Текст книги "Субботним вечером в кругу друзей"
Автор книги: Георгий Марчик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)
ПОВЕСТИ
КРУИЗ ПО ЧЕРНОМУ МОРЮ
Глава первая
Василий Васильевич Васькин – по школьному прозвищу сэр Чайльд Гарольд – молодой мужчина 30 лет, склонный к научным занятиям, рослый, с рыжей шкиперской бородой, сидел в мастерской у своего друга Глеба Юрьевича Егорова – такого же молодого человека, как и он сам, но склонного к занятиям живописью, и пил крепкий чай с лимоном. За одним столом с ним сидела тоже молодая, хорошенькая натурщица по имени Ольга, не тяготеющая ни к живописи, ни к науке, а лишь к молодым талантам да модным тряпкам.
Васькин пил чай и обольстительно посматривал на Ольгу, которая, однако, не проявляла никакого интереса к этим зазывным взглядам, так как знала, что, кроме рыжей бороды, другой ценной движимой и недвижимой собственности у В. В. Васькина нет. Глеб Егоров с азартом доказывал (хотя с ним и не спорили), что никто ничего не понимает в рекламных плакатах. А ведь это тоже настоящее искусство, утверждал он. Ольга и Васькин с любопытством смотрели на него, но вовсе не из-за плакатов, а из-за того, что с носа Егорова свисала красная нитка, которая при каждом его выдохе дергалась как живая.
– Вы тоже никогда не видели настоящего рекламного плаката! – запальчиво выкрикнул художник.
– Вполне возможно, – охотно подтвердил его друг В. В. Васькин. – Я не видел еще массу других замечательных вещей. А как бы, кстати, увидеть его?
– Для этого надо проникнуть в самую сердцевину творческого замысла художника, – выкрикнул Егоров и с вызовом уставился на Васькина и Ольгу. Он бурно дышал, нитка на кончике его носа моталась как безумная.
– М-да, – крякнул Васькин и промолчал. Как проникнуть туда, то есть в сердцевину замысла, он спросить не рискнул.
Егоров пошел на кухню и вскоре вернулся оттуда со сковородкой скворчащих, нарезанных кружочками зеленых кабачков. Васькин выпил глоток чая, звучно выдохнул и, подцепив вилкой одно колесико, отправил его в рот. «Ммм», – страдальчески замычал он, выпучив свои белесо-голубоватые глаза. Он катал горячее колесико во рту, лицо его перекосило, челюсти ходили ходуном. Увидев на столе бутыль с постным маслом, поспешно схватил ее и сделал большой глоток прямо из бутылки.
– Вы так любите постное масло? – с неподдельным интересом спросила Ольга.
– Я люблю кабачки с постным маслом, – серьезно ответил Васькин, проглотивший наконец злополучное колесико.
– Надо было выплюнуть, – запоздало посоветовала Ольга.
– Что вы, – возразил Васькин. – За кого вы меня принимаете? Плевать при такой красивой женщине. Никогда в жизни. Я не так воспитан.
Помолчали. Васькин понимал, что должен реабилитировать себя в глазах Ольги, а потому вдруг сказал веско и значительно:
– А я, братцы, завтра отправляюсь в круиз. Вот так.
– Как?! – ахнул Егоров. – В какой еще круиз? А ты не спятил? – Красная нитка вспорхнула с его носа и поплыла по воздуху.
– В такой, – как можно более равнодушно сказал Васькин. – В обыкновенный. По Черному морю. – Он выразительно посмотрел на Ольгу. – Поедемте со мной. У меня будет отдельная каюта.
– К сожалению, сейчас не могу, – заметно потеплевшим голосом сказала Ольга. – Но в следующий раз обязательно.
Егоров смотрел на своего друга зауважавшим взглядом.
– Это дело надо обмыть, – сказал он и потянулся было к большой красивой бутылке. Но она была пуста.
– Ну, мне пора. – С этими словами Васькин поднялся из-за стола. – Надо собраться в дорогу. Пишите письма в порты следования. В скобках – мне лично.
– Счастливого пути! – искренне выкрикнул Егоров. – Будь осторожен. Далеко не заплывай.
– Постараюсь, – сказал Васькин, – тем более что я не умею плавать.
