Текст книги "Новый директор"

Автор книги: Герман Матвеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

19. Странный учитель

Аким Захарович Сутырин относился к «старой учительской гвардии», но, по мнению большинства преподавателей, был человеком странным, и, пожалуй, даже чудаковатым. На педсоветах он никогда не выступал, общественной работы не вел, от воспитательской отказывался наотрез. Метод его занятий был тоже несколько своеобразен, и если бы он преподавал не рисование и черчение – предметы, на которые не обращали особого внимания в школе, а что-нибудь более значительное, – ему бы несдобровать.

На первом уроке Аким Захарович обычно опрашивал учеников и устанавливал, кто из них любит рисовать, а затем проводил беседу о живописи. На следующий урок все должны были принести по листу чистой бумаги, мягкий карандаш, резинку, а кто имел – краски, цветные карандаши, мелки. Учитель ставил на столе и на специальных подставках вазу, цветы, мяч, игрушечную, но очень хорошо сделанную собаку, гипсовый бюст Некрасова и предлагал выбрать по своему желанию любую вещь и рисовать ее, кто как умеет. Урок назывался «кто во что горазд». В течение всего часа учитель наблюдал Фамилии детей, работающих с увлечением и имеющих способности, он заносил в свою записную книжку. Так определялись «любимчики», и в дальнейшем он работал только с ними.

Марина Федотовна, вскоре после того как пришла в школу, была подробно информирована о странностях учителя рисования.

Как и все предыдущие директора, она вызвала его для объяснения.

– Аким Захарович, я хотела с вами подробней познакомиться и задать несколько вопросов…

– Очень рад, – равнодушно проговорил учитель.

– Вы понимаете, что если я назначена директором, то должна быть в курсе всех дел школы. Государство поставило перед нами задачу: воспитать из молодого поколения достойную смену…

Марина Федотовна очень любила трескучие слова, и такое предисловие длилось обычно минуты две. Затем новая директриса приступила к деловой части разговора:

– Мне сказали, что вы пользуетесь только двумя отметками?

– Да.

– Тройками и пятерками?

– Да.

– Кому же вы ставите эти отметки?

– Пятерки я ставлю способным, а тройки всем остальным.

– Но почему именно тройки?

– Хорошо, если вы хотите, я буду ставить двойки. Это мне безразлично.

– Нет, подождите! – торопливо остановила его директриса. – Я просто хочу уяснить ваш метод.

– У меня нет никакого метода. Практически я работаю со способными детьми, ну и конечно с теми, кто любит, чувствует искусство.

– С любимчиками!

– Да. Их называют почему-то моими любимчиками.

– А как же быть остальным ученикам? Вы получаете заработную плату от государства, и это обязывает вас заниматься со всеми.

– А зачем?

– То есть как зачем? Программой предусмотрено обязательное преподавание рисования для всех, а не только для способных.

– Это мне известно.

– Тем более! Почему же вы с ними не работаете? Говорят, что они у вас делают на уроке, что им вздумается?

– Нет, они тоже рисуют, вернее, чертят.

– Что они чертят?

– Геометрические фигуры, иногда копируют рисунки, – невозмутимо пояснил Аким Захарович.

Он видел, как Марина Федотовна постепенно теряла равновесие, краснела и каждую фразу начинала нотой выше:

– Я не понимаю! Вы или нарочно хотите меня рассердить или… что это такое? При чем тут фигуры, копирование? Есть программа. Вы же старый учитель и сами говорите, что прекрасно знаете требования министерства. Неужели вы думаете, что для вас будут делать какие-то исключения? Я поставлю вопрос о вашем методе в гороно.

– Там знают, Марина Федотовна, – всё так же невозмутимо ответил учитель.

– Знают! Ну и что?

– Да ничего…

– Они бывали у вас на уроках?

– Были. Давно, правда.

– И как же они на это смотрят?

– Никак. Они закрывают глаза…

Это сообщение несколько успокоило директрису:

– Ну, хорошо. Но объясните мне, пожалуйста, почему вы ставите своим любимчикам пятерки… а не четверки, например?

