Текст книги "Первостепь"
Автор книги: Геннадий Падаманс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 52 страниц)
Но на этот раз что-то не получается. Не может Еохор чётко настроиться. И со стервятником что-то не то. Не тем стервятник встревожен. Не показывает Режущего Бивня, не хочет показывать. Глядит во все глаза на упавшего мамонта, возле которого собрались львы. И Рыжегривый тоже там. А вот где Режущий Бивень – стервятнику неинтересно. Но шаману и самому становится неинтересно. Ведь ему ясно, что Режущий Бивень не там, где Рыжегривый. Они далеко разошлись. И не скоро сойдутся. Если вовсе сойдутся.
Пошёл дальше шаман своею дорогой. К себе возвращается. Новые теперь у него загадки, над ними надо думать, ежели только Большая Бобриха не помешает. Первой загадкой всё ещё остаётся Режущий Бивень. Лев больше его не тропит, но кого тропит тот? Степных зайцев? Может, всё-таки Режущий Бивень ещё покажет себя. Может, выдержит испытание. Может, и шаману самому дано испытание, может, не только он даёт, может, и ему тоже. Девочка Маковый Лепесток – точно – его испытание. Вот он отошёл от неё и уж сомневается. Ведь не помнит он, чтобы та гладила камушек, ведь тогда не заметил. А после – заметил. Когда та сказала сама, шаман тоже вдруг вспомнил, что видел. А сейчас уже сомневается: не померещилось ли? Но разве может какая-то девочка так воздействовать на шамана? Конечно, не может. Это духи его проверяют. Ставят ему испытание, как он выдержит, как разгадает, на что способен. Не любят духи людей. Вечно гоняют. Не дают расслабляться.
****
Режущий Бивень уснул. Его сон насторожен, охотник тут же проснётся от малейшего шума, наверное, поэтому он в своём сне видит только серое небо и клочья быстрых облаков. Он знает, что спит, и помнит о том, что всегда нужно быть начеку.
Облака на небе густеют, превращаются в тучи; Режущему Бивню кажется, что вот-вот хлынет дождь, и это его удивляет. Дождь смоет следы Рыжегривого, как он тогда отыщет своего льва?
Перед ним появляется гость. Чёрный Мамонт ничуть не изменился, и Режущий Бивень, прежде чем испугаться, успевает его похвалить: «Совсем не испортился». Но затем приходит испуг. Люди ведь проводили Чёрного Мамонта, как полагается, чего он хочет ещё? Пришёл сообщить о перемене погоды?.. Однако охотник всегда держит себя в руках, даже во сне. И Режущий Бивень спрашивает утвердительным тоном:
– Чёрный Мамонт пришёл помочь в охоте?!
Пришедший молчит, по его лицу ничего нельзя угадать, но Режущий Бивень не хочет сдаваться:
– Пусть Чёрный Мамонт найдёт Рыжегривого! Где этот лев?
Чёрный Мамонт бьёт себя в грудь, словно хочет сказать, что лев прячется там, но когда Режущий Бивень пытается переспросить, он вдруг исчезает.
По небу опять плывут тучи, которые наверняка принесут дождь. Режущий Бивень уже позабыл про Чёрного Мамонта, однако тот возникает вновь. Он указывает в сторону холмов, как раз туда Режущий Бивень и сам намеревался идти, хорошо, что Чёрный Мамонт подтверждает его намерение. Но почему он не может раскрыть рта?
Как будто услышав немой вопрос, Чёрный Мамонт вдруг говорит:
– В предгорьях скитаются нелюди.
Это всё. Опять серое небо, шелест дождя – и почему-то хруст снега. Режущий Бивень обеспокоен: что означает хруст снега, откуда? Беспокойство будит его, он просыпается.
Поначалу он не может сообразить, что его так обеспокоило. Костерок догорел и еле тлеет, в овраге тихо, наверху шумит ветер, никакого хруста снега нет и в помине, охотник уже собирается обратно закрыть глаза и досыпать свой сон дальше, но потом решает всё же посмотреть. Зажав в руке копьё, как можно осторожнее, он на ощупь карабкается по склону оврага и выглядывает наружу.
Его обдаёт сырым тёплым ветром. Он удивляется. Ветер, действительно, очень тёплый, при таком ветре снег быстро растает. Но что за хруст он услышал? Он озирается.