– И не веди светскую жизнь, сэр Чайльд Гарольд, – по-дружески напутствовал Егоров. – А то влипнешь в какую-нибудь историю.
– Не влипну, – уверенно возразил Васькин. – Я свою норму знаю. Сальве!
Глава вторая
К морю Васькин ехал поездом.
Вначале он стеснялся, не снимал с головы кожаную черную кепочку-нашлепку и прикрывал свою бороду газетой. Потом махнул рукой. В день отъезда Васькин решил подстричься, и парикмахер уговорил его стать брюнетом.
«У меня есть чудесный восстановитель, – убеждал этот подлец. – Будете как огурчик. Все девушки с ума сойдут от такого красивого мужчины».
Васькин поддался соблазну. А в поезде обнаружил, что стал пегим, как дворняга от случайных родителей. Он хотел было вернуться, чтобы примерно наказать обманщика, но, поразмыслив, решил отложить это до своего возвращения домой.
В красивом приморском городе сэр Чайльд Гарольд провел тревожную ночь в ожидании посадки на теплоход. Он еще никогда в жизни не плавал по морю и очень боялся морской болезни. Однако утром с помощью доброй буфетчицы он и думать забыл о ней. По ее совету доверчивый Васькин съел какое-то лежавшее на витрине блюдо. В номере его вывернуло как перчатку. Ослабевший, зеленовато-бледный, он добрался до буфета, чтобы выяснить, как ей, буфетчице, удалось так быстро полностью лишить его всех как физических, так и духовных сил.
– А я думала, вы здоровый мужчина, – оправдывалась буфетчица.
Васькин томно улыбнулся, как человек, лишь случайно не попавший на тот свет:
– До встречи с вами я действительно был здоровый…
Но нет худа без добра. Морской болезни он больше не боялся.
Из гостиницы до морвокзала Васькин доехал на троллейбусе. Не доходя ста метров до причала, где стоял белоснежный красавец-теплоход «Золотое руно», он нанял носильщика – какого-то искателя легкого заработка преклонных лет. Когда тот с трудом поднял и, шатаясь, потащил саквояж Васькина, от непосильного напряжения у него стало совершенно перекошенное лицо. Одна за другой его искажали зверские гримасы. Васькин посмотрел на носильщика и сочувственно прищелкнул языком: «Ну и ну! Чего только люди не делают ради денег». Сам он торжественно, как магараджа, шествовал впереди. В его объемистом кожаном чемодане кроме всего прочего лежало двадцать предусмотрительно купленных бутылок кваса. Васькин первый раз в жизни отправлялся в круиз и на всякий случай запасся квасом, который его предместкома справедливо считал лучшим напитком в мире. В его памяти навечно отчеканились слова напутствовавшего его председателя месткома: «Не урони там своего лица и чести коллектива. Помни – ты не сам по себе, а представитель нашей фирмы. Лучше выпей двадцать бутылок кваса, чем одну бутылку водки. И мы встретим тебя, как героя». Васькин воспринял эти слова буквально, как руководство к действию. Но на всякий случай спросил: «А если появятся непредвиденные обстоятельства?» «Преодолевай», – решительно сказал предместкома и уточнил: «Какие, например?» «Например, если будут угощать, – потупился Васькин. – В моей практике это бывает». Предместкома ненадолго задумался и рубанул, светлыми очами торжествующе глядя на трезвого, но аккуратного плательщика взносов: «Если встретятся непредвиденные обстоятельства, руководствуйся своим профсоюзным сознанием… Оно не подведет».
И вот вполне уверенный в себе и в своем неподкупном сознании, готовый с закрытым забралом встретить любые бури и штормы, Васькин гордо шел вслед за носильщиком по причалу.
Вдруг впереди он увидел стройную девушку в ослепительно белых брючках, плотно обтягивающих ее высокие красивые ноги чемпионки по скоростному бегу. Червонного золота кудри разметались на плечах по ее серому пуловеру. Сердце Васькина мгновенно сжалось, а разжавшись, больно ударилось о ребра. «Все, – сказал он самому себе. – Пришел конец моей холостяцкой житухе. Осталось только узнать, кто она, и сделать предложение». Он ускорил шаг, поравнялся с девушкой и смело посмотрел на нее. Она была еще прекрасней, чем можно было ожидать. Овальное лицо, высокий чистый лоб, прямой нос с легкой горбинкой и несколькими симпатичными веснушками, серые спокойные глаза.
