Текст книги "Людовик XIV"

Автор книги: Франсуа Блюш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 68 (всего у книги 82 страниц)

Вильявисьоса

В тот момент, когда король и его правительство размышляли над налогом десятой доли, положение Филиппа V в Испании становилось критическим: 10 сентября внук Людовика XIV должен был бежать из Мадрида в Вальядолид. «Было больно смотреть на короля в таком положении»^{97}. Его враги, Штаремберг и эрцгерцог, приближались к столице. Для того чтобы спасти положение, у Филиппа ничего не было, кроме сильного желания сопротивляться и доблестного талантливого воина, его дяди герцога Вандомского. Вот эти два фактора совершили чудо. В октябре герцог Ванд омский сообщал «герцогине, своей жене, что он собирает войско, чтобы выступить против врагов, и что нет ничего проще, чем разгромить их в пух и прах»^{9}. В конце ноября наши противники, испугавшись увеличения военных сил Бурбонов и расстроившись из-за отсутствия энтузиазма у испанцев по отношению к эрцгерцогу, ушли из Толедо в направлении Арагона. 30-го герцог Вандомский писал маркизу де Суршу: «Я надеюсь, что вы отныне будете получать только хорошие вести из Испании». 19 декабря в Версаль приходят известия первостепенной важности. В эту пятницу, прослушав мессу и пообедав, в полдень король собирался сесть в карету, чтобы «поехать… в Марли», как в его кабинет быстро вошел де Торси и принес Его Величеству депеши от королевы Испании. В среду, 24-го, прибыл герцог Альба в час дня и привез дополнительные сведения, благоприятные для обеих корон.

Эти события начались 6 декабря; в этот день Филипп V покинул Мадрид и отправился в направлении Алькалы, он узнал, что враги, чтобы ускорить свое отступление, разделили свои войска. Герцог Вандомский, который осуществлял на деле командование, неподалеку от города Бриуэга подошел к войскам графа Стейнхопа и после ожесточенной битвы принудил его к капитуляции, заставив сдаться на милость испанского короля. Таким образом, арьергард союзников оказался в плену у Филиппа V. «Удивление было огромным, когда узнали о численности войск, попавших в плен. У Стейнхопа было восемь английских батальонов и восемь английских эскадронов, – напишет герцог Вандомский, – два генерал-лейтенанта, два бригадных генерала и почти все офицеры, которых Англия послала в Испанию драться»^{97}. Если бы Стейнхоп продержался часов двенадцать, ему, возможно, помог бы выйти из окружения Штаремберг, который уже повернул назад, чтобы выручить английские войска (9 декабря 1710 года).

Но австрийцы, подошедшие слишком поздно, натолкнулись на следующий день после обеда около города Вильявисьоса на армию герцога Вандомского, выстроенную для наступления. К концу дня 10-го Штаремберг потерял три четверти своей армии. Из 11 500 человек спаслось менее 3000. «Страшно было смотреть на число убитых, оставшихся лежать на поле боя». У врага было 2800 убитых и 5600 пленных. Он оставил на поле боя 22 орудия, все свое снаряжение и «огромное количество знамен, штандартов и литавр»^{97}. Филипп V был в течение целых трех ночей «среди своих войск, не раздеваясь и не разуваясь, в такое холодное время года». В то время как злосчастный граф Штаремберг бежал в направлении к Каталонии, герцог Вандомский дописывал свою реляцию о сражении 20-го. «Никогда не было, – пишет он, – для армий короля более удачного сражения, чем сражение при Вильявисьосе, которое принесло полную победу; эта огромная армия, которая дошла до Мадрида и создавала угрозу оккупации для всей Испании, теперь разбита полностью после двух боевых операций»^{97}. Ни Бриуэга, ни Вильявисьоса не заслуживают того, чтобы эти сражения изучались в военных школах, тактическое развитие этих операций было довольно банальным, но двойная победа заставила эрцгерцога потерять последний шанс стать Карлом III Испанским. Эти победы закрепили престиж упорного и доблестного Филиппа V, укрепили наступательное искусство и «удачливость» герцога Вандомского. Последствия этих побед были огромны. «Сражение при Вильявисьосе, – пишет маркиз де Торси, – меняло полностью развитие событий в Испании и соответственно во всей Европе». Эти победы доставили «чрезвычайное удовольствие королю и Монсеньору», «а герцог Бургундский проявил благородство, забыл о нанесенных ему обидах и расхваливал герцога Вандомского». В воскресенье, 29-го, Его Величество заказал торжественный молебен в Версале, на котором он присутствовал во время мессы^{26}.

