Текст книги "Людовик XIV"

Автор книги: Франсуа Блюш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 82 страниц)

Что король дает

Людовик XIV любит – мы это постоянно наблюдаем – дарить, продвигать по службе, награждать. Но этот монарх, «который умеет так хорошо управлять своими народами, который сам руководит своими войсками, который управляет всеми делами в своем государстве»^{42}, оставляет за собой право как награждать, так и наказывать («Валите все на меня: у меня крепкая спина»^{26}). «Король распределяет милости как ему заблагорассудится», проявляя большую склонность «к мягкости, нежели к строгости»^{42}, но превращает и то и другое в средство управления и постоянного стимула соревнования на службе.

Поэтому не стоит обращаться с просьбами некстати. Можно в ответ услышать: «Я посмотрю», произнесенные тоном отказа. Если король хочет назначать или продвигать по службе независимо от всякого ходатайства, некстати высказанная просьба уменьшает это удовольствие короля и удовольствие того, кого он решил облагодетельствовать. В октябре 1708 года, после смерти Тийяде, драгунского полковника, его брат попросил у Его Величества взять этот полк под свое начало. Людовик XIV ему сказал: «Даю вам его, но я бы вам дал его еще охотнее, если бы вы меня об этом не просили, так как я его вам и предназначал»^{26}. Очень плохое впечатление производят всяческие протесты, как, например, высказывания неудовольствия 1 апреля 1710 года маркизом и шевалье де Миромениль по поводу того, что их не назначили бригадными генералами. Эти братья «осмелились пожаловаться королю, и им не поздоровилось»^{97}. И монарх совсем не выносит, когда его шантажируют угрозами подать в отставку. 16 декабря 1692 года граф де Шатийон, кавалерийский полковник, пребывающий в этом чине уже долгое время, явился к государственному секретарю Барбезье и потребовал, чтобы его произвели в бригадные генералы до начала кампании. Уже так много офицеров, младших по возрасту, его обошли, что он не может удовлетвориться тем, что его произвели в бригадиры. Если ему не дадут бригадного генерала, он покинет армию. «Маркиз де Барбезье доложил об этом разговоре королю, который приказал принять отставку де Шатийона, что Барбезье и сделал»^{97}. В 1702 году герцог де Сен-Симон ушел без шумихи «по состоянию здоровья», но ему не удалось обмануть Людовика XIV.

Король может назначать, не очень рискуя ошибиться, так как он принимает решения со знанием дела. Когда он производит в чин полковника молодого капитана из очень знатного рода или старого подполковника, преданного службе, у него всегда под рукой – если не знает его лично – целое досье, так что карточки министра лишь даются в помощь необыкновенной памяти короля. А если дело касается генеральских чинов, король всегда знает человека, которого он собирается продвигать, его послужной список, послужной список его предков, его родных и двоюродных братьев. Все эти данные учитываются и оправдывают выбор. Монарх ценил и новых людей, ставших солдатами по воле случая, таких, например, как Жюльен или «барон Легаль», затем «маркиз Легаль», произведенный в ранг генерал-лейтенанта, несмотря на свое, по всей вероятности, не дворянское происхождение, одержавший победу под Мундеркингеном (30 июня 1703 года) над принцем Людвигом Баденским, облагороженный своей доблестью, хотя он официально, кажется, так и не получил дворянского звания.

