Текст книги "Новый директор"

Автор книги: Герман Матвеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц)

Герман Иванович Матвеев
Новый директор

Мы не верили бы учению, воспитанию и образованию, если бы оно было загнано только в школу и оторвано от бурной жизни.

В. И. Ленин

Нет и быть не может «трудных» детей. Причина плохого поведения коренится в плохом воспитании, а правильное воспитание всегда приводит к успешным результатам.

А. С. Макаренко

О повести Г. Матвеева «Новый директор»

Однажды, осенним утром 1947 года, в десятом классе одной из ленинградских школ на уроке появился взрослый человек. Директор школы представил его учащимся как практиканта. «Практикант» устроился на задней парте и с того дня стал активным посетителем занятий.

Он быстро подружился с семнадцатилетними десятиклассницами, и они стали доверчиво посвящать его в свои домашние и школьные «истории». Это доверие девочек не исчезло и потом, в конце учебного года, когда вдруг выяснилось, что под видом практиканта жизнь класса изучал писатель Г. И. Матвеев, работавший в то время над повестью «Семнадцатилетние».

Повесть «Семнадцатилетние», написанная в результате многолетнего и глубокого изучения школьной жизни, близко затронула юных читателей, педагогов и родителей острой постановкой ряда жгучих вопросов воспитания в семье и школе. Книга вызвала волну дискуссий и выдержала пять изданий. Она читается с интересом и теперь, хотя школа за эти годы ушла далеко вперед.

Продолжая интересоваться жизнью советской школы, изучая высказывания В. И. Ленина о воспитании, труды замечательных русских педагогов К. Д. Ушинского и А. С. Макаренко, Г. Матвеев написал вторую книгу на ту же волнующую его тему о воспитании юного поколения – повесть «Новый директор». Действие в ней начинается с 1955 года, и она как бы продолжает повесть «Семнадцатилетние».

Здесь тот же главный герой – Константин Семенович Горюнов. Как и в повести «Семнадцатилетние», события развертываются не только в школе, но и за ее стенами: в милиции, куда попадают несколько школьников, втянутых в воровскую шайку; дома в семьях, где по-разному относятся к воспитанию детей.

В центре повести – проблема воспитания школьников в труде. Организация при школе заводской мастерской и фабрики-кухни подчиняется этой задаче. К этому направлены и строительство школьниками своего стадиона, своего радиоузла, подготовка ими своих кабинетов. И это приводит к тому, что школьники начинают чувствовать себя хозяевами своей школы, начинают оберегать свои порядки, создают свой «школьный патруль» и т. д.

Перед читателем проходят интересные типы школьников, родителей, педагогов, руководителей школьного дела, честных и самоотверженных в своем благородном труде.

Но наряду с ними имеются приверженцы формализма, иссушающего всякое живое дело. Такие (среди них и директор школы Марина Федотовна, на смену которой приходит Горюнов) не задумываются глубоко над проблемами коммунистического воспитания. На словах они почитают, а на деле боятся педагогического наследия Макаренко, прикрываясь рассуждениями об «особых условиях», в которых он работал.

Они боятся «выносить сор из избы», говорить о недостатках в работе и ошибках.

Такие явления подвергаются в повести беспощадной критике.

В повести много острых проблем. Есть в ней и спорные мысли, еще не проверенные практикой. Но всё это – от живой заинтересованности в улучшении дела воспитания детей в семье и школе. И пусть это послужит основой для живого разговора.

В целом «Новый директор», как и повесть «Семнадцатилетние», горячо продолжает борьбу за педагогические принципы К. Д. Ушинского и А. С. Макаренко, за усиление связи школы с жизнью, за трудовое воспитание школьников. В этом несомненная ценность повести.

1. Игорь Уваров

В просторной квартире нового дома раздался звонок. Прошла минута, другая, третья…

Звонок повторился.

Часы в большом старинном футляре, стоявшие в прихожей, отстукивали секунды отчетливо и равнодушно. Им было безразлично, что за дверью стоит живой человек.

И только когда звонок задребезжал в третий раз, в прихожую вышел юноша в пестрой шелковой пижаме. Небрежно отбросил он задвижку, повернул замок, а ногой толкнул дверь.

– Вам кого? – сухо спросил он невысокого мужчину, стоявшего на площадке лестницы и робко смотревшего через очки.

– Я к Виталию Павловичу… Он звонил по телефону и приказал привезти вот эту папку… Он дома?

