Текст книги "Субботним вечером в кругу друзей"
Автор книги: Георгий Марчик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)
Они вместе позавтракали. Владимир Давидович держался, как всегда, церемонно. И в то же время, Галя это чувствовала, сердечней, чем когда бы то ни было. Он рассказал не без юмора об отчаянных маневрах двух стареющих примадонн, воюющих за роль юной героини в новом спектакле. «Ни один человек не рискует стать у них на пути», – с усмешкой закончил Владимир Давидович.
– В такой ситуации я тоже не уступила бы без боя, – сказала Галя.
– Для каждой из них эта роль – не только признание, но и что-то большее, – сочувственно сказал Владимир Давидович.
– Мне пора. – Галя поднялась из-за стола.
Владимир Давидович тоже встал, протянул руку к Галиной щеке, легонько потрепал ее:
– Будь умницей!
В конце дня в клубе санатория состоялось общее профсоюзно-производственное собрание.
Галя пришла минут за десять до начала. Знакомые и незнакомые ей люди приветливо здоровались с ней, спрашивали, нравится ли ей здесь, как работается. Галя поняла, что ее знают больше, чем ей кажется. В этих мимолетных вопросах она почувствовала дружеское участие.
Собрание затянулось, а когда закончилось, все вдруг заторопились по домам, зал быстро опустел. Галя зашла в библиотеку одеться и взять сумку. На улице было уже темно. Неподалеку от выхода с ней словно бы невзначай встретился Олег Павлович и попросил разрешения проводить.
– Нам в одну сторону, – пояснил он.
– Вы очень хорошо выступили, – сказала она. – Горячо, искренне.
– Спасибо, – с явным удовольствием сказал Олег Павлович. – Мне особенно приятно слышать это от вас. Вы не представляете, как трудно здесь работать. Прежний главврач распустил всех. Порядка нет. Люди разленились, тянут все, что плохо лежит. Возьмите этот случай с посудомойкой, что обсуждали сегодня. Спокойно несла домой целую кастрюлю мяса. И, надо полагать, не в первый раз.
– А все-таки мне ее жалко, – сказала Галя. – У нее двое детей. Она так плакала, просила простить ее.
– Что поделаешь, – сказал Олег Павлович. – Все плачут, когда попадаются с поличным. А прости мы ее – все будет продолжаться по-прежнему. Во имя всех приходится быть твердым. Иначе все становится фарсом. Люди перестают верить словам, перестают уважать порядок. Вы ее жалеете, а она не жалела тех, у кого украла…
Олег Павлович говорил с неподдельной горечью, болью. Это понравилось Гале.
– Я сам видел, как ее задержали, – с усмешкой сказал Олег Павлович. – Слышали бы вы, как она кричала, возмущалась… Но бог с ней, в данном случае мы применили самую мягкую меру – обсудили и уволили по собственному желанию. Правда, это не совсем последовательно. Но, надеюсь, для нее будет хорошим уроком. А посудомойки везде нужны.
Олег Павлович спросил Галю, не торопится ли она, и предложил прогуляться. Галя согласилась: все же ей было приятно общество главного врача. Они направились к городскому парку, расположенному на возвышении у самого моря. Народу здесь было немного, да и те в основном отдыхающие – местные жители в это время года сюда не заглядывали. В парке терпко пахло сосновой хвоей. Разговор зашел о библиотеке, о книгах. Оказалось, Олег Павлович следит за новинками литературы. Он с явным удовольствием читал на память любимые стихи.
– Иногда спрашивают: а зачем нам поэзия? – говорил Олег Павлович. – Она только расслабляет. Ерунда. Поэзия – это прекрасный мир мыслей, чувств, красок и чего-то еще, что нельзя выразить словами. Это особое состояние души, особый взгляд и настрой на себя и на жизнь.
Галя с интересом слушала и вдруг рассмеялась. Олег Павлович с ожиданием посмотрел на нее.
– Я поймала себя на той мысли, что стала забывать, что вы мой начальник, – объяснила она. – А этого делать нельзя.