Механика награждений в то время настолько зависела от самой личности награждаемого, что двор постоянно измерял, взвешивал, предугадывал значение аудиенций, которые король давал тому или иному послу, тому или иному интенданту, тому или иному генералу или моряку. У короля вид приветливый или раздраженный? Не укорочена ли была аудиенция? Каково было выражение лица человека по выходе из кабинета или из комнаты? Барометр влияния и доверия, которым пользуется посетитель, принимает в расчет три элемента. Так, например, после битвы под Рамийи в 1706 году маршал де Вильруа «был хорошо принят королем, но всем показалось, что он вышел с очень грустным выражением лица»^{97}. «Хорошо принят» обозначает, что Людовик XIV, в силу дружеского отношения к своему верному слуге, сохранил к нему глубокое чувство, несмотря на недавнее поражение, которое потерпели войска маршала. Порой куртизанская наука дает маху, так ловко Людовик XIV жонглирует различными уловками, чтобы держать в секрете все свои намерения. Сурш доводит до сведения, например, что 12 октября 1709 года в Фонтенбло «граф де Турвиль прибыл ко двору и, по мнению некоторых лиц, был принят королем достаточно прохладно, а с точки зрения других людей, у де Турвиля были основания быть довольным». Они были и правы, и не правы: графа увидели через три недели. Это было 5 ноября, когда «граф де Турвиль получил от короля крайне благоприятную аудиенцию». Монарх встретил его словами: «Сударь, пора положить конец холодности, которую я проявил по отношению к вам со времени вашего визита в Фонтенбло»^{97}.

В зависимости от обстоятельств Его Величество принимает военачальников или дипломатов «вежливо, но прохладно», «очень вежливо», «очень любезно», «выражая множество знаков дружбы»^{97}. Во время одной аудиенции Людовик XIV почти не разговаривает с герцогом Ванд омским; а во время следующей (21 октября 1709 года) «они очень долго вместе смеялись»^{97}. В начале 1702 года король холодно обходится с маршалом де Катина; а 6 декабря того же года он его «несколько раз обнимает»^{97}. Такая манера выражать своим подданным почтение и уважение позволяет сберегать государственные средства и вместе с тем очень ценна. Людовик XIV не произносит длинных речей и вообще избегает говорить лишние слова. Он умеет все выразить в сдержанном поведении и в скупых словах, Вот как он встречает в сентябре 1709 года своего искусного и верного посла Амело, вернувшегося из Мадрида, где он прожил несколько лет при дворе Филиппа V. После того как Амело сделал реверанс, старый король «положил ему обе руки на плечи, как бы желая его обнять», а потом, прежде чем войти вместе с Торси и с ним в свой кабинет, произнес: «Сударь, я полагаю, что вы так же рады быть здесь, как я рад вас здесь снова увидеть»^{97}. По придворным барометрам или термометрам эта лаконичная встреча свидетельствовала о большом доверии. Нам трудно себе представить сегодня, что такое скромное объятие ценилось в то время так же высоко, как награждение рыцарским орденом. Раз уж мы произнесли это слово «рыцарским», то заметим, что вся система служения зиждется на рыцарстве, которое проявляется в героической и галантной, фантазерской и причудливой манере того времени, больше в духе поэм Ариосто, чем «готического» века.

Поэтому понятно, что денежные вознаграждения – как с точки зрения короля, так и с точки зрения того, кому они предназначаются, – имеют скорее значение жеста, чем суммы денег. Так, например, 26 июля 1688 года Людовик XIV назначил «пенсию» в две тысячи экю де Ламуаньону, королевскому адвокату Парижского парламента, который был явно не самым нуждающимся человеком в королевстве, так как у него было достаточно личных средств и ему предстояло еще получить два миллиона от жены, которая была дочерью Вуазена, действительного члена Государственного совета»^{97}. Во время войны Аугсбургской лиги король много сэкономит по статье пенсий и денежных вознаграждений, говоря при случае: «Для такого человека, как вы, эта сумма сущий пустяк, а я не могу сейчас дать больше»^{97}.

