Текст книги "Первостепь"

Автор книги: Геннадий Падаманс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 52 страниц)

Утренний туман рассеялся, показалось солнце, скоро небо наполнится крылатыми падальщиками. Рыжегривый не мог им оставить тело подруги. Ни им, ни проклятым гиенам. Нет, её сила должна остаться с ним и только с ним. Он будет её охранять.

Весь день он лежал рядом с пахнущим телом. Привычным телом, пахнущим чужим. Всё больше и больше чужим. Всё получилось так, как он хотел. Вся неистраченная мочь подруги растворилась в вечернем воздухе и спокойно ушла. Ушла на охоту в другие угодья. Вместе с ней, с этой силой, ушла и грусть льва. Только ярость осталась. Сильная ярость. Теперь, с этой яростью, он был непобедим. Он готов был сразиться даже со скалами, если посмеют перечить ему. Но для начала готовился к встрече с гиенами.

****

Шаман, кажется, заблудился. На тёмном небе не было ни одной звёздочки, заунывный дождь моросил непрерывно, тьма стояла такая, что хоть глаз выколи, а Еохор всё плутал по чапыжнику. Казалось, эти кривые сосенки просто дразнили его, казалось, он кружится на одном месте, казалось… много чего ему казалось. Ему даже начало казаться, что в его заплечном мешке сидит мышь. Как она туда попала, невозможно было объяснить, но в мешке что-то шуршало и стукало, что-то двигалось. Еохор, однако, терпел. Некогда было ему разбираться ещё и с мешком. Первым делом он хотел разобраться с чапыжником, добраться до его края, подняться на косогор и очутиться, наконец, в степи. Но не видно было никакого косогора, ничего вообще не было видно, одна только тьма да мрачные кустики и деревца, на каждом шагу выраставшие из этой тьмы. Они вырастали так внезапно, что шаман постоянно на них натыкался и, наверное, уже исцарапался в кровь. Но до этого ему тоже не было дела, до царапин не было дела. Очень уж он хотел поскорее выбраться. Да не получалось.

