Текст книги "Новый директор"

Автор книги: Герман Матвеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)

– А что тут особенного? – спросил Константин Семенович. – Опросите ваших девочек: многие ли из них умеют стряпать?

– А ваша Оля?

– Ну-у… Лешка отлично готовит! – с гордостью сказал Константин Семенович. – Слушайте дальше! Сколько времени она жарила сухие макароны – неизвестно, но когда попробовала их… Не трудно представить ее разочарование. Что же делать? Есть-то хочется! Чем дальше, тем больше аппетит разыгрывается. Пошла Катя к соседке за советом. Как видите, никакого закона об обязательном обучении здесь не понадобилось. Сама пошла в школу… то есть к соседке. И уверяю вас, что она очень внимательно прослушала весь урок, всё запомнила и была благодарна учительнице.

– Та-ак… – протянула Вера Васильевна. – Теперь я поняла, к чему вы всё это городили. Значит, вы считаете… Что же вы всё-таки считаете, Костя?

– Я считаю, что никаких трудностей не будет, если мы создадим условия, при которых бы у детей появилась потребность учиться. И не только учиться, но и трудиться, думать… Да, думать! Мы же не учим ребят самостоятельно думать. Мы сами думаем за них и всё преподносим в готовом, разжеванном виде. А они, представьте, не глотают! Выплевывают!

– Та-ак! – снова протянула Вера Васильевна. – Послушаешь вас, Костя, а потом голова три дня болит… Что же получается? Значит, наши трудности по нашей вине…

– Да! И с каждым годом их будет больше, вели не перестроить работу. Я согласен с Танюшей. Пример с Макаренко, по-моему, очень убедительный. Он действительно в две недели сделал плохую колонию неузнаваемой. Какие еще нужны доказательства?

– Да что вы всё Макаренко да Макаренко! У него же были особые условия. Колония! Интернат! Там всё иначе. А у нас?.. Чего-чего только нет…

– Я знаю.

– Действительно… Вы же в милиции работаете!

– Считайте, что уже не работаю. На днях начну принимать школу.

– Вы? Опять в школу? А что значит принимать? Неужели директором? Совсем с ума сошел! Танечка, скорей вызывай неотложную помощь!

Вера Васильевна шутила, но шутка была горькой, и все это прекрасно понимали.

– Костя, как же вы… Да вы знаете, что такое директор школы? – спросила она.

– Бедный Макар, на которого все шишки валятся! – с улыбкой ответил Константин Семенович.

– Да, да… И напрасно вы смеетесь. Директор школы – это… Как бы вам сказать… Никакой самостоятельности… Даже уволить он никого не может: ни учителя, ни ученика. И все от него требуют успеваемости и дисциплины.

– Я знаю, Верочка. Меня назначают совсем в другую школу.

– В специализированную?

– Да нет. В обыкновенную, среднюю школу, но дадут права.

– Ну, не знаю, где это такая школа находится! Все обыкновенные, средние школы подчинены министерству и работают по одному шаблону. А какие вам дают права?

– Право заниматься коммунистическим воспитанием детей.

– Новое дело! – удивилась Вера Васильевна. – Вы будете заниматься коммунистическим воспитанием! А мы что делаем?

– Вы занимаетесь учебно-воспитательной работой.

– Ну! А это не одно и то же?

– Нет. Вы учите, и только учите. Это ваша единственная цель. А вершина достижений – пятерка.

– Час от часу не легче. Подождите! Ленин говорил, что нельзя стать коммунистом, пока не обогатишь свою память знаниями… И так далее. Вы, конечно, помните?

– Помню. Прикрываясь этой цитатой, догматики и извращают идею коммунистического воспитания. Всё свели к принудительному обучению, и даже не заботятся о создании у детей потребности учиться… Скажите мне, Верочка, а можно обогатить свою память знаниями и не быть коммунистом?

– Сколько угодно! За примерами ходить недалеко.

– Нет. Примеров не надо. Плохих людей, хотя и образованных, нам не занимать. Своих хватает. А теперь скажите, может быть человек неграмотный, но очень хороший?

– Конечно! А что вы этим хотите сказать? Пускай будут неграмотные, но хорошие?..

– Нет, нет! – со смехом ответил Константин Семенович. – Я вспомнил один старинный вопрос вроде вашего… Что лучше: быть богатым, но больным, или бедным, но здоровым? Как бы вы ответили?

