Текст книги "Тайна кода да Винчи"

Автор книги: Гарольд Голд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 31 страниц)

Глава LXXXIX
АГНЕЦ

– Нужно понять, что такое этот Код да Винчи… – прошептал Дик, хмуря брови. – Нужно понять, что это за Код…

– Дик, но ведь понятно, – я посмотрел на него с недоумением. – Это код, который фиксирует какие-то специфические черты лица потомков Христа.

– Сомневаюсь…

– Сомневаешься?!

– Да, – Дик покачал головой из стороны в сторону, словно китайский болванчик. – Я не верю, что Рабин не знает о Джоконде и об истинных целях Приората Сиона. Знает, конечно.

– Ну и что? – не понял я.

– А если он знает, – сказал Дик, – значит, они могли бы уже и сами создать эту формулу. Лицо-то известно…

– Точно! – я оторопел. – Тогда что же они ищут?

– Очевидно – то, что скрывает синьор Вазари, – ответил Дик.

– А Вазари скрывает тайну Леонардо, – продолжил я.

– Да, тайну близнецов… – задумчиво произнес Дик. – Знаешь, я думаю, они ее боятся. Если бы им нужны были только потомки, то они бы пошли на подлог. Если же они что-то ищут, и так настойчиво…

– То это им угрожает, – сказал я и спохватился. – Им угрожает тайна Леонардо?

– Но ответ где-то на поверхности, – прошептал Дик и повторил слова, сказанные ему синьором Вазари: «Не спрашивайте о том, что вы и так бы заметили, если бы захотели».

– «Тот, кому нужна истина, узнает ее, прочитав картины Леонардо», – повторил я слова, сказанные Франческе ее отцом. – Но это не о Джоконде?

– Видимо, нет, – ответил Дик.

– О «Мадонне в гроте»? – предположил я. – Тебе не показалось, что синьор Вазари как-то странно выглядел, когда ты стал объяснять мне положение персонажей на полотне?

– Да, и он увел нас от темы… – добавил Дик.

– И отослал к Петьёфу…

* * *

Картина действительно вырисовывалась странная. Если дело в братьях-близнецах, то почему синьор Вазари ничего не рассказал нам о них, а свернул разговор и отослал к магистру Приората Сиона, который считает это ересью? С другой стороны, почему он должен был нам что-то рассказывать? Может быть, он и на самом деле связан какими-то обязательствами и должен хранить тайну. Неужели груз этой тайны ляжет на плечи Франчески? Франчески Вазари… Можно ли освободить ее от этой ноши? Как?!

– Но есть у Леонардо и еще одна картина с младенцем Иисусом, – оживился Дик.

– Ты имеешь в виду мадонн?

– Нет, у него есть еще знаменитая картина – «Святая Анна с Марией и младенцем Христом», – ответил Дик. – Она выставлена в Лувре.

– И что там?

– Ну что? – задумался Дик. – Ничего. Святая Анна с Марией и младенцем Христом.

– И все? – не поверил я.

– И все, – ответил Дик. – Нет, впрочем. Там еще есть ягненок – агнец, символизирующий, как пишут в разных аннотациях и искусствоведческих работах, жертвенную роль Христа. Младенец Иисус схватил его за шею и тянет на себя. Прямо, можно сказать, выворачивает ему голову. А Богородица как бы отнимает его от агнца…

– А кто такая эта святая Анна?

– У Леонардо это красивая молодая женщина, – улыбнулся Дик. – А так – незначительный библейский персонаж. Когда родился Иисус, ей было аж восемьдесят четыре года! Она видела Иисуса во младенчестве, и в этом, собственно, вся ее заслуга. После она вроде как обрела дар пророчества. А так мало что известно…

Я задумался. Странная картина. Если Леонардо что-то рассказывал своими картинами, то зачем он нарисовал эту святую Анну – по сути, случайного героя Евангелий?

– Но почему Анна? И почему молодая? Дик, как думаешь?

– Не знаю, – Дик пожал плечами. – Аллегория. Да, кстати! «Святая Анна» хранится в Лувре, а ведь еще есть эскиз – картон. Он в Британии, его называют «Картон Бурлингтонского дома».

