Текст книги "Новый директор"

Автор книги: Герман Матвеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)

– Нет. Что-то другое.

– Где-то я видела этого человека… Вы заметили, что кожа у него на левой стороне щеки и на шее какая-то странная…

– Он горел в самолете… Но где же всё-таки Байков и другие?

– Они сейчас придут, Константин Семенович! – раздался голос Агнии Сергеевны. Она появилась неожиданно из-за угла школы. – Были сейчас в нашей артели и выпросили кой-какой инструмент: лопаты, носилки, тележку… Самуил Григорьевич такой любезный… Обещал на завтра грузовик… А другие ушли по домам собирать всех, кто в городе. Они решили разбить пустырь на участки и каждый участок закрепить за классом. Пускай соревнуются!

– Это вы… – начал Константин Семенович, но сразу подчеркнуто поправился: – это они хорошо придумали. Агния Сергеевна, вы пока не собираетесь домой?

– Ну что вы! Какой же теперь дом! Стадион я беру на себя, если вы не возражаете?

– Наоборот, очень рад. Я уверен, что ребята и сами справятся, но мало ли какие возникнут недоразумения. Присутствие взрослого…

– Константин Семенович, напрасно вы ищете какой-то к нам подход, – перебила его учительница. – Говорите прямо. Что вас беспокоит?

– Хорошо, будем говорить прямо, – согласился Горюнов и, пригладив волосы, начал: – Я часто наблюдаю такие картины… ребенок что-то делает, он сильно увлечен, и можно сказать, горит. Вдруг откуда ни возьмись, заботливая мама, папа или еще того хуже – учительница… «Что ты делаешь? Кто же так делает? Разве так надо делать? Вот смотри… и учись». И всё! Желание убито, вдохновение исчезло. Дети настолько чутки и самолюбивы, что исправить такую ошибку часто невозможно. Постороннего человека за непрошеное вмешательство они просто пошлют подальше. Те, от кого ребенок зависит должны быть очень осторожны, предельно осторожны» Дети сами придут за советом, когда убедятся, что у них не получается… Хорошо, когда воспитатель чувствует себя на положении ученого-натуралиста, наблюдающего со стороны за жизнью животных, птиц, Но неловкое движение – и птицы улетели… Извините, что я так многословно.

– Спасибо, Константин Семенович, за науку, – сказала Ксения Федоровна. – Хотя я так примерно и держу себя с моими, но, чего греха таить, срываюсь.

– Впрочем, за вас и за Агнию Сергеевну я спокоен. У меня еще такой вопрос… Скажу вам по секрету, что стадион мы начинаем строить без разрешения. Оккупировали безнадзорную территорию на свой страх и риск. Но это до поры до времени. В любой день и час нас могут выставить. Так вот… чтобы выгнать нас было трудней, стадион нужно сделать как можно лучше. Если бы, например, озеленить… Представляете? По краям посадить ценные деревья, кустарники…

– Да вы, оказывается, хитрый, Константин Семенович! – воскликнула Ксения Федоровна. – Я разгадала ваш маневр! Потом, когда всё будет сделано, вы пригласите высокое начальство на какой-нибудь праздник и убедите закрепить стадион за школой. Так?

– Разгадали! Я уверен, что мы получим свой стадион. Начальство у нас доброе, натуры все широкие, а ведь это участок земли, пространство, где затрачено много детского труда. К тому же детских стадионов в городе почти нет…

Из-за угла показались три мальчика и две девочки с кольями, лопатами, топорами. У Жени Байкова в руках была рулетка. Увидев стоявшего с учителями директора, Женя направился к нему:

– Константин Семенович, я достал рулетку и вот колья… Можно начинать?

– Прекрасно! Пожалуйста, начинайте.

– А вы… разве вы не покажете нам? – несколько смутившись, спросил юноша.

– Что вам показывать?

– Ну вообще… границы…

– Граница есть только с одной стороны: улица. Вы начальник строительства и, пожалуйста, планируйте сами. Потом дадите мне утвердить план.

– Хорошо, но я боюсь, что мы сделаем что-нибудь не так.