– Но почему же? – с шутливым укором спросил Олег Павлович. – Вы слишком все упрощаете. Мы люди, и ничто человеческое нам не чуждо… – закончил он, вглядываясь в зарумянившееся лицо смущенной Гали. – Нет, все-таки объясните, почему нужно все время помнить о наших служебных отношениях и соблюдать дистанцию…
– По той самой причине, по которой нельзя уносить домой кастрюлю мяса…
– Ну, это уж слишком, – с нотками обиды сказал Олег Павлович. – Вы все упрощаете. Разве не могут встретиться и поговорить по душам коллеги по работе, имеющие общие вкусы и интересы?
– Смотря какие коллеги, Олег Павлович, – насмешливо сказала Галя. – Вы прекрасно понимаете. Зачем делать вид, что это случайная, невинная прогулка? Вы не замечаете, а сами все время оглядываетесь по сторонам, словно боитесь чего-то. Вот вам и невинная прогулка!
– Неужели оглядываюсь? – смутился Олег Павлович. – Мне очень стыдно. Извините меня, Галя. Ах, злые языки страшнее пистолета.
– Вот и не надо встречаться украдкой. Мы всегда можем спокойно поговорить на работе.
– Как вы жестоки, – вздохнул Олег Павлович. – Разве на работе поговоришь? Ладно, хотите честно? Не собирался говорить – вы меня вынудили. Я сам со страхом думаю о том, что будет дальше. Мне уже сейчас не хватает вас. Клянусь всеми богами, я все время только и думаю о том, как бы увидеться с вами, хоть украдкой, хоть мельком. Использую для этого любой ничтожный повод. Вы не замечаете? – Это звучало как признание в любви.
Галя напряженно слушала, ей было неловко и в то же время приятно.
– Опомнитесь, Олег Павлович, – сказала она. – У вас семья, ребенок. Зачем вам это?
– Не знаю, – потухшим голосом сказал Олег Павлович, опустив голову. – Не знаю. – Он помолчал. – В пьесе Метерлинка одной девочке была очень нужна Синяя птица. На вопрос, зачем она ей, фея ответила: «Она хочет быть счастливой». Может быть, моя синяя птица – это только мечта или надежда. Не отнимайте ее у меня, Галя…
Они медленно шли по пустынной аллее уснувшего парка…
Олег Павлович был нежен, предупредителен и счастлив. Счастлив безмерно. И не скрывал этого. Всегда приходил с цветами, читал свои стихи – пылкие и восторженные, смотрел на нее восторженными глазами. Однажды упал перед ней на колени:
– Ты мое божество, моя сказочная фея…
– Не болтай! – Галя с улыбкой прижала пальчик к его губам.
– Нет, истинно. Клянусь всеми богами, другого счастья мне не надо. Ты стала для меня всем на свете. Я не знаю, как я был без тебя до сих пор. Для чего жил. Моя мечта о счастье, моя жажда прекрасного в полной мере воплотились в тебе.
– Я боюсь громких слов, – сказала Галя. – Не надо. Не говори так.
– Нет, буду говорить, – с пафосом воскликнул Олег Павлович. – И никогда не устану повторять о своей любви. Ведь любить – значит помнить, носить в своем сердце…
– А жена, ребенок? – вырвалось у Гали. Она тут же испуганно прикрыла рот ладонью. Но слово было сказано.
Олег Павлович вздохнул, нахмурился.
– Жена – это другое. О, это совсем другое…
– Все это так, – вздохнув, сказала Галя. – Извини, но мне кажется, что мы не имеем права на эти встречи, эти отношения…
– Имеем! – горячо воскликнул Олег Павлович. – Можешь не сомневаться… Это право дает нам наша любовь…
– Тогда почему же мы прячемся?
– Все это до поры до времени. Неужели ты не понимаешь?
– Не понимаю. До какой поры? До какого времени?
Олег Павлович в нарочитом отчаянии схватился за голову, застонал.
– Какой, однако, ты ужасный человек. Ведь даже золото можно растворить в кислоте, а правду убить неверием. Люди недобры, злы, коварны, завистливы. Они не простят нам нашей любви, не захотят понять нас. Их приговор будет жесток и безжалостен. Они скажут: «А почему нам нельзя, а им можно?» Но разве они чувствуют, как мы, разве они знают то, что знаем мы друг о друге?.. Умоляю, подожди, не торопи меня. Дай укрепиться моей воле. Поедем за город, там есть одно поле, где цветут маки… Они колышутся под легким ветром, и кажется, что поле охвачено пламенем и порывы ветра раздувают огонь…
Спустя час они уже шагали по тропинке, ведущей сквозь плантацию цветущих маков. Дальним концом она упиралась в гряду невысоких гор.