– И что за картон?

– Ну там, жесты другие, композиция, – начал перечислять Дик. – Анна на картоне указывает рукой вверх, чего нет на картине. Еще на картине персонажи образуют треугольник, направленный вверх, как Христос на «Тайной Вечере», на картоне – композиция квадратная…

Дик вдруг уставился на меня застывшими глазами. Как приклеился взглядом. Я повел голову чуть в сторону, но Дик не шелохнулся.

– Дик, что с тобой?

– Там, на эскизе… На этом картоне… нет агнца… – проговорил он.

– Как нет? – не поверил я.

– Там два мальчика…

Глава ХС
УСТАЛОСТЬ

На следующий день да Винчи позвали к кардиналу Медичи.

Джованни был страшно бледен. Казалось, что за ночь он похудел вполовину.

– Моему брату пришлось срочно уехать, мессере Леонардо, – сказал он. – Я поручаю вам, вместе с вашими учениками, развлекать мону Панчифику. Разумеется, при этом вы не должны прерывать свои научные эксперименты.

– Чем прикажете ее развлекать? – сухо спросил да Винчи. – У меня ни малейшего представления относительно обычных занятий моны Панчифики.

– Я не знаю, – раздраженно бросил кардинал. – Кажется, Джулиано говорил, что ей понравились портреты женщин, что она видела в вашей мастерской в Милане. Напишите и ее портрет тоже. Не настоящий, разумеется. Приукрасьте как-нибудь. Нарисуйте так, как она могла бы выглядеть, не имея недуга. Скажите, что вот такое лицо у нее на самом деле. Когда Дьявол не строит свои козни.

Леонардо поклонился кардиналу и собрался уйти, но Джованни задержал его.

– И еще… Когда вы будете готовы просветить меня относительно таинства зачатия и рождения?

– Еще немного терпения, ваше высокопреосвященство. Через две-три недели я буду готов.

– Две-три недели?!! – заорал Джованни. – Но я уже и так жду больше четырех! А прибыли вы на целых три месяца позже, чем мы рассчитывали! Послезавтра! Слышите меня? Послезавтра!

– У меня не будет всех сведений, они пока что не полные, – спокойно ответил да Винчи.

Кардинал сник.

– Тогда расскажете что есть, – сказал он, тяжело опускаясь в кресло. Голос его смягчился. Джованни вдруг стал старым, обрюзгшим, он выглядел очень уставшим. – Извините, я был груб с вами. Мой брат… Впрочем, это не важно.

Леонардо чуть помедлил, потом спросил, глядя кардиналу в глаза:

– Могу я узнать, что вы намерены делать с девушкой?

Джованни устало потер лоб.

– Я уже так устал от всего этого, что и сам не знаю, – ответил он с капризным раздражением. – Биббиена советует отвезти ее в Рим. Пусть Юлий думает, что с ней делать. Я умываю руки.

Глава XCI
ПОГРЕБ

Леонардо спустился вниз. В холодном погребе, где от зимы до зимы хранили огромные глыбы речного льда, ему устроили комнату для препарирования. Он открыл дверь и судорожно схватился рукой за косяк. На длинных столах близко друг к другу лежали семь тел. Как и обещал Джованни.

– Мой брат приказал удушить их, чтобы не наносить больших повреждений. Он хотел сберечь их для вас, – раздался за спиной хриплый, почти потусторонний голос.

Да Винчи резко обернулся. Перед ним стоял Джулиано. Бледный до синевы. Вокруг его глаз легли глубокие черные тени.

– Однажды и она окажется на вашем столе, – его улыбка стала безумной. – Должно быть, вам не терпится покопаться в ее внутренностях. Не каждому дано узнать, что внутри у Бога. Правда ли, что человек создал по Его образу и подобию. Или же и это выдумка, как и все прочее.

Леонардо взял Медичи за плечи и слегка встряхнул.

– Вы не в себе! Я никогда…

Он хотел сказать «не сделаю этого с Панчификой», но слова застряли у него в горле. Все его существо содрогнулось от ужаса. Неужели он и правда хотел бы?… Леонардо отпустил Джулиано и оступил назад, привалившись спиной к двери.

