Текст книги "Видессос осажден (ЛП)"

Автор книги: Гарри Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

Это действительно имело смысл и во многом успокоило Маниакеса – по крайней мере, относительно перспективы обращения Ромезана, как только он увидит письмо. О переходе Гориоса на другую сторону… ему от этого не стало легче, ни на йоту.

Однако, несмотря на то, что его двоюродный брат был полон решимости уйти, Автократор не видел способа остановить его, если только его уход не заставил ромезанца согласиться пройти через переправу для скота взамен. «Я отправлю Исокасия обратно в Ромезан», – сказал Маниакес. «Если он согласится перейти...» Он вздохнул. «Если он согласится переправиться, ты можешь отправиться туда».

Регорий выглядел удивленным, как будто ему не приходило в голову просить разрешения Маниакеса. Вероятно, нет; Регорий привык поступать так, как ему заблагорассудится. Очевидно, придя к выводу, что сейчас не время отстаивать собственную свободу действий, он сказал: «Очень хорошо, ваше величество», как будто у него была привычка все время беспрекословно подчиняться своему кузену.

Когда Маниакес в очередной раз приказал Исокасию возвращаться на ту сторону, гонец одарил его наглой ухмылкой. «Вы должны заплатить мне фарлонгом, ваше величество», – заметил он.

«Я заплачу за твой язык фарлонгом», – парировал Маниакес. Во времена его изгнания на острове Калаврия посланник после такой затрещины вытащил бы соответствующий орган. Маниакес увидел, как загорелись глаза Исокасия. Он хотел быть трудным; Маниакес видел это. Но он не осмелился, не тогда, когда имел дело с Автократором видессиан. Маниакес вздохнул про себя. Церемониал, на котором была основана Империя, сделал жизнь менее интересной во множестве способов.

Открыто путешествуя в Обновлении, на следующее утро Исокасий отправился навестить Ромезан. Гориос стоял с Маниакесом у подножия пирсов в дворцовом квартале, наблюдая, как имперский флагман скользит по водам Скотоводческой переправы, плавно поднимая и опуская весла в унисон.

Региос сказал: «Когда я доберусь туда, у меня будет такое чувство, как будто началось отвоевание западных земель».

«Ты можешь чувствовать любое количество разных вещей», – ответил Маниакес. «Если бы ощущения делали их реальными, жизнь была бы проще».

«Ах, разве нет?» его кузен согласился. «И если то, что мы чувствовали к Чикасу, могло заставить его чувствовать то, что, по нашему мнению, он должен чувствовать ...»

«Я позволю тебе сказать это снова», – вмешался Маниакес. «На самом деле, я бросаю тебе вызов, чтобы ты сказал это снова».

Ригорий начал, но прикусил язык, прежде чем закончил. В отличие от Исокасия, он был достаточно высокого ранга, чтобы нагрубить Автократору. Оба мужчины рассмеялись.

Маниакес, однако, вскоре стал серьезным. «Если нам действительно удастся вбить клин между Шарбаразом и его полевой армией, нам также нужно выяснить, как мы можем извлечь из этого максимальную выгоду». Он прислушался к своим собственным словам, затем ошеломленно покачал головой. «Клянусь благим богом, я говорю как бедный Ликиний». Он начертил солнечный круг над своим сердцем, чтобы предотвратить любое возможное предзнаменование, связывающее его судьбу с тем, что постигло его несчастного предшественника.

Его двоюродный брат также сотворил знак солнца. «Ты прав», – сказал он. Его глаза задумчиво сузились. «Возможно, я стану первым шагом к возвращению западных земель – возвращению их, не потеряв ни одного человека».

«Ты согласен со мной», – сказал Маниакес. «Я не знаю, сработает ли это; я не знаю, что решит сделать Абивард. Но сейчас у нас есть лучший шанс. Это напомнило мне – я должен держать нашу армию наготове, чтобы выступить, когда потребуется. Макуранцам может потребоваться больше убедительности, чем можно выразить словами.»

«Они всегда так делали до сих пор, это точно», – сказал Региос.

