Текст книги "Трафальгар. Люди, сражение, шторм (ЛП)"

Автор книги: Фил Крейг

Соавторы: Тим Клейтон

Жанр:

История

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)

Назад к карточке книги

Глава 19
Вылазка Космао

Изменение направления ветра на южное, которое унесло Катберта Коллингвуда с Трафальгарской отмели в ночь сражения, помешало остаткам Объединенного флота войти в залив Кадис. Если бы продолжался слабый западный бриз, то уцелевшие французские и испанские корабли Антонио де Эсканьо добрались бы в безопасную бухту. Но южный шквалистый ветер, который усилился в полночь, сделал проход мимо скал у входа в гавань опасным в темноте, поэтому одиннадцать кораблей, их фрегаты и бриги встали на якорь за пределами гавани недалеко от Роты. С первыми лучами солнца 22 октября, хотя шквалы становились все более частыми и свирепыми, они, по крайней мере, могли видеть, где находятся скалы. Корабли медленно продвигались к укрытию в бухте, оставив снаружи дозор в составе двух фрегатов и «Героя».

Согласно испанскому сообщению, в девять часов утра Эсканьо созвал четырех старших капитанов на военный совет на борту «Принца Астурийского». Совет решил, что все исправные корабли должны будут выйти в море, когда погода улучшится, в надежде спасти как можно больше своих товарищей. Испанские капитаны, знавшие эти воды, рассудили, что, поскольку ветер сейчас дует прямо на Кадис, британцам будет трудно удержать контроль над своими призами, и некоторые из них могут быть отбиты. Однако во время совещания усилился ветер, что исключило любую возможность немедленного приведения плана в исполнение. Даже в бухте волнение было настолько бурным, что небольшим шлюпкам грозила опасность затопления, и четверка капитанов не могла даже вернуться на свои корабли.

Изменение направления ветра на южное, которое унесло Катберта Коллингвуда с Трафальгарской отмели в ночь сражения, помешало остаткам Объединенного флота войти в залив Кадис. Если бы продолжался слабый западный бриз, то уцелевшие французские и испанские корабли Антонио де Эсканьо смогли бы добраться бы в безопасную бухту. Но южный шквалистый ветер, который усилился в полночь, сделал проход мимо скал у входа в гавань опасным в темноте, поэтому одиннадцать кораблей, их фрегаты и бриги встали на якорь за пределами гавани недалеко от Роты. С первыми лучами солнца 22 октября, хотя шквалы становились все более частыми и свирепыми, они, по крайней мере, могли видеть, где находятся скалы. Корабли медленно продвигались к укрытию в бухте, оставив снаружи дозор в составе двух фрегатов и линейного корабля «Герой».

В то утро Антонио Алькала Галиано с дурным предчувствием отправился на поиски вестей о своем отце. Погода отражала его меланхолию. Горизонт был затянут черными тучами, и бурные волны разбивались о гранит морской набережной. Ветер свирепыми порывами проносился по узким улочкам Кадиса, а дождь хлестал по лицам сотен встревоженных людей, беспокоящихся о судьбах отцов, мужей и братьев. Ко времени завтрака было 63° по Фаренгейту, заметно прохладнее, чем днем ранее, но все еще довольно тепло. Гальяно поспешил к Аламеде, откуда открывался широкий вид на вход в бухту, а также на Роту и Пуэрто-Санта-Марию.

Он был потрясен, увидев горстку кораблей, потрепанных ветром и бурными волнами, которые стояли у входа в бухту – на ненадежной, к сожалению, якорной стоянке. Даже издалека было видно, что они получили серьезные повреждения. Гальяно пытался выяснить, что случилось с «Багамой» – кораблем его отца, но никто не знал ничего конкретного. Люди говорили, что там было грандиозное сражение, что испанские и французские корабли сильно пострадали, но что и британские были в таком же плачевном состоянии. "Ходили даже слухи, что мы одержали победу".

Зрители постепенно распознавали корабли, но «Багамы» среди них не было. Толпа устремлялась к молу всякий раз, когда на берег высаживали раненых. Но это случалось редко, потому что при таком волнении небольшим лодкам было опасно приближаться к кораблям с высокими бортами, тем более что они стояли на якоре на большом расстоянии от гавани. При всей своей тревоге за родных и близких, жители Кадиса сделали все, что могли, для немногих раненых, доставленных на берег: знатные семьи города расставили на молу слуг с инструкциями доставлять раненых в их дома. Гальяно убедился, что достоверных новостей нет и получить их невозможно. Он прекратил свои, казалось бы, бесполезные расспросы и отправился домой. После того, как он обсудил ситуацию со своей тетей, они решили запереть дом, оставить его в руках доверенного слуги и вернуться в Чиклану, где оставалась его мать.