– Это наваждение, – прошептал Леонардо, вытирая испарину со лба. – Никогда! Слышите? Никогда!

Медичи тяжело сполз вниз, присев на ступеньку.

* * *

– Как вы вернулись в замок? – спросил да Винчи.

– Я тяну с отъездом, – усмехнулся Джулиано. – Джованни считает, что меня уже нет здесь. По счастью, он слишком устал, чтобы лично проследить за моим отбытием, и поручил это капитану папской гвардии. А за двадцать золотых дукатов тот согласился подождать, когда я буду готов.

– А как же она? – спросил Леонардо. Собственный голос казался ему чужим. – Он хочет выдать ее папе.

– Я не знаю! Не знаю! – Джулиано закрыл голову руками. – Мне постоянно снится один и тот же сон. Будто я один в горах, несу на руках агнца. Спускается ночь, и я вижу зеленые волчьи глаза. Она рычат и вот-вот нападут. Я понимаю, что им нужен только агнец. Стоит положить его, и волки набросятся, забыв обо мне. Я изо всех сил прижимаю его к себе. Но волков так много!… Я уже не знаю, что мне делать! Может, Джованни прав, и я должен уехать как можно дальше! Забыть обо всем этом! Но что-то меня не отпускает! Я ложусь с мыслью о ней и просыпаюсь с мыслью о ней! Она стала мне дороже любого из моих собственных детей!

Леонардо не сразу понял, о чем речь. Потом вспомнил, что перед смертью Лоренцо Медичи соединил Пьетро и Джулиано узами брака с дочерьми самых богатых флорентийских семей. Это была чисто деловая формальность. Гарантия их вложений в банк Медичи. Так что у обоих братьев были жены, с которыми они не виделись годами. Каждый из них имел по двое детей.

– Сохраните ее, сколько сможете, мессере да Винчи! – попросил Джулиано. – Я не могу больше здесь оставаться.

– Кто были эти люди? – спросил Леонардо, кивнув на тела, сложенные в подвале.

– Все они из ордена Магдалитов, – последовал ответ. – Великий магистр Шарль Д'Амбуаз прислал их, чтобы вывезли Панчифику во Францию. Там, под защитой ордена, она была бы в безопасности.

– Шарль Д'Амбуаз верховный магистр ордена Магдалитов? – переспросил да Винчи. Впрочем, большого удивления в его голосе не было.

– Он открыл мне таинства ордена, – Джулиано вынул из-под воротника серебряную цепь с необычным крестом. В центре его была изображена роза. – Пьетро обо всем знал, но никогда не верил в Истинное Евангелие. Когда я рассказал великому магистру о Панчифике, он очень заинтересовался ею, но Джованни его боялся и скрывал девушку. Магистр хочет спасти ее. Он поселит ее на юге Франции, в одном из монастырей нашего ордена. Там ее никто не найдет и больше никогда не сможет использовать. Вот его письмо. Он передал его вместе с Брео.

Джулиано указал на труп высокого седого мужчины со множеством шрамов на груди.

* * *

Леонардо пробежал глазами записку вице-короля.

«Пребывание в испанском плену немного затянулось. Хоть время упущено, мы должны попытаться. Я пошлю отряд верных людей, которым, надеюсь, удастся вызволить Святой Грааль из рук вашего брата. Да поможет им святой Артур…»

Далее следовали подробные указания, что надлежит сделать Джулиано, чтобы организовать похищение.

– Если он считает, что там ей безопаснее, почему этой попытки не предприняли раньше? – да Винчи нахмурился. – Когда вы прятали ее в монастыре святой Аннуциаты, она была в гораздо большей опасности. Так почему же именно сейчас французский вице-король вдруг пожелал взять Панчифику под свою защиту?

Джулиано обхватил голову руками и начал раскачиваться вперед-назад.

– Франция обескровлена войной с испанцами и англичанами, – бесстрастно сказал Леонардо. – Сулейман Великолепный собирает корабли, чтобы выступить против Венеции, союзницы Людовика и его щита с востока. Я мало понимаю в политике, ваша светлость, но живое знамя сейчас нужно Франции как никогда. Испанские агенты распускают слухи среди солдат, что неудачи преследуют короля за то, что новый папа не дал ему своего благословения. Воскресить их боевой дух может только чудо.