А тут ещё что-то новое приключилось с мешком. Мешок стал тяжелеть на каждом шагу. Наверное, шаман очень сильно устал. Ему уже казалось, что в мешке за плечами не несколько камней, а целая груда. Две груды… Три… Еохор тяжко вздохнул и остановился. Не донесёт он такой тяжёлый мешок, ни за что не донесёт. Он сбросил мешок на землю, тот сильно брякнул, а сам Еохор хотел присесть куда попало, потому что ноги уже не держали, но тут он заметил, что его мешок светится. Еохор от изумления отступил на шаг назад и уткнулся спиной во что-то твёрдое. Но он глядел вперёд. Мешок светился бледным синеватым светом. Вокруг стояла кромешная тьма, совершенно ничего невозможно было разглядеть, кроме мешка. Этот сам себя освещал. Как какой-нибудь факел, только уж очень-очень странный. «Много же силы было у Нигрена», – подумал Еохор как будто даже с завистью. Но зря он вспомнил прежнего шамана. О чём-то другом нужно было бы поминать. А теперь… теперь мешок светился всё ярче, его призрачный свет просто завораживал, и шаман не мог отвести глаз. Уже целый столп синего света клубился, а всё остальное исчезло: дождь, тьма, чапыжник. В синем свете вдруг появился… крылатый змей, большой такой змей, невиданный, с крыльями сзади. Этот змей раскрыл пасть – и полыхнул огнём. Пламя обдало шамана с ног до головы, и Еохор просто оцепенел от испуга. Потом змей полыхнул ещё раз, потом снова, шаман был весь в огне, его поливало огнём, как прежде дождём, но вдруг он обнаружил странную вещь. Этот огонь вовсе не обжигал. Как только шаман это заметил, ему сразу же стало легче. Испуг исчез. Ему даже как будто нравилось купаться в огне. Так это было невиданно, так необычно, как мгновенный сон, как… Но нельзя было думать о постороннем. Как только шаман отвлёкся от необжигающего огня и стал думать о чём-то ещё, так сразу всё изменилось. Дракон как будто нырнул назад в мешок, а вместо него сам собой появился большущий лев. Еохор снова почувствовал испуг. Уж очень огромен был этот лев. Особенно клыки. Верхние клыки никак не помещались в его пасти и далеко выступали наружу. С этих клыков что-то капало, кровь капала, кровь мамонта, с такими огромными клыками охотиться только на мамонта, – подумал Еохор, и тут клыкастый лев зарычал. Его рёв был как сразу все громы вместе. Казалось, земля зашаталась от рёва, казалось, что небо сейчас расколется и рухнет на голову шаману. Удивительно, как сам Еохор не рухнул. Его било громом, ему было больно, он чувствовал, как его бьёт этот рык, бьёт по всему телу, сжимает тисками, трясёт, проходит вовнутрь и парализует. У него всё парализовало, он больше не знал ничего, он видел только какую-то полосатую спину, но даже не знал, что это спина, спина льва, ничего он не знал, весь в гром погрузился, как в омут нырнул, нырнул и утоп. А потом… потом появилась Большая Бобриха, он даже не удивился, зачем она тут, просто где-то о нём беспокоились. Он всё понимал: льву нужна пища, лев требует жертвы, лев хочет съесть Большую Бобриху. Испуг сразу прошёл. Куда тут пугаться, когда могут обидеть жену. Еохор не согласился. Он ответил льву: «Нет. Другую бери, помоложе, из-за которой все спорят». И правильно сделал. Лев принял ответ. Опять выползла тьма, и синий столп блистал в центре, а в этом столпе… там была птица, огромная птица с длиннющим клювом и со странными длинными крыльями. Когтистыми крыльями. Крылья с когтями махали и гнали синий туман на шамана. Его обдавало клубами синего света, как клубами дыма, он будто купался в этом дыму, ему, кажется, даже было щекотно. А птица махала когтистыми крыльями, махала и махала, длинный клюв щёлкал, подобно шаманской трещотке или вместо неё, а шаман стал различать в дыму видение. Он увидел молодую женщину из его племени и ещё увидел юношу, который приносил ему кроликов. Но теперь этот юноша отдавал нечто женщине, а та… та высыпала это себе в рот. «Шаманское зелье украли», – подумал Еохор. Так вот кто пытался похитить его силу… А он подозревал Большую Бобриху. Шаман даже хочет как будто бы засмеяться, но видит, что те двое, похитившие, уже мертвы. И третья тоже мертва. Из-за которой раздор. Горит на костре. Это меняет дело. Теперь шаману смеяться не хочется. Но птица исчезла. Остался один синий столп, а ещё ночь, кромешная ночь вокруг, чапыжник и, кажется, дождь. Хотя, шаман вдруг обнаружил, что дождь прекратился и даже тьма как будто бы стала слабеть. Шаман вроде бы даже обрадовался. Он хорошо себя чувствовал, ему не было страшно, он видел таких монстров, но ему не было страшно, он вспоминал их без боязни. «Наверное, надо идти», – подумал шаман. Подумал – и тут же осёкся. Он вдруг сообразил, что просто не поднимет свой мешок. Как он возьмёт его, он не сможет, ему надо вернуть не своё. Надо вернуть. Иначе будет как с теми, кто украл его зелье. Он сам не может украсть.

Еохор глянул по сторонам. Он стал различать в темноте. Он быстро заметил помост Нигрена. Тот был совсем рядом. Вот как он ходил, – подумал Еохор, – кругами ходил, словно верёвкой привязан к помосту, верёвку натянешь – и всё. Не отпустит его никуда, покуда он не исправит содеянного, хоть всю жизнь так будет ходить… на верёвке, на привязи.

