Текст книги "Новый директор"
Автор книги: Герман Матвеев
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)
53. Мастер спорта
На строительстве стадиона случилось то, чего так боялся Константин Семенович.
Мастер спорта и чемпион Ленинграда по прыжкам, Эльвира Петровна считалась гордостью школы, полновластным хозяином и непререкаемым авторитетом по физическому обучению. Личную тренировку и работу в одном из спортивных обществ она с успехом совмещала с занятиями в школе. Кроме того, Эльвира Петровна прошедшей зимой защитила диссертацию и получила ученую степень кандидата педагогических наук. Темой диссертации была «Методика прыжка в длину с места». Невысокого роста, коротко остриженная, с сильно развитыми икрами ног, вся порывистая, волевая, она производила впечатление одетого в платье мужчины.
Константин Семенович, как только вышел из школы, сейчас же услышал командный голос физкультурницы:
– Маримов! Сюда! Кто еще с лопатами? Мальчики, вы меня слышите?
– Это юннаты, Эльвира Петровна! Они пришли ямы копать…
– Отставить ямы! Я же сказала – никаких ям! Идите сюда!
Женя Байков с группой своих помощников с обиженным видом стоял в стороне. Неподалеку от этой группы собрались отстраненные от работы юннаты с лопатами. Остальные пионеры-школьники ходили без дела по площадке, ожидая распоряжений.
– Она отменила посадку деревьев, – говорила Агния Сергеевна. – И решила всё переделать по-своему. Футбольное поле на школьном стадионе, по ее мнению, не нужно. Она противница футбола…
– А почему вы молчали? А Ксения Федоровна?
– Со мной она вообще не желает разговаривать. «Не вмешивайтесь не в свое дело» – вот и весь разговор! Таким женщинам я не могу возражать, Константин Семенович. А Ксения Федоровна… Но она куда-то уехала. Кажется, на питомник.
Увидев нового директора, Эльвира Петровна быстрой, пружинистой походкой направилась к нему.
– Здравствуйте, товарищ директор! – сказала она, энергично встряхивая Горюнову руку. – Я очень рада, что тут расчистили площадку. Это была моя инициатива. Я не раз говорила… Но Марина Федотовна слишком тяжела на подъем. Ей бы лишний жир согнать…
– Эльвира Петровна, прежде чем тут командовать, следовало бы поговорить со мной.
– О чем?
– Ну хотя бы узнать, что мы здесь задумали.
– А вы разве что-нибудь понимаете в спорте?
– Кое-что…
– Кое-что – мало. Нет уж, товарищ директор, давайте сразу условимся: физкультура и спорт дело мое и вы, пожалуйста, не вмешивайтесь. Так вам будет и удобней и спокойней.
– Ну что вы говорите, Эльвира Петровна! – попробовала остановить физкультурницу Агния Сергеевна.
– Ничего. Мне нравится такая четкая и прямая постановка вопроса, – спокойно сказал Константин Семенович. – Но нас слышат ученики. Я бы не хотел, Эльвира Петровна, ставить вас в неудобное положение. Идемте ко мне и там обо всем договоримся.
– О чем же нам договариваться? – с преувеличенным удивлением спросила чемпион по прыжкам. – Ну хорошо! Будем договариваться.
– Проходите вперед, а я следом за вами, – сказал Горюнов и направился к стоявшим в стороне школьникам. – Женя, – обратился он к мальчику, – произошло досадное недоразумение. В жизни всякое бывает. Эльвира Петровна не осведомлена, а вы не сумели ей объяснить… Она извиняется за свое вмешательство… Продолжайте, пожалуйста!
– А мы? – спросил Петухов.
– И вы… Делайте всё, как раньше. Агния Сергеевна останется с вами…
– Да. Я уж с ними буду, – подтвердила учительница.
– Константин Семенович, Эльвира Петровна говорит, что футбольное поле не нужно! – дрожащим от обиды голосом сказал Байков. – Здесь площадка для баскетбола и волейбола, а там для гимнастики и легкой атлетики…
– Женя, у вас есть план?
– Есть.
– Он утвержден?