Джулиано устало посмотрел на да Винчи.

– Если Джованни не смог стать папой, им нужен кто-то вместо него, – упавшим голосом сказал он. – Тот, благодаря кому Людовик снова станет «наихристианнейшим». За кем пойдет простой народ. Д'Амбуаз все просчитал!

* * *

Широко раскрытые слова Джулиано заволокло слезами. Он все понял. И от нахлынувшего чувства безысходности ему захотелось умереть.

– Нигде на этом свете ей не будет покоя… – едва слышно прошептал он. – Почему господь не защитит ее? Почему он позволил умереть ее матери? Почему сделал ее такой?!

Леонардо присел рядом и обнял Медичи.

– Если даже Бог существует, – тихо сказал он в самое ухо Джулиано, – то Ему нет до нас никакого дела. Иди. Я присмотрю за ней. Доверяй мне.

– Я поеду в Рим, – лицо Медичи стало спокойным. – Я буду умолять отпустить ее. Мне известно многое о планах Д'Амбуаза, а значит, и Людовика тоже. Возможно, Юлий захочет выслушать меня. Я добьюсь аудиенции с ним, чего бы это ни стоило.

Глава XCII
ЭГОИСТ

Какое-то время мы просидели молча, пытаясь понять, что бы это могло значить – на эскизе картины «Святая Анна» изображены два мальчика, а на картине – мальчик, держащий агнца?

– Дик, а вообще известно что-нибудь о детстве Христа?

– О детстве? – откликнулся Дик.

– Да, о детстве. Должно же существовать какое-то упоминание о его брате?

– Упоминание о братьях Иисуса есть, – задумался Дик. – В Евангелии от Матфея сказано про Богородицу – «родила Сына своего первенца», то есть у Марии после Иисуса были дети. Считается, что их было даже четверо – Иаков, Иосий, Симон и Иуда. Иакова называют в Деяниях – «брат Господень», он стал первым пресвитером Иерусалимской общины. Брат Христа Иуда оставил Послание, считающееся каноническим. О двух других братьях известно совсем мало.

– Странно…

– Что странно?

– Ну странно, – задумался я. – Я всегда считал, что Иосиф был старым и не мог иметь детей. Это как-то объясняло зачатие от Святого Духа. Но если после Иисуса у него от Марии были дети… В общем… Слушай, а о детстве самого Христа что-то известно? Потому что я помню только про Вифлеемскую звезду, ясли, волхвов и про избиение младенцев Иродом.

– Есть апокрифические Евангелии, которые рассказывают о детстве Христа, – пожал плечами Дик.

– А почему их отвергли? – удивился я. – Они же никак не могли повлиять на общую доктрину Церкви? Могли бы и включить.

– Ну там, понимаешь, – замялся Дик, – дан очень странный психологический портрет Христа. Поэтому, наверное, и исключили.

– Странный психологический портрет? – переспросил я. – Ты что имеешь в виду?

– Ну, Он там ведет себя как настоящий… – Дик попытался найти подходящее сравнение, задумался и вдруг выпалил: – Как настоящий Иегова!

– Иегова?! – мне показалось, что я ослышался.

– Ну да, – уверенно произнес Дик. – Такой, знаешь, холодный Бог. Очень властный, жестокий по общечеловеческим меркам. В апокрифических Евангелиях детства рассказывается, как маленький Иисус убивал своих сверстников…

– Убивал?!

– Да, если они Ему перечили, – подтвердил Дик и закачал головой. – Да, да. А еще, если кто про Него злословил, Он тех или ослеплял, или еще что-нибудь в этом роде. Кого-то потом воскрешал, но в общем вел себя достаточно странно. Жутковатые истории. Не похож Он на Христа в привычном для нас образе.

– И не говори! – воскликнул я. – И об этом прямо говорят апокрифические Евангелия?!

