЗДРАВИИ И ХОРОШЕМ НАСТРОЕНИИ. Г-ЖА РОЗА Л. ХАЯКАВА ПОКАЗАЛА, ЧТО ВИДЕЛА ПОТЕРПЕВШЕГО ТОЛЬКО ОДИН РАЗ, КОГДА ТОТ ВЫСТУПАЛ НА НЕДАВНЕМ БАНКЕТЕ, УСТРОЕННОМ «НИСЭЯМИ»[138]138
  Американцы японского происхождения во втором поколении.


[Закрыть] В ЧЕСТЬ СПОРТСМЕНОВ СРЕДНИХ ШКОЛ ОСТРОВА ОАХУ ЯПОНСКОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ, СРЕДИ КОТОРЫХ БЫЛ И СЫН ИНФОРМАНТКИ ДЭНИЕЛ М. ХАЯКАВА, ПРОЖИВАЮЩИЙ ПО ТОМУ ЖЕ АДРЕСУ (В НАСТОЯЩИЙ МОМЕНТ ОТСУТСТВУЕТ).

МАШИНА «СКОРОЙ ПОМОЩИ» С ПОСТРАДАВШЕЙ ОТБЫЛА В КОРОЛЕВСКИЙ МЕДИЦИНСКИЙ ЦЕНТР В 8.04 УТРА.

ПЯТНА КРОВИ, ОБНАРУЖЕННЫЕ ПОСЛЕ ТОГО, КАК ТЕЛО ПОСТРАДАВШЕЙ БЫЛО УВЕЗЕНО, В ЗНАЧИТЕЛЬНОЙ СТЕПЕНИ ИСЧЕЗЛИ ПОСЛЕ ТОГО, КАК Г-ЖА РОЗА Л. ХАЯКАВА СТАЛА ЗАМЫВАТЬ КОВЕР ХОЛОДНОЙ ВОДОЙ. ПОЛИЦЕЙСКИЕ УБЕДИЛИ Г-ЖУ РОЗУ Л. ХАЯКАВУ ВРЕМЕННО ОТЛОЖИТЬ ЭТУ РАБОТУ.

ПОТЕРПЕВШИЙ БЫЛ ПРИЗНАН МЕРТВЫМ НА МЕСТЕ ПРОИСШЕСТВИЯ. А ПОПЫТКИ РЕАНИМАЦИИ ПРЕКРАЩЕНЫ В 8.25 УТРА, ПО ПРИБЫТИИ ЗАМЕСТИТЕЛЯ ГЛАВНОГО МЕДЭКСПЕРТА ФЛОЙДА ЛЮ, ДОКТОРА МЕДИЦИНСКИХ НАУК. ТЕЛО УВЕЗЕНО ПОСЛЕ ПРИБЫТИЯ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ СЛЕДСТВИЯ И ДРУГИХ МЕДЭКСПЕРТОВ ПРИБЛИЗИТЕЛЬНО В 9.00 УТРА.

КОПИЯ – СЛЕДОВАТЕЛЮ.

КОПИЯ – В ОТДЕЛ РАССЛЕДОВАНИЯ УБИЙСТВ.

Второй документ – телеграмму, отправленную из Гонолулу 2 октября 1975 года, мне показала ее получательница Инез Виктор, когда я встретилась с ней в декабре того же года в Куала-Лумпуре.

ПОБЕДА тчк МЫСЛЕННО ТОБОЙ В ЧАС НАШЕГО ТРИУМФА тчк (ПОДПИСЬ) ДУАЙТ.

Несмотря на подпись, эту телеграмму, сказала Инез, послал не Дуайт Кристиан, а ее отец Пол Кристиан в то утро, когда его официально поместили в государственную клинику для умалишенных в Гонолулу.

5

Инез об этом сказал Билли Диллон.

На кухне дома в Амагансетте.

Куда он ехал два часа под дождем по длинной автостраде Лонг-Айленда и еще один час по магистрали Монтока (в туннеле был настоящий потоп, сам туннель был пробит в горе и переходил в подвесной мост); отказавшись от своих планов поехать на пикник и провести день на бегах, он сел за руль сразу после звонка Дика Зиглера.

Дик Зиглер позвонил в контору и постарался связаться с Гарри.

Дик Зиглер пока что не участвовал в действии; Дик Зиглер был на острове Гуам и в течение двух дней пытался составить для плановой комиссии компании «Агана-Мариана» заключение о возможном воздействии ее работ на окружающую среду.