Текст книги "Субботним вечером в кругу друзей"
Автор книги: Георгий Марчик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)
Васькин надолго задумался. Хоть он и был всего лишь скромным младшим научным сотрудником, но если уж всерьез о чем-то думал, то это у него получалось неплохо. Все факты выстраивались в стройный последовательный ряд, получали законченный причинно-следственный характер.
«Я держу в руках конец нитки – со всей ответственностью размышлял он. – Я бы мог посмеяться и съесть эту икру, я бы мог не подвергать себя риску – вернуть ее хозяевам и сказать, что произошла ошибка, и, наконец, я бы мог просто-напросто сбежать с этого роскошного корабля. Но я не сделаю ни того, ни другого, ни третьего. Руководствуясь своим профсоюзным сознанием, я размотаю этот клубок до победного конца и не уроню чести родного коллектива и своей фирмы. Передо мной стоят следующие важные задачи: первое – не спугнуть преступников, а в том, что это преступники, и в том, что здесь действует целая банда, сомнений нет, второе – усыпить их бдительность и выявить намерения, третье – захватить врасплох с целью полного разоблачения. При этом не будем торопить развитие событий, а будем, как это делается в научном эксперименте, полагаться на их естественное развитие… Злоумышленники сами дадут о себе знать».
Ждать Васькину пришлось недолго. Зазвонил телефон. Васькин поднял трубку. Вкрадчивый голос кучерявого разбойника пожелал ему доброго утра и предложил встретиться после завтрака внизу у трапа.
Васькин охотно согласился.
Сэр Васькин вышел из своей каюты. Был чудесный солнечный день. «Золотое руно» чуть покачивало у причала порта чистенького приморского города. Следы ночного противоборства со стенами, скобами, дверными косяками и с умывальником Васькин тщательно законспирировал на своем лице. Завтрак уже заканчивался, и он кое-как перекусил в одиночестве за своим столом. Потом направился по трапу вниз, на твердую землю. Здесь его ждали кучерявый и двое его сообщников, кучерявый знаком предложил следовать за ними. Васькин шагал вялыми ногами по зеленой аллейке, ведущей от набережной к центру города, и не замечал ничего вокруг себя: его поташнивало от страха. Они прошли по центральной улице, потом углубились в парк. Здесь нашли уединенную, скрытую от глаз густыми кустами скамью и сели на нее. Васькин оказался между кучерявым и еще одним типом. Третий почему-то стал сзади, за его спиной.
«Интересно, как называется этот модный на Западе способ, когда душат короткой веревкой, – силился и никак не мог вспомнить Васькин. – Все как дым вылетело из головы. Никакого самообладания».
– Слышали новость? – спросил кучерявый. – Еще одного ночью сбросили. Исчез конферансье Остроумов – утром его не нашли в каюте.
– Неужели… Остроумов? – холодея, спросил Васькин, инстинктивно чувствуя, что следующим обязательно будет он, что на него неотвратимо надвигается нечто ужасное, зловещее, похожее на рок.
– А вы не боитесь? – похоже, даже с сочувствием спросил кучерявый.
– Ну что вы… – тряхнул головой Васькин. – Чего мне бояться? Я человек скромный, живу на зарплату, фирма мне доверяет.
Кучерявый выразительно подмигнул своим дружкам, – дескать, во дает, учитесь работать.
– Я понимаю, – сказал он, – что у вас там не только ваше золотишко, но тем не менее…
– Где там?! – спросил Васькин, дико сверкнув глазами.
– Как где? В сумке, конечно, – в свою очередь удивился кучерявый. – А чем же вы собираетесь расплачиваться за ваксу?
– Ах, в сумке! – Васькин обрадовался. – Да, они надежно припрятаны. В бутылках с квасом. Я почему-то подумал, что вы считаете, будто я их ношу с собой. Уверяю вас, с собой я ничего не ношу – вот смотрите. – Васькин поспешно вывернул карманы. На землю упала помятая трешка. – Больше ничего нет, честное слово. Если хотите, пожалуйста, возьмите ее.
– Ну что вы, как вам не ай-яй-яй! – укоризненно сказал кучерявый. – Мы интеллигентные люди. Мы вам товар – вы нам металл. Баш на баш. – Он выразительно потер пальцами.
