Текст книги "Субботним вечером в кругу друзей"
Автор книги: Георгий Марчик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)
ПЛЕМЯННИК ПРОКУРОРА
Что бы там ни говорили, в пройдохах есть что-то такое этакое, обвораживающее. С ними хоть и надо держать ухо востро – зато не заскучаешь.
Сидел я однажды в своем номере в таллинской гостинице «Тооме» и грустил в одиночестве, наблюдая, как за окнами сгущается синий вечер.
Вдруг в дверь бойко стукнули, и не успел я открыть рта и стряхнуть с себя зыбкое оцепенение, как на пороге появился молодой, высокий, в потертом джинсовом костюме мужчина. Он был немножко смущен, растерян и отменно вежлив.
– Добрый вечер, простите, пожалуйста, я побеспокоил вас. Не могли бы вы… Ах, извините, – это в сторону шкафа, который он задел плечом, – у меня досадная маленькая неприятность… Я живу в номере рядом с вами… Извините, я пройду немного вперед…
– Садитесь, – приветливо сказал я, – и чувствуйте себя как дома…
– Огромное спасибо. Вы очень любезны. Я это сразу понял. Извините… – Он отвесил полупоклон в сторону стула, который задел ногой, – милая, очаровательная, интеллигентная рассеянность.
Бедный юноша! Оказывается, он ужинал со своей дамой внизу, в ресторане, но забыл бумажник в номере, а ключ куда-то делся. Ему так неловко перед своей очаровательной спутницей.
– Вы живете в номере слева от меня? – полюбопытствовал я.
– Да, – тотчас же уверенно ответил он. – Слева. То есть нет, справа. Минутку, – он повернулся к двери, – да-да, так и есть. Фу, совсем запутался. Вы безусловно правы… Кажется, действительно слева.
– Значит, вы мой сосед, – уточнил я, усмехнувшись.
– Да! – обрадованно подтвердил он. – Ваш сосед.
Слева от меня жили две пожилые дамы из Вильнюса и не собирались пока уезжать. Молодой посетитель преданно смотрел мне в глаза:
– Мне очень неловко… Вы сами понимаете… Тысячу раз извините… Не могли бы вы занять мне тридцать рублей? Всего на пару часов… Буду очень благодарен.
Он просто излучал порядочность и весь так и светился честностью и благородством. Отказать такому человеку было бы просто кощунством. Но я все еще мешкал. У меня из головы не выходил этот ребус с пожилыми дамами из Вильнюса. «Что за странные порядки в этой гостинице, – думал я, – селить в один номер двух пожилых дам и такого славного молодого мужчину?» Заметив мое смущение, он решительно сорвал с руки часы и широким театральным жестом протянул мне:
– Если вы сомневаетесь, ради бога, возьмите как залог.
В его голосе прозвучали нотки протеста и грустного сожаления – дескать, что поделаешь, люди стали так недоверчивы. Он взывал к моей порядочности, и я, повинуясь ей, должен был бы со словами «Что?! Что вы?! Не надо! Я и так верю!» немедленно потребовать, чтобы он надел свои часы, и теперь уже сам просить его принять от меня деньги.
Увы, вместо этого я взял часы и принялся их рассматривать: модные, иностранной марки. Затем я отложил часы в сторону, подальше от него, на другой конец стола. Незнакомец оторопело смотрел на меня. Он явно не ждал этого.
– Ну что ж, – дружелюбно сказал я, – с удовольствием выручу вас. Каждый из нас может попасть в беду. И наш святой долг помогать друг другу в трудную минуту. Верно?
– Да-да, совершенно верно, вы абсолютно правы, – поспешно, но, как я заметил, обеспокоенно подтвердил мой гость.