В других случаях идут в ход любезные слова, которые делают свое дело. Людовик XIV говорит маркизу де Тианжу, из дома Дамй, племяннику мадам де Монтеспан: «Господин де Тианж, все уже давно наслышаны о вашей доблести в бою, но мне доставляет еще большее удовольствие то, каким образом вы сумели привлечь всех бретонцев на мою службу (1707)»^{97}. Графу де Линьери, бригадиру армий, первому лейтенанту личной охраны, король говорит: «Кстати, Линьери, я забыл вам сказать, что три дня тому назад я вас назначил губернатором Перонны; я отделил от нее губернаторство Мондидье, но это не то, что вам нужно, так как это не даст вам более 800–900 ливров ренты». И когда преданный офицер рассыпается в благодарности – тем более что ему казалось, что он пришелся не ко двору и даже думал, что ему следует подать в отставку, – король вдруг обернулся к нему и добавил: «Вы думали некоторое время, что я забыл о вас, но, уверяю вас, я никогда о вас не забывал, и я при каждом случае буду давать вам знать об уважении, которое я испытываю к вам». Что делает Линьери? Он смиренно, предельно низко склоняется перед королем, несмотря на свой рост в шесть футов и шесть дюймов. Тогда государь еще раз оборачивается к своему телохранителю и говорит: «Линьери, негоже вам делать половину подарка; я снова присоединяю, ради вас, к губернаторству Перонны губернаторство Мондидье»^{97} (1692).

Король проявляет больше сдержанности, но не меньше деликатности в кратких речах, которые он произносит по случаю назначения на высокие посты, особенно в правительстве. Приняв решение в 1685 году, после смерти верного Летелье, отдать юстицию Франции в ведение честного Бушра («Все одобрили этот выбор, – пишет Сурш, – и трудно было себе представить, что король мог бы сделать лучший»), Людовик XIV обратился к нему со следующими словами: «Сударь, зная, что вам присущи такие качества, как честность и одаренность, я решил назначить вас канцлером. Итак, вручаю вам эти печати. Это орудия, посредством коих вы и я можем сотворить много добра и много зла; я лично намерен использовать их в самых добрых целях, и так как ваши намерения, я уверен в этом, идентичны моим, я вам вверяю сии орудия с удовольствием»^{97}.

Последовательная система вознаграждений

Эта манера, присущая Людовику XIV, – постоянно призывать на службу, тщательно следить за выполнением этой службы, оказывать почести верным слугам, – позволяет держать в напряжении и заставляет состязаться в усердии всех, в ком нуждается государство. Все иностранные монархи восхищаются и завидуют достигнутым результатам: Людовику XIV подчиняются (очень охотно и разумно) лучше, чем всем королям в Европе. Монархи не всегда понимают, как французскому королю это удается, они не могут надеяться, что им когда-либо удастся перенять этот неподражаемый стиль своего блестящего собрата. Их преемники XVIII века благодаря опыту, приобретенному со временем, станут более искусными в этом деле: их подражание назовут «просвещенным деспотизмом».

Открывая доступ к службе способным разночинцам, Людовик XIV постоянно обновляет дворянство, поощряя элиту, обеспечивает переменную геометрию – основу постоянного соревнования – в щекотливых отношениях между элитой и дворянством. Людовик XIV заранее опровергает утверждение Шатобриана («Аристократия переживает три периода: период превосходства, период привилегий и период чванства»), ибо аристократия, которой король покровительствует и которую он формирует, совмещает в себе эти три свойства. Превосходство не исчезло с окончанием феодализма, оно объединяет теперь, исключительно по воле монарха, членов старого дворянства, несколько потесненного королем, подпавшего под его пристальное наблюдение и ставшего вновь относиться к своим обязанностям лояльно и с рвением; а также мужественных и талантливых разночинцев, сотрудничество которых Людовик XIV принимает и поощряет. В лагере чванства соседствуют две категории, занявшие выжидательную позицию: те новые дворяне, которые необходимы на службе – финансисты, откупщики, оценщики, – но еще недостаточно воспитанные, чтобы быть принятыми при дворе, и представители старого дворянства, которые считают службу ниже своего достоинства, ищут убежища во внутренней эмиграции, в историко-легендарных фантасмагориях или же в запутанных лабиринтах церемониала ради церемониала: юный герцог де Сен-Симон является классическим представителем этой категории чванливых дворян. В целом аристократия не бездействует благодаря королю и этим еще оправдывает свои привилегии. Разве можно сказать такое о царствовании Людовика XV?