Еохор направился к помосту, заметил сваленную стойку, им же и сваленную, теперь он её поднял и стал прилаживать назад, на её положенное место. Как будто бы получилось. Стойка упёрлась в помост, шаман поднажал, настил наверху закряхтел, но выправился, перекос исчез, всё стало как раньше. «Ну вот, хорошо», – подумал Еохор и теперь пошёл за мешком. Мешок уже не светился, зато и не был тяжёлым, Еохор легко его поднял и перенёс к помосту. Там развязал и с некоторой боязнью стал доставать назад принадлежавшее Нигрену. Сначала достал камень. Причём Еохор даже подумал, этот ли камень упал последним. Ему показалось, что именно этот. Тогда он примерился и швырнул камень назад, на помост. Шаман не промахнулся, камень вернулся на своё место, а Еохор достал следующий. Опять примерился, швырнул этот – но камень вдруг перелетел настил и упал на землю с другой стороны. «Эх, перепутал», – покачал головой Еохор и пошёл подбирать упавший камень. Подобрал, вернулся к мешку, достал из мешка третий камень, который должен был быть средним, примерился этим камнем, швырнул – и попал. После этого шаман так же само забросил перепутанный камень, а потом достал кость и забросил её тоже. «Вот, Нигрен Глотающий Кость, Еохор вернул принадлежащее Нигрену и просит прощения за беспокойство», – громко произнёс шаман, потом почему-то хлопнул в ладоши, трижды с расстановкой хлопнул и поднял голову к небу.

Серое тёмное небо выглядело спокойным. Молния не сверкнула, гром не загремел, даже дождь не закапал. Стояла полная тишина. «Нигрен простил Еохора, – подумал шаман, – Нигрен не держит зла. Пора возвращаться».

И теперь Еохор пошёл назад. Ещё не рассвело, но уже близилось утро. Тьма не была такой беспросветной. Шаман видел, куда ступать, и знал своё направление. Знал и не сомневался, что выберется. Однако былая усталость быстро вернулась назад. Еохор вдруг вспомнил, что всю ночь не спал, и прошлую ночь он тоже не спал, потому что пытался камлать. Ещё он вспомнил, как долго не ел. Потом вспомнил, как долго шёл. Шёл и шёл. Без передышки. Всё это вспомнил шаман и почувствовал, что нуждается в отдыхе. Так остро почувствовал, что ноги стали заплетаться от усталости. А затем и вовсе подкосились. Шаман просто рухнул на сырую землю и тут же погрузился в тёмную пещеру сна.

Однако в этой пещере кто-то был ещё. Еохор вдруг узнал Нигрена. Приземистый, широкоскулый, волосы на лбу коротко обрезаны, глаза… сердитые глаза у Нигрена.

– У его людей беда, а он тут разлёгся, – Нигрен осуждает земного шамана, и Еохор спешит оправдаться:

– Что эти люди? Они же всё сами хотят. Всё сами умеют. Не доверяют шаману. По-своему хотят жить.

Но Нигрен всё равно его осуждает, у Нигрена такое строгое лицо, глаза как будто колют, упрёками колют, без слов понятно, что Нигрен недоволен, зачем Еохор оставил людей. Еохор вдруг понимает, что прежний шаман прав. У людей беда, а долг шамана – помогать людям. Его, Еохора, долг – помогать. А не спать. Он должен проснуться. Немедленно.

Он и просыпается, как захотел. Как раз светает. Как раз пора в путь. Покряхтывая, Еохор поднялся и неожиданно быстро пошёл.

Долгий путь у него. Надо спешить. Он вдруг на ходу запел песню. Свою шаманскую песню, которую никто другой не должен слышать. И в этой песне появились новые слова. Про то, как он получил ещё себе силу. Про то, как снова готов защищать всех людей. Даже если они того не хотят. Всё равно. Потому что он настоящий шаман. Потому что он служит Духу.

****

По реке стелется густой туман, оба берега стыдливо укрылись в непроницаемой дымке. Режущий Бивень гребёт наугад.

Ни звука. Он до боли в ушах вслушивается, вдруг впереди раздадутся всплески весла, звонкие голоса женщин, их радостный смех… Тишина.

Тишина понемногу успокаивает. Режущий Бивень пытается отвлечься от своих тревожных ожиданий, чтобы «не печь тревогу», как, наверное, мог бы сказать ему шаман. Он даже чуть улыбается, вспоминая шамана – да, тот бы сейчас ему наговорил с три короба или даже и больше. Но тут он вспоминает странные слова Соснового Корня, «пропал наш шаман», и тревога опять возвращается. А куда же девался шаман? Что ещё и это значит? Неужто и шаман отправился с женщинами по орехи? Режущий Бивень вдруг улыбается. Старик Еохор, помнится, интересовался одной девочкой, розовощёкой Маковым Лепестком. Отправилась ли та по орехи? И если отправилась, то, может быть, и шаман тогда за ней следом?.. Режущий Бивень продолжает улыбаться. Слишком уж невероятное он тут навыдумывал. Однако кто знает?.. Кто знает?