– Он занят.

– Я понимаю… Тогда передайте, пожалуйста, и спросите… не нужно ли чего-нибудь еще?

– Хорошо. Подождите минутку, – сказал юноша и, взяв красную папку, захлопнул дверь перед самым носом мужчины.

Проходя через гостиную в кабинет отца, он постучал в чуть приоткрытую дверь комнаты матери:

– Ма! А где Нюша?

– Я послала ее в магазин. Кто там пришел, Игорек?

– Папин «чегоизвольте».

Очень располневший в последние годы Виталий Павлович сидел за письменным столом и, с красным карандашом в руке, просматривал бумаги. В кабинете было накурено.

– Па! Почему ты не проветриваешь? – спросил Игорь, кладя папку перед отцом. – Топор можно повесить!

– На улице шумно, мешают.

– Подумаешь, какие мировые проблемы решаешь! Здоровье дороже.

С этими словами Игорь вскочил на подоконник и открыл форточку.

– Ага! Материал привезли, – обрадовался отец. – Сегодня вечером я должен делать доклад на совещании. Большие дела намечаются…

– Па, перемени, пожалуйста, пластинку. Я знаю, что ты хочешь сказать… – иронически начал Игорь, но, увидев, как нахмурился отец, замолчал.

Виталий Павлович захлопнул папку. Он понимал, что сердиться бесполезно, что лучше всего усадить сына рядом с собой и в простой, доступной форме рассказать, о чем он будет вечером докладывать. Сухие цифры превратить в зримые образы недалекого будущего… Но, как всегда, не было времени, и он только вздохнул.

– Этот… спрашивает, не нужно ли тебе чего-нибудь еще, – небрежно сказал Игорь.

– А что это за тон? И почему «этот»?

– Я не знаю его фамилии. Так что ему сказать?

– Пускай возвращается на работу, – ответил Виталий Павлович.

Игорь повернулся, сделал несколько шагов и остановился.

– Па! Ты на меня не сердись. Нам и без тебя приходится слушать каждый день, на каждом уроке о великих достижениях…

– А ты думаешь, это не так?

– Может быть, и так, но зачем столько хвастать… И всё одно и то же. А главное, кто говорит-то… «Мы пахали!» Ты не дашь мне немного грошей?

– Сколько?

– Ну полсотни.

– Возьми… вон пиджак висит. В правом боковом кармане.

Получив деньги, Игорь прошел в прихожую, отпустил мужчину и вернулся в свою комнату. Здесь он вытащил из портфеля учебник, взглянул на ручные часы, лежавшие на письменном столе, включил радио и, придвинув стул, лег на кровать. Готовить уроки под музыку или под голос диктора вошло в привычку, и юноше казалось, что посторонние звуки не только не мешают, но даже, наоборот, помогают сосредоточиться.

Учился Игорь в девятом классе средней школы. Одаренный от природы, он имел к тому же еще и прекрасную память. На лету схватывал объяснения учителей и легко запоминал всевозможные и, по его мнению, никому не нужные премудрости. «Нужные» же находил в книгах по собственному вкусу. На устные занятия Игорь почти не тратил времени. Если по какой-нибудь причине не слушал учителя в школе, то достаточно было ему перед уроком один раз прочитать то, что задали, – и пятерка обеспечена.

Положив ноги на спинку стула, Игорь начал перелистывать книгу.

Приближался конец учебного года. Чтобы освежить в памяти так легко полученные, а потому и выветрившиеся знания, нужно было взяться за учебники. Плохо учиться Игорь не мог. Не позволяло самолюбие. Он считал, что двойки и тройки получают личности бесцветные, бездарные или безвольные лодыри.

Прошел час. За это время по радио успели передать сельскохозяйственные новости, концерт легкой музыки и сообщили, что сейчас будет проверка времени. Часы у Игоря шли с точностью хронометра, и он был в них уверен как в самом себе. Последние известия тоже не заинтересовали его, но прогноз погоды заставил насторожиться.

– Либо будет, либо нет… – проворчал он, поднимаясь с кровати и потягиваясь. – Либо дождик, либо снег.

Надев полуспортивный серый костюм, Игорь собрал учебники, достал из нижнего ящика стола завернутый в целлофан длинный пакет и сунул его в портфель. Затем позавтракал на кухне холодными котлетами и прошел в комнату матери.