– Правда, учтите, – сказал Васькин. – Меня охраняют. Глаз с меня не спускают. Остроумов был одним из моих людей. Боюсь, что это дело рук конкурентов. Спустили его, беднягу, под воду. Да и то, откровенно сказать, слишком уж был болтлив… – Васькин сам не знал, что говорит. Его на своих легких крыльях несло вдохновение, пришпоренное страхом.
– Понимаю, понимаю, – кивал кучерявый.
Двое других внимали Васькину с непроницаемыми лицами.
– Ну? – с нотками скрытой угрозы сказал кучерявый. – Как вакса?
– Вакса отличного качества, – обрадовался Васькин. С этой темой он уже освоился. – Прекрасная вакса. Она нам подходит.
– Значит, возьмете всю партию?
– Да, – твердо сказал Васькин. – Возьмем всю партию. Условия те же?
– Не совсем. Номинал на двадцать процентов выше. Сами понимаете, накладные расходы, дороговизна…
– Заметано! – с готовностью сказал Васькин. Он с легкостью согласился бы сейчас на любое повышение номинала. Лишь бы его отпустили подобру-поздорову.
– Ну хорошо, – улыбнулся кучерявый. – Вечером познакомлю с шефом и обмоем сделку. Чао… – Трое направились к выходу.
– Чао… – пролепетал вслед им Васькин, не в силах подняться со скамейки. Корабль вызывал у Васькина мрачные ассоциации. Идти туда не хотелось.
Глава восьмая
Он бесцельно побродил по парку, пообедал в каком-то кафе, потом случайно забрел на рынок.
Чу, читатель! Вместе с нашим героем мы подошли к кульминации рассказа. Именно сейчас случится самое важное событие.
Через многоцветную базарную площадь навстречу Васькину шла стройная девушка в белом платье с голубыми кружочками. Что-то очень знакомое, даже родное мелькнуло в ее лице, но только мелькнуло, почудилось, и в какую-то секунду ему показалось странным, что девушка улыбается ему, словно знакомому, и он уже почти прошел мимо, как вдруг она сама окликнула его: «Здравствуйте! Не узнаете?!» Они остановились против друг друга, и он узнал ее – это была та самая девушка в белых брючках, только сейчас на ней было белое платье с голубыми кружочками, а ее золотые волосы были забраны на затылке в пучок.
– Я преклоняюсь перед вами, – пролепетал сэр Васькин, все еще не веря своим глазам, но по своему обыкновению немедленно бросаясь в психическую атаку. – Где вы пропадали? Я обшарил весь корабль. Но увы…
– Так уж я вам и поверила, – засмеялась незнакомка. – Дважды я сидела в баре за соседним столиком, несколько раз мы нос к носу сталкивались на палубе, но вы меня в упор не замечали.
– Вполне возможно, – серьезно подтвердил Васькин. – Установка была на поиск девушки в белых брюках и с золотым нимбом вокруг головы. Извините, я сегодня немного не побрился, – с этими словами Васькин провел рукой по своей бороде, – и выгляжу лет на двадцать старше. На самом деле мне всего шестьдесят два года.
– Я так и подумала, – сказала девушка. – Я вас приняла за известного художника-импрессиониста конца прошлого века. Хотите винограду? – спросила она. – А кстати, меня зовут Наташа.
– Очень хорошее, популярное имя, – сказал Васькин. – А меня зовут Чайльд Гарольд Васькин. Или просто сэр Васькин.
Наташа рассмеялась:
– Это я уже знаю. Но почему у вас такое имя?
– Так меня прозвали в школе, – пояснил Васькин. – И я привык к этому на всю жизнь. Хотите – зовите меня просто Вася. По паспорту я Василий Васильевич Васькин.
Так они наконец познакомились, и теперь мы им не нужны. Однако же последуем за молодыми людьми на некотором расстоянии, чтобы не помешать робкому, нежному чувству взаимной симпатии, которое, как вы догадались, уже проклюнулось к жизни.
– Хотите квасу? – любезно предложил сэр Васькин. – Смею вас уверить – это самый полезный напиток на свете. Во много крат полезней шампанского.
