Текст книги "Новый директор"

Автор книги: Герман Матвеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)

24. Единомышленница

Восходящее солнце окрашивало трубы и крыши в золотисто-медный цвет, когда на другое утро Константин Семенович вышел из дома и, по старой привычке, остановился под воротами.

Перегоняя друг друга, по улице торопливо шли рабочие заводов и фабрик. Возле тротуара суетились голуби, подбирая пшено и хлебные крошки.

На трамвайной остановке толчея. Вагоны не могут вместить сразу всех желающих и отходят переполненные до отказа. Многие виснут на подножках, а кто помоложе – устраиваются на «колбасе».

Пропустив два трамвая, Константин Семенович наконец залез в третий. Пассажиры ехали молча. Сидевшие пытались дремать. И только голосистая кондукторша нарушала тишину, без устали выкрикивая:

– Граждане, проходите вперед! Передние потеснитесь. Всем надо на работу. Кто еще не платил за проезд? Граждане, передавайте плату!

На одной из остановок вышло много народу, и в вагоне стало свободно. Константин Семенович продвинулся вперед и вдруг услышал свое имя.

– Константин Семенович! Это вы? – спросила его пожилая, опрятно одетая женщина, сидевшая на «детских» местах.

– Вы не ошиблись. Я действительно Константин Семенович.

– Вы в школу?

– Тоже угадали.

– И я туда же, – с какой-то виноватой улыбкой сообщила женщина. – Вчера вечером узнала о вашем назначении и страшно обрадовалась. Вы меня, конечно, не помните. А я вас запомнила. И доклад ваш на учительской конференции помню, и видела несколько раз… Правда, это было давно, лет пять, шесть тому назад. Я учительница. Фамилия моя Брагина, Агния Сергеевна.

Константин Семенович нахмурил брови. Где-то и совсем недавно он слышал это имя.

– Позвольте, позвольте… Кто-то мне про вас говорил, – пробормотал он.

– А я могу сказать… Аким Захарович.

– Совершенно верно! – вспомнил Константин Семенович, усаживаясь рядом. – Он говорил, что вы последовательница Макаренко и много делаете для пропаганды его методов…

– Ну что вы! В нашей школе Макаренко сидел на задней парте. Применять его можно было в очень маленьких дозах. У нас же нет главного, Константин Семенович, – труда! Но не стоит вспоминать вчерашний день. Я уже знаю, что вы задали перцу нашим художникам за их иждивенческие замашки. Да, да! Мне всё подробно рассказали. Ребята в восторге. Фантазируют, планируют, подсчитывают… Они загорелись. Как видите, и я не утерпела. Еду в школу знакомиться с вами и помочь, если нужно.

– Очень рад! Ну что ж, давайте познакомимся, Агния Сергеевна, – сказал Константин Семенович, протягивая руку учительнице. – Особенно рад тому, что мы единомышленники. Как раз мы говорили вчера с женой… Она советует собрать актив. А я не знаю, какой… Ведь актив бывает разный. Мне кажется, что актив рождается и определяется идеей. Значит, он должен собраться сам. И вы – наглядный тому пример. Правда, список актива у меня есть, и, по всей вероятности, это энергичные, хорошие люди. Ну, а вдруг они окажутся противниками наших идей? Может так случиться?

– Вполне… и даже так оно и есть. В активе Марины Федотовны… в учительском активе, как раз такие и числятся. Не все, конечно! – сразу поправилась она. – Но ни Акима Захаровича, ни Риммы Вадимовны, ни Ксении Федоровны там нет.

– Вас я тоже не нашел…

– Ну я… что обо мне говорить, – очень смутившись, проговорила Брагина. – Вот с учениками иначе. Там актив определяется по-другому.

– Думаю, что и с учениками тоже… Возьмем для примера Игоря Уварова. Он в вашем классе?

– Нет. У меня девятый «б», а Уваров в девятом «а».

– Игорь Уваров актив?

– Ну как вам сказать?.. Не очень. Он умный, воспитанный мальчик и, кажется, с организаторскими способностями, но мать его считает, что посторонние дела помешают ученью сына. А мать пользуется авторитетом у директора.

– А сам он пользуется авторитетом у комсомольцев?

– Комсомольцы относятся к нему прохладно, особенно мальчики.