– Ма! Я в школу, – объявил он, останавливаясь в дверях. – Скажи Нюше, чтобы выгладила зеленые брюки.

– Хорошо. Но почему так рано, Игорек?

– Опять назначили классное собрание. Повышаем успеваемость и дисциплину.

– О-о, это важные вопросы… Ты поел?

– Поел.

– Приходи, пожалуйста, пораньше. Ты же знаешь, как я волнуюсь.

– И совершенно напрасно. До каких пор ты будешь считать меня малолеткой?.. Ма! Вот послушай мой новый афоризм. Я знаю, что он тебе понравится… «Ничто так не старит человека, как счастье; наслажденье – это единственное, ради чего нужно жить». Ну как? – спросил Игорь с гордой улыбкой.

– Игорек, ты просто гений! – восторженно проговорила мать. – Это очень глубоко! Просто какая-то бездна!

– А вот еще, послушай. «Полюбить самого себя – вот начало романа, который продлится всю жизнь».

– Да, да, да… Изумительно! Ты меня даже пугаешь! Как это тебе приходит в голову?

– Вчера не спалось… Я лежал и думал… Ну, хватит! Я могу опоздать. Точность – это вежливость королей. Ма, у папы я открыл форточку. Ты посмотри, а то он забудет.

Насвистывая какой-то фокстрот, Игорь вышел в прихожую.

На Невском проспекте, под воротами дома, где помешался кинотеатр «Колизей», засунув руки в карманы демисезонного пальто, с независимым видом стоял молодой человек. Нахлобученная до ушей кепка-«лондонка», поднятый воротник, узкие брюки и полуботинки на толстенной резиновой подошве говорили, что молодой человек следит за своей внешностью и, чтобы не смешиваться с толпой, хочет быть «стильным». Переваливая во рту с одной стороны на другую ириску, он равнодушно провожал глазами прохожих.

Неподалеку остановился подросток в форменной шинели ремесленного училища. Некоторое время он наблюдал за молодым человеком и, по каким-то признакам убедившись, что это как раз тот, кто ему нужен, уверенно направился к воротам.

– Ты Гошка Блин? – спросил он, подходя вплотную к молодому человеку.

– Ну, а если я, так что?

– Меня послал Султан. Его не пускают сегодня.

– Провинился бедный ребенок? – насмешливо спросил молодой человек.

– Да. Немного погорел.

– Ладно. Скажи ему, что завтра в восемь.

– А что́ в восемь?

– Не твоего ума дело! – рассердился Блин, но сейчас же смягчился. – В театр пойдем. Ну, топай, малявка. Не задерживай движение.

Ремесленник вышел из-под ворот, оглянулся, сплюнул и зашагал по Невскому.

Гошка Блин достал из кармана две ириски, сдул с них приставшие крошки и сунул в рот.

Прошло еще минут пять – на проспекте показался Игорь.

– Блин! Ты давно ждешь? Извини, пожалуйста. Меня задержали дела.

– Не имеет значения, – процедил Гошка, протягивая руку.

– Принес? – спросил Игорь.

– А ты?

– Конечно. Я человек слова.

– Тогда всё в порядке. Пошли!

Войдя во двор «Колизея», Блин уверенно свернул к одному из подъездов. Стеклянные двери пропускали много света на лестницу, и здесь можно было даже читать. Вытащив из кармана темно-зеленую книжечку, он передал ее Игорю. Тот раскрыл паспорт и внимательно посмотрел на фотографию немолодой женщины.

– Прописка есть? – спросил он, перелистывая документ.

– Прописка ленинградская.

– Ол райт! – усмехнулся Игорь, пряча паспорт в боковой карман пиджака. Затем он вынул из портфеля пакет и передал его Гошке.

– Тот самый? – спросил Блин.

– Ну конечно!

Через целлофан, на фоне темно-красного шелка галстука, четко выделялась не то нарисованная, не то вышитая фигурка женщины в ярко-желтом платье.

– Сила! – с усмешкой произнес Блин, бережно пряча галстук в карман. – Завтра у меня большой поход.

– Зря ты посылаешь этих пацанов, – поморщился Игорь. – Засыплют.

– Всё продумано. Если что не так – я в стороне.

– Люсю видел? – притворяясь равнодушным, спросил Игорь.

– А если видел, то что? – прищурился Блин.

– Ничего особенного. Передай привет.

– Не беспокойся. В твоих приветах она особой нужды не имеет, – медленно проговорил Гошка, и в тоне его нетрудно было угадать угрозу.