– Прекрасно, – улыбнулся я, еще дальше отодвигая часы, – а теперь, пожалуй, самый раз представиться… Мне очень интересно познакомиться с вами…
Я не лукавил. Я почему-то вспомнил еще одного замечательного молодого человека. Тот однажды разжалобил моего знакомого на 25 рублей очень трогательной историей о сиротке, которую он сам, без посторонней помощи, воспитывает. Как потом выяснилось, этой «бедной сиротке» было 22 года…
– Меня зовут Юрий Николаевич! – представился гость.
Часы его по-прежнему лежали в сторонке, на другом конце стола. Я снова еще дальше отодвинул их.
– А не могли бы вы сказать мне, откуда вы, где работаете? – все так же приязненно спросил я, думая: «Ну вот, сейчас я его и выведу на чистую воду…» – Поверьте, это обычное любопытство…
Как быстро меняется выражение человеческого лица, какую разнообразную гамму чувств оно может выразить за самый короткий отрезок времени!
– Наверное, я зря побеспокоил вас, – заскучавшим голосом проговорил Юрий Николаевич. – Он поднялся с места и весь как-то заторопился. Несколько раз с нетерпением бросил взгляд на свои часы. – Извините, мне пора. Я тоже очень рад познакомиться с вами.
– Пожалуйста, возьмите, – дружески кивнул я.
Он вздохнул, оживился, вскинул голову и поспешно потянулся за своими часами.
– А я считаю, – отступая, бодро изрек Юрий Николаевич, – надо больше верить людям. Ведь это не только красиво и приятно, но и благородно – верить другим. Не правда ли? – Он надевал часы и спиной пятился к двери. Это снова был галантный, вежливый, излучающий обаяние молодой человек… – Извините за беспокойство. Простите, пожалуйста.
И уже в самых дверях он вдруг с отчаянной и гордой решимостью проговорил:
– Я из Минска, если хотите знать. Мой телефон два шестьдесят четыре ноль… емь… цать… И вообще я не какой-нибудь там… К сожалению, вы не знаете, с кем имеете дело. Мой дядя военный прокурор, а я сам, между прочим, приехал сюда на международный симпозиум… До свиданья! – выпалил он и с этими словами захлопнул дверь и исчез. Как будто его никогда и не было.
«Дядя прокурор, международный симпозиум, – недоверчиво думал я. – Ну и что из того? Я сам капитан запаса… А тетя у меня врач-педиатр. Нет уж, меня на мякине не проведешь. Я не такой уж лопух, чтобы меня мог надуть первый попавшийся пройдоха».
Я снова в одиночестве смотрел в сгустившуюся синеву за окнами и с легким сожалением думал о том, какой, очевидно, замечательный дар перевоплощения пропадает зря.
…Утром я увидел его выходящим из соседнего двадцать третьего номера, расположенного справа от меня. Он учтиво, но суховато кивнул мне и заспешил к выходу. Портье на мой вопрос кто это, ответил с явным почтением:
– О! Этот молодой человек очень талантливый ученый. Сегодня о нем есть статья в газете. Хотите почитать? Но, знаете ли, – портье сочувственно улыбнулся, – он весьма рассеянный человек. Все время теряет ключ от своего номера или пытается открыть номер, где живут две пожилые дамы из Вильнюса…
ПИСАТЕЛЬ
В дверь кабинета громко постучали. Валентин Иванович Грушев от неожиданности вздрогнул. Обычно к нему входили без стука.
– Войдите.
Дверь отворилась, и в кабинет не вошел, а как бы вплыл среднего роста мужчина с пышной благородной шевелюрой и седыми висками.
Валентин Иванович, близоруко щурясь, уставился на посетителя. Он его не знал. Однако же вошедший был одет в модный костюм, бронзовокожие ботинки с пряжками, и весь как бы дышал преуспеянием и благородством. На носу у него красовались крупные очки в массивной оправе, а на указательном пальце правой руки – большой перстень с голубым камнем.
– Здравствуйте, Валентин Иванович! – бодро сказал вошедший и протянул свою руку прямо в лицо Валентину Ивановичу.
Редактор отпрянул, но руку вошедшего осторожно пожал.