– Добрый вечер, мисс, – пролепетал Васькин с явным английским прононсом. – Хау ду ю ду?
Девушка в ответ улыбнулась и ускорила шаг, так как они уже подходили к трапу. Васькину поневоле пришлось отстать, чтобы дождаться своего надрывающегося носильщика. Он рассчитался с ним, предъявил посадочный талон, в это время его дива бесследно исчезла в чреве огромного корабля.
«Ничего, – самонадеянно сказал себе Васькин. – От меня не уйдет».
Пока он, ступая как канатоходец, поднимался по трапу, наблюдавший за посадкой с верхней палубы развязный конферансье Остроумов показывал на него стоящим рядом артистам, нанятым дирекцией морагентства развлекать туристов во время круиза.
Те с изумлением смотрели на пеструю бороду Васькина и торчащие из-под кожаной кепки пряди.
Когда Васькин поравнялся с ними, одна из артисток сказала:
– Хау ду ю ду! Вы действительно англичанин?
– Йес, сэр, то есть, извините, миледи. Наполовину, – уклончиво подтвердил Васькин.
– На какую? – подхватил нахальный Остроумов.
Васькин смерил наглеца взглядом.
– Это в смысле знания языка, сэр, – гордо сказал он. – Андерстенд? А не той пошлости, на которую вы намекаете. И кстати, язык средство общения, а не подначек.
– А что у вас под кепкой? – не унимался Остроумов. – Вы ее когда-нибудь снимаете?
– Под кепкой у меня голова, – вежливо ответил Васькин. – Ее я, между прочим, никогда не снимаю. И вам не советую…
Гордый тем, что он не уронил своего лица и чести фирмы, Васькин направился в свою каюту, расположенную под самым рестораном.
Кроме артистов за Васькиным, едва он появился у корабля, напряженно наблюдали еще три пары глаз. Они фиксировали каждое его движение. Особенно жгучий интерес вызвала у них сумка Васькина с надписью «Адидас».
Но он не знал и не ведал этого. А потому был олимпийски спокоен и полон самых радужных планов и предчувствий. Однако он даже не представлял, сколько ярких и острых впечатлений ждет его на этом большом красивом корабле.
Глава третья
После ужина Васькин первым делом направился к игральным автоматам. И меньше чем через час проигрался в пух и прах. Опустошенный в прямом и переносном смысле, он побрел в музыкальный салон – большой зал, отделанный ценными породами дерева, с баром, оркестром, площадкой для танцев. Вокруг бурлила светская жизнь, ходили немыслимо красивые женщины в платьях, подчеркивающих неотразимую гибкость их фигур. Васькина так и подмывало очертя голову броситься в этот разноцветный круговорот танцев и страстей. Но он крепился – понимал, что с его скромными остатками валютного фонда он в первый же вечер окончательно вылетит в трубу. «Но если захотят угостить меня, – уступчиво думал он, – я не огорчу отказом».
Два или три раза какие-то вызывающе одетые дамочки с ярко накрашенными губами и блестящими глазами проявляли к нему интерес, но он не поддался.
«На этом корабле – рассаднике чуждой нам морали прожигания жизни, – сознательно думал он, – я не уроню чести моего коллектива». Васькин повсюду искал ее. Но не находил. Девушка в белых брючках как в воду канула. Не было ее ни в музыкальном салоне, ни в барах, ни у бассейна. Он был уверен, что обязательно встретится с ней, но не знал, что это случится при совсем необычных обстоятельствах. Но не будем забегать вперед.
Побродив в одиночестве по верхней палубе и полюбовавшись широкой, словно серебристая река, лунной дорожкой, переполненный впечатлениями и легкой грустью, он направился в свою уютную одноместную каюту с круглым окном-иллюминатором, за которым с шумом пенилась темная вода. Васькин снял кожаный пиджак и решил принять душ. Вошел в туалетную комнату, сверкавшую зеркалом, никелем, кафелем, разделся и открыл краны душа. Струи воды сверху с силой ударили в него… Он растерся махровым полотенцем и жизнерадостно сказал своему отражению в зеркале: «Чистота – залог здоровья!»