– Бедным, но здоровым.

– А некоторые считают, что лучше быть богатым и здоровым.

– Понимаю! Быть ученым и хорошим. А как это сделать?

– Очень просто. Создать в школе такие условия, при которых у детей воспитывались бы хорошие качества, навыки и привычки и появилась бы потребность учиться. Это и есть коммунистическое воспитание.

– Хо-хо! Действительно просто, – иронически воскликнула Вера Васильевна.

– Уверяю вас, что это совсем не сложно, если знать и понимать, как делать… Китайцы говорят: «Это не колодец глубок, а веревка коротка».

– Как делать… – в раздумье повторила Вера Васильевна. По яркому румянцу на щеках, по горевшим глазам было видно, что тема разговора ее сильно взволновала. – Знать!.. Но если знать, то надо учиться.

– Безусловно!

– Где вы этому учились? Кто вас учил? Может быть, есть какие-нибудь курсы, семинары или заочное обучение? Ну скажите, Костя. Кто учит коммунистическому воспитанию?

– Маркс, Ленин, а затем великие наши педагоги: Макаренко и Ушинский.

– С вами невозможно говорить серьезно!

Разговор не удалось закончить. В прихожей раздался звонок и топот Олиных ног. Когда Константин Семенович вышел в прихожую, там уже стоял Борис Михайлович.

– Здравствуй, Оленька! Что-то ты сегодня слишком нарядная? – весело говорил он. – Куда-нибудь собралась?

– Нет. Это я нарочно для вас оделась…

– Ай-ай-ай! Вот так номер! Слышал, Костя? Дочка-то у тебя уже принимает меры… Хочет мне понравиться…

Оля брякнула, не подумав, и сейчас стояла, не зная, куда деться от смущения.

– У нас есть жизненный принцип, – выручил ее отец. – Скажи ему, Леша.

– В человеке всё должно быть красиво и чисто. И душа, и платье, и лицо! – выразительно сказала девочка.

– Замечательный принцип! Но мне помнится, что Чехов говорил несколько иначе…

– Да, но мы критически осваиваем классическое наследство…

Татьяна Михайловна предупредила подругу и в общих чертах рассказала о Борисе Михайловиче, но, когда он вошел, Вера Васильевна от удивления высоко подняла брови.

– Знакомься, Боря. Вера Васильевна тоже учительница и наш друг.

– Я же знаю вас, Борис Михайлович! – воскликнула Вера Васильевна. – Года три или четыре тому назад вы проводили у нас экзамены в Дубровке.

– В Дубровке? Был. Совершенно верно.

– Страху нагоняли!

– Вот насчет страху – не помню, а как прошли экзамены… Нет, тоже не помню. Ничего такого… ни конфликта, ни особых успехов…

– Ну, это дело прошлое, – вмешалась Татьяна Михайловна. – Вы же приехали с новостями, Борис Михайлович. Не томите. Не испытывайте нашего терпения!

– Удивительное дело! Жена за мужа беспокоится, а он – хоть бы что! Я всё жду, когда он спросит…

– А зачем спрашивать? – с улыбкой сказал Константин Семенович. – Достаточно на тебя посмотреть… Ну а подробности – дело второстепенное.

– Да, Костя. Дело наше, как говорится, в шляпе. Сообщение мое слушали с большим интересом. Вся твоя программа принята. Особенно там понравился раздел о труде… Будем считать, что опытная школа существует. Правда, пока на бумаге, но теперь дело за тобой. Я свое сделал.

Наступило молчание. Но это не было тем молчанием, когда неожиданно обрывается разговор, а через несколько секунд кто-нибудь из присутствующих замечает: «Дурак родился». Нет. Сейчас было совсем другое. Молчание было торжественным. Все ждали каких-то слов от Константина Семеновича, понимая, что он теперь оказался, выражаясь образно – на пороге своей мечты.

Решение об опытной школе позволяло провести в жизнь всё то, о чем он так много думал и к чему давно и упорно готовился. В такие минуты благодарят, поздравляют, произносят тосты.

– Так ты твердо остановился на этой школе, Костя? – спросил наконец Борис Михайлович.

– Да. Понемножку я ее уже начал принимать, – сказал новый директор, вспомнив Петухова и Садовского, ожидавших своей участи в одиночках.