– А почему?

– Боюсь вам сказать, – Агния Сергеевна замялась. – Мне кажется, у нас в школе две жизни, Константин Семенович. Одна жизнь видимая – для отчетов, собраний, стенгазет, так сказать, для показа. Хорошо покрашенный школьный фасад. Эту жизнь мы знаем, потому что сами ее создаем… Но есть и другая жизнь. Хотя она со стороны и не видна и считается нехарактерной, но она существует где-то за кулисами, и мы сталкиваемся с ней на каждом шагу… Вот кто-то плачет, кто-то стал хуже или лучше учиться, начал вести себя как-то по-другому, а то вдруг узнаем, что кого-то даже арестовали и осудили… Почему? Как это произошло? Какие за этим стоят причины? Можем мы ответить на эти вопросы? Нет. Только общими фразами… В большинстве случаев мы ничего не знаем, а часто и знать не хотим… Если бы дети нам доверяли…

– Ну вам-то они доверяют!

– Нет, Константин Семенович, – грустно призналась учительница. – Не надо самообольщаться. Возможно, мне доверяют немного больше, чем Лизуновой, но… в полной мере, в той мере, в какой бы мне хотелось, они не доверяют. И знаете почему? Во-первых, потому, что у меня их тридцать шесть человек. Но это еще не так много. Есть классы по сорок пять человек. Во-вторых, у меня совершенно нет свободного времени заниматься неучебными делами, и им это известно. И наконец, они знают, что я ничем помочь не могу… Вот предположим, семья в семь человек живет в небольшой комнате. Девочка не всегда может по вечерам готовить уроки, а мы об этом знаем и не считаемся, задаем, требуем. Не приготовила – получай двойку. Ужасно! Как это отражается на ее психике! Ко мне в прошлом году обратились ребята, чтобы я выступила на педсовете с предложением… не спрашивать их по понедельникам. Понимаете почему?

– Догадаться нетрудно. Взрослые по субботам приходят раньше, в воскресенье они дома, собираются гости…

– Да! А жилищные условия у многих такие, что делать домашние задания невозможно и негде.

– Вопрос очень существенный. Зимой, по вечерам, возвращаясь со службы и проходя мимо школ, я часто думал: большое, теплое здание пустует. Хорошо, если освещены окна первого этажа, где учится вторая смена или школа рабочей молодежи…

– А что делать?

– То есть как что делать! – с удивлением произнес Константин Семенович. – Школа должна закрываться, только когда дети спят, да и то не всегда. Это же их второй дом! Им внушают, что они хозяева, и мы обязаны воспитывать это чувство… А на деле? Разве чувствуют они себя хозяевами?

– К сожалению, вторая смена…

– Мы обойдемся без второй смены, Агния Сергеевна, это значит: у нас будет продленный день, – с удовольствием, несмотря на то что в последнее время говорил об этом часто, сообщил Константин Семенович – По вечерам мы организуем лекторий, кружки, общества, библиотеку-читальню и всё, что сможем придумать и что нам понадобится.

– Значит, и мы, математики, можем что-то делать по своей части?

– Обязательно и непременно. Всё что угодно! Устраивайте в своих кабинетах конкурсы, соревнования, учите работать на счетных машинах… Нам выходить! – спохватился Константин Семенович. – Чуть не проехали!

Они сошли с трамвая и, свернув в переулок, медленно направились к школе.

– Сегодня я плохо спала, Константин Семенович, – говорила на ходу Агния Сергеевна. – Честно признаюсь, меня мучали сомнения… А вдруг вы изменились за это время, вдруг пересмотрели свои взгляды на воспитание…

– И стал отъявленным бюрократом-чиновником? – со смехом спросил он.

– А разве так не бывает?

– Бывает, когда человек боится потерять стул, на который его посадили, – сказал Горюнов и, подумав, прибавил: – Ну и другие причины… Агния Сергеевна, мне известно, что ваш класс лучший в школе…

– Кто это вам сказал? Аким Захарович?

– Нет, Ирина Дементьевна.

– Да что вы говорите! Вот уж не ожидала…

– Подскажите мне хорошую девочку, организатора. Для очень серьезного дела. Инициативную, добросовестную, энергичную и… знаете, такую… как бы это определить… не барышню!