В лагере противника неудача следует за неудачей. 25 января 1711 года герцог де Ноай берет Жерону (город, который в 1694 году уже однажды брал его отец, маршал). В апреле умер император Иосиф I. Эрцгерцог Карл был его наследником; он будет избран императором в октябре этого года. Это событие в соединении с поражениями радикально изменит ситуацию Габсбургов на Иберийском полуострове. Насколько Европа – за исключением Франции – раньше принимала идею о двойной монархии (Вена для одного Габсбурга, Мадрид для другого, как во времена Карла II), настолько дворы теперь с беспокойством взирали на то, что огромная монархия Карла V может достаться эрцгерцогу Карлу, ставшему Карлом VI. Подобное опасение благоприятно скажется на переговорах между королевой Анной Английской и Людовиком XIV. Эти переговоры не были нами начаты в тот момент, когда мы были слабы. Наши успехи на море закрепляли нашу победу над графом Стейнхопом.

Битва за Атлантику

Если сражение при Вильявисьосе поразило европейское общественное мнение, способствуя спасению трона Филиппа V, другая война – война на море – разгоралась мало-помалу; решающий характер ее мы едва начинаем понимать. Вполне объяснимо здесь то, что историография очень односторонне и часто совершенно неоправданно рассматривала события. Многие авторы находились под сильным впечатлением, как мы это видели, мрачной легенды о сражении при Сен-Ва-Ла-Уге[120]120
  Смотреть главу XXII.


[Закрыть]. Некоторые, едва видоизменяя свое изложение событий, пишут об абсолютном триумфе английского флота над французским королевским флотом, наступившим либо после поражения у Виго (1702), либо после битвы у Велес-Малаги (1704). Одни и другие провозглашают раньше времени британскую гегемонию на море, недооценивая морскую мощь Людовика XIV, и, наконец, забывают о том, что Испания смогла выжить только благодаря морским связям с заморскими странами.

Существует до сих пор предвзятое мнение о морской тактике, объединившее все как попало – от опусов адмирала Мэхэна до трудов командующего флотом Дженкинса^{204}. Автор труда «О влиянии морской мощи в истории» не делает из этого тайны. В его глазах война за испанское наследство «не дала ни одного интересного морского сражения с военной точки зрения»^{228}, так как сражение при Велес-Малаге не было ни оригинальным, ни решающим. Мэхэну нравятся только красивые маневры, и он восхищается только тремя адмиралами: Рюитером, Сюффреном и Нельсоном. А все остальные авторы, которые писали после них через сто лет, в большей или меньшей степени усвоили эту широко распространенную версию; лишь небольшое количество авторов – таких, впрочем, как Мэхэн, – посвятили небольшое количество хвалебных строк корсарской войне.

В XVII веке обо всем судили иначе. Людовик XIV, Поншартрены, Филипп V на события смотрели с глобальной точки зрения и лучше могли судить о войне. Короля Франции, разочарованного, правда, Ла-Угом и Виго, не устраивает, как пишет мадам де Ментенон, «неуверенность, с которой ведется война на море»^{65}. Отсюда и неудача его сына, герцога Тулузского, при Велес-Малаге; отсюда его скептическое отношение к якобитской шотландской экспедиции весной 1708 года. Зато король поощряет, насколько это позволяют его расстроенные финансы, коммерческую войну, всяческие походы против колоний противника, наконец, эскортирование испанских кораблей, груженных американскими богатствами. И по этим трем решающим пунктам – где эффективность ценится больше морской военной славы, а импровизация важнее косного соблюдения военных правил – наше командование, матросы, офицеры, наши «судовладельцы» (корсары) добились большого количества побед.