Ночь тёмная, на небе нет ни одной звёздочки и даже снег заметно потемнел, ничего подозрительного охотник не замечает, хочет уже вернуться в своё укрытие, но два зелёных глаза мелькнули во тьме и снова исчезли.
Лев? Рыжегривый? Режущий Бивень поднимает копьё, по его телу проходит лёгкая дрожь: он готов биться, хотя лука осталась в овраге, он будет сражаться копьём, как всегда.
Зелёные огоньки мелькают ещё раз – и охотник теперь опускает копьё. Этот зверь мельче льва. Росомаха?.. Режущий Бивень принюхивается, втягивает тёплый ветер ноздрями, как делают звери – и его осеняет: волчица. Подруга!
Она тоже узнала его. Она шла по его следу. Он призывно щёлкает языком, словно белка, манит серую, его котомка с мясом осталась в овраге, он просто погладит волчицу, как ребёнка.
И он гладит её. Она довольно урчит. Она признаёт его своим вожаком, он спускается в овраг за мясом, волчица ждёт наверху.
Он кормит её, она сильно проголодалась, заметно исхудала, и запах от неё исходит немного странный, что-то в нём есть постороннего и непонятного; покуда Режущий Бивень пытается уразуметь, что же такого необычного в запахе волчицы, она съедает всё его мясо. Все припасы на многодневную охоту. Он замечает это слишком поздно, всё ещё шарит рукой по дну котомки и, смеясь, журит свою спутницу:
– Что наделала? Съела всё мясо! Как теперь преследовать льва много дней?
Но, возможно, волчица права. Во время охоты нельзя объедаться. Гораздо лучше поститься – и, наверное, духи решили, что Режущий Бивень должен поститься, тогда духи помогут ему найти льва. Чёрный Мамонт уже указал направление. Он выступит в путь прямо сейчас.
Они движутся к холмам. В такой темноте ничего нельзя надёжно видеть, но Режущий Бивень знает своё направление даже вслепую, как и всякий охотник. Сытая волчица сопровождает его. Она видит подальше, у неё изумительно чуткий нюх и прекрасный слух. Если что-нибудь будет не так, волчица подскажет.
Однако ничего необычного не происходит. Медленно-медленно начинает светать. Охотнику становится жарко от быстрой ходьбы. Он останавливается, чтобы передохнуть.
Волчица неожиданно покидает его. Принюхиваясь, что-то выискивает в снегу, потом резко бросается в сторону заснеженного камня – и Режущий Бивень теперь понимает, чего она хочет. Она гонит зайца. Беляк выписывает петлю, волчица едва не хватает его на повороте, но, кажется, у неё недостаточно ловкости после вяленого мяса. Однако обезумевший заяц мчится прямо на охотника, а у того копьё всегда наготове. Режущий Бивень бросает копьё – и заяц пригвождён к земле. Он ещё бьётся, волчица с разгона хватает его – и сходу отрывает добрую половину. Она отскочила с добычей, и Режущий Бивень ворчит: «Экая жадная. Да бери тогда уж всё». Он выдёргивает копьё и отходит на несколько шагов, давая волчице понять, что и этот кусок добычи тоже принадлежит ей. Её долго уговаривать не надо. Быстро съест и догонит охотника.
Начал накрапывать дождик. Скверная погода. Режущий Бивень с тревогой поглядывает на хмурое небо. Если ночью будет морозец, к утру всю степь скуёт льдом. Тогда туго придётся охотнику. Но пока ничто не предвещает ночного мороза. Наоборот, снег слипается, оседает, превращается в ручейки чистой воды, из которых всегда приятно напиться. Удивительная зима!
К вечеру Режущий Бивень со спутницей достигают холмов. Идти на подъём гораздо труднее, зато местность вокруг больше не навевает уныния. Камни, кусты, участки пожухлой травы: ковыль, полынь, типчак – все главные травы степи, сухие, высокие, здесь должно обитать много травоедов. Значит, и львы вполне могут прятаться среди камней.