– А я не люблю шампанское. В нем слишком много пузырьков. Я слышала, вы всех угощаете квасом.
– Квас самый лучший и самый полезный напиток, – убежденно заявил сэр Васькин. – По своим целебным и вкусовым качествам намного превосходит все другие напитки и в том числе знаменитую кока-колу.
– А вы пили кока-колу?
– Нет. – Васькин пожал плечами. – Но разве в этом дело? Главное, я убежден, что нет и не может быть напитка лучше кваса. А если я убежден, то все так и есть.
Дорога вдоль моря все дальше уводила их от центра города. Они шли уже по берегу – под ногами шуршала мелкая галька. Волны вкрадчиво подкатывали к ногам. Наташа предложила искупаться. Васькин хотел было отказаться, но тут же поспешно согласился. Батюшки, упустить такую возможность – увидеть Наташу в купальном костюме – как можно!
Наташа ступила в воду и, обернувшись, нетерпеливо махнула рукой: «Ну что же вы, Чайльд Гарольд?! Идите скорей!» За свою жизнь сэр Васькин видел многое на белом свете, но такой божественной фигуры он еще не встречал. Он оцепенело смотрел на Наташу. Кажется, она догадалась, в чем причина его замешательства, и, засмеявшись, бросилась в набегающую волну. Она плескалась в воде и ныряла, и ее тело, как длинная белая рыба, рассекало прозрачную воду.
Сэр Васькин стоял на берегу один, словно Паганель в пустыне.
Он был в плавках, своих больших очках-консервах и черной кожаной кепочке-нашлепке с крохотным козырьком. Так он и вошел в воду, высоко поднимая то одну, то другую ногу… Плыл он очень осторожно, у самого берега, отфыркиваясь и старательно отгребая воду руками.
Наташа подплыла к нему сзади и схватила за ногу. Наш сэр Чайльд Гарольд по-лягушечьи смешно дернулся и ушел под воду. Лишь сверху одиноко плавала его кожаная кепочка. Но вот, отдуваясь как морж, с тучей брызг Васькин выскочил из воды. В руке он держал очки. Глаза его были безумно выпучены, с пегих висящих сосульками волос стекала вода. Он быстро схватил кепочку и водрузил ее себе на голову.
– Вы с ума сошли, Наташа, – с укором сказал он. – Ведь я свободно мог утонуть.
– Я бы вас спасла, – смеялась Наташа. – И получила бы медаль за спасение утопающих…
Потом они сидели вдвоем на волнорезе и смотрели на море, на легкие неутомимо бегущие одна за другой волны, на солнечные блики, беспечно скользящие по воде, на белых чаек, то парящих над морем, то взмывающих вверх, то резко с гортанным криком пикирующих к воде, на желток солнца, начинающий краснеть и терять свой ослепительный блеск, на далекую линию, где море сливается с небом… Где-то в отдалении, на востоке уже зарождался сиреневый вечер, и здесь пока еще неуловимо воздух начинал наполняться легкой призрачной дымкой.
– Вы любите стихи? – спросила Наташа.
– Люблю! – вполне искренне ответил сэр Васькин. – Нет ничего прекраснее поэзии, живописи, музыки. В них мы, люди, пытаемся обессмертить свою душу, вырваться из плена времени.
– Ого, вы настоящий философ! – с уважением сказала Наташа.
– Это бывает с каждым, – скромно подтвердил сэр Васькин. – Помните строчки: «Выткался на озере алый цвет зари»? По-моему, это гениально!
– По-моему, тоже, – кивнула Наташа.
Это был самый удачный день в жизни сэра Чайльда Гарольда Васькина, но он еще не понимал этого.
* * *
По дороге Васькин чистосердечно рассказал Наташе о ваксе.
Она внимательно, не перебивая, выслушала его.
– А что вы собираетесь делать дальше? – спросила Наташа.