«Это еще одна причина, по которой мне нужно перейти на другую сторону». Маниакес поморщился, раздраженный на своего кузена за то, что тот установил связь, которую он сам не видел.

Обновление привело к возвращению Исокасия, когда солнце перевалило за полдень. Гонец сказал: "Ваше величество, вы и Ромезан заключили сделку. Когда я сказал, что его Высочество... – Он взглянул на ромезанца. – ... приедет сюда, чтобы гарантировать свою безопасность, он посмотрел на меня так, как будто я начал говорить на языке халогаев. Мне понадобилось немного времени, чтобы убедить его, что я говорю серьезно ".

Маниакес повернулся к Гориосу. «Вот. Видишь? Ромезан тоже думает, что ты сумасшедший». Гориос посмеялся над ним.

Исокасий продолжал: «Как только ромезан понял, что ты не шутишь, он поклялся своим языческим Богом, что севастийцам не причинят вреда в Кроссе, при условии, что ему не причинят вреда в городе Видессе. И он сказал, что приплывет сюда на Обновлении , как только Севастос доберется туда.»

«Тогда он не будет долго ждать», – сказал Гориос. «Теперь я готов, что означает, что Ромезан будет здесь сегодня днем». Он ухмыльнулся Маниакесу. «И разве он сам не преподнесет себе сюрприз, когда доберется сюда?»

Автократор обнял своего двоюродного брата. «Я все еще жалею, что ты уезжаешь. Господь с великим и благим умом да пребудет с тобой». Он и Гориос – и Исокасий тоже – нарисовали солнечный круг Фоса над своими сердцами.

Наблюдать, как "Обновление " скользит на запад через переправу для скота с Исокасиосом на борту, было достаточно легко. Наблюдать, как дромон плывет на запад с Ригориосом на борту, было совершенно другим делом. Если бы у Маниакеса не было такой отчаянной потребности увидеть Ромезана, он бы не отпустил своего кузена. Если бы у него не было отчаянных потребностей того или иного рода, он не сделал бы многого из того, что он делал с тех пор, как вселенский патриарх возложил корону на его голову. Ему надоело действовать, руководствуясь скорее отчаянием, чем желанием.

Когда обновление вернулся в сторону имперского города, Maniakes прикрыл глаза рукой, наполовину надеясь, что он увидит Rhegorios в носовой части, знак Romezan принял решение не продолжать сделку, в конце концов. Он не видел своего двоюродного брата. Он видел крупного мужчину в кафтане, который не выглядел знакомым, хотя Автократор мог видеть его на том или ином поле битвы.

Моряки быстро причалили к причалу "Обновление ". Абивард подошел к Маниакесу. «Они очень быстры и ловки в том, что делают», – заметил он. «Они напомнили мне о хорошо обученных войсках, которыми, я полагаю, они по-своему и являются».

«Этцилий так бы и подумал», – рассеянно согласился Маниакес. Он подождал, пока матросы спустят трап между дромоном и берегом. Ромезан наткнулся на него первым. Когда он это сделал, Маниакес понял, почему соотечественники называли его макуранским вепрем: он был не только высок, но и, что необычно для макуранца, широкоплеч. У него было свирепое, красивое, вытянутое вперед лицо с вощеными усами и острыми кончиками бороды.

Он вежливо пал ниц перед Маниакесом, затем поцеловал Абиварда в щеку, признавая более высокий ранг маршала: немалая уступка для дворянина Семи Кланов – уступить человеку, возвышающемуся над ним из низшей знати. «Повелитель», – сказал он Абиварду, прежде чем повернуться к Маниакесу, к которому обратился на макуранском языке: «Повелитель, ты возбудил мое любопытство так же сильно, как блоха в моих панталонах возбудила бы мою задницу. Что может быть настолько важным, что ты используешь своего кузена в качестве гарантии моего безопасного возвращения? Чем скорее я узнаю, тем счастливее буду.»

Наконец-то заманив ромезан через переправу для скота, Автократор теперь тянул время. «Приходи в мою резиденцию», – сказал он. «То, что тебе нужно узнать, уже там, и у меня тоже есть еда и вино, которые ждут тебя».