Еще в музыкальном салоне Васькин обратил внимание на трех модно одетых типов у стойки бара, которые разом умолкли, едва он приблизился к ним. Один из них, смуглый, кучерявый, в потертом джинсовом костюме, с крупной золотой печаткой на указательном пальце, хитровато подмигнул Васькину. На всякий случай Васькин вежливо кивнул в ответ. Тип нагнулся к его уху и прошептал: «Будьте осторожны, за нами следят. За вами тоже…»
Васькин не догадался спросить, кто следит, а потом пожалел.
Он решил, что скорей всего за ним следит конферансье Остроумов. Кто же еще? Других знакомых здесь у него пока нет. Ну и пусть следит, решил он, если ему нравится следить за другими.
Когда он уже собирался лечь спать, неожиданно раздался телефонный звонок.
– Это вы? – спросил мужской хрипловатый голос с заметным восточным акцентом.
– Да, – ответил ничего не подозревающий Васькин. – Это я.
– Выйдите, нам надо поговорить, – вкрадчиво сказал голос.
– Я только что принял душ, – объяснил Васькин, – Нельзя ли перенести этот разговор на завтра? Или поговорить в моей каюте?..
– Ни в коем случае, – отрезал тип. – Каюта неподходящее место для нашей беседы… Она нашпигована… м-м-м… сами понимаете…
– Хорошо, – сказал встревоженный Васькин. – Я сейчас выйду…
Он оделся и на всякий случай сунул в карман куртки бутылку кваса. На площадке поблизости от каюты его ждали те самые три типа.
– Извините, – сказал кучерявый. – Мы вас побеспокоили, но дело не терпит отлагательства. Вы представитель фирмы?
– Да. – Васькин даже не удивился их осведомленности.
– И у вас есть поручение? – продолжал кучерявый.
– Да, – сказал Васькин, вспоминая напутствие председателя месткома о том, чтобы он дорожил честью своей фирмы. – Совершенно верно… – «Неужели я успел уже что-то натворить, черт знает какие здесь порядки… придется извиняться, выкручиваться… Ай-яй-яй!» Он хотел спросить у этих людей: «Вы дружинники?» – но постеснялся спрашивать так, в лоб, и вместо этого деликатно и даже несколько заискивающе осведомился: – А вы уполномочены?..
– Да, – сказал кучерявый. – Именно мы несколько раз сигналили вам, но вы ничего не заметили. Вам нужна вакса?
– Какая вакса? – опешил Васькин.
– И черная, и красная.
– Вакса? – Васькин задумался. Он действительно забыл взять с собой ваксу. – И черная, и красная? Да, пожалуй, нужна и та, и другая.
– Держите. Это образцы, качество гарантируется. – Кучерявый подмигнул и сунул Васькину две завернутые в бумагу увесистые банки.
– Я вам очень обязан, – растроганно сказал Васькин. – Такое внимание… С меня причитается…
– Ладно, сочтемся… Пошли, – кивнул кучерявый своим спутникам.
Они повернулись и исчезли.
«Какие славные, симпатичные люди, – думал Васькин, взвешивая в руках тяжелые банки с ваксой. – А я еще хотел угостить их бутылкой с квасом…» Он достал ее из кармана и поставил внизу у своего изголовья.
Глава четвертая
Поздно ночью теплоход отдал швартовы и осторожно вышел из гавани на открытую воду. Празднично расцвеченный огоньками порт и дрожащая светлячковая россыпь города постепенно уплывали из виду. Корабль, набирая скорость, пошел к очередному порту, рассекая своим могучим корпусом набегавшие волны и ночную тьму. Однотонно гудели двигатели, за кормой неумолчно шумела и пенилась вода. На глубоком черном небе жемчужно перемигивались звезды. На палубах было ветрено и пустынно. Наконец все угомонились. Не спал лишь один человек – он прятался в ресторане и ждал, пока все вокруг стихнет.
Ночью, когда Васькин уже спал сном праведника, у его изголовья взорвалась бутылка с квасом. Васькин вскочил, ошалело протирая глаза. В иллюминатор светила луна. Было тихо. И в этот момент мимо его окна пронеслось что-то тяжелое, темное, похожее на тело человека, и звучно шмякнулось о воду. Васькин тотчас по пояс высунулся в иллюминатор и как будто успел даже заметить что-то уходящее под воду. Он хотел было поднять тревогу, но усомнился – а вдруг ему просто показалось, что кто-то упал или кого-то сбросили за борт, над ним станут смеяться и он уронит свое достоинство.