– Еще не знаю, – вздохнул Васькин. – Надо разоблачить их, поймать с поличным. Но каким образом – вот в чем вопрос, как говорил незабвенный Гамлет. Я полагаюсь на интуицию – надеюсь, она не подведет. Сегодня после ужина они ждут меня в музыкальном салоне…
– А если подведет? – сказала Наташа. – На интуицию в наш космический век полагаться уже нельзя. Не играйте с огнем, Чайльд Гарольд. Не сомневаюсь, вы мужественный человек, но в таком деле требуется профессиональная подготовка. Допустим, вы установите всех участников банды. Что дальше? Ведь не пойман – не вор. А если они догадаются, что вы не тот, за кого они вас принимают, то они, не раздумывая, бросят вас в набежавшую волну…
– Да, в этом есть своя логика, – согласился Васькин, – в набежавшую я категорически не желаю, придется поделить лавры со специалистами.
До отхода «Золотого руна» оставалось меньше часа. Прикинув, что, пока они найдут соответствующие учреждения, пока все расскажут плюс всякие бюрократические проволочки, корабль уйдет в открытое море, они решили отложить этот важный визит до следующего утра, в новом порту, а пока действовать своими силами на свой страх и риск.
Они говорили о том о сем… И незаметно, за спинами со стороны гор, окружающих город, подкрадывался вечер.
Стало прохладнее.
– Нам пора, сэр Васькин, – сказала Наташа.
– Кто вы, откуда и куда идете? – серьезно спросил сэр Васькин. – Неужели мы так вот и расстанемся, ничего не зная друг о друге и без всякой надежды на новую встречу.
– Я стюардесса на «Золотом руне», – сказала Наташа. – А что будет дальше, еще не знаю. Может быть, я когда-нибудь приеду в Москву… Вы очень смешной, и вы мне нравитесь…
– Спасибо. Это взаимно. По крайней мере на всю мою жизнь, – сказал Васькин. – Обязательно приезжайте. Я буду вас ждать. Я однажды нашел и потерял вас и больше не хочу терять. Женщина прекрасна потому, что в ней воплощена красота жизни и наше человеческое бессмертие. И, кроме того, любовь к женщине – это любовь к нашим детям. Это мое главное убеждение.
– И мое тоже, – засмеялась Наташа. – Пойдемте, Васькин. Пора! Теплоход ждать не будет.
Сумерки уже опустились на город. Красный диск солнца осторожно коснулся кромки горизонта и покатился по нему. Небо над морем из желто-красного становилось пурпурно-багряным.
Высокие, статные Наташа и Васькин шли по совершенно пустынной набережной к «Золотому руну», чтобы отправиться на нем дальше, в неведомую еще обоим жизнь.
Вечером после ужина в музыкальный салон стекалась разодетая публика. Гремела музыка, у стойки бара три ловких бармена с трудом успевали обслуживать страждущих.
Преисполненный важности Васькин сел за свободный столик, закинул ногу за ногу. Кому надо – найдут. Подбадривая себя, соответственно моменту стал напевать: «Ночь надвигается, фонарь качается, бросая отблески в ночную тьму…» Так, по его мнению, и должен был вести себя солидный фирмач, прибывший для заключения важной сделки.
За соседний столик села Наташа.
К Васькину подошел кучерявый с каким-то невысоким, но с очень широким и плоским, как у камбалы, торсом человеком с узким лицом, лысиной, вставными зубами, уверенным и даже властным взглядом. У него были довольно приличные светские манеры.
– Коньяк, шампанское? – густым, низким голосом предложил он.
– Коньяк, – ответил Васькин. – Если можно – «Двин».
– Почему же нельзя, – улыбнулся мужчина, и тотчас его улыбка повторилась на лице сидевшего кучерявого. – И бутылку кваса? – пошутил он, дружески подмигивая Васькину.
– Познакомьтесь! – почтительно сказал кучерявый. – Это Бабуля.
Васькин вздрогнул.
– Бабуля? Я много о вас слышал. Очень приятно познакомиться лично. – По тому, как предупредительно держался с Бабулей кучерявый, он понял, что тот крупная птица.
Принесли коньяк. Бабуля сам разлил его, поднял свою рюмку, внушительно сказал:
– За успех!
– Не забуду мать родную и отца духарика! – подыгрывая ему, пропел Васькин.
– Но-но, – нахмурившись сказал Бабуля, – это ни к чему. Это звучит несовременно. И несколько даже несвоевременно. Итак, значит, в принципе обо всем договорились. Ждем завтра на старом месте. Мы с товаром, вы – с наваром.