«В Пустоту с едой и вином», – прорычал ромезан, который, будучи видессианцем, был бы прямолинеен и стал бы поистине потрясающим макуранцем. Если бы гвардейцы-халогаи Маниакеса понимали его язык, они сочли бы его родственной душой.

Однако, вернувшись в резиденцию, он принял вино и медовые лепешки и приветствовал Симватия и старшего Маниакеса с уважением, которого заслуживали их годы. Последнему он сказал: «Когда я впервые отправлялся на войну, ты научил меня, что видессиане – враги, которых нельзя презирать».

«Я бы хотел, чтобы ты лучше запомнил этот урок в последующие годы», – ответил отец Маниакеса, на что Ромезан издал глубокий раскатистый смешок.

Макуранскому генералу вскоре снова стало не по себе. Он бродил по коридорам резиденции, одобрительно кивая охотничьим мозаикам на полу и трофеям прошлых побед. Маниакес и Абивард сопровождали его, Автократор отвечал на вопросы по дороге. Когда Маниакес решил, что настало время, он передал измененные приказы Ромезана Шарбараза. «Здесь», – сказал он без предисловий. «Что ты планируешь с этим делать?»

IX

Ромезан прочитал весь документ с той безудержной сосредоточенностью, которой, казалось, он уделял всему. Он старался сохранять невозмутимое выражение лица, но чем больше он читал, тем выше поднимались его брови. «Клянусь Богом», – сказал он, когда закончил. Он посмотрел на Маниакеса. "Ваше величество, я прошу прощения за то, что сомневался в вас. Вы были правы. Это то, что я должен был увидеть ".

«Теперь ты это видел», – сказал Абивард, прежде чем Автократор смог ответить. «Что ты собираешься с этим делать?» В его голосе звучали нотки, которые не требовали притворства; Шарбараз действительно приказал казнить его.

«Я не собираюсь тут же выхватывать свой меч и отрезать от тебя куски, если ты это имеешь в виду», – ответил Ромезан. «Если это правда, Шарбараз перешел грань дозволенного». Его взгляд обострился, как будто верхом на лошади он заметил новую цель для своего копья. « Это правда, или это какая-то хитроумная подделка, состряпанная видессианцами?»

Он говорил, не обращая внимания на Маниакеса, который стоял всего в паре футов от него. Маниакесу лучше удавалось сохранять невозмутимость, чем макуранцу. За этой тишиной он смеялся. Единственным верным ответом на вопрос Ромезана было и то, и другое; часть пергамента была настоящей, часть – искусной подделкой, хотя Абивард имел к этому такое же отношение, как и любой видессианин.

«Это реально», – сказал Абивард, играя роль, которая пошла на пользу Видессосу, потому что это пошло на пользу и ему. «Мои маги показали, что это так – вот почему я призвал их на эту сторону Переправы для скота».

«Я услышу то же самое от них», – сказал Ромезан.

Маниакес кивнул Камеасу. Поклонившись Ромезану, вестиарий выскользнул из зала аудиенций. Вскоре он вернулся с Пантелесом и Бозоргом. Снова поклонившись, он сказал: «Вот они, достопочтенный господин».

Обращаясь к Абиварду, Ромезан сказал: «Это верно, ты привел с собой своего ручного видессианца, не так ли?» Он отпустил Пантелеса взмахом руки. «Продолжай, сиррах; то, что ты хочешь сказать, меня совершенно не интересует, потому что ты скажешь все, что захочет от тебя твой хозяин».

«Это не так», – с достоинством ответил видессианский маг.

Поскольку Маниакес прекрасно знал, что это так, он не был удивлен, обнаружив, что Ромезан тоже знал. Макуранский генерал сказал: «Продолжай, я тебе говорю», и Пантел волей-неволей ушел. Ромезан обратил свое внимание на Бозорга. «Ты действительно хочешь сказать мне, что Шарбараз был настолько глуп?»

Макуранский маг кивнул. «Можешь ли ты считать мудрым любого человека, который предательски попытается спровоцировать смерть своего лучшего маршала?» Он ничего не сказал о гибели всех других офицеров, чьи имена были указаны в письме Царя Царей. Маниакес отметил это упущение. Ему оставалось надеяться, что Ромезан этого не сделает.

