Текст книги "Первостепь"
Автор книги: Геннадий Падаманс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 52 страниц)
Она увидела озеро, тихое озеро с белыми лебедями, такими спокойными и горделивыми. А на берегу паслись лошади, стройные быстрые лошади. Они щипали сочную траву и радостно ржали. Чёрная Ива подумала, что, наверное, на таком берегу она и построит себе новый шалаш, в этом мире строить очень легко, достаточно только усилия мысли – она напрягла свои мысли и тут же вспомнила своё новое имя. Мать протянула ей руку из пустоты и увела в знакомый чум.
Там её поджидал Чёрный Мамонт. Он сразу начал ругаться, но она не обращала внимания на его ругань. Она думала о шалаше на берегу тихого озера с лебедями. Неотрывно думала о шалаше и не слушала Чёрного Мамонта. Она видела этот шалаш – и шалаш говорил. Говорил голосом Чёрного Мамонта. А потом развалился. Рассыпался в прах.
****
Ей снился сон. Во сне она была тем, кем и все. Не было разницы между ними. Можно было назвать их волками, можно – двуногими, можно как-то ещё – только не было разницы, как называть. Они что-то делали, будто спорили или выли. Одни куда-то хотели идти, другие хотели остаться. Ей говорили сразу двое, она как будто их понимала и соглашалась. Но был ещё третий, какой-то косматый, этот отвёл её в сторону и сказал, чтоб она торопилась, потому что он уже вышел. Она сама знала, что вышел, она даже видела след, но её привлекало другое. Она неотрывно смотрела туда, где другое, ей было так радостно – ведь там что-то рождалось, просто свивалось, как бы из лучиков, но так красиво – она долго смотрела, как зачарованная, а потом всё изменилось. Будто снег повалил. Потемнело. И к ней с разных сторон ползли змеи. Извивались, шипели, а потом одна, самая злая, даже раскрыла пасть. У неё были очень большие клыки. Как у львицы. Во сне стало страшно, и волчица проснулась.
Она проснулась, но тревога осталась при ней. Что-то было не так: небо хмурилось, и деревья притихли, даже сухие травинки не шелестели – но ведь что-то кралось, она точно знала, что кто-то крадётся, но не могла понять, где. И вдруг дошёл запах. Львица кралась!
Она вскочила на лапы. Опасность была настоящей. Львица её разорвёт не колеблясь. Они ведь враги. Львы не терпят на своей земле других охотников. Ей надо спасаться.
Но некуда было спасаться. Она хотела бежать, но вдруг обнаружила, что её окружили. Три львицы обошли перелесок и теперь подкрадывались с разных сторон, всё теснее сжимая кольцо. Внутри кольца была она, волчица. Ей некуда бежать.
Она ощерилась. Шерсть на загривке встала дыбом, на мгновение ярость застила всё остальное, ей захотелось сразиться, но лишь до тех пор, пока нос не учуял новую порцию запахов. Очень близких запахов львиц. Ярость сразу утихла, сжалась в комочек и в страхе забилась куда-то подальше, под хвост, – самой волчице тоже хотелось вот так же забиться куда-нибудь поглубже, в самую глубокую нору, она сжалась, пригнулась, – но не было здесь никаких нор. Не было и не могло быть. Некуда спрятаться. Она попалась.
И тогда она снова поднялась в полный рост. Глаза неотрывно следили за ближней львицей: жёлтые всплески ярко выделялись в заснеженной траве: то медленно продвигались вперёд, то опять замирали, но кончик хвоста в возбуждении всё равно играл чёрной птахой и выдавал застывшую львицу. Никакого спасения не было. Волчицу окружили со всех сторон. Она не могла даже поверить, как это быстро получается, только что охотилась она, а теперь охотятся уже на неё. И бежать некуда. Вся её радость жизни достанется львам ни за что ни про что.