«На каком старом месте?» – лихорадочно думал Васькин. Но недаром же он был младшим научным сотрудником.
– Старое место больше не устраивает фирму, – многозначительно сказал он.
Бабуля на минуту задумался.
– О’кей, – сказал он. – Золотое правило. Раз есть сомнения – значит, надо прислушаться к нему. Поменяем. Запоминайте. Улица Реунова, семь. У пункта сдачи стеклотары. Ну-с, за ваше…
Закончить он не успел, у входа в музыкальный салон появился еще один, второй Васькин. С такой же по-шотландски подстриженной бородой, в черных очках-консервах и, главное, с сумкой «Адидас», перекинутой через левое плечо. Он стоял и взглядом выискивал кого-то в зале.
Васькин понял: пришел его конец. Он прикрыл глаза, пробормотал: «Мама миа!» – и залпом осушил свою рюмку.
– А это кто? – недоумевая спросил Бабуля у Васькина явно посуровевшим голосом, в котором тот чутко уловил звуки грозно набегающей волны.
– Это мой двойник, – не моргнув глазом, торопливо проговорил Васькин, доверительно наклонившись к Бабуле. – Послан фирмой на случай всякого случая. Я не советовал, но меня не послушали.
– Уберите его! – прошипел шеф. – Немедленно.
Васькин обернулся к Наташе, кивнул ей, она сразу все поняла, подошла к новому Васькину, что-то сказала ему, и они тотчас вместе вышли. Шеф успокоился. Остаток вечера они провели с Васькиным в задушевной дружеской беседе.
Наташе под удобным предлогом удалось закрыть двойника в каюте Васькина.
Все остальное было делом специалистов и специальной техники.
Как потом выяснилось, кучерявый и его дружки были жуликами с торговой базы. Они ошибочно приняли Васькина за представителя фирмы ресторанов, куда они сбывали похищенную икру. Настоящий же фирмач – похожий на Васькина, с такой же пегой бородой, кожаной кепочкой, в очках-консервах – просто опоздал на рейс. А потом самолетом догнал теплоход. Как опознавательный знак у него была сумка с надписью «Адидас».
А кого же каждую ночь сбрасывали с теплохода? Ах, да. Действительно, сбрасывали. Но это к нашей истории не имеет никакого отношения. Это скорее имеет отношение к санитарной инспекции и контролю за загрязнением вод. Каждую ночь вопреки установленному порядку шеф-повар тайно сбрасывал в море большой бумажный мешок с разными отходами. За этим недозволенным занятием его и застукали.
Вот и все. Нет, не все. А куда же исчез конферансье Остроумов? Он сладко спал в каюте одной певицы. Но это уже их частное дело. Итак, теперь все. Остается лишь совсем небольшой…
Эпилог
По возвращении из круиза Васькин сидел в мастерской своего друга Глеба Егорова и со вкусом пил чай с лимоном. Он красочно описывал свое путешествие. Когда он закончил, Глеб Егоров застенчиво сказал:
– Знаешь, Чайльд Гарольд, пока ты там ездил, мы с Ольгой решили пожениться. Так нам обоим будет лучше. Ей очень нравятся мои рекламные плакаты.
– Поздравляю, – сказал Васькин. – От всей моей черноморской души. И желаю. Сами понимаете чего. Скоро и я представлю вам мою невесту… Да, чуть не забыл. Чтобы у вас не было никаких сомнений в правдивости моего рассказа, вот, почитайте, – и он протянул им бланк соответствующего учреждения, где было написано:
«Объявляется благодарность младшему научному сотруднику В. В. Васькину, оказавшему помощь органам внутренних дел в поимке и разоблачении банды преступников – расхитителей социалистической собственности.
Генерал Н. Цыганников».
НЕКРИМИНАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ
Гале повезло – ей попались веселые попутчики. Всю дорогу они развлекали ее. Оба пожилые, толстые, очень предупредительные мужчины. Галя сразу же рассмеялась, когда они первый раз столкнулись в дверях купе и не могли разминуться. Оба ехали отдыхать в Ялту, были настроены благодушно и, естественно, стали вспоминать разные анекдоты и курьезные случаи из курортной жизни. С ними время в пути прошло быстро и весело.
