Текст книги "История всемирной литературы Т.2"

Автор книги: Георгий Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 88 страниц)

Нартский эпос знает и менее архаических персонажей, чем Сосруко и его антагонист Сырдон. Таковы более типичные богатыри-воины Цвицв и Нарджхеу в абхазском эпосе, Насрен и Пши-Бадыноко – в адыгском, Урызмаг, Хамыц и Батрадз (ср. – адыгские Уазырмес, Хныш и Патараз) – в осетинском. Весьма популярны в нартском эпосе сказания о юных богатырях и их первом подвиге – обычно мести за отца (Ацамаз, Тотрадз, Сауай и многие другие). С этими героями связан относительно более «молодой» слой эпоса, в котором усилены патриархальные тенденции, настойчивей эстетизируются богатырская мощь и воинская героика. В осетинском эпосе, где этот слой даже оттеснил в какой-то мере Сосруко и его мать Сата́ну, появляется также развитая генеалогическая циклизация.

Ярче всего переоценка архаических форм богатырства проявляется в осетинском варианте сказания о борьбе Сослана с Тотрадзом. Сослан и Сата́на осуждаются здесь за применение хитрости и колдовства, а им противопоставляется эпически простодушный юный богатырь Тотрадз.

В адыгском сказании о Пши-Бадыноко Сата́на рисуется коварной обольстительницей, которая мешает богатырю проникнуть на мужское собрание; в цикле Батрадза она слабая женщина, умоляющая выступить своего могучего булатнотелого приемного сына.

Батрадз закален кузнецом как стальной меч. Он своим телом сокрушает врагов и вражеские твердыни, например (будучи привязан к стреле или пушечному ядру) крепость Челахсартага (по названию – Хыз или Гур). Дюмезиль сближает его со скифским богом-мечом и грозовыми мифами. Здесь, однако, главное – эпическая идеализация богатырской физической силы и мощи. В большинстве осетинских сказаний он побеждает в соревнованиях других нартов, получая в награду закипающую при правдивых словах чашу Нартамонга, три драгоценности нартов и красавицу Агунду. Во многих вариантах Батрадз рисуется сиротой – мстителем за отца. Подвиг родовой мести возбуждает в Батрадзе неутихающую боевую ярость, которая обращается сначала на нартов, а затем на богов.

Тема богоборчества не ограничена циклом Батрадза, она расширяется в тему богоборчества нартов в целом и в конечном счете связана с кругом кавказских сказаний о прикованных великанах-богоборцах. Осетинские нарты погибают в войне против Уастырджи, Уациллы и других христианизированных языческих божеств. Здесь, по-видимому, отражается двойственное отношение эпоса к христианизации Алании и представление о нартах как о славных и могучих предках, погибших из-за своеволия, богатырского неистовства и гордыни (ср. сказание о гибели русских богатырей).

Особое место в осетинском эпосе о нартах занимают генеалогические предания, отдельные элементы которых весьма архаичны. Среди этих преданий – история брака Сата́ны по ее инициативе с братом Урызмагом. История эта напоминает многочисленные мифы и предания о брате и сестре, от кровосмесительной связи которых произошли целые племена или отдельные знаменитые герои. В рассказах о супружеских отношениях Сата́ны и Урызмага, об их взаимных изменах, обманах, соперничестве немало анекдотических черт. В конфликте между супругами победительницей неизменно оказывается Сата́на.

В осетинских генеалогических сказаниях о нартах с типом брат – сестра конкурирует другой, не менее распространенный – братья-близнецы (Ахсар и Ахсартаг, Урызмаг и Хамыц; в некоторых вариантах враждующими близнецами были представлены Сослан и Сырдон). В истории Ахсара и Ахсартага сказалось влияние волшебной сказки о близнецах (тип 303 по Указателю Аарне-Томпсона). Сходные по типу сказания о братьях-близнецах – родоначальниках есть и в армянском эпосе (Санасар и Багдасар). С кругом легенд о родо-племенных предках связан и мотив о происхождении нартов по материнской линии от водяных существ донбетров, у которых они проводят свое детство.

В целом нартский эпос – типичный и высокохудожественный образец героического эпоса, сохранивший, однако, весьма архаические черты мифологической фантастики.

