Текст книги "Субботним вечером в кругу друзей"
Автор книги: Георгий Марчик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)
ПЕРВЫЙ РАССКАЗ
Здесь ни одного слова выдумки – все правда. Я, начинающий автор, долго не решался показать кому-либо свои первые рассказы, написанные кровью сердца. С душевным трепетом понес я в тонкой папочке свой лучший рассказ в редакцию журнала «Флажок».
Пожилая привратница приветливо указала на дверь отдела прозы. Вошел туда.
– Здравствуйте, – сказал я.
– Здравствуйте, – ответил замученным голосом худой человек с пышными короткими усами. Круглыми темными глазками он в одно мгновение взвесил, ощупал, оценил меня и тут же потерял всякий интерес к моей персоне.
– Вот, видите ли, знаете ли… – благоговея, начал я, но он прервал меня:
– Положите сюда. Адрес есть? Мы напишем.
– Хорошо, хорошо, – сказал я, отступая к двери. К чему отнимать время у занятого человека праздными разговорами, когда и так все ясно.
– Постойте, – сказал он, взвешивая в руке мою рукопись. – А почему он у вас называется «Гвоздь»? Если это юмористический рассказ – несите его в отдел юмора.
– Это не юмористический рассказ. Он так называется потому, что…
– Ладно, мы напишем вам, – прервал он меня тусклым голосом, в котором не было ни тени надежды.
Прошел месяц, второй… Редакция молчала. Я надел свой лучший костюм и направился в редакцию.
– Здравствуйте, – сказал мне тот самый человек таким тоном, что у меня похолодело сердце. – Что вам угодно?
Я объяснил.
– «Гвоздь», «Гвоздь»… Что-то припоминаю. Ах да, мы ведь вам ответили.
– Но я не получил вашего письма, – возразил я, удивляясь такому ненормальному факту.
Мы долго смотрели друг на друга, соображая как быть. Очевидно, он поднаторел в таких ситуациях. Лично я ни за что не нашел бы выхода из этого тупика.
– Есть второй экземпляр? Принесите! – коротко и ясно предложил он.
Но теперь в его голосе я уловил слабую надежду. Мне даже показалось, что его рот, закрытый усами, улыбнулся. Не теряя ни секунды, я побежал домой за вторым экземпляром…
Увы, как порой безжалостна судьба! Вечером почтальон бросил в мой почтовый ящик пакет с грифом журнала «Флажок». Лучше бы он бросил туда динамитную шашку. Тогда бы все разом кончилось. В пакете был первый экземпляр моего «Гвоздя» и лаконичное сообщение: «Ваш рассказ не подходит нам. С приветом! Старший литературный сотрудник отдела прозы Тараканов». Оказывается, это фамилия того самого худого, высокого человека. Сознаюсь, тогда я подумал, что ему лучше бы подошла фамилия Извергов. «Ваш рассказ не подходит нам»…
Шло время. Постепенно затягивалась душевная рана, столь вероломно нанесенная мне Таракановым. Однажды просто так, между прочим, я позвонил ему, чтобы узнать о судьбе второго экземпляра «Гвоздя».
– Постойте, постойте, – сказал он мне, улавливая в своей памяти какую-то хвостиком ящерицы мелькнувшую мысль, – да-да, теперь припоминаю, я прочитал ваш рассказ. Знаете, в нем что-то есть.
Мне захотелось подпрыгнуть от радости.
– Мы передали его на чтение рецензенту…
Бежали дни. Один за другим. Как веселые зайчики. Я ждал. У другого давно бы кончилось всякое терпение. Но я стиснул зубы и ждал. Когда ждать стало уже совершенно невмоготу, я позвонил. Тараканов сразу же узнал меня и разговаривал со мной как с добрым знакомым.
– Могу вас обрадовать, дружище, – сообщил он мне в трубку своим надтреснутым голосом. – Рецензия на ваш рассказ положительная. Я передал «Гвоздь» на чтение заведующему отделом.
