Текст книги "Новый директор"

Автор книги: Герман Матвеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)

51. Ферты

На стадионе уже шла работа, когда Константин Семенович и присоединившаяся к нему по дороге стайка ребят остановились возле школы.

Бульдозер проделал огромную работу, и сейчас по выровненной площадке школьники, со шнурком и колышками, размечали беговую дорожку. Работающих было немного, но директор сразу услышал и узнал голос Жени Байкова.

– Возьми правей! От меня правей! – кричал он, присев на корточки. – Что ты делаешь? Алиса, покажи ему, где правая рука! Вот! Еще немного! Еще!.. Та-ак! Колоти!

Солнце поднялось еще невысоко и отбрасывало длинные тени. Неподалеку от угла здания, контражуром, как говорят фотографы, четко вырисовывались силуэты двух юношей в узких брюках и в рубахах навыпуск. Засунув руки в карманы, они в независимых позах, расставив ноги на ширину плеч, наблюдали за работающими. Рядом с ними стояла девушка.

– А что это за ферты? – спросил Константин Семенович.

– Ферты! – со смехом повторил один из мальчиков. – Это тоже наши, Константин Семенович. Старшеклассники.

– Что-то они мало похожи на школьников.

Сбоку подошли Клим и Моника. Поздоровавшись с директором, начальник штаба доложил, что школьный патруль почти весь собрался и что все дежурные на сегодня назначены.

– Клим, что это за ферты? – спросил мальчик, когда доклад был окончен. – Одного я знаю: Логинов из десятого «б».

– А второй Свищев Юра. И Галя Хлынова, – сказал Клим и шепнул директору: – Уваровские прихвостни.

Константин Семенович сделал вид, что не придал особого значения последней фразе.

– Пройдемте ко мне, товарищи! – пригласил он своих помощников. – Есть небольшой разговор.

Вчера вечером привезли несколько новых вешалок, составили их в вестибюле, и сейчас воздух здесь был насыщен приятным запахом хвойного выструганного дерева.

В канцелярии орудовала Поля со щеткой, тряпкой и ведром.

– Здравствуйте, Константин Семенович!

– Здравствуйте, Поля. Андрей Архипыч пришел?

– Они поехали куда-то насчет нашей столовой, с девочками, – с готовностью сообщила нянечка, отпирая дверь в кабинет директора. – Бают, что нам кухонные машины установят. Будто они сами тесто месят и мясо мелют. Как в кино!

Пропустив вперед Клима и Монику, Константин Семенович закрыл за собой дверь и жестом пригласил их сесть на стоявшие возле стола стулья.

– До начала учебного года осталось немного, а комсомольский актив плохо дает о себе знать, – начал он, проходя на свое место. – О причине я догадываюсь, но это слабое утешение. Нам нужно что-то предпринимать. Что, если завтра вечером собрать всех, кого можно, кто в городе, и поговорить откровенно, по душам? Тем более, что у нас в школе ЧП.

– А что случилось?

– Арестован Уваров.

– Ка-ак арестован! – ахнул Клим.

Наступила пауза. Константин Семенович посмотрел на сильно побледневшую девушку и невольно отвел взгляд в сторону.

– Пока что особенно распространять эту новость не стоит, – барабаня пальцами, предупредил он, – От имени штаба напишите повестки. Там-то и тогда-то собирается чрезвычайное совещание актива комсомола школы. Подчеркните слово чрезвычайное, или лучше поставьте сверху ЧП. Вы поняли, товарищи?

– Да… но я всё еще не могу очухаться… Уваров арестован! За что? – спросил Клим.

– Если над ним будет суд… если появится какая-то возможность, я постараюсь, чтобы вы присутствовали. В крайнем случае, приглашу следователя, и он сделает сообщение. А сейчас назовите мне фамилии его друзей. Наиболее близких друзей.

– Близких друзей у него, кажется, и не было, Константин Семенович, – не задумываясь ответил Клим. – Он всегда держался особняком.

– Тем лучше! Но только что вы бросили фразу – «уваровские прихвостни».

– Ах, эти ферты… А почему вы их назвали фертами, Константин Семенович?

– Ферт – старинное название буквы «эф». Если человек держит руки в карманах?..

– Понятно! – со смехом сказал Клим. – Эти ферты последние годы действительно держались около Уварова… Подлизывались к нему и, как бы это сказать… подхалимничали! Но он с ними, по-моему, не очень церемонился.

– Они комсомольцы?