– Вы уже хотите слишком! Таких у нас вообще в школе нет. А зачем?

– Я поручу ей возглавить одно большое дело. Фабрику-кухню.

– О-о! Что-то интересное… Не знаю… Может быть, Клаву Иванову. Это мой староста. Или в десятом классе есть…

– Нет, – перебил ее Константин Семенович. – Десятый не будем трогать. У них перелетные настроения…

25. Выявляется актив

В школе уже кипела работа. Через открытые окна доносились детские голоса. На пустыре, около выставленной старой мебели, копошились ребята.

– Вы смотрите, что тут делается! – не то с удивлением, не то с восхищением воскликнула учительница. – А вот и она! Константин Семенович, вон Клава стоит с подругами, вон та… с узелком.

Возле открытых настежь школьных дверей стояли три рослых девочки и с интересом наблюдали за возившимися с мебелью ребятами. У двух были в руках чемоданчики, у третьей узелок.

Учительница направилась к своим воспитанницам.

– Агния Сергеевна, не говорите им ничего о кухне, – предупредил Константин Семенович. – Я сам.

– Они, наверно, меня поджидают.

– Вы просили их прийти?

– О, нет! Об этом их просить не нужно. Узнали, наверно, от юннатов.

Увидя свою воспитательницу, девочки заулыбались и побежали навстречу.

– Здравствуйте, Агния Сергеевна! Как хорошо, что вы пришли! Мы хотели поехать к вам… Наших здесь уже много! – заговорили они вразброд, искоса поглядывая на Константина Семеновича.

Агния Сергеевна подняла руку, и ученицы замолчали.

– Девочки, это наш новый директор…

– А мы знаем, Агния Сергеевна, – тихо сказала одна из них.

– Тем лучше! Вот, Константин Семенович, полюбуйтесь, каких взрослых девиц вам придется воспитывать. Виолетта Макарова, Фаина Селезнева, а это Клава Иванова, – представила она.

У Клавы было простое, со вздернутым носом и широкими скулами загорелое лицо. Темно-серые глаза смотрели вдумчиво и прямо. Узелок, который она держала в руках, старенькое дешевое платье, лента в косе – всё это говорило о том, что растет она в малообеспеченной семье.

– Все они серьезны и сообразительны, – шутливо продолжала Агния Сергеевна, – но иногда бывают слишком молоды…

– Такой недостаток мы быстро исправим, – засмеялся директор и, видя, что у девочек широко открылись глаза, объяснил: – Надо, чтобы голова и руки были заняты делом. Согласны?

– Согласны! – за всех негромко ответила Клава.

– Я вижу по глазам, что вы хотите меня о чем-то спросить? Верно? Спрашивайте.

– Константин Семенович, скажите, пожалуйста, а это правда, что вы разрешили пускать учеников в школу до начала занятий? – смущаясь и краснея, спросила Виолетта.

– Вы же хозяева школы! Мы только что говорили об этом с Агнией Сергеевной. Как я могу вам запретить, если вы хотите ремонтировать свою комнату, работать и вообще что-то делать?

– А раньше нас не пускали…

– Не совсем так! Я, например, застал здесь юннатов…

– Юннатам только и разрешали поливать цветы.

– Дежурным, – прибавила Фаина. – Да и то под ответственность Ксении Федоровны. А это правда, что у нас отменяются классы?

– Нет. Классы не отменяются.

– Фу! Я хотела сказать – комнаты отменяются, – неудачно поправилась она, и все засмеялись.

– И комнаты остаются на месте, но мы решили ввести в нашей школе кабинетную систему, – сказал Константин Семенович и, как во всех до этого случаях, стал объяснять, зачем и как это будет делаться.

– Ну как, – спросил он под конец, – нравится вам такая кабинетная система?

– Очень! Вроде института, – похвалила Виолетта.

– А это правда, что у нас будет фабрика-кухня? – вдруг спросила Клава.

Константин Семенович переглянулся с Брагиной и с нарочитым равнодушием отвечал:

– А это зависит от вас. Если вы согласитесь и будете регулярно работать, пожалуйста! Устраивайте фабрику-кухню, кондитерский цех, хлебопечение… Всё что угодно! Ну, а если не захотите, передадим помещение «Нарпиту», и он устроит там обыкновенную столовую.