Через месяц заведующий отделом, литературный критик Баста, осведомился, давно ли я пишу. Я ответил. Он многозначительно поджал губы и сощурился. Я приготовился к самому худшему.
– Ваш рассказ мне понравился.
Баста выжидательно смотрел на меня. Очевидно, мой вид его позабавил: он чуть-чуть улыбнулся уголками рта. А я ждал с безумно затрепетавшим в груди сердцем.
Я смотрел на Басту, как на бога. А он и был в тот миг богом.
– Дело, конечно, ваше, – продолжал он, – но я бы посоветовал вам внести в рассказ некоторые мелкие поправки. Согласны?
Читатель! Приходилось ли вам печататься? Знаете ли вы, что такое первый рассказ, принятый к печати, первая роль, сыгранная на сцене, первое изобретение, одобренное БРИЗом? Знаете? Тогда вы поймете меня. Это как первая любовь. Когда впервые любишь, согласен на все. Баста попросил убрать из рассказа эпизод, который составлял его сердцевину. Сам не знаю, как это получилось, но я согласился. В глазах зава блеснули зеленые огоньки. Он попросил, словно о личном одолжении, выбросить еще кое-что.
Я ушел от него опустошенный, как консервная банка. Образно говоря, мне предстояло сделать из своего гвоздя булавку. Это был нелегкий труд. Но быть напечатанным в толстом журнале… О боже! Какой это все-таки искус для начинающего автора…
Вы меня поймете и не осудите – я не удержался и сболтнул кому-то, что во «Флажке» будет напечатан мой рассказ. Словно гром прокатился по моему учреждению. На меня приходили смотреть, как на говорящего страуса. А в буфете показывали даже пальцем. Признаюсь, внимание и смущало меня, и льстило, и тревожило.
Потребовался едва ли не месяц, чтобы «дотянуть» рассказ. О том, как развивались события дальше, мне, право, даже писать не хочется. Баста, возможно, не верил сам себе и вновь отдал «Гвоздь» на рецензию. Рецензент испепелил рассказ своим презрением.
Тараканов заявил, что он знать ничего не знает и ведать не ведает, потому что был за тот, первый вариант. Баста пожал плечами: дескать, мы тоже люди и могли ошибиться… Нельзя требовать от нас невозможного. Недосмотрели, не поняли… Теперь он говорил со мной тоном следователя по особо важным делам. А в голосе и в глазах его была откровенная злость. Я стоял с видом приговоренного к смерти. Тараканов сжалился надо мной.
– Оставьте, я прочитаю его, – сказал он сердито…
Рассказ мне в конце концов вернули и еще вдобавок объявили, что я полная бездарность.
Я долго думал, что же мне делать дальше – бросить писать рассказы или повеситься.
Согласитесь, что жить после случившегося не имело никакого смысла. Я повесился и пишу о своей истории, как вы сами понимаете, с того света…
ПРИНЦИПИАЛЬНЫЙ
– Разве дело в гривеннике? – возмущался я. – Нет, дело в принципе! На каком основании я должен давать чаевые? Ведь это взятка. Платить за то, что он работает гардеробщиком, таксистом, парикмахером, официантом? Но ведь я не беру с него денег, когда он приходит ко мне в учреждение?..
– Совершенно верно, – поддержала меня пожилая попутчица, судя по виду, учительница сельской школы. – Они тоже получают заработную плату.
– Все зависит от нас самих, – уверенно заявил я. – Нельзя оставлять безнаказанным ни одного случая. Не надо давать на чай.
– А вот у нас в магазине, – сообщила, зардевшись, девушка-студентка, – всегда обсчитывают на несколько копеек. Как правило. Я потом нарочно все пересчитываю.
– С этим злом надо бороться коллективно, общими усилиями, – выкрикнул я, воодушевленный поддержкой. – И в этой борьбе нет мелочей, потому что речь идет об интересах всего общества. Давать взятки не менее отвратительный пережиток заскорузлого прошлого. А чаевые – та же взятка.