– Смотри! Очень разболтанная школа.

– Здание прекрасное!

– А что здание! Дело в людях. – Борис Михайлович прошелся по комнате и остановился перед Горюновым. – Тогда я должен тебя предупредить относительно завуча старших классов Ирины Дементьевны Полежаевой. Женщина она умная, но боюсь, что вы не сработаетесь и начнется кутерьма. Не лучше ли заранее принять меры? Давай устраним лишние трудности. Переведем ее в другую школу с повышением.

– Но ты же сказал, что она умная…

– Да, умная, но, говорят, с таким характером… Самолюбивая, деспотичная, безразличная к судьбе людей. Ее не любят учителя.

– Ну, мало ли кого они не любят! Я полагаю, что лучше с умным потерять, чем с глупым найти.

– Так-то оно так, да боюсь, что найдет коса на камень. Я же о тебе беспокоюсь, длинноногий! Тогда, может быть, мне предварительно договорить с ней, предупредить?

– Ничего не надо.

– Ну как хочешь! Учительский коллектив в этой школе, прямо скажем, неважный… задерганный, пассивный. После войны директора менялись чуть не каждый год.

– Борис Михайлович, а сколько там мужчин среди учителей? – спросила Вера Васильевна.

– Мало. Кажется, человек пять или шесть.

– У-у-у… – зловеще протянула учительница и расхохоталась. – Бабье царство! Смелый вы человек, Костя. Склок не боитесь?

Вместо ответа Константин Семенович только пожал плечами. Мысли его были далеко, а перед глазами стояло прекрасное трехэтажное здание школы.

12. Поручительство

Константин Семенович выходил на работу всегда точно в одно и то же время и каждый раз, пересекая двор, отмечал про себя, как движется тень от дома, стоявшего напротив. Сегодня она уже приблизилась к самому тротуару. Пройдет еще неделя, другая, и, выходя на улицу, не нужно будет щуриться от прямых лучей солнца, – лето подходило к концу.

Скоро изменится маршрут утренней прогулки, да и вряд ли ему придется ходить пешком. Школа возьмет всё свободное время…

Неторопливо шагая через мост, Константин Семенович увидел на Неве три гички-восьмерки и минут пять любовался ленивыми, но слаженными движениями гребцов. Было видно, что спортсмены тренировались, но когда отставшая лодка стала нагонять, передние поднажали. Вот они скрылись под пролетами моста, а когда Константин Семенович повернул на набережную, лодки уже шли с предельной быстротой. Сама собой завязалась борьба за первое место. Гребцы работали как автоматы. Рулевые, в такт общему движению, азартно раскачивались всем корпусом. Навстречу восьмеркам бежал нарядно выкрашенный и блестевший эмалью речной трамвай.

«Участок для школьного лагеря надо искать непременно около воды. Где-нибудь на Карельском перешейке», – вспомнил о новой своей работе Константин Семенович.

Поднимаясь по лестнице, встречаясь и здороваясь в коридоре с товарищами по работе, он испытывал всё более растущее чувство грусти. Не легко ему было расставаться с коллективом, с товарищами, с которыми успел крепко сжиться за годы совместной, дружной работы.

Алексей Николаевич был уже на месте.

– Можешь меня поздравить! – сказал с виноватой улыбкой Константин Семенович, пожимая руку Глушкову.

– С чем?

– Ухожу от вас.

– Новое дело… Куда?

– На другую работу. Директором в школу.

– Не может быть! Ты это серьезно, Константин Семенович?

– Вполне серьезно. Я не говорил тебе потому, что до вчерашнего вечера мне и самому было неясно…

– Так это ты сам… по своему желанию? А комиссар отпустит?

– Обещал не задерживать. Алексей Николаевич, я буду тебя просить… Возьми это дело с Гошкой Блином…

– А что там осталось? Документы подшить?

– Надо проверить Уварова. Я уверен, что и продавщица эта – Людмила Садовская – как-то с ними связана. Да наверно найдутся и другие.

– Добре!

– И пускай этим займется Арнольд Спиридонович. С Уваровым его нужно познакомить через Людмилу. Придумайте что-нибудь…

– А Щербаков?

– Не понравилось мне, как он вчера злорадствовал по поводу Уварова. «Опер» он дельный, но, кажется, не всегда объективен. Ты заметил?