– Женя, ты меня в краску вогнал, – сказала и в самом деле покрасневшая Агния Сергеевна. – Мне за тебя неловко. Откуда такая нерешительность? В классе ты совсем другой.

– Масштабы не те, Агния Сергеевна, – объяснил юноша и снова обратился к директору: – Константин Семенович, а если мы развернем стадион не вдоль улицы, а за школу? Места хватит если убрать вот тот сарайчик…

– Почему?

– Две причины. Во-первых, в ту сторону выходят окна спортзала. Там можно сделать раздевалку – Затем такая штука… Отсюда нас быстро выгонят. Я знаю, что какие-то частники хотели тут гаражи строить. Они весной приходили. А за школу они не полезут!

– Всё правильно! А что это за сарайчик?

– Нашей артели. Там у них какое-то сырье лежит. Самуил Григорьевич не возражает. Мы уже говорили с ним.

– Ну что ж! У меня тоже нет никаких возражений. Всё очень разумно! Посоветуйтесь еще с Андреем Архипычем. Может быть, он что-нибудь надумал?

– А потом?

– А потом начинайте… Не спеша, но побыстрей!

– Как это? – удивился Женя. – Противоречие получается.

– Так любил говорить на фронте один из моих сержантов-разведчиков. Вначале поговорка мне тоже показалась странной, но, подумав, я понял, что она мудрая и никакого противоречия в ней нет. Быстро, но хорошо!

Несколько школьников с грохотом и криками выкатили из переулка на пустырь тележку. Обхватив руками штук пять совковых лопат и с трудом балансируя, на тележке стояла девочка в шароварах.

– Вы смотрите, что они делают! – воскликнула Ксения Федоровна. – Это, конечно, Родионова! Вот сорванец девчонка. И не боится…

– Действуйте, товарищи! И действуйте сами, – сказал Константин Семенович, видя, что Байков и другие ребята нетерпеливо ждут, когда он их отпустит.

27. Родители

Куприянова звали Михаил Петрович, и он действительно оказался летчиком-истребителем, год назад демобилизованным из армии. Невысокого роста, широкоплечий, с прямым носом и светло-серыми кроткими глазами, он производил впечатление человека нерешительного и даже робкого.

– П-пенсию я получаю хорошую, – негромко рассказывал он Константину Семеновичу. – Жить можно, но без работы т-тоскливо. Перечинил д-дома всю мебель, привел в порядок свою библиотеку, ну а что дальше? Скучно… Пошел в райком. Д-давайте, говорю, дело. Н-не могу так болтаться и небо коптить. Ну и в-вот… Сначала направили в роно. У меня с-сынишка есть. Н-нынче в школу пойдет… А завроно к вам послал. У вас, говорят, работы много, и дело интересное.

– Это верно только в том случае, если вы любите детей. Но штатных единиц у нас нет.

– Штатных единиц не нужно. Я дело ищу…

– Сын у вас один?

– Нет. Две д-дочки еще растут.

– Это хорошо, – с улыбкой проговорил Константин Семенович. – Видимо, потому вас и в школу направили. А что бы вы сами хотели? Как представляете свое участие в школьной жизни?

– Н-не знаю… Авиакружок или что-нибудь в таком роде…

– Как у вас со здоровьем? Если будет большая нагрузка…

– Ч-чем больше, тем лучше. А здоровье? Я же летчик, товарищ директор. С плохим з-здоровьем летать не пускают.

– Сын ваш будет здесь учиться?

– Хотелось бы.

– Видите ли, в чем дело, Михаил Петрович… – неуверенно заговорил Константин Семенович. – В каждой школе есть родительский комитет. Вам незачем рассказывать, зачем он существует, чем должен заниматься по положению. Об этом вы можете прочитать инструкцию министерства. В нашей школе родительский комитет будет играть значительно бо́льшую, чем где-нибудь, роль. Родительский комитет у нас должен заниматься серьезными делами…

Константин Семенович в общих чертах рассказал о том, какой будет школа и чем должен заниматься в ней родительский комитет.

Слегка склонив голову набок, Куприянов слушал с таким напряженным вниманием, как, вероятно, слушал в дни войны боевой приказ.