Распалившись, я еще долго бушевал, вспоминал множество случаев из своей личной жизни, из жизни своих друзей и знакомых, а также примеры из печати. Я негодовал, иронизировал, разоблачал, высмеивал, выводил на чистую воду, пригвождал с позорному столбу. На меня нашел какой-то странный раж, удивительный приступ красноречия.
Сам не знаю, почему вдруг это случилось со мной. Все мои друзья и сослуживцы могут подтвердить, что я очень скромный, спокойный человек. А тут меня словно прорвало. Я поднялся до высокой патетики, вспомнил даже о жертвах французской революции. Я говорил о молодых героях нашего времени. И ставил рядом с ними этих жалких паразитов, заживо загнивающих на дачах, построенных на средства, добытые нечестным путем.
От таксистов и официантов я перешел к взяточникам и блатмейстерам. Я рвал и метал, сыпал громы и молнии. Но этого мне показалось мало. Я подверг испепеляющей критике очковтирателей, казнокрадов, краснобаев, растратчиков, аллилуйщиков, авральщиков, перестраховщиков, консерваторов, болтунов, анонимщиков и матерщинников. Я проехался по феодально-байским пережиткам, а затем стал костить и шерстить чинуш и бюрократов.
Кого только не лягнешь под горячую руку! Мои попутчики уже не поддакивали. Они молча, с некоторой тревогой смотрели на меня. Но я уже не мог остановиться. Меня несло. Я перестал владеть собой, как не владеет своим телом человек, упавший в пропасть.
С абстрактных людей я незаметно перешел на критику своих сослуживцев, своего начальства, своих знакомых, родственников и даже детей. В речи моей появились желчные нотки. Все мне почему-то не нравилось. Всем я был недоволен. «Остановите меня! – хотелось мне крикнуть. – Держите меня! Я сам не знаю, что говорю, что делаю». Но не мог остановиться.
Когда я заговорил об отцах и детях, о старших и младших поколениях, то в моих словах зазвучал едкий сарказм. Я обрушился на молодое поколение, хотя сам еще довольно молод. А стоило мне вспомнить о старшем поколении, как я весь затрясся от возмущения. Мне дали воды. Зубы мои клацали о стенки стакана. Я вновь заговорил, и меня словно прорвало с новой силой. Я уничтожающе высмеивал и обливал грязью старшее поколение. Выходило, что старшее поколение никогда ничего не умело. Старики только сочиняют мемуары. Все они поголовно графоманы, притворяются инвалидами, ложно утверждают, что когда-то кем-то были. Нет, они всегда были немощными бездарными инвалидами, бездельниками и хвастунами.
Я карал правых и виноватых. Я перестал понимать сам себя. Старик что-то написал на бумаге женщине, и она пересела поближе к двери. Студентка широко открытыми глазами, не моргая, смотрела мне в рот.
Неожиданно, каким-то непостижимым образом я вырвался за пределы внутренних тем на международную арену. Начал крушить мировой империализм. Несколько неожиданным препятствием оказались происки колонизаторов в Гвиане. К сожалению, я плохо знаю предмет и даже приблизительно не представляю, где находится эта самая Гвиана. То ли в Азии, то ли в Африке. А может быть, даже в Америке. Столкнувшись с этой трудной проблемой, я на несколько секунд замолчал.
Но едва я отдышался и, как скаковая лошадь, одолел этот неожиданный барьер, дверь купе отворилась. Зашел проводник и потребовал у меня деньги за три выпитых мною стакана чая. Я встретился с ожидающим взглядом проводника, машинально протянул ему полтинник со словами: «Сдачи не надо». Проводник даже не поблагодарил и вышел.
Соседи по купе уставились на меня, как на ожившего ихтиозавра или птеродактиля. У меня самого волосы торчком встали на голове. Я окончательно обалдел и с недоумением спросил:
– А что, собственно говоря, случилось?
Все молчали. Это молчание становилось невыносимым. Они словно бы ждали, что я стану оправдываться. А у меня в голове, верите ли, случился какой-то затор. Я все еще не мог сообразить, в чем же дело.