Во многом сходный характер имеют архаические сказания грузин об Амирани и абхазцев об Абрскиле. В наиболее полном сванском варианте Амирани – сын богини охоты Дали от охотника. Дали, умирая оттого, что ревнивая жена охотника отрезала у нее золотые косы, велит вынуть из ее чрева ребенка, держать его в желудке быка, а затем оставить у родника Иамани. Иамани, нашедший Амирани, воспитывает его вместе со своими родными сыновьями Бадри и Усыби, которых затем связывает с Амирани нежная дружба и взаимопомощь. В некоторых восточногрузинских вариантах умирает не мать, а отец Амирани, иногда Амирани – сын престарелых родителей. Амирани, богатырская натура которого проявляется с ранних лет, вместе с братьями побеждает многочисленных дэвов и драконов (например, страшного Бакбак-дэва, из мести за родича некоего Цамцуми). Дэвы обычно указывают Амирани на живущую в летающей башне красавицу Камар, которую он добывает после победы над ее отцом – правителем демонов Каджей. Во время поединка Камар помогает Амирани, дав совет поразить противника снизу. Повсеместно распространен и часто бытует в виде отдельной легенды рассказ о том, как Амирани был наказан богом за гордыню и прикован к горе. Христос в качестве крестного отца Амирани дал ему необыкновенную силу. Амирани, упоенный этой силой, дерзает померяться с самим Христом, но не может вытащить из земли посох Христа, и в наказание его закрывает гора. Иногда гора открывается, и проходящие мимо пастухи видят Амирани в пещере. Согласно некоторым вариантам, крылатая собака Курша лижет и ослабляет цепь, которой прикован Амирани, но, когда кузнецы ударяют по цепям в своих кузницах, цепь эта укрепляется.

Сказания об Амирани весьма популярны в Грузии и Южной Осетии. М. Я. Чиковани, изучавший этот эпос, считает основными две формы его бытования: прозаическую и стихотворно-прозаическую. В стихах обычно встречаются второстепенные эпизоды (отправление на охоту, монолог Бакбак-дэва, диалог Камар с отцом и др.). Исследователь сообщает также о песенно-хоровом исполнении стихотворных фрагментов сказаний об Амирани во время народных празднеств и обрядов в некоторых горных районах. Ряд точек соприкосновения с народным эпосом об Амирани (сходство имен и некоторых элементов сюжета) имеет рыцарская повесть XII в. «Амиран Дареджаниани» Мосе Хонели. Соотношение народных сказаний и книжного образца героико-романического эпоса составляет особую проблему «амиранологии». Некоторые исследователи (В. Кекелидзе, А. Барамидзе, Ю. Абуладзе) склоняются к примату книжного источника, а другие (М. Чиковани) стоят за приоритет фольклорной версии. Е. Вирсаладзе обнаружила глубокие связи «Амираниани» с грузинским охотничьим мифологическим эпосом, в котором Дали и охотник Беткил напоминают божественную пару типа Афродиты и Адониса, Кибелы и Аттиса. Очень близко стоит к «Амираниани» абхазское сказание об Абрскиле. Абрскил – сын знатной девушки, забеременевшей от небесной силы. Он завоевывает славу богатыря, борца против врагов Абхазии, защитника угнетенных. Он не дает расти папоротнику и другим сорнякам, поэтому луга покрываются сочной травой и развивается скотоводство. Абрскил не хочет ни перед кем склонить голову, перечит творцу, и ангелы приковывают его в пещере. Встречаются и другие прикованные герои в фольклоре народов Кавказа – бородатый адыгский великан, перечивший богу Тха, имеретинское демоническое существо Рокапи, армянские богатыри Артавазд, Шидар и Мгер. Еще античные писатели обратили внимание на то, что древнегреческий титан Прометей прикован к горам Кавказа и что на самом Кавказе есть сходные предания. Кавказская локализация легенды о Прометее весьма отчетлива в послеэсхиловский период.

Аполлоний Родосский (III в. до н. э.) упоминает даже Амарантские горы на Кавказе в стране колхов, где правит Аэт и где дракон стережет золотое руно. В этой связи любопытно наличие рудиментов сюжета похищения огня в сказаниях об Амирани, так же как и упомянутое выше его соотношение с мифологическим охотничьим эпосом. Скорее всего между сказаниями о Прометее и об Амирани – Абрскиле имеется не только типологическая аналогия, но и частичное генетическое единство. Не исключено даже, что сюжет прикованного великана или героя вошел в мифологию Прометея из кавказских источников.

Общее у Прометея и Амирани – героизация богоборчества в противоположность некоторым иранским и армянским традициям.

Как бы то ни было, не вызывает сомнения исключительная архаичность образа Амирани и сказаний о его борьбе с дэвами и богоборчестве. И борьба с чудовищами, и богоборчество чрезвычайно характерны для эпической архаики (ср. не только нартские сказания, но и аккадский эпос о Гильгамеше).

Весьма архаические эпические сказания обнаруживаются и в составе армянского эпоса, сложившегося в единый цикл при Багратидах, после национально-освободительного движения против арабского Халифата в VIII—IX вв. Очень ценным источником являются фольклорные по своему генезису предания, пересказанные «отцом армянской историографии» Мовсесом Хоренаци (предположительно V—VI вв). Таковы предания о родоначальнике-эпониме Хайке и его сыне (тоже эпониме) Араме и о борьбе Хайка с Бэлом (ассирийский бог Бел-Мардук) и Арама с Баршамом; о мифических богатырях Торке и Ваханге. Может быть, сюда следует отнести и рассказы о борьбе исторических царей Арташесидов с марами (вероятно, индийцами), отождествляемыми с мифологическими вишапами. Царь маров Ажадхак тождествен древнеиранскому дракону Ажи Дахаку (ср. Заххак в «Шах-наме» Фирдоуси). Однако не следует отождествлять с народным эпосом множество исторических летописных преданий и фрагментов панегирической поэзии, вошедших в своды Мовсеса Хоренаци, Бузанда, Петроса Кертога и других историков.

Для понимания путей формирования армянского эпоса большое значение имеет анализ древнейших ветвей классического армянского эпоса о «неистовых сасунцах» («Давид Сасунский»). Хотя борьба с арабами составляет там общий эпический фон, но образы братьев-близнецов – основателей Сасуна и богатырей обоих Мгеров (отца и сына, возможно первоначально составлявших один образ) – восходят к архаической эпической традиции и в своем генезисе могут быть сопоставлены с нартами и Амирани. Санасар и Багдасар, рожденные Цовинар (букв. – морская) от воды, выпитой ею из чудесного морского источника, заставляют вспомнить об Ахсаре и Ахсартаге – тоже братьях-близнецах и родоначальниках, родившихся от морских донбеттров. Этот архаический сюжет был дополнен затем библейским по своему происхождению (не исключен его самостоятельный армянский извод) о Сенекириме и его сыновьях. Санасар и Багдасар – родоначальники и устроители эпической богатырской страны Сасуна (где в исторические времена был центр отпора силам Халифата), строго локализованной. Рассказы о взаимопомощи братьев, о недоразумениях между ними и о подвигах героического сватовства напоминают героические и волшебные сказки, в том числе сюжет № 300 по Указателю сказок, о котором уже упоминалось в связи с Ахсаром (Ахсартагом). В архаическую эпику уходят своими корнями и сказания о Мгерах (отце Давида Сасунского и его сыне). Мгер-старший имеет черты богатыря-исполина, который вырывает с корнем деревья, ломает хребты коням, побеждает льва и страшного Белого дэва (дива), после чего он женится на пленнице дэва. Младший Мгер – такой же богатырь-силач, он совершает подвиг мести за отца, низвергает горные утесы и спасает город от наводнения. И. Орбели справедливо сравнивает его с такими архаическими богатырями, как Геракл, Гильгамеш и Амирани. Как Святогора в русской былине, Мгера не держит земля. Он совершает множество подвигов во имя установления справедливости, но так как несправедливость остается, то Мгер-младший раскалывает мечом скалу и входит в нее. Иногда он выходит оттуда, но, убедившись в том, что зло в мире не устранено, снова туда возвращается. Очень возможно, что сюжеты о богоборчестве Мгера (и Артавазда у Мовсеса Хоренаци) и Амирани имеют единую основу. Что касается главного героя эпоса о сасунцах – Давида, то архаические богатырские подвиги отнесены к его «героическому детству», а главные его подвиги —

война с Мсра-меликом и другие – восходят к историческим преданиям.