На лесном берегу вошёл в воду медведь. Поплыл. Интересно, – думает Режущий Бивень, – ведь он ещё помнит, когда он был совсем маленьким, на лесном берегу не было леса, а только кусты да редкие дуплистые деревья. Лес вырос вместе с ним, они ровесники. Значит, лес должен ему помогать. Наверное, должен. Но, как он ни вслушивается, никаких звуков нет, ничего. Только туман. И его мысли опять виляют куда-то в сторону. Когда-то на лесном берегу была тоже привычная степь, старики об этом рассказывали, что так было во времена их дедов. И по необъятной степи бродили мамонты, повсюду бродили зимой, а летом оставались на одном месте. А теперь остался только Мудрый Лоб с детёнышем и почему-то вспомнился Режущему Бивню. Охотник представил, как тому одиноко, и его сердце сочувственно сжалось. Но, может быть, дух одинокого мамонта, устав от тоски, призовёт братьев из далёкой тундры или из настоящей степи, из такой, какой она была раньше, до перемен. Может быть. Но ведь может быть и по-другому. Скорее всего. Когда у Режущего Бивня будет уже внук, лес, наверное, полностью вырастет и на степной стороне. И тогда племя уйдёт вслед за степными зверями на восход солнца. Или останется жить в лесу, подобно лесным людям. В лесу не будет мамонтов, потому что их длинная шерсть путается в ветвях. Но ведь плохо без мамонтов. Плохо.

Но плохо Режущему Бивню сейчас по-всякому. Опять подскочила тревога, вспомнился сон. Даже больно думать об этом. В самом деле, виски будто сдавливает колодками, больно его голове, очень больно. «Не порождай боль, Режущий Бивень, не порождай боль», – шепчет он сам себе. И вроде становится легче.

Туман стал редеть, над головой проклюнулось небо, а по правую руку прояснилась тёмная стена. Режущий Бивень взял ближе к лесному берегу. Правильно говорил Крепкий Дуб – даже утренних птиц не слыхать. Но вот вышел лось с огромными рогами, поедатель мухоморов. Эх, Режущий Бивень сам бы сейчас съел мухомор. Чтобы всё отпустило. Чтобы стало легко в голове и зашумело приятно... Но не шумит. Однако лоси ещё любят молодые побеги ивы. Он тоже любит свою Иву, и… не хочет ли лось хоть что-нибудь подсказать? Лось вошёл в воду, глядит в уплывающий кверху туман, принюхивается. Режущий Бивень замер в своей долблёнке, положил весло. Сейчас течение поднесёт его поближе, и он сможет достать копьём бурый бок рогача. Вот только ему не нужно мясо, он вовсе не охотится. Нет, он ищет жену. И пока безуспешно. Лось ему не поможет. Лось, так и не заметив наблюдателя, пошёл на глубину и проплыл прямо перед лодкой. Надоело цепляться рогами за ветки, плывёт в гости к степным львам накануне осенних боёв. Режущий Бивень даже доволен: пускай плывёт, у людей хватит копий и для лося.

Теперь он отвлёкся в своих думах на лосей. Интересно у них. Не только лоси бьются за лосих, но бывает и наоборот. Когда сами лосихи бьются за рогача. Тот выроет копытом ямку, помочится туда, а все лосихи хотят покрыть эту ямку и вываляться в смачном запахе рогача. У людей такого нет. Ни у кого такого нет. Зато у людей есть оргии.

Пара голодных чёрных бакланов с криком проносится над самой водой, дубася крыльями по её глади. Оглушённая рыбина оказывается в клюве баклана, рыболов поднимается вверх со своею добычей – и тут же его атакует белохвостый орлан. Пойманный бакланом голавль падает обратно в воду, но орлан подбирает его на лету, одним взмахом лапы. Баклану придётся охотиться снова. Орлан с добытой едой удаляется влево, летит точно на закат, и это не очень хороший знак. Режущий Бивень опять успевает расстроиться – и орлан, будто внемля человеческим страхам, разворачивается в воздухе и летит теперь в правильном направлении. Забавный шутник.