– Да, и в Евангелии Младенчества есть такие сведения, – подтвердил Дик. – И в Евангелиях Никодима, Иосифа Плотника… Если верить этим текстам, то ребенок-Иисус творил множество чудес – оживлял глиняные фигурки животных и птиц. И те ели, летали, ходили и повиновались ему. Играя с детьми, он требовал, чтобы они расстилали перед ним свои одежды, плели ему венки из роз и поклонялись как царю, а тех, кто отказывался, – Он умерщвлял. Он забавлялся, устраивая запруды на ручьях и делая водяные колеса. Если кто-то ломал их, то мгновенно падал замертво. Те же, кто поклонялся Иисусу и признавал Его Богом Израиля, сошедшим на землю, получали от Него великие милости. Тех, кто поклонялся Ему, Он исцелял от болезней и воскрешал их умерших близких.

– Да, не случайно эти тексты уничтожались Церковью, – согласился я. – Но почему ты говоришь, что он вел себя «как настоящий Иегова»?…

– Ну, потому что… – начал Дик, еще не зная, как мне это объяснить. – Иегова требует абсолютного подчинения. В иудаизме кругом закон и регламентация. Так называемых «повелений» двести сорок восемь, а «запретов» – и вовсе триста шестьдесят пять, почти как дней в году. В субботу не работай, то делай так, это – эдак. И Иегова ведь наказывает не за «зло», а за неисполнение Его воли. Если сказано Господом: «Уничтожь город и всех жителей его!» – то надо уничтожать, и именно всех – жен, детей, стариков. Давид как-то пожалел детей, так ему потом… И с Исааком тем же!

– А что с Исааком? – не понял я.

– Ты подумай сам… Господь дал старику-Аврааму сына, и жене его, девяностолетней Сарре, – первенца. Сам приходил! В человеческом образе пришел к Аврааму!

– В человеческом?! – не поверил я.

Трудно представить себе, что Бог может прийти вот так на землю под видом человека.

– Именно! – подтвердил Дик. – Редкий случай для Библии. Пришел и смотрел, как тот Его примет. Но Авраам принял Его с почетом, понял, что перед ним не странник, а Бог. И Бог дал ему сына, а потом сказал счастливому отцу: «Пойди и убей его!» Нормально?! Ты можешь себе представить таким Христа? Что Он так проверяет веру человека?! В этом и отличие, главное – иудаизм взывает к порядку, к подчинению, а христианство – к совести. Не знаю, что лучше, но факт остается фактом. Вот и младенец Иисус в апокрифических Евангелиях такой. Иегова. С христианской точки зрения – деспот, тиран и эгоист, – Дик задумался. – Да, суровый, властный, жестокий эгоист.

Меня вдруг словно кольнуло в сердце. «Эгоист. Суровый, властный, жестокий эгоист». Дик сказал об этом без всякого умысла, конечно, он не думал обо мне, когда это говорил. Но я… Я увидел перед глазами фразу, написанную помадой на зеркале: «Удали мой номер из своего телефона. Ты думаешь только о себе. Прощай!» И еще – как я поступил с Диком? Пользовался им, а потом взял и ретировался. Я посмотрел на него и ощутил настоящий стыд. Некрасиво поступил, неправильно, не по-человечески.

Дик вдруг положил руку на область сердца.

Глава XCIII
ЗАБОТА

Панчифика не переставала звать Джулиано и отказывалась есть. Она плакала безутешно – так, что даже Кроче никак не могла ее успокоить. Наконец измученная девушка уснула.

На следующий день Леонардо принес во дворик, рядом с покоями Панчифики, мольберт и свои инструменты. Джакопо и Чезаре затянули двор легким, полупрозрачным покрывалом, которое рассеивало свет.

Панчифика проявила вялый интерес ко всем эти приготовлениям, а потом снова расплакалась. Она опять отказалась есть.

* * *

После обеда, когда полуденное солнце скрылось за облаками, Леонардо пришел в наспех сооруженную мастерскую.

– Здравствуй, Конди, – приветливо сказал он, – я хочу написать твой портрет. Джулиано попросил меня. Он будет брать его в поездки. Ты знаешь, что он уехал по делам, совсем ненадолго.

Панчифика только жалобно моргала своими огромными косящими глазами, из которых ручьем лились слезы.

– Джулиано скоро вернется, – Леонардо улыбнулся и протянул девушке ломтик дыни.