Корабельный писарь Робер Шалль это предсказал еще в августе 1691 года: «Тридцать французских корсаров причинят в тысячу раз больше вреда врагу, чем все морские армии»^{23}. Отныне это подтверждается каждый день. Дюнкерк и Сен-Мало вызывают ужас у англичан. Они признаются, что потеряли в течение пяти лет (1702–1707) 1146 торговых кораблей^{228}. И когда в мае 1709 года Дюге-Труэн, «знаменитый корсар Сен-Мало»^{26}, а также капитан королевских кораблей с 1705 года, получил дворянство за оказанные услуги, на его счету уже было 16 военных и более 300 торговых захваченных кораблей!^{274} В 1703 году он осуществлял свои нападения даже неподалеку от Шпицбергена. Он неуловим и наносит внезапные удары по китобойным, рыболовецким и торговым судам, фрегатам и кораблям, по отдельным судам или по целым флотилиям, которые сопровождают военные эскорты. Осенью 1707 года он захватил большую английскую флотилию, которая везла в Португалию подкрепление эрцгерцогу Карлу; итак, он закрепил на море успех герцога Бервика при Альмансе. Шевалье де Форбен, ставший командующим эскадрой в 1707 году, не утратил наступательного духа тех времен, когда действовал совместно с Жаном Баром, он умножает свои захваты от Адриатического (1701–1702) до Белого морей (1707). В области торговой войны, которую англичане развивают со своей стороны, хотя и признают ее полупиратской, мы с 1701 года вели ее, судя по количеству призов, по крайней мере, на равных с коалицией.

Второй тип морской войны, в которой косвенно разыгрывается судьба Бурбонов Испании, осуществляется чередующимися операциями воюющих сторон на всем протяжении от Гудзонова залива до реки Кайенны. Англосаксонские историки приписывают победу англичанам, опираясь на положения Утрехтского мира (Ньюфаундленд, Акадия, Сент-Кристофер станут английскими владениями). Но они забывают об английской операции, направленной против Квебека (1711) и окончившейся неудачей, и о нападениях наших моряков и корсаров, опустошавших английские Антильские острова. А Лемуан д'Ибервилль в 1706 году причинил большой ущерб Невасу и Сент-Кристоферу. А Жак Кассар из Нанта, простой корсар, договаривается с Людовиком XIV о командовании эскадрой в 6 кораблей, которой поручается сеять смятение в английских, португальских и нидерландских колониях. Кассар, совершивший большое количество опустошающих рейдов на острова Зеленого Мыса, Антигуа, Монтсеррат, Синт-Эстатиус, Суринам, Кюрасао и осуществивший «одну из самых необычных кампаний, проведенную французской эскадрой»^{274}, привез больше 30 миллионов. Увлекшийся Кассар, которого Людовик XIV сделал капитаном первого ранга в ноябре 1712 года, продолжает атаковать и грабить вражеские колонии и после франко-английского перемирия, и после Утрехтского мира; он рассчитывает на то, что его извинит дальнее расстояние!

В особую заслугу французским морякам ставится знаменитая экспедиция в Рио-де-Жанейро (1711). Она закрепила славу Дюге-Труэна, который задумал и осуществил этот смелый план, но осуществление его было невозможно без согласия короля, горячей поддержки графа Тулузского, адмирала Франции, и без брюзгливого, но необходимого сотрудничества с министром Поншартреном. Предлог для экспедиции был быстро найден: убийство португальцами в Рио капитана второго ранга Жана Франсуа Дюклерка. Корсар из Сен-Мало вынашивал этот замысел с 1706 года: из-за невозможности перехватить в океане флотилию, которая раз в год совершает перевоз в Лиссабон драгоценных металлов из Бразилии (Бразилия считается португальской колонией, но после Метуэнского договора 1703 года Португалия сама похожа на английскую колонию), Дюге хочет захватить драгоценную флотилию прямо в Рио в момент ее выхода из порта. Речь идет о том, чтобы возобновить подвиг, осуществленный в 1697 году Пуэнтисом и Дюкассом в Вест-Индской Картахене.