– Ой, нет! Конечно, мы очень хотим, Константин Семенович, – вмешалась Виолетта. – Не надо «Нарпиту» отдавать!

– Но мы же не умеем… – неуверенно возразила Фаина.

– Ты не умеешь, а я умею! – перебила ее Клава.

– Девочки, а что это у вас в чемоданчиках? Не продукты ли для фабрики-кухни? – опять шутливо спросил Константин Семенович.

– Ну что вы… Тут у нас халаты, – ответила Фаина. – Нам сказали, что вы приказали приходить в старых платьях или взять с собой халаты.

– Продукты тоже есть, – призналась Виолетта. – Завтрак… Не бросать же работу!

– Молодцы! Предусмотрительно! – похвалил Константин Семенович. – А вы знаете, что работа будет грязной?

– Знаем! – хором ответили девочки.

– Придется красить, мыть, перетаскивать мебель…

– Ну так что! Вы думаете, что мы не умеем!

– Мы не боимся!

Константин Семенович невольно вспомнил разговор с Верой Васильевной и свой пример о голодном человеке. Вот он – самый настоящий голод. Дети изголодались по работе. Они изнывают от безделья, от заботливо организованного тоскливого отдыха. Их не нужно ни уговаривать, ни принуждать. Стоило ему открыть двери родной школы, как слух об этом моментально облетел всех ребят. И вот они здесь! Захватили халаты, не забыли завтраки…

Щурясь от прямых лучей солнца, на крыльцо вышел Архипыч в сопровождении большой группы мальчиков. Заслонив ладонью глаза, завхоз осмотрел пустырь, увидел директора и, приказав команде следовать за ним, быстро направился к нему.

– Здравия желаю, товарищ кап… Константин Семенович! С добрым утром! Вот они… Ну-ка, ребятки, постройтесь! – начал он и вдруг, словно командовал по меньшей мере ротой солдат, гаркнул: – По одному станови-ись! Бригадиры на правый фланг! Вот, Константин Семенович, собрали бригады, да не просто так: идите кому не лень, а с отбором!.. Выдаю им кисти и краску.

– Парты красить? – спросил директор, оглядывая довольных ребят.

– Да. Провел сейчас два урока по малярному делу… Толковые ребята! Через день мастерами будут!

– А почему девочек нет?

– Девочки в столовую пойдут и на кухню. Там дела, хоть отбавляй!

– Ну что ж… Иванова, идите сюда!

Когда Клава нерешительно приблизилась, Константин Семенович положил ей руку на плечо:

– Вот, Архипыч, тебе правая рука! Клава Иванова назначается председателем организационного комитета по фабрике-кухне. Она соберет семь-восемь самых лучших, самых надежных хозяйственных девочек… и мальчиков, кого найдет нужным, и это будет комитет. Они привлекут других и сами приведут в порядок столовую, кухню, кладовую… Затем составят списки на посуду, кастрюли, сковородки…

– Ну что вы… разве я смогу, Константин Семенович! – вся пунцовая от смущения и удовольствия промолвила девочка.

– А почему нет? Если захотите, то сможете! – твердо сказал директор. – Надо верить в свои силы. Вы же не одна! Ко-ми-тет! – раздельно проговорил он. – Со всеми сложными вопросами приходите ко мне, но еще лучше – к Андрею Архипычу.

– Меня же не будут слушаться! – взмолилась девочка.

– Кто?

– Никто.

– А тех, кто не будет слушаться, кто будет нарушать дисциплину и порядок, установленный комитетом, отстраняйте от работы. Решительно и беспощадно! В ваших руках дело! Большое, нужное дело! – торжественно говорил Константин Семенович. – Сейчас вам еще трудно представить, что у нас будет. Воображение ваше рисует чистенькую столовую с буфетом, где продаются бутерброды с сыром, вареные яйца, простокваша и кисель. На обед подают свежие щи и котлеты… Нет! Мы организуем действительно фабрику. Настоящее производство. Вы будете выпускать разнообразнейшую продукцию…

Ребята всё прибывали. Константин Семенович видел, как они подходили парами, а то и целыми группами окружали и во все глаза смотрели на него.