– И это далеко не всё, – говорил Константин Семенович. – Жизнь будет ставить перед нами всё новые и еще более сложные задачи. Школа продленного дня дает много возможностей. Если вы, взрослый человек, оставшись без дела, не знали куда себя деть и скучали, то что же можно сказать о детях? Они растут, развиваются, их организм не может находиться в состоянии покоя ни одной минуты. Отдыхает только во сне… Мозг и мышцы детей требуют постоянной и разнообразной деятельности, и мы, воспитатели, обязаны организовать, помочь направить их энергию по нужному руслу. Наш самый святой долг – создать в школе такие условия, при которых у детей появились бы и закрепились качества настоящих людей… Характер, навыки, моральные понятия и, наконец, коммунистическая убежденность – всё это воспитывается только в коллективе. Ну об этом особенно распространяться не стоит. Вы коммунист, фронтовик и сами прекрасно всё понимаете… Так вот, я предлагаю вам возглавить родительский комитет.

– Заманчивое з-задание, но ответственное… – медленно проговорил Куприянов. – Полагаю, что с родителями иметь д-дело проще. Они кровно заинтересованы в воспитании своих ребят и всегда пойдут навстречу.

Константин Семенович раскрыл рот, чтобы возразить бывшему летчику, но не успел..

Словно в ответ на слова Куприянова, в канцелярии раздался громкий женский голос, затем дверь распахнулась и в кабинет стремительно вошла молодая, модно одетая женщина с малиново-фиолетовыми губами.

– Это вы новый директор? – слегка задыхаясь не то от быстрой ходьбы, не то от волнения, спросила она.

– Я. Что вам угодно?

– Мне угодно, чтобы вы прекратили издевательство над бедными детьми!

– Гражданка, я бы попросил вас сначала успокоиться. Садитесь, пожалуйста!

– Кто вам разрешил эксплуатировать детей? – не слушая Константина Семеновича, крикливо продолжала женщина. – Что это еще за мода такая! У вас что… нет маляров? Нет чернорабочих?

В полуоткрытую дверь заглядывал перемазанный белилами мальчик, а за ним стояли две девочки.

– Ребята, закройте дверь и идите к себе… – начал было Константин Семенович, но женщина не дала договорить:

– Никуда он не пойдет! Славик, иди сюда!

Мальчик нерешительно вошел в кабинет.

– Полюбуйтесь, пожалуйста! На кого он похож! Даже нос и тот в краске…

– Ну, мама, это же нечаянно… я же говорил…

– Замолчи! Я не с тобой разговариваю. Нет, этого я так не оставлю! Государство отпускает средства на ремонт школы, а вы экономите. Мы знаем, в чьи карманы идет такая экономия. Я дове…

– Прекратите, гражданка! – резко остановил ее Константин Семенович. Тон его был таким, что женщина поперхнулась и замолчала. – Слава, и бы тоже, кто там за дверью, идите в вестибюль и подождите…

Ребята ушли. Следом за ними вышел в канцелярию и Константин Семенович. Убедившись, что там никого нет, он вернулся назад и плотно закрыл дверь.

– Теперь можете кричать сколько угодно, – вежливо предложил он, проходя за стол. – Продолжайте, пожалуйста!

– Мне нечего больше продолжать. Вы и так прекрасно всё понимаете.

– Ошибаетесь, – спокойно возразил Константин Семенович. – Из всего, что вы тут успели наговорить, я запомнил только отдельные слова. Михаил Петрович, вы поняли, зачем пришла эта гражданка? Кстати, как ваша фамилия?

– Моя фамилия Леонтьева.

– А зовут?

– Вета Семеновна.

– Вы мать нашего школьника?

– Да! – отрывисто отвечала она.

– Садитесь и поговорим спокойно.

Вета Семеновна села, открыла сумочку, привычно взглянула в зеркальце и, положив ее на колени, посмотрела сначала на летчика, затем на директора.

– Вот, Михаил Петрович, среди родителей бывают и такие…

– Какие такие? На что это вы намекаете? – снова вспыхнула Леонтьева.