Опять наскочил приступ ярости. Она не могла согласиться с такой расстановкой, никак не могла! Ей вдруг привиделась лисица, которую совсем недавно она хотела убить, как теперь хотят убить её саму. Лисица привиделась так отчётливо, что из пасти сама собой закапала рассерженная пена, и Подруга чётко представила, как в неё входит бес, как мутнеют её глаза, наливаются кровью, выпучиваются из глазниц, как обжигает её ветер, как хочет она кусать всё подряд горящими зубами, чтоб поделиться с миром этой неистовой болью. Да, она это представила очень чётко, и ещё что-то ей подсказало, что у львов плохой нюх, что им нужно увидеть, а не учуять. И она представила, как львы её увидят. Она бросилась вперёд не разбирая дороги, она неслась куда попало, всё расплылось перед глазами, только мелькали огромные тени, мелькали и хлопали, а она пыталась поймать их зубами, обрызгать слюной, одарить ненавистью. Её лапы дрожали и заплетались, она шаталась и как будто упала, забилась в судороге, а потом снова вскочила и куда-то неслась – и падала вновь. Пена снежными хлопьями сыпалась из её пасти. Не было больше ни солнца, ни степи. Только зловещие тени и нестерпимый жар внутри. Земля подпрыгнула, хлопнула по лбу, завертелась и покатилась. Волчица рычала, кусала землю, рвала траву. Она – или бес внутри неё. Теперь они были едины. Одно только бешенство.
А сверху сыпался снег. Густой липкий снег быстро укутывал степь своим покрывалом. Укутал и упавшую волчицу. Укутал – и не мог охладить. Так жарко ей было. Сначала жарко, а после… После всё стало таять. Таяло, таяло – и исчезло. Остался безвидный туман.
Волчице опять снился сон. Во сне она была тем, кем и все, и волки, и львы, и двуногие, и даже бесы. Здесь они договаривались, как им жить дальше. Кто кого будет ловить и кто от кого прятаться. Кто уйдёт из степи, и кто вернётся. Кто призовёт новую жизнь. Ей выпала новая жизнь. Она танцевала с двуногими, а потом передала дальше свой танец. Он был тоже живым, этот танец. Он был как все. Как маленькая милая волчица. И она оттолкнула эту волчицу. Потому что шёл снег. Потому что ей хотелось отдохнуть. И не видеть огромного камня. Который летел вдалеке и был такой яркий. Летел – и её не касался. И бурные воды её не касались. Тихо ей стало. Тихо, покойно. Одна в безвидном тумане. Одна в глубоком снегу.
Одна.
****
Вчерашний снег укрыл все следы. Львы успели уйти до снегопада, Режущий Бивень остановился в раздумье: куда направиться? Зимой звери чаще стремятся к солнцу, и охотник после недолгих раздумий выбирает полуденное направление.
Снегу навеяло не так уж и много, идти не мешает. Обутые в добротные кожанцы, ноги не чувствуют холода, лёгкий морозец пощипывает щёки и бодрит дыхание.
Сначала он взбирается на Охотничий холм невдалеке от стойбища. На вершине холма растёт высокая сосна, в её кроне сооружён наблюдательный помост, оттуда обычно юноши наблюдают за тем, что творится в степи.
Но сейчас на помосте никого нет. Режущий Бивень издаёт условный свист – нет, сверху никто не отзывается. Мяса хватает – и людям уже неинтересно наблюдать за степью. И про возможных врагов люди снова не думают. Зачем понапрасну мёрзнуть, испытывать неудобства. Режущий Бивень неодобрительно качает головой, но и сам лезть на высокую сосну почему-то не хочет. Просто направляется дальше.
На снегу свежий след росомахи. Этот зверь приходит зимой на замену гиенам. Удивительный зверь. Слабее волка, но не отступит даже перед львом. Очень свирепый. Если лев решит напасть на росомаху, та в ответ испустит такую вонь, что у льва надолго отобьёт его слабый нюх. Однако у росомахи отличная шкура, её мех не заиндевеет даже в самый лютый мороз, поэтому у охотника появляется мысль оставить покуда в покое Рыжегривого и добыть росомашью шкуру. Росомаха – медлительный зверь, нагнать её не составит большого упорства.