Корсар из Сен-Мало, даже если его поддерживают все его компатриоты, не может один осуществить операцию такого масштаба. Дюге должен позаботиться об установке смешанного снаряжения, которая практикуется с 1674 года, и он же по соглашению, подписанному обеими сторонами, за счет Его Величества обеспечивает предприимчивых «судовладельцев» королевскими кораблями с укрепленной подводной частью, хорошо снабженными продовольствием и вооружением, опытным командованием и экипажем, оружием, орудиями и боеприпасами. Король оставляет за собой с 1694 года только пятую часть стоимости добычи. В 1709 году он даже отказался от своей доли. Среди акционеров общества судовладельцев фигурируют вскоре не только негоцианты Сен-Мало (Даникан, Лаланд-Магон), но и граф Тулузский. Этот принц устранит сложности, возникшие в отношениях между Дюге-Труэном и Жеромом де Поншартреном. Из-за трудного материального положения и из-за относительной бедности арсеналов подготовка не занимает много времени. На проекте снаряжения для этой операции стоит дата 30 декабря 1710 года (через несколько дней после сражения при Вильявисьосе), а 19 марта 1711 года Людовик XIV и государственный секретарь военно-морского флота ставят свою подпись под договором: условия, предоставляемые королем господину Дюге-Труэну, капитану первого ранга, и его судовладельцам для снаряжения кораблей, занимающихся каперством^{277}. Условия довольно либеральные. Король предоставляет большую сумму денег, снабжает экипажами (6000 моряков, 500 солдат), офицерами и кораблями (7 кораблей, 4 фрегата, 1 корвет, 2 галиота с бомбами, 1 транспорт), отказывается от своей доли, заставляя только взять в эскадру назначенного им комиссара (чтобы наблюдать за этими корсарами Сен-Мало, сильно возбуждающимися при захвате добычи).

Девятого июня 1711 года маленький флот Дюге-Труэна покидает Ла-Рошель. 12 сентября он появляется около Рио. Англичане не смогли его перехватить по дороге к Рио; тем более они не смогут это сделать при его возвращении, начатом 13 ноября и окончившимся в Бресте 6 февраля 1712 года. Французы потопили 4 линейных корабля, 2 фрегата, 60 торговых судов. На обратном пути они потеряли только 2 корабля, отнесенных течением в результате бури. Они привезли в Брест более 1300 кг золота и доставили на 1 600 000 ливров грузов, привезенных на двух кораблях, вернувшихся позже, совершивших огромный обходной путь через «Южное море»^{277}. Поншартрен будет торговаться по поводу деталей так же, как и его отец с Пуэнтисом после завершения Картахенской операции (правда, административная скупость вовсе не порок, а проявление уважения к коллективному национальному достоянию), это, однако, ему не помешает поздравить Дюге-Труэна: «Я рад за вас и за флот, которому эта операция принесла такую большую славу». Новость об удачном завершении операции в Рио доставила «большое удовольствие Его Величеству». Успешное завершение операции, осуществленной эскадрой корсаров Сен-Мало и короля, произвело необычно сильное впечатление на англичан. Если бы не удалась эта операция, возможно, они и не подписали бы так быстро короткое перемирие, заключенное 17 июля 1712 года^{277}.