– Да. Но она преподаватель… Мы сделаем, а она придет и всё заново…
– Без вашего согласия Эльвира Петровна больше ничего менять не будет. Вы поняли меня? Если она вас не убедит, не докажет…
– Мы же ей говорили…
– Она назвала нас болванами, а Женю щенком, – пожаловалась Рыжук. – С ней много не поспоришь…
Сзади кто-то дернул Алису за платье, но девочка даже не оглянулась.
– Я думаю, что теперь всё ясно. Не будем понапрасну терять время.
– Ясно… – хором ответили школьники.
В кабинете директора Эльвира Петровна застала завуча:
– Здравствуйте, Ирина Дементьевна. Вы уже вернулись?
– Как видите.
– Загорели. Спортом занимались?
– Ну еще бы… Всё лето рыбу ловила.
– Какой же это спорт! Для инвалидов и стариков. Нет! Учителей нужно будет по-настоящему расшевелить. Утром зарядку, в большую перемену разминку… Я решила этим вопросом заняться нынче вплотную. С новым директором я, конечно, договорюсь. Всё-таки мужчина и не успел зажиреть.
– Вы уже познакомились с ним? – с улыбкой спросила Ирина Дементьевна. Она почему-то не могла говорить с мастером спорта серьезно. К счастью, та не замечала иронии.
– Да. Сейчас будем разговаривать. Я как раз и хочу поставить перед ним вопрос о физкультуре для учителей. Одной тут не прошибить. Разработала несколько вариантов комплексных упражнений… Ну, а в дальнейшем опыт нашей работы распространим на все школы.
– Да… С ним или очень легко договориться или совсем невозможно, – как о пустяке, сообщила Ирина Дементьевна. – Одно из двух. Боюсь, что вы по-разному смотрите на некоторые вещи.
– Например?
– Например, на дисциплину.
– А разве на дисциплину можно смотреть по-разному? Двух дисциплин не существует.
– Как же так не существует? Есть сознательная дисциплина, а есть и палочная.
– Пустые слова! Никакой разницы нет. Дисциплина всегда сознательная. Если я подаю команду, то все выполняют ее сознательно. Как же иначе. Или команды просто не знают и, значит, необходим показ. Другое дело, когда упражнение трудное…
– Вот вы ему и докажите!
– Вряд ли придется доказывать такую чепуху.
Вошел Константин Семенович. Ирина Дементьевна, не зная, что произошло на стадионе, и боясь, что Горюнов не разберется в мастере спорта, как педагоге, и попадет под обаяние «званий», сразу вступила в разговор.
– Мы говорили о дисциплине, – начала она. – Эльвира Петровна считает, что между палочной и сознательной дисциплиной никакой разницы нет и что это не стоит даже доказывать.
– Я не согласен с Эльвирой Петровной, – усмехнулся Константин Семенович. – Палочные методы разработаны одним теоретиком полтораста лет назад. Вы, наверно, просто забыли, Эльвира Петровна… Пять принципов подавления и управления дикой резвостью детей: угроза, надзор, запрещение, приказание, наказание.
– Да, да. Совершенно верно! – подумав, согласилась мастер спорта. – Но, честно говоря, я не забыла, а первый раз слышу об этом. Неужели полтораста лет? Здорово! А как фамилия этого теоретика? Песталоцци? Мы проходили в институте историю педагогики, но так, в общих чертах.
Дальнейший разговор в таком духе неизбежно превратился бы в издевательство, и, хотя глаза Ирины Дементьевны искрились весельем, Константину Семеновичу стало стыдно.
– Нет, не Песталоцци, – сказал он, садясь за свой стол. – Эльвира Петровна, вы слышали о том, что наша школа теперь опытная?
– Нет. Первый раз слышу. Неужели? А вы знаете, это хорошо! Я как раз хочу поставить один эксперимент. Вводить физкультуру для учителей…
– Одну минутку…
– Вы не согласны?
– Мысль интересная, но нам нужно сначала договориться о главном… Кто из нас будет руководить школой… Вы или я?