– Такие в том смысле, что всякие, – пояснил Константин Семенович; – Мы только что рассуждали о родителях, и я не успел договорить, что родители по-разному смотрят на воспитание своих детей. Вы, например, считаете возможным говорить со мной при детях таким странным тоном… И, вероятно, даже не понимаете, как сильно роняете свой авторитет…

– Вы мне, пожалуйста, зубы не заговаривайте! – всё так же воинственно огрызнулась Леонтьева. – Мой авторитет при мне и останется. Я мать! Вы лучше скажите, кто вам разрешил использовать детей для ремонта школы, да еще во время каникул?

– Они работают добровольно.

– Мы знаем, как это делается… добровольно! Я всё равно этого дела так не оставлю! Сегодня же об этом безобразии будет известно в гороно.

– По-о-слушайте, гра-ажданка… – запинаясь больше, чем обычно, начал Куприянов. – Н-нельзя же…

Вета Семеновна повернулась и окинула летчика взглядом с головы до ног:

– А вы кто такой?

– Я такой же родитель, как и вы… – медленно ответил Куприянов.

– Ошибаетесь. Совсем не такой же… Я мать, а вы отец. Я знаю, как отцы относятся к своим детям. Да, да… И попрошу вас не вмешиваться в наш разговор!

– Останьтесь, Михаил Петрович, – сказал Константин Семенович, видя, что летчик, расстроившись, хочет покинуть кабинет. – Вам полезно. Гражданка Леонтьева, я очень занят и попрошу выслушать меня внимательно. Повторять я не буду. Меня назначили сюда для организации опытной школы. Естественно, что сейчас здесь многое изменится. Так, например, для всех школьников вводится обязательный ежедневный труд…

– Это еще что за новости!

– Школа переходит на полное самообслуживание. Дети сами будут следить за чистотой и порядком…

– Вы собираетесь сделать из них уборщиков!

– Подробней мы поговорим на первом же родительском собрании. Уговаривать и упрашивать мы никого не собираемся. Если вы намерены воспитывать сына барчуком и бездельником, я не могу запретить, но тогда вам придется взять его из нашей школы.

– И возьму!

– Пожалуйста!

– Но это мы еще посмотрим! Да, да… мы еще посмотрим, кто вам разрешит! Мой муж не какой-то там… – гордо произнесла Леонтьева. – Мы для вас или вы для нас. – Она открыла сумочку, чтобы поглядеться в зеркало, но от досады забыла об этом.

– Всё, гражданка Леонтьева? Больше у вас вопросов нет? – спросил Константин Семенович.

Очевидно, Вета Семеновна решила, что дальнейший разговор с упрямым директором будет без пользы. Она презрительно сощурилась, поднялась и, не попрощавшись, даже не взглянув на мужчин, вышла из кабинета с высоко поднятой головой.

– Ну как, напугала она вас, Михаил Петрович? – спросил Константин Семенович, когда в канцелярии хлопнула дверь и наступила тишина.

– Неприятно… Я три раза с-смерти в глаза смотрел…

– Это еще не самая худшая…

– Повоюем, если так, – с улыбкой и почти не заикаясь сказал летчик.

– Я думаю вот о чем, – задумчиво начал Горюнов, – откуда у нее такие взгляды? Странно. Родилась она и выросла в советское время и, очень возможно, в рабочей семье. Кто же вбил ей в голову такое пренебрежение к простому труду? Сама она додуматься, конечно, не могла… Можно объяснить лишь влиянием буржуазной идеологии… К сожалению, Михаил Петрович, среди родителей таких найдется не мало… Видите, какая сложная задача встает перед родительским комитетом? Детей воспитывать легче. Дети – мягкая глина: пальцами лепи. А родители? Это – часто твердый камень. Стальное зубило крошится…

В вестибюле, возле окна, стояла небольшая группа ребят шестого класса. В центре внимания Слава Леонтьев. Опустив голову, мальчик соскабливал с правой руки приставшую шпаклевку и исподлобья поглядывал на дверь канцелярии.

– Вот какая она у тебя вредная! – с огорчением проговорил Костя, несколько лет сидевший со Славой на одной парте.

– Она не вредная… – хмуро возразил Слава. – Она воображает…

Что «воображает» Вета Семеновна – было неизвестно, но никто из ребят не переспрашивал, не уточнял. Всем было понятно, что хотел сказать Слава.