– Узнаете? – дружелюбно спросил вошедший. – Я Анатолий Семенович Караченцев.
Валентин Иванович не помнил, но на всякий случай промолчал.
– Поздравляю вас, Валентин Иванович, с отличной статье в «ЛГ» – сказал Караченцев. – Мне она очень понравилась.
– Спасибо, – сказал Валентин Иванович.
– Пожалуйста, – звучным баритоном тотчас подхватил Караченцев. – Помните, я говорил вам, что собираюсь писать роман. Даже не роман, а эпопею.
Валентин Иванович вздрогнул. Он понял, что имеет дело с графоманом. Графомания – это особого рода сумасшествие. Мало того что графоманы без зазрения совести истязают родных и близких чтением своих произведений, им, очевидно, доставляет особое, ни с чем не сравнимое удовольствие мучить редакторов. Они считают себя друзьями писателей, отрывают их от работы, надоедают своей болтовней, вымогают рекомендательные письма, которые писатели дают, лишь бы отвязаться, но этим еще более закабаляют себя.
Графоманы активно участвуют в литературной жизни, то есть враждуют с писателями (особенно с теми, кто отказал в положительном отзыве) и друг с другом. Они охотно усваивают манеры маститых писателей, а иногда их причуды и чудачества.
Если писатель носит, скажем, гимнастерку, то графоман может позволить себе прийти в издательство в голубом трикотажном костюме, очень похожем на нижнее белье, чем приведет в неописуемое смущение весь женский персонал. А как же?! Оригинальность – признак таланта. У графоманов есть кровники – это такие враги, которых они люто ненавидят и боятся, – эти люди консультанты и рецензенты издательств.
– Уже написали свою эпопею или только собираетесь ее написать? – осторожно спросил Валентин Иванович.
– Да, уже написал десяток страниц. Я, видите ли, решил оставить свою прежнюю специальность. Но вначале, сами понимаете, надо подготовить тылы. Не так ли? Я слышал, вначале надо выбить аванс.
– Простите, – сказал Валентин Иванович, – а какая у вас специальность?
– Я зубной техник. Помните, в прошлом году вы заходили ко мне по этим делам? И еще сказали, что из меня мог бы выйти хороший писатель.
Грушев вспомнил.
– Да-да, очень рад вас видеть, дорогой. Как же вы отлично тогда все сделали. Так чем могу быть полезен? Аванс? К сожалению, это так быстро не делается.
– Ну вот… – протянул Караченцев с огорчением. – У нас ничего быстро не делается. Всегда так. В бытовом отношении мы отстали от Европы на пятьдесят лет. На одной выставке я видел оборудование санузла – закачаешься… А как все-таки насчет аванса?
– Для этого нужно представить заявку на роман и заключить договор с издательством, – сказал Грушев. – После этого вы сможете получить аванс.
– На пятьдесят печатных листов можно?
– А хватит ли вам материала? – с сомнением спросил Грушев.
– Ну, за это вы не беспокойтесь. Материала хватит с избытком. – Караченцев снисходительно хохотнул. По правде говоря, этот редактор представлялся ему довольно жалким книжным червем. – А что надо писать в заявке? – напористо спросил он.
– В ней вы должны коротко изложить содержание будущей книги или представить отрывок из нее.
– Это можно, – уверенно заявил Караченцев.
Спустя два дня Караченцев вновь вплыл в кабинет к Грушеву. Он широко улыбался.
– Как здоровье, Валентин Иванович?
– Хорошее, – буркнул Грушев.
У Валентина Ивановича было плохое настроение. Директор издательства сделал ему замечание за пропущенную в чужой рукописи ошибку.
– Так, слушаю вас, – с нетерпением сказал он. – Чем могу быть полезен?
– Вот заявку принес, – весело сказал Караченцев. – Как договорились. А теперь нельзя ли оформить авансец?