Наконец студентка нарушила тягостное молчание:
– Вы ведь сами говорили, что не надо давать на чай.
– Это верно, – ответил я. – Говорил. Но разве я дал кому-нибудь на чай? Я просто сказал, что сдачи не надо. А впрочем, кому какое дело?
Через несколько минут я добавил тихим голосом:
– А вы видели, как он посмотрел на меня? Как удав на кролика. Я даже не сообразил, что делаю.
Но они так и не сказали больше ни слова. Какие все-таки попались некультурные люди. Оставшуюся часть пути все молчали. К счастью, через час я приехал. Какое их, спрашивается, дело до того, кому, когда и сколько я даю денег? Ведь свои даю, не чужие. А за что? За услуги, которые оказываются лично мне. Так что в этом преступного? Не понимаю. А если я в разговоре и осуждал это, то только как общественное зло. Надо понимать. А как еще иначе развивать критику и самокритику, без которых невозможен никакой прогресс и движение вперед?
ВАННА В ГРАНД-ОТЕЛЕ
В холле отеля у входа в бар стояла высокая юная блондинка в синих брюках, красиво облегающих стройные ноги. Она курила сигарету и, оживленно разговаривая с какой-то пожилой дамой, успела бросить на меня улыбчиво-лукавый взгляд. Я невольно приосанился и, получив ключ, помчался к себе в номер, на второй этаж. Мне не терпелось поскорее принять ванну, побриться, переодеться и поскорее спуститься вниз. Только бы не ушла блондинка. Какие у нее зеленые глаза, пунцовые губы, какая божественная осанка…
Номер был великолепный – просторный, светлый, уютный. Ну а ванна… Это была не ванна, а настоящий бассейн. Она звала и манила в свои белоснежные объятия, в свой уют и тепло. Но я только мельком, краешком ума отметил это великолепие, открыл блестящие металлические краны, и вода с нежным, воркующим шумом стала заполнять белое чрево.
Я поспешно раздевался – вещи летели в разные стороны. Так спешат, наверное, только на свидание с любимой. Господи, думал я, какие формы, какие руки, волосы… Вода уже заполнила половину емкости – я потрогал ее рукой, и она нежно прильнула к ней, будто любимая прикоснулась своей горячей щекой.
– Прекрасно! Прекрасно! – бормотал я, осторожно опуская ноги в воду и затем целиком погружаясь в ее горячие объятия.
Ах, какое блаженство после утомительной дороги расслабиться и отдаться во власть сладостного забытья… Едва я прикрыл веки, как перед моими глазами поплыли радужные круги, а из них, словно сказочная фея, возникла и направилась ко мне девушка с лукавыми улыбчивыми глазами… Я невольно двинул руками, словно готовясь обнять ее… От движения рук плеснулась вода и видение исчезло. Я вздохнул и открыл глаза. Сбоку на стенке висела какая-то капроновая ниточка. Я машинально подергал ее, пытаясь оторвать, как бы я захотел оторвать нитку, вдруг вылезшую из края рубахи.
Я снова закрыл глаза, пытаясь вызвать в памяти образ очаровательной блондинки с зелеными глазами наяды. Это легко удалось – я нежился в горячей воде, тихонько шевелил руками и ногами, а горячие струи ласково, словно руки юной красавицы, касались моего тела.
Наверное, она тоже остановилась в этой гостинице, думал я, вместе со своей мамой, той самой, что разговаривала с ней. Скорей всего эта девушка еще не замужем, иначе она путешествовала бы вместе с мужем. Разве можно оставлять в одиночестве столь очаровательное создание? Ее немедленно попытается обольстить какой-нибудь прохиндей. О себе я так не думал. Уж я-то выступил бы в роли ее благородного спасителя. А после этого… Я улыбался, не открывая глаз, и шевелил руками. Мне казалось, я глажу гладкие плечи красавицы, касаюсь ее круглой шеи, лица, рук…
В конце концов не так уж сложно познакомиться с молодой женщиной, если вы сами не очень стары и у вас самые чистые намерения. Немножко находчивости, смелости – и ваше дело в шляпе. Сейчас я оденусь, спущусь вниз к бару, подойду к ней и… Вначале скромно поинтересуюсь – не знакома ли она с моим другом, известным артистом Пионтковским. Мне кажется, я видел ее в его обществе на приеме во французском посольстве. Да-да… С ними была еще звезда польского кино пани Ирэна. Только бы не перебрать. Конечно, она польщенно улыбнется и скажет, что я ошибся.