– Да-а! Логинов и Хлынова активисты. А Свищев у них на побегушках.

– А кто еще?

– Ну… кто еще? – в раздумье повторил юноша, – Моня, среди девчонок у него много поклонниц? – спросил он и, взглянув, теперь уже на покрасневшую девушку, смутился. – Сразу как-то не сообразишь, Константин Семенович, – пробормотал он и, покрутив пальцем около виска, закончил: – Пошуровать надо.

Директор не стал допытываться и выяснять, почему так резко менялась краска на лице Моники и почему смутился Клим. «По всей вероятности, мой вопрос бестактен, – подумал он, – если она когда-то тоже была в числе таких поклонниц».

– Ну, хорошо, «пошуруйте», – сказал Константин Семенович. – На комсомольском собрании жду от вас прямого, откровенного и смелого выступления. Так? А сейчас за дело, товарищи! – сказал он, поднимаясь из-за стола. – И попросите, пожалуйста, ко мне… этих фертов…

У Юры Свищева по-детски пухлые губы, широко открытые, светло-серые глаза и слегка вздернутый нос на круглом лице. Миша Логинов годом старше, но почти на голову выше Свищева. Над губой у него уже наметились усики. Прямой, открытый взгляд внимательных глаз, небольшой и очень правильной формы нос делали его привлекательным. Но всё портила одежда. На обоих были надеты чрезмерно узкие, хотя и хорошо сшитые брюки зеленого цвета и полосатые, с короткими рукавами рубахи навыпуск. Впечатление какой-то фальшивости, чего-то чужого, наносного усиливалось еще их манерой держаться. Оба так и вошли в кабинет директора, не вынимая рук из карманов.

– По-вашему приказанию явились! – нехотя произнес Логинов, чуть отставляя правую ногу.

Константин Семенович нахмурился.

– Приведите себя в порядок! – приказал он.

Логинов, а за ним и Свищев сразу поняли, о чем говорит директор и, без всякого протеста, вытащили руки из карманов.

– Вам никогда не приходилось видеть седло на корове? – серьезно спросил Константин Семенович.

– Нет, – ответил Свищев и засмеялся.

– Жаль! Весьма поучительное зрелище. А где Хлынова?

– Она там, в канцелярии. Жук сказал, что вам не понравились наши узкие брюки? – с ленивой улыбкой спросил Логинов.

– Ваши брюки меня очень мало волнуют. Это дело вкуса. Вкус же обычно определяется внутренним содержанием человека.

– Если оно есть, – проговорил Логинов.

– Да. Если оно есть. Если это не пустое, бездумное подражание.

– А вы считаете…

– Пока что я ничего не считаю, – перебил его Константин Семенович. – Пригласите сюда Хлынову.

Логинов открыл дверь в канцелярию, но девушки там не оказалось.

– Она вышла, Константин Семенович. Юра, сбегай за ней!

Пока Свищев ходил за Хлыновой, директор молчал, делая вид, что наблюдает через окно за тем, что происходит на улице, перед школой. Предстоял серьезный разговор, почти допрос, и он нисколько не сомневался, что все трое не только находились под влиянием Игоря, но, вполне вероятно, даже принимали какое-то участие в его похождениях. Не случайно Чумаченко, а затем Петухов и Садовский оказались из одной школы и были связаны с Волоховым, а тот, в свою очередь, с Уваровым.

Вернулся запыхавшийся Свищев, а за ним и Хлынова.

– Еле нашел! Я думал, она в класс пошла, а она в столовой…

– Здравствуйте, Константин Семенович, – просто сказала девушка, останавливаясь в дверях и поправляя прядь выбившихся волос.

Галя производила приятное впечатление. Светло-серое, с красной отделкой платье из хорошей шерсти показывало, что в школу она пришла не работать. Галя уже вполне сформировалась в девушку и явно старалась подчеркнуть это прической, красными бусами, покроем платья. Вместе с тем, юность и наивность сквозили во всех чертах ее лица, в ямочках на щеках, в выражении глаз, в пухлости пальцев.

– Вы меня звали? – спросила она, с откровенным любопытством разглядывая директора.

– Да. Закройте дверь и проходите. Не стесняйтесь, садитесь, пожалуйста, и будем разговаривать, – предложил Константин Семенович и, когда все сели, насмешливо продолжал: – Ничего не делать – трудно! Однако, как я видел, вы не боитесь трудностей.

– Вот именно, – с натянутой улыбкой согласился Логинов.