Какой бы значительной ни казалась операция в Рио, она не должна своим блеском затмить третий тип морских операций военно-морского флота Франции, всегда блестяще организованных и постоянно проводимых, правда, секретно – успешное эскортирование. Ибо один из парадоксов историографии заключается в том, что французы знают о печальном развитии событий у острова Виго – скорее жертвой, чем виновником которых был Шаторено (1702) – и что почти никто не знает, что другие караваны судов, перевозившие испанские драгоценные металлы, которые сопровождали наши эскорты кораблей, пересекали многократно Атлантический океан в 1703, 1706, 1708, 1711 и 1712 годах, то есть в те годы, когда, как говорят, на море господствовал английский флот. Без этих операций по сопровождению торговых кораблей, которые имели большой успех и для проведения которых конвоирующий адмирал должен был обладать разведывательными данными, быть хорошим стратегом, политиком, искусным мореплавателем, невозможно было бы продолжить войну и вести ее так, чтобы она была благоприятна для дома Бурбонов.

Вот что записал в 1709 году маркиз де Сурш: «31-го [марта], которое было днем праздника Пасхи, все, как обычно, вошли во время утреннего приема короля в его спальню, было 10 часов утра, король тут же сказал, что получил хорошую весть о Шабере, командующем эскадрой, которая прибыла в Пор-Луи, совершив большой обходной маневр через Южное море, и привезла большие сокровища для Франции и небольшой груз для короля Испании, и о том, что почти вся флотилия вернулась, за исключением одного-единственного корабля, который отклонился от курса»^{97}. Тридцать миллионов пиастров, привезенных на эскадре, позволили «избежать назревавшего банкротства»^{194}.

С эскортом галиотов Его католического Величества особенно связано имя Жан-Батиста Дюкасса. Дюкасс – сначала командир флибустьеров, потом губернатор Людовика XIV в Сан-Доминго, торговец всевозможным товаром и даже «черным деревом» (неграми), капитан первого ранга в 47 лет, командир эскадры в 55 лет, генерал-лейтенант в 61 год, директор Гвинейской компании, генеральный капитан короля Испании, наконец, шевалье Золотого руна, этот офицер, выходец из басков, родившийся в семье мелких или средних буржуа, был тем человеком, чья жизнь вдохновила писателей написать много приключенческих романов. «Один из самых блестящих офицеров военно-морского флота Людовика XIV»^{274}, он остается самым неизвестным из когорты «Знаменитых французов». В 1702 году он победил при Санта-Марте эскадру Бенбоу, английского адмирала. В 1703 году, обманув английские крейсеры, он привозит из Вест-Индской Картахены в Ла-Рошель 300 000 пиастров – дар Филиппа V своему деду^{26}. А в Америку, он отвозил испанских солдат для обороны фортов. В 1704 году он командует дивизией при Велес-Малаге. 28 октября 1707 года Данжо записал: «Из Бреста просят, чтобы Дюкасс повел парусники из Америки и сопроводил их в Испанию или Францию». А 1 сентября этого же года: «Король узнал во время церемониала утреннего туалета от морского офицера, которому передал де Понте, что Дюкасс был в прошлый понедельник в порту Пасахес с мексиканским флотом, на котором находилось от 40 до 50 миллионов серебром и на 10 миллионов фруктов, которые легко сбыть». И по совету Демаре решено было отправить эти миллионы на монетные дворы Франции, чтобы отчеканить экю. 26 июля 1709 года Данжо еще записал: «Дюкасс с 7-ю военными кораблями, которые поспешно снаряжают в Бресте, будет готов в конце этого месяца сопровождать в Лиму нового вице-короля Перу». 30 декабря 1710 года: «Дюкасс собирается в Брест, в котором три или четыре королевских корабля его ждут. Нет сомнения, что он поедет лишь в Картахену, чтобы привести оттуда галионы». 1 июня 1711 года Людовик XIV делает Дюкасса командором ордена Святого Людовика. В марте 1712 года Дюкасс привел в Ля-Корунью новый дивизион галионов: он не украл свое золотое руно!