– Начинайте действовать, Клава! – продолжал он громко, чтобы все слышали. – Не робейте. Подумайте, нет ли среди родителей кого-нибудь… Но предупреждаю, не отдавайте никому инициативы, не превращайтесь в простых исполнителей. Пускай мамы командуют дома, а здесь хозяева вы. Спрашивайте, слушайте дельные советы, учитесь, но думайте, решайте и делайте всё сами. И пожалуйста, не прикидывайтесь маленькими, глупенькими детьми. Я всё равно не поверю. Вы всё можете, если захотите…

С одобрением слушала Агния Сергеевна директора. Как серьезно и просто говорит он с учениками. Нет, он не подлаживается к ним. Уверенный, твердый тон руководителя чувствуется в каждом его слове, и никому, даже самым отъявленным озорникам не приходит в голову бросить насмешливую реплику или задать каверзный вопрос.

«А может быть, дети просто удивлены, что директор снизошел до разговора с ними?», – подумала учительница, мысленно сравнивая его с Мариной Федотовной. Директриса говорила с учениками только в торжественных случаях, со сцены, да читала в кабинете у себя нотации тем, кто провинился.

– В этом году мы начнем много увлекательных и полезных дел, – говорил Константин Семенович, – но всё будет зависеть от вас. Крепко запомните! Никто за вас и ничего для вас делать не будет. Только своими руками!

Петухов услыхал знакомый голос, бросил шкаф, с которым возился, подошел к собравшимся и, увидев Константина Семеновича, окаменел.

– Мы, учителя, не будем ставить вам никаких преград, – продолжал директор. – Всякое разумное и полезное для школы дело мы поддержим, а если нужна будет помощь, то и поможем… Вот, например, Максим Петухов и его друзья хотят разводить на чердаке голубей, – с улыбкой сказал директор, увидев огненные волосы и вытаращенные на него глаза. – Разве это плохо? По-моему, очень хорошо! Пускай в школе будет своя голубиная станция и почта. Конечно, если вы задумаете разводить слонов или бегемотов…

Дружный смех покрыл последние слова директора, а когда шум стих, раздался насмешливый голос:

– А медведей можно?

И снова ребята рассмеялись.

– Относительно медведей надо посоветоваться с Ксенией Федоровной, – серьезно ответил директор. – Но я думаю, одного, двух медвежат, если вы достанете, держать можно.

Вернулись старшие юннаты. В рюкзаках, в ведрах, в мешках они принесли несколько сортов земли: дерновую, огородную, глинистую, песчаную, перепревший навоз.

– Вон, видите! Наши ботаники запасают уже землю. Знаете, что они задумали? Устроить в школе зимний ботанический сад. Молодцы, юннаты! Так вот, мне очень приятно с вами разговаривать, но словами дело не делают. Маляры сейчас начнут красить парты. Клава Иванова, принимайтесь тоже за свое дело, а остальные… Кто-то из вас недавно предложил… Где он? Забыл его фамилию… – говорил Константин Семенович, оглядываясь по сторонам. – Наверно, спортсмен… Кто из вас хочет играть в футбол, в лапту, в рюхи, в волейбол, кто хочет зимой кататься на коньках – поднимите руки!

Почти все подняли руки.

– У-у… все хотят. Это хорошо! Но где? На стадионы нас не пускают. Этот мальчик сказал мне так: «Вот бы нам построили здесь на пустыре стадион, а зимой каток!» Прекрасная идея! Не всякая школа имеет рядом столько свободного места. Великолепный стадион можно здесь построить! Только я не понял, кто должен построить? Может быть, пригласить ребят из Китая? Они здорово умеют работать…

По толпе прошел гул, послышалось:

– Сами построим!

Константин Семенович поднял руку и, когда наступила тишина, продолжал:

– Товарищи, вы напрасно меня уговариваете. Я не собираюсь возражать. Сами – так сами! Кто из вас тут дельные ребята? Кому можно поручить это дело?

– Байкову! Жене Байкову! – сказал рядом стоящий мальчик.

– Байкову? Хорошо. Где он?

– Я здесь!

Из толпы вышел стройный юноша лет шестнадцати.

– Очень приятно! Женя Байков! Комсомолец?

– Да. Я комсорг девятого «б».

– Ага! Актив Агнии Сергеевны. Тем лучше! Женя, вы назначаетесь начальником строительства стадиона. Отмеряйте в эту сторону метров сто пятьдесят, поперек метров пятьдесят и организуйте работу. Сначала надо всё очистить, а уж потом распланируем.