«Он действительно отдал этот приказ?» Голос Ромезана звучал задумчиво и, если Маниакес не понял его неправильно, печально.

Бозорг кивнул. «Он сделал. Моя магия – а также магия Пантелеса – подтвердила это». То, что сказал волшебник, было правдой, как он и обещал, так и будет. Чего он не сказал и не сказал бы, если бы его специально не спросили…

Без сомнения, намереваясь удержать Ромезана от вопросов, на которые Бозорг мог ответить правдиво, Абивард сказал: «Ты все еще не ответил на вопрос, который я задал тебе, когда впервые показал тебе это. Что ты планируешь с этим делать?»

«Если я сделаю так, как приказал мне Царь Царей, вся эта армия отправится прямиком в Пустоту», – заметил Ромезан, и Абивард кивнул. «Но если я не сделаю так, как приказал мне Царь Царей», – продолжал Ромезан, – «это само по себе превращает меня в предателя, а значит, какой-нибудь другой офицер ...»

«Тзикас», – перебил Абивард. Судя по тому, как он это сказал, он не ожидал, что ромезанцам понравится Тзикас. Маниакес задумался, любит ли Тикас кого-нибудь в цивилизованном мире, кроме Тикаса.

«Какой-нибудь другой офицер получит письмо, подобное этому», – закончил Ромезан, как будто Абивард ничего не говорил. «Но у него не будет приказа избавиться от тебя. У него будет приказ избавиться от меня.» Ромезан вздохнул. Его широкие плечи поникли. «Я никогда не думал, что мне придется отвернуться от Шарбараза, Царя Царей, пусть его...» Он прервал почетную формулу на середине. «И в Пустоту вместе с этим тоже. Да будет удален его фундамент с сиденья кресла, которое он занимает в Машизе». Он пал на живот перед Абивардом. «Ваше величество», – сказал он. "Вот. Теперь мое восстание официально ".

«Я не планировал...» Абивард замолчал. Логические последствия пребывания в подобной ситуации обрушились на него. Если бы он остался верен Шарбаразу, он подставил бы свою шею под плаху. Кроме того, восстание стало более привлекательным выбором.

Маниакес предложил альтернативу, которую он предлагал раньше: «Если ты не хочешь быть Царем царей от своего имени, все еще есть твой маленький племянник, которого нужно защищать».

Все еще стоя на четвереньках, Ромезан по-волчьи расхохотался, эффект усилила его поза. «Я слышал много историй о мужчинах, которые бунтуют во имя младенцев», – сказал он. «Может быть, я слышал историю, в которой ребенок жил и стал править, когда вырос. Может быть, я тоже не слышал».

«Я не обязан решать это сразу», – ответил Абивард. «Важно то, что я восстаю против Шарбараза, Царя Царей, – и ты тоже». Он наклонился и похлопал ромезанца по плечу. «Вставай».

Ромезан поднялся, в его глазах все еще был тот волчий взгляд. «Завтра в это время вся полевая армия с оружием в руках выступит против Шарбараза. Мы отправимся обратно в Машиз, вышвырнем его вон, избавимся от него, посадим тебя на трон и...» На этом его видение будущего закончилось. «И тогда все будет хорошо», – закончил он.

Абивард действительно смотрел дальше вперед, чем благородный представитель Семи Кланов. Он взглянул в сторону Маниакеса. «Это ... не думаю, что все будет так просто», – сказал он.

«Нет, это не так», – согласился Маниакес. Он надеялся и планировал подобный момент с тех пор, как стал автократором видессиан. Он также провел большой отрезок времени, задаваясь вопросом, наступит ли это когда-нибудь. Он обратился не к Абиварду, а к Ромезану: «Что ты предлагаешь делать со своими гарнизонами в западных землях, пока полевая армия выступает против Шарбараза?»

«Оставь их там», – сразу же ответил Ромезан. «Почему бы и нет? Мы вернемся в следующем году, и...» Трудность, которую Абивард сразу увидел, теперь стала очевидной и для него. Он посмотрел на Маниакеса без особой теплоты. «О. Если мы уйдем, вы начнете отбирать эти города обратно».