Река делает поворот. Течение совсем замедлилось, необходимо грести. Туман рассеялся, уже отчётливо видны оба берега, и сейчас за поворотом Режущий Бивень увидит плоты женщин, подплывёт под их насмешливыми взглядами и спросит у Чёрной Ивы: «Как дела?» Вот сейчас… Вот ещё чуть-чуть.

Но за поворотом на воде не видно никаких плотов. И на берегу не заметно следов орешниц, хотя Режущий Бивень подплыл вплотную и тщательно изучает прибрежную растительность. Ни одной сломанной ветки, ни пучка примятой травы. След рыси. Приходила на водопой… Нет, уплыла на другой берег – и Режущий Бивень впервые задумывается: почему все звери плывут на степной берег? Что такого страшного в лесу, что их гонит?..

Тишина. Закаркала ворона. Лесная ворона каркает по-другому, Режущий Бивень не может понять её речь. Она кого-то увидела, но того, кто ей не опасен. Может быть, женщин с орехами, может быть…

Он перестаёт грести и напряжённо всматривается в прибрежные заросли. Нет, женщин там нет. Но кто-то всё же есть. Смутное беспокойство вдруг холодит грудь, он делает несколько гребков подальше от берега – и, кажется, правильно. Из зарослей появляется лесной человек. Его лицо раскрашено боевыми полосами, красными вдоль и чёрными поперёк. Здесь нечего делать лесному племени, на веку Режущего Бивня этот берег был необитаем, хотя все знали, что глубоко в лесах охотятся лесные люди. Значит, они пришли сюда вслед за лесом. Но… Но… У Режущего Бивня вдруг возникает стойкое ощущение, будто он где-то видел уже этого человека. Как будто они знакомы. Но как такое может быть? Режущий Бивень не знает намерений чужака, но ему интересно, он поражён, он делает гребок навстречу, он вроде бы собирается выйти на берег, ведь никогда на его памяти степные люди не встречались с лесными людьми, а теперь встретятся. Однако Режущий Бивень не сильно гребёт, не торопится. А чуть дальше расстояния броска стал и вовсе замедлять веслом свою лодку. Ведь лицо лесняка раскрашено по-боевому, в этом нет сомнений. И много тревожного произошло, женщины пропали, а лесняк наверняка что-то знает про женщин, про Чёрную Иву. Выведать как-то нужно.

Лодка Режущего Бивня остановилась, дальше к берегу не движется, потому что дальше уже копьё долетит, а намерения лесняка всё ещё непонятны. У того в руках дротик, чужеземец держит своё оружие как-то странно, у живота. В другой руке стоймя кривая палка. Тоже что-то знакомое… Он смешно направил свой дротик в сторону Режущего Бивня, будто всерьёз хочет метнуть животом.. Но в таком положении невозможно сильно метнуть, очень короткий будет размах, даже с металкой его дротик не опасен – но дротик вдруг с шумом летит очень быстро и прямо в грудь. Режущий Бивень успевает пригнуться, но невероятно быстрый снаряд протыкает его плечо. Лесной человек выхватывает из-за спины новый дротик, Режущий Бивень падает на дно лодки – и дротик свистя пролетает над ним. Он тут же вскакивает, делает два гребка в сторону – и снова падает, потому что уже свистит новый дротик. Эти дротики наверняка начинены колдовством. Иначе не могут они лететь так далеко. Режущий Бивень вырывает коварный предмет из своего правого плеча. Дротик короткий, вроде стрелы для охоты на птиц, и наконечник его снабжён шипом, вырывается назад с большим куском мяса. Но Режущий Бивень не замечает боли, он спешит осмотреть остриё. Остриё обильно смазано ядом или колдовским зельем. Режущий Бивень умрёт.

Лесной человек вошёл в воду, хочет всё же достать его своим дротиком ещё раз, раненый охотник залёг на дно лодки, прикинулся мёртвым. Если услышит всплески подплывающего врага, тогда он вскочит и ударит копьём. Но пока лучше побыть мертвецом.