– Жалко ей, что ли?

– Она расстроилась потому, что он перемазался, – объяснила девочка с черными и шустрыми, как мышки, глазами. – Посмотрите, говорит, на кого он похож! Даже нос у него… Ну-ка, покажи, Слава, нос. Ой, девочки! И верно. Смотрите, на носу краска!

– Это Валерка Сутягин его мазанул.

– Ну так что! Не отмоет, что ли? – презрительно сказал один из мальчиков. – Андрей Архипыч говорил, что керосином в два счета отмоется. У тебя есть керосин, Славка?

– Есть. В примусе остался.

– Она тебя всё равно домой уведет.

– А я опять убегу.

– Верно, Слава! Ты не спорь с ней. Пускай говорит, что хочет. Придешь домой, а потом отпросись в кино или куда-нибудь и беги сюда. Мы до вечера будем.

– Ну да, до вечера! Кто тебе разрешит?

– А сколько надо выкрасить-то! Все парты. Васильев говорил, что мы в три смены работать будем. А кто свободен, может стадион строить.

– Ой, девочки! Неужели у нас свой каток будет? Вот хорошо-то!

Твердой походкой Вета Семеновна вышла в вестибюль. Так ходят люди, принявшие важное решение. Оглянувшись кругом и еще раз убедившись, что воздух действительно насыщен запахом краски и олифы, а по полу разбросаны опилки, рваная бумага и битое стекло, она брезгливо передернула плечами. «Подумать только, и в этой грязи копошатся дети! Они дышат отравленным воздухом, пачкают одежду, руки и даже лицо!..»

– Слава! Сейчас же домой! – приказала она.

– Мама, надо же красить парты. У нас будут белые парты… Мне же учиться… – взмолился мальчик.

– Здесь ты учиться не будешь! – отрубила мать. – Из тебя здесь хотят сделать маляра… Я не позволю! Послушайте, Мария Васильевна, что у вас тут происходит? – обратилась Леонтьева к вошедшей с улицы секретарше. – Это же ужас что такое!

Мария Васильевна оглянулась кругом:

– В школе ремонт, Вета Семеновна.

– Но почему сюда пустили детей? Почему их заставляют работать?

– У нас новый директор…

– Я говорила с ним. Где вы достали такое сокровище? Боже, вы посмотрите!.. Что это?

Из коридора в вестибюль вышли три рослых девочки в серых халатах. Головы их были повязаны платками, в руках они несли по ведру с грязной водой и тряпками.

– Это кто… ученицы?

– Да. Клава, что вы делаете? – спросила секретарша, когда девочки приблизились.

– Мы наводим блеск и чистоту в столовой! – не останавливаясь, весело ответила Клава.

– А где же уборщицы?

– Они там…

– Нянечки помогают и учат нас! – крикнула Виолетта.

В первый момент Вета Семеновна даже не знала, что и сказать. Раза три она открывала и закрывала рот.

– Это… Это уж совсем что-то неслыханное! – с трудом проговорила она. – Уборщицы в роли учительниц… Профессора по мытью полов… Не-ет! Пока не поздно, это безобразие надо прекратить! Слава, за мной! – приказала она и решительно направилась к выходу.

Понурив голову, мальчик поплелся за матерью. Мария Васильевна посмотрела Леонтьевой вслед и усмехнулась.

Константин Семенович ждал секретаршу. Едва успела она открыть свой стол и снять чехол с машинки, как он познакомил ее с Куприяновым и попросил списки родителей.

– Затем дайте мне адреса учеников: Цыганкова, Журавлева и Линькова из восьмого класса.

Чувствуя вину перед директором, Мария Васильевна старалась угодить ему.

– Встретила одну родительницу… Вету Семеновну Леонтьеву, – сообщила она, вытаскивая из шкафа папки с делами. – Она возмущена. Я думаю, поехала жаловаться…

– Пускай жалуется, – равнодушно проговорил Константин Семенович.

– Муж у нее работает начальником какой-то строительной конторы… – продолжала Мария Васильевна. – Вот здесь все списки! Там и Леонтьевых найдете. Помочь вам?