– Ах, как здорово! – воскликнула Галя. – Я еще никогда в жизни не видела ничего подобного.
Олег Павлович улыбался, как мастер, подаривший миру шедевр еще не виданной красоты…
– Теперь у меня есть все, что только может пожелать человек! – с озорной мальчишечьей улыбкой воскликнул он. – Положение, машина, друзья и, наконец, такая сказочная любовь. Знаешь, иногда мне не хочется скрывать нашу любовь. Пусть завидуют, черти. Ни у кого из моего круга не было, нет и не будет такой красивой женщины.
* * *
Изредка Галя встречалась с Алексеем. Всегда случайно, непреднамеренно. Он был все такой же. Приветливый, разговорчивый. Никогда не навязывал своего общества. Едва замечал, что Галя спешит, тут же откланивался и уходил. Вежливо спрашивал о делах, о настроении, шутил и словно бы ждал чего-то. Они встретились все на той же аллее, по которой Галя всегда возвращалась домой.
– Здравствуйте! Рад вас видеть, – приветливо сказал Алексей. – Я не спрашиваю, как дела, у вас и так все на лице написано.
– Неужели? – рассмеялась Галя. Ей захотелось быть великодушной, сказать что-нибудь приятное этому смешному странному человеку. – Вы всегда один, – кокетливо сказала она. – Хроническое одиночество вредно. Вам следует жениться.
– Ничего, я привык, – сказал Алексей, внимательно глядя в лицо Гале. – Одиночество – это недуг души, а не физическое состояние. Излечиться от него трудно. Я достал одну очень хорошую книгу. Хотите почитать? – предложил он, показывая книгу.
– Она есть у меня в библиотеке, – смеясь ответила Галя. – Хотите, я запишу вас? У нас отличный фонд.
– Спасибо. Не стоит. Я пользуюсь городской библиотекой.
– Все-равно, заходите как-нибудь. – Это был поистине королевский жест. Алексей был признан в правах близкого знакомого.
Он кивнул:
– Всенепременно!
Они распрощались. Галя, как школьница размахивая сумкой, направилась к своему дому. У нее была причина для прекрасного настроения. Сегодня Олег Павлович обещал выделить ей однокомнатную квартиру в санаторном доме-новостройке. И тогда она будет вольной птицей – ни от кого не зависеть, жить, как ей нравится. Так, с озорной улыбкой, и влетела в квартиру, обхватила тетю за талию, закружила в вальсе.
– Что с тобой, деточка? – спросила тетя, остановившись. – Ты не в себе от радости. Мы с Володей уже заметили: с тобой творится что-то неладное. Уж не влюбилась ли?!
– Мне обещают квартиру, тетя, – выпалила Галя. – Однокомнатную. В доме-новостройке. – Она стояла, опустив руки и скромно потупив глаза, лишь вздрагивали от смеха губы. Она была счастлива и не замечала ничего вокруг. Так нередко радость мешает нам трезво взглянуть на мир и правильно оценить свое место и роль в нем.
– Ой-ей-ей! Так быстро? – Тетя с сомнением покачала головой. – Здесь что-то не то, Галочка. У нас получить жилье труднее, чем в Москве. Ты уверена, что все правильно? Так, как надо?! Как положено?! Ведь там есть своя очередь… Люди ждут ее годами…
Владимир Давидович не сказал ни слова, но так и уставился на Галю, словно сердито вопрошал: «Что все это значит?!»
Галя смутилась, готова была расплакаться. А она-то ждала расспросов, ликования.
– Ну что вы, тетя! – с досадой воскликнула она. – Всегда во всем сомневаетесь. Все настроение мне испортили. – Она ушла в свою комнатку и, уткнувшись носом в подушку, выплакала свою обиду. У нее словно бы открылись глаза – то-то с каждым днем Владимир Давидович становился все холоднее и сдержанней, уже почти не обращался к ней. Неужели понял, чем вызвана перемена в ее поведении и настроении? Впрочем, догадаться нетрудно. Иногда поздно приходит, и от нее пахнет вином. Ну и что?! Она взрослый, самостоятельный человек – и имеет право поступать так, как сочтет нужным.