– Ну что ж… В таком духе продолжайте и дальше. Для разнообразия нам пригодится и такая философия. Извините, что побеспокоил, но мне сказали, что вы дружите с Игорем Уваровым. Недавно я с ним говорил, и он согласился принять участие в нашей работе, но куда-то исчез и до сих пор не появляется.

– И не появится, – уверенно сказал Логинов.

– Почему?

– Уварова в городе нет.

– Ах, вот что… Куда же он подевался?

– Уехал… До начала учебного года, а может быть, и задержится недельки на две.

– Даже задержится? Почему же он меня не предупредил? Я ведь жду.

– Замотался, наверно. Знаете, как перед отъездом бывает… туда, сюда…

Константин Семенович внимательно следил за каждым движением юноши, за выражением его глаз, лица, рассчитывая обнаружить так хорошо скрытую, как ему сейчас казалось, ложь… Но ничего подобного не замечал. Логинов, как и остальные, смотрел прямо в глаза, не смущался и не проявлял никакого беспокойства. Так могли держать себя только либо невинные, либо вконец изолгавшиеся люди.

– Печально, если так, – медленно проговорил директор. – Такая забывчивость не украшает молодого человека, особенно комсомольца. Мог бы хотя позвонить по телефону или написать. А куда он, между прочим, поехал?

– К дяде.

– За границу!? – утвердительно спросил Константин Семенович.

Брови Логинова удивленно поднялись. Переглянувшись с девушкой, он хотел было опять сунуть руки в карманы, но спохватился и положил их на колени.

– Почему за границу? Нет. Дядя у него где-то на севере работает.

– Начальник большого строительства, – пояснила Галя.

– Это он вам сам сказал?

– Да.

– Давно?

– Дня три… Юра, когда мы были у него? – обратилась Галя к Свищеву.

– Правильно! Три дня, – ответил тот и некстати засмеялся.

– Чему вы смеетесь? – спросил Константин Семенович.

– Просто так…

– Это у него чисто нервный смех. Он всегда смеется ни к селу ни к городу, – сказала Галя.

Загадка оставалась неразгаданной. «Обманывают или в самом деле не знают правды об Уварове?» – думал Константин Семенович.

– А кто из вас был знаком с Георгием Волоховым? – неожиданно спросил он.

Вопрос нисколько не смутил «фертов». Ни один мускул не дрогнул на лицах Логинова и Свищева.

– А кто он такой? Не из нашей школы? – после короткой паузы беспечно спросила Галя.

– Георгий Волохов большой друг Игоря Уварова, – ответил Константин Семенович. – Ну, а кличку Гошка Блин тоже не слыхали?

Кличка вызвала на лицах улыбки, но и только.

– Еще один вопрос. Какое впечатление на вас произвели книги: «За железным занавесом» и «Свободный мир»?

Испуг, доходящий у Гали до ужаса, краска смущения и опущенные вниз глаза были общим ответом на вопрос. Константин Семенович облегченно вздохнул.

– И сразу условимся, – строго продолжал он. – Не лгать! Я всё знаю. Отрицать бесполезно. Никто вас за это не съест. Откуда у Игоря Уварова эти книги? Товарищ Логинов, я вас спрашиваю.

– Какой-то моряк подарил, – не поднимая головы, пробормотал Логинов.

– Наш моряк?

– Нет. Иностранец.

– Ну, а как вы их читали? Коллективно, или он вам давал книги домой?

– Нет… Мы читали у него.

– Мы не всё читали, Константин Семенович, – сделала попытку оправдаться Хлынова. – Отдельные места… выдержки…

– А зачем?

– Просто так… Надо же знать, что про нас пишут за границей. Мы же не маленькие, – говорила девушка, постепенно оправляясь от первого испуга. – Вот приедут они к нам на фестиваль… А мы даже не знаем, что там пишут про нас.

– Вы думаете, что такие книги пишут те, кто приедет к нам на фестиваль?

– Нет… но всё-таки… – всё смелее говорила Галя. – Они же там читали и будут спрашивать… Но если бы вы знали, какая там ерунда написана!

– Только ли ерунда?

– Да! Ужасные глупости!.. Специально для дураков.