Автократор покачал головой. «Нет, я не сделаю ничего подобного», – ответил он. Ромезан уставился на него с гневным подозрением. Даже Абивард выглядел удивленным. Он не винил их. Освобождение городов в западных землях после вывода макуранских полевых сил было его первым планом. Однако вместо того, чтобы использовать это, он сказал: «Если вы оставите гарнизоны позади, я сожгу все перед полевой армией и нападу на нее при первом удобном случае».

«Почему ты хочешь совершить подобную глупость?» Ромезан взорвался. «Если ты это сделаешь, наша кампания против Шарбараза пойдет прахом».

«Он знает это», – сказал Абивард, словно ребенку. "Его это не волнует – или его не очень волнует. Чего он хочет, так это вернуть западные земли под власть видессии ".

«Это верно», – сказал Маниакес. "Согласись вернуть границу туда, где она была до убийства Ликиния Автократора, и я помогу тебе всем, чем смогу. Попытайся вести свою гражданскую войну и заодно удержать западные земли, и я причиню тебе боль всеми возможными способами – и я могу причинить тебе сильную боль сейчас ".

«Предположим, мы не пойдем маршем на Машиз?» Сказал Ромезан. «Предположим, мы просто останемся там, где мы есть? Что тогда?»

«Тогда Шарбараз узнает, что ты не казнил Абиварда», – сказал Маниакес с волчьей ноткой в его собственной улыбке. «Затем кто-то – возможно, Кардариган или Тзикас – получает приказ казнить тебя не за неудачу, а за мятеж. Ты сам это сказал».

И без того смуглый, Ромезан еще больше потемнел от гнева. «Ты осмеливаешься пользоваться нашими ссорами между собой и использовать их для кражи у ас?»

Маниакес запрокинул голову и рассмеялся Ромезану в лицо. Аристократ из Семи Кланов не мог бы выглядеть более изумленным, даже если бы Маниакес вылил на него ведро холодной воды. Автократор сказал: "Клянусь благим богом, ромезанец, как, по-твоему, ты вообще заполучил западные земли? Вы вошли в них, когда Видесс больше походил на кошачью драку, чем на империю, после того, как Генезий убил Ликиния, и каждый генерал думал, что может украсть трон для себя или, по крайней мере, не дать ему завладеть соседом. Забрать то, что принадлежало мне, – это не воровство, здесь это не так ".

«Он прав», – сказал Абивард, и Маниакес склонил перед ним голову, уважая его честность. «Мне не нравится, что он возвращает западные земли, и если я смогу найти какой-нибудь способ помешать ему вернуть их, я им воспользуюсь. Но попытка вернуть их не делает его вором».

«Я не думаю, что вы сможете найти такой способ», – сказал Маниакес. "Я не думаю, что у вас обоих есть много времени, чтобы потратить его на поиски. Ты можешь поторговаться со мной или можешь попытаться поторговаться с Шарбаразом. Если у тебя есть какие-то варианты, кроме этих двух, я их не вижу ".

«Тебе это нравится», – сказал Ромезан, как будто обвинял Автократора в том, что он лакает суп из миски, как собака.

И снова Маниакес принял вызов прямо. «Каждую минуту этого», – согласился он. «Вы, макуранцы, все мое правление и то, что было до моего, унижали Видессос. Теперь у меня есть шанс отыграться – в буквальном смысле. Ты можешь либо сдаться и вернуться на свою землю, чтобы разобраться с Царем Царей, который поставил тебя в такое затруднительное положение, либо ты можешь попытаться сохранить его, попытаться вернуться, и тебя сожрут по пути. Выбор за вами».

«У нас нет выбора», – сказал Абивард. «Пусть границы останутся такими, какими они были до убийства Ликиния Автократора». Ромезан выглядел взбунтовавшимся, но ничего не сказал.