– Это верно. Есть у него такая, как бы сказать, ущемленная струнка. Он себя неудачником считает. И знаешь это результат чего?

– Ну?

– Результат определенного воспитания, «Кем быть?» Как-то комиссар тоже об этом говорил… «Кем быть?» А что значит – кем быть? Генералом, академиком, доктором наук, профессором, мастером спорта? Понимаешь, Щербаков думает, что если уж ставить перед собой задачу, так позначительней… Не колхозником же ему быть, не шофером, не плотником… Вот и получается: собирался профессором стать, а способностей нет… Неправильно у нас молодежь нацеливают. Не «кем быть», а «каким быть» – об этом надо говорить. Согласен, Константин Семенович?

Широко распахнув дверь, вошел оперативный уполномоченный:

– С добрым утром, товарищ начальник! С Капитоновым я вчера до вечера проканителился.

– Погоди минутку, Васильев! – остановил его Глушков. – Ребят-то, Константин Семенович, надо бы отпустить…

– Давай отпустим.

– Обоих отпускаете? – спросил сотрудник.

– Да!

– Правильно!

– Так я их приведу, – сказал Алексей Николаевич, направляясь к двери.

– Ну, так что с пропуском? – спросил Константин Семенович, когда Глушков ушел.

– Капитонов этот загулял. Еле-еле его нашел. Пьяный, понимаете ли, обниматься лезет, угощает… С грехом пополам я выяснил, что пропуск у него вместе с деньгами и часами украли в прошлую субботу. А где и как это произошло, неизвестно. Помнит только, что был с приятелем в «Приморском» ресторане. Я полагаю, товарищ начальник, что там его Гошка Блин и обчистил.

– В прошлую субботу? – переспросил Горюнов и достал из ящика стола пропуск и найденные у Волохова часы. – Значит, пропуск ему зачем-то был нужен? Ну, дальше.

– Да вот… собственно и всё. Никакого Волохова он не знает. Первый раз такую фамилию слышит. Пропуск у него уже новый.

– И тоже с собой?

– С собой. Показывал.

– О часах спрашивал?

– Да. Часы «Молния», и заметные. На задней крышке, с внутренней стороны, нацарапано число. Второе марта, тысяча девятьсот пятьдесят третий год. И какие-то слова: Вите от Ляли, или наоборот…

Константин Семенович разложил перед собой все часы и некоторое время внимательно рассматривал их.

– Как вы думаете, товарищ Васильев, есть тут часы Капитонова?

Васильев наклонился над часами, некоторые из них потрогал пальцем.

– Ну как же тут угадаешь, товарищ начальник, – сказал он, выпрямляясь. – Надо посмотреть.

– Смотрите.

– Надо крышки открыть.

– Ну, а так каждый дурак найдет. Какой же вы сыщик!

Васильев снова нагнулся к часам и с минуту их разглядывал:

– А черт его знает! Нет. Отказываюсь. Я не Шерлок Холмс.

– Да. Вы и в самом деле не Шерлок Холмс, – вот часы Капитонова!

Васильев с ехидной улыбочкой следил, как Константин Семенович взял крайние часы, достал из кармана перочинный нож и открыл заднюю крышку. На крышке была выгравирована дата и надпись: «Виталию от Ляли».

– Они! – поразился Васильев. – Здорово! Вот это фокус! Как вы узнали, товарищ начальник? Вы раньше смотрели?

– Нет.

– Как же тогда? И вы точно знали, что это именно те часы?

– Вы думаете, что я взял наугад и случайно не ошибся? Эх, вы, опер, опер… Да вы же сами мне сказали, как найти часы Капитонова.

– Я? – еще больше удивился Васильев и, взяв часы, начал их разглядывать. – Прямо умопомрачительное что-то… Никаких царапин, никаких отметок снаружи…

– Кроме одной.

– Какой же?

– Ищите, ищите.

– Чертовщина какая-то! Нет, вы, конечно, раньше посмотрели. Ну скажите, товарищ начальник.

В коридоре послышались шаги, и в дверях появился Алексей Николаевич.

– Не торопитесь! Всё в свое время. Садитесь на скамейку и побеседуйте. Соскучились, наверно, друг без друга, – сказал он оставшимся в коридоре мальчикам и вошел в комнату, закрыв за собой дверь. – Смешные всё-таки пацанята!