Игорь смутился и несколько секунд молча смотрел через грязное стекло во двор.

В этот момент дверь со скрипом распахнулась и в подъезд вошла пожилая женщина с провизионной сумкой.

– Вы что тут делаете? – подозрительно спросила она, внимательно разглядывая молодых людей.

– Ничего! – грубо ответил Гошка. – Шагай, мамаша, дальше.

– Какая я тебе мамаша!

Слегка отстранив приятеля, Игорь вышел вперед:

– Не сердитесь, пожалуйста, он шутит. Разрешите, я вам помогу.

Вежливый тон приятного и хорошо одетого юноши сразу успокоил женщину:

– Спасибо! Не беспокойтесь. Мне не высоко.

– Вы же, наверно, устали. Позвольте вашу сумку, – настойчиво продолжал Игорь и, взяв из рук женщины тяжело нагруженную сумку, начал подниматься по лестнице.

– Если не ошибаюсь, вы живете на третьем этаже? – спросил он.

– Да. А вы меня знаете?

– Ну как же! Я часто вижу вас.

Презрительно выпятив нижнюю губу, Гошка наблюдал за этой сценой. Он не понимал маневра своего приятеля и ждал, чем кончится вся эта комедия.

Голоса постепенно удалялись. Скоро до слуха Гошки донеслась последняя фраза женщины: «Очень вам благодарна!» Затем хлопнула дверь, и послышались торопливые шаги.

– Ну как! Дошло? – спросил Игорь, останавливаясь против Гошки.

– А чего там дошло?

– Это тебе урок. Заруби на носу. Никогда не нужно хамить с людьми. С людьми нужно обращаться ласково. Это выгодней и спокойней.

– Какая там еще выгода! – пробурчал Гошка.

– Ты слушай, когда тебе говорят! – продолжал назидательно Игорь. – Погладь человека по головке, и он растает. А когда растает, из него можно веревки вить. И никаких осложнений. А если начнешь хамить, человек ощетинится и ничего хорошего не получится. Это закон психологии.

– Не умею я так.

– Учись, пересиливай себя.

Блин был старше Игоря года на два, но Игорь был значительно умней и начитанней. Это чувствовалось на каждом шагу, а потому и главенство Игоря Блин признавал без особого сопротивления.

– А как ты узнал, что она на третьем этаже живет?

– Она же сама сказала.

– Когда? – удивился Блин.

– Она сказала, что живет не высоко. Так? А что значит – не высоко? Четвертый этаж считается уже высоко. Значит, второй или третий. Если бы она жила во втором, то не отпустила бы из рук сумку или сказала бы: «Я живу на втором». Понял? Психология!

Игорь с улыбкой превосходства смотрел на грубого, примитивного парня, одетого с нелепой претензией. Предположение относительно третьего этажа он высказал наугад, и случайно не ошибся. Объяснение же придумал, что называется, на ходу, но видел, что оно произвело на Гошку большое впечатление. Посмотрев на часы, Игорь нахмурился:

– Я могу опоздать на урок.

– Возьми такси.

– Слушай меня внимательно. У нас в шестом «б» есть один дельный пацан, – торопливо заговорил Игорь. – Очень смекалистый и надежный. Отца у него нет, а мать на работе. Зовут Петухом. Он рыжий. Надо его подобрать. Поговори с Чумаченко. Пускай займется. Но только без хамства. Страхом тут ничего не сделаешь. Он юннат. Голубей любит и всяких животных.

– А как его фамилия?

– Я же сказал – Петухов. Максим Петухов. Всё! В воскресенье увидимся. Будь здоров. Не зарывайся!

2. Милиция и школа

В большой комнате дежурного по городу, за письменным столом, склонившись над книгой, сидел майор милиции. Помощник его, укрывшись шинелью, спал на диване.

Приближалось утро. Висевшие на стене часы показывали начало седьмого. Через окна, выходившие на Дворцовую площадь, доносился шум изредка проходивших мимо машин. Иногда глухо хлопала дверь в коридоре. И вдруг зазвонил городской телефон.

Не отрываясь от книги, майор взял трубку:

– Я слушаю.

– Это милиция?

– Да. Дежурный по городу. Что у вас?

– У нас, товарищ дежурный, магазин ограбили… Вы слушаете?

Майор отодвинул книгу:

– Слушаю, слушаю. Какой магазин?