Больше на тему о квартире не говорили, и все-таки неприятный осадок остался. Словно в чем-то ее заподозрили, бросили тень на ее порядочность.
При первом же случае Галя расспросила Олега Павловича – действительно ли она имеет право получить квартиру вне очереди. Он ласково-снисходительно потрепал ее по щеке.
– Конечно, имеешь. Не думай ни о чем, малышка. Это моя забота. Неужели я, человек, столько сделавший для санатория, для строительства этого дома, не могу решить вопроса о выделении одной маленькой квартиры своему сотруднику. Да если бы не я, дом еще и не начали бы строить. Все это прекрасно знают. – Он помолчал, выразительно посмотрел на нее и добавил: – Но будем вдвойне осторожны, Галочка, чтобы никто не узнал о наших отношениях. Иначе, сама понимаешь…
– Нет, я так не хочу, – заупрямилась Галя. – Или на общих основаниях, или никак. Я хочу жить спокойно, прямо смотреть людям в глаза.
– Ну хорошо, – нетерпеливо сказал Олег Павлович. – Если что-то будет не так, ты откажешься. Но клянусь всеми богами, ты получишь эту квартиру…
Санаторий жил своей жизнью. Вернее, он жил двумя жизнями. Одной – беззаботной, строго упорядоченной – жили отдыхающие, второй – напряженной, скрытой от посторонних глаз – сотрудники санатория. Каждый день в коллективе возникали десятки мелких и крупных проблем, они тут же разрешались – иногда легко и просто, иногда болезненно, со слезами, скандалами, но все как-то устраивалось – и отдыхающие могли вовремя с аппетитом поесть, получить свои процедуры, развлечься. То, что делается «за кулисами», их не касалось и не интересовало. В коллективе санатория, как и в каждом другом коллективе, были свои, тоже скрытые от посторонних глаз, отношения, своя иерархия, свои традиции и порядки, свои радости и огорчения.
Олег Павлович прилагал массу усилий, чтобы санаторий работал как можно лучше. Он вникал буквально во все: в деятельность пищеблоков, качество обслуживания отдыхающих, санитарное состояние спальных и лечебных корпусов, использование медицинской аппаратуры, организацию туристских походов, поездок, культурно-массовой работы…
Он выбивал современное оборудование, составлял графики, методички, проводил семинары, ревизии, проверки по жалобам отдыхающих и просто контрольные проверки. Он был неутомим, тормошил других и не давал послабления себе. Однако далеко не все проходило удачно – Олег Павлович нервничал, срывался, кричал. Гале нравилась его неукротимая энергия, энтузиазм, преданность делу, хотя несколько беспокоила излишняя горячность и даже нервозность. Она пыталась остудить его пыл то шутливой репликой, а то и всерьез..
– Ну чего ты так волнуешься по каждому пустяку? – однажды заметила она. – Увидел лужу и устроил целый скандал.
– Так ведь лужа не где-нибудь, а в продовольственном складе, – объяснил он. – Как ты не понимаешь? Три дня назад я распорядился устранить течь в трубе. И до сих пор не сделали. Потрясающее равнодушие! Откроют кран – не закроют, включают электричество, а выключить забудут. На кухне используют непригодные противни. Сколько раз говорил – замените. Да-да, обязательно сделаем. И все по-старому. Котлеты подгорают, получаются сухими. Пока по башке не ударишь – не пошевелятся. Знаешь, почему на кухне нет технологических карт? Чтобы можно было готовить пищу с нарушением технологии. Рис у них комками, морковь не пассерована.
Он бурно радовался, когда ему удалось выбить экспортные ингаляторы. Старые давно надо было заменить. Олег Павлович ездил в терсовет, еще куда-то, хлопотал. Наконец ингаляторы прислали.
– Суди сама, – говорил он Гале, – казалось, все просто. Вышли приборы из строя, напиши заявку, и тебе пришлют новые. Ан нет, сколько пришлось побегать, поволноваться. Когда мы научимся работать? Все приходится брать с боем, за все платить кровью, нервами.
Через несколько дней он пришел на свидание весь взвинченный, взбудораженный.