– За что же четверки? Все они работают, как только могут, в полную силу, и каждый в своей манере.

– Но не у всех же выходит одинаково хорошо?

– Да. Конечно. Это зависит от способностей. Одни более одарены, другие менее.

– Вот и нужно это разграничивать. Одним ставить пятерки, другим четверки, если они менее одарены, – делая ударение на «а», предложила директриса.

– Они же в этом не виноваты, Марина Федотовна. Это от господа бога, так сказать… искра божия.

– Новое дело! – возмутилась директриса. – При чем тут бог!

– Относительно искры божией не мое выражение. Я позаимствовал у Карла Маркса.

– Я не люблю шуток, Аким Захарович! – строго, но не очень уверенно сказала Марина Федотовна. – Разговор у нас серьезный. Ну, а теперь скажите мне, почему вы ставите тройки тем, кто чертит фигурки или копирует.

– Чтобы не огорчать родителей. Чтобы не снижать общую успеваемость…

В конце концов Марина Федотовна, как и все другие директора, ничего не выяснив и не поняв, махнула рукой на странного учителя.

А между тем Аким Захарович вел очень интересную и значительную работу. Со способными, или как их в шутку называли – «подающими слабые надежды», он занимался много, упорно, и не только до шестого класса. В школе был кружок рисования, устраивались коллективные посещения Эрмитажа, музеев. А самые талантливые ученики регулярно приходили к нему на дом и работали в его большой комнате – мастерской. Многие ученики Акима Захаровича, окончив десятилетку, без всякой дополнительной подготовки поступали в Академию художеств или в другие художественные учебные заведения.

С остальными детьми Аким Захарович часто проводил увлекательные беседы об искусстве, о великих художниках, о судьбе их произведений, а после посещений Русского музея или какой-нибудь выставки устраивал большой – на два, на три урока разговор-разбор. Одним словом, учитель невзирая на всякие рогатки и скептическое отношение делал то, что не было предусмотрено программой: эстетически воспитывал детей, развивал у них хороший вкус и понимание значения и роли искусства в жизни.

Вернувшись домой после разговора с Константином Семеновичем, Аким Захарович вышел в коридор, где висел телефон, и позвонил самому талантливому ученику девятого класса Артему Китаеву:

– Артем! Слушай меня, голубчик! Случилось нечто из ряда вон выходящее. Просто, понимаешь ли, событие! Я позвоню сейчас Кириллу, а ты извести всех наших… кого найдешь. Завтра нужно собраться к девяти часам в школу. У нас новый директор. Да не просто директор, а настоящий! Потом я расскажу подробней… Нет, я не хочу тебя интриговать. Я еще и сам не разобрался как следует. Сколько мы сможем собрать народу?.. Ну, конечно, всех, кто в городе!

20. Воспитание начинается

На другое утро, задолго до девяти часов, возле школы начали собираться ученики. Толком никто ничего не знал. Знали, что в школу пришел новый директор и что предстоит какая-то работа. Правда, юннаты делали вид, что им известно гораздо больше, и вообще вели себя таинственно: собирались группами на южной стороне здания, поглядывали на угловые окна и посмеивались.

– В чем дело? Что вы там увидели? – спрашивали художники.

Юннаты отнекивались и загадочно бормотали:

– Да нет… просто так… ничего особенного.

Кое-кто из более нетерпеливых начал стучать в дверь.

– Ну что вы барабаните? – сердито спросила появившаяся в дверях Поля. – Что вам надо?

– Как это что! Нас вызвали к девяти часам, а ты не пускаешь!

– Не сочиняйте! Кто вас вызывал?

– Новый директор!

– Ой, выдумщики! Новый директор! Скажут тоже. Он и сам-то вчерась только пришел.

– А какой он, Поля? Хороший?