Галя уезжала из Москвы в пасмурный день. Небо сплошь было задернуто пологом грязно-серых туч. Порывами дул ветер. И казалось, что на всем свете стоит такая же неприютная холодная погода. Крым встретил их щедрым солнцем. Горячее, яркое, оно заполнило собой все пространство. В Симферополе она села на автобус и через два часа была на месте. После холодной пасмурной Москвы ее поразили яркие цветы, зеленые деревья и кусты, ослепительно синее море. Все вокруг было так светло, так хорошо, словно она попала совсем в другой мир. У причала стоял длинный ряд белых прогулочных катеров, над пенными бурунчиками моря сновали крикливые чайки.
Она уехала из Москвы по совету врачей из-за слабых легких на Южный берег Крыма к сестре мамы. Ирина Николаевна – полная, спокойная женщина средних лет – работала экономистом в каком-то учреждении, а ее муж – Владимир Давидович – высокий кареглазый шатен – был одним из ведущих артистов местного театра. Оба они радушно встретили Галю, и она сразу же почувствовала, что она желанный гость.
В первый же день Владимир Давидович пригласил Галю на спектакль, в котором играл главную роль.
Галя, оглушенная множеством новых впечатлений, как следует не вникала в смысл спектакля. С нее было довольно, что она гость ведущего артиста, сидит в центре второго ряда. Владимир Давидович в отлично сшитом сером костюме важно расхаживал по сцене и менторским тоном поучал кого-то. Время от времени он пристально смотрел в зал, и тогда Гале казалось, что он смотрит прямо на нее.
В антрактах Галя вместе с тетей Ириной чинно ходили по кругу в фойе. Ей было приятно, что на нее обращают внимание не только мужчины, но и женщины. Впрочем, ее это не удивляло. В Москве на нее тоже обращали внимание.
После спектакля они втроем пешком, не спеша возвращались домой.
Тетя Ира, улыбаясь своей обычной доброжелательной улыбкой, рассказывала:
– Едва я в антракте на минуту оставила Галю, как около нее словно из-под земли вырос какой-то молодой человек. Возвращаюсь, а рядом стоит уже другой.
– Да ну их всех! – Галя махнула рукой. – Даже познакомиться толком не умеют. Один подходит, спрашивает: «Девушка, где вы купили такое красивое платье?» Второй не лучше: «Девушка, вы давно здесь отдыхаете?» Спрашиваю: «А почему вы решили, что я здесь отдыхаю?» – «А я всех местных знаю». – «А что, говорю, масштабы стали тесными?»
– Как тебе понравился спектакль? – сдержанно спросил Владимир Давидович, и Галя сразу же поняла, что он ждет только похвалы. Из какого-то необъяснимого лукавства она, похвалив спектакль, ни слова не сказала о том, как играл он сам, а он, видно, больше всего ждал именно этого. Владимир Давидович, слегка уязвленный, промолчал. Прямо спросить об этом ему помешало чувство собственного достоинства.
Галя развеселилась и всю дорогу до самого дома оживленно болтала с тетей.
Вернувшись домой, они поужинали.
– У тебя сейчас пик молодости, – значительно сказал Владимир Давидович. – Надо только не терять зря времени и с умом распорядиться своей жизнью.
Гале показалось, что Владимир Давидович говорит точь-в-точь как на сцене театра.
– Живи у нас, сколько желаешь, – продолжал Владимир Давидович. – Захочешь, останешься в этом городе навсегда. Подыщешь себе работу по душе, выйдешь замуж, найдешь свое счастье.
Он посмотрел ей прямо в лицо Их взгляды встретились. У Владимира Давидовича было небольшое, скорее круглое, чем овальное лицо, чуть одутловатые щеки, смуглая с оливковым оттенком кожа, темная вьющаяся шевелюра. Он смотрел в упор на Галю своими темно-карими серьезными глазами и, казалось, ждал от нее благодарности.
«Боже мой! – мелькнуло в голове Гали. – Неужели мне придется приспосабливаться к нему, отчитываться за свои поступки? Нет, ни за что не останусь жить у них…» От этой неожиданной мысли ей стало легко и свободно. Да, действительно, зачем ей от кого-то зависеть, быть обязанной. Она всегда может снять, если захочет, комнату или в крайнем случае поселиться в общежитии…
– Вы сегодня очень хорошо играли, Владимир Давидович, – великодушно сказала Галя и подняла свою рюмку. – За ваше искусство.