Вскоре они обнаружили, что все кареты в городе были реквизированы губернатором для перевозки раненых с набережной в Королевский госпиталь или другое жилое помещение. "Я поспешил к генералу маркизу Солане, чтобы попросить пропуск на маленькую коляску, в которой мы с тетей могли бы отправиться туда, где моя мать, должно быть, сейчас терзается болью и сомнениями. Также я хотел у него, определенно лучше информированного о происходящем, выяснить, знает ли он что-нибудь о «Багаме», предмете моего нескрываемого интереса". Генерал дал ему пропуск. Солана хотел быть полезным и сочувствовал Антонио, но он тоже ничего не знал о «Багаме». Он лишь немного узнал о кораблях, которые заходили в порт. Это было поражение, а не победа, о которой ходили слухи; но это было все, что он знал наверняка. В такую погоду связь с кораблями была практически невозможна, и никаких сообщений от отдельных капитанов не поступало.

Антонио с тетей отправились в путь, "избиваемые ветром и постоянным ливнем, а небо было таким же печальным и пасмурным, как и наше настроение". Потребовалось много часов, чтобы преодолеть несколько миль, отделяющих Кадис от Чикланы, и когда они прибыли, уже наступала ночь. "Моя убитая горем мать уже знала о битве, но не о ее результате, а мы мало что могли добавить к тому, что она знала".

Французские и испанские корабли в бухте Кадис спустили стеньги и реи и приготовились к встрече шторма. Вскоре после полудня промокшие от дождя толпы людей, заполнявшие набережную Кадиса, едва смогли разглядеть, как бизань-мачту и грот-мачту смело с борта «Сан-Леандро» сильным шквалом с юго-юго-запада. Огромные волны, "как это бывает в Кадисе во время сильных штормов, разбивались о морскую набережную с ужасающим грохотом, забрызгивая пеной близлежащие места". Море, казалось, было намерено снести все постройки вблизи берега. Через два часа после этого два фрегата и линейный корабль «Герой», которые оставались в дозоре на внешнем рейде, сорвало с якорей.

"Настала ночь, кромешная темнота с дождем, с юга дул очень сильный ветер", – гласила запись в журнале «Принца Астурийского». Они слышали выстрелы пушек с приближавшегося «Буцентавра», но не видели его; они догадывались, что эти выстрелы были сигналами бедствия, но ничего не могли поделать. Жюльен Космао-Кержульен объяснял в своем отчете, что все шлюпки «Плютона» были разнесены на куски, но даже неповрежденные шлюпки подверглись бы большому риску, попытайся они помочь «Буцентавру» в темноте вблизи скал. В это время сам адмирал Эсканьо был занят бедствием собственного корабля. В двадцать ноль-ноль, после сильного накренения, «Принц Астурийский» потерял грот-мачту, и сразу вслед за ней последовала бизань-мачта.

Рассвет 23 октября был почти безветренным, дул легчайший северо-западный ветер, хотя небо было затянуто тучами, а горизонт выглядел зловеще темным и шквалистым. Дождь все еще шел, но видимость улучшилась, и это принесло сюрпризы со всех сторон. Экипаж «Альхесираса» с тревогой понял, что они встали на якорь слишком близко к скалам Диаманте и все еще подвержены опасности. Экипаж «Принца Астурийского» не ожидал увидеть ни «Альхесираса», ни «Буцентавра», которые, к их ужасу, бились о скалы недалеко от форта Санта-Каталина на мысе Кадис.

На борту «Буцентавра» лейтенант Фулкран Фурнье потерял надежду спасти свой корабль. Он начал касаться грунта через два часа после начала отлива. Несколько небольших шлюпок пришли предложить помощь, а из больших только один баркас с «Нэптюна». С первыми лучами солнца морская вода хлынула в трюм через пробоины в корпусе. К полудню вода достигла орлопдека. Большая часть британской призовой команды была переведена на один из фрегатов, где, вопреки пропаганде, опубликованной вскоре после этого в газете «Гибралтар Кроникл», с ними хорошо обращались. Шлюпки «Эндомтабля» приняли многих других, в том числе нескольких британцев. В тринадцать тридцать, когда с борта гибнущего корабля был снят последний член экипажа, Приньи и исполняющий обязанности капитана Фурнье покинули судно. Позднее днем разрушенный корпус скрылся под водой, хотя обрубки мачт оставались видны.

Другие корабли, находившиеся в бухте, пытались помочь «Альхесирасу». «Сан-Хусто» и «Эндомтабль» предложили отбуксировать судно подальше от скалы. Но из-за повреждения кабестана морякам «Альхесираса» потребовалось слишком много времени, чтобы поднять якорь, и к тому времени оба эти корабля были заняты другими задачами. Все утро и весь день Вольдемар де ла Бретоньер подавал сигналы бедствия с «Альхесираса», но только ранним вечером испанское судно из Кадиса доставило стоп-анкер, канат и лоцмана. Несколько кораблей также прислали небольшие шлюпки, но «Альхесирасу» требовался баркас со становым якорем или фрегат, чтобы взять его на буксир.