Немного поломавшись, нянечка сообщила ребятам о своих впечатлениях. Говоря о директоре, она всё время упоминала про нового завхоза, и в представлении ребят эти два человека как-то слились и получилось что-то такое – «не разбери-поймешь». По словам нянечки, получалось, что новый директор был высокий, или, как она сказала, длинный, с палкой, но почему-то среднего роста. Очень строгий, но не из крикливых, и шутник. Глаза имел острые, «насквозь видит», но с виду простой, хотя и «сам себе на уме». Любитель порядка, дотошный, во всё нос сует…

Константин Семенович пришел без десяти минут девять. Ребят он застал возле школы. Младшие играли на пустыре, старшие гуляли или сидели на ступеньках подъезда.

Появление Константина Семеновича было сразу замечено. Кто-то из мальчиков крикнул: «Атас» – и раздался предупреждающий пронзительный свист.

Через несколько секунд Горюнов был окружен плотным кольцом учеников.

Момент был чрезвычайно ответственный. Первая встреча с детьми, как правило, накладывает глубокий отпечаток на всю дальнейшую работу с ними. Об этом знают все педагоги. Молодые, не имеющие опыта учителя, тщательно готовятся к такой встрече, что-то разучивают, продумывают, репетируют, а в результате создают о себе часто неправильное представление, и потом долго не могут найти «общий язык».

– Кто это из вас так свистел? – спросил Константин Семенович с улыбкой.

– Я свистел, – далеко не сразу ответил мальчик лет двенадцати, с большими темными глазами и непокорно торчащим вихром.

– Неплохо. С двумя пальцами или с одним?

– Как это с одним? Я колечком пальцы складываю, – ответил мальчик и показал, как он делает. – А вы умеете с одним?

– Умею.

– Ну да! Покажите!

– Вот поедем как-нибудь за город, в лес, там я тебя научу. В городе это не совсем удобно и даже неприлично.

Затем Константин Семенович обратился ко всем:

– Ну как? Разглядели с головы до ног? Девочки, наверно, думают: «А зачем это он с палочкой пришел?». Верно? Я человек откровенный и скажу… Палка эта называется у меня «дисциплинарная». Да, да! – продолжал он, когда кончился смех. – С помощью этой палки мы будем укреплять сознательную дисциплину. Учтите это и других предупредите.

– Константин Семенович, скажите, пожалуйста, а правда, что вы из милиции? – спросила одна из девочек.

– А почему вы думаете, что меня зовут Константин Семенович?

– Мы уже знаем… Мы всё знаем! Знаем, что раньше вы были учителем литературы в Петроградском районе… – затараторили девочки. – Знаем, что вы статью в газету написали о Макаренко…

Осведомленность девочек удивила Константина Семеновича:

– Ну если знаете, ничего не поделаешь. Никуда от вас не скроешься. Приходится сознаваться. Меня действительно зовут Константин Семенович, и раньше я работал учителем литературы. Теперь такой вопрос, товарищи… Зачем вы сюда пришли?

– Работать! Кабинет оборудовать! – почти хором ответили юннаты.

– Работать? – удивился директор. – Странно! А я подумал сначала, что вы на бал танцевать пришли. Кто же в таком виде работает? Ну а вы? – обратился он к молча стоящей группе художников.

– А мы еще и сами не знаем, Константин Семенович, – с достоинством ответил Артем Китаев. – Аким Захарович просил собраться, а зачем – не сказал.

– А вон они идут! – крикнул один из мальчиков.

Действительно, из-за угла показались длинный Сутырин и «Колобок». Они шли рядом, и между ними был такой контраст, что все невольно засмеялись. Учителя сами понимали, что смешны, и тоже улыбались во весь рот.

– Товарищи педагоги! – обратился к ним, поздоровавшись, Константин Семенович. – Вы смотрите, как ребята одеты! Работа грязная, пыльная…

– Константин Семенович, девочек нужно извинить. Для знакомства с вами они не хотели показываться в старых платьях, – сказала улыбаясь Ксения Федоровна. – Правда, девочки?

– Они хотели вас ошеломить нарядами! – выпалил какой-то мальчик.