Васькин вздохнул, вновь лег на свою койку и отдался во власть сна.
Утром, когда он проснулся, корабль тихо покачивался на слабой волне у причала веселого белокаменного города. Вместе со всеми он позавтракал и отправился на экскурсию, потом купался, загорал. День пролетел незаметно. Вечером конферансье Остроумов, оказавшимся не таким уж плохим человеком, дружески ввел Васькина в самый изысканный круг лиц, занимавших каюты люкс и прекрасное положение в обществе. Это были заведующие базами, заправочными станциями, директора магазинов, гостиниц, автомастерских и другая фешенебельная публика.
– А кто вы? – любезно спрашивали они Васькина, охватывая его цепкими взглядами.
– Я… заведующий лабораторией, – стыдясь сам себя, мямлил младший научный сотрудник Васькин.
Чутким ухом он уловил разочарование в любезном «А-а-а, очень приятно…» – и, сориентировавшись, как бы вскользь небрежно добавил, что он заведующий зубоврачебной лабораторией. Это произвело должный эффект – его тут же угостили шампанским и приняли в свой круг.
Васькин долго выбирал, с кем потанцевать. «Вот эта, кажется, попроще, – думал он. – Меньше золота. Или, может быть, вот эта…» Но тут объявили дамское танго, к нему подошла статная белокурая дама и пригласила его на танец. Он шагнул ей навстречу и сразу оказался намного ближе, чем ожидал, задвигался в такт музыке, закрыл глаза, и ему показалось, что он лежит лицом вниз на надувном матраце и волны мягко качают его вверх-вниз.
– Совсем обнаглели, – вдруг услышал он сердитый голос своей партнерши и поспешно открыл глаза.
– Простите, я немного замечтался, – смущенно пролепетал он, при этом неловко стукаясь коленями о ее колени.
– Я не о вас, – улыбнулась дама. – Повернуться на площадке негде. Вот придет Бабуля – покажет всем им. Мигом разбегутся.
Васькин, дабы не попасть впросак, молчал. Как сказано! В одной фразе столько загадок. Кто обнаглел? Чья бабуля придет? Что и кому она покажет, если после этого начнут разбегаться?
– Вы знакомы с капитаном? – спросила дама.
– Нет, к сожалению, – ответил Васькин. – Еще пока не знаком. Он со мной тоже. А вы?
Дама с важностью кивнула.
– Ну и как он? В порядке?
Дама мило улыбнулась и почему-то погладила рукой спину Васькина.
– В порядке. Сейчас его здесь нет. Он развлекает своих гостей.
Чтобы продолжить беседу, Васькин вежливо спросил первое, что пришло в голову:
– А вы где работаете?
Дама пренебрежительно пожала плечами.
– Я не работаю, я жена директора курортторга, – сообщила она. – Вон он сидит.
Васькину стало не по себе. Он мысленно соскочил с надувного матраса и босиком, прямо по волнам побежал к берегу… Но дама и не подумала его отпускать. Она еще интимней прижалась к Васькину и тихонько спросила:
– Ваксу получили?
Васькин едва не упал в обморок – далась им эта вакса.
– Получил, – сказал он.
– Ну и как она? Устраивает?
– Я ее еще не открывал, – упавшим голосом сказал он.
– Не тяните, – многозначительно сказала дама. – Время не ждет. И будьте осторожны. За нами следят…
– Простите, – приостановившись, сказал сэр Васькин, притворившись тугодумом, к тому же слегка глуховатым на одно ухо. – Вы, кажется, сказали, что придет бабуля?
– Нет, сегодня не придет, – ответила дама. – Сегодня он пьет со своими гостями…
Васькин кивком поблагодарил и снова пошлепал к берегу.
А тут и танец кончился.
Совершенно обескураженный, Васькин некоторое время постоял один.
Глава пятая
В дальнем углу салона сидели артисты. Он направился к ним. Известную певицу, выступавшую в концерте, осаждали любители автографов. Васькин дождался, пока схлынет толпа, подошел к певице и церемонно стал перед ней. Певица с вопросительной улыбкой смотрела на галантного молодого человека в кожаной кепочке и с желтым шарфом, обернутым вокруг шеи и заброшенным за плечо.