Не имея возможности ни лишить привилегий дворян, не оправдавших его надежд, ни возвести в рант дворян всех достойных разночинцев, король вынужден постоянно идти на компромиссы, тщательно скрывая это. Он знает, что, когда в почете заслуги (а именно это имеет место в его правлении благодаря ему), дворянство – это сплошь элита, а элита – сплошь дворянство. Король знает также, что декретами общество не изменишь и что умный реформатор применяет малые, а не лошадиные дозы лекарства, и не прибегает к грубым операциям. Вот почему Людовик XIV при вознаграждении принимает во внимание ранее существующую иерархию, а продвижение по службе король осуществляет по законам официальной элиты, законам, которые создавались веками.

Между третьим и вторым сословиями всегда было что-то вроде промежуточного сословия, некая прихожая, через которую надо пройти, чтоб попасть в дворянство. И король старается теперь зарезервировать за ней как можно больше мест для своих слуг. Известно, что в 1666 году в период большого воинского набора военные служащие были освобождены от необходимости предъявлять доказательства о своей принадлежности к дворянству: им предоставлялась эта привилегия за службу в армии. Людовику XIV также нравится предоставлять хорошим сотрудникам скромного происхождения звание «королевского сотрапезника», позволяющее пользоваться множеством привилегий, льгот, освобождением от налогов и повинностей, и представлять их обществу как людей, стоящих на пороге возведения в дворянство. Жан Расин, ставший академиком в 1673 году и историографом Его Величества в 1677 году, назначается в конце 1690 года комнатным дворянином короля – получение этого звания делает окончательно из этого писателя придворного, и если это звание еще не возводит его, поэта, в ранг благородных, то, по крайней мере, облагораживает во всем королевстве до сих пор мало почитаемую профессию литератора^{262}. Должность комнатного дворянина дает право на титул экюйе и освобождает от тальи, эда и даже от сбора с ротюрье за владение феодом^{137}.

В 1693 году король учредит, как мы увидим, новый рыцарский орден, орден Людовика Святого, «королевский и военный», способствующий, как ничто другое, слиянию в единое целое самых способных людей страны, ибо возведение в ранг его кавалеров не зависит от происхождения. Одновременно Людовик достаточно великодушно раздает орденские ленты святого Михаила. Этот знак отличия, столь ценимый в XVI веке, обретает новую жизненную силу на более низком социальном уровне, так как не требует больше доказательств принадлежности к дворянству. Король дает его отныне своим лучшим архитекторам и художникам. Святой Михаил – это нечто среднее между нашим орденом Почетного легиона, которым награждают гражданских лиц, и орденом изящных искусств. Его удостаиваются Делаланд^{122},[60]60
  Поэт, уже получивший должность казначея Франции, за которую жаловали дворянством.


[Закрыть] Самюэль Бернар.

Хорошему слуге остается подняться еще на одну ступень, и король считает его достойным возведения в дворянство. Подобное возведение в дворянство может быть осуществлено, как и при предыдущих королях, путем назначения на соответствующие должности. Основные виды службы при дворе, должность казначея Франции (Лабрюйер, Расин, Реньяр этим воспользовались), некоторые должности эшевенов (как в Лионе и Тулузе) – давали возможность «примазаться» к дворянам. Но Людовик XIV, который стремится наложить на все свою личную печать, гораздо больше ценит персональное зачисление в дворянство. Он не злоупотребляет этим способом, но прибегает к нему, ибо «величие королей проявляется лучше всего в их способности приравнивать маленьких людей к вельможам королевства»^{49}.

Заслуженные люди, которым король вручает дворянские грамоты, представляют собой почти полный набор талантов или «способностей»: художники (Ленотр в 1675 году, Робер де Котт в 1702 году), врачи (первый хирург Жорж Марешаль в 1707 году), инженеры (Пьер-Поль Рике, инициатор строительства Канала двух морей в 1666 году), банкиры (Самюэль Бернар в 1699 году). Но военные заслуги продолжают цениться превыше всего.