Владимир Давидович постарался сдержать улыбку, чтобы не показать, как ему это приятно.
В первые дни Галя одна много ходила по городу, по широкой набережной, старым петляющим улочкам, уводящим все выше и выше, заходила на рынок, где прилавки ломились от овощей и фруктов, в магазины, кафе. Особенно нравилось ей вечером стоять на краю пустынного темного причала. В темноте у ног монотонно шлепалась вода, и этот неумолчный шум успокаивал, прогонял грустные мысли.
Однажды вечером она зашла из любопытства в бар. Владимир Давидович как-то, обмолвясь, похвалил витражи в этом баре, и Гале захотелось взглянуть на них. Бар находился в подвале старой гостиницы. Она спустилась в него по витой железной лестнице, заказала коктейль и села за один из свободных столиков. В баре негромко звучала танцевальная музыка, было полутемно. Витражи на стене горели рубиновым, зеленым, синим и желтым цветом.
Едва Галя устроилась, как к ее столику подошел какой-то худощавый тип с бокалом в руке. Он вежливо спросил разрешения сесть за этот стол. Гале ничего не оставалось как кивнуть. Тип с ходу попытался завязать пустой разговор. Слава богу, он хоть не задавал глупых вопросов: кто вы да что вы. На вид ему было лет тридцать пять. Наверное, из тех старых холостяков, что ухлестывают за каждой хорошенькой женщиной, решила она и хотела было допить свой коктейль и побыстрее уйти, но что-то ей показалось в этом типе занятным, и она не ушла.
– Знаете, – разглагольствовал тип, – все в нашей жизни неопределенно. Нет, я не фаталист, я понимаю, что судьба в руках самого человека, но… – В этом месте он приподнял свой бокал, пригубил, пробормотав при этом: «Ваше здоровье», и продолжал: – Есть в наших поступках и нашем поведении нечто скрытое, неподвластное сознанию. Часто сами, не ведая почему, мы выбираем не лучшее решение, поступаем вопреки здравому смыслу. Непостижимая логика поведения, не правда ли? Я, например, не собирался сегодня заходить сюда. И вдруг поднялся и пошел. Словно кто-то в спину толкнул – сделай так, а не так… С вами этого не случалось?
– Не помню, – пожав плечами, сказала Галя. – Впрочем, может быть… – Она все еще не могла сделать выбор – остаться еще на несколько минут или сразу уйти.
– Вот видите! – Мужчина торжествовал – это была его маленькая победа. Он даже на секунду доверительно наклонился вперед, но тут же выпрямился. – В каждом нашем поступке кроме очевидного, зримого есть еще и скрытый смысл. Увы, о нем нам не дано знать.
– Вы лектор? – с легкой улыбкой спросила Галя. Ее забавлял этот человек.
– Нет, не лектор, – поспешно сказал странный тип. – Я просто иногда люблю порассуждать. Извините, что побеспокоил вас.
– Нет, ничего, – сказала Галя и решила быть чуть помягче. – Вы мне не мешаете…
– Вы одна, – с нотками удивления сказал незнакомец, – и совсем не похожи, извините, на тех девиц, что посещают это легкомысленное заведение… Извините, извините, – заметив легкое протестующее движение Галиной руки, торопливо сказал он, – ведь именно это я и говорю. Значит, была какая-то причина, что заставила вас спуститься сюда… Нет-нет, я не спрашиваю, я просто рассуждаю… Может быть, одиночество…
– Скорее любопытство, – улыбнулась Галя.
Что бы ни говорил этот словоохотливый человек, она заранее знала, что любые его поползновения завязать знакомство обречены на провал. Ну а если ему так хочется поговорить, то пожалуйста… Она послушает. Он не герой ее романа…
– Вы местный? – спросила Галя.