– Устраивайтесь пока за этим столом, Михаил Петрович, – предложил директор, отдавая Куприянову списки. – Потом мы найдем вам постоянное место.

28. Аквариум и стулья

Рыбки беспокойно сновали взад и вперед, не понимая, что с ними хотят делать и почему кругом толпятся ребята. Несколько раз аквариум пытались приподнять и подсунуть под него палки. Но он оказался таким тяжелым, словно прирос к столу.

Максим приуныл. Вначале он суетился больше всех: устроил носилки, распоряжался, но когда выяснилось, что перенести аквариум в новое помещение не хватает сил, совсем упал духом. Старшие опять уехали за землей, значит, нужно ждать или звать на помощь художников.

– Ребята, а если подсунуть сбоку палку?..

– Куда подсунуть? Видишь, не пролезает.

– Так надо сначала гвоздем подколупнуть или чем-нибудь…

– А чем?

– Постойте, я видел в ящике… – вспомнил один из юннатов и побежал в конец комнаты, где стоял железный ящик, в которых обычно хранят киноленты. Скоро он вернулся с отверткой. – Вот! Можно поддеть, а потом палку просунуть.

– Ну и что? А потом? Как мы его снимем? Тут надо подъемный кран, – презрительно сказал Петухов. – Дай-ка сюда отвертку. Девочки, а вы чего мешаете? Переносите свои гербарии. Всё равно от вас толку нет.

– Ой-ой! Какой силач!

– А что! Посильней тебя…

– Мальчики, а зачем вы хотите вместе с водой переносить? – неожиданно спросила самая маленькая юннатка, по прозвищу «Тапочка на цыпочках». – Надо немножко оставить, а потом снова долить.

Петухов с изумлением посмотрел на малышку: «Вот голова! Здорово придумала».

– Правильно! Ребята, где шланг? – ободрился он. – Ведра давайте!

– А шланг уже унесли…

– Васька, сбегай живо! – командовал Максим. – На самом деле! Зачем воду носить? Я еще вчера хотел отлить. Оставим пальца на три… Тапка, неси ведро!

Девочка побежала искать ведра. Это оказалось не так просто. Все ведра, бывшие в распоряжении нянечек, забрали еще вчера. Несколько штук, занятых белилами, она увидела в коридоре, но на ее просьбу «одолжить на десять минут», «маляры» пообещали выкрасить юннатку с головы до ног, если она посмеет прикоснуться к «чужим вещам».

– Ты кого тут ждешь? – услышала она над собой голос нового завхоза.

– Андрей Архипыч, нам нужно ведро, а никто не дает… – чуть не заплакала «Тапка».

– Ведро? Зачем?

– Из аквариума воду вылить, а потом налить… А то нам никак не перенести с водой…

– Ага, юннаты! А у вас разве своего ведра нет?

– Были два, но кто-то утащил…

– Н-да… Ведра сейчас, конечно, дефицит. Тут надо твердый порядок. Таскать друг у дружки не годится. Где их теперь найдешь, ваши ведра? Вы бы придумали какой-нибудь значок. Ну птичку там или рыбку или цветок, и на всех своих вещах нарисовали. Приметно и красиво. Сразу бы видно – чье ведро. Очень я не уважаю, когда вещи украшают номером, и главное, на самом видном месте… А ваше ведро ты можешь отличить?

– Наверно нет… Они такие… все одинаковые.

– Верно. Примет особых не имеют. Но это не беда. Сейчас мы тебе добудем… Девочка! – остановил он проходившую мимо с ведром Фаину Селезневу. – Вот этой активистке, не знаю, как ее зовут…

– Тапочка на цыпочках, – засмеялась Фаина.

– Как, как? – удивился Андрей Архипыч. – Почему «Тапочка»?

– Потому что она всегда ходит в самодельных тапочках.

– А почему на цыпочках?

– Она маленькая и очень часто на цыпочки встает. Особенно когда у доски.

– Вот оно что! А ты не обижаешься, когда тебя так зовут? – спросил завхоз у «Тапки».

– Нет, – простодушно ответила девочка.