– Представляешь, установили новые ингаляторы. Сегодня прихожу посмотреть, как они используются. А никак. В чем дело? – спрашиваю. Отвечают: ингаляторы нуждаются в доработке. Так что же вы молчите?
– А ты не берись за все сам, – сочувственно посоветовала Галя. Ей было и смешно и жалко Олега Павловича. От обиды у него совсем как у маленького надулись губы и повлажнели глаза. – Поручай другим, а сам контролируй.
– И другие такие же. Задумываешь что-то хорошее, получается наоборот – нечто несусветное…
Гале захотелось отвлечь Олега.
– Так однажды получилось и у наших знакомых, – стала она рассказывать с мягким смешком. – Вернулись они из Южной Америки, из командировки, стали обзванивать друзей: приходите к восьми часам на ужин по-латиноамерикански. Все пришли точно в назначенное время, глаза у всех горят, каждый мысленно видит на столе зажаренного на вертеле быка. Заходят в комнату. Горят свечи, тихо звучит музыка, бразильские и аргентинские блюзы. На столе на блюде лежат крохотные треугольнички хлеба с маслом и сыром. В них воткнуты тоненькие палочки. Стоят бокалы с соломинками. Мгновенно выпили коктейли, проглотили тосты, в недоумении оглядываются: а где же зажаренный бык или, по крайней мере, барашек? Один гость говорит хозяину: знаешь, ну его к чертям, эти иностранные бутерброды, дай картошки, селедки и сам понимаешь… чего-нибудь покрепче… Короче, за вечер уничтожили все запасы хозяев, да так разошлись, что перевернули вверх тормашками весь дом. Мы, говорят, веселиться пришли. Мы так это представляем.
– Все правильно, – с усмешкой подтвердил Олег Павлович. – Наденут самый модный костюм, сделают модную прическу, а под ними все та же старая инертность, халатность, дикость. И никаким дальнобойным орудием их не прошибешь. Не понимают простой истины: не то время – на мамонтах ездить. – Олег Павлович развеселился и с улыбкой продолжал: – Не то время – на мамонтах ездить. Я завтра так и скажу на планерке. И все с этим охотно согласятся. В том и парадокс: каждый аплодирует новым идеям, лозунгам, планам, а меня бесит, когда люди по обязанности, для формы говорят о том, на что им в высшей степени наплевать.
Галю смущала, а подчас даже приводила в замешательство напористость Олега.
– Куда ты так спешишь? – спросила она. – Другие за тобой просто не могут угнаться. Люди хотят спокойно, без нервотрепки, дикого напряжения работать, жить, дышать… а ты не даешь никому вздохнуть, все давай, давай.
– А, – Олег Павлович с досадой махнул рукой, – ничего ты не понимаешь. Рассуждаешь как женщина. Это ритм современной жизни. Сейчас другие требования. Я должен показать себя. Сделать свой санаторий самым лучшим. Чтобы о нем говорили не только у нас, но и в Москве. Иначе мне как руководителю грош цена Им, конечно, на это плевать. На словах все за, а на деле – тихая оппозиция. Пойми ты, я хочу быть современным руководителем. Хочу поднять дело, а дело поднимет меня. Хочу все успеть, пока есть силы, пока я молод. Все ухватить…
– И все блага жизни, – с легкой иронией добавила Галя. – От этого ты тоже не отказываешься. Верно?
– Перестань язвить. И это можно. В конце концов я столько делаю, что заслуживаю и некоторого снисхождения. Кстати, тебе не надоела эта тема? Давай сменим пластинку. – Олег Павлович наклонился и тихонько поцеловал Галю в щеку. – Белой птицей опустился этот ласковый рассвет, – тихонько запел он, улыбаясь, глазами, – парень с девушкой простился, а в душе покоя нет… Поехали куда-нибудь, поужинаем. Разговорами сыт не будешь.