Вот здесь как раз и нужен тонкий психологический переход. Другой бы в этом месте вежливо извинился и отступил. Но только не я. Со светской улыбкой я скажу, что меня действительно однажды кто-то представлял ей, хотя сейчас я не могу вспомнить кто именно. Я буду скромен, деликатен и предупредителен, как французская собачка. И она не сможет пренебречь моим коктейлем или бокалом шампанского. Теперь мне уже самому казалось, что я действительно раньше видел ее. Какое прекрасное создание! Девушка из грез. Я угощу ее шампанским, а потом… Что будет потом, я не смел подумать, а только сильнее задвигал ногами и руками. Вода ласково струилась вдоль моего тела, будто его гладили нежные и любящие руки. А потом я скажу ей…
В этот момент услышал громкий стук в дверь моего номера. Стучали все громче и громче. Вначале я решил, что произошла какая-то ошибка. Затарабанили изо всех сил и стали дергать дверную ручку. Похоже было, что еще немного – и вышибут дверь. Явно что-то стряслось. Я выскочил из ванны, при этом поскользнулся и едва не упал. А в дверь уже просто ломились. Второпях я обвязал себя полотенцем и прямо босиком побежал. Сердце колотилось. Неужели пожар? Или война? Пальцы не слушались – ключ выскальзывал из них. Наконец я распахнул дверь, полотенце предательски соскользнуло на пол, и я в чем мать родила предстал перед какой-то молодой женщиной в синем халате и косынке. Похоже, она была изумлена не меньше меня. Некоторое время мы оцепенело смотрели друг на друга.
– Заходите, – вежливо предложил я. – Вы, наверное, хотите взять у меня интервью для стенной газеты отеля.
– Вам было плохо? – спросила женщина. По-моему, она все-таки ни капельки не смутилась. Ох уж эти женщины. Глаза у нее были густого бутылочного цвета. Лицо, обрамленное косынкой, было по-деревенски простеньким и миловидным.
– Нет, – ответил я, смягчаясь. – Мне хорошо. Мне еще никогда не было так хорошо.
Оказалось, когда я дергал за капроновую нитку в ванне, я поднял в гостинице страшную тревогу. Ниточку здесь положено дергать в самых экстренных случаях – когда вы уже умерли в ванной или по крайней мере собираетесь сделать это. Мы объяснились, и я извинился. Горничная великодушно простила меня за ложную тревогу.
Она уже собралась уходить, когда обнаружила, что заело сигнальную кнопку для экстренного вызова, расположенную на табло у входной двери. Я стоял рядом и давал советы. Зубы мои стучали. Я сгорал от нетерпения, когда же она наконец уйдет.
– Ничего не получается, – сказала горничная, – я пришлю техника. Попозже, когда вы помоетесь. – Она окинула меня критическим взглядом, и мне показалось, что она нисколько не возражает, если полотенце еще раз упадет на пол.
Я закрыл дверь и вернулся в ванную, добавил туда горячей воды и вновь нырнул в нее. Это было как возвращение в рай. Я снова вспомнил о блондинке в холле. И решил, что немного согреюсь, надену свежую сорочку и спущусь вниз.