– Странная постановка вопроса…
– Постановка вопроса вполне естественная. Я утвердил план строительства стадиона, вы его отменили. Я просил юннатов посадить деревья, вы отменили…
Эльвира Петровна не привыкла обсуждать с директорами свои действия, а потому всё остальное произошло быстро, хотя и несколько неожиданно.
– Понимаю, – с явной угрозой сказала она. – Вас не устраивает моя кандидатура? Извольте! Могу подать заявление об уходе!
Чемпион Ленинграда ждала, что сейчас директор возьмет свои слова обратно, извинится, пообещает не вмешиваться в ее работу, начнет уговаривать ее не сердиться…
Но всё случилось иначе. Константин Семенович молча достал чистый лист бумаги, положу его перед учительницей, снял колпачок с вечной ручки и протянул ее со словами:
– Пожалуйста. Я не буду возражать.
Эльвира Петровна знала и о таком методе «укрощения незаменимых», но отступать было уже поздно. Покраснев, она схватила перо и, не долго думая, стала писать заявление об уходе – по собственному желанию.
Никто ее не остановил.
Проводив взглядом кандидата педагогических наук, которая вышла из кабинета с гордо поднятой головой, Ирина Дементьевна повернулась к директору.
– Ну и что же вы собираетесь делать с ее заявлением? – спросила она, еще не веря тому, что произошло.
– Отдам в приказ. Бухгалтерия произведет окончательный расчет, – ответил Константин Семенович, намереваясь наложить резолюцию, но задержался. – А разве вы хотите возражать?
– Если бы я возражала, то сделала бы это сразу.
– Я так и подумал.
– Ну, а если допустим, что я возражаю? – с лукавой улыбкой спросила она. – Тогда что?
– О-о! Тогда бы я, наконец, понял, какой я осел.
– Почему?
– Потому что не мог отличить медь от золота, настоящее от фальшивого, – с грустью ответил Константин Семенович, чем очень развеселил завуча.
– Ну и ну! Не ожидала! – со смехом воскликнула она. – Это почти комплимент! Но шутки в сторону! – переходя на серьезный тон, продолжала Ирина Дементьевна. – Ведь я вас предупреждала, Константин Семенович. Вы думаете, что она одна такая? Многие наши учителя мало чем от нее отличаются. Одна Маслова чего стоит. Работают они, правда, в несколько иной форме…
Ирина Дементьевна ежедневно видела и всё глубже понимала, чего добивается Константин Семенович от педагогов. Видела она и результаты такой «демократической системы», как выразилась Ксения Федоровна в разговоре с ней. Случай с мастером спорта лишний раз подтверждал непримиримость нового директора к «ежовым рукавицам».
– Я знаю учителей, – проговорил он, наложив резолюцию и отодвигая заявление.
– Значит, я всё-таки была права, когда сказала, что их надо гнать из школы?
– Нет.
– Но ведь вы только что это проделали!
– Да, но у нас нет ни времени, ни средств, чтобы перевести ее в «нашу веру». Я не считаю ее безнадежной, но звания и успехи, как мне кажется, очень ее испортили.
– А Лизунову вы тоже не считаете безнадежной?
– Если бы она была помоложе…
– И поумней, – подсказала завуч.
– Да, и поумней, – вынужден был согласиться Константин Семенович.
– Тогда она не была бы Лизуновой, – сказала Ирина Дементьевна и расхохоталась.
Засмеялся и директор. Откинувшись в кресле, он погрозил ей пальцем:
– Вы упорно хотите мне доказать, что есть люди безнадежные, с которыми не стоит и возиться. Ничего не выйдет, Ирина Дементьевна. Есть плохие воспитатели, а безнадежных людей нет, если конечно они психически нормальны. Не спорю, что сила привычки – великая сила, но привычки дело наживное. Поставить людей в другие условия – и привычки начнут меняться вместе с поступками.
Ирина Дементьевна слушала с интересом, но глаза при этом блестели насмешливо. Однако это не смущало Константина Семеновича. Слишком он был убежден в своей правоте.
– Не уклоняйтесь, пожалуйста, – остановила она директора. – Мы говорим об учителях. В какие условия вы можете их поставить, чтобы они изменили свои привычки и убеждения? Я допускаю, что они на словах будут соглашаться, а на деле поступать по-старому. И как вы об этом узнаете?