– А лопаты, носилки…

– Носилки придется выписывать тоже из Китая. Правда, они носят землю в корзинках…

Из школы выбежала Поля и, растолкав ребят, подошла к директору:

– Константин Семенович, к вам звонили и требовали, чтобы вы обратно позвонили в роно.

– Сейчас иду. Тише, товарищи! Я должен вас оставить. Принимайтесь за дело!

26. Природа берет свое

Константин Семенович набрал номер телефона и сразу услышал голос Замятина.

– Боря, ты мне звонил?

– Звонил. Вот какие дела, Костенька. Из райкома направили ко мне одного человека, а я послал его к тебе. Куприянов по фамилии. Не дошел он еще?

– Нет.

– Поговори, посмотри. Может быть, и пригодится. Он ищет работу… Теперь насчет артели. Канительное дело получается, Костя. Я узнавал. Несмотря на постановление Совета Министров об освобождении школьных помещений, нынче их, пожалуй, не выселишь.

– Да что ты говоришь! У них же срок договора кончился, а новый не подписан.

– Ну, если бы договор был подписан, вообще не о чем говорить. Принудительно выселить трудно, почти невозможно. Только добровольно. Попробуй их сам убедить. Ты ведь умеешь.

– Убедить в том, чтобы они убирались на все четыре стороны? Нет, не берусь.

– А я уже не знаю, через кого и действовать. Если они упрутся, в этом году ничего с ними не поделать. Может быть, на будущий год, весной… Потом относительно пустыря… Минутку!

Было слышно, как Борис Михайлович кому-то глухо ответил, затем невнятно заговорили другие, а через минуту снова раздался его голос:

– Алло! Ты слушаешь?

– Да. Что с пустырем?

– На вашем пустыре планируют строительство жилых домов.

– Когда?

– Сроки еще неизвестны. Года через три, четыре. Так или иначе, но я думаю, что пустырь нам не получить. Бесполезно и просить.

– Короче говоря, за что ни возьмись, везде – стоп! Стадион мы всё-таки построим на свой страх и риск, а дальше будет видно. Нужно узнать, от кого зависит решение… Испортил ты мне настроение, Борис!

– Подожди! Есть и приятная новость. Участок для лагеря за городом выделяют хоть сто гектаров! Никаких затруднений не будет.

– И на том спасибо! Но место для лагеря мы сами найдем.

– Пожалуйста! Как видишь, я не сижу сложа руки. Как у тебя дела?

– Мы начинаем работать. Вчера наш завхоз не допустил к работе маляров, тех, что делают у нас ремонт. Двое были сильно навеселе, а третий вообще не явился. Когда у них срок окончания работ?

– По твоей школе… сейчас… По твоей школе первое августа.

– Так вот! Ремонт мы закончим сами, а сегодня составим акт, что они сделали и чего не сделали. Определите стоимость, и пускай строительная контора за оставшиеся по смете суммы рассчитается материалами. И, пожалуйста, не упрашивай, не уговаривай, а требуй. Напусти на них нашего завхоза. Дай ему нужную бумажку… Рабочих мы больше не пустим. Нельзя поощрять такое разгильдяйство. Они чувствуют себя незаменимыми, избалованы и делают что хотят.

– Вполне понятно! Рабочих не хватает, а ремонтировать нужно все школы.

– Пора кончать с этим барством и переходить на полное самообслуживание.

У «инвалида», как выразился Андрей Архипыч, выбиты стекла, с боков содран лак, и весь он ходуном ходит, грозя при неосторожном обращении рассыпаться, но это ребят не смущает. Петухов еще вчера облюбовал этот шкаф и сейчас, когда на помощь пришел Коля Садовский, они оттащили «инвалида» в сторону, повалили на бок и занялись осмотром.

– Мировой шкафик! Никакой не инвалид! – восхищался Максим. – Гвоздями сколотить, еще сто лет простоит, как новенький. Колька, надо гвоздей достать… А знаешь, где? Я у наших дворников видел. Как раз такие, с палец длиной. Они лежат в кладовке под воротами, куда метлы прячут…

Садовский не слушал. Пристально вглядываясь в окна нижнего этажа, он думал о другом.