– Алексей Николаевич, какой мне сейчас фокус показали… – сказал Васильев. – Вот ломаю голову! Просто удивительно!

– Ерунда! Никакого фокуса тут нет, – улыбнулся Константин Семенович. – Этот Шерлок Холмс сообщил, что на часах «Молния» сделана надпись. Ну, а так как «Молния» здесь одна, не трудно было их разыскать.

– «Молния»! Разве я вам говорил…

Взглянув на обескураженного сыщика, Алексей Николаевич расхохотался.

– Ничего. Не огорчайтесь, Арнольд Спиридонович! – похлопал по плечу Константин Семенович вконец смущенного Васильева. – С кем не бывает! Докладывайте, узнали вы что-нибудь о Садовском?

– Узнал… – со вздохом ответил тот. – Говорил в домоуправлении, с жильцами, с ребятами во дворе… Все в один голос дают хорошую оценку. Мальчик спокойный, положительный. В воровстве ни разу не был замечен. Дружит с Петуховым. На чердаке дома строят голубятню. Были на этот счет недоразумения, но это пустяки…

– Какие недоразумения?

– Стучали они там… Жильцы верхнего этажа недовольны. Боялись, как бы пожар не устроили, и вообще не хотели шума… Нет, как же я всё-таки оплошал!..

Последняя фраза была сказана с таким огорчением, что вызвала у Алексея Николаевича новый приступ смеха.

– Ай да Шерлок Холмс! – смеясь воскликнул он.

– Арнольд Спиридонович как раз говорил, что он не Шерлок Холмс, – серьезно возразил Горюнов.

– Неужели? Не признает у себя таких качеств? Это ничего… Это самокритично!

Алексей Николаевич так искренне смеялся, что Васильев не выдержал и тоже заулыбался.

– Алексей Николаевич, только вы, пожалуйста, никому не рассказывайте про часы. Пускай это будет между нами, – попросил он.

– Ну как же так… никому! Обязательно надо рассказать! Я не буду называть вашей фамилии.

– Догадаются.

– Почему? Напрасно вы считаете себя единственным в этом роде… Ну, хватит! Посмеялись немного, мозги проветрили – и за дело. Будешь, Константин Семенович, говорить с мальчишками?

– Обязательно.

Петухов и Садовский вошли неуверенно. Опухшие от слез глаза с надеждой смотрели по сторонам, а на лицах у обоих застыло виноватое выражение.

– Проходите, юные друзья, и присаживайтесь… Сейчас вам всё выложим как на ладошке, – сказал Глушков.

Ребята сняли кепки, подошли к столу и попробовали сесть на один стул.

– Садовский, садись сюда, а Петухов там, – приказал Константин Семенович, указав на стулья.

Пододвинув дело, он некоторое время молча его листал. Зеленая папка была ребятам уже знакома, и они напряженно следили за каждым движением рук следователя.

– Олега Кашеварова вы знали?

Мальчики переглянулись, искоса посмотрели на Васильева, на Алексея Николаевича. Было видно, что им очень хотелось утвердительно ответить на вопрос.

– Олега Кашеварова? – переспросил Петухов. – Это который… нет, тот не Кашеваров. Тот Киселев Михаил… Колька, ты не знал Кашеварова?

– Нет… Я даже не слыхал, – пробурчал Садовский, но вдруг спохватился: – Нет… погодите, дяденька… Один раз Люська, сестренка моя, спрашивала у Волохова про Олега: придет Олег или не придет?

– Так… И фамилия у него была Кашеваров?

– Кажись, Кашеваров… Я чего-то запамятовал.

– Хорошо. Ну, а Игоря Уварова вы знали? – спросил Константин Семенович, и сразу вытянутые лица ребят расплылись.

– Игоря? Конечно, знаем. Кто же не знает Игоря Уварова? Он у нас в школе учится… – вперебивку заговорили они. – Отличник. Его всегда в пример ставят на собраниях.

Теперь пришла очередь переглянуться следователям. Игорь Уваров один из лучших учеников школы! Для Константина Семеновича эта новость была вдвойне неожиданной, но он ничем не выдал своего волнения и оставался по-прежнему строг и спокоен.

– Так. Игоря Уварова вы знаете, а про Кашеварова Олега не слыхали и никогда его не видали?