– Дело не во мне. Дело в общешкольном коллективе. Ученики сами скажут учителю, если он будет действовать вразрез с общим стилем.
– Где? Как? Когда?
– На комсомольском собрании.
– Вы хотите разрешить комсомольцам критиковать учителей!? – с удивлением спросила Ирина Дементьевна, но сейчас же на ее губах заиграла многозначительная улыбка. – Ну, знаете ли! У них и без того авторитет не очень высок… Вряд ли они будут в восторге.
– Почему? Всё равно же ученики между собой критикуют.
– Ну мало ли что между собой!
– А вы подумайте… В каком положении оказывается учитель, когда его критикуют между собой ученики? Они ему такое припишут! А он даже защищаться не может. Не лучше ли сказать всё честно и прямо в глаза на собрании? Затем… почему комсомольцам на предприятиях можно критиковать своих руководителей, а школьникам нет? Что это за исключение?
– А знаете что… – горячо сказала Ирина Дементьевна. – Я согласна, Константин Семенович. Считаться с мелкими обидами, с мещанским самолюбием… Да ну их к черту в конце концов. В самом деле! Учительница невзлюбит мальчишку, травит его, а он не смей пикнуть!.. Критика еще никому не вредила. Но сделать это надо осторожно, постепенно. От случая к случаю.
– Безусловно! – удовлетворенно проговорил Константин Семенович и неторопливо спросил: – Скажите, пожалуйста, когда вы наказываете ученика, что вы при этом чувствуете?
– Ну, это смотря по тому, какого ученика, за что и как наказывать! – ответила завуч. – Конечно, никакого удовольствия я при этом не испытываю. Я правильно поняла ваш вопрос? Могу добавить, что действительно некоторые учителя любят наказывать. Есть и такие.
– Мне всегда казалось, что учителей необходимо освободить от унизительного права и обязанности наказывать детей. Учитель должен воспитывать словами. Сделать замечание, упрекнуть, остановить…
– О-о! – с веселым удивлением протянула Ирина Дементьевна. – Это что-то совсем новое.
– Часто, очень часто наказывают не того, кого следует, и наказанный оказывается героем. Бывает, что этим правом злоупотребляют, и дети привыкают к наказаниям.
– Я согласна, Константин Семенович. Напрасно вы меня убеждаете. Но что делать? Как быть с дисциплиной?
– Сами дети должны следить за дисциплиной. Они сами будут наказывать нарушителей. И можете быть спокойны: наказание будет всегда справедливым и действенным.
– Вы имеете в виду школьный патруль?
– Да. В самое ближайшее время на педагогическом совете мы решим этот вопрос. Учителя, родители, служащие и, наконец, сами школьники, в случае необходимости, будут обращаться с заявлениями в школьный патруль… Нет. Вероятно, к тому времени уже будет суд школьной чести. При суде будут организованы следственный и оперативный отделы – для расследования поступающих заявлений и жалоб. Будет прокуратура и защитники. Всё как в жизни…
– Что ж… для детей это интересная игра.
– Пускай игра! Взрослые тоже играют, как говорил Макаренко. Но через эту игру мы свяжем школу с жизнью, укрепим дисциплину и постепенно создадим для учителей условия… Условия, о которых мы начали говорить вначале.
– Браво! Квадратура круга решена! – с удовольствием проговорила Ирина Дементьевна. – Все мои сомнения растаяли, как туман. И знаете, Константин Семенович, очень интересно так работать! С перспективой!