– Дайте и мне! – просительно сказал сэр Васькин и как можно убедительней добавил: – Пожалуйста!
– Что вам дать? – не поняла певица.
И тут сэр Васькин со страхом обнаружил, что начисто забыл слово «автограф».
– Как что? – испуганно переспросил он. – То, что вы даете всем…
– Не всем, а через одного, – сострил из-за спины певицы пошляк-конферансье Остроумов. – Тебе как раз не досталось. Садись с нами, старик, погрейся в лучах чужой славы. Хочешь, угощу свеженьким анекдотцем? Вернулась Маврикиевна из туристской поездки…
– Старо, – с сожалением сказал Васькин. – Старо, как прошлогодний календарь. Вы кормите нас несвежей пищей, маэстро.
– Так в чем же дело, накормите нас чем-нибудь посвежее.
– Я работаю в другом жанре. – Васькин улыбнулся. – В этом плане я без претензий…
– Видели, видели, – улыбнулся Остроумов, – с какой шикарной особой вы танцевали. Без претензий… Губа у вас, однако, не дура…
– Зато она скромней всех одета.
– Да-да, скромней всех. Ее два колечка с бриллиантиками стоят как минимум пятьдесят целых ноль десятых. А сережки, а кулончик! У меня в голове эти цифры даже не умещаются…
Остроумов знал все обо всех и о каждом на корабле. Кто есть кто и кто есть никто. Слушать его было интересно и познавательно.
– Вот эту шатенку видите? – спросил он, указывая взглядом на высокую шатенку со строго поджатыми губами. – Она якобы стажируется. На самом же деле она просто отдыхает…
– То есть как это? – не понял Васькин.
– А так, очень просто. Ей протежирует одна значительная персона. А потому она, то-есть эта особа, кем-то для порядка числится, и только.
– Какая, любопытно узнать, персона? – спросил Васькин.
– Ну что вы, милый, об этом вслух не говорят. Да это мелочи. Вам и не снилось, какая грузоподъемность у нашего паромчика. Две каюты в распоряжении капитана, одна – директора круиза, гости помощника капитана, вахтенного начальника, шеф-повара, бармена. Любой член экипажа может взять в рейс свою маму и папу. Боже ты мой! Ни один начальник целой железной дороги не имеет таких привилегий и такой власти, какие сохранились с незапамятных времен у капитана любой лоханки, которая еще чудом держится на воде. Да что там железной дороги! Вот скажите, может ли взять хоть одного лишнего пассажира командир воздушного лайнера?
– Не знаю, – признался сэр Васькин. – Лично я выиграл эту поездку по лотерейному билету. Иначе бы я в жизни не поехал. У меня нет влиятельных покровителей. И если я кем-то числюсь по штатному расписанию, то я и вкалываю, как положено.
Некоторое время сэр Васькин бесцельно слонялся по кораблю – от кормы по средней палубе пошел на нос корабля, оттуда в бар, потом к игральным автоматам, оттуда в бюро информации, потом к бассейну, сувенирному киоску. Он тосковал о ней. О девушке в белых брюках. Наступал час, когда пассажиры парами и поодиночке начинали разбредаться по своим каютам. Последним Васькин посетил ночной бар. Если в других местах веселье уже угасало, как тлеющая сигарета, то здесь оно было в полном разгаре. Как пожар на нефтебазе. У стойки бара толпились страждущие. Бармены неутомимо гремели мешалками, создавая фантастические напитки. В полутьме зазывно светлели смелые декольте, блестели зубы и глаза. Тела и души сотрясала музыка. Там и здесь на мягких диванах расположились шумные компании. Веселье то и дело выплескивалось на простор ночи через иллюминаторы.
Васькин подсаживался к чужим столикам с бокалом минеральной воды и совершенно бескорыстно пытался пригласить то одну, то другую молодую особу к себе в каюту отведать чудесного кваса, того самого, что едва не оторвал руки его немощному носильщику. Девушки, смеясь, отказывались от кваса. Васькин с сожалением отметил про себя, что в данном обществе квас – это традиционный, полезный, питательный и вкусный напиток – совершенно не котируется, а сам он с его интеллектом, вкусом и манерами, внешностью и безукоризненным английским произношением, но с пустыми карманами решительно никому не нужен.