Режущий Бивень идёт теперь по следам росомахи. Они тоже ведут к полудню. Тропя росомаший след, охотник и сам двигается по-росомашьему, призёмистой походкой, короткими быстрыми шажками. Охотники так всегда делают. Когда выслеживают зверя, то подражают тому во всём и как бы становятся им. Перевоплощаются. Чувствуют все его замыслы. Знают все его думы. Росомаха всегда ищет падаль, сама охотится только по очень глубокому снегу или по насту, сейчас же она ищет львов, чтобы проверить остатки их трапезы. Режущий Бивень тоже согласен проверить. И ему нужны львы. Охотника это устраивает. Убить сразу двух зайцев одним броском очень даже не плохо.
Однако он ошибся. Росомаха, словно почуяв неладное, решительно свернула вправо, в направлении человечьего стойбища, а это как раз та единственная сторона, в которую Режущий Бивень идти не хочет. И он опять шагает по чистому снегу. Человечьей походкой.
Вдали над лесом клубятся тёплые облака, никак не похоже, что долго удержится сильный мороз. Охотник недоумевает. Совсем скоро солнце развернётся в обратный путь, люди справят праздник Рождения светила и потихоньку начнут ждать весны, а настоящих зимних морозов до сих пор так и не было. И пока не предвидится, если верить облакам. А не верить очевидному трудно.
В небе кружит стервятник. Не побоялся холодных дней, не улетел за горы. Интересный стервятник, Режущий Бивень даже на того загляделся, почему-то ему показалось, что стервятник тоже за ним наблюдает. Но зачем за ним наблюдать? Он же охотник, а не добыча. Наверное, стервятник полагает, что он сейчас кого-нибудь убьёт и оставит часть мяса. Долго же тому придётся ждать.
Вскочила сайга с разбухшим носом, понеслась на восход. Вспугнула стайку куропаток. Белые птицы выпорхнули из такой же белизны, громко фыркая крыльями, отлетели немного, опять приземлились в снег и разбежались.
Вдалеке навстречу охотнику по белому полю движется тёмная точка. Режущий Бивень берёт левее. Кажется, Мудрый Лоб выйдет ему наперехват, а на белой равнине без единого деревца затруднительно спрятаться. Но левее степь прорезал глубокий овраг, сейчас его невозможно увидеть, однако Режущий Бивень конечно же знает, что укрытие неподалёку.
Тёмная точка потихонечку вырастает в размерах, становится пятном, и рядом с большим пятном движется ещё и маленькое пятнышко. Мамонт с детёнышем? Неужели Мудрый Лоб опять отыскал детёныша? Режущий Бивень не верит своим глазам.
Так и есть. Там не мамонт, а единорог. Носорог, огромный почти как мамонт, с рогом длиннее человечьего роста11
Элазмотерий
[Закрыть]. Единорожиха вместе с детёнышем.
Режущий Бивень давно уже не слыхал о единорогах. Их так же мало осталось в степи, как и мамонтов. Эти неуклюжие призёмистые звери злы и опасны, особенно когда защищают своё потомство. Лучше не встревать у них на пути в открытом поле. Но ежели единороги подойдут близко к оврагу, из такого укрытия охотник вполне сможет напасть на детёныша. Тогда он оставит приманку для львов. Он будет ждать Рыжегривого в засаде, в овраге, здесь как раз проходит граница львиной земли, Рыжегривый обходит дозором свои границы даже зимой, хотя и не очень часто. Но лев придёт непременно, на собственную погибель, единорожье мясо его привлечёт куда нужно.
Однако задумка не получается. Единорожиха держится в стороне от оврага, будто опасаясь подвоха. Видно, не очень она голодна, не нужны ей овражьи вербы. Разгребает огромным рогом снег, щиплет сухую траву. Детёныш старательно ей подражает.
Режущий Бивень присел на краю оврага, следит за единорогами. У тех никудышное зрение, он может не опасаться быть обнаруженным, потому что ветер дует не с его стороны, но единорожиха всё равно держится на почтительном расстоянии от оврага. Знает, где могут скрываться враги. Не только люди. Но также и львы или волки.
Режущий Бивень колеблется. Может быть, ему следует подойти поближе, подползти по снегу и потом выстрелить из своей луки в детёныша, но затея опасная. Чтобы попасть в детёныша, ему придётся подняться, а тогда единорожиха сможет его распознать, и он вряд ли успеет добежать до оврага.