54. В конце августа
Приближалось начало учебного года. Романтика новизны давно уже кончилась, и школа начинала дышать ровно, ритмично. К девяти утра собирались и, хотя всё строилось на добровольных началах, боялись опоздать. В час обедали, а расходились по-разному: кто в пять, кто в семь, а то и в девять вечера. Бригадиры сами устраивали «перекур», то есть затевали для отдыха игры. Среди зачинателей, или старожилов, как в шутку называли себя посещавшие школу с первых дней, складывались отношения взаимной заинтересованности. Старшие не смотрели на младших как на каких-то козявок, снующих под ногами, а младшие уже не боялись получить ни за что ни про что подзатыльник и часто обращались к старшим за советом или просто за физической помощью. Благодаря школьному патрулю устанавливался строгий порядок и намечался определенный стиль в работе. О традициях говорить было еще рано, но ростки их пробивались везде. У юннатов, у художников, на фабрике-кухне, среди маляров… Появлялись и общешкольные законы. Так, например, уже считалось, что дежурному школьного патруля подчиняются беспрекословно, несмотря на его возраст. С легкой руки Константина Семеновича и Архипыча среди детей появились такие понятия, как «честь школы, класса, бригады», «Умный доказывает делом, дурак – силой» и многое другое, приобретшее образный смысл и убежденность. Большую роль играли и учителя-макаренковцы. Уход по собственному желанию Эльвиры Петровны, о чем сообщил на стадионе сам Константин Семенович, произвел глубокое впечатление не только на школьников, но и на учителей.
В конце августа из лагерей вернулась последняя смена. По письмам братьев, сестер и друзей-одноклассников, ребята слышали о том, что происходит в школе, но одно дело слышать, а другое – видеть собственными глазами.
«Лавина диких», по выражению Клима, хлынула в школу. «Дикие» всем интересовались, всё хотели осмотреть, пощупать, везде совали свой нос.
И всё оказалось правдой. За школой, вместо заваленного битым кирпичом и мусором, заросшего лебедой и крапивой пустыря, они увидели большой стадион. Стадион еще не был готов. На краях его чернели три ряда ям для посадки деревьев, на беговой дорожке не было песку, нигде не видно скамеек, еще не засеян газон, на футбольном поле нет ворот, но главное уже сделано.
Без решетки вестибюль казался огромным и светлым. Невысокий барьер, отделявший раздевалку, не портил архитектуры: не закрывал стен, лепного потолка и высоких окон. Барьер, выкрашенный, как и стены, светло-зеленой масляной краской, еще не просох и был огорожен натянутой во всю длину вестибюля веревкой. За веревкой ходили мальчик и девочка с широкими голубыми лентами через плечо. За барьером работала сборная бригада юных маляров. Они шпаклевали и олифили вешалки, в беспорядке стоявшие в одном конце. Просохшие вешалки были поставлены на место и покрывались белилами.
– Шурка! Здоро́во!
Один из маляров, услышав радостный крик, выпрямился, увидел за веревкой приятеля и помахал ему кистью:
– Здоро́во, Ленька! Приехал?
– Ага! Все приехали! Я к тебе…
Он хотел было нырнуть под веревку, но перед ним появилась дежурная с лентой:
– Нельзя, нельзя! Мальчик, туда нельзя. Там не высохло… Ты же запачкаешься!
– А ты кто такая?
– Я школьный патруль.
– Ну вот еще… Какой-то патруль, – недовольно пробормотал Леня, хотя и слышал о новой организации. – А может, я хочу помогать? Шурка, она не пускает!
– Нельзя же, Ленька…
– Я тоже хочу красить.
– Ишь ты какой ловкий! У тебя же нет квалификации! – с трудом выговаривая последнее слово, похвастался Шурка. – Мы же учились. Знаешь как… во! Здесь на вешалке сборная бригада красит. Понимаешь? Сборная! Самые лучшие!.. Иди к Валерке, он радистам помогает…
Не дослушав до конца, Ленька бросился разыскивать Валерку.
Но не всегда так мирно кончалась встреча. Вот перед веревкой остановился вихрастый, давно не стриженный рослый мальчик.
– Эй, ребята! Вы чего там делаете? – крикнул он, увидев одноклассников за барьером.
– Нельзя туда, мальчик! – поспешила к нему дежурная, видя, что вихрастый хочет лезть под веревку.
– Почему нельзя? Ты, что ли, запретила? Иди-ка ты, знаешь, куда…
Оттолкнув девочку, мальчишка приподнял веревку и нагнулся, но второй дежурный был уже перед ним.
– Стой, тебе говорят!