«Это было началом неприятностей между нами», – сказал Маниакес. Но Абивард покачал головой. "Нет. Ликиний заплатил золотом племенам хамортов к северу от Дегирда за набег на Макуран. Когда Пероз, царь царей, да хранит Господь его дух, выступил против них, он был побежден и убит, что позволило Смердису узурпировать трон Шарбараза, что позволило Ликиниосу вмешаться в нашу гражданскую войну, которая… Ты знаешь эту историю так же хорошо, как и я. Найти начало вражде между нами нелегко ".

«Положить конец этой борьбе будет нелегко», – прогрохотал ромезан: явная нотка предупреждения.

«Однако сейчас, на этих условиях, мы можем остановиться», – сказал Маниакес. «Пока». Абивард и Ромезан заговорили вместе.

Абивард и Рошнани спустились в лодку с Обновления. Матросы быстро перевезли их через узкую полоску воды, отделяющую имперский флагман от пляжа на противоположной стороне. Когда они вышли из лодки на берег, в нее сел Гориос. Моряки доставили его обратно на дромон.

«Я в порядке», – сказал он Маниакесу. «Здесь все в порядке?» «Достаточно хорошо», – ответил его двоюродный брат. Автократор кивнул Ромезану. «Теперь твоя очередь».

«Да, теперь моя очередь», – тяжело произнес аристократ из Семи Кланов. «И я воспользуюсь этим по максимуму». Он спустился в лодку. То же сделали Бозорг и Пантелес. Видессианский маг в Макуранер пэй выглядел так, как будто хотел бы сесть дальше от ромезана, чем позволяла лодка.

После того, как Ромезан и два волшебника снова выбрались из лодки и зашагали по пляжу к Кроссу, Тракс заговорил: «Я полагаю, теперь вы захотите вернуться в имперский город, а, ваше величество?»

«Что?» Спросил Маниакес. "Нет, клянусь благим богом. Побудь здесь – немного на расстоянии выстрела из лука, если тебя это устраивает. Именно здесь сегодня произойдут важные события. Я хочу быть здесь, когда они произойдут ".

«Тогда почему бы просто не выпрыгнуть из дромона и самому не отправиться в лагерь макуранцев?» Фракс рассмеялся.

Все, что ответил Маниакес, было: «Нет, еще нет. Время еще не пришло». Друнгарий флота уставился на него; Маниакес привык, что Фракс пялится на него. После того, как флот помешал кубратам преодолеть переправу для скота и присоединиться к макуранцам, он меньше, чем раньше, завидовал Фраксу за его ограничения.

«Я полагаю, мы ждем одобрительных возгласов, означающих, что Абивард читает письмо радостной и благодарной аудитории?» Спросил Гориос, усмехаясь собственной иронии.

«Это то, чего мы ждем, все верно», – сказал Маниакес. "Я попросил Абиварда встретиться со своими офицерами на берегу моря, но он сказал «нет». Он не заботится о том, чтобы напомнить им, что они собираются сотрудничать с нами больше, чем он должен, не прямо сейчас, он этого не делает. Говоря таким образом, он прав ".

«Да, скорее всего, так», – согласился Гориос. "Однако я буду рад, когда мы вернемся в город; вот что я тебе скажу. Они хотели оказать мне честь, поэтому приготовили меня по-макурански. Я ем баранину без чеснока с тех пор, как поменял себя на ромезан. Мне кажется, что у меня засыпало во рту ".

«Если это худшее, что тебе пришлось пережить, ты хорошо справился», – сказал Маниакес. «Я просто чертовски рад, что макуранцы снова отпустили тебя».

Фракс указал в противоположную сторону. «Похоже, там что-то происходит, ваше величество. Хотя, если я смогу разобрать, что именно, со мной на лед».

Деревья, кустарники и здания – некоторые уцелевшие, другие руины – скрывали большую часть внутренней части пригорода от вида с моря, но Фракс был прав: там что-то происходило. Там, где все было тихо, почти сонно, до того, как Абивард и Ромезан вернулись к макуранским полевым силам, теперь внезапно по улицам начали двигаться люди, некоторые верхом, другие пешком. Пока Маниакес наблюдал, все больше и больше солдат начали шевелиться.

Откуда-то, чего он не мог видеть, раздавались крики. К своему раздражению, он не мог разобрать слов. «Двигайся ближе к берегу», – сказал он Фраксу. Друнгарий неохотно подчинился приказу.