Королевскими грамотами от января 1674 года Его Величество причислил к дворянству двух братьев, это простые капитаны: Франсуа Магонтье ле Лобани и Ириекса де Магонтье де Лакомб. Служебный стаж первого составляет двадцать четыре года, а второго – больше двенадцати лет. Оба были трижды ранены. Они совершили множество героических поступков, «проявили настоящую храбрость и доблесть, показали себя опытными и мудрыми военными начальниками»^{288}. Они рисковали жизнью на службе короля и при защите государства. Их дядя Пьер Магонтье дю Клоре, первый капитан полка Разильи, и двое из их братьев (Пьер Магонтье де Лабордери, прапорщик полка Шампань, и Жан Магонтье дю Клоре, лейтенант полка Сен-Валье) «отдали жизнь, сражаясь» за короля. Таким образом, присвоение дворянского звания двум братьям, оставшимся в живых, следует расценивать как награду за «почти двухсотлетнюю» верность; и грамоты, удостоверяющие присвоение им дворянского звания, сильно напоминают посмертное объявление благодарности в военном приказе^{288}.

Каждому из этих текстов предшествует преамбула, звучащая как сигнал трубы перед боем. Грамота, датированная февралем 1677 года и возводящая в дворянство Шарля Гийо де Ламотта, бригадного генерала в связи с тридцатью шестью годами беспорочной службы, начинается следующими назидательными словами: «Когда мы присуждали награды за доблесть и заслуги, которые являются тем более ценными, что они не только всенародно свидетельствуют о нашей справедливости и об удовлетворении, которое нам доставляет служба тех, кого мы награждаем, но и еще больше вдохновляют награждаемых на свершение доблестных поступков и склоняют других подданных им подражать в надежде быть удостоенными такого же вознаграждения, мы также старались оказывать подобную милость лишь тем из наших подданных, которые действительно заслуживают нашу благодарность и благодарность государства за указанные деяния»^{288}. Эта формула выражает в несколько высокопарном и вычурном стиле доктрину Людовика XIV, предполагающую соревнование на службе, награждение за заслуги, соблюдение правил вхождения в состав официальной элиты.

В списке награжденных флоту полагалось занимать достойное место. Возводя в дворянство шевалье Поля (1649), капитанов первого ранга Жоба Форана (1668), Жана Габаре (1673), Жана Бара (1694) и Рене Дюге-Труэна (1709)^{274}, Людовик XIV награждал за заслуги весьма незаурядные, способствуя одновременно приумножению своей славы – славы короля, которому так хорошо помогали и так исправно служили, за которым так послушно следовали.

Когда же герой, большой министр или старый слуга, уже является членом второго сословия, ему нужно подыскать какие-либо другие знаки почета. Можно начать с возведения его земель в ранг почетных уделов: в маркизат или в графство. Никто не пренебрегает наградой такого рода, особенно финансисты, недавнее дворянство которых привлекает взоры налоговой администрации: если король возводит ваше поместье в ранг графства, в то время как ваше дворянство находится в стадии становления или еще не утвердилось, юристы считают – поскольку Его Величество не может ошибаться, – что вас причислили к дворянству в силу необходимости! После этого может произойти зачисление в кавалеры орденов короля; голубая лента, ордена Святого Духа – почесть, которой никто не пренебрегает[61]61
  Предполагается предварительное доказательство дворянского звания в четвертом поколении, то есть заинтересованный должен доказать, что его прадед по отцу был уже дворянином.


[Закрыть]. Между «клубом» герцогов и простым дворянином она возводит человека на социальный уровень, которого столь же редко добиваются, сколь ревностно желают.