– А ты что, по носу захотел?.. Нацепил тряпку и воображает…
Не успел он закончить фразу, как почувствовал чью-то сильную руку, схватившую его за воротник:
– Ну-ка, вылезай обратно!
Та же рука протащила мальчика обратно под веревку.
– Мистер! Вы почему не подчиняетесь дежурному патрулю? – спросил старшеклассник.
– А ты откуда такой…
– Э-э… да вы совсем еще сырой! Идемте-ка за мной.
– Куда?
– В штаб.
– Никуда я не пойду… Ты не имеешь права! – запротестовал не на шутку струхнувший мальчик. Он вертел головой по сторонам, но среди обступивших его школьников не видел сочувствующих.
– Попался, Генка! Тут тебе не в лагере…
– В штабе тебе сейчас пропишут…
– Ну, шагай, шагай, – говорил старшеклассник, подталкивая упиравшегося нарушителя порядка.
– Не подчиняться дежурному патрулю – это знаешь какое нарушение! – пугал на ходу один из группы провожавших. – Хуже всего! Хуже чем учителя не послушать. За это знаешь что будет…
– А что?
– Сейчас узнаешь! Не обрадуешься! Десять очков получишь!..
Такие случаи были редкостью. Слухи о деятельности патруля, его строгости и неумолимости, умноженные пылкой выдумкой ребят, сдерживали самых непокорных.
Особенно не нравилось таким, что голубая лента через плечо надевалась только дежурным, все другие «патрульщики», а их было уже немало, ничем не отличались от остальных детей.
В школу приходили не только дети, но и вернувшиеся из отпуска учителя. Вначале они терялись. Особенно те, кто ничего еще не знал о новом директоре.
Войдя в вестибюль, они некоторое время стояли неподвижно, не понимая, что тут происходит, куда девалась решетка, кто пустил детей до начала занятий?
– Девочка!
Перед дежурной остановилась учительница литературы, воспитатель девятого «в» класса.
– Здравствуйте, Клавдия Васильевна!
– Что это означает? – спросила учительница, показывая пальцем на голубую ленту.
– Это? Это значит, что я дежурная. Я не пускаю сюда ребят, потому что краска не высохла.
– Но зачем такая повязка?
– А мы так постановили… Константин Семенович сказал, что когда мы заработаем деньги, тогда купим шелковые.
– А кто это «мы»?
– Мы все, наша школа.
– Ты сказала – «мы постановили»! Я спрашиваю – кто постановил?
– Школьный патруль.
– Так. А почему здесь сняли решетку?
– А потому, что теперь будем раздеваться по-другому. У каждого класса свои вешалки. Самообслуживание. Нянечек отменили. Вот видите, барьер открывается, – девочка показала рукой на откинутый для проходя в трех местах барьер. – Тут вешалки. Вон они… С краю уже стоят… самые маленькие для первоклассников. Сюда входят, пальто повесят на свой крючок… Внизу ящик для галош. А туда выходят, на другую сторону. Это Клим Жук придумал, чтобы без толкотни. Там тоже проход…
– Ты говоришь, это придумал Жук?
– Нет. Вообще придумал, наверно, Андрей Архипыч или Константин Семенович, а Жук придумал только тот проход, чтобы порядок не нарушался. Мы ведь сами должны следить за порядком… Девочки! Девочки! – вдруг закричала дежурная, срываясь с места. – Куда вы? Там же веревка!
В это время с лестницы спустилась одна из учениц девятого «в» класса. Увидев свою воспитательницу, она направилась к ней:
– Здравствуйте, Клавдия Васильевна! Очень хорошо, что вы пришли.
– Я вам нужна?
– Да… Мы не знаем, как быть с вашим кабинетом. Надо развешивать портреты писателей… и вообще…
– О каком кабинете вы говорите? – удивилась учительница.
– Кабинет литературы! Ну, комната, где вы будете заниматься. Наш класс закрепили за кабинетом литературы.
– Кто закрепил?
– Ирина Дементьевна. Каждый класс закреплен за каким-нибудь кабинетом.
– Ага… Ну, хорошо. А где она сама?
– В учебной части.