Валентин Иванович ничего на это не ответил, лишь кивнул Караченцеву на стул и углубился в его заявку. Дочитав ее до конца, Грушев протянул «заявку» гостю.
– В таком виде, извините, я вашу «заявку» принять не могу.
– Не можете? Как так? Читала жена, читали знакомые, всем понравилось, а вам нет. В чем же дело?
– Не очень это интересно, – вздохнув, сказал Грушев.
– То есть как это? – удивился Караченцев.
Грушев хотел было прямо сказать настырному посетителю, чтобы он забирал свою писанину и убирался ко всем чертям собачьим, но сдержался. Скажи так – ведь пойдет сейчас на него жаловаться. Ну вот, скажут директору, он и с авторами разговаривать не умеет, грубит… А то еще зуб сломается, опять придется к технику идти… Эх, мать честная…
– Ну хорошо, – устало сказал Грушев. – Не будем спорить. Скажите, для чего все это написано? Что вы всем этим хотели сказать?
– Как что? Что хотел, то и сказал. Там все написано.
– Ну тогда, извините, я ничего не понял.
– Значит, извините, я тут ни при чем. Посадили здесь – значит, надо понимать, а то: «Я ничего не понял». Зато я понял. Когда сидел у меня в кресле – чего только не обещал. Неблагодарный. – Караченцев сгреб со стола свою заявку и вышел, громко хлопнув дверью.
Грушев потянулся за валидолом.
ДЕТЕКТИВ
Ничем не примечательный бухгалтер-ревизор Купцов по дороге в ресторан поскользнулся на лимонной корке. Это было плохим предзнаменованием. И оно сбылось. Когда поздно вечером бухгалтер вернулся в свой номер гостиницы, он, не зажигая света и не раздеваясь, ничком повалился на кровать и полетел в тартарары.
Ночью он проснулся и долго ничего не мог понять – где он, что с ним. Потом с трудом вспомнил, что был в ресторане, куда его привели люди, работу которых он проверял. И, кажется, среди них была какая-то женщина. Шатенка. Она все время чему-то смеялась. Нет, шатенка появилась потом.
Купцов встал на кровати на четвереньки, потом сполз ногами на пол и, пошатываясь, направился в ванную комнату. Там он обхватил руками голову, словно пытаясь удержать убегающие оттуда мысли.
Он совершенно отчетливо вспомнил, как в разгар их застолья к соседнему столику подошли трое незнакомых людей, похожих на англичан. Купцов никогда не видел живых англичан, но он был уверен, что это именно англичане. Один из них – высокий, рыжий, в коротких, до щиколоток брючках – шел первым, высоко, словно цапля, поднимая ноги, и, настороженно оглядываясь по сторонам, крутил своей круглой головой. У рта он надменно держал рукой курительную трубку. Двое других шли за ним и были похожи на тайных агентов.
Сейчас, ночью, в номере, Купцову стало предельно ясно, почему они облюбовали именно соседний столик и как локаторы повернули свои уши в его сторону. Они следили за ним. Очевидно, именно они и похитили акт ревизии.
«Дурак ты, братец», – сказал сам себе Купцов и был, к сожалению, в общем-то прав. Зачем этим тайным английским агентам понадобился его акт ревизии? Ведь в нем не было ничего секретного. Ясное дело, для того, чтобы уличить его, Купцова, в служебном проступке, думал он, и добиться увольнения с работы. Этих коварных англичан надо обезвредить. Но как? Лучший способ – как можно скорей бежать отсюда. Вряд ли они знают, из какого он города приехал сюда и куда должен ехать дальше.
Купцов отчетливо вспомнил, как он танцевал с той самой шатенкой и те трое, словно по команде, повернули головы в его сторону. Все вокруг дергались как ненормальные, и он тоже, конечно, дергался, но англичане смотрели не на других, а на него и скалили в отвратительных улыбках свои лошадиные зубы. Наверное, злорадствовали, наблюдая за тем, как он нарушал служебную этику – угощался в ресторане за счет тех, кого ревизовал.