Он всё же хочет рискнуть. Пригибаясь, подходит поближе, но духи явно против него. Ни с того ни с сего меняется ветер. Режущий Бивень успевает почувствовать перемену, останавливается – и тут же единорожиха вскидывает свою рогатую морду и тревожно принюхивается. Человек обнаружен.
Режущий Бивень застыл без движения. Если зверина бросится в нападение, возможно, он успеет вернуться в спасительный овраг. Или останется неподвижным – и единорожиха, может быть, не добежит до него, развернётся. Он не знает, как быть, ждёт движения зверя, чтобы поймать его настроение и тогда уже действовать самому. Единорожиха, подумав, разворачивается и пускается наутёк вместе с детёнышем, испугалась всё же охотника, он может кинуться в погоню – но ведь это ловушка. Единорожиха, заметив преследование, обязательно повернёт на врага – и кто тогда отвлечёт её внимание? Для подобной охоты необходимы хотя бы двое, в одиночку никак нельзя. Но Режущий Бивень не огорчается. Возможно, духи против того, чтобы он примешивал в свою охоту детёныша единорога… Если вообще им есть до него дело.
Ветер совсем утих. Утомился за день. Режущий Бивень тоже как будто устал. Он расчищает под собой снег и присаживается, чтобы немного перекусить.
Вместе с едой набегают раздумья. Он решил идти вдоль границ львиной земли, чтобы встретить Рыжегривого во время обхода, но зимой лев не часто обходит свою территорию, потому, может быть, идти придётся так долго, что Режущий Бивень не вытерпит. Возможно, лучше ему двигаться к предгорным холмам и с их высоты искать льва. Наверное, он так и сделает.
Стервятник всё ещё держится на своём посту. Упорная птица. Как ей не холодно? Режущий Бивень даже сочувствует падальщику, а вот тот ему не посочувствует, не укажет, куда идти. Тот сам не знает. От него ждёт указки. Сегодня уже не дождётся.
Короткий день угасает, с восхода медленно катятся сумерки. Стало темнеть, и отчётливо задул ветер. В спину охотнику. Сила гонит его. Сумерки – равновесие мира, и если вдруг дует ветер, тот, явно, – сила. С ним сила. За ним.
Режущий Бивень прибавляет шагу. Ветер как будто крепчает. Гонит его. Свистит в ушах. Хороший знак. Добрый знак. Сила с ним. Он убьёт рыжего льва. Он уже знает: убьёт. Он уверился.
Сила многое значит. Очень многое. Всё. Ведь все звери равны, как и люди, все одинаковы в равновесии, но один раз лев ловко настигает лошадь, а в другой раз лошадь спокойно уходит ото льва. Потому что так распределилась сила. У каждого своя сила, часть общей, она светит ему, как общая сила, солнце, светит всем. У силы каждого есть свои светлые места и есть обширные участки тени, где перехлёстывают силы других. Если лев сидит в засаде на своём светлом месте, а лошади пришлось пересекать тень – тогда лев, конечно, настигнет её. Если же лев выскочил из тёмного места, а лошадь, наоборот, находится под покровительством силы – тщетными будут любые потуги льва. Ничего не добьётся. Обессилит – и всё. Режущий Бивень – охотник. Его это тоже касается. В первую очередь. Его тело должно безошибочно определять места своей силы. Чтоб не действовать зря. Как действуют те же львы. Раз нападают, другой раз и третий – всё тщетно. Пока, наконец, не найдут своё светлое место. А он должен сразу найти, с первого раза. И ещё он должен уметь определять места слабости тех, на кого он охотится. Место слабости льва должно быть рядом с его, Режущего Бивня, местом силы, как раз на расстоянии броска. Тогда он и сделает этот бросок. Безупречный бросок. И попадёт точно в цель. Потому что с ним Сила. С ним, не со львом.