– А может, это и не он? Может, похожий… – задумчиво произнес мальчик. – Ты знаешь, какие похожие люди есть на свете? Не отличить!

– Ну да, не он! Что я, слепой! Он меня по фамилии назвал и про голубей помянул.

– А про меня он ничего не сказал? – спросил Садовский.

– Нет. Он только так… издали… Увидел меня и засмеялся… Я же заметный. Ну ладно, Коль. Выйдет на улицу, сам увидишь. Дверцы чего-то болтаются…

– Его, наверно, потому и назначили к нам… – не слушая друга, неуверенно продолжал Садовский. – Потому, что за нас поручился.

– Да нет. Просто послали дисциплину поднимать, – возразил Петухов. – Факт! Он как возьмет в оборот… Живо всех двоечников в пятерочников переделает!

– Хм!.. дисциплину, – иронически проговорил Коля. – Какая же это дисциплина, когда он всем работу дал. Дисциплина – это знаешь что? Сиди и не дыши! Стой и не шевелись!

– Ну, это когда на уроках.

– И на переменках тоже.

– Ладно! Там видно будет. Он дядька хороший! Не кричит и на мозги не капает… А знаешь, Колька, что я придумал? Надо бы лучше винтами его скрепить. Крепче будет. А винты можно из стульев вывернуть. Знаешь, которые в зале стоят. Только вот где отвертку взять…

– Отвертка у меня есть.

– Давай сбегай! – оживился Максим. – А я пока винтов навыкручиваю. Они слабо держатся, можно ножиком.

Идея понравилась обоим, но в этот момент на крыльцо вышел Артем Китаев и увидел мальчиков, возившихся возле шкафа.

– Эй-эй! Вы чего тут пристроились? – сердито крикнул он и в несколько прыжков оказался рядом с ними.

– А тебе-то что! Этот шкаф мы себе берем! – твердо заявил Петухов.

– А меду не хотите?

– Чего?

– Я говорю, меду не хотите? Проваливайте отсюда! Шкаф пойдет в нашу мастерскую.

– А это видал? – показал Петухов кукиш.

– А ну живо сматывайтесь! Захватили самые лучшие шкафы, и всё мало, – рассердился Артем и крикнул во весь голос: – Ки-ри-и-ил! Ребята-а!

В угловом окне третьего этажа сейчас же высунулись головы двух юношей:

– Ты что?

– Давайте сюда! Юннаты всю мебель к себе тащат!

Петухов сразу сообразил, что дело принимает невыгодный оборот: вдвоем им не справиться.

– Колька, беги скорей за нашими! Они в новой комнате, знаешь, рядом со сценой, где раньше был методический кабинет, – приказал он. – Зови всех ребят, мы им звону дадим!

Садовский со всех ног бросился в школу, а Максим уселся на шкаф, уцепившись за дверцу обеими руками. При каждом резком движении шкаф вздрагивал и, как живой, издавал скрипучие жалобные стоны.

– Ты же его сломаешь, балда! – сердился Артем. – Он и так еле держится. Слезай! Слышишь? Слезай, тебе говорят!

– Не слезу.

– Я тебя за волосы стащу!

– Попробуй!

– А вот и попробую…

– А ну попробуй…

Один за другим на улицу выбежали художники.

Константин Семенович видел всю эту сцену из окна и ждал, чем она кончится. Художники были значительно старше, но оторвать Петухова от шкафа не могли. С воинственными криками из школы высыпали несколько юннатов. Еще немного – и спор превратится в потасовку. Необходимо было вмешаться.

Выйдя на крыльцо, Константин Семенович услышал голос Ксении Федоровны:

– Тише, ребята! Чего вы не поделили? Максим, в чем дело?

– А чего художники командуют… Всё им да им… Мы хотели инвалида починить…

– Какого инвалида?

– Вот этого. Мы его для семян хотели сделать, а Китаев отбирает.

– Китаев, в чем дело?

– Ксения Федоровна, этот шкаф нам разрешил взять Андрей Архипыч в мастерскую. А Петух тут как тут! Он такой жадный… Всё захватывает.

– Кто захватывает?

– Петух.

– Кто?

– Петухов.

– Китаев, вы уже взрослый человек! Нужно следить за собой и не впадать в ребячество.