Сказания о Давиде Сасунском, составляющие ядро армянского эпоса, имеют историческую основу. Это – освободительная борьба армян против налоговых притеснений со стороны Халифата, а затем и против самого арабского завоевания. Эпическим центром этой борьбы в соответствии с историческими условиями выступает горная область Сасуна к западу от Ванского озера. К числу сасунцев отнесен Давид, а легендарные основатели Сасуна Санасар и Багдасар, описанные по тому же образцу, что и племенные родоначальники-эпонимы Хайк, Арам и др., привлекают особое внимание создателей эпоса. В Сасуне произошло в 851 г. восстание, одним из главарей которого был Ован (о восстании этом рассказывает историк Фома Арцруни). Сасун был уделом Багратидов, возглавивших армянское государство после изгнания войск Халифата. В пору независимости и последовавшего затем сельджукского завоевания, вероятно, и шел активно процесс циклизации армянского эпоса. Хотя историческая основа в «Давиде Сасунском» не вызывает сомнений, но конкретные отождествления героев эпоса с историческими лицами малоубедительны. Конечно, можно сопоставить вождя сасунского восстания Ована с Дзено-Ованом – дядей Давида, но эпический Ован выделяется прежде всего своим богатырским голосом, что вряд ли соотносимо с историческими реалиями. Так же гипотетичны отождествления Давида Сасунского с Давидом Багратуни, с Давидом Мамиконяном, Давидом Кюропалатом или тем же Ованом, отождествление Мсра-мелика с меликом (господином) Мосула или с халифом Мансуром, визирем Мусуром и т. п., дяди Тороса с князем Теодоросом, богатырши Шмешкин-султан с греческим императором Иоанном Цимисхием и т. д. Историзм армянского эпоса имеет достаточно обобщенный характер, а деяния Давида описываются с помощью эпических приемов изображения богатырей.

Главный подвиг Давида – победа в войне с Мсра-меликом. Мсра-мелик посылает Кубадэна в Сасун за данью, берет в плен девушек, угоняет скот. Давид узнает об этом от старухи и освобождает пленников. Он восстанавливает монастырь, построенный его отцом, а когда Мсра-мелик посылает людей, чтобы его разрушить (не исключено, что здесь отчасти отражалось ограбление монастыря Акта-Артан в Сасуне), то Давид истребляет насильников, и начинается война с Мсра-меликом. Давид по совету старухи добывает у дяди Дзено-Ована отцовские доспехи, богатырского коня и талисман в виде креста и за день вырастает в настоящего богатыря. Он падает в волчью яму, вырытую для него коварным Мсра-меликом, но вылезает из нее, разбуженный сказочно громким голосом Ована. Давид убивает своего врага, пробивая мечом сорок буйволиных кож, в которые обернулся напуганный Мсра-мелик.

В рассказах о героическом детстве Давида повествуется о том, как он воспитывался у матери Мсра-мелика вместе со своим будущим противником, проявляя признаки будущего богатыря (например, пасет диких коз и пригоняет вместе с ними диких зверей из леса и т. д.) и умело раскрывая козни завистливого Мсра-мелика. Эпос рассказывает о героической женитьбе Давида на Хандуд-ханум, для чего Давиду приходится сначала избежать мести других женихов, а затем выдержать бой с переодетой в мужское платье невестой. Для армянского эпоса характерен архаический тип героини-богатырши. Такой же богатыршей является и Шмешкин-султан, с которой Давид был обручен еще до сватовства к Хандуд-ханум и которая вызывает его на поединок. В конце концов Давид умирает от стрелы, пущенной в него его же дочерью от Шмешкин-султан.

Многочисленные мотивы богатырской сказки в цикле Давида, аналогичные мотивам эпической биографии Санасара или Мгера, следует рассматривать как элементы, наслоившиеся на основной сюжет о войне Давида с Мсра-меликом, победа в которой является его главным подвигом.

Таким образом, армянский эпос представляет собой классическую форму героического эпоса, опирающуюся на исторические предания о борьбе с завоевателями. Однако в процессе циклизации были включены и переработаны также весьма архаические богатырские сказки, легенды и мифы о племенных родоначальниках и т. д.

В армянском эпосе прекрасно разработаны героические характеры сасунских богатырей. Известная оценка героев содержится в народном названии эпоса «неистовые сасунцы» и в эпическом толковании значения слова «сасун» как «ярость». Однако героическая несдержанность, строптивость в основном ограничены рамками героического детства богатырей. Героика в армянском эпосе подчинена прежде всего патриотическому пафосу защиты независимости своей армянской родины.