Так всегда раньше охотились люди. Рассуждали о Силе, слушались шамана. Тот им указывал, куда идти, где искать, как действовать. И, Режущий Бивень должен это признать, получалась-таки охота. Люди выслеживали и добывали всех, кого надо. Только очень всё это сложно. Очень трудно. Мудрёно. Все эти места – силы, слабости – шаман их может, наверное, сразу определить, а простой охотник в решающий момент вообще забывает. Потому как это очень большие кажимости. Иногда вдруг покажется что-то и даже дрожь по телу пробежит, тогда действительно чувствуешь, что нашёл нужное место. Но редко такое случается. Весьма редко. Чаще просто охотишься. И вот теперь… Теперь у Режущего Бивня есть Лука и, может быть, она заменит ему место Силы, она станет его вещью Силы, она… человек, наконец, придумал себе нечто новое, то, что позволит ему облегчить своё дело. Теперь вот, возможно, не нужно будет больше гадать, на каком ты устроился месте, какова твоя позиция. Лука заменит и то, и другое. Лука станет и Местом, и Позицией. Как у лесняков. Лука – оружие Силы. Чтоб нападать с любого места и ни о чём не гадать, не тревожиться, не ждать подсказок от шамана. Режущий Бивень даст своим людям такое оружие. Скоро даст. Как только испробует его на льве. Как только поразит льва. Со всякого места поразит. И с сильного, и со слабого. Он верит, что поразит. Так скоро будет.
Ветер стихает. Так же внезапно, как начался. Сила опала. Возможно, с ним не согласна. Возможно, обиделась. Ну пусть. Он всё равно попробует по-своему. Сделает, как надо. Как ему надо. Сделает дело. Так будет.
Но, наверное, не сегодня. Сегодня он прошёл свой путь. Охотник садится на краю оврага и долго вслушивается. Сумерки – пора львов. Рыжегривый в это время всегда подаёт голос. Но сейчас степь молчит.
Охотник встаёт во весь рост и, сложив ладони у рта, издаёт львиный рык. Не очень громко, но ежели Рыжегривый где-нибудь невдалеке, то услышит вызов соперника, бросит свои дела и отзовётся.
Однако никто не отзывается. Львов поблизости нет. Он так и знал. Сила уже указала. Режущий Бивень спускается в овраг, чтобы успеть до полной темноты наломать вербных веток для ночного укрытия и разжечь костерок.
****
Рыжегривый спал всю ночь, покуда сыпал снег. Львам не нравится снег, наверное, поэтому их вожаку снились дурные тревожные сны, и проснулся он в скверном настроении.
Его разбудил пролёт серой совы. Сова летит тихо, но у льва чуткие уши, почти такие же чуткие, как спрятанные по обе стороны глаз уши пролетевшей над ним совы. Серая птица упала в снег, пискнула схваченная полёвка, и птица тут же стала подниматься с добычей в лапе. Если бы Рыжегривый молниеносно выскочил из-под своего куста, сова сама оказалась бы пойманной, но ведь лев не ловит сов. Серьёзный лев, а не шаловливый львёнок.
Ничего не хотелось делать серьёзному льву. Солнце уже поднялось над горизонтом и теперь пряталось в серой пелене утренней полудрёмы, такой же ленивой, как и у льва.
Но ленивая полудрёма длилась недолго. Внезапно воздух наполнился бешеным клёкотом. Два орла сражались за небо над головой Рыжегривого. Старый орёл защищал свою территорию, молодой налётчик требовал передела. Молодой коготь вонзился в старую голову, проткнул одряхлевший череп, вошёл в мозг. И старый орёл начал падать, кружась. А молодой продолжал налетать и в упоении первой победы вырывал ненужные перья. Ненужные уже никому.
Рыжегривый поднялся. Небо послало орла ему на завтрак, он не собирался отказываться от этого дара. Когда-то он сам победил старого льва точно так же, но кем был он теперь: всё ещё молодым?.. Молодым, – говорило могучее тело, горделивой походкой лев настиг падавшего орла в момент соприкосновения с землёй. Тот не успел ещё умереть, и Рыжегривый оказал ему честь. Старый орёл погиб в когтях льва.