Прошло несколько прекрасных минут предвкушения свидания с блондинкой. Я лежал с закрытыми глазами, тихо улыбался, шевелил ногами и думал о ней. И в этот момент, грубо взламывая мои грезы, в дверь снова громко затарабанили. Я испуганно вздрогнул. Ах, боже мой! Ведь мы с ней, кажется, по-джентльменски договорились, с сожалением подумал я, выбираясь из ванны. Неужели ей мало было один раз увидеть меня без полотенца. Ну что ж, я доставлю ей это удовольствие, мстительно решил я, направляясь к двери. Открыл ее и оторопел. Предо мной торчала какая-то мужская усатая физиономия. В свою очередь, от изумления седые усы у неё поднялись вверх, как у рассерженного кота. Сразу было ясно, что она ожидала увидеть что угодно, но только не голого мокрого мужчину.
– Вам нужна помощь? – с сомнением спросил этот тип первое, что пришло в его усатую голову.
– Заходите, – предложил я, закутываясь в полотенце. Не стоять же вот так и глазеть друг на друга.
Он колебался.
– Знаете, в гостиницах иногда бывают дети, – сказал я. – Это не очень удобно, если они увидят меня в таком виде.
Он все еще не решался войти.
– Вы тот самый техник? – спросил я. – Вас обещала прислать горничная.
У него были растерянные глаза. Похоже, он ничего не мог понять.
– Да, я техник, – с опаской признался он.
– Тогда что же вы стоите как сталактит? – удивился я. – Заходите. Тут заело сигнальную кнопку. Ее надо починить. Разве вам не сказала горничная?
– Я не видел ее, – сказал мужчина. – А у нее в дежурке гудел сигнал экстренного вызова. Я, правда, мастер по мебели, а не электрик, но ладно, раз уж я здесь, то попробую исправить кнопку.
Он возился с кнопкой, а я стоял рядом, укутавшись в полотенце, и развлекал его. Разговор зашел о наших профессиях, заработках, семьях, где кто бывал. Мы мирно беседовали, а кнопка все не поддавалась. Минут через двадцать мастер по мебели развел руками и сказал, что он – пас, в этом случае требуется специальная подготовка.
Я уже совсем высох и мог, конечно, одеться, но не в моих правилах не доводить дела до конца. И, проводив усатого мастера, я снова полез в ванну. Удобно расположился, расслабился, с облегчением улыбнулся: наконец-то я смогу спокойно полежать, согреться и без помех подумать о прекрасной дежа вю.
Правда, на этот раз что-то не очень думалось, и я пытался настроиться на нужную волну – закрыл глаза и усиленно двигал ногами. Кажется, наконец это начало мне удаваться… И вдруг я отчетливо услышал, как кто-то ходит по моей комнате. И не один, а даже несколько. Я прислушался, приподнялся, вытянул голову в сторону двери. Да, сомнений не было. Какие-то люди ходили и разговаривали там. Не успел я принять какое-либо решение, как дверь в ванную широко открылась и на пороге появилась горничная.
– Лежите, лежите, – дружески махнула она мне рукой. – А я думала, вы уже ушли. Ничего, мы не будем вам мешать. А я вот электрика привела. Все-таки надо починить сигнал, а то он всех будоражит. – Она ласково смотрела на меня.
– Хорошо, – сказал я, – починяйте.
Горничная, напоследок еще раз бросив взгляд на мое тело в ванне, вышла. Я лежал и прислушивался к голосам в моей комнате. Я больше не двигал ногами и не закрывал глаз. Шея моя была напряжена, голова приподнята. Минут через десять горничная сообщила мне, что все наконец в порядке. «Электрик – о, он знает свое дело – починил кнопку».
– А вы, пожалуйста, – с улыбкой закончила она, – не дергайте больше за эту нитку.
– Не буду, – пообещал я, подумав при этом, насколько беззащитен человек, лежащий в ванне.
Горничная напоследок еще раз улыбнулась и ушла. Ее улыбка… Где я видел эту улыбку? – думал я. Баюшки, да ведь это же та самая блондинка из холла в синих брюках, о встрече с которой я мечтал, нежась в ванной. Только на этот раз она была в халате и косынке… Какого же я свалял дурака…