*ГЛАВА 2.*

АРМЯНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА [V—XIII ВВ.](Налбандян В.С)

ВВЕДЕНИЕ

На территории Армении в древнейшие времена существовала высокая цивилизация, у аборигенов страны (хеттов, хурритов, урартийцев) была высоко развита культура обработки металла и камня. Сохранившиеся остатки крепостей и других сооружений (как, например, Ванская цитадель с ее высеченными в скалах строениями, Мусасирский храм с колонным фасадом и др.) свидетельствуют и о самобытном архитектурном искусстве. Урартийцы и хетты имели собственную письменность – до нас дошло множество клинописных памятников той эпохи. Армяне унаследовали культуру своих предков: в армянском языке сохранилось немало урартийских слов и географических названий.

Постоянное общение со странами Древнего Востока и античного мира в значительной степени способствовало развитию армянской культуры и литературы. В связи с походами Александра Македонского Армения вместе с другими странами была вовлечена в орбиту эллинизма. Здесь находят прибежище греческие культурные деятели, преследуемые у себя на родине. Нам известны имена некоторых из них. Так, по свидетельству Плутарха, при дворе Тиграна Великого (I в. до н. э.) находили пристанище известные риторы и историки Амфикрат Афинский и Метродор Скепсийский. При дворе царя Сохемоса (II в.) в городе Арташате провел часть своей жизни Ямвлих, автор знаменитой повести «Вавилониака». Римский полководец Лукулл вывез из Армении «высокопочитаемого за свою ученость» грамматика Тиранниона (Тирана Армянина), который, впоследствии попав в Рим, прославился как видный ритор и грамматик. О научной деятельности Тиранниона высоко отзывался в своих письмах Цицерон, в доме которого он основал школу грамматиков и привел в порядок его богатейшую библиотеку.

Эллинистическая культура, сливаясь с армянской национальной традицией, дала блестящие образцы в различных сферах духовной жизни. Так, в столице Армении Арташате существовал эллинистический театр с профессиональной труппой, в котором, согласно свидетельству Плутарха, в 53 г. до н. э. были поставлены «Вакханки» Эврипида с участием греческого трагика Язона из Траллы. Полагают, что эллинистический театр был и в городе Тигранакерте. Из архитектурных памятников армянской эллинистической эпохи сохранились развалины крепости и уникального языческого храма из базальта в Гарни (неподалеку от Еревана), построенного в I в. н. э. Традиции эллинизма в Армении продолжались не только в I—II вв., но и в первый период распространения христианства (III—IV вв.).

Значительная часть армянских философов, риторов, писателей получила свое образование в Афинах, Александрии, Антиохии, Константинополе. Некоторые из них обосновались в этих центрах и стали видными деятелями эллинистической культуры. Так, известный греческий ритор и философ (выходец из восточных областей Армении) Проэресий – Паруйр Айказн (276—367) – возглавлял в Афинах школу риторов, а затем, как повествует его ученик Евнапий, императором Гонорием был приглашен в Рим, где настолько прославился своим ораторским искусством, что ему еще при жизни был воздвигнут памятник с надписью: «Царица держав Рим – царю красноречия» («Rerum regina Roma – regi eloquentiae»). Учениками Проэресия были знаменитые ранневизантийские писатели Василий Кесарийский и Григорий Назианзин, а также император Юлиан Отступник.

Традиции эллинизма в Армении в значительной мере сохранили свою жизненную силу и в V в. – в эпоху становления армянской словесности. Можно говорить, таким образом, о непрерывности движения античных эллинистических традиций в Армении, творческое освоение которых оказало сильное влияние не только на становление армянской литературы и науки, но и на дальнейшее развитие всей духовной культуры. Не случайно «отец армянской истории» Мовсес Хоренаци (V в.) называл Грецию «матерью или кормилицей науки».

ИЗОБРЕТЕНИЕ АРМЯНСКОГО АЛФАВИТА. СТАНОВЛЕНИЕ ЛИТЕРАТУРЫ

V век – один из наиболее сложных периодов в исторической жизни армянского народа. Он самоотверженно боролся против чужеземных захватчиков, фактически покоривших всю страну, однако именно в этот период был изобретен алфавит и создана собственная словесность.