Преподаватель истории Сергей Сергеевич Холмогоров зашел в школу узнать о том, где, когда и на какое время назначены конференции, совещания, педсовет. Кивком головы отвечая на приветствия учеников, он молча ходил по школе.
В первом этаже, возле дверей одного из классов, Холмогоров увидел двух юношей и девушку. Тут же стояла учительница младших классов.
– Чуть выше, Булатов, – говорила она, отступая от дверей.
– Они же маленькие! Чего им задирать голову? – возразил Булатов.
– Ну не такие уж маленькие.
– Надо на уровне груди… Вот так!
– Ну, хорошо, – согласилась учительница.
– Можно привинчивать? Рита, смотри… не криво?
Приблизившись, Сергей Сергеевич увидел, что к двери прикрепляется вырезанный из фанеры и раскрашенный масляными красками зайчонок.
– Здравствуйте, Сергей Сергеевич! – с радостной улыбкой встретила историка учительница.
Холмогоров молча пожал протянутую руку и вопросительно посмотрел на вырезанные из фанеры валявшиеся на полу ежа и белку.
– Зайчата – первый «а», ежата – первый «б», а бельчата – первый «в», – объяснила учительница.
– Ваша идея? – спросил Холмогоров.
– Да. И в раздевалке повесим на классной вешалке. Первые дни детишки всегда путают. А кроме того – возрождаем октябрят… Но это пока секрет!
– У вас опять первый?
– Да. А как вам это всё нравится? Познакомились с новым директором?
– Мы с ним работали раньше.
– Да-а? Я просто в восторге и ужасно боюсь разочароваться.
– Могу только сказать, что он был неглупый человек.
– Это самое главное. Опытная школа! Как снег на голову! Разве можно было об этом мечтать? Вы знаете, что у нас с первого класса вводится иностранный язык? Жаль только, что всё так срочно, пожарными темпами. Но вы посмотрите на ребят! Я же их просто не узнаю! И всё за какой-то один месяц…
– Не торопитесь с выводами, дорогой коллега… Всё впереди. Для них это пока развлечение.
В эту минуту Булатов привернул зайчонка, отступил назад, полюбовался на него и поднял с полу ежа.
– Ну, кажется, готово. Пошли ежонка привинчивать!
Работающие перешли к следующей двери, а Холмогоров направился к лестнице. И вдруг из всех репродукторов, хорошо замаскированных в углах коридора, загремел детский голос:
– Сережка, стой!
От неожиданности Сергей Сергеевич вздрогнул, но вспомнил, что одного из радиолюбителей зовут Сергеем Линьковым, и усмехнулся нечаянному совпадению.
– Стой, тебе говорят! – гремел по радио голос Вани Журавлева. – Больше не натягивай… Всё! Теперь можно включать! Как включил? А где микрофон? Выключай скорей!
Раздалось щелканье, и вместо оглушительного крика, разнесся звонкий, натуральный смех. Смеялись на всех этажах.
Через минуту, когда Холмогоров поднялся на второй этаж, в репродукторах снова щелкнуло и послышались детские голоса:
– А что говорить? Я не знаю…
– Тогда пусти… пусти меня! Внимание! Внимание! – заговорил мальчик. – Настройка… Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь… Говорит школьный радиоузел. Настройка. Проверка… Говорит школьный радиоузел… Раз, два, три… Валерка, не забудь проверить динамик на кухне. Он выключен. Повторяю. Не забудь…
– Девочки, вы меня слышите? Ау!.. – раздался из репродуктора вдруг тонкий голосок.
– Что ты делаешь? Отойди! Это тебе не игрушка! – загремело вслед за этим. – И снова монотонный голос продолжал: – Внимание! Проверка… Раз, два, три…
На втором этаже Сергей Сергеевич прошел весь коридор, останавливался перед дверьми бывших классов и читал надписи: «Кабинет математики № 1», «Кабинет географии», «Кабинет русского языка»… В каждом кабинете шла какая-то работа. Развешивали карты, портреты, перетирали и ставили в шкафы учебные пособия. От белых парт комнаты казались необычно светлыми и чистыми.