Тишина. Режущий Бивень смотрит вверх, в небо, пытаясь понять, куда течение несёт его лодку. Если к берегу, тогда он обречён. Но у него есть надежда. Река как раз заканчивает поворот вправо и, судя по небу, его несёт через реку, от вражьего берега. Но он должен приподняться и немедленно высосать дурную кровь из раны, потому что перед глазами уже забегали огненные круги. И он поднимается. И бросает взгляд на берег. Да, течение помогает ему, но очень медленно. Враг идёт следом по берегу и опять пускает свой дротик, а Режущий Бивень не может увернуться, нет сил. Дротик падает в воду позади лодки, судьба пощадила охотника; левой рукой он поднимает копьё, острым наконечником ковыряет рану, чтобы кровь хлестала ручьём. В борт лодки втыкается новый дротик, наконечник выходит насквозь. Режущий Бивень не может не удивиться ещё раз: как сильно летят эти дротики, нечеловечески сильно. Он опять залегает на дно, но не перестаёт мять рану левой рукой, выдавливая кровь. На дне лодки собралась красная лужица с тошнотворным запахом. Режущий Бивень кусает плечо зубами, втягивает ртом густую солёную жидкость, сплёвывает. Ещё раз. Ещё…

В борт втыкается очередной дротик. Как только не жалко их лесному человеку, таких прекрасных дротиков? Режущему Бивню вдруг становится весело, потому что он понял, что лесной человек не такой уж хороший охотник. Нервный и не сдержанный, как женщина. Слабый воин. И вся его сила в одних этих дротиках. Да, только в этих дротиках. Нужно лишь разгадать их секрет. И с этим врагом можно справиться.

Круги перед глазами чернеют, вихрятся – и лопаются полной тьмой.

****

Ветер невыносимо громко свистит в ушах. Режущий Бивень, лёгкий и маленький, как летучая мышь, несётся, подхваченный вихрем, сквозь тёмную пещеру. Его крутит и швыряет на стены, бросает вверх-вниз. А потом всё смолкает.

Он пробуждается в какой-то крытой шкурами лачуге. Возможно, он здесь когда-то уже бывал. Он отодвигает входной полог и выглядывает наружу.

Лачуга стоит на самой вершине огромной лысой горы. Небо серое, земля покрыта низкой вялой травой. Это тундра.

Огромный бурый медведь взбирается на гору. Режущий Бивень прячется обратно в лачугу, ему боязно, с таким большущим медведем ему никак не совладать.

А медведь уже бродит вокруг его убежища, принюхивается. Режущий Бивень вдруг понимает, что медведь пришёл специально к нему.

И тогда он выходит.

Медведь встаёт на задние лапы, рычит. Справиться с ним невозможно, но Режущему Бивню отступать некуда. Он подбирает с земли небольшой круглый камень и крепко сжимает в руке. Медведь идёт на него, распахнув свои железные объятья, сейчас сожмёт – и тогда из охотника потечёт сок, как из раздавленной ягоды. Режущий Бивень бьёт своим камнем по медвежьей морде, и его противник со страшным воем оседает. Зверь ревёт долго, но Режущий Бивень не сходит с места, стоит как стоял – и медведь утихает.

Режущий Бивень командует: «Отведи меня к Чёрной Иве!»

Медведь движется вниз, под гору, переваливаясь с лапы на лапу. Режущий Бивень следует за ним.

Тундра на склонах горы пустынна. Однако если специально не всматриваться, краем глаза можно почувствовать тени, много теней. Волосатые мамонты, волосатые люди, бело-чёрные лисы, олени, волки, быки. Режущий Бивень видит их мельком, боковым зрением, и никогда не глядит пристально. Потому что тогда и они станут глазеть на него, обнаружат. И он пропал. Он это знает.

Широкая река преграждает путь. Медведь входит в воду, и Режущий Бивень, не колеблясь, тоже. Они плывут через реку. Вода попадает в рот, она горькая на вкус. На середине потока их накрывает туман, и Режущий Бивень теряет из виду своего проводника. Но тот где-то рядом, его присутствие ощущается, только теперь он невидим. Туман рассасывается, показался лесистый берег; Режущий Бивень спокойно доплывает до берега и выходит из воды.

Теперь вокруг него лес. Стройные сосны. Он как будто знает, куда нужно идти. В лесу вырублена просека, или это медведь повалил деревья, как бы там ни было, Режущий Бивень шагает по просеке.