– А мне кажется, что вы сейчас кривите душой… Действительно, я не читал этих книг, но знаю, что у нас немало недостатков и враги их используют ловко. Конечно, «ладонью солнца не закрыть», как говорит пословица, но если вы приставите ладонь к своим глазам, то солнца можете и не увидеть. А от роду слепые люди вообще не видели солнца…

Пример понравился всем троим, нравился и тон беседы. В первые минуты Константин Семенович показался сухим, неприятным человеком, и не трудно было представить, как бы он при желании мог использовать этот случай. Даже страшно подумать! Правда, они знали, что разные бывают учителя, и среди них такие, что «мягко стелют, да жестко спать».

– И беспокоит меня совсем не то, что вам кажется, – задумчиво договорил директор.

– А что нам кажется? – настороженно спросил Логинов.

– Попробую объяснить вам это на примере. Законы Ньютона по физике вы, конечно, изучали, и я нисколько не сомневаюсь, что знаете их назубок. А теперь послушайте простенькую задачу. Имеется пружинный динамометр. Если я зацеплю его за крюк и потяну изо всей силы, то он покажет пятьдесят килограммов. Если потянет моя дочь, то динамометр покажет десять килограммов. А теперь скажите, что покажет динамометр, если с одной стороны возьмусь я, с другой дочь и мы потянем в разные стороны? Задача, как видите, простая, думать особенно нечего. Отвечайте вы, Логинов?

– Шестьдесят килограммов! – уверенно ответил юноша.

– Ну, а по-вашему, Свищев?

– Сорок килограммов.

– А как вы решили задачу, Галя?

– Тридцать… Нет, постойте… ну да! Тридцать.

– Именно этого-то мы и боимся, – с грустью сказал Константин Семенович. – Законы вы знаете, но совсем не понимаете. Ну, а если не понимаете, то следовательно и в жизни применить не сможете. И не только по физике…

Галя порывалась задать вопрос, но он предупредил ее:

– Нет, нет! Ответ я не скажу. Подумайте сами. Действительно, иностранцы могут задать вам самые неожиданные вопросы… Надо будет не только отвечать, но и доказывать. Давайте подготовимся. Что, если устроить дискуссию… в лицах. Раз уж вы читали эти книги, то вы и будете изображать иностранцев, приехавших к нам в гости. Кстати, и костюмы у вас подходящие. Ну как? Комсомольцы вам будут отвечать, вы с ними спорить…

Юноши задумались.

– Вопросы нужно задавать всем или кому-то одному? – спросил Логинов, предвкушая, как он кое-кого из ребят «посадит в галошу».

– Я думаю, что можно кому угодно.

– Значит, вы нам поручаете продумать и организовать такую дискуссию. Можно назвать ее «Встреча комсомольца с интуристом»? – всё больше оживляясь, спросил Логинов.

– Не возражаю.

– Список вопросов мы вам, конечно, дадим утвердить заранее. А как вы считаете, товарищ директор, остальным тоже нужно заранее готовиться?

– Думаю, что нет, – сказал Константин Семенович, догадываясь, что Логинов говорит о своих будущих оппонентах. – Они должны быть всегда готовы.

– А дата? Когда назначить дискуссию?

– Торопиться не стоит. Вот начнется учебный год, и там решим.

– Хорошо бы, когда Игорь вернется… Он любит… – Логинов почему-то замялся, но быстро нашел подходящее выражение, – всякие такие дискуссии.

Теперь Константин Семенович окончательно убедился, что ни Логинов, ни его друзья ничего не знали о преступлении Уварова. В то же время было ясно, что какое-то влияние он на них оказывал. Прежде чем отпустить ребят, следовало что-то сделать. Но что именно? Никакая педагогика не могла предусмотреть подобных случаев.

– Константин Семенович, а можно вам задать вопрос? – спросила Галя.

– Не можно, а должно, если он есть. Прошу и впредь… Если возникают вопросы, приходите и спрашивайте. Какой же вопрос?

– Откуда вы узнали о книгах?

– Совершенно случайно, – просто сказал Константин Семенович, словно говорил о самых обычных вещах. – Нашел у него в столе. Мне поручили повидать Виталия Павловича и сообщить ему о том, что сын его арестован.

– Как арестован? За что? – с ужасом прошептала Галя.

– Вам лучше знать, – после некоторого молчания сухо ответил Константин Семенович. – Вы его друзья!

– Но мы ничего не знаем…

– Значит, плохие друзья!

– Константин Семенович, мы даем честное слово… – жалобно начал Свищев.

– Верю, – перебил его Константин Семенович. – Мне известно, что вы были у Игоря на побегушках, – прибавил он с нарочитым презрением. – В роли добровольных лакеев, или, как еще говорят, холуев.