Много волнений и пересудов среди персонала санатория вызвала женитьба электрика Вити Соколова на молоденькой горничной Зиночке Ковалевой. Комсомольская свадьба была шумной. Молодожены смущенно принимали поздравления и подарки, краснея, целовались в ответ на неистовые крики «горько». Невеста, полненькая девчушка с кудряшками, круглой мордашкой, карими глазами и носиком-кнопочкой, жених, высокий, патлатый, белозубый, нескладный, чувствующий себя непривычно в черном нарядном костюме, туго стягивающем его мускулистое тело, – оба были, что называется, «свои ребята», их непритязательность, застенчивость, простота импонировали всем. Галя тоже была приглашена на свадьбу, она от души веселилась, кричала вместе со всеми «горько». Олег Павлович произнес взволнованный, красивый тост. И вообще, Галя заметила, он был склонен к аффектации. Ее часто приглашали танцевать, и она раскраснелась, глаза ее блестели. Один раз ее чопорно пригласил на танго Олег Павлович. Они вышли на площадку, и Галя уловила, как сразу же десятки внимательных глаз взяли их под прицел, как ловят цель лучами прожекторов. Она чувствовала, как напрягся Олег Павлович. Спина его одеревенела, с лица не сходила начальственно-вежливая терпеливая улыбка.
– Ты боишься? – шепнула она.
– Еще чего не хватало! – фыркнул он наигранно бодро.
Но по его глазам она видела, что ему не по себе. Олег Павлович отвел ее на место, церемонно поклонился и удалился.
И вот новость, взбудоражившая всех. Не прошло и двух недель после свадьбы, как электрик прогнал юную жену. Судили-рядили: как, почему, за что? Зиночка плакала и ничего не могла объяснить. Женщины шептались: «Может быть, ммммм… нет, девочка честная была. Тогда в чем же дело?» Электрик отказался что-либо объяснять. Это был вызов. С ним беседовали представители общественных организаций. Он им надерзил: «Не ваше дело». Складывалась довольно неловкая ситуация. Игнорирует коллектив, пренебрегает общественным мнением. Олег Павлович тоже был недоволен.
– Вот она, нынешняя молодежь, – возмущенно говорил он Галочке на «конспиративной» квартире. – Грубая, распущенная. Ты бы послушала их разговоры – какие-то вульгарные словечки: фирма, поймать кайф. Все вертится вокруг меркантильных интересов достать, продать сигареты, зажигалки, пластинки, джинсы. За душой ничего серьезного. И он такой же, этот балбес. Сегодня понравилась – женился. Завтра разонравилась – выгнал. Он не думает о том, что ломает ей жизнь. Его это не касается. Вытащим его, подлеца, на профсоюзное собрание, не покается – выгоним к чертовой матери. Я не потерплю у себя распущенности. Такой человек недостоин жить в коллективе.
Хоть и праведен был гнев Олега Павловича, Галя, преодолевая какую-то сковывающую внутреннюю неловкость, спросила:
– А мы? Разве мы лучше?
– Ты опять за свое. – Олег Павлович нахмурился. – Я тебе уже говорил – мы другое. У нас все настоящее, серьезное. У нас любовь.
– Если настоящее, серьезное, то почему мы скрываемся, как преступники? Почему я должна прятать свои чувства? Давай расстанемся. Я так больше не могу, – взмолилась Галя, готовая заплакать.
– Ты опять за свое. – Олег Павлович в отчаянии забегал по комнате. – Неужели ты не понимаешь, что все это временно?
– Что временно? Наши чувства, встречи? Или твоя любовь? – с иронией спросила Галя.
Олег Павлович едва не подпрыгнул от возмущения.
– Как тебе не стыдно? Ты смеешься над самым святым – над нашими чувствами. Ты для меня дороже самой жизни. Клянусь всеми богами – мы поженимся. Потерпи. Осталось совсем немного. Сейчас не очень подходящая обстановка для развода. Жена болеет, в санатории ревизия. Просто нервы не выдерживают…
Однако напрасно думали влюбленные, что никто ничего не видит и не замечает. От людских всевидящих глаз ничего не ускользнуло. Галя иногда встречала в санатории кладовщика – хромого, небритого, мрачного человека. Она первая вежливо здоровалась – он кое-как отвечал и ковылял дальше. И однажды после работы она столкнулась с ним у выхода из административного корпуса. Она сказала: «Добрый вечер» – и собиралась проследовать дальше, но он своим недобрым взглядом остановил ее и вместо ответа негромко, скрипучим голосом сказал:
– Что же вы, барышня, человека с пути сбиваете? Ведь у него жена, ребенок..
Галя обмерла. Это было неожиданно, а потому вдвойне страшно.
– Я никого не сбиваю, – пролепетала она. – Зачем вы так говорите? Вы ничего не знаете…
Она в ужасе прибежала домой и всю ночь не могла сомкнуть глаз.