Мимо проносятся духи. Жужжат как потревоженные осы. Они похожи на светящиеся пальцы или просто горящие палочки, палочки-светлячки. Но стоит к какому-нибудь приглядеться, и он тут же меняет свой облик, будто красуется. Один превратился в уродца с дубинкой на голове, другой теперь выглядит как ворона с лисьей мордой. Ещё один стал драконом с огнедышащей пастью. Дракончиком. Лучше на них не глядеть.

Духи его не трогают. Только противно жужжат. Должно быть, медведь охраняет его. Но он уже вышел из леса, перед ним раскинулась степь. Привычная степь. Он сразу возрадовался. Здесь так красиво. Порхают с пением птицы, гудят стрекозы, машут узорными крыльями бабочки. Душистые травы колышутся ветром, цветут весенние цветы, маки, фиалки, тюльпаны, много-много цветов. Особенно красных маков.

Посреди степи высится дерево. Преогромное дерево. Его сверкающая крона уходит в небо и теряется в вышине. А внизу, под корнями, толпятся люди. Много людей.

Режущий Бивень остановился. Эти люди, пыльные и усталые, не должны до него дотрагиваться. Он не может идти дальше, он не может позволить тем людям прикоснуться к себе.

Но там Чёрная Ива.

Она сидит на траве у могучих корней. Вокруг неё тучи людей самых разных племён, незнакомых. Чёрная Ива выглядит очень печальной, она сильно расстроена. Чёрный Мамонт тоже где-то здесь, но Режущий Бивень не хочет его примечать. Он неотрывно следит за женой. Она будто плачет.

Но вот Чёрная Ива подняла очи. Их взгляды встретились. Она сразу встаёт и идёт к нему своей лёгкой воздушной походкой. Она так же прекрасна, как и всегда. Она останавливается, не дойдя трёх шагов, эти шаги должен сделать сам Режущий Бивень, она протягивает руки навстречу. В её тёмных глазах застыла мольба.

Он должен спросить: «Как твои дела?» Он как будто и спрашивает, но безмолвно. Нужно приблизиться. Он делает шаг. И ещё один, совсем робкий. И как будто заносит ногу и для последнего шага, но замирает на месте. Чёрная Ива тянет руки к нему, свои нежные руки… Но он недвижим. Они смотрят друг другу в глаза, протяжно смотрят, а потом их взгляды расходятся. И Режущий Бивень, не раскрывая рта, говорит мягким голосом:

«Чёрная Ива! Мне пора возвращаться. Шаман найдёт твою душу и вдует в соломенную куклу. Мы проводим тебя как полагается. И ты будешь свободна. Ты уйдёшь в Верхний мир. Там найду тебя».

Она отдёргивает руки. Как от огня.

****

Он видит небо. Волнистое серое небо. Бледное солнце из-за облачного укрытия разглядывает его лицо. И его рану.

Дурной запах скопился над головой. Тошнотворный. Лодка залита кровью, его собственной кровью, которая пахнет иначе, чем пахла кровь его жертв.

Лодку вынесло на пологий песчаный берег. Судя по солнцу, уже давно за полдень.

Режущий Бивень вылазит из лодки и, пошатываясь, входит по колено в воду. Постояв для равновесия, он осматривает далёкий противоположный берег. Ничего подозрительного невозможно заметить, зелёная стена леса выглядит как всегда, разве что запестрела осенними красками. Лесные люди, конечно, не столь глупы, чтобы дымить или как-нибудь по-другому выдать своё присутствие. Речная гладь подёрнута лёгкой рябью, кроме редких рыбьих всплесков ничто её не тревожит.

Режущий Бивень заходит поглубже и приседает в прохладную воду, чтобы смыть следы крови. Он трёт ноги и спину здоровой рукой, аккуратно омывает правое плечо.

В правом плече мясо выдрано до кости и зияет зловещая рана, из которой всё ещё сочится кровь. Водой её не остановишь. Рука выше локтя превратилась в дубовую чурку с багровым дуплом.

Режущий Бивень выходит на берег. Его голова работает с перебоями, то и дело береговые кусты расплываются перед глазами, в висках сильно стучит. Только растения могут ему помочь. Если откликнутся на его поиски.