– Очаровать! – прибавил другой.

– А сами-то!.. – немедленно огрызнулась небольшая девочка.

– Очаровать… Ты бы лучше помолчал! – сердито буркнула девочка постарше.

– Тише, товарищи! – остановил Константин Семенович начавшуюся перебранку. – Не будем терять дорогого времени. Делаем так! Все вы живете близко, все проворные! Те, кто хочет и будет работать, сейчас быстро сходят домой и переоденутся в старенькую одежду. Кто не хочет работать, могут остаться дома.

– Константин Семенович, а с моим активом я бы хотел сначала посоветоваться, – предупредил Аким Захарович.

– Пожалуйста!

– Значит, любой класс? – спросил он, видя, что Константин Семенович направляется в школу.

– Да. На втором или третьем этаже.

Аким Захарович отошел с окружившими его художниками в сторону.

– Дело такое, коллеги: в нашей школе вводится кабинетная система. Классов у нас не будет.

– А как же так?

– Ликвидируется вторая смена… И вообще… Вы уже взрослые люди! Одним словом, мы можем выбрать любую комнату, чтобы устроить там свою мастерскую.

– А вы сказали – кабинет!

– Пускай другие называют кабинетом, а у нас будет художественная мастерская. Давайте подумаем, какую комнату занять.

– Седьмой «а»! – сразу предложила Рита. – Утром там солнце.

– Ну-у… на втором этаже! – недовольно протянула полная, с пышными волосами девочка. Она была одна из самых способных карикатуристок. – Лучше на третьем!

– Я согласен с Аллой! – сказал Артем. – А что, если нам взять десятый «в»? Говорят, что юннаты получили методический. А мы над ними!

– Но там всё время солнце! Будет слепить…

– Повесим занавески!

– А где ты их возьмешь?

Мнения раскололись, и разгорелся спор. Вопрос был действительно важный. Кто-то предложил комнату девятого «б». Старшие присоединились к Артему. Аким Захарович слушал молча, покручивая кончик уса.

– Подождите, ребята! – остановил расшумевшихся коренастый подросток Кирилл Булатов. – Так мы до вечера будем кричать и ничего не решим. Пускай Аким Захарович скажет!

Все головы повернулись к учителю.

– Ну что же, я согласен с Китаевым, – сказал Аким Захарович, нисколько не обеспокоенный шумным спором ребят.

– А ничего, что там целый день солнце? – спросила Рита.

– Повесим белые занавески и будем регулировать свет.

– Там, кажется, семь окон и такая жара… – заметил кто-то.

Аким Захарович пожал плечами. Он вел себя с ребятами как равный с равными.

– Неужели мы не сумеем достать белого материала? Хотя бы простыни? – горячась, спросил он. – Да в конце концов новый директор выделит какие-то средства на мастерскую!

– Идемте к нему! – раздались голоса.

Константин Семенович стоял в вестибюле с завхозом и нянечками.

– Теперь можно считать, что белил хватит, товарищ капитан, – говорил Архипыч.

– Зови ты меня, пожалуйста, по имени, – поморщившись, попросил Горюнов. – Неужели уж так привык!

– Есть! Так я говорю, Константин Семенович, что белил на все парты хватит, да еще и останется. Всех не изведем. Обещали натуральной олифы, чтобы не воняло…

– Ну хорошо… Подожди минутку! – остановил он завхоза, увидев вошедших художников. – Что у вас, товарищи?

– Мы, кажется, решили, Константин Семенович, – заговорил Артем Китаев. – Десятый «в», на третьем этаже. И Аким Захарович не против.

– Хорошо. Я так и записываю. А решили твердо? Почему «кажется»? Предупреждаю, никаких перераспределений больше не будет.

– У нас есть просьба. Комната очень светлая… – начал Аким Захарович и кончил просьбой о занавесках и шторах.

– Пожалуйста! Вешайте хоть бархатные! – сразу разрешил Константин Семенович. – Это ваше дело. Оборудуйте как хотите!