Однако с вершины холма вечерний пейзаж выглядит пустынным. Почему-то не видно ни одного зверя, только издалека, из предгорий, доносится стук бараньих рогов. Склон холма весь порос медвежьими дудками, там упрятано немало берлог косолапых, недаром же это место называют ещё как Медвежьи холмы. Под корнями вывороченной бурей сосны зияет провал, полускрытый разросшимся кустарником, Режущий Бивень отходит подальше, потому что не хочет разбудить ненароком медведя, пускай себе косолапый засыпает покрепче. Волчица тоже отходит, но медвежья берлога не даёт ей покоя. Шерсть на спине встала дыбом, зубы оскалились – сейчас зарычит. Уж лучше тогда охотник зарычит сам. Режущий Бивень прикладывает ладони ко рту и, что есть сил, издаёт львиный рык. Волчица сразу пугается, отскакивает в сторону, а потом начинает скулить и даже тявкать. Боится.
Режущий Бивень готовит на всякий случай луку. Достаёт отравленную стрелу, ещё одну кладёт рядом с собой на землю. Волчица сердится на берлогу, но медведь уже слышал рык льва, не ответит. Охотник рычит ещё раз по-львиному на все четыре стороны, вызывает Рыжегривого от имени молодого соперника – и вдруг волчица стремглав бросается прочь. Режущий Бивень стремительно оборачивается и тут же направляет луку на цель. Из медвежьей берлоги вылез Рыжегривый, собирался ответить на зов, но, увидев двуногого, растерялся – а Режущий Бивень тем временем натянул тетиву, дзынк… Этот лев никогда не видел охотника… Пегая Грива, подросток. Стрела воткнулась ему в бок, он испуганно рявкнул, будто щенок, сбил тростниковое древко лапой и кинулся наутёк. Напрасно Режущий Бивень схватил копьё. Этому трусу сражаться разве что с росомахами.
Режущий Бивень так возмущён трусостью льва, что даже не сожалеет о своей ошибке. Трусов нужно наказывать. Волчица тоже исчезла, куда-то спряталась. Охотник оглядывается, но нигде не видит её. У него нет возможности искать волчицу. Скоро совсем стемнеет, он должен идти по следу трусливого льва, он должен знать, как быстро подействует его новое оружие и подействует ли вообще.
Охотник спускается по склону. Лев смял много травы. На одном сухом стебле тёмный подтёк, и хотя крови мало, Режущий Бивень очень доволен. Яд гадюки уже должен действовать. Самое позднее, к утру лев будет выглядеть не грознее лисицы. Если яд не повредился от холода. Режущий Бивень бежит по примятой траве, быстро спускается в ложбину, проскакивает снежную плешку на её дне и вдруг замирает, как вкопанный. Он что-то заметил на бегу. В резкой тишине ему становится слышно, как внутри головы звенит необузданный страх. Крадучись, он делает два робких шага назад. И ещё один маленький шаг.
Так и есть. На снежной плеши старательно выдавлен огромный след нелюдя, свежий след, который ещё пахнет. Круглощёкий нелюдь прошёл здесь тогда, когда Режущий Бивень уже поднимался по склону с другой стороны.
Стая львов вряд ли смогла бы напугать охотника сильнее. Даже если б он был без копья. Пучеглазая паника прыгает на его плечи. Он несётся назад, вверх, прытче зайца, сердце его бьётся в пятках. Трещит под ногами сухая трава, сыплются камни, а он помнит только одно.
Подальше, подальше. Скорее, подальше!
****
Её потащили к шаману. Чёрный Мамонт так долго ругался, что она совсем перестала понимать, чего им от неё нужно и что вообще происходит. Ей мерещилось озеро с лебедями, у орущего Чёрного Мамонта вырастал клюв, как у лебедя – и она улыбалась, потому что клювастый Чёрный Мамонт выглядел очень смешным. Он вдруг отдалялся, перескакивал в другой мир и пронзительно верещал, окутанный клочьями тумана среди каких-то пещер, где вся земля испещрена проломами и ямами. У него появились крылья, он громко хлопал ими, кого-то пытаясь напугать… Её, Утреннюю Радугу, хотел он напугать, а она улыбалась.
Шаман надеялся допытаться, где она бродила. А она ведь не помнила, отвечала, что не знает, и Чёрный Мамонт шипел, как рассерженный лебедь. Шаман спрашивал, видела ли она чёрное небо в вонючих дымах, и она соглашалась, что видела. Он спрашивал, видела ли она ещё красное небо – она подтверждала. И про синее подтверждала, и про всё остальное, но никак не могла она понять, чего им всем нужно от неё, почему не могут её отпустить к лесному озеру, где она построит себе шалаш среди пасущихся лошадей.