– Большой магазин, галантерейный. Дверь со двора выломали.

– Где этот магазин помещается?

– У нас в доме. Черный ход во двор выходит. Я, понимаете ли, пришел недавно…

– Подождите. Где этот дом находится? Скажите точный адрес.

– Васильевский остров, угол Среднего и…

– Не торопитесь… Какой линии? – переспросил майор, записывая адрес. – Кто это говорит?

– Жилец из дома. Я с ночной смены пришел, свернул к себе во второй двор, смотрю… что за черт!..

Через полчаса на место происшествия прибыли оперативный работник угрозыска, следователь и эксперт научно-технического отдела. Пройдя во второй двор указанного дома, они остановились… Дверь черного хода в галантерейный магазин была сорвана с петель и валялась у крыльца. Внутри магазина оказался невообразимый беспорядок: товары сняты с полок, вытащены из-под прилавков, из-под стекла и свалены в кучи, коробки измяты, пакеты изорваны.

– Знакомая картина, – со вздохом произнес оперативный работник. – Ребятишки орудовали. Вы смотрите, что они тут натворили! Полный разгром.

Через час работники магазина установили и оценили украденные вещи. Пока следователь составлял протокол, оперативный работник вместе с дворником обследовали двор и нашли спрятанный в дровах чемодан.

Чемодан не тронули.

На другой день во двор зашли три подростка. Оглядевшись по сторонам, они приблизились к дровам и, убедившись, что чемодан на месте, вернулись на улицу. Оперативный работник незаметно пошел за ними и установил их адреса. Вечером при обыске большинство украденных вещей было найдено, а преступники задержаны.

Началось следствие. Вел его начальник отделения по борьбе с детской преступностью Константин Семенович Горюнов.

Высокий, худощавый, чуть сутулый, он ходил, опираясь на палку. Большой открытый лоб, седые волосы, прямой, вдумчивый взгляд по-детски чистых серых глаз, невозмутимость – всё это внушало доверие, располагало к нему малолетних преступников.

Получив материалы, Константин Семенович вызвал на допрос подростков – сначала поодиночке, затем всех вместе – и в первый же день, как говорят в угрозыске, «вышел на группу».

Во главе группы стоял ее организатор, восемнадцатилетний юноша, воспитанник колонии, по прозвищу Гошка Блин. Остальным членам группы было от пятнадцати до семнадцати лет, и все они учились: трое, в ремесленном училище, четверо в средней школе. У всех были клички: Огрызок, Пуля, Партизан, Зануда, Султан, Грыжа, Карапуз.

Через четыре дня следствие было закончено, но личность главного организатора «дела» установить не удалось. Непосредственного участия в краже он не принимал, и никто из подростков не знал ни адреса, ни настоящей его фамилии.

Прежде чем передать дело прокурору, Горюнов отправился в школу, где учились четверо обвиняемых.

Здание школы заканчивало улицу. Дальше шел пустырь, заваленный всяким строительным мусором, отходами производства расположенного поблизости завода.

– Солидно строили в старину! – вслух проговорил Константин Семенович, любуясь строгими линиями большого трехэтажного здания.

Школа имела со стороны фасада два входа по бокам и один посредине.

В вестибюле, куда он вошел, висел ярко раскрашенный большой плакат. Издали бросалось в глаза: «Внимание! Все на диспут! Моральный облик молодого советского человека».

Константин Семенович направился к плакату, но голос уборщицы остановил его:

– Вам куда, гражданин?

Оглянувшись, он не сразу ее нашел. На скамейках, поставленных вдоль стены, сидели женщины различного возраста, держа в руках пальто, галоши, шапки. Это были родители, бабушки, няни, поджидавшие своих питомцев.

Говорившая оказалась в раздевалке за массивной железной сеткой, почти решеткой.

– Я бы хотел повидать директора, – сказал Константин Семенович.

– А вы откуда?

– Я работник милиции.

– Пройдите вон в ту дверь по коридору, до канцелярии. Там и будет кабинет Марины Федотовны, – пояснила уборщица, с любопытством глядя на посетителя. – А раздеться можете здесь…

Директором школы была полная, невысокого роста, немолодая женщина в темно-синем костюме. Строгий взгляд чуть выпуклых глаз встретил Константина Семеновича нельзя сказать чтобы очень приветливо.

– Видел я сейчас вашу афишу, – начал Константин Семенович, усаживаясь в кресло. – И был даже несколько удивлен…

– Чем? – сухо спросила директор.