О жизни и деятельности Месропа Маштоца (361/62—440), создателя алфавита армянского языка, повествуют его ученики Корюн и Мовсес Хоренаци, а также автор V в. Лазар Парбеци. Подробные сведения о нем сообщает Корюн в «Житии Маштоца». Маштоц родился в с. Хацекац Таронской области, в семье «блаженного мужа» Вардана. В Армении же, в одной из грекоязычных школ, он получил эллинистическое образование, обучался языкам, словесности, военному делу. Затем Маштоц поступает на службу в царский двор Аршакидов и со временем получает известность как видный государственный и военный деятель. Вскоре он оставляет мирскую жизнь и становится проповедником. Еще в годы государственной службы у Маштоца зарождается идея создания национальной письменности. Эта идея еще больше укрепляется в нем в период его проповеднической деятельности в области Гохтн, когда он остро ощущал отсутствие необходимой литературы на родном языке, поскольку в это время проповеди велись на непонятном народу сирийском и греческом языках. Идея Месропа Маштоца о создании алфавита была поддержана царем Врамшапухом и католикосом (патриархом) Сааком Партевом. В 405 г. после многих усилий ему удалось создать сохранившийся до наших дней алфавит, отличный от известных в то время алфавитов (он состоял из 36 букв, полностью выражавших фонетическую систему армянского языка).

Успешно завершив задуманное дело, Маштоц с помощью своих учеников развернул грандиозную по тому времени просветительскую деятельность по распространению грамотности. В городах, монастырях и разных уголках страны открывались школы на армянском языке. Сам Маштоц стал первым в Армении вардапетом, т. е. просветителем, учителем. Похороненный в ризнице под алтарем Ошаканской церкви, неподалеку от Еревана, Маштоц был причислен к лику святых.

Вместе с распространением грамотности Маштоцем и его учениками была развернута плодотворная литературная деятельность. Они начали переводить библейские книги, труды античных и раннехристианских авторов, сочинять оригинальные произведения, положившие начало древнеармянской литературы, которая тесно была связана с жизнью страны и судьбами народа. В сложных общественных условиях литература была всецело подчинена делу сохранения самостоятельности народа, восстановления утраченной политической независимости, утверждения христианской религии и прав армянской церкви.

В период возникновения армянской словесности значительную роль играла переводная литература. Эпоха прежде всего выдвигала необходимость переводов богословских и церковных книг. За сравнительно короткий промежуток времени были переведены с греческого и сирийского Библия, труды «отцов церкви» – Ефрема Сирина (Афрема), великих каппадокийцев – Василия Кесарийского, Григория Назианзина, Григория Нисского, а также произведения Иоанна Златоуста, Кирилла Александрийского, Афанасия Александрийского, Кирилла Иерусалимского и многих других.

Наряду с вопросами теологии у армянских ученых раннего периода проявляется большой интерес к светской научной мысли – истории, философии, эстетике и другим наукам. Именно в V в. и в начале VI в. достигает своего расцвета школа эллинофилов, которая способствовала развитию армянской эллинистической культуры. Среди армянских ученых замечается сильное увлечение творениями античных мыслителей и раннехристианских авторов. Из начального периода до нас дошли переводы «Категорий», «Об истолковании» («О герменевтике») Аристотеля, пяти диалогов Платона («Тимей», «Евтифрон», «Апология Сократа», «Минос» и «Законы»), «Введения к „Категориям“ Аристотеля» Порфирия, „Церковной истории“ Евсевия Кесарийского Памфила (епископа Кесарии), «Истории церкви» Сократа Схоластика и др. Из художественной литературы были переведены «Роман об Александре» Псевдо-Каллисфена, «Поучения Ахикара» («Повесть об Акире Премудром») и др. С греческого и сирийского был переведен также ряд произведений агиографической литературы. Эти переводы нередко были снабжены многочисленными оригинальными толкованиями и комментариями, часть которых, особенно касающаяся философских и грамматических произведений, представляет и поныне значительный научный интерес.

Следует отметить, что ряд произведений античности и раннехристианского периода, не сохранившихся в подлинниках, дошел до нас только в армянских переводах, поэтому армянские тексты имеют исключительную ценность для мировой науки и литературы. К ним относятся «Определения» Гермеса Трисмегиста, «О природе» Зенона, некоторые труды – «О разуме животных», «О Бытии», «О Провидении», «Толкование на книгу Исхода», «Обращение к Самсону» Филона Александрийского. «Хроника» Евсевия Памфила, «Опровержение» Тимофея Элура (епископа Александрийского, V—VI вв.), ряд речей и богословских сочинений Иринея и Иоанна Златоуста, «Толкование Евангелия» и другие труды Ефрема Сирина, «Апология» Аристида, «Анализ об истолковании» и «Толкование „Категорий“ Аристотеля», принадлежащие перу неоплатоника Ямвлиха, и др.