– Да, но нам нужны средства, Константин Семенович. На что мы можем рассчитывать?

– Только на то, что есть. Парты, столы… ну, конечно, шкафы. Я еще и сам точно не знаю, что у нас есть.

– А деньги? – не выдержал Артем.

– Какие деньги?

– Занавески купить… мольберты.

– А меду не хотите? – спросил Константин Семенович. – Вы шутите! Сколько вас человек?

– Восемнадцать, – с недоумением ответил Артем.

– Восемнадцать! – еще больше изумился директор. – Восемнадцать молодых, здоровых, талантливых людей просят на занавесочки! Комсомольцы? Сколько комсомольцев?

– Тринадцать, – тихо ответила Алла.

– Тринадцать комсомольцев! Такая сила! Нет у меня денег! Во всех смыслах нет!

– А как же быть? – смущенно спросил Артем.

Ребята были до такой степени огорошены и растерянны, что в первые минуты перестали соображать. Они явно не понимали нового директора.

– Вы даже не знаете, как быть! – с горькой усмешкой сказал директор. – А вы не маленькие. Заработать нужно! Своими собственными руками заработать! Умеете работать?

– А как мы можем заработать?

– Вот это – другой разговор! – ответил Константин Семенович. – Если вы хотите получить от меня совет – пожалуйста. В любое время приходите и спрашивайте. Буду рад поделиться своим опытом. Где вы можете заработать? Думаю, что лучше всего у шефов. У нас очень хороший шеф. Такой большой, мощный машиностроительный завод, и надо с ним связаться как следует.

– Ну-у… – презрительно протянул Кирилл. – Знаем мы их! Они только по названию шефы…

– А я полагаю, что вы не правы. Нельзя сидеть в школе и ждать, когда шефы к нам придут. У них и других дел выше головы. Нет, под лежачий камень вода не течет. И кроме того, шефство должно быть взаимным, если можно так выразиться. Я уверен, например, что завком завода платит большие деньги всяким халтурщикам за оформление стендов, выставок, плакатов. Да мало ли дела художникам на таком заводе! Уверен я и в том, что они будут очень рады, если вы возьмете это на себя. Вот о чем надо беседовать с шефами!

– А что! Это здорово, ребята! – воскликнул Артем. – Закроем дорогу халтурщикам. Аким Захарович… там же действительно деньги пригоршнями отпускают на всякое оформление. Я знаю. Отец мне говорил, что они заплатили какому-то художнику триста рублей за постоянный заголовок для цеховой стенгазеты.

– Не разрешат! – грустно возразил Кирилл.

– Кто не разрешит?

– Райфо. Ты не знаешь порядков! На кого они будут деньги перечислять? Тебе, что ли…

– Опять безвыходное положение! – засмеялся Константин Семенович. – Ну ладно, я помогу советом: а разве нельзя деньги через родительский комитет оформлять?

– Правильно! – воскликнул Артем. – Решили!

– Вот то-то и оно-то! – довольно произнес Константин Семенович и поднял руку: – Товарищи! Только я вас должен предупредить: не ждите, что завком откроет нам свои объятия и сразу выложит на стол деньги. Они же нас не знают. Нужно сначала показать работу, зарекомендовать себя. И пожалуйста, не торопитесь! Без горячки! Продумайте, договоритесь между собой, и только тогда начнем действовать. Сначала вам нужно привести в порядок свой кабинет…

– Мастерскую, – подсказала Рита.

– Ах, мастерскую! Ну, пожалуйста, мастерскую. Она вам скоро будет нужна для этой самой работы.

Аким Захарович молча слушал, но по тому, как он крутил и дергал свой ус, было видно, что разговор с директором очень взволновал его. Он был полностью согласен с Константином Семеновичем. И чем больше слушал и думал, тем яснее и ярче открывались ему какие-то удивительные перспективы. Не случайно, выходит, Константин Семенович бросил вчера фразу о том, что людей можно окрылять…

21. Завуч старших классов

Ирина Дементьевна вернулась из колхоза, где отдыхала у родных, намереваясь заняться ремонтом комнаты и кое-какими домашними делами. В школу решила идти пятнадцатого числа.