– Вашей оперативностью. Быстро реагировать на события – очень важно.

– О какой афише вы говорите? Моральный облик? Это мероприятие было у нас запланировано в начале года, но всё откладывалось.

– Ах, вот оно что… Извините. Значит, я ошибся.

– Вы пришли по поводу сына, дочери или по служебному делу? Секретарь мне сказала, что вы из милиции…

– Да. Я работаю в милиции, – подтвердил Константин Семенович, протягивая темно-красную книжечку.

Марина Федотовна внимательно прочитала служебное удостоверение и вернула его назад. Щеки ее слегка порозовели, а в глазах появилось беспокойство:

– Слушаю вас.

– Я хотел бы получить характеристику четырех ваших учеников восьмого «в» класса. И вообще поговорить… об их моральном облике.

– А что случилось? – с испугом спросила директор. – Надеюсь, ничего такого… компрометирующего школу?

Константин Семенович понял причину испуга. Директора не очень-то любят, когда «выносится сор из избы», и часто готовы оставить без последствий серьезные проступки учеников, лишь бы о них не узнали в вышестоящих организациях. Сейчас директор беспокоилась даже не за школу, а за себя. Это было видно по выражению глаз, по мгновенно появившемуся румянцу и, наконец, по тону вопросов.

– Что они натворили? – снова спросила Марина Федотовна.

– Об этом я сообщу вам несколько позднее, – сказал Константин Семенович, прислушиваясь к звонку. – Сейчас перемена. Можно попросить сюда для разговора Клавдию Васильевну?

– Вы даже знаете имя классной руководительницы? – с кривой улыбкой проговорила директор. – Подождите минутку.

Она вышла в канцелярию и, отдав распоряжение, вернулась назад.

– Какие ученики вас интересуют? – спросила она.

Константин Семенович достал записную книжку и, хотя знал имена воров наизусть, заглянул в нее.

– Олег Миловидов, Александр Савельев, Иван Баталов и Николай Чумаченко, – перечислил он.

– Ах, эти! – с облегчением произнесла директор. – Тяжелое наследство! Мы их получили из мужской школы, и вот всё время мучаемся. Наша школа раньше была женской, – пояснила она, – а когда произошло слияние, нам прислали самых отпетых.

– А вы взамен отправили из школы самых лучших? – с усмешкой спросил Константин Семенович.

– Ну, может быть, и не самых лучших, но это всё-таки девочки. От них нельзя ждать таких вот сюрпризов.

– Значит, вы считаете, что плохие девочки лучше плохих мальчиков?

– Конечно!

– Думаю, что вы ошибаетесь.

– Да? У вас есть основание так думать?

– Есть. Мне пришлось работать в женской школе, и я убежден, что с девочками работать трудней. Мальчики проще, откровенней, прямолинейней…

Завязавшийся разговор не удалось закончить. В кабинет вошла воспитательница восьмого «в» класса:

– Марина Федотовна, вы меня звали?

– Да. Вот товарищ из милиции интересуется Чумаченко и его компанией. Что они могли натворить?

– Всё что угодно! – поджав губы, сказала учительница.

– Они в школе?

– Нет. Они больны и не являются на занятия уже третий день.

– Третий? А не пятый? – удивился Константин Семенович.

Клавдия Васильевна всем корпусом повернулась к работнику милиции и посмотрела на него так, как, вероятно, смотрела на учеников, когда те начинали говорить без ее разрешения.

– Я как будто достаточно ясно сказала.

– А почему вы думаете, что они больны?

– Потому что я руковожу этим классом.

– Та-ак! – протянул Константин Семенович, и в глазах его блеснул насмешливый огонек. – Я знаю, что на собраниях, на педсоветах вы часто говорите о своей ответственности. Говорите, что государство доверило вам лучшее, что есть в стране, – детей, будущих строителей нового общества…

– А разве это не так? – спросила директор.

– Так. Но, к сожалению, нередко безответственным людям доверяют такое ответственное дело.

Константин Семенович сказал это спокойно, и в тоне его были грустные нотки, но у Клавдии Васильевны по лицу пошли красные пятна.

– Если вы пришли сюда только затем, чтобы делать такие вот Оскорбительные заявления, уважаемый товарищ… – набрав воздуха в легкие и отчеканивая каждое слово, начала она.