– Ну тогда другое дело. – Андрей Архипыч уже протянул руку, чтобы взять у Фаины ведро, но, вспомнив наставления директора, спохватился. – Это не ихнее?

– Нет. Мы взяли у нянечек.

– Вот оно что… Когда так, скажите вашей председательнице…

– Клаве?

– Вот, вот, Клаве Ивановой, чтобы она на время дала юннатам ведерко.

– Хорошо! Пойдем, Тапка…

Через полчаса аквариум стоял в новом помещении. Пока его наполняли свежей водой, Максим отвел Садовского в сторону. Найденная отвертка жгла ему карман.

– Коль, а всё-таки винтов надо бы запасти, – шепотом сказал он.

– На что?

– На что, на что… Что ты, не понимаешь? Вон полки делать, починить что-нибудь. Да мало ли какие дела! А на голубятню, думаешь, не понадобятся?

Они вошли в зал и остановились возле плотно сдвинутых рядов. Стулья приобрели теперь для них особую ценность. В каждом из них была по меньшей мере дюжина великолепных винтов. Целый клад!

– Ну-ка берись за тот конец! – скомандовал Максим, отодвигая первую шеренгу.

– Петух, они же развалятся!

– А чего они развалятся? Мы же не все возьмем. Вот смотри! Если эти выкрутить, ничего не случится.

Действительно, когда вывернули два винта у крайних стульев и пошатали весь ряд, ничего не изменилось. Стулья, как и раньше, держались крепко, хотя и скрипели где-то посредине.

И вдруг раздался голос:

– Молодцы! Вот молодцы! Неужели сами додумались?

В дверях зала стоял новый завхоз. Ребята замерли. Прятать отвертку было уже поздно, оправдываться бесполезно.

– Мы, дяденька, хотели… мы только попробовали… – пробормотал Петухов.

– Зовут меня, между прочим, Андрей Архипыч… А что вы хотели, так это я видел. Молодцы! По-хозяйски поступаете. У нас такие хорошие стулья. Любо-дорого глядеть! Цельнодубовые. Мы как раз с Константином Семеновичем говорили, что, если привести их в порядок, – век простоят! И дело совсем не тяжелое. Подвернуть до отказа все винты да болтики… Только, я думаю, ребята, вам вдвоем тут не справиться.

Максим посмотрел в хитро прищуренные глаза завхоза, потом на приятеля и неопределенно пожал плечами. Оба они уже начинали понимать, что проступок их расценивается как-то иначе, но боялись поверить этому. Вполне возможно, что завхоз издевается над ними.

– А может, и сами справитесь? – продолжал Андрей Архипыч. – Оба здоровые, напористые. Ну, в крайнем случае, позовете кого-нибудь на помощь. Как твоя фамилия?

– Петухов.

– Так я и думал. Я давно тебя приметил. Ты парень с выдумкой… Так вот! Назначаю тебя бригадиром!

– А что делать? – всё еще недоверчиво спросил Максим.

– Задача простая, но почетная: привести в порядок все стулья. Видите, сколько их… и все расхлябаны. Нужно проверить, подвернуть винты до упора, гайки затянуть… Дело на первый взгляд нехитрое, но, если шарики в голове не работают, лучше и не браться. Где найдешь серьезную поломку, запиши и отставь в сторонку. Потом вместе обмозгуем. Главное, ни одного винтика не пропустить. Они хитрые! Попрятались. Вон видишь, под перекладиной даже! Все надо разыскать и довернуть… Ну как, договорились, Петухов?

– Договорились! – охотно согласился мальчик.

– Дельно! С одной отверткой вы тут неделю проковыряетесь. У меня, в кладовке кажется, есть инструмент… Как твоя фамилия?

– Садовский.

– Пойдем со мной, товарищ Садовский. Получишь отвертку и гаечный ключ, – сказал Архипыч, направляясь к выходу. На полдороге он остановился и поднял руку. – Да! чуть не позабыл. Если вы ребята, чего-нибудь такое задумаете и вам понадобятся, между прочим, винты, шурупы или что-нибудь в таком роде… гвозди, проволока, болты… Обращайтесь прямо ко мне. Для дела мы всегда найдем.