Утром в среду, 23 октября, дозорный на башне Тавира подтвердил, что ожидания Эсканьо действительно сбывались. По собственной ли воле или по капризу ветра и течения, призы ускользали от победителей. «Нептуно», и чуть позади него «Санта-Анна» были ближе всего к порту, менее чем в шести милях к юго-западу. Также близко, но западнее, находился «Багама». Антонио Алькала Галиано ясно увидел бы корабль своего отца, если бы не вернулся в Чиклану. Это были три самых различимых корабля. На башне вскоре опознали «Сан-Хуан-Непомусено», а также сообщали о французском судне, терпящем бедствие южнее в непосредственной близости от берега. Оно запрашивало помощь, которую было невозможно оказать из-за штормовой погоды. Дозорный предположил, что это был «Фугё», но тот уже был разбит вдребезги, так что единственным, кого он мог видеть, был «Эгль». «Сан-Августин», «Монарка», «Аргонаута» и «Свифтсюр» также отделились от британских кораблей сопровождения и дрейфовали в направлении Кадиса. По большей части британские корабли не теряли полностью контакта и отслеживали свои призы с расстояния одной-двух миль, находясь мористее.

Таким образом появился шанс осуществить смелый план – отбить захваченные британцами корабли, – который старшие капитаны флота разработали накануне. В шесть тридцать командиры, собравшиеся для проведения совета, вернулись на свои корабли. Старый ирландец, командовавший «Райо», бригадир Энрике Макдоннелл и старший французский офицер, коммодор Жюльен Космао-Кержульен, подняли брейд-вымпелы и приказали остальным кораблям готовиться к выходу.

В своем рапорте Космао взял на себя единоличную ответственность за вылазку. В его отчете не упоминается военный совет. Возможно, что он говорил правду, а журнал «Принца Астурийского» лгал. Но участие в вылазке Макдоннелла, испанского офицера такого же ранга, придает правдоподобность версии событий Эсканьо. Кто бы ни был ответственен за эту смелую и предприимчивую инициативу, разбитые корабли Объединенного флота приготовились возобновить бой. Ведомые Космао и Макдоннеллом линейные корабли «Плютон», «Нэптюн», «Герой», «Райо», «Сан-Хусто» и «Св. Франциск Ассизский» вышли в море вместе с фрегатами и посыльным судном. С «Плютоном» во главе они взяли курс на север. В это же время «Принц Астурийский» и «Сан-Леандро» были отбуксированы во внутреннюю гавань и встали на якорь в относительной безопасности недалеко от форта в Пунталесе.

Эта неожиданная вылазка застала британцев совершенно врасплох. Тремя парами кораблей, подвергавшимися наибольшей опасности, были «Минотавр», который подходил к «Нептуно», чтобы снова взять его на буксир, «Тандерер», который уже установил контакт с «Санта-Анной», и «Орион», который взял «Багаму» несколько севернее. «Минотавр» поднял тревогу, хотя в его шканечном журнале не указано, когда – вероятно, в десять двадцать, когда Генри Бейнтан на «Левиафане» отрепетовал Коллингвуду сигнал, переданный кораблем с северо-востока, о том, что враг выходит из порта.

Коллингвуд отреагировал на донесение с заметной задержкой. Его первым утренним приказом флоту было сосредоточиться и ложиться на курс, ведущий подальше от земли. Первоначально он, возможно, не поверил новостям или недооценил опасность. Сигнальный журнал «Левиафана» показывает, что в двенадцать десять «Эвриал» подал общий сигнал готовиться к бою и к постановке на якорь со шпрингом. Если это окажется необходимым, он намеревался встать на якорь перед боем на оборонительных позициях, защищая призы. Шпринги – тросы, прикрепленные к якорному канату, – позволяли стоящим на якоре судам поворачиваться бортом к любой опасности, возникающей перед ними.

Коллингвуд послал «Фебу» Томаса Кэйпела на максимальной скорости на север, чтобы выяснить, что происходит. В это время шлюп «Скаут» и фрегат «Эвридика» присоединились к флоту.

Сорок минут спустя, в ответ на сигнал от «Фебы», Коллингвуд, наконец, начал организовывать движение основных сил флота на север, буксируя за собой призы и поврежденные корабли. Он освободил «Нептуна», приказав «Марсу» взять на себя заботу о «Ройал-Суверене». «Британия», «Дефенс», «Дредноут» и «Левиафан» были аналогичным образом освобождены от забот о призах, чтобы быть готовыми справиться с угрозой, исходящей из Кадиса. Пока это происходило, адмирал Вильнёв и его небольшая свита переместились с «Марса» на «Нептун». Все это заняло значительное время, и только в пятнадцать часов им было приказано следовать под всеми парусами на север. В шестнадцать сорок пять Коллингвуд повторил сигнал приготовиться к бою и встать на якорь со шпрингом.

Наиболее уязвимые призы находились в плачевном состоянии. Предыдущей ночью в полночь напор ветра взял верх над поврежденной грот-мачтой «Нептуно», которая рухнула на корму, проломив ее и большую каюту под ней. Именно здесь были заперты испанские офицеры, а казначей Диего де Сото был раздавлен во сне. Один из моряков «Минотавра» тоже был убит. Квартердек также был сильно поврежден, поэтому Уильям Торп и остальная команