Текст книги "Видессос осажден (ЛП)"

Автор книги: Гарри Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

С еще большей благодарностью Зенонис вышла из резиденции губернатора города. Маниакес посмотрел на Гориоса. Гориос посмотрел на Лисию. Лисия посмотрела на Маниакеса.

Будучи автократором, он имел привилегию говорить первым. Он мог бы обойтись без этого. "Это, – сказал он, – было ужасно. Если бы я знал, что это произойдет, это было бы достаточно тяжело. Чтобы это застало меня врасплох сегодня днем… Я знал, что Парсманиос жил во Вриетионе. Я не думал обо всем, что это могло бы значить ".

«Ты сделал все, что мог», – сказала Лисия.

«Да, я тоже так думаю», – ответил он без ложной скромности. «Но я думаю, что предпочел бы, чтобы меня избили досками».

– Она приятнее, чем я думал, – задумчиво произнес Регориос. Совсем неплохо выглядит, далеко не глупо.… Интересно, что она нашла в Парсманиосе."

«Никто не знает», – устало сказал Маниакес. «Знаешь, он был неплохим парнем, пока ревность не съела его изнутри».

Вошел слуга с блюдом груш, абрикосов и клубники, засахаренных в меду. Он с некоторым удивлением огляделся. «Леди ушла до того, как принесли сладости?» сказал он слегка шокированным тоном.

«Так она и сделала». Невозмутимость Маниакеса не позволила сервитору что-либо предпринять. Через мгновение Автократор продолжил: «Почему бы тебе не поставить этот поднос на место? Рано или поздно мы приступим к этому. А пока принеси нам кувшин свежего вина».

«Тем временем, принеси нам два или три свежих кувшина вина», – вмешался Гориос.

«Да, ради всего святого, принеси нам два или три свежих кувшина вина», – воскликнул Маниакес. «Я не планировал напиваться сегодня вечером, но потом все может измениться. До сегодняшнего дня я тоже не планировал развлекать жену моего брата-предателя сегодня вечером.»

Лисия зевнула. «Я уже выпила достаточно вина», – сказала она. «Я иду наверх спать. Утром я посмотрю, что осталось от вас двоих».

«Она умнее любого из нас», – сказал Маниакес. Это суждение не помешало ему использовать маленький нож, чтобы соскрести смолу с пробки одного из винных кувшинов, которые подарил ему слуга. Как только пробка была вынута, парень забрал у него кувшин и налил полную чашу себе и своему двоюродному брату.

Гориос поднял кубок, плюнул на пол в знак неприятия Скотоса и выпил. «Ааа», – сказал он. «Это хорошо». Он сделал еще глоток. «Вы забываете, ваше величественное величество...» Они с Маниакесом оба рассмеялись над этим. «... Я вырос с Лизией. Я давно знал, что она умнее меня. И хотя я ни за что не стал бы предавать ваше величество...»

«Я понимаю, к чему ты клонишь». Маниакес тоже выпил и съел засахаренную клубнику. Затем он покачал головой. "Что за ночь. Ты знаешь, как прачки бьют одежду о камни, чтобы смыть грязь? Вот что я чувствую сейчас ".

«Жизнь полна сюрпризов», – заметил Регориос. «Не так ли?» Маниакес осушил свой кубок и наполнил его снова, прежде чем это успел сделать слуга. «Я думал, кубраты и макуранцы – не говоря уже о Тикасе, что в целом неплохо – уже давно преподали мне все, что мне нужно было знать об этом уроке. Я был неправ».

«Я не думаю, что Зенонис собирается убить тебя или свергнуть Империю – или убить тебя и свергнуть Империю», – сказал Региос.

«Я тоже так не думаю», – согласился Маниакес. «Но когда ты ошибался раньше, ты не можешь не удивляться. Я дал ей вескую причину невзлюбить меня».

«Это так», – признал его двоюродный брат. «В такие моменты, как сейчас, ты почти начинаешь понимать, как работал уродливый маленький умишко Генезия».

«Не так давно у меня была та же мысль», – сказал Маниакес. «Пугающе, не так ли?» Он посмотрел в свой кубок. Он был пуст. Как это произошло? удивился он. Поскольку ни одна пьяная мышь не шаталась по полу, он, должно быть, сделал это сам. Он снова наполнил чашу. «Если бы я получил какое-то предупреждение, я бы справился с этим лучше».

«Ты отлично справился, мой кузен», – сказал Гориос. "Если ты не хочешь слушать Лисию, послушай меня. Я не вижу, что еще ты мог бы сделать. Ты объяснил, что сделал Парсманиос, ты объяснил, что ты сделал потом, и ты объяснил почему. Я думаю, ты не разозлился ни на что из того, что сделал бы я ".

«Я сомневаюсь в этом», – сказал Маниакес. «Ты, вероятно, тоже простил бы Парсманиоса. Я суровее тебя».

«Не для таких вещей», – заявил Гориос. "Я бы посоветовал тебе отрубить ему голову – но это было не мое дело советовать тебе что-либо, не тогда, когда он хотел получить мою работу и был одновременно кровью моей крови. Я думал, ты справишься сам, и ты справился ".

«Однако, бедный Зенонис», – сказал Автократор. «Если ее присутствие здесь застало меня врасплох, то то, что я ей сказал, должно быть, подействовало как... как...» Он начал ощущать вино, что затрудняло поиск сравнения. Он все равно нашел один: «Как кувшин вина в драке в таверне. Жизнь не должна так складываться».

«Многое из того, чего не должно было случиться, случается». Гориос укоризненно уставился на кубок с вином, который держал в руках, как будто был шокирован тем, что содержащаяся в нем рубиновая жидкость заставила его сказать что-то настолько абсурдное. Затем он захихикал. Маниакес тоже. Они оба разразились взрывами смеха. При достаточном количестве вина мир выглядел довольно забавно.

Когда Маниакес проснулся на следующее утро, ничего смешного уже не было. Он чувствовал себя так, словно гроза сотрясала его бедные измученные мозги. Каждый звук был грохотом, каждый солнечный луч – вспышкой молнии.

Лисия, которая всю ночь спала и выпила совсем немного вина, не проявила должного сочувствия. «Ты выглядишь так, словно вот-вот истечешь кровью из глаз», – сказала она. «И тебе следует расчесать свою бороду или, может быть, пригладить ее – она торчит набок».

«О, заткнись», – пробормотал он не очень громко.

Его жена, бессердечное создание, которым она, как внезапно выяснилось, была, посмеялась над ним. «Помни, у тебя впереди еще целый день, разбирайся, кто здесь что кому делал и почему, на всем протяжении макуранской оккупации».

Он застонал и сел в постели. Это вызвало еще один стон, более театральный, чем первый. Затем он застонал еще раз, на этот раз всерьез. «Фос, Зенонис собирается вернуться сюда этим утром, чтобы рассказать мне, что она хочет сделать».

«Если она увидит тебя в таком виде...» Лисия заколебалась. "Нет, если подумать, может, она тоже пошла домой и напилась вчера вечером после ужина. Вряд ли ты мог бы винить ее, если бы она это сделала ".

«Нет, но она обвинит меня», – сказал Маниакес. «Я Автократор. Для этого я и нужен – чтобы меня обвиняли, я имею в виду».

Он позавтракал небольшим количеством хлеба с медом и осторожной чашей вина. Брызги прохладной воды на лицо помогли. То же самое сделало расчесывание спутанной бороды. Лисия изучила его, затем вынесла свой вердикт: «Удивительно похоже на жизнь». Маниакес чувствовал себя оправданным. Он также чувствовал себя человеком, в каком-то мрачном смысле.

И действительно, к тому времени, как он спустился вниз, просители выстроились в очередь перед резиденцией губернатора города. Он разобрался с ними, как мог. Одобрение одних и отрицание других радовало одних людей, а других злило, но, похоже, никто не считал принятые им решения особенно идиотскими.

Гориос храбро просунул голову в комнату, где Маниакес выносил свои приговоры. «Я подумал, не могла бы тебе понадобиться помощь», – сказал он, его голос был похож на хриплое карканье.

«Я справляюсь», – ответил Маниакес.

«Я вижу, что ты в порядке», – сказал его кузен. «В таком случае...» Он отступил. Что бы он ни делал, чтобы побороть похмелье, похмелье выиграло битву.

Зенонис и маленький Маниакес вошли в зал примерно в середине утра. Они оба пали ниц перед Автократором, хотя он махнул им, чтобы они не беспокоились. В некотором смысле, это успокоило его разум, как знак того, что Зенонис серьезно относился к своему суверенитету… если, конечно, она не лукавила. Жизнь, решил он со скорбной ясностью, которую могло принести утро после пьяной ночи, никогда не была простой.

«Ты решил, чем бы хотел заняться?» спросил он после того, как его невестка и племянник поднялись.

«Да, ваше величество», – сказал Зенонис. «С вашего позволения, мы...» Она положила руку на плечо маленького Маниакеса. «... отправимся в город Видесс». Она колебалась. «Может быть, позже мы поплывем через море в Присту. Мне все еще нужно подумать об этом».

«Достаточно хорошо», – сказал Маниакес. «Я думаю, ты поступил мудро, не отправившись в Присту сразу, но я бы не стал стоять у тебя на пути, если бы это было то, что ты хотел сделать. Я дам тебе эскорт для поездки в город, и я пошлю вперед курьера, чтобы сообщить моему отцу о твоем приезде и попросить его проявить к тебе всяческую доброту. Он бы сделал это в любом случае, ради твоего мужа.»

Он наблюдал за глазами Зенониса, когда тот говорил о Парсмании. Насколько он мог судить, она выглядела печальной, а не сердитой. Тем не менее, он также тихо попросил бы своего отца присмотреть за ней, пока она будет в столице.

Зенонис сказал: «Твой отец тоже Маниакес, не так ли?»

Маниакес кивнул. «Да. Я полагаю, он тот, в честь кого назван твой сын, а не я».

"Нет, – сказал Зенонис, – или не совсем. Когда родился Маниакес – или, я бы сказал, маленький Маниакес – мой муж назвал его в честь вас двоих. Теперь он встретил одного из своих тезок, и скоро он встретит другого ".

«Что ты об этом думаешь?» – Спросил Маниакес своего племянника.

«Я не знаю», – ответил маленький Маниакес. «Думаю, все в порядке, но я хочу увидеть своего папу. Это то, что я действительно хочу сделать».

Рядом с ним Зенонис начала очень тихо плакать. Очевидно, она не рассказала своему сыну о том, что сделал Парсманий. Маниакес обнаружил, что не может винить ее за это. Рано или поздно маленький Маниакес должен был узнать. Хотя это не обязательно должно было произойти сразу. Ему Маниакес сказал: «Может быть, ты узнаешь, в один из этих дней. Однако ты встретишься со своим дедушкой. Разве это не хорошо?»

«Я не знаю», – снова сказал его племянник. «Он лучше, чем дедушка здесь, во Вриетионе?»

Маниакес даже не подумал об отце Зенониса. Захваченный врасплох, он сказал: "Ну, ты можешь спросить его сам, когда доберешься до города Видесс. Держу пари, он говорит тебе "да ". Его племянник был серьезно озадачен этим. Хотя слезы все еще текли по ее лицу, Зенонис сумела улыбнуться.

Новые заявления о сотрудничестве и измене занимали Автократора остаток дня. Вриетион был оккупирован не так долго, как некоторые другие видессианские города на плато, и ему повезло, что у него был относительно порядочный макуранский правитель. Возможно, именно поэтому так много людей сотрудничали с оккупантами или были обвинены в сотрудничестве с ними. Маниакес разбирал дела одно за другим.

Как и в других видессианских городах, через которые он проезжал вслед за отступающими макуранцами, дела храма здесь были в смятении. Вриетион находился недалеко от границы с Васпураканом. В некоторых местных жителях текла кровь васпураканцев; даже некоторые из тех, кто не был таковым, благожелательно относились к доктринам васпураканцев до того, как им их навязали.

Священник по имени Саливас сказал: «Ваше величество, ваш собственный клан почитает Васпура Перворожденного. Как вы можете осуждать нас за то же самое?»

«Я следую ортодоксальному вероучению Видесса», – ответил Маниакес, что не было полным отрицанием того, что сказал священник. Он продолжал: «А вы, святой отец, вы были ортодоксальным до того, как макуранцы приказали вам изменить способ вашей проповеди. Тогда вы были достаточно счастливы, не так ли? Почему ортодоксальность вас больше не устраивает?»

«Потому что я верю всем своим сердцем, что доктрины, которые я проповедую сейчас, являются святой истиной Фоса». Саливас выпрямился во весь рост. Он был высоким и к тому же худощавым, из-за чего казался еще выше. «Я готов умереть, чтобы защитить истину догмы Васпура».

«Никто ничего не говорил о том, чтобы убить тебя, святой господин», – ответил Маниакес, что, казалось, удивило и разочаровало священника – Автократор тоже не в первый раз видел это. Он продолжил: «У меня к тебе еще один вопрос: если ты так жаждешь принять мученическую смерть за веру в Васпура Перворожденного, почему ты не позволил бойлерным ребятам убить тебя, когда они заставили тебя перейти из ортодоксии?» Тогда мне не пришлось бы иметь с тобой дело, добавил он про себя.

Саливас открыл рот и закрыл его, ничего не сказав. Что касается Маниакеса, то это был триумф, почти такой же удовлетворяющий, как изгнание кубратов и макуранцев из города Видесс. Затем, преодолев это, Саливас снова попытался заговорить, и ему это удалось. Однако то, что он сказал, в конце концов заставило Автократора почувствовать себя победителем: «Ваше величество, я не знаю».

«Могу я высказать предположение?» – спросил Маниакес, который тоже наблюдал это явление пару раз до этого. Поскольку Саливас вряд ли мог отказать своему повелителю, Автократор продолжил: «Ты был православным всю свою жизнь. Ты принимал православие как должное, не так ли?» Он подождал, пока Саливас кивнет, затем продолжил: "Доктрины васпураканцев для вас новы. Я думаю, из-за этого они возбуждают, как возбуждает мужчину новая любовница, даже если с его женой все в порядке, за исключением того, что она для него больше не нова ".

Слюна прилила к его выбритой макушке. «Это не то сравнение, которое я бы предпочел использовать», – натянуто сказал он. Напоминать видессианским священникам о требуемом от них безбрачии было дурным тоном.

Маниакеса не волновали плохие манеры, за исключением того, что он предпочитал их религиозным беспорядкам и другим гражданским распрям. «Используй любое сравнение, какое тебе нравится, святой отец. Но хорошенько подумай над этим. Помните, что вы были совершенно довольны, пока были ортодоксальными. Помните, что другие здешние священники...» Во всяком случае, большинство из них, уточнил он мысленно, и пара других, которые все еще склонялись к взглядам васпураканцев, колебались. «... вернулись к ортодоксии теперь, когда макуранцы ушли».

«Но виды на Васпураканер...» – начал Саливас.

Он, вероятно, собирался заупрямиться. Маниакес не дал ему шанса. «Тебе навязали чужеземцы, которые хотели разрушить Видесс», – твердо сказал он. «Хочешь ли ты помочь Шарбаразу, Царю Царей, выиграть эту битву даже после того, как его солдаты покинут Империю?»

«Нет, – признал Саливас, – но я также не хочу провести вечность во льдах Скотоса за то, что неверно верил».

Что Маниакес хотел сделать, так это ударить упрямого священника или, возможно, огреть его по голове большим камнем в надежде создать отверстие, через которое мог бы проникнуть разум. С большим терпением, чем он думал, он спросил: «Разве ты не верил, что будешь купаться в святом свете Фоса, прежде чем макуранцы заставили тебя изменить свое проповедование?»

«Да, но с тех пор я изменил свое мнение», – ответил Саливас.

«Если ты изменил это однажды, как ты думаешь, сможешь ли ты изменить это снова?» – сказал Автократор.

«Я сомневаюсь в этом», – сказал ему Саливас. «Я очень в этом сомневаюсь».