«Ах, так, – с вызовом решил он. – Вы не желаете моего общества? И не надо. В таком случае веселитесь сами, а я пойду спать».
У выхода из бара Васькина сразу же плотно окружили те самые трое… Кучерявый, едва разжимая губы, сказал: «Следуйте за нами!» Они прошли по длинному коридору мимо кают и вышли на корму. Здесь никого не было.
– Как вакса? – нервно спросил кучерявый. – Подходит?
– Я еще не открывал ее, – испуганно ответил Васькин, стараясь держаться подальше от борта.
Кучерявый заметил его нервозность, едко усмехнулся:
– Что же вы тянете кота за хвост? Ведь у вас солидная фирма. Они уже волнуются, – кивнул он в сторону своих спутников.
– Утром открою, – пообещал Васькин, холодея от нехорошего предчувствия. «Кажется, я влип в историю, – подумал он. – Вот уж не знал, что здесь такие обычаи: сначала дарить что-то, а потом приставать с ножом к горлу. Лучше б я не брал их подарка. Может, вернуть его? Нет, это опасно. Чего доброго, оскорбятся, начнут мстить. Придется поставить этим прохвостам бутылку коньяка, ишь уставились своими буркалами, того и гляди прирежут или сбросят за борт».
– Вы слышали, говорят, прошлой ночью кого-то уже кокнули и сбросили в воду, – сказал кучерявый, выразительно глядя на Васькина. У того даже поджилки затряслись от страха. – У капитана по этому вопросу было закрытое совещание. Пассажиры встревожены… Итак, ждем до утра, но… не больше.
Васькин молча кивнул. Они расступились, и он расслабленной походкой направился к своей каюте. «Похоже, этой ваксой я могу наваксить не туфли, а свое лицо и честь моего коллектива», – горестно думал он, отчетливо сознавая, что за ваксу ему придется сполна расплачиваться и здесь, и дома. Разволновавшись, Васькин долго не мог заснуть. Чтобы отвлечься от неудачных мыслей, он стал читать информационный листок, лежавший на столике. В нем были рекомендации и советы, которые, по словам листка, должны помочь ему быстро сориентироваться в непривычной обстановке, а также предупредить неприятные случаи, угрожающие судну и ему лично.
«…не ложитесь с горящей сигаретой в постель, – читал Васькин, – это может вызвать пожар на судне… Не прыгайте в бассейн. Судовые врачи еще не научились пришивать головы… Не рекомендуется посещать рестораны, бары и салоны в купальном костюме. Это относится также к вечернему времени, когда вы должны быть особенно элегантны…»
Васькин положил на место листок, погасил свет и глянул в иллюминатор. И в этот самый момент мимо его головы, точно так же, как прошлой ночью, сверху пронеслось к воде что-то большое, темное и тяжело ударилось о воду. На этот раз погружавшийся в воду предмет – сомнений не было – своими очертаниями был явственно похож на человека. Васькин выскочил на палубу. Но там никого не было. Он хотел было поднять тревогу, но испугался: а вдруг за ним следят… Стоит им убедиться в том, что он знает что-то, и тогда… Растерянный и подавленный, Васькин вернулся в свою каюту, там он набрал номер телефона вахтенного офицера, прокричал в трубку: «Человек за бортом…» – и бросил трубку на место. Теперь он мог спать спокойно – он свой долг выполнил.
Глава шестая
С большим трудом ему удалось наконец уснуть. Однако его крепкий сон грубо взломал громкий мужской голос, прозвучавший из динамика над самым ухом Васькина: «Внимание, объявляется тревога. На теплоходе пожар. Команде срочно занять свои места. Пассажиров просим надеть спасательные пояса и слушать наши дальнейшие указания».