– Да… – как-то кисло и неопределенно протянул тип. – Сейчас уже местный. У меня здесь довольно большой круг знакомых. Знаете, я легко схожусь с людьми – мне ничего от них не надо, и им это нравится… Мы с вами тоже можем познакомиться, – предложил он, словно спрашивая – не она ли последняя в этой очереди за помидорами, – тем более знакомство со мной ничем не угрожает вам…
Нет, мало просто назвать свое имя, ему понадобилось подняться и с подчеркнутой церемонностью протянуть свою руку. Галя терпеливо снесла рукопожатие, подавив легкое чувство раздражения.
– Алексей Николаевич, – представился тип, – но если хотите, просто Леша.
– И все-таки мне кажется, что вам самому сегодня или очень скучно, или очень одиноко, – сказала Галя, досадуя, что этот тип втянул-таки ее в этот ненужный, бесцельный разговор.
Алексей Николаевич стал горячо уверять, что он не одинок, и чем больше он говорил об этом, тем больше она понимала, что это не так. Кто он, что он? Какое ей до него дело? Ведь она, в конце концов, не спасательный круг…
– Извините, – поднимаясь сказала Галя. – Мне пора. – И, не давая ему опомниться, попрощалась. – До свидания. Спасибо.
– Я очень рад, мне было весьма приятно, – затараторил, вскочив со своего места, Алексей Николаевич. – Надеюсь, мы еще увидимся. У нас маленький городок. Здесь все друг друга знают…
Галя уже шла к лестнице, ладная, стройная, в длинной юбке и ярко-желтой, тонкой вязки, плотно облегающей ее тело кофточке.
«И как я осмелился заговорить с ней!» – удивился сам себе Алексей Николаевич.
…Галя решила недельки две-три отдохнуть, а потом устроиться куда-нибудь на работу. Специальности у нее не было – так уж получилось. В институт не поступила. Первый же экзамен практически завалила – получила тройку. Сдавать дальше не имело смысла – в инязе всегда большой конкурс. Устроилась лаборанткой, потом перешла секретарем к начальнику главка, потом устроилась младшим редактором в издательство, потом заболела и на время по настоянию мамы оставила работу. И вот она здесь – красивая, модно одетая, молодая… «А кому нужна моя красота?» – думала Галя.
Она с удовольствием занялась домашним хозяйством: до блеска убрала просторную квартиру тети Иры – у них было три комнаты и большой застекленный балкон. Одну из комнат занимала теперь Галя.
С особенным удовольствием готовила она обеды – ходила на рынок и в магазины, тщательно выбирала мясо, рыбу, овощи… Днем дома никого не было. Утром Владимир Давидович уходил на репетицию, а тетя Ира, как всегда, в свою контору. Галя в фартуке колдовала на кухне, сверяя свои действия с толстой поваренной книгой.
Первым приходил Владимир Давидович. Сегодня Галя встретила его в прихожей сияющей улыбкой – обед ей удался, кроме того, ей наскучило быть одной. Владимир Давидович дал три длинных звонка подряд. Вошел как всегда прямой, величественный, ласково-снисходительно потрепал по плечу, спросил, какие новости. Обедал с аппетитом, не отрываясь смотрел в лицо Гали.
Владимир Давидович рассказал, как сегодня на художественном совете он отстоял в репертуарном плане несколько хороших спектаклей. В том числе «Тиля».
– Я хочу сам поставить этот спектакль, – говорил он, – и сам сыграть заглавную роль. Я видал «Тиля» в столичном театре. В нем есть отличные находки, но многое я сделаю по-своему. Тиль у меня будет другим. Веселее, тоньше, без тени озлобления и налета обреченности. Тиль – душа народа, его песня и легенда. У меня он снова станет человеком во плоти и яви – бесшабашным, неунывающим, гордым и жизнелюбивым.
На глазах Гали Владимир Давидович преображался из докучливого педанта в одержимого страстной мечтой артиста.
– Я вас воображала сухарем, – тоном дружеского признания заметила Галя.
Владимир Давидович рассмеялся и, Галя и опомниться не успела, поцеловал ей руку. Пальцы его, полные нервного трепета, коснулись ее виска, скользнули по щеке…
Владимир Давидович рассмеялся:
– Я не сухарь, – сказал он. – Я просто очень порядочный человек. Я считаю дисциплину чувств столь же обязательной, как дисциплину поведения.