«До того, как бойлерные заставили тебя отказаться от ортодоксии, ты когда-нибудь думал, что изменишь свое мнение по этому поводу?» – Спросил Маниакес.

«Нет», – сказал священнослужитель.

«Что ж, тогда...» Маниакес подождал, пока Саливас установит связь. Он ждал, и ждал, и ждал еще немного. Связь оставалась разорванной. Саливас оставался убежден, что в то, во что он верил сейчас, он будет верить вечно. Маниакес убедился, что священник – совершенный болван, но единственное, что он мог с этим поделать, это надеяться, что жители Вриетиона тоже это заметят.

Видя его недовольство, но не полностью осознавая его источник, Саливас сказал: «Я буду молиться за вас, ваше величество».

«За это я тебе очень благодарен», – устало сказал Маниакес. Вриетион еще некоторое время должен был стать городом, в котором жили еретики в стиле васпураканера. В западных землях было много подобных городов. Вселенскому патриарху это не понравилось бы. Маниакесу это самому не понравилось; это нарушило его чувство порядка. Но возвращение западных земель в междоусобицу сразу после их возвращения от макуранцев еще больше нарушило его чувство порядка. Он отпустил Саливаса, который удалился с видом человека, который, приготовившись к худшему, был скорее зол, чем рад, что не пострадал от этого. Следующее дело, которое предстало перед Автократором, было запутанным подлогом, где пролегают границы собственности и были ли макуранские чиновники подкуплены, чтобы заставить их соблюдать эти границы. В этом не было никакой теологии, просто мошенничество. Маниакес атаковал его с большим удовольствием.

XI

Абивард поклонился в седле Маниакесу. «если Бог милостив, – сказал макуранский маршал, – следующим сообщением, которое вы получите от меня, будет то, что Машиз попал в мои руки».

«Пусть будет так», – сказал Маниакес. «Тогда мы будем равны: два взбалмошных генерала, восседающих на тронах наших земель».

«Да», – сказал Абивард. «Полагаю, что так». У него все еще был его маленький племянник, о котором можно было позаботиться. У сына Динак были более законные права на макуранский трон, чем у него. Если бы мальчик достался Шарбаразу от другой женщины, ответ был бы легким. Избавившись от ребенка своей сестры, хотя…

Решив, что разумнее немного сменить тему, Маниакес сказал: «Итак, у вас есть нужные вам люди из Васпуракана?»

«О, да», – ответил Абивард. «И у меня есть три полка васпураканцев, все они горят желанием низвергнуть Шарбараз».

«Ты примешь их помощь, но не возьмешь меня?» Маниакес сделал выпад.

«Конечно», – непринужденно ответил Абивард. «Они наши подданные. Если бы ты сейчас был макуранским подданным, Шарбараз был бы мной вполне доволен, и мне не было бы нужды бунтовать против него. Васпураканцы также не вторгались в Страну Тысячи городов ранее в этом году.»

«Очко», – сказал Маниакес. "Фактически, два очка. Удачи тебе. Свергните Шарбараза; воздайте ему по заслугам за все страдания, которые он причинил и Видессосу, и Макурану. И тогда, клянусь благим богом, давайте посмотрим, как долго мы сможем жить в мире ".

«Достаточно долго, чтобы восстановить все, что было разрушено, здесь и в Макуране», – сказал Абивард. «Это должно занять несколько лет, или больше, чем несколько – ты не был нежен между Тутубом и Тибом».

«Я даже не могу сказать, что сожалею», – сказал Маниакес. «Единственный способ, который я мог найти, чтобы вытащить тебя с моей земли – где ты тоже не всегда был нежным – это разорить твою».

«Я понимаю», – сказал Абивард. "Это тоже сработало. Может быть, если Бог будет добр, мы избавимся от привычки сражаться друг с другом, как только все починим. И мы двое, мы знаем, на что была похожа эта война, и почему мы не хотим еще одной ".

«Может быть, мы даже сможем заставить наших сыновей понять», – с надеждой сказал Маниакес. Кивок Абиварда был более жестким и скованным, чем Автократору хотелось бы видеть. Колебания беспокоили его, пока он не вспомнил, что Абивард все еще раздумывал, править ли ему как царю царей или как регенту при своем племяннике.