Война за испанское наследство принимает в 1712 году оборот, благоприятный для Бурбонов, и в этом немалая заслуга Дюкасса, проявившего большую ловкость в караванной войне и выигравшего ее. То же явление будет наблюдаться в XX веке mutatis mutandis (меняя то, что должно быть изменено). Когда произошел решающий поворот во Второй мировой войне, что стало началом победы союзников? 31 января 1943 года, день капитуляции фельдмаршала Паулюса? Или скорее эти месяцы от мая до августа того же года, когда битва в Атлантике стала складываться в пользу союзников; когда 100 подводных лодок противника были потоплены за 120 дней; когда в августе те же подводные лодки противника потопили только 96 000 тонн грузов вместо 1 000 000 тонн в марте? Такой экскурс в другой век нужен был не как отступление от темы, а как аналогия для лучшего понимания.

История – это иногда повторение.

Денен

После Вильявисьосы (10 декабря 1710 года) меняется характер войны, внезапная победа при Денене (24 июля 1712 года) через полтора года стабилизирует обстановку на севере Франции, а Утрехтский мир (11 апреля 1713 года) приносит окончательное спасение. Но все это происходит не так просто. Король пережил эти тяжелые годы день за днем, час за часом. Если хронология – это еще не история, для короля хронология правдоподобнее, каждодневно ощутимее, человечнее и бесчеловечнее, чем история. 14 апреля 1711 года умер Монсеньор, надежда королевства. На следующий день, 15-го, Людовик посылает Виллара командовать фландрской армией. 17-го умер Иосиф I. Не прошел и месяц, а недовольные венгры[121]121
  Напомним, что недовольные в Венгрии и Трансильвании являются нашими «союзниками в тылу врага». Их вождь – принц Ракоци Ференц II (1676–1735 гг.).


[Закрыть], разбитые в 1708 и в 1710 годах, заключают мир с Габсбургом. В это время Филипп V был вынужден отдать Баварскому курфюрсту то, что у него осталось от Нидерландов: Намюр становится столицей этого подобия суверенного государства. Ожидать улучшения обстановки можно только от переговоров с Англией. Людовик XIV знает, что она устала от войны, в частности от заморской войны, которую нелегко вести методом герцога Мальборо (кстати, герцогиня находится в немилости с б апреля 1710 года), и теперь Англия заинтересована в заключении мира (тори у власти с ноября 1710 года и послали неофициального эмиссара к де Торси в январе 1711 года). Но настоящее равновесие слишком недавнее и слишком неустойчивое, неуверенность в будущем слишком вероятна, чтобы король Франции шел на риск. Вот поэтому он противится проекту нападения на Германию, как ему советует Виллар. Принц Евгений временно покинул армию, поехал поддержать своего друга, эрцгерцога Карла, который будет избран 12 октября императором. Гассион одерживает победу в сражении под Дуэ (И июля), а Монтескью овладел Арле (29 июля), но как только Мальборо вступает в войну, он проникает на территорию Франции с северной границы, окружает город Бушен (август), разбивает лагерь перед Дененом, изолирует Валансьенн и Конде. А Виллар, который 29 июля хвастался перед мадам де Ментенон отличным состоянием армии, где царят «порядок и дисциплина», теперь был скован в своих действиях. Бушен капитулировал 12 сентября. К счастью, Мальборо возвращается в Англию, куда его призывают политические интересы и где его ждет немилость^{295}.

Несмотря на заботы, Людовик XIV совсем не был пассивным, как это может показаться. Он избегает в Европе слишком решительного столкновения и ведет тайные переговоры с доверенными лицами королевы Анны: конференции возобновятся в августе. С другой стороны, он поддерживает в колонии наступательные действия: 9-го эскадра Дюге-Труэна вышла в море в районе Рио; 2 декабря король будет обсуждать с Кассаром вопрос создания морского дивизиона, способного совершать набеги на голландские или английские территории то на одной, то на другой стороне Атлантики. И Франция уже не с позиции слабого государства соглашается на предварительные переговоры в Лондоне (8 октября). Эти переговоры на самом деле дают два договора. Один, секретный, – но который вскоре будет доведен до сведения Хайнсиуса, чтобы подтолкнуть Нидерланды к нему присоединиться, – настаивает прежде всего на том, чтобы французы дали обещание не возлагать на одну и ту же голову короны Франции и Испании. По этому секретному договору Людовик XIV принимает, в силу необходимости, четвертый пункт, имеющий отношение к английской династии, признает королеву Анну и Act of Settlement[122]122
  То есть протестантское наследование.