Кроме того, труды Аристотеля и Платона в армянских переводах дошли до нас как бы в чистом, нетронутом виде. В этой связи небезынтересно мнение известного английского востоковеда Фредерика Конибера, который, сличив древнеармянские переводы сочинений Аристотеля, пришел к выводу, что эти переводы сделаны с предельной точностью и вернее отражают тексты Аристотеля, чем позднейшие византийские списки.

Переводы сочинений крупнейших мыслителей античности, эпохи эллинизма и трудов раннехристианских авторов приобщали армян к духовным ценностям народов, находившихся на высокой ступени культурного развития, способствовали выработке устойчивых традиций переводческого искусства, развитию светских наук, художественного мышления и эстетического вкуса, а также обогащению армянского литературного языка.

Однако, как бы высоко мы ни ценили роль переводной литературы, античной, раннехристианской традиции в становлении армянской литературы, без устойчивых местных традиций вряд ли можно представить себе бурный расцвет национальной литературы в V в. Исследователи указывали на существование местной литературы в Армении языческого периода независимо от того, кем и на каком языке она создавалась. Так, при дворе Тиграна Великого (I в. до н. э.) упомянутый Метродор Скепсийский, по свидетельству древних источников, в числе других сочинений писал исторический труд о Тигране, не дошедший до нас. Плутарх писал, что армянский царь Артавазд (Артабаз – I в. до н. э.), которому «не были чужды греческий язык и литература», на греческом языке «сочинял трагедии и писал речи и исторические сочинения, часть которых сохранилась». К числу литературных памятников армянской языческой эпохи следует отнести и «Храмовые анналы», которые упоминает Хоренаци и которые были использованы им при написании знаменитой «Истории Армении». По свидетельству Хоренаци, «Храмовые анналы» во II в. были переведены на сирийский и греческий языки сирийским ученым, гностиком Бардацаном. Некоторые исследователи к местным литературным памятникам относят сочинение Мар-Абаса-Катины, которое явилось одним из основных письменных источников «Истории Армении» Хоренаци. В становлении местных традиций в армянской литературе важную роль играла и та многожанровая христианская литература III—IV вв. на греческом и сирийском, а возможно, и на армянском языках, которая была ориентирована на армянского читателя или слушателя.

Однако всем этим не исчерпывается проблема местных традиций в армянской литературе V в. В их формировании весьма важна была роль фольклора языческого периода, который стал одним из главных источников творчества выдающихся писателей V в. (Агатангехос, Мовсес Хоренаци, Павстос Бузанд и др.). Армянское устное народное творчество языческого периода отличается жанровым многообразием (мифы, предания, легенды, песни, эпические песни, сказания и т. д.), высоким мастерством, самобытностью художественного отражения действительности, разнообразием выразительных средств и форм. Воспитанные в духе эллинизма армянские христианские авторы щедро использовали художественное наследие своих языческих предков, воспринимая его, по всей видимости, как выражение «исторической памяти» народа. Так, Хоренаци, понимая огромное значение мифов для раскрытия миросозерцания народа, утверждал, что они «таят в себе истину в аллегорической форме». Рационалистически толкуя мифы, Хоренаци находил «скрытую истину» не только в «мудрых» и «изящных» мифах греков, но и в «нескладных», по его мнению, мифах персов.

Таким образом, переводная литература, местные литературные традиции эпохи эллинизма и ранних веков христианства, а также традиции фольклорного творчества языческого периода подготовили благодатную почву и послужили основой становления и быстрого развития армянской литературы в V в.

Армянская литература этого периода создавалась на древнеармянском литературном языке (грабар), который был одновременно и разговорным языком. О богатстве и совершенстве этого языка свидетельствует уже то, что сразу же после изобретения алфавита стало возможным переводить Библию, античных и раннехристианских авторов. Эти переводы требовали высокой языковой культуры и мастерства. Заслуживает внимания оценка перевода Библии, данная французским ученым Ла Крозом, который назвал армянский текст Библии «царицей переводов», а Ф. Конибер считал его непревзойденным с точки зрения красоты языка и точности перевода.

Жанровый состав древнеармянской литературы богат и многообразен (апологетика, патристика, герменевтика, послание, проповедь, гимнография, агиография, историческая проза, научная проза и др.), что диктовалось требованием времени, особенностями общественно-политической и духовной жизни народа.