Бежать, бежать, как можно быстрее бежать, решил Купцов и стал лихорадочно собирать вещи. Спустя три дня новая короткая ревизия в Харькове была окончена, и Купцова так деликатно пригласили в ресторан, что он не смог отказаться. Он согласился, но на этот раз решил быть предельно бдительным. «Только пять капель», – сурово предупредил он. Приглашавшие с угодливой готовностью согласились. Однако Купцов не учел, что капли бывают большие и маленькие и что выпивать по пять капель можно неограниченное количество раз. Это-то его и подвело.
Но самым страшным оказалось другое. Когда Купцов произносил свой длинный и назидательный, как проповедь, тост, в зал ресторана снова вошли те самые англичане. Купцов замер на полуслове, пошатнулся. Его подхватили под руки и усадили на стул. Впереди вышагивал тот самый рыжий «гусь» в брючках и с трубкой во рту. Они пошушукались и расположились как раз напротив бухгалтера, а увидев его, сделали вид, что очень удивлены такой встрече, и что-то долго обсуждали между собой. Похоже было, что они не очень довольны тем, что он заметил их.
Купцов совсем пал духом и стал пить уже не по пять, а по пятьсот, а может быть, даже и по пять тысяч капель. В гостиницу он возвращался пешком. Шел необыкновенно легко, плавно и с удовольствием это отметил про себя. Жаль, что раньше он не знал, что у него может быть такая грациозная походка. И конечно же впредь он будет ходить только так – парить, как танцующая балерина. То-то же удивятся его сослуживцы…
Утром ревизор проснулся под кроватью и с трудом выбрался из-под нее – он залез, вернее, спрятался туда после ресторана, спасаясь от англичан. «А вдруг они хотят выкрасть меня, – думал он. – А потом потребовать у моего руководства крупный выкуп?» И тут же с сожалением отметил, что у него такое сквалыжное руководство, что не даст за него и гроша ломаного, если это не предусмотрено по смете. «А может быть, рыжий англичанин отец шатенки, который охотится за мной с целью вынудить меня жениться на дочери-авантюристке, а потом заставить платить алименты за чужого ребенка». Мысли ревизора-бухгалтера путались, руки дрожали. Одно было ясно – надо как можно быстрее покинуть и этот город. Здесь ему делать больше нечего. «Сколько же всего капель я выпил вчера? – пытался подсчитать Купцов и не мог. – Вот до чего доводит полная бесконтрольность над собой. Как только появились эти мерзкие англичане, я перестал считать, и все совершенно перепуталось в голове».
Купцов с огорчением думал, какого он вчера дал маху. Вместо того чтобы глаз не сводить с подозрительной троицы, он отдался во власть необузданной стихии алкоголя. А ведь они могли подойти и сказать: «Пройдемте с нами!» И тогда он, дрожа и заикаясь, мог все же спросить: «А у вас есть доказательства?»
Зачем он тогда взял в подарок этот проклятый сервиз?! Все равно потом во время ссоры с женой в порыве гнева растоптал его ногами. Всё, с алкоголем покончено раз и навсегда. Отныне он в рот не возьмет не только пяти, но и одной капли. Осталась еще одна ревизия – в Ростове, и тогда он сможет начать все сначала, как в юности – честно и благородно. Сейчас он исчезнет, и пусть они ищут его здесь хоть до второго пришествия. Купцов широко оскалил рот в беззвучном смехе. Посмотрим, кто кого обманет, кто хитрее, умнее, увертливее…
В Ростове он вновь почувствовал себя молодцом, обрел душевный покой, уверенно, не оглядываясь ходил по улицам, любовался ослепительно красивыми южными женщинами и не вздрагивал при каждом громком слове. Ревизию он провел быстро и красиво. От банкета наотрез отказался. Оставался последний свободный вечер. И ноги сами привели его в ресторан при гостинице. Он решил скромно, в одиночку поужинать. Из давнего принципа он никогда не позволял себе никаких излишеств за собственный счет.