[Закрыть]. Он обязуется лично нейтрализовать Дюнкерк, уступить остров СентКристофер, подписать торговый договор с Великобританией. Без всякого согласования со своим внуком старый король смело подтверждает права англичан на Гибралтар и на Маон и даже предоставляет Лондону привилегию «asiento»[123]123
  Монопольное право на поставку рабов в американские колонии Испании. – Примеч. ред.


[Закрыть], как исключение из того исключительного права, которым мы пользовались в Америке со времени восшествия на престол Филиппа V.

С точки зрения Парижа, эти уступки кажутся вполне сносными, особенно если их сравнить со статьями договоров в Гааге (1709) или в Гертрейденберге (1710). Но пенсионарий Хайнсиус не считает их достаточно жесткими, нужны будут нажим партии тори и опала герцога Мальборо, неизменность взглядов советников королевы Анны, чтобы навязать Европе идею мирного конгресса. Конгресс, планируемый на 12 января 1712 года, откроется почти вовремя – 29-го. Император дал своим полномочным представителям строгие указания, так как для него идея мира малоприемлема. А Филиппа V союзники даже не соблаговолили пригласить.

Это, надо полагать, разозлило Людовика XIV, но он дает полную свободу действий маршалу д'Юкселлю и аббату Полиньяку, которые будут участвовать в переговорах. У короля Франции есть основания слегка вздохнуть; длительная война, кажется, развивается в его пользу; союзники, кажется, ни в чем не согласны друг с другом; Филипп V, возможно, спасет свое наследство, тогда как полтора назад он чуть было все не потерял. У человека поверхностного, глубоко не анализирующего, все это вызвало бы безмерную радость. Но Людовик XIV слишком опытный политик, чтобы ослабить бдительность. В этом его счастье, 6 февраля Дюге-Труэн, ловко справившись с английскими крейсерами, возвратился в Брест с добычей, захваченной в Рио; а 12 февраля умирает герцогиня Бургундская; 18 февраля – герцог Бургундский, второй наследник; 8 марта скончался герцог Бретонский, третий наследник. И, как будто судьба мстила потомству Генриха IV, 10 июня в Испании умирает герцог Вандомский, восстановивший на троне Филиппа V. Если бы старый король оставил на несколько месяцев свои дела из-за скорби по близким, его обвинили бы в том, что он сорвал переговоры в Утрехте. Он сделал, мы это знаем, свой выбор: он сохранял видимое спокойствие, глубоко спрятал свою боль и отдал все силы, чтобы разрешить политическим путем создавшееся положение. Он даже не боялся того, что его будут подло обвинять в бесчувственности.

Франция никогда не добилась бы тех дипломатических и военных преимуществ, которыми ознаменовалось лето 1712 года, если бы король не воспитал в себе, путем самоотверженных усилий, то хладнокровие, которое он всегда сохранял, и если бы маркиз де Торси не обладал гибкостью и одновременно твердостью характера. В апреле наше положение улучшилось. Враги потерпели неудачу в своей попытке совершить прорыв. Они расположились лагерем около Дуэ, ожидая принца Евгения, новостей от переговоров или распоряжений. А Людовик выставил на всем протяжении «от Арраса до Камбре 120 батальонов»^{97}. В этот же момент на мирной конференции все не так плохо складывается для Версаля, В письмах, пришедших ко двору 18 апреля, говорилось, «что обстановка в Утрехте не ясна, нет единодушия и создается впечатление, что интересы так называемого общего дела подменяются частными интересами, что можно констатировать суматоху прибытий и отъездов, что все это похоже на хаос, что неизвестно, чего придерживаться – настолько полномочные представители Франции удивили союзников своей твердостью»^{97}.