Сообщение завхоза Островой о назначении нового директора хотя и не было для нее большой неожиданностью, всё же встревожило ее. В период выпускных экзаменов Борис Михайлович дал ей понять, что Марина Федотовна не справляется с работой и что он думает о другом директоре. Сначала Ирина Дементьевна решила, что он имеет в виду также и ее, но, поразмыслив, отказалась от этого предположения. «Но почему какой-то Горюнов из милиции? – думала она. – Почему из милиции? Где он раскопал этого Горюнова? И почему даже не предупредил? Правда, ее не было в городе, но он мог бы и подождать».

В роно, куда она отправилась на другой же день, ей показали приказ. Замятина она ждать не стала и отправилась в школу. Сокращая дорогу, Ирина Дементьевна свернула в переулок и здесь увидела одного из учеников девятого класса.

– Здравствуйте, Ирина Дементьевна! – еще издали приветствовал ее юноша.

– Здравствуйте, Уваров. Давно приехали?

– Уже две недели. Вы в школу, Ирина Дементьевна?

– Да.

– Я тоже.

Некоторое время шли молча. Занятая своими мыслями, Ирина Дементьевна не обращала внимания на спутника, на то, как он несколько раз пристально посмотрел на нее и почему-то при этом смутился.

– А вы за лето очень похорошели, Ирина Дементьевна, – собравшись с духом, проговорил Игорь. – Загар вам идет!

Завуч строго взглянула на ученика, но вместо того чтобы рассердиться и «поставить его на место», только усмехнулась. Рядом с ней шагал уже не мальчик, а сильно возмужавший юноша, и в глазах его, казалось, было столько невинного восхищения, что Ирина Дементьевна «рассудку вопреки» простила ему эту вольность. Всё-таки она была не только педагог, но и женщина.

– У нас новый директор, – сказала она.

– Да, я уже слышал. Ну что ж… Директора приходят и уходят, а вы остаетесь, – с улыбкой заметил Игорь и, подумав, продолжал: – В нас вы всегда найдете крепкую поддержку. Поверьте мне… Стоит вам только намекнуть… Мы вас в обиду не дадим! – с горячей преданностью закончил он.

– Уваров, а вы не замечаете у себя излишней самоуверенности и, я бы даже сказала, некоторого цинизма?

– Ну что вы, Ирина Дементьевна! Разве можно моим словам придавать такое серьезное значение, – тоном обиженного мальчика отозвался Игорь. – Ведь я еще ребенок!

– Ребенок с усиками.

– Разве?

Юноша невольно провел пальцем над верхней губой. Сегодня утром, разглядывая себя в зеркале, он тоже заметил, что пушок над губой стал больше и крепче. Если его побрить, то начнут расти уже настоящие усы.

– Наблюдая вас, я всегда приходила к какому-то двоякому впечатлению, – медленно проговорила Ирина Дементьевна. – С одной стороны, вы примерный комсомолец, хороший ученик, неглупый, начитанный, мужественный… Одним словом, у вас много прекрасных качеств, о которых, кстати, вы отлично знаете. С другой стороны, в вашем характере, во взглядах есть что-то порочное… Почему, например, вы так упорно уклоняетесь от всякой общественной работы?

– Мне кажется, Ирина Дементьевна, что общественная работа – это не главное в жизни.

– А что главное?

– На данном этапе главное для меня – пятерки.

– А на следующем этапе?

– Еще не знаю… Время покажет… И я не карьерист по натуре, Ирина Дементьевна. Я не хочу мешать другим… общественникам.

– Вы считаете, что общественная работа нужна для карьеры?

– А разве нет? Ведь вы им в характеристиках потом напишете, что данный ученик проявил себя как активный, сознательный, прилежный общественник… А это сыграет бо-ольшую роль при поступлении в вуз.