Шаман окуривал её дымом, другим, не тем, который едва её не задушил, но таким же противным. Шаман твердил заклинания и звонко стучал над её головой кусками якобы железных камней. Делал перед нею круги, выгонял из неё внутренний дым или что-то ещё, а она всё равно видела озеро. По его берегам рос камыш, тёплый ветер нежно баюкал стройные стебли с тёмными початками голов. Они видели сны – и она видела сны вместе с ними. Двое прекрасных людей тесно сплелись в любовных объятиях. Она вторила нежным движениям женщины, вздрагивала вместе с нею, охала и наслаждалась. Её заливало горящим огнём, её тело горело, а где-то снаружи, далеко-далеко, шаман раз за разом твердил свои заклинания. И клювастый Чёрный Мамонт шипел на неё рассерженным лебедем, и она вдруг узнавала в этом лебеде женщину и снова смеялась. Чёрный Мамонт – крылатая женщина с жёлтым клювом.
Они привязали её. Смешно. Она могла без труда сбросить верёвки, она видела их прозрачность и хрупкость, но что-то всё же держало её. Что-то неуловимое для её мыслей. Какой-то зарок.
И опять надоедал Чёрный Мамонт – или как там теперь его звали?.. Он предостерегал. Он говорил, что ей рано обратно рождаться, она совсем не готова, у неё нет никакой силы, она умрёт младенцем. Вот как Игривая Оленуха. Та уже поспешила родиться в своей Атлантиде. И это ошибка. Нельзя делать ошибок. Она смеялась в ответ. Она ведь только хотела покоя. Построить шалаш на берегу тихого озера и видеть чудные сны. Гореть в их страстном огне.
Её снова тащили к шаману. Повторялись расспросы. На этот раз шаман догадался про озеро, кто-то ему подсказал, она не могла отрицать. Она не умела врать в этом мире. Она забыла вообще, что значит врать. А шаман убеждал её, будто сны как раз врут. Она ждала, когда у него вырастет клюв, как у Чёрного Мамонта, однако он оставался таким же, не менялся от собственных слов, и она понемногу прислушивалась. И тогда из неё вышел клубами сизый туман, она кашляла и чихала, а шаман бил её по спине.
Теперь она не могла вспомнить озеро. Что-то мерещилось ей, но такое неясное, что кроме щемящей боли в груди ничего она не ощущала.
Чёрный Мамонт прекратил ругаться и глядел на неё ласково бесклювым взглядом.
Если б он знал, как она его ненавидела!
Чёрный Мамонт не мог забыть Чёрной Ивы. На ту он глядел. Но ведь Чёрную Иву принесли в жертву. Утренней Радуге было больно от его навязчивой памяти. Больно.
Она отворачивалась от них всех. Она видела битву. Странную битву. Зловещую. На узкой высокой скамье с резной спинкой восседал сияющий дух в длинных белых одеждах и простирал руку. Из его руки сыпались молнии и грохотали. Молнии падали в мутную воду, а в той воде стоял лев и гневно скалил страшную пасть. Рядом с ним огромный бык мотал рогатой головой. Ещё в той воде был человек или дух непотребного вида, чёрный, будто обсыпанный пеплом земли, испачканный сажей. У него лицо зубра, огнедышащий лик. И шаманские знаки на груди. Непотребный метался неистово, но не мог побороть грохочущих молний. Возле него могучий орёл хлопал крыльями по воде, бессильный взлететь. За орлом очумело барахталась рыба и шипела кому-то змея, извиваясь. Никто из них не мог сдвинуться с места под ударами молний, и от тщетных усилий над ними поднимался дым. Вода пенилась волнами и бурлила, вливалась своим пленникам в глотки и хлестала бока, будто плетями. Не было им никакого спасения. Они корчились под ударами молний и не могли уклониться от яростных попаданий.
А на берегу собрались обитатели Верхнего мира, много-много бывших людей, новоприбывших душ и разных духов. И над их головами воссевший Воитель в белых одеждах простирал свою руку и говорил громче грохота молний: «Владычествуйте! Над зверями и птицами, над гадами ползучими и рыбами подводными, над деревьями и травами, и над всею землёй и над водами!»