Утром она ни свет ни заря прибежала в санаторий и, с трудом удерживая дрожь, стала ждать в приемной главного врача. Первой пришла секретарь Юленька, поздоровалась, скользнула взглядом, обеспокоенно спросила:
– Что-нибудь случилось? На вас лица нет.
– Нет, ничего, все в порядке.
Наконец приехал Олег Павлович. Из широкого окна приемной, расположенной на втором этаже, было видно, как он мастерски вырулил «Волгу» на площадку перед корпусом, небрежным жестом захлопнул дверь и пружинистым шагом уверенного в себе человека направился к дому. Вошел в приемную, ни один мускул не дрогнул на его чисто выбритом, дышащем утренней свежестью лице. Поздоровался, кивнул Гале: «Вы ко мне? Заходите!» Он открыл дверь, пропустил ее, затем плотно закрыл за собой дверь и только тогда улыбнулся и ласково спросил: «Что у тебя, мое солнышко?!» Галя достала из сумки сложенный вчетверо лист бумаги и молча протянула Олегу Павловичу. Он с недоумением развернул его и стал вслух читать: «Прошу с сего числа освободить меня от работы во вверенном Вам санатории…» Олег Павлович вновь сложил вчетверо заявление и машинально сунул его в карман пиджака.
..С большим трудом ему удалось успокоить разрыдавшуюся Галю.
– Ах, подлец, ах, скотина! – в ярости сквозь стиснутые зубы цедил он. – Я ему покажу! Душу из него вытрясу…
– Не смей его трогать! Слышишь?! – сказала Галя. – Если посмеешь – тебе не поздоровится…
Прошло время – Галя успокоилась. Жизнь вошла в обычную колею. Работа ей нравилась, она много читала, купалась в море, гуляла. Наступал курортный сезон, в городе стало оживленней, на гастроли начали прибывать известные певцы и музыканты, театральные коллективы… Олег Павлович принимал все меры предосторожности, чтобы об их связи никто не узнал. Они встречались либо на «конспиративке», либо уезжали на машине подальше от города Олег Павлович без конца говорил о своих сильных чувствах. Галя, улыбаясь, слушала, и сладкое тепло затопляло ее сердце.
Однажды вечером она встретила в гастрономе Алексея – они уже давно не виделись, и она почти забыла о нем. А увидев его, почему-то обрадовалась, как родному, затеребила, предложила пройтись по набережной. Он согласился. Алексей был каким-то не таким, как раньше, то ли расстроенным, то ли чем-то очень обеспокоенным. Он крутил головой, мялся, словно порывался что-то сказать, но не решался.
– У вас плохое настроение? – мягко спросила Галя. – Я попробую вас развеселить..
– Попробуйте. Не знаю, удастся ли это? Душевное спокойствие – великое благо. Если бы мы могли не страдать, зная о страдании других, мы перестали бы быть людьми. У меня все в порядке, но меня, поверьте, никогда не волновали собственные проблемы.
– Значит, что-то стряслось с кем-нибудь из ваших знакомых или друзей? – деликатно спросила Галя.
– Скажем, так. Но вся беда в том, что я не знаю, как помочь этому человеку.
Как всякая женщина, Галя была любопытна, и хотя чьи-то чужие печали с высоты ее молодости, здоровья, уверенности в себе были бесконечно далеки от нее, ей все же интересно было узнать в чем дело, и она великодушно спросила, не может ли она быть полезна.
Алексей с сомнением покачал головой:
– Нет, это очень трудный случай. Слишком поздно. Боюсь, здесь уже никто не сможет прийти на помощь. Заблудилось сердце. Попало в тупик. А как вывести его из тупика и не поранить?! Как? Кто рискнет сделать это?
– Сердце само найдет верную дорогу, – засмеялась Галя. Ее забавлял разговор. – Дорогу из тупика ему подскажет любовь.
– А вот и нет, – покачал головой Алексей. – Она-то как раз и завела его в тупик. Знаете, я неверующий, но читал священное писание. Там есть много поучительного. Так вот в евангелии рассказывается о том, как апостол Петр спросил Иисуса, куда он идет. Тот ответил: куда я иду, ты не можешь теперь за мною идти. Петр спросил – почему? Я готов душу положить за тебя. Иисус ответил: душу положить? Истинно, истинно говорю тебе: не пропоет петух, как ты трижды отречешься от меня.