Ему чудится мамонт. Огромный тихий мамонт с зияющей раной в боку. Мамонт зашёл в воду. Собрал хоботом тину и сделал нашлёпку на свою рану. Мамонт так сделал, раненый мамонт, и он тоже должен, ему тоже надо – но нет больше мамонта перед глазами, ничего нет, всё уплыло куда-то и тихо жужжит.

Сизая муха вьётся над раной. Лазутчик злых духов, входящих внутрь и вырывающих души. Муха озверело жужжит, и стук в голове откликается на жужжание, они слились. Но у Режущего Бивня есть дух-хранитель. Он не покидает его, потому что охотник сразу же замечает рыжую траву, которая охотится на мух и которая может высосать злого духа из раны.

Это росянка. Её глянцевые блестящие листики, покрытые вечной росой, усеяны жгучими волосками. Из росянки делают священную краску, цвета которой пугаются злые духи. Режущий Бивень просит росянку о помощи, шепчет, что никогда не забудет её. Росянка согласна помочь, гнева ничем не выказывает, и охотник рвёт листики и прижимает к ране.

Рана вспыхивает огненной болью. Но эта боль изгонит злых духов и убьёт колдовство. Прижав липучие листики к ране здоровой рукой, Режущий Бивень ищет новых помощников.

Теперь он находит кислицу. Нежные зелёные листики похожи на детские сердечки. Из этих листиков тоже делают краску против злых духов. Иногда они могут вывести порчу и яд. И Режущий Бивень, встав на колени, словно ребёнок, рвёт губами кислые листики и жуёт, мысленно умоляя о помощи. Он не помнит сопутствующих заклинаний, но добрая трава не отвергает его.

Как будто становится лучше. Он поднимается на ноги и оглядывает пологий берег. Лучше всего, если б он смог заметить где-нибудь муравейник. Тогда бы он отрезал кусок шкуры и сунул бы туда, повертел. Пропитавшаяся муравьиным духом шкура исцелила бы его рану, потому что у крохотных муравьёв огромная сила, настоящая сила, но разве строят они свои муравейники на берегу? Не строят. Значит, муравьиный дух не поможет охотнику. Сейчас – не поможет. И осы тоже не помогут, осиных гнёзд на берегу тоже нет.

Присосавшиеся, как пиявки, листья росянки перестали стрекать, отдали своё. Они набрякли от крови, но всё равно сами не отстают. Режущему Бивню приходится их отрывать. С первого раза даже не получается, так крепко они вцепились в рану. Но он опять рвёт, с такой болью, будто отрывается его мясо… но, похоже, оно и впрямь отрывается, потому что кровь начинает хлестать из голой раны. Режущий Бивень не умер от яда, но он скоро истечёт кровью. Его всё сильнее тошнит, голова кружится, взор мутнеет. Он не умеет говорить с зелёными братьями как Болотная Выдра. Но язвенник или посконник всё равно помогут ему. И низкий кустарник крестовник поможет, если успеет он его отыскать и попросить. Перед ним колышутся, пляшут деревья сливы, усыпанные перезрелыми плодами, тут же растёт дерево груша, Режущий Бивень мог бы сейчас хорошо пообедать, вот только ему будет трудно идти в другой мир с набитым желудком. Не еда нужна ему. Нужна помощь. Срочная помощь. Хотя бы влажный ослиный помёт, чтоб залепить рану и остановить кровь. Хоть что-то. Он смотрит под ноги, он не в силах уже поднять головы, взгляд упёрся в шуршанье осоки, ничего ему больше не нужно, совсем ничего. И зачем так кричит болотная цапля, что она хочет сказать? Режущий Бивень не знает, чего хочет болотная цапля, но, шатаясь, идёт на её зов, зажимая ладонью кровоточащее плечо.

Цапля вспархивает из прибрежного тростника, а охотник вступает в воду. Среди острых стеблей, обступивших его, есть и нужные. Прямые, в человеческий рост, с багрянцем отцветших метёлок и округлыми остроконечными листьями. Плакун-трава. Она может спасти.

Режущий Бивень опять жуёт листья. Эти листья не кислые, они приятны на вкус. Он сплёвывает в ладонь разжёванную кашицу и залепляет рану. Плакун-трава присохнет и остановит кровь.