Пара всадников прискакала галопом с противоположной стороны. Маниакес и Гориос посмотрели друг на друга. Невозможно сказать, что это означало, если бы "Обновление " подошло еще ближе к берегу, оно бы само выбросилось на берег. Маниакес должен был суметь разобрать, что кричали макуранцы. Проблема была в том, что они ничего не кричали после того первого короткого выкрика. Тишину нарушал только плеск волн о корпус дромона.

Он ждал, желая быть мухой на стене, где бы ни собрались макуранцы, вместо того, чтобы бесполезно оставаться здесь, в море. Через мгновение он стукнул себя по лбу тыльной стороной ладони. Магия Багдасареса, возможно, позволила ему стать той мухой на стене, какой он был некоторое время, слушая Абиварда и Этцилиоса и, неожиданно, Цикаса.

Маги с другой стороны вскоре перекрыли ему доступ к слуху. Но двое главных магов с другой стороны теперь, по крайней мере частично, были на его стороне. С другой стороны, магия имела свойство распадаться на части, когда сталкивалась или пыталась справиться с разгоревшимися страстями – вот почему и боевая, и любовная магия срабатывали так редко. И он подозревал, что страсти на макуранском собрании, если и не разгорелись сейчас, то скоро разгореются.

Едва эта мысль пришла ему в голову, как где-то в центре Акросса раздался мощный, яростный рев. Он не мог разобрать в нем слов, но обнаружил, что раздражен меньше, чем был раньше. Он не думал, что в этом злобном лае есть какие-то слова, больше, чем в крике своры гончих, почуявших кровь.

Рев продолжался и продолжался, то становясь немного тише, то снова поднимаясь на новый пик ярости. Гориос усмехнулся. «На что ты хочешь поспорить, что они читают весь список, который составил Абивард?» сказал он.

«Скорее всего, ты прав», – ответил Маниакес. «Когда они кричат громче, это, должно быть, потому, что они только что наткнулись на какого-то особенно популярного офицера».

Абивард назвал более трехсот имен. Чтение их всех заняло некоторое время. Наконец воцарилась тишина. Мгновение спустя раздались новые возмущенные возгласы. Теперь, впервые, Маниакес мог разобрать одно слово, выкрикиваемое как часть ритмичного песнопения: имя макуранского Царя Царей.

"Если это не «Выкопайте кости Шарбараза! в Макуранере я священник с выбритой макушкой», – воскликнул Регориос.

Маниакес кивнул. «Да, это призыв к беспорядкам, в этом нет сомнений». Он сделал несколько па веселого танца, прямо там, на палубе, и ударил кулаком по раскрытой ладони. «Клянусь благим богом, мой двоюродный брат, мы сделали это!»

Там, где он был нехарактерно рад, Регориос был столь же нехарактерно сдержан. «Возможно, мы сделали это», – сказал он. "Во всяком случае, мы сделали часть этого. Но все еще тысячи бойлеров сидят прямо здесь, рядом с переправой скота, всего в нескольких шагах от города Видессос. Чтобы вывести жукеров из западных земель и вернуть их туда, где им самое место, потребуется еще немало усилий ".

Макуранец вырвался из-за зданий Across и побежал вдоль пляжа. Он полностью проигнорировал присутствие "Обновления " недалеко от берега – и хорошо, что мог, потому что трое его соотечественников следовали за ним по пятам, их кафтаны развевались вокруг них, как крылья, когда они бежали. Мечи в их руках сверкали на солнце.

Убегающий макуранец, возможно, услышав, что они настигают его, повернулся в страхе, обнажив свой собственный меч. Как и большинство схваток одного против троих, эта длилась недолго. Он лежал там, где упал, песок пропитался его кровью.

«Может быть, вся их армия развалится», – мечтательно произнес Гориос. «Может быть, у них начнется гражданская война здесь и сейчас».

«Возможно», – сказал Маниакес. «Однако я не думаю, что достаточно макуранцев останутся верны Шарбаразу, чтобы развязать гражданскую войну».