В «Мемуарах» Людовика XIV, написанных для обучения Монсеньора, изложена теория и философия «ордена голубой ленты»: «Я закончил этот год (1661) и начал следующий награждением восьми прелатов и шестидесяти трех шевалье орденом Святого Духа: места оставались вакантными с 1633 года. Этим объясняется большое количество награжденных (среди них Конде, герцог де Бофор, первый маршал де Вильруа, Сент-Эньян, Вард, Беринген, Монтозье)^{2}, но я желал бы иметь возможность предоставить эту честь еще большему количеству людей, ибо нет большей радости для монарха, чем радость, которую доставляет возможность оказать услуги нескольким знатным персонам, которыми он доволен, не ущемляя при этом никого из своих скромных подданных. Ни одно вознаграждение не стоит столь мало нашим народам и ни одно так не трогает благородные сердца, как подобные знаки отличия, которые являются почти первой побудительной причиной всех людских действий, особенно самых благородных и самых великих; придавать, когда мы только этого пожелаем, бесконечно высокую цену тому, что само по себе ничего не стоит, – это, кстати, одно из самых видимых проявлений нашего могущества»^{63}. Следующее зачисление в члены, – если не считать нескольких единичных случаев, как зачисление герцога Дезюрсена или Яна Собеского, – имело место только 31 декабря 1688 года (1 января 1689 года), через двадцать семь лет, то есть спустя целое поколение. На сей раз группа награжденных насчитывала семьдесят четыре человека. Столь редкое награждение вызывает разные толкования. Мадам де Лафайетт сразу отмечает отсутствие среди группы награжденных в 1689 году трех герцогов – де Рогана, де Вантадура и де Бриссака: «Эти трое очень редко показывались при дворе, не участвовали в войнах», отлынивали от королевской службы. А маркиз де Сурш пишет: «Эти награждения удивили весь двор и дали представление о высокой степени доверия, которым пользовался господин де Лувуа: он добился того, что больше половины мест достались военным». Согласно утверждениям этого мемуариста, всесильный министр «посоветовал королю всегда иметь в виду три вещи»: 1) когда готовится война, король «должен стремиться не только к тому, чтобы снискать себе любовь всех высших военных начальников, наградив их орденом Святого Духа, но и побудить всех последующих за ними ничего не жалеть, чтобы удостоиться такой же чести»: 2) если король наталкивается на некоторые трудности при наборе послов, он должен учесть, что это, возможно, происходит из-за отсутствия соответствующих награждений, на которые они могли бы рассчитывать в будущем; 3) награждение голубой лентой – превосходный для короля способ оказать честь «искренне обращенным гугенотам»^{97}. Таким образом, награда за службу – это одновременно признание высокородности и способ продвинуть «заслуженную» элиту. Отдельные назначения, которые следуют за этим, подчеркивают еще больше эту политику поощрения заслуг. Если по отношению к Таллару (1701) и Марсену (1703) проявляется большая снисходительность, то никто не осмелится утверждать, что нечто подобное имеет место при присвоении ордена Святого Духа де Ревелю (1703), Виллару, Шаторено или Вобану (1705)^{2}. Награждение голубой лентой 1 января 1711 года показательно: граф де Медави, представленный к награде в 1706 году, разбил имперцев под Кастильоном; граф Дюбур, представленный в 1709 году, победил Мерси под Румерсгеймом; Альберготти удерживал осажденный Дуэ сколько было силы; а маркиз де Гоэсбриан защищал Эр-сюр-ла-Лис в течение двух месяцев, находясь в открытых траншеях!

После таких подвигов остается лишь получить титул герцога, а потом ждать, когда твое герцогство будет возведено в ранг пэрии: Буффлер и Виллар удостоились такой чести. Но король не идет далее в своих милостях. Даже рискуя вызвать неудовольствие победителя при Денене, этого неутолимого честолюбца, король не помышляет восстановить должность коннетабля Франции. Слуга, даже осыпанный почестями и близко стоящий к королю, не может превысить определенный уровень оказываемой ему чести. В конце концов, тот, кто служит, пусть даже героически, лишь выполняет свой долг.