Купцов сел за свободный столик в центре зала, сделал заказ. В ресторане было чисто, светло, уютно, играл оркестр. Начались танцы. Женщины были немыслимо красивы. Ревизор тихо наслаждался. Он уже собрался было пригласить одну молодую даму на танец, когда увидел, как в зал так же, как обычно, гуськом вошли, оглядываясь по сторонам, трое таинственных незнакомцев англичан.
Если бы в эту секунду разверзлась сама земля – и то Купцов бы меньше поразился. Он оцепенел и ждал, не в силах пошевелиться. Англичане шли прямо к его столу. Вот они приблизились и оказались почти рядом. Купцов сидел как в сомнамбулическом сне. Еще секунда – и он готов был как бесчувственный труп свалиться на пол. Но нет, они, не заметив его, сели за соседний стол. Рыжий англичанин с круглой лысоватой головой набил свою чертову трубку, важно раскурил ее и только тогда посмотрел прямо в глаза пришибленно сидящего напротив Купцова. И снова, как всегда, сделал вид, что безумно удивлен, и даже выронил изо рта трубку. Наклонившись к своим спутникам, он что-то быстро говорил им. После чего они быстро обернулись в его сторону, тоже сделав удивленный вид. Потом, не сговариваясь, поднялись и направились к выходу.
«Ну все, – вяло и болезненно решил Купцов. – Пошли за милицией». Он рассчитался, вопреки обыкновению не проверив счета, и побежал прятаться в свой номер. Сердце его сжалось в тугой комочек. Купцов закрылся на ключ и стал ждать, прислонясь ухом к холодной двери. Он вспомнил свою соседку по лестничной клетке – эту ядовитую гадину со сладенькой улыбочкой на постной роже, которую он не раз заставал у своей двери в такой же позе.
Возможно, они тоже сейчас подслушивают меня, решил Купцов и стал лихорадочно искать подслушивающее устройство. «Я упрежу их», – думал он, усиленно обшаривая комнату. Наконец в центре комнаты под ковром он нашел то, что искал.
«Ха-ха-ха! – злорадно хохотал бухгалтер. – Пусть теперь подслушивают!» Он поднял маленькую крышку и с трудом отвинтил какую-то гайку. Болт, который держала гайка, сразу пополз вниз. В номере, расположенном этажом ниже, что-то грохнуло. Раздались крики. Купцов посмотрел на свою массивную люстру, и ему стало все ясно. Он побледнел. «Этого еще не хватало, – в отчаянии пробормотал он. – Я убил кого-то…»
Бухгалтер-ревизор привел себя в порядок и пошел сдаваться. «Лучше во всем сознаться самому, – благоразумно решил он. – Ведь добровольное признание своей вины смягчит меру наказания».
В голове двоилось. Он спустился на лифте вниз, в вестибюль. Мимо него прошли две женщины в париках. Одна из них несла сумку, в которой был какой-то круглый предмет. Купцов всмотрелся в него, и ему явственно привиделось, что это голова рыжего англичанина. По спине между лопаток бухгалтера заструился пот.
До ближайшего отделения милиции он дошел, шатаясь, как в тумане. Открыл дверь в кабинет начальника отделения, и первое, что он там увидел, были трое англичан. У одного из них, а именно у рыжего англичанина, была перевязана голова.
– Мы уже во всем сознались, – подался к Купцову рыжий англичанин – Заметьте, сделали это по собственной воле. Да, мы действительно много натворили. А вы очень хороший детектив, – льстиво улыбнулся он бухгалтеру. – Куда бы мы ни пытались скрыться – вы везде настигали нас.
– Ошибаетесь, – холодно возразил Купцов. – Я не детектив. Я бухгалтер. Сознаюсь, я допустил ряд злоупотреблений. Но прошу иметь в виду, что я явился сюда с повинной добровольно… А это, говорят, смягчает меру наказания.