– Не надо сердиться, – попросил Константин Семенович. – Я имею в виду не вас… или, вернее, не только вас. По собственному опыту знаю, что детская преступность существует. А кто должен за это нести ответственность? Может быть, вы назовете фамилию?

– Ну, знаете ли, товарищ… Вы член партии? – неожиданно спросила Марина Федотовна.

– Вас интересует партийный билет или мои убеждения? – улыбнулся Константин Семенович.

Вопрос озадачил женщин. Переглянувшись, они одновременно пожали плечами, и этот молчаливый жест, как и выражение их лиц, ясно говорили, что они поняли друг Друга.

– Что же вы от нас хотите? – вместо ответа спросила директор.

– Во-первых, я должен довести до вашего сведения, что мальчики не больны, – всё так же спокойно продолжал Константин Семенович. – На занятия они не приходят пятый день, а не третий, потому что арестованы за ограбление магазина. Следствие закончено. Дело передается в прокуратуру, и в ближайшее время будет назначен суд.

Известие произвело на женщин крайне неприятное впечатление.

– Боже мой!.. Кто бы мог подумать! И как это не вовремя… – тихо, почти шепотом проговорила директор и, повернув голову к учительнице, спросила: – Что мы теперь скажем Борису Михайловичу?

– Думаю, сейчас вы согласитесь со мной, что настоящая ответственность и трескучие, громкие слова о ней – разные вещи, – продолжал Константин Семенович. – Ну, а кто виноват в том, что ваши мальчики пошли грабить магазин?

– Нет, нет, нет! – испуганно запротестовала директор. – Это не наши мальчики! Семь лет они учились в другой школе.

– В другой, но всё-таки в школе. Вы напрасно встревожились. В уголовном кодексе нет статьи, на основании которой можно привлечь к ответственности воспитателя, – насмешливо успокоил ее Константин Семенович.

Клавдия Васильевна сидела молча, поджав губы, и даже не прислушивалась к разговору. Сообщение следователя, по-видимому, начинало нравиться ей. Если в первый момент она испугалась, то сейчас, поразмыслив, поняла, что одним разом избавилась от четверых самых трудных, самых беспокойных, недисциплинированных учеников, которых ненавидела всей душой.

– Скажите, пожалуйста, вот вы упомянули имя Бориса Михайловича, кто это? – спросил Константин Семенович.

– Заведующий роно, – со вздохом ответила директор. – Он работает недавно, около года, и сами понимаете, как будет реагировать, пока не свыкнется…

– А как его фамилия?

– Замятин.

– Да что вы говорите! Приятная неожиданность, – обрадовался Константин Семенович и, видя, что директор удивленно подняла брови, пояснил: – Я знал его раньше. Мы вместе учились в институте. Если, конечно, это не однофамилец.

– Так вы имеете педагогическое образование?

– А почему это вас удивляет? У нас много педагогов. Все инспектора детских комнат имеют педагогическое образование. Неужели вы не знаете, что милиция ведет большую работу в этом направлении? Главным образом – профилактическую. Читаем доклады для родителей на производстве, посещаем их на дому, следим за безнадзорностью. К сожалению, школа плохо нам помогает.

– Школа! А чем же может помочь школа?

– Многим… Возьмем для примера ваш случай. Ребята не сразу встали на путь преступления. Началось это с пропусков занятий, с пьянки. Если бы вы вовремя сигнализировали нам о том, что они выпивают, а значит, где-то достают деньги, о том, что они без уважительной причины прогуливают, – мы бы заранее приняли меры. Предупредили бы это преступление.

– Ну что ж… В следующий раз мы так и будем делать, – равнодушно согласилась директор.

– Преступники совершают кражу, думая, что их не поймают, – продолжал Константин Семенович. – Если бы они знали, что современная техника розыска очень высока, что нераскрытых преступлений почти не существует, они вряд ли бы решились воровать. Используйте ваш случай. Пошлите на суд комсомольцев. Пускай они потом расскажут остальным, выпустят специальную газету…

– Ой, нет! Что вы, что вы! – брезгливо поморщилась Марина Федотовна. – Извините, но мы стоим на другой точке зрения… Это непедагогично! Мы воспитываем детей на положительных примерах. Преступление всегда вызывает нездоровое любопытство. Мы постараемся, чтобы наши школьники вообще не узнали, что в их среде находились преступники.

Константин Семенович взглянул в выпуклые глаза директора и понял, что разговаривать с ней бесполезно.