Галя и Логинов закусили от обиды губы, причем девушка покраснела, а юноша побледнел. Свищев же пропустил оскорбительное замечание директора мимо ушей.

– Больше я вас не задерживаю, товарищи, – переходя на прежний тон, сказал Константин Семенович и посмотрел на часы. – Подумайте, взвесьте всё, сделайте выводы, а потом еще раз побеседуем. Завтра вечером собирается комсомольский актив и я подробно расскажу, куда может привести человека погоня за оригинальностью, за ложной романтикой.

52. «Диктуйте ваши условия»

– Константин Семенович, к вам товарищ Фельдман. Он торопится и просит его принять, – просунув голову в дверь, доложила Мария Васильевна.

Горюнов вопросительно взглянул на завуча:

– Может быть, назначим ему вечером? С расписанием занятий надо спешить.

– Лучше сейчас, если торопится. Впрочем, он всегда торопится, – сказала Ирина Дементьевна, не отрываясь от лежавшего, перед ней окончательного варианта расписания.

– Ну сейчас так сейчас! – со вздохом сказал Константин Семенович. – Давайте!

– Мне уйти? – спросила завуч, когда секретарь школы скрылась.

– Почему? Останьтесь.

С бумагами в руках стремительно вошел Самуил Григорьевич. Он был бодр и даже весел.

– Здравия желаю, товарищ Горюнов! Ирине Дементьевне мое особое!

– Почему особое?

– Ну, таким женщинам всегда особое… Вам не в школе бы работать, а кинозвездой…

– Опять, Самуил Григорьевич!

– Виноват! Но как удержаться!?

– Мне сказали, что у вас срочное дело, – вмешался Горюнов.

– Ну не столько у нас, сколько у вас. Это же вы срочно выставляете нас на все четыре стороны… Константин Семенович, давайте как человек с человеком. Холодная война окончилась… Или вернее, тайная дипломатия. Ну зачем нам ссориться? Давайте заключим мирный договор. Послезавтра у меня правление, и, ей-богу, мы сумеем вас заинтересовать. Найдем всё, что вам нужно. И средства и всё… Диктуйте ваши условия!

– Нам нужно помещение.

– Подумаешь, помещение! Подвал! Сырой, холодный, темный подвал! Зачем? Если для дров, так у вас паровое отопление. Под склад? А что вам хранить? Какие товары? Двойки, тройки, пятерки? Вы уже почти сделали стадион. Это я одобряю! Зимой мы его зальем и будет роскошный каток. Вы катаетесь на коньках? Мы с Ириной Дементьевной такие фигуры будем выписывать… Вы хотите столовую? Великолепно! Мы дадим оборотные средства, штат. Ведь по вашей линии со штатом ой как трудно. Ну, а вы наших рабочих пустите… в определенные часы. Даже нет! Я понимаю, что санитарная инспекция и всё такое… Мы просто в термосах будем носить через черный ход. Что еще? Ремонт? Пожалуйста! Ну зачем вы детей заставляете в грязи копаться? Вы посмотрите на них! С головы до ног в краске перемазаны…

– Самуил Григорьевич, – остановил Фельдмана директор, – вы напрасно меня уговариваете. Никакие уговоры не помогут. Вопрос решен. А помещение нам нужно для организации своего производства.

– Производства? Школе? Дети будут работать? А когда учиться?

– Вот если бы вы предложили передать нам всё ваше оборудование, – продолжал Константин Семенович, не обращая внимания на вопросы Фельдмана. – Так сказать, производство на ходу – тогда, пожалуй… было бы о чем говорить.

– Позвольте! Передать вам производство, оборудование… А мы?

– А вы нашли бы себе дело в государственной промышленности.

– Ну, знаете ли… Ваша голова набита такими идеями, что не сразу сообразишь, что к чему… Шутите вы или всерьез?

– Какие могут быть шутки! Школам необходимо вводить производительный труд. Производительный – понимаете? Вы же коммунист и знаете, что говорили по этому поводу и Маркс и Ленин. Правда?

– Ну, допустим, что так… Но при чем тут наше оборудование?

– А при том, что школы с успехом заменят всё артельное производство. Мы возьмем на себя все ваши обязательства, ваши планы и даже весь ваш ассортимент изделий. Уверяю вас, что мы улучшим качество изделий.

– Великолепно! Роскошная идея! Вы слышите, Ирина Дементьевна, что он говорит? Закрыть артели, а всё дело передать школам. Раз, два, и готово! Всё так просто!