Подойдя к актовому залу, Сергей Сергеевич увидел трех мальчиков, осматривающих уже поставленные на место стулья, и услышал разговор, заставивший его остановиться.
– Мы хозяева школы… Что, не веришь?
– Ну да, хозяева. Так только говорится…
– Ничего не говорится. Фактически! Вы же там в лагере ничего не знаете.
– Хозяева… Значит, я что захочу, то и сделаю.
– Ясно!
– Сломаю стул, и мне ничего не будет?
– А ну сломай, мы тебе тогда покажем!
– Ага! Значит, нельзя! А ты говоришь – хозяева!
– Дурак ты! Какой же хозяин будет у себя ломать? Мы же сами с Колькой стулья чинили…
– Значит, вы хозяева?
– Ну ясно! Раз чинили, значит, хозяева.
– А я не чинил, значит, не хозяин?
– Дурак! Все же хозяева.
– А учителя?
Секунд пятнадцать стояла тишина.
– Учителя нет… Они у нас работают, и за это им деньги платят. Они не хозяева.
– Нет! Я не согласен. Учителя главнее. Они что прикажут, то и будем делать. Факт!
– Дурак ты… ничего не знаешь. Слышал про «чемпионку»? Она пришла на стадион и давай кричать… Знаешь, какая она! «Болваны, щенки! Озеленять не надо! Футбол не надо!..» Женьку Байкова выгнала. А Женька знаешь кто? Начальник строительства!
– Вот видишь…
– Что «видишь»? Ты слушай. А пришел Константин Семенович, ему и сказали: «Какие мы хозяева, если «чемпионка» всех разогнала да еще обзывается!» А он говорит: «Раз вы хозяева, значит, она не имеет права обзывать и отменять…»
– Без нашего постановления! – прибавил второй.
– Ну и что?
– А то… Дали ей коленкой, и весь разговор! Иди теперь командуй в другой школе! А у нас школа особая. Опытническая.
– Здо́рово! – с восторгом протянул скептик.
– Вот тебе и здо́рово! А ты споришь…
Сергей Сергеевич вошел в зал. Школьники вскочили со стульев.
– Что вы делаете, ребята? – обратился Холмогоров к ярко-рыжему мальчику.
– А мы ждем. Андрей Архипыч велел. Будем занавес вешать на сцену.
– Вам же не достать?
– Достанем. Вон лесенка какая высокая!
– Ну, ну, хозяева… Это хорошо, что вы так… – с теплой улыбкой похвалил учитель ребят.
С Константином Семеновичем он встретился на третьем этаже, возле дверей своего, как ему сказали, кабинета истории. Холмогоров не сразу узнал идущего ему навстречу и чуть прихрамывающего высокого мужчину с палкой.
– Сережа! Ты?
– Здравствуй, Костя! Как ты изменился…
Они крепко пожали друг другу руки и некоторое время молча смотрели в глаза.
– Изменился и ты… Вот оно, время, что делает! – проговорил Константин Семенович. – Я очень рад, что ты здесь. Мне об этом сказал Аким Захарович.
– Где же он?
– Уехал на несколько дней в Москву. Ну как ты живешь? Пойдем ко мне.
– Позднее. Хожу по школе… Смотрю. Могу тебя поздравить! Только что нечаянно слышал один разговор…
И Сергей Сергеевич коротко передал смысл услышанного за дверью разговора мальчиков.
Константин Семенович довольно улыбнулся:
– Вот они – результаты! Видишь, Сережа, тысячу раз прав Макаренко… С детьми действительно работать легко и приятно!
– Да, но кроме физкультурницы у нас есть и другие, – перебил Холмогоров. – Есть еще Лизунова, Вера Тимофеевна… Помнишь ее? Географичка… Ну и другие… Они внесут поправки в твою работу. Одна Татьяна Егоровна что стоит!
– Какая Татьяна Егоровна? Маслова, что ли?
– Да.
– Ну, не так страшен черт, как его малюют.
– Черт не страшен, а вот Маслова или Лизунова – страшны.
– Поживем – увидим. Я рад, что нашел тебя здесь. Спускайся вниз, поговорим подробней…