Васькину показалось, что наступает конец света. Он опрометью бросился к ящику, где лежал спасательный жилет, натянул его на себя и, не дожидаясь дальнейших указаний, выскочил из каюты и вихрем помчался на верхнюю палубу. Он сбил с ног какого-то матросика, оступился на лестнице, едва не сломав ноги, и буквально за несколько секунд был у бассейна с морской водой. Не теряя ни мгновения, он смело бросился в него вниз головой. Он не рассуждал – он действовал. Он понимал, что здесь, в бассейне, будет в полной безопасности, пока не потушат пожар. Им безраздельно руководил могучий инстинкт сохранения жизни – и он не противился ему. Сэр Васькин с разбега прыгнул вниз, но в темноте не заметил, что поверх бассейна натянута сетка, она спружинила как батут и отбросила Васькина назад на палубу. Он, как мячик, полетел обратно, упал и сразу вскочил на ноги.
В этот момент из темноты прозвучал суровый мужской голос:
– Что вы здесь делаете? – При этих словах раздался звук, похожий на щелчок предохранителя пистолета.
– Кто это? – дрожащим голосом спросил Васькин.
– Я Бабуля.
Услышав эти слова, Васькин едва не упал в обморок и еще быстрее, чем бежал к бассейну, помчался в обратном направлении. Ему казалось, что по пятам за ним с пистолетом в руке гонится таинственная бабуля, говорящая суровым мужским голосом, и еще секунда – и она выстрелит ему прямо в спину. Влетев в свою каюту, Васькин лихорадочно закрыл дверь на замок и услышал, как голос в динамике объявил: «Учебная пожарная тревога окончена. Просим команду занять свои места, а пассажирам желаем спокойной ночи…»
Однако спокойной ночи у сэра Васькина на этот раз так и не получилось. И виноват в этом был не он сам, не прекрасная незнакомка, не команда корабля, не таинственный Бабуля. Едва Васькин вновь отдался во власть сладких цветных снов, как огромный корабль стало мотать из стороны в сторону. Пробуждение было ужасным – корабль накренился вбок, и Васькину померещилось, что он валится в бездну. Он схватился руками за скобу на стене и край койки. Неведомая сила методически швыряла и болтала то туда, то сюда, делала из его мозгов настоящий коктейль. Наступил момент, когда Васькин уже не мог сознательно руководить собой – его организм полностью вышел из повиновения. Васькин соскочил с койки и, хватаясь руками за качающиеся стены, устремился в туалет. Почти в беспамятстве он добрался до умывальника, упал перед ним на колени, крепко, как самое дорогое существо, обхватил руками и словно в молитвенном экстазе замер над ним.
Сейчас – в трусах и майке, без очков, кожаной кепки и желтого шарфа – это был совсем другой Васькин. Беспомощный и жалкий. Васькин – в чистом виде. Блеклые голубые глаза его светились отчаянием и тоской. Он не думал больше ни о ваксе, ни о таинственной незнакомке в белых брючках, ни о светской жизни, ни о бабуле, ни о ком на свете. Он страдал. А поскольку всякое страдание свято, оставим его на время одного.
Пожалуй, стоит упомянуть лишь о том, что когда он вновь с трудом взгромоздился на свою койку, в его каюте раздался громоподобный взрыв.
Это взорвалась очередная бутылка с квасом, поставленная на теплую трубу. Измученный Васькин попытался подняться, но не смог, ноги не держали его. Он рухнул ничком на постель и больше уже ничего не помнил.
Глава седьмая
Утром Васькин с трудом встал. Он вспомнил, что обещал опробовать ваксу, и достал из тумбочки две аккуратно завернутые в бумагу двухсотграммовые банки. Он сорвал обертку с обеих банок и очень удивился, когда обнаружил, что это две обычные круглые жестяные банки, похожие на банки с сайрой или лососем. Сверху к каждой из них была прилеплена белая бумажка. На одной от руки было написано: «Черная вакса», на другой: «Красная вакса». Васькин удивился тому, что банки были запаяны и что надписи сделаны от руки. Он достал складной нож и осторожно открыл банку с черной ваксой. Затем машинально взял в левую руку свой туфель, а в правую сапожную щетку, опустил угол щетки в ваксу и стал усиленно водить щеткой по туфлю. Ему показался немного необычным запах, который появился в каюте, а затем и какой-то мокрый пузырчатый вид начищенного туфля. Васькин поднес его к носу, понюхал, присмотрелся, глянул в банку с ваксой и наконец понял, что это не вакса, а самая настоящая черная икра. Он попробовал на вкус – сомнений не было – да, черная икра. Васькин открыл вторую банку – с надписью «Красная вакса». Там оказалась красная икра.