Орлиное мясо не самое вкусное. Жёсткое. Непривычное. И не так уж и много его. Перья, перья. Рыжегривый не собирался летать, его раздражало обилие перьев. Или он вспомнил, что в эту пору, так же само, как прилетают со всех сторон молодые орлы, выходят в степь новые львы. И тоже требуют передела. Заявляют, что всё здесь отпущено им. Именно им. Рыжегривый изгнал на днях двух львов-подростков из своей стаи. Они двинулись к горам вдоль реки. Но им навстречу из загорной стаи, наверное, точно так же изгнали своих переростков. Рано или поздно они появятся тут, захотят потягаться с законным хозяином. Кожа вздувалась буграми в предплечьях гордого льва от одной только мысли о наглецах. Он отрывал морду от тушки орла и свирепо оглядывал заснеженную равнину, прислушивался к её звукам. Его тревога оказывалась преждевременной, и он снова ворошил орлиные перья.
Расправившись с убитой птицей, Рыжегривый обратно прилёг отдохнуть. Повалялся, полизал снег, чтобы уменьшить жажду. Затёкшие от безделья мускулы покалывали в боках, и лев поднялся на лапы. Принюхался и направился в сторону гор. Если тамошние переростки уже ищут его, он им поможет сыскаться.
Неожиданно ему попался одинокий след двуногого в зимней коже. Двуногий шёл как раз туда, куда направлялся и лев, двуногий как будто проверял границу львиных владений – и лев недоумевал: на кого здесь охотится двуногий в одиночку? на зайцев? Он тщательно исследовал слабый запах, идущий от следа, и память подсказала льву, что с этим двуногим ему уже доводилось встречаться. Он не смог сдержать злобного рыка, он предупредил хозяина следа, что кости спасших того гиен уже истлели и теперь, быть может, черёд за ним самим.
Лев взял след. Он не решил ещё, будет ли он охотиться, но он желал ясности. Этот двуногий озадачил его во второй раз.
Двуногий вышел на след другого зверя. Такого зверя Рыжегривый не знал, не приходилось сталкиваться с подобной мелюзгой, запах выдавал собрата гиен, только ещё более вонючего. Двуногий шёл по следу вонючки, не собирался ли он отнимать у той падаль? Если б лев умел смеяться, Рыжегривый бы расхохотался. Но львы смеются по-своему. Не выдают своего смеха окружающим, не выпячивают, а держат в себе. Однако от этого смех льва ничуть не менее презрителен. Лев смеялся в душе.
Свежий след сайги остановил хищника. Сочный запах щекотал ноздри, у льва потекли слюнки, а шершавый язык стал облизывать нёбо. Но на белой равнине в одиночку быстроногую сайгу не настичь, как бы вкусно та ни пахла. Однако след добычи заставил льва засомневаться. Он уже не понимал, зачем ему нужен двуногий вместе с вонючкой? Ему хотелось теперь разыскать своих львиц и отведать нормальной еды, потому что желудок его заскулил. Рыжегривый заметил далеко впереди серый силуэт единорога, но это тоже было совсем не то. Лев не нападает на единорога, разве что на детёныша. Он опустил морду и пошёл дальше по скучному следу. Но след вдруг раздвоился.
Вонючка резко свернула вбок, и двигал ею не испуг. Она что-то почуяла интересное. Рыжегривый внимательно изучил свернувший след, принюхиваясь в том направлении. Он не ошибся. Стервятник нетерпеливо кружил как раз там, куда направлялась вонючка, и лев тут же забыл о двуногом. Он пошёл теперь по новому следу, постоянно останавливаясь и принюхиваясь в ожидании. Вонючка вела его как раз к двуногим, к их стоячим норам из шкур и костей, лев обратно засомневался. Не позарилась ли вонючка на отбросы двуногих, как и стервятник? Он уже готов был свернуть, когда порыв ветра донёс желанный запах львиц. Значит, всё же он правильно шёл. Он перестал останавливаться и ускорил шаги.
Огромный мамонт стоял на коленях, львицы окружили того кольцом. Прыткая умудрилась вскочить на спину гиганта и пыталась теперь прокусить его толстую шкуру. Мамонт не отбивался, не пробовал встать, только вяло мотал головой со страшными бивнями. Другая львица вцепилась в копчик, ещё одна наскакивала на гороподобный бок. Остальные, должно быть, ждали Рыжегривого, и он сразу же показал им, как надо действовать.