Маниакес очертил солнечный круг, чтобы его мысли о победе Абиварда не оказались плохим предзнаменованием для одержания этой победы. Он выехал вперед, протягивая руку. Макуранский маршал сжал его , и тогда Абивард удивил его, сказав: «Я хочу, чтобы ты кое-что передал своему отцу от меня».

«Что это?» – спросил Автократор.

«Скажи ему, что если бы хаморские кочевники не убили Годарса – моего отца, – я думаю, они бы отлично поладили друг с другом».

«Я запомню». Маниакес пообещал. «Возможно, они даже сражались друг с другом, когда мы были маленькими или еще до нашего рождения».

«Это так». Абивард выглядел озадаченным. "Они могли бы. Я не думал об этом, но ты прав. И мы, безусловно, подумали. Если Бог добр, наши сыновья не будут ". Он отдал то, что могло быть набросанным видессианским приветствием, или с таким же успехом могло быть отрывистым взмахом руки, затем использовал колени и поводья, чтобы развернуть лошадь и поскакать обратно к своей армии. Его стражники, которые, как и стража Маниакеса, остановились вне пределов слышимости своих хозяев, окружили его.

Понаблюдав за ним почти минуту, Маниакес повернул «Антилопу» в направлении видессианской армии. Он тяжело вздохнул, подъезжая рысью к Гориосу, который немного отъехал ему навстречу.

«Все кончено», – сказал Маниакес удивленным тоном. «Все действительно кончено. После всех этих лет макуранцы действительно покидают западные земли. Мы в мире с ними – если, конечно, Шарбараз не победит Абиварда. Но даже тогда Царю Царей пришлось бы трижды подумать, прежде чем он отважился на новую войну с нами. Кубраты тоже не собираются сражаться с нами в ближайшее время. У нас мир, и мы вернули себе всю Империю.»

«Ну, пусть это не слишком долго тебя беспокоит», – сказал его двоюродный брат. «Хатришеры могут решить осмелеть, или халогаи могут собрать флот и напасть на Калаврию, или, если уж на то пошло, некоторые люди, о которых никто из нас никогда не слышал, могут появиться из ниоткуда без всякой причины, кроме как причинить Видессу неприятности».

«Ты так облегчаешь мой разум», – сказал Маниакес.

Гориос рассмеялся. «Рад угодить, ваше величество. Вы выглядели там таким обездоленным, не с кем было сражаться, я подумал, что дам вам кого-нибудь».

«Люди, появляющиеся из ниоткуда? В центре Империи, я полагаю? Нет, спасибо», – с чувством сказал Маниакес. «Если ты собираешься пожелать чего-то абсурдного, пожелай, чтобы халогаи вторглись в Кубрат вместо Калаврии. Это действительно принесло бы нам некоторую пользу».

«Вы выиграли войну», – сказал Гориос. «Что вы теперь будете делать?»

«Что я хотел бы сделать, – ответил Маниакес, – так это вернуться в Видессос, город, какое-то время наслаждаться моими детьми и остальными членами моей семьи, и чтобы люди в городе не осыпали меня проклятиями, когда я выхожу среди них. Полагаю, я прошу слишком многого.»

«Теперь ты жалеешь себя», – сказал Гориос. «Я не позволю тебе выйти сухим из воды. Я должен напомнить вам, что вы только что изгнали непобедимую макуранскую армию из западных земель, и вы не потеряли при этом ни одного человека. Идите вперед и рыдайте после этого».

Маниакес усмехнулся. «Вот ты и поймал меня. Полагаю, это лишь доказывает, что подделка лучше сражения».

Гориос резко повернул голову во внезапном беспокойстве или превосходно его имитировал. «Тебе лучше не позволять никому из макуранцев слышать, как ты это говоришь».

«Конечно, нет», – сказал Маниакес. «Если Ромезан когда-нибудь узнает, что всех этих имен не было в приказе, который послал ему Шарбараз, вся гражданская война вон там...» Он указал в направлении отступающей армии. «... все еще может развалиться».