На самом деле Людовик вовсе не так легко переносит траур по своим близким, тяжело переживает те серьезные опасности, которые нависли над королевством, он отбросил всякий ложный стыд, полностью раскрыл свою душу, отдавая герцогу де Виллару свои последние указания. Сцена происходит в Марли в субботу вечером 16 апреля^{26}. Намекая на смерть герцога и герцогини Бургундских и герцога Бретонского, король сказал маршалу: «Господь меня наказывает, я это заслужил, но оставим наше горе оплакивать нашим домочадцам и посмотрим, что можно сделать, чтобы предупредить беды государства». Он доверяет Виллару свою последнюю большую армию, говорит ему о своем доверии, очень нежно с ним разговаривает. Затем он рассматривает вопросы, связанные с возможным поражением, с незащищенностью Парижа, если будет продвижение врага, и просит совета, что нужно делать в подобной ситуации. Так как его собеседник молчит, старый монарх продолжает: «До того, как вы мне выскажете свое соображение, я с вами поделюсь своим… Я знаю Сомму, ее трудно переходить; есть еще крепости – я рассчитываю отправиться в Перонну или в Сен-Кантен и собрать все, что осталось от моих войск, сделать последнее усилие вместе с вами и погибнуть вместе или спасти государство, ибо я никогда не позволю врагу приблизиться к моей столице». Виллар взволнован: монарх поднял его до своей высоты. Говорить будет не хвастливый полководец, не выскочка-демагог, а доверенное лицо Великого короля. «Решения, достойные славы, – сказал маршал, – часто самые мудрые; я считаю самым благородным то решение, которое Вашим Величеством принято, но я надеюсь, что Господь нас пощадит и не допустит необходимости прибегнуть к таким крайностям»^{295}. Через 4 дня Виллар принимает в Камбре командование армией, на которую Возлагается сегодня столько надежд.

Болингброк, со стороны англичан, и Торси, со стороны французов, торопятся провести сепаратные переговоры: они приводят к перемирию между двумя странами, которое сначала установится на два месяца для Фландрии (17 июля), затем будет распространено на все фронты (22 августа). Эти урегулирования имеют и отрицательную сторону: они подтачивают моральный дух французских войск (разве мир не завтра наступит?), а в это время принц Евгений окружает Ле-Кенуа (8 июня) и овладевает городом (4 июля), создавая большую опасность для Ландреси (16 июля). Но перемирие дает и большое преимущество: тот же самый Евгений лишается поддержки – которой нельзя пренебречь – английских солдат. Готовится решающее сражение. Людовик посылает приказ Виллару освободить Ландреси, оставляя за ним право выбрать время и место битвы, которая теперь становится неизбежной. Курьеры, снующие между двором и армией, слишком часто вносят путаницу: Людовику XIV первому пришла мысль атаковать Денен, но Виллар ее осуществит, не дождавшись приказа.

Клаузевиц хорошо об этом сказал: «В большинстве случаев осада не удается из-за недостатка средств, а средства обычно не достаточны из-за сложностей с доставкой»^{159}. У принца Евгения средства неподалеку, в окопавшемся лагере около Денена, то есть в семи километрах от Ландреси! Совсем не так легко Виллару, Он должен «пройти перед врагом восемь-девять лье со стороны его фланга, перейти реку и взять приступом оборонительные хорошо защищаемые укрепления, прежде чем враг сможет зайти в тыл осаждающему»^{295}. Основное условие – секретность: только семь офицеров информированы о проекте (в том числе Монтескью, Пюисегюр и Контад). Используются всякого рода хитрости и диверсии в течение всего дня 23 июля. Виллар не пишет даже королю, боясь потери почты. На Самбре устраивают отвлекающий маневр, чтобы заставить поверить принца Евгения, что его противник намерен освобождать Ландреси.