«Мм, что-то в этом есть», – признал Региос. «Однако мы так долго получали меньше, чем нам причиталось, что я не думаю, что добрый бог рассердится на меня, если я буду надеяться на большее, чем нам причитается для разнообразия». Он перешел от теологии к политике, и все это на одном дыхании: «Хотел бы я знать, на чьей стороне был покойник и кто из троих убил его».

Маниакес не мог исполнить это желание, но трое макуранцев исполнили, почти сразу, как оно было произнесено. Они приветствовали Обновление , кланялись и делали все возможное, чтобы показать, что они благосклонны к Видессу. Один из них указал на тело человека, которого они убили. «Он не плюнул бы на имя Шарбараза, Сутенера из сутенеров!» – прокричал он тонким голосом над водой переправы для скота.

«Шарбараз, сутенер из сутенеров». Теперь голос Маниакеса, вторящего макуранцам, звучал мечтательно, его мысли витали далеко через годы. «Когда Шарбараз сражался со Смердисом, именно так его люди называли узурпатора: Смердис – Сутенер из сутенеров. Теперь круг замкнулся». Он нарисовал солнечный знак Фоса, сам круг, над его сердцем.

«У нас восстание», – сказал Регорий. Торжественно он, Маниакес и Фракс пожали друг другу руки. Как сказал Регорий, успех казался странным после стольких разочарований.

Макуранцы на пляже все еще кричали, теперь на плохом видессианском вместо своего родного языка: «Ты, Автократор, приходи сюда, у нас появятся друзья. Врагов больше нет, больше никаких». «Пока нет», – крикнул Маниакес в ответ. «Пока нет. Скоро».

Легкий ветерок играл с алыми накидками халогаев и видессийцев из имперской гвардии, когда они образовали три стороны квадрата на пляже рядом Поперек. Солнце отражалось на их позолоченных кольчугах. Почти все они выглядели настороженными, готовыми к бою: повсюду вокруг них, выстроившись в гораздо большее количество, стояли воины макуранских полевых сил.

Воды через переправу для скота образовали четвертую сторону площади. Моряки, одетые по этому случаю в алые туники, доставили Маниакес и Регориос от "Обновления " к берегу на веслах. Один из них сказал: «Прошу прощения, ваше величество, но я скорее запрыгну в ящик, полный пауков, чем пойду туда».

«Они ничего не сделают ни мне, ни Севастосу». Маниакес старался говорить спокойно, даже насмешливо. «Если они это сделают, им придется иметь дело с нашими отцами, и они это знают». Это было правдой. Однако это была такая правда, которая не принесла бы ему никакой пользы, если бы это произошло. Песок заскрипел под досками лодки. Маниакес и Гориос вышли. Как только они это сделали, макуранская армия разразилась радостными криками. Ухмылка Гориоса была достаточно широкой, чтобы угрожать расколоть его лицо надвое. «Ты когда-нибудь представлял, что услышишь это?» – спросил он.

«Ни разу», – ответил Маниакес. Имперским гвардейцам, не двигавшимся с места, казалось, было легче стоять. Возможно, им все еще нужно было защищать Автократор от того, чтобы его растоптали доброжелатели, но не от убийственного нападения, которого они боялись, зная, что их слишком мало, чтобы противостоять ему, если оно произойдет.

Среди макуранцев глухо забили барабаны и завыли рога. Вооруженные топорами халогаи и видессиане с мечами и копьями снова напряглись: такого рода музыка обычно предвещала атаку. Но затем макуранский герольд с железным выпадом воскликнул: «Вперед выходит Абивард, сын Годарса, новое солнце Макурана, ныне восходящее на востоке!»

«Абивард!» воины полевой армии кричали снова и снова, все громче, пока имя маршала не зазвенело у Маниакеса в голове.

Лишь горстка его собственных солдат поняла, что означал этот крик. Не желая, чтобы сражение началось из-за паники или простой ошибки, Автократор крикнул им: «Они просто объявляют маршала».

Абивард медленно пробирался сквозь толпу макуранцев, пока не предстал перед имперской гвардией. «Могу я поприветствовать Автократора видессиан?» – спросил он массивного воина-халога с топором.