Страх сквозил в лицах смотрящих. Они пугались рычащего льва, и бычьих рогов, и, особенно, чёрного духа. И орла тоже пугались, как он щёлкал своим кривым клювом, и боялись шипящей змеи, и стучащей зубами рыбы. Но молнии сыпались в воду, и дым поднимался над пленниками. Утренняя Радуга слышала, как перешёптывались и перекликались на берегу. «Не нужно просить извинений. Мы их владыки. Пусть знают!»
Она удивлялась таким речам. Будто мальчишки, будто малые дети. Кто позволит им обижать души? Как неправильно они говорят!
И тут молния прогрохотала у неё перед глазами и вспыхнула ослепительно ярко, а потом сделался густой-густой дым. Ничего она больше не видела. Ничего.
Только где-то в дыму уныло ворчал Чёрный Мамонт. Совсем как мальчишка. Его слов она тоже не понимала.
****
Он забился в берлогу льва. Плохое место. Песчаные своды пропитаны трусостью, затхлый воздух мутит рассудок. Ведь у него имеется рассудок, Режущий Бивень верит, что имеется, не весь растрясся во время постыдного бегства. Он собирает воедино по крохам то, что осталось, и постепенно приводит в порядок свои легконогие мысли.
Где-то внизу бродят нелюди. Он не развёл огня, они навряд ли заметят его обычными глазами. Кто станет искать человека в медвежьей берлоге, в которой прятался лев? Но у нелюдей есть ещё третий глаз, скрытный, который видит во тьме так же само, как и при солнечном свете, и даже лучше. Против этого глаза у охотника есть только амулет.
Нелюди – это бывшие люди. Огромные рыжие волосатые люди размером с медведя22
Гигантопитеки
[Закрыть]. Их лица словно составлены из двух полукружий. Они ходят сгорбившись от собственной тяжести, при этом часто опираются на длинные руки. Они не говорят по-людски, не делают копий. Им это не нужно. У них есть колдовство. Любой ребёнок знает, что колдуны и злые шаманы не могут уйти в Верхний мир. Они превращаются в нелюдей и бродят в предгорьях. Срывают травы, ищут ягоды, грибы и плоды на деревьях, а когда нет плодов, то грызут кору или молодые побеги, и заедают сырой землёй. А ещё подбирают падаль. Отбирают добычу у разных зверей. Это страшные существа. Только заговорённое шаманом копьё способно проткнуть нелюдя. Тогда люди отдают его тело волкам. Но все они должны быть в масках и громко называть друг друга ложными именами. Чтобы другой нелюдь не мог разыскать их и отомстить. Ведь достаточно одного взгляда волосатого чудища – и охотник оцепенеет. А его сердце сожмётся в жалкий комочек и лопнет. Никогда нельзя смотреть в глаза нелюдю. Зимой шаман призывает волков, и только те сражаются с волосатыми по ночам. Только волки их не боятся. Если бы к Режущему Бивню вернулась Подруга, тогда он бы не побоялся вылезти из своей норы. Но волчица исчезла. Он мог бы привабить, завыть по-волчьи и позвать её, но его уста никак не размыкаются от страха.
И всё же он складывает левую ладонь дудкой и призывно воет во тьму. Его дрожащий вой скатывается по склону холма в степь, он отделил вой от нелюдей, направил в другую сторону, если только он верно знает, где волчица и где нелюди. Ведь и так колдуны зашли дальше своих исконных мест. Может быть, теперь они со всех сторон, может быть, окружили охотника… Ни за что он не станет выть ещё раз!
Но ему отвечают. Так неожиданно, что он обомлел. Схватил рукой амулет, потому что копьё всё равно бесполезно. Ему ответила волчица, но та ли это волчица – как может он знать?..
Шуршит высокая трава. Кто-то там приближается, не торопится. Замер. Наверное, нелюдь должен быть выше травы. Наверное, от норы всё ещё несёт львом, потому волчица испугалась. Наверное, надо опять подать голос – но Режущий Бивень не может, его язык онемел, набряк и разбух, как прошлогодняя щепка, перекрыл горло, из которого должен вырваться вой. Никогда больше не пойдёт он охотиться на льва. Никогда!
Под утро его усталые веки всё же сомкнулись. Он увидел Чёрную Иву во сне. Она плакала. Он хотел ей помочь, стремился к ней изо всех сил, но почему-то не мог даже пошевелиться. От злости на свою неподвижность он и проснулся.