«Я не это имел в виду», – сказал его кузен. «Ты говорил как один из тех подлых видессиан, на которых всегда жалуются».

"О", – сказал Автократор. "Я подлый видессианин, но я не думаю, что им обязательно знать об этом. Они могут думать обо мне все, что им заблагорассудится – до тех пор, пока они делают это на большом расстоянии ".

«Ты планируешь вернуться в столицу прямо сейчас?»

«Нет». Маниакес покачал головой. "Как только я буду уверен, что бойлеры уйдут навсегда – или, по крайней мере, на этот сезон кампании, – я отправлю обратно половину, может быть, даже две трети армии. Однако, пока я не узнаю, как проходит битва между Абивардом и Шарбаразом, я сам собираюсь остаться в западных землях. Если тебе невыносимо находиться вдали от городских злачных мест, я отправлю тебя обратно с той частью армии, которую отпущу ".

«Что, и позволить тебе узнать, кто победит в макуранской гражданской войне на пару недель раньше меня?» Воскликнул Ригориос. "Вряд ли. Отправь Иммодиоса. Если он не убивает макуранцев сам, у него не хватает воображения беспокоиться о том, что с ними происходит ".

«Хорошо, я сделаю это», – сказал Маниакес со смехом. «Мой отец и твой будут завидовать нам обоим, потому что мы узнаем, когда они этого не сделают».

«Так и будет». Глаза Гориоса блеснули. «И они оба скажут, что это первый раз в истории мира, когда мы знаем что-то, чего они еще не знают, даже на короткое время. Вот для чего существуют отцы».

«Так оно и есть», – сказал Маниакес. «И довольно скоро я смогу относиться к своим мальчикам так же. Видишь, как продолжается жизнь?»

Как и предсказывал Регориос, Иммодиос не выразил ни малейшего протеста, когда Маниакес приказал ему отвести половину имперской армии обратно в город Видесс. Автократор решил не отдавать ему больше половины, на тот случай, если он может забрать с собой все, что у него есть, для восстания. Маниакес доверял ему больше, чем кому-либо, кроме своей ближайшей семьи; но кто-то из его собственной ближайшей семьи устроил заговор против него, так что это мало о чем говорило.

И как только Иммодиос повел отряд обратно к городу Видессу, Маниакес пожелал, чтобы армия воссоединилась. Это, однако, не имело ничего общего с опасениями по поводу лояльности Иммодиоса или ее отсутствия. Это было связано с новостями, которые принес гонец с юга.

«Мне жаль сообщать вам об этом, ваше величество», – сказал парень, "но макуранский гарнизон в Серресе не покинул город. Они продолжают настаивать на своей лояльности Шарбаразу ".

«О, они это делают, не так ли?» Голос Маниакеса звучал наполовину сердито, наполовину смиренно. "Ну, я полагаю, мне следовало ожидать, что это где-нибудь произойдет. Хотя я хотел бы, чтобы этого не произошло при Серресе ".

Главной целью существования гарнизонного города было перекрыть этот участок границы между Макураном и Империей Видессос. Он и его отец отправились из Серреса вместе с Абивардом и Шарбаразом, чтобы вернуть последнему макуранский трон. Казалось, что прошло гораздо больше времени, чем двенадцать или тринадцать лет.

«Что вы собираетесь делать, ваше величество?» – спросил гонец.

«Что я могу сделать?» Маниакес вернулся. «Я спущусь в Серхес и вытащу оттуда макуранцев». Он сделал паузу. «Насколько велик макуранский гарнизон в этом месте?»

«Около тысячи человек, или так я слышал», – сказал гонец.

«Со мной все еще вчетверо больше людей», – размышлял вслух Автократор. Отправив отряд Иммодиоса обратно к столице, он не хотел отзывать эти войска. «Может быть, мне сойдет с рук то, что у меня есть».

Намереваясь поджарить его, он двинулся на юг со своей половиной армии. Им не приходилось быстро маршировать с тех пор, как они покинули Страну Тысячи городов; путешествие по западным землям было парадом. Дороги, ведущие к Серхесу, были плохими, и во время макуранской оккупации по ним почти не ездили. Тем не менее, видессиане быстро продвигались по ним.