– Извините… я по привычке…

– Врет он всё, ничего ему Андрей Архипыч не разрешал! – закричал Петухов, видя, что учительница готова уступить.

– Ну, а зачем нам такой шкаф, Максим? Куда мы его поставим?

– А для семян! Вы же сами говорили…

– Для семян уже есть. Ты бы лучше девочкам помог. Они собираются аквариум переносить.

– Ну да… Сломают еще! – забеспокоился Петухов. – Берутся не за свое дело! Надо сначала носилки сделать. Пошли, ребята!

Юннаты убежали в школу. Вокруг шкафа остались смущенные художники и учительница.

– Ксения Федоровна, вам нужна эта рухлядь? – спросил Артем.

– Только если на доски…

– А мы починим.

– Пожалуйста, берите, – разрешила биолог и, заметив директора, направилась к нему. – С добрым утром, Константин Семенович. У нас получается очень хорошо. Вчера вымыли потолок и стены, и больше нам ничего не нужно. Кое-где рамы подкрасить… Мы уже начали вселяться.

– Тем лучше!

– Я всё боюсь, что вы передумаете, и ужасно тороплюсь…

– Забавный у вас мальчуган Максим Петухов, – проговорил Константин Семенович.

– Хороший мальчишка! – отозвалась Ксения Федоровна. – Только вот с матерью у него неблагополучно. Родная мать, а хуже мачехи! Работает где-то в ателье мод, хорошо получает и всё тратит на себя. А он безнадзорный. Часто голодный, и обувь у него… Видели? Константин Семенович, я вызову ее и давайте вместе поговорим по душам.

– Вызывайте. А куда же остальные подевались? – спросил Константин Семенович, оглядываясь по сторонам – Недавно здесь было много детей…

– Они решили здесь школьный стадион строить.

– Это я знаю, и даже назначил начальника строительства.

– Кого?

– Женю Байкова.

– Как это вы, Константин Семенович, Байкова сразу разглядели и Клаву Иванову? Они такие… незаметные, в глаза не бросаются.

– Вы считаете назначение удачным?

– Очень! Лучше не найти.

– А скажите, пожалуйста, Ксения Федоровна, нет ли в школе радиолюбителей, хорошо знающих технику?

– Нет, – ответила учительница, но сейчас же спохватилась: – Ах, нет! Постойте, постойте. Есть! Три мальчика из восьмого класса занимаются во Дворце пионеров. Как-то ребята мне говорили, что они прекрасно знают радио. Сами монтируют всякие приемники, а Цыганков Валерий коротковолновик и даже участвовал на каком-то конкурсе.

– Как, вы сказали, их фамилии?

– Цыганков Валерий, Журавлев и Линьков. Все из восьмого класса.

– Очень хорошо! – проговорил Константин Семенович, записывая фамилии мальчиков – Если я поручу им наш радиоузел, кто-нибудь из учителей опять меня похвалит, скажет, что я сразу разглядел ребят.

Ксения Федоровна схватилась за очки и расхохоталась:

– Да, секрет ваш очень прост. Ничего не скажешь. Но боюсь, Константин Семенович, что моя рекомендация вам не пригодится. Насколько мне известно, Цыганков и его друзья очень обижены и вряд ли возьмутся за школьный узел… Из принципа. У вас в кабинете спрятана радиоаппаратура. Видели?

– Видел.

– Она дорогая, и Марина Федотовна очень ее берегла. Никого не подпускала.

– Всё понятно, – со вздохом произнес Константин Семенович, внимательно наблюдая за приближающимся человеком в полувоенной форме. «Летчик», – решил он, заметив на синих брюках голубой кант.

– Из-звините, пожалуйста. Мне н-нужен директор ш-школы, – слегка заикаясь, сказал мужчина, останавливаясь в нескольких шагах от директора и учительницы.

– Вы товарищ Куприянов? – спросил Константин Семенович.

– Так точно!

– Мне недавно звонил завроно… Я попрошу вас пройти в канцелярию. Подождите меня там. Через несколько минут я приду.

– С-слушаюсь! – ответил Куприянов и, козырнув, ушел в открытую дверь.

Ксения Федоровна проводила его взглядом и вопросительно посмотрела на директора.

– Родитель? – спросила она.