– А вы рассчитываете на свою фамилию?

– Ну что вы! Я рассчитываю только на себя… и на свои пятерки.

Широкая канава, вырытая поперек панели для прокладки каких-то труб, преградила путь. Юноша легко перескочил и остановился на холмике земли с намерением помочь завучу. Во всякое другое время и с другим спутником Ирина Дементьевна, не задумываясь, перемахнула бы через канаву с такой же легкостью, но сейчас, повинуясь педагогическому, а может быть и женскому чутью, свернула на проезжую часть улицы и обошла препятствие.

– Ирина Дементьевна, – осторожно начал Игорь, присоединяясь к завучу, – вы нашли в моих взглядах что-то порочное…

– Я думаю, что это наносное, и со временем уйдет.

– Ирина Дементьевна, порочность – это миф, созданный людьми благонравными, когда им было нужно объяснить, почему некоторые из нас бывают так странно привлекательны, – постарался сказать выразительно Игорь.

– Ну вот… Ну что это такое! Откуда вы это взяли? Вы же не станете меня уверять, что это ваше?

– Вам не нравится? – уклонился от прямого ответа Игорь.

– А вам нравится? – спросила завуч и, видя, что юноша молчит, повторила: – Вам нравится эта глупость?

– Глупость с вашей точки зрения или с точки зрения педагога?

– А это уже дерзость!

– Извините. Я просто хотел проверить… Некоторые идеи очень оригинальны. Вы не беспокойтесь за меня, Ирина Дементьевна! Если мне приходится слышать или читать что-нибудь такое… не предусмотренное школьной программой, то я отлично об этом знаю… и всегда помню.

– Интересно, а с Мариной Федотовной или с Софьей Львовной вы тоже так разговариваете?

Софья Львовна была учительницей истории и воспитателем девятого класса, где учился Игорь.

– О школьной программе? – спросил Игорь.

– О порочности.

– Ну что вы, Ирина Дементьевна! Вы думаете, что я действительно ребенок и не в состоянии разбираться, с кем и как можно разговаривать, – обиженно сказал Игорь. – Да если бы Софья Львовна услышала что-нибудь подобное, она бы такой шум подняла!

– А со мной можно?

– Да. С вами можно говорить откровенно о чем угодно. Если я ошибусь, вы поправите, если заблуждаюсь – наставите на путь истины, и никогда не будете зарабатывать на наших ошибках политический багаж…

Это была явная лесть, но в тоне Игоря звучала неподдельная искренность, а прямой взгляд чистых серых глаз не мог лгать. Ирина Дементьевна поверила. Да и как не поверить таким приятным словам!

Не доходя до школы, они остановились. Там творилось что-то непонятное. Несколько окон в первом этаже было открыто, и оттуда, как дым, летела густая пыль.

Оживленно перекликаясь и хохоча, ребята вытаскивали на пустырь парты, столы, шкафы. Между ними с деловым видом ходил мужчина в рабочем халате. Он осматривал извлекаемую мебель, что-то отбирал, распоряжался.

– Что они делают? – с удивлением спросил Игорь.

– Я, кажется, догадалась. Это ломаная старая мебель. Освобождают столовую, – объяснила Ирина Дементьевна. – Но откуда он столько ребят набрал?

– Ну, это несложно. Дали команду по цепочке, – ответил Игорь.

– Да… но он только вчера назначен!

Константин Семенович сидел в своем кабинете и, слушая Акима Захаровича, поглядывал из окна на пустырь.

– Конечно, дети есть дети! – говорил учитель рисования. – Видишь, как они охотно принялись за дело. А почему? Потому что это ново. В этой работе есть какое-то творчество… А трудности наши во многом зависят от города. Большой город. Много соблазнов, много впечатлений, улица, кино… И чем способней ребенок, чем предприимчивей его натура, тем больше тянет его на улицу…

– Не согласен! – перебил его Константин Семенович. – Когда-то я тоже думал так. Но вот пришлось мне однажды побывать на конференции учителей народов Крайнего Севера. Там другие условия жизни… Тундра. Ребят свозят на учебный период в школу, и живут они в интернатах. Там нет ни города и никаких особенных соблазнов. А трудности, оказывается, такие же, как и у нас. Плохая успеваемость и дисциплина.