Он наскочил спереди и впился в ухо. Мамонт крутанул головой, и лев отскочил с куском шерстистого уха в зубах. Кровь потекла по шее гиганта, опьяняя ноздри львов. Львицы стали по очереди подскакивать к разодранному уху, и вскоре на его месте осталось голое мясо. Прыткая сверху вонзила когти в кровавую рану, Рыжегривый всем своим весом навалился сбоку, пытаясь опрокинуть жертву. Мамонт медленно повернул голову в последний раз, кинул оплывший прощальный взгляд и поддался напору льва. Рухнул, едва не придавив Прыткую, которая всё же успела спрыгнуть. Но теперь все львицы взобрались на мамонта, пытались вскрыть шкуру, Прыткая вцепилась в хобот. А Рыжегривый получил свой положенный трофей. Он заживо поедал поднявшийся детородный орган гиганта, сила огромного мамонта переходила к нему. Теперь мясо не будет жёстким. И уже только после этого лев вскрыл живот жертвы у основания задних ног и выпустил душу.
Вонючая росомаха присоединилась к тризне. Упоённый нахлынувшей силой, Рыжегривый даже её не заметил. Он по плечи вполз в живот мамонта и лакал тёплую кровь.
Только Белый Стервятник не решался спуститься. Что ж, пускай ждёт своей очереди. Дождётся когда-нибудь. Мяса всем хватит.
****
Его надоумила Большая Бобриха. Что-то она неравнодушна к Пёстрому Фазану. Стала рассказывать, как тот любит свою дочь, потому что одна она у него осталась, так любит, что если вдруг что с его дочкой случится, Пёстрый Фазан дальше не сможет жить без неё. С чего это всё она придумала, откуда, как – непонятно. Еохор слушал, слушал – и вдруг хлопнул себя по лбу. Ведь он никогда не думал о детях, он перебирал в своей голове взрослых, но дети же так быстро вырастают и тоже становятся взрослыми, крепкими и сильными. И, может быть, от их племени останется какой-нибудь ребёнок, который быстро возмужает, потому как беда заставит возмужать, потому как хныкать и бездельничать уже не придётся. Может быть, останется девочка. Из девочки ведь получается женщина, иногда так быстро это случается, что, кажется, не успеешь и глазом моргнуть. Да! Большая Бобриха всё-таки молодец, что его надоумила.
Большая Бобриха всё ещё что-то там тараторит, но Еохор давно уже её не слушает. Она своё дело сделала. Она его надоумила, а теперь пускай болтает хоть до упаду, пока язык не устанет плести. Еохор взял с собой камень, Пестряка, и вышел из чума. Он только не решил точно, куда направится. Наверное, к Бурому Лису. Или как выпадет.
Жилище шамана стоит на отшибе, до стойбища надо немного пройти, шаман не спеша идёт по снежной целине и глядит в небо, вправо от себя. Там заметил стервятника. Это Белый Стервятник, этот должен знать новости, у шамана ведь с ним уговор.
Шаман останавливается, разворачивается лицом к полудню, и теперь оба глаза настойчиво вперил в стервятника. Стал вдруг покачивать головой, потом весь задрожал, будто ветер его расшатывает, будто весь он парит на воздушных потоках, будто сам он – стервятник. Но «будто» вдруг разом исчезло. Теперь и вправду шаман видит всю белую степь с высоты. Красиво как, аж дух захватывает и в ушах свистит. Но вот и Режущий Бивень идёт, тот, кто нужен. Маленький сверху какой, букашка, однако тоже наверх поглядел, что-то себе на уме у букашки, свою игру ведёт Режущий Бивень, свою собственную. К полудню движется. А дальше, сзади за ним, по его следу идёт тот самый лев. Рыжегривый. Не Режущий Бивень выслеживает льва, а совсем наоборот – лев следит за Режущим Бивнем. Очень шаман удивлён, так сильно, что не выдерживает своего удивления и – отпустил стервятника. Помутнело в глазах, зарябило, а потом снег появился, много свежего снега вокруг людского стойбища, и по этому снегу надо шаману идти к Бурому Лису, чтоб показать Пестряка, но… Но теперь много нового знает шаман. И это новое ему нужно обдумать. Режущий Бивень всё-таки вышел на льва, всё же решился, но так смешно вышел, что не он идёт по следу льва, а, наоборот, это лев взял след Режущего Бивня и теперь тропит, дабы докончить начатое. Лев довершит недоделанное и тем самым покажет шаману, какой тот глупец. Шаману даже не смешно. У него опять защемило в груди. Если так Режущий Бивень будет охотиться, тогда и вовсе уже не вернётся с такой охоты. Похоже, это – обманка, похоже, духи решили проверить шамана, подсунули ему ложный след, а он так запросто заглотил, как рыба крючок. И что же теперь делать ему, как найти нужное, нужного человека, нужных людей?