– Нет, никогда! – замотал головой Петухов.

– Ну, а Садовский?

– Я же говорил, что один раз только слышал, а видеть не видел.

Константин Семенович откинулся на спинку стула и некоторое время пристально рассматривал ребят, барабаня пальцами по столу.

– Теперь послушайте меня внимательно и зарубите себе на носу! – четко заговорил он. – На всю жизнь запомните! Видите зеленую папку? Это ваше дело. Здесь лежат протоколы и другие документы о том, как Петухов Максим и Садовский Николай ограбили государственный ларек и были пойманы на месте. Вчера вечером мы с Алексеем Николаевичем докладывали о вашем преступлении прокурору, и он хотел отдать вас под суд. А что это значит? Тюрьма! Что такое тюрьма, вы теперь знаете. Но вы сидели всего двое суток, а суд дал бы вам не меньше двух лет. Два года в тюрьме! Подумайте… Осень, зима, весна, лето и еще раз осень, зима, весна и лею. – Он пригладил волосы, взглянул на Глушкова и продолжал: – Мы сказали прокурору, что Петухов юннат, а Садовский любит технику и из вас могут получиться полезные люди. Если вас отдадут под суд, вы пропадете. А жаль! Ребята вы хотя и испорченные, но не совсем. Есть надежда, что вы исправитесь. Мы долго уговаривали прокурора, и в конце концов он согласился, но с условием… – протянул Константин Семенович, подняв палец, – если мы с Алексеем Николаевичем за вас поручимся. Вы понимаете, что значит за вас поручиться? Если вы опять что-нибудь натворите, то мы будем отвечать… Нас хотя и не посадит, но неприятности будут большие… – Секунды три Константин Семенович молчал, наблюдая, как ребята заерзали на стульях, а затем продолжал: – И все-таки мы поручились за вас. А почему? Да потому, что поверили вам… Смотрели на вас, слушали, когда допрашивали, и вспомнили свое детство… Эта зеленая папка с вашим делом останется у нас в архиве, и в случае чего дело достанут и могут снова его возбудить. Три года оно будет действительно. Поняли? Если за три года вы ничего ужасного не натворите, дело будет изъято совсем, а с нас снимут ответственность за поручительство. Поняли? Считайте, что вы будете находиться три года на испытании… Вот и всё что я вам хотел сказать!

– Дяденька, я вам честно… – приложив руки к груди, начал Петухов.

– Максим! – строго остановил его Константин Семенович. – Не надо языком болтать. Никаких обещаний, никаких честных слов и благодарностей нам не надо. Дело уже сделано. Если вы честные ребята, то никакие ваши клятвы и обещания ничего не прибавят… Нам нужны не слова, а дела. Петухов, ты говорил, что в школе хорошие чердаки? Можно там голубей держать?

Неожиданный вопрос вызвал на лице мальчика такое комичное изумление, что все невольно заулыбались. Петухов сначала не понял вопроса, а когда смысл дошел до сознания, глаза его загорелись.

– В школе? Чердаки? У-у-у… там хоть миллион голубей поместится! – воскликнул он.

– Вот и начнешь разводить.

– Ну-у… Что вы, дяденька! – разочарованно протянул мальчик. – У нас такая директорша… хуже завхоза! Разве она позволит! Ксения Федоровна даже и разговаривать с ней про голубей не станет…

– Ну хорошо. Дальше будет видно. Николай… Я вчера говорил с твоим отцом. Он человек горячий, несдержанный, но неплохой, и напрасно ты его боишься. Если он тебя и бил раньше, то только потому, что считал это полезным. Он хотел тебе добра. Я ему объяснил, что от битья никакого толку не будет, и он как будто согласился со мной. Тебе нужно договориться с отцом. Он любит машину, и ты любишь технику. Одним словом, не бойся. Иди домой смело. Кажется, всё… Арнольд Спиридонович, выгони их, пожалуйста, на улицу. Надоели они нам…

Пропуска были выписаны, и Алексей Николаевич передал их Васильеву.

– Ну, до свиданья, ребята! Наследили вы нам… Видите, какие следы оставляете, – показал пальцем на зеленую папку Глушков. – И всё-таки мы вам поверили. Не подведите!

Петухов хотел было разразиться какими-то обещаниями, но, взглянув на Константина Семеновича, споткнулся на первом же слове.