Его скорченные конечности затекли и одеревенели. Он не чувствует ни своих рук, ни своих ног. Долго-долго шевелит негнущимися пальцами, а потом ползком вылазит из норы и вдыхает полной грудью свежий утренний воздух.
Удивительно, его страх исчез! Он глядит на бескрайнюю степь внизу, ещё укутанную редеющим покрывалом тьмы, разминает получше руки и ноги, и точно так же разминаются и его мысли. Что будет он делать?
Он набирается смелости и спускается в травяные заросли на степном склоне. Он хочет узнать, кто же там прятался ночью.
Подруга выскакивает из травы ему навстречу. Радостный, он всё же журит её: зачем бросила? Ему было трудно без её помощи.
Но теперь она с ним, и он поднимается на самую вершину холма. Откуда ещё сможет он оглядеть степь?
Высоко в светлеющем небе слышится хриплый грай. Режущий Бивень задирает голову и видит кружащую чёрную тучу. Грачи вернулись в степь, совсем как весной, происходит что-то невероятное. Либо синеватые птицы сошли с ума, либо не будет зимы.
Грачи не выглядят сумасшедшими. Деловито садятся на солнечном склоне холма, уже свободном от снега, и пропадают в старой траве, оставляя после себя дикий гвалт. Проголодались, покуда летели. Сильно проголодались. Так едят, аж дерутся.
И Режущий Бивень садится на корточки, только без гвалта. Он хочет обдумать свои дела.
Волчица отправилась на охоту. Задумала изловить желтоклюва в штанах. Крадётся в высокой траве в гущу гвалта, исчезает – и орущее чёрное облако вздымается вверх.
Волчица возвращается со взъерошенной мордой, к её голове пристало перо. Режущий Бивень смеётся:
– Теперь ты как раз в ритуальном уборе. Сможешь вместе со мной справлять праздник Ожившего Солнца. Скоро начнём.
В этих словах есть доля правды, горькой правды. Режущий Бивень никак не успеет вернуться в селение до зимнего праздника, если только он не хочет вернуться с пустыми руками. Где найти ему льва?
Грустно глядит он на полосатую равнину, в низинах белую, на взгорках жёлтую, изъеденную пятнами кустарника. Ему нужно спускаться туда и караулить Рыжегривого, а разве он знает, где караулить. Его сразу обуревают сомнения. Может, не нужен ему вообще Рыжегривый? Зачем?.. Что-то шаман начудил. Ведь нельзя убивать вожаков. Это запрет. Всякий знает. И старейшина рассказывал про великий мор. Он помнит. Почему же не посоветовался он и со старейшиной? Бурый Лис мог бы образумить шамана, и теперь охотнику не пришлось бы нарушать запрет. Почему же он не подумал заранее, почему так легкомысленно поступил, сразу послушавшись шамана? Почему? Но теперь ему поздно сожалеть. Теперь надо делать, раз начал. И ему грустно.
Внизу гепард, пятнистый ветрогон, помчался за газелью. Режущий Бивень забыл свою грусть и снова дивится. Как всё перемешалось! Ведь газели и гепарды зимой исчезают – значит, нет больше зимы… Вот что наделало осеннее затмение. Зима запуталась окончательно и заблудилась. А летом стояла несусветная жара. Всё перепуталось. Перемены грядут. Какие-то перемены.
Цепочка охотников выглядит муравьями на белом снегу. Они вышли в степь для Зимней охоты и разделились. Орлиный отряд движется прямо к Медвежьим холмам, где-то здесь они выроют яму, туда спрячется незапятнанный юноша, яму накроют ветками и травой, привяжут сверху жирного зайца. И когда орёл спустится, юноша снизу схватит его руками. Орла принесут в стойбище, и начнётся праздник. Птицу сытно покормят и выпустят в небо вместе с просьбами к солнцу, по полёту орла шаман расскажет о том, что вскорости ожидает людей.
Режущий Бивень поднимается на ноги. Ему придётся сделать выбор. Он не может вернуться в степь, потому что Орлиный отряд заметит его. Как он выйдет к ним с пустыми руками, что скажет?.. Разве он желторотый юнец? Начал дело – и передумал… Хотя бы когти молодого льва он должен добыть. Тогда в новом ожерелье вернётся он в стойбище вместе с Орлиным отрядом, будет участвовать в празднике, как и все, а потом шаман выяснит, нужно ли снова ему искать Рыжегривого или всё же достаточно Пегого Льва… Ведь нельзя убивать вожаков. Он заменит вожака другим львом.