Галя задумалась – к чему он это рассказал. Какой вкладывает смысл? Может быть, на что-то намекает? Как-то необычно звучал его голос и горели глаза, когда он говорил… Впрочем, неудивительно, Алексей человек со странностями.
– Вы были когда-нибудь счастливы? – вдруг спросила она.
– Я? Счастлив? – искренне удивился Алексей и рассмеялся. – Счастье – это такое призрачное, эфемерное, легко разрушаемое состояние. Это сродни смеху, веселому настроению. Сейчас я счастлив – а через минуту я самый несчастный человек на свете.
– Я имею в виду, счастливы в любви? – поправилась Галя.
– В любви? – переспросил Алексей. – В любви… А что такое любовь? Сильная привязанность, влечение, верность? Но я не встречал более неверных людей, чем влюбленные… Как много надо, чтобы двое сохранили чувство, которое с трудом может уберечь один. Нет, я не был счастлив в любви. Я был и остаюсь счастлив в верности, моем одиночестве, хоть и справедливо, что одиночество недуг души, а не тела.
«Нет, просто поразительно, как о простых вещах можно говорить загадками», – подумала Галя.
– С меня довольно того, что я ее вижу, люблю, что она есть на свете, – продолжал Алексей. – Совсем не обязательно, чтобы она была моей собственностью, чтобы я имел на нее какие-то права, чтобы своей любовью она платила за мою. У меня есть слабость – цветы. Живые, конечно, а не срезанные. Каждое утро я иду на свидание с ними и радуюсь. И даже волнуюсь. Среди них у меня есть любимцы. Особенно один розовый куст. Внешне он ничем не выделяется, но у него особенно нежный запах. Этот куст узнает меня, когда я подхожу. Честное слово.
– Я верю, – кивнула Галя. – А почему бы вам не работать садовником?
– А я работаю. По утрам. Правда, без зарплаты. В свое удовольствие. А по вечерам – корректором. Живу я непритязательно. Мне хватает. Я хочу жить так, чтобы мое сердце было открыто миру, жить простой, естественной жизнью, не играть никого, а быть самим собой. Недавно я смотрел в театре спектакль «Гнездо глухаря». Очень, знаете, злободневный спектакль. Раскрывает суть современного чиновника с положением. В своей сытости, самодовольстве он глух к человеческому окружению, занятый только собой, не замечает у себя под носом трагедии близких людей. Это род особой душевной глухоты. Когда слышат только то, что касается лично их. Это представители грубой силы в ее современной оболочке. Они прут по жизни, ломая все на своем пути. Вам не приходилось встречаться с такими людьми? – Что-то вроде тревоги прозвучало в голосе Алексея.
Галя внимательно смотрела ему в глаза – нет, не похоже, чтобы он что-то имел в виду. И все-таки он на кого-то намекает. Уж не на Олега ли? Ей захотелось поподробней поговорить с Алексеем.
– Послушайте! – воскликнула Галя. – Если вы не спешите – давайте посидим в кафе, а еще лучше в баре, где мы познакомились.
Они провели около часа в баре. Алексей вспоминал о своем детстве и юности. Оказалось, он учился в одном классе с Олегом Павловичем. Галю это почему-то обрадовало, и она стала просить, чтобы Алексей рассказал о нем. Тот вначале отнекивался, а потом уступил, стал припоминать то одно, то другое. Это были обычные школьные проказы. Галя улыбаясь слушала – перед ее глазами возникал самонадеянный, напористый, честолюбивый мальчишка. Таким она его себе и представляла. Но среди других, в общем-то ничем не примечательных эпизодов – окатил девочек водой из шланга, натер доску воском, победил в школьной олимпиаде – один случай, рассказанный все тем же полушутливым тоном, неприятно поразил ее. Незадолго до выпускных экзаменов Олег Павлович был со своей девушкой на танцах в парке. Какой-то местный хулиган пригласил ее – она отказалась. Тот влепил ей пощечину. Олег Павлович тут же увел девушку с танцплощадки. «А драться пришлось нам, его товарищам, стоявшим рядом…» – закончил Алексей с усмешкой.