Та отвернулась.

Леонардо несколькими быстрыми росчерками нарисовал на листе бумаги лицо Джулиано. По памяти. И протянул Панчифике.

Девушка сначала не хотела брать, потом все же взглянула. Глаза ее расширились от удивления. Потом она тихонько засмеялась и стала гладить рисунок и разговаривать с ним.

Леонардо сделал знак Бельтраффио. Тот взял лютню и тихо заиграл приятную венецианскую мелодию. Панчифика все рассматривала рисунок. Потом повернулась к да Винчи и первый раз за все время слегка улыбнулась.

Джакопо заметил, что в этот момент учитель переменился в лице и судорожно схватился за карандаш. Он начал рисовать быстро, отточенными плавными движениями, как делал, когда хотел запечатлеть в памяти какое-нибудь интересное лицо из толпы.

Через некоторое время Джакопо, осторожно поднося учителю новый очиненный карандаш, заглянул в его работу и остановился, вытянув шею.

Леонардо случайно поймал единственный ракурс и единственный момент, когда лицо Панчифики выглядело почти нормальным. Странным, загадочным, но нормальным! И даже красивым! Он словно заранее знал это положение ее лица.

Да Винчи показал рисунок девушке.

– Это ты, – сказал он, – это будет твой портрет. Для Джулиано.

Панчифика недоуменно поглядела на рисунок.

– Я? – наконец удивленно спросила она, ткнув себя пальцем в грудь.

– Да, – кивнул да Винчи.

– Красивая… – протянула девушка и любовно погладила лист бумаги. Потом приложила к нему картинку с Джулиано. – Почти, как он. Я… Джулиано… Я…

Продолжая повторять это снова и снова, она взяла набросок и наотрез отказалась его отдавать.

* * *

После этого Леонардо каждый день приходил во дворик. Чтобы развлечь Панчифику, он рисовал ей все новые и новые картинки с Джулиано. Изображал его то едущим верхом, то молящимся в церкви. Бельтраффио играл. Салаино и Джакопо танцевали. Да Сесто читал стихи. Утром кто-то из учеников обязательно собирал для девушки букет свежих цветов.

Все эти ухищрения помогали. На несколько часов Джоконда успокаивалась. Однако потом снова начинала звать Джулиано и плакать. Она по-прежнему ничего не ела. Лицо ее осунулось и побледнело.

Леонардо едва держался на ногах от усталости. Он вставал еще до восхода солнца и спешил вниз, в холодный погреб. Там он проводил все утро до двух часов. Потом шел к Панчифике, чтобы писать ее портрет и отвлекать от грустных мыслей. Он не терял надежды, что, привыкнув, она, может быть, станет есть из его рук.

* * *

– Смотри, что я принес тебе, Конди, – сказал он, доставая из бархатного мешка три лакированных прозрачных бараньих пузыря.

Внутрь каждого он положил по раскрашенной глиняной фигурке и насыпал цветного кварцевого песка. Одна из фигурок изображала лошадь, другая – шута с бубенчиками, третья – птичку. Леонардо осторожно покатил пузырь с шутом по полу. Фигурка внутри, закрепленная каким-то удивительным образом, стала вращаться в обратную сторону.

Джоконда радостно захлопала в ладоши и резко дернулась вперед, чтобы поймать игрушку. Никто не успел подхватить ее. Слабые, изуродованные болезнью ноги подкосились, и она сильно ударилась о каменный пол, задев лбом край кованого мавританского сундука, служившего низким столиком.

Да Винчи бросился поднимать ее. К его изумлению, на лбу девушки не было ни ссадины, ни шишки.

– Странно, – он провел пальцами по белоснежной коже.

Любой другой от такого удара потерял бы сознание. Но Панчифика даже не заплакала. Похоже, ей совсем не было больно.

– Бог бережет ее, – спокойно сказала служанка, поставив на сундук поднос с едой. – Все время, что я хожу за ней, – ни синяка, ни царапины. Никогда. Только отощала совсем. Уж не задумала ли она уморить себя голодом? Ох, я молюсь ночами напролет, мессере Леонардо, чтобы его светлость вернулся!

Кроче смахнула слезу и быстро ушла.