Эта мысль ему нравится. Зачем убивать вождя львов? Духи его перенаправили. Ведь все знают, что нельзя трогать вожаков и нельзя трогать стариков. Ему опять вспомнился старейшина Бурый Лис, как тот рассказывал о великом море… Да! Он даже не посоветовался со старейшиной, послушал одного шамана, безоговорочно послушал – и это было зря. Теперь он первым делом обратится к старейшине, спросит у того, достаточно ли ему Пегого Льва и неужели он непременно должен добыть Рыжегривого. Разве Пегий не может того заменить?
Однако и Пегого Льва он добыл только в мыслях. Нужно обратно спускаться в ложбину и пробираться по его следу. Режущий Бивень колеблется. Утром при солнечном свете холмы кажутся безопасными и нигде не видать никаких нелюдей. Ему нужно идти, а он не может собраться с духом. Он только пристально смотрит туда, вниз, шагает глазами, тогда как ноги отказываются слушаться чересчур смелых глаз.
Волчица с интересом наблюдает за ним. Конечно, она чувствует его трусливые мысли, охотнику становится стыдно. Он нерешительно делает первый шаг – и волчица радостно бросается вперёд, обгоняет его, зовёт за собой. Теперь он не может уже остановиться.
На дне ложбины волчица неожиданно сворачивает. Уткнув нос в землю, она бежит теперь по следу нелюдя, и напрасно Режущий Бивень пытается её отозвать. Очень быстро она исчезает среди камней. Он опять остаётся один. Незадача.
Наверное, ему нужно и дальше преследовать льва. Нелепо вновь возвращаться. Он немного проходит вперёд, но, почувствовав на спине взгляд, оборачивается. Волчица вынырнула из-за камней и глядит ему вслед. Она машет хвостом и зовёт его за собой. Поворачивается, бежит, останавливается, снова глядит на охотника и зовёт.
И что-то с ним происходит необъяснимое. Забыв всякий страх, он идёт за волчицей по следу нелюдя.
Волосатое тело глыбой лежит за камнями. Нет никаких следов борьбы. Нелюдь пришёл сюда умирать. Ночью, когда Режущий Бивень трепетал в норе, тот был уже мёртв.
Волчица сразу вгрызается в труп, рвёт прочную шкуру. Режущий Бивень поспешно отходит. Пугливо озираясь, извиняется: «Охотник не сделал тебе плохого! Охотник не тронул тебя!» Но даже если душа нелюдя где-то здесь, всё равно человек не может ту увидеть. Режущий Бивень не знает, что происходит с душами нелюдей после смерти. Возвращаются ли они снова в образе колдуна-человека или в звериной шкуре, или же бродят неприкаянными духами. Всё равно в любом случае лучше держаться подальше. Теперь ничто не мешает ему выследить раненого льва. А потом он вернётся за волчицей.
Тяжело карабкаться вверх-вниз, взбираться и спускаться. Он изрядно вспотел, покуда заметил падальщика. Чёрный гриф клевал что-то жёлтое, и Режущий Бивень заторопился.
Он аккуратно вытащил из раны наконечник при помощи двух камушков, не прикасаясь пальцами. Очень удачно попала стрела, наконечник совсем не обломился, и Режущий Бивень отнёс его на ночь в снег, чтобы очистить от скверны смерти. Рядом он поместил лоскут львиной шкуры, который специально отрезал заранее. Теперь он мог заняться и самой жертвой.
Он не решился зажарить сердце трусливого льва. От такого сердца не будет проку. Печень могла впитать яд, потому что отравленная стрела вонзилась недалеко от неё. Охотник вырезал печень вместе с отравленным мясом вокруг раны и затолкал под большой камень, чтобы Чёрный Гриф не погиб почём зря. Себе на еду он отрезал уши и лапу. А пока жарилось мясо, вырезал когти и выбил клыки. Клыки, как и следовало ожидать, оказались недозрелыми, совсем небольшими. Но других не было, и Режущий Бивень всё же решил забрать эти. Авось Кривой Хребет не станет усмехаться… хотя, какое ему дело до усмешек Кривого Хребта. Лев остаётся львом, Режущий Бивень добыл себе клыки льва – и пускай кто-нибудь другой добудет хотя бы такие же… Он неторопливо поел, и пришло время подыскивать место для ночлега, потому что солнце уже опускалось за вершину холма, стало быстро смеркаться.