– Ну, может быть, и не раз, два, а постепенно. Но дело идет к тому.

– Ну еще бы! Если уж вы до этого додумались, то наверно скоро будет и указ правительства.

– А разве плохо? Какая огромная польза государству. И никакого вреда.

– А мы приносим вред? – обиделся Фельдман.

– Всяко бывает, – засмеялся Константин Семенович. – Разные встречаются артели.

– Встречаются… Не спорю. Так что ж из этого? Ну, хорошо, я согласен! Уговорили! Мы передадим вам оборудование и вообще всё… да, да! И даже поставим такой пункт в арендном договоре: «Обязуемся передать школе производство на ходу, когда выйдет указ правительства». Так? А до тех пор будем работать, как работали.

– Нет. Такой пункт нас не устроит.

– Ага! На попятный. Значит, вы не очень-то верите в свою идею.

– Верю, но мы торопимся. Мы хотим уже в этом году наладить производство.

– Уже! Как это у вас всё просто. А оборудование, а станки?

– У нас есть шефы. Они помогут.

– Ах, шефы! Машиностроители. Да, да! Я совершенно забыл. Отличные шефы! Самые богатые в районе. Они только и думают о школе… И днем и ночью! Вы уже познакомились с директором завода?

– Нет. Мы еще не знакомы.

– Ну тогда другое дело. Тогда можете планировать свое производство, – шутил Самуил Григорьевич. – Извините меня, товарищ Горюнов, я считал вас более… как бы это сказать… деловым и практичным.

– Самуил Григорьевич, мы всё время уклоняемся от главной темы. Когда вы намерены переезжать?

– Хорошо. Я буду с вами откровенен: помещение у нас уже есть. Представьте себе, мы договорились с Мариной Федотовной! Я пришел поплакаться в жилетку, а она и предложила занимать свой подвал… То есть не свой, а той школы, где она сейчас. Но знаете, что это значит? Кошмар!.. Ремонт! И какой ремонт! Всё заново. Затем переезд… Производство остановится минимум на месяц. Я уже слышу, как трещит план! Затем… Вы думаете, она за мои прекрасные глаза сдает нам свой сырой подвал? У-у… нет, это не та женщина! У нее тоже болит душа за школу…

Речь Фельдмана внезапно прервалась стуком в дверь и появлением Агнии Сергеевны:

– Простите, Константин Семенович… Вы заняты?

– Ничего, ничего. Что случилось, Агния Сергеевна? – тревожно спросил Горюнов.

– У нас недоразумение… – Агния Сергеевна нерешительно смотрела то на Фельдмана, то на завуча, не желая при них говорить. – Пришла Эльвира Петровна… Это наша физкультурница…

Константин Семенович понял, что случилось что-то серьезное, – Агния Сергеевна не стала бы тревожить по пустякам.

– Сейчас. Одну минутку, – сказал он и, опираясь на палку, встал. – Ну что ж, прощайте, Самуил Григорьевич. Я очень рад, что вы получили помещение и, следовательно, до половины сентября успеете переехать… Извините, я должен покинуть вас.

Самуил Григорьевич остался наедине с завучем. Раза три он шумно вздохнул, затем пересел к другому столу и обратился к склонившейся над расписанием женщине:

– Ирина Дементьевна, а вы? Вы сидите, словно воды в рот набрали. Я вас не узнаю! Словно вас подменили! Ни одного словечка, ни «за» ни «против»! Вас уже лишили права голоса?

– Я занята другим, Самуил Григорьевич.

– Что значит другим? А судьба нашей артели вас уже не волнует? Можно подумать, что школа имеет и радио, и кино… и больше ей ничего не нужно?

– А при чем тут я? – поморщилась завуч. – Вы же сами видите, что у нас есть директор.

– Да. Вас, извините, обошли. Я был уверен, что пройдет год, другой и на этом кресле я увижу вас… Кто в этом сомневался? Никто! Ваше слово всегда было решающим. Если бы вы, например, захотели, то и сейчас могли что-то сделать. Он директор новый, еще не в курсе дел.

– В том-то и дело, что «если бы захотела»! – насмешливо повторила Ирина Дементьевна. – А мне почему-то ничего сейчас не хочется, кроме вот… расписания занятий. Даже разговаривать с вами!

– Ах, вот как! – обиделся Фельдман. – Ну тогда извините… Намек довольно прозрачный. Прощайте, что ж, не будем плакать и начнем всё на новом месте.