– Неужели!

– Да. Позднее я говорил с учителями из маленьких городов, из сельских местностей. Везде одно и то же.

– В чем же дело?

– В системе образования! Подумать только… тысяча девятьсот пятьдесят пятый год, а в школе по-прежнему старые методы и формы работы. Некоторые считают эти старые формы работы испытанными и проверенными. Неверно считают, по привычке! А кроме того, они не знают и не хотят знать других форм… Кто это пришел? – спросил Константин Семенович, заметив красивую стройную женщину с молодым человеком.

– Сама Ирина Дементьевна пожаловала! – объявил Аким Захарович, взглянув в окно.

– А юноша?

– Игорь Уваров. Сын знаменитого отца. Интересный паренек! Умный, очень развитой, но избалованный и, как мне кажется, хитрый.

– Н-да… – задумчиво произнес Константин Семенович. – Вот она где, настоящая трудность!.. А как к нему ребята относятся? Он пользуется среди них влиянием?

– Кроме трех или четырех приятелей. Остальные его почему-то недолюбливают, – подумав, ответил учитель. – Их ведь не обманешь улыбками. Разве только девочек.

– Сюда идут.

– Раньше времени пришла. Беспокоится. Ну, держись, Константин Семенович. С ней надо быть большим дипломатом.

Ирина Дементьевна, сдержанно отвечая на приветствия детей, прошла в школу. Игорь остался на улице. Поднявшись на второй этаж и услышав звонкий голос Ксении Федоровны, завуч направилась в актовый зал.

Небольшая комната слева от сцены, где обычно переодевались и гримировались драмкружковцы, была открыта, и туда из методического кабинета юннаты переносили учебные пособия.

– Ирина Дементьевна, здравствуйте! – вызывающе блестя глазами, очками и всем своим видом, поздоровалась естественница.

– Что это за переселение? – спросила завуч.

– Переселяемся… Дождались наконец! Получили подходящую комнату для работы.

– А методический кабинет?

– Закрывается за ненадобностью… Давно пора! – с подчеркнутым злорадством сказала Ксения Федоровна и, увидев рыжего мальчишку, тащившего большую кипу папок, побежала наперерез. – Максим! Не сюда, не сюда, Максим! Это вниз, в библиотеку!

– А там закрыто.

– Положи пока на скамейку, около двери.

Минуты две Ирина Дементьевна молча наблюдала за переселением. Над головой раздавался грохот передвигаемой мебели. Там, на третьем этаже, тоже происходило что-то неизвестное и без ее разрешения. В душе молодой женщины рождались обида, неприязнь и даже враждебное чувство к новому директору. «Как он смел так бесцеремонно, неделикатно, не посоветовавшись с ближайшими своими помощниками, начать такую ломку? – думала она. – Привык в милиции…»

– Не троньте, девочки! Вам тяжело! – кричала Ксения Федоровна. – Надо позвать старших мальчиков. Инна, сбегай вниз!

«С какой стати он отдал методический кабинет биологам… Распоряжается, как диктатор».

– Инна! – остановила завуч пробегавшую мимо девочку. – Что это за грохот наверху?

– А там художественную мастерскую устраивают!

«Это что еще за новости! Художественная мастерская! В средней школе!»

Возмущенная и взволнованная, направилась завуч к лестнице, но, увидев поднимавшегося учителя рисования, отвернулась к окну и сделала вид, что не заметила его. Ей не хотелось встречаться и говорить с этим странным человеком, пока не прояснится ее положение. В голову пришла тревожная мысль: «А что, если и она, как Острова, в связи с приходом нового директора будет уволена? Может быть, он потому и не считал нужным предварительно разговаривать с ней».