Режущий Бивень хорошо знал эти места. Юношей, как и все, именно здесь проходил он посвящение. И теперь, прихватив с собой шершавый язык льва для дара предкам, направился к Священной пещере.
****
У шамана без перемен. Ничего нового не узнал. Камлать – не камлал, не было повода. Сон приснился невнятный, безо всяких подсказок.
Шаман вышел в степь. Тут зима идёт на попятную. Снег осел, тает. Скора вся земля будет в лужах. И на небе много дождевых туч. Странным это кажется шаману. Скоро день Павшего Солнца, всегда был разгар зимы в эту пору, но теперь, похоже, начинаются перемены. И это тревожно. Начинаются перемены почти безобидно, а как закончатся – знамо дело, бедой закончатся. Огромной бедой, к которой шаман всё ещё не готов. И людей своих не готовит.
Он ищет в небе стервятника. Хочет узнать, как там Режущий Бивень. Всё ещё ищет главного льва или уже надоело? Но в хмуром небе не видно стервятника. Никаких птиц не видно, даже ворон. Все попрятались от шамана. Не хотят иметь дело со стариком. Потому что тот обленился. Потому что… Но шаман много себя не ругает. Незачем. Не поможет такое. Только последние силы растратишь. Он долго глядит в сторону полуденного небосклона, где-то там должен быть Режущий Бивень, где-то там ему нужно что-нибудь такое заметить, что сможет подсказать или хотя бы навести на подсказку. Но там нет ничего такого. И шаман чешет голову над правым ухом. Никаких вестей.
Однако он догадался. Всё дело в мамонте. В павшем мамонте. Вся степная живность теперь там. Потому и нет в небе стервятника. Бросил тот Режущего Бивня. Павший мамонт куда интереснее. Небось, львы уже разодрали крепкую шкуру и теперь есть, чем поживиться и Белому Стервятнику. Рыжегривый тоже должен быть там. Объелся и спит где-нибудь неподалёку. Забыли все про Режущего Бивня. Никому тот неинтересен. Ну его! Шаману тоже он больше не интересен. Беспутно где-нибудь бродит. Пусть бродит.
У шамана есть ещё Маковый Лепесток. Про эту девочку ему тоже надо бы всё знать. Еохор решил теперь поискать Макового Лепестка, посмотреть, чем та занята. Для этого ему надо вернуться в стойбище.
В стойбище детей меньше, чем в прошлые дни. Погода, наверное, не нравится. Снежки уже радостно не катают. Снег стал слишком липкий, мокрый, тяжёлый. Потому дети ищут себе другие занятия. Мальчишки куда-то ушли, а девчонки – вот, трёх подружек Еохор заметил, Маковый Лепесток как раз посередине, о чём-то шушукаются. Шаману хочется подойти поближе, послушать, о чём те шушукаются, хотя какой ему может быть прок от детского шушуканья?.. Так, раз ничего другого нет, хотя бы детей послушает. Неспешно шаман приближается, идёт своей обычной походкой, покряхтывает, но подружки его уже загодя заметили и сразу смолкли. Как будто есть какие-то тайны. Как будто о самом шамане говорили. Косятся все трое. В сторону шамана косятся. Смешки раздались. Подружки подсмеиваются, а Маковый Лепесток смутилась. Грозно глянула на шамана, хочет, чтоб тот убирался, потому что её уже дразнят из-за него. Даже дети противодействуют шаману. Все против него. Ну как ему быть! Однако шаман вдруг улыбается. Подружки дразнят Макового Лепестка, что шаман неравнодушен к ней, как мужчина к женщине. Старику Еохору даже приятно, что кто-то ещё допускает такую возможность, кто-то ещё видит в нём мужчину, способного интересоваться женщинами и даже совсем молодыми женщинами, даже будущими женщинами. Улыбается шаман, а эти трое восприняли его улыбку как подтверждение, две подружки ещё громче прыснули смехом, а у Макового Лепестка глаза засверкали как молнии. Шаману впору самому рассмеяться. Какие страсти недетские! Но он не хочет их больше дразнить. Свернул в сторону и прошёл мимо. Вот будет теперь подружкам о чём посудачить. А о том, что нужно шаману, всё равно уже не вспомнят. Самому ему нужно как-то допытываться. Самому.