Шаман вошёл в стойбище и сразу окунулся в гам. Дети играют со снегом. Детям весело. Шаман ищет взглядом Макового Лепестка. Она тоже тут. Катит снежный комок. Совсем разрумянилась. Шаман даже остановился, так он залюбовался на девочку. Красавицей вырастет, нет ни малейших сомнений, ох, будет красавица – вдруг шаман поймал себя на мысли, что он думает об этой девочке уже как о женщине, как о выросшей, но ведь скоро случится нечто, что вырасти не позволит, никому не позволит, кроме нескольких избранных или вообще одного. Или одной. Получается, он волей-неволей подумал об этой девочке как об избранной. И что это – знак? Или ещё одна его ошибка, как с Режущим Бивнем? Неужто совсем уже он одряхлел? Неужто даже на догадку не способен? Неужто утратил шаманский дар?
Покуда шаман задумался о себе, девочка Маковый Лепесток вдруг сама к нему подбежала:
– Чего шаман ищет среди детей? Хочет снежки покатать?
Бойкая девочка, смелая. Кто ещё так посмеет спросить? Взрослый не всякий посмеет. А эта как взрослая. Как будто уже что-то знает, догадывается. Шаман с интересом глядит ей в глаза – большие глаза, голубые, – но засмущалась-таки, потупила взор. А шаман вовсе забыл уже про Бурого Лиса, шаман вдруг достаёт из-за пазухи камень, того самого Пестряка:
– А что, Маковый Лепесток видела где-нибудь этот камень?
Она тянет руку, хочет схватить, но шаман не даёт. А она опять уже улыбается своей чудной улыбкой:
– Видела камушек. Даже погладила красавчика.
Как это – «погладила»? Шаман на миг опешил. Глаза чуть на лоб не выкатились. Своим ушам не верит. Не послышалось ли? А девочка почти смеётся. Наверное, над ним.
– Где Маковый Лепесток могла видеть? Когда погладила?
Теперь у неё глаза изумлённые. Забавно наморщила лоб:
– Как? А шаман разве не помнит?.. На тропе были камни рассыпаны. И этот тоже там был. Самый красивый.
Не подсмеивается ли она? Шаман озадачен. Как могла так запомнить? Будто заранее знала, что это важно. Будто знак какой усмотрела. Трудно даже поверить.
– А погладила когда?
– Тогда же ногой и погладила. Шаман разве не видел? Тогда он рассеянный,– засмеялась, над ним засмеялась, совсем как взрослая, красавица, а он и вправду рассеянный, ничего ведь не заметил, потому что тогда тоже на лицо её смотрел румяное, залюбовался, как и теперь, но теперь всё же и на ноги глянул, теперь ноги у неё обуты, потому что выпал снег, а тогда все дети были босиком и – будто дубиной сзади трахнуло по затылку, будто затычку выбило. Уверен шаман, что действительно видел, как она гладила этот камень босой ногой. Теперь он это снова видит, всё происходит перед глазами, как было, будто сейчас происходит, а тогда… но разве существует «тогда»? «Здесь и теперь» существует, здесь и теперь он видит, как она гладила, и сомнений никаких нет. Развернулся шаман. Пошёл назад.
На небосклоне показались тёплые тучки, погода скоро изменится. Этот снег не продержится долго, – думает шаман. А дети как будто знают, торопятся наиграться. А та девочка – теперь он должен за нею следить и ей помогать. Что же, неужто теперь ему надо перенаправлять Белого Стервятника? Опять остановился шаман. Отыскал в небе падальщика. Тот сместился к полудню, но всё ещё кружит. И чем-то встревожен. Как будто знак подаёт. Сейчас расскажет шаману новости о Режущем Бивне.