Прежде чем они добрались до Серреса, рифленое центральное плато западных земель начало уступать место поросшей кустарником полупустыне, лежащей между западной границей Видессоса и рекой Тутуб. В давние дни своего правления Ликиний Автократор жаловался почти на все расходы, с которыми ему когда-либо приходилось сталкиваться. Попытка не столкнуться ни с одним из них, в конце концов, стоила ему трона и жизни. Насколько Маниакес знал, он никогда не жаловался на снабжение Серрами.

Приближаясь к городу, Маниакес задавался вопросом, как – или если – макуранцам это удалось. Они кормили Серреса из сельской местности? Сельская местность мало что дала. Там паслось несколько коров, но поблизости росло недостаточно, чтобы прокормить больше нескольких. По засушливой местности из Страны Тысячи Городов? Если так, то линия снабжения была либо уже разорвана, либо ее легко было прорвать.

Глядя на толстые стены Серреса, на цитадель на возвышенности в центре города, Маниакес быстро решил, что не хочет пытаться штурмовать это место. Он выехал вперед, прикрываясь щитом перемирия, чтобы вступить в переговоры с командующим гарнизоном.

Тегин, сын Гамаша, подошел к западным воротам Серреса и посмотрел сверху вниз на Автократора видессиан. Это был крепко сложенный мужчина с седой бородой и внушительным носом. «Ты напрасно тратишь свое время», – крикнул он Маниакесу. «Мы тебе не уступим».

«Если вы этого не сделаете, то пожалеете после того, как я ворвусь в Серхес», – сказал Маниакес, угрожая сделать то, что ему меньше всего хотелось делать. «Мы превосходим вас численностью по крайней мере в шесть к одному. Мы не проявим милосердия». Если нам повезет попасть на эти работы или пройти через них, подумал он. Серхес был построен с замечательным мастерством, чтобы сдерживать макуранцев. Теперь он угрожал сделать то же самое с народом, который построил его в первую очередь.

«Давай, делай все, что в твоих силах», – парировал Тегин. «Мы готовы к тебе».

Маниакес пришел к выводу, что он не единственный, кто громко блефует. «Что ты предлагаешь там съесть?» он потребовал ответа.

«О, я не знаю», – беззаботно ответил Тегин. «У нас есть кое-что из того и этого. Что ты предлагаешь там съесть?»

Маниакес должен был признать, что это был хороший вопрос. Снабжение армии, окружившей Серрехес, имело все недостатки снабжения самого города. Однако он не собирался сообщать макуранцам, что нанес удар. «У нас есть все западные земли, на которые можно опираться», – сказал он. «Ваш гарнизон – последний макуранец в окрестностях».

«Тогда тем больше причин удерживать его, не так ли?» Тегин говорил так, как будто ему было весело. Маниакес хотел бы сказать то же самое.

На самом деле он сказал: «Оставаясь здесь, ты нарушаешь условия перемирия, заключенного с нами Абивардом».

«Абивард не царь царей», – сказал Тегин. «Мой правитель – Шарбараз, царь царей, да продлятся его годы и увеличится его царство».

«Все макуранцы в западных землях отреклись от Шарбараза», – сказал Маниакес.

Тегин покачал головой. «Не все из них. Этот, например, не осажден».

«Мор», – пробормотал Маниакес себе под нос. Ему следовало ожидать, что он наткнется на одного-двух несогласных. Все могло быть хуже; Ромезан мог бы оставаться решительно верным Шарбаразу. Но все могло быть и лучше. Автократор не собирался позволять Серресу оставаться в руках макуранцев. Он сказал: «Ты знаешь, что Шарбараз приказал убить Абиварда и большинство его генералов, когда им не удалось взять город Видесс».

«Я слышал об этом», – ответил командир гарнизона. «Я этого точно не знаю».

«Я видел захваченную депешу собственными глазами». Сказал Маниакес. Он также видел, как документ был преобразован в другой, более полезный для видессианских целей, но воздержался упоминать об этом, поскольку такая терпимость также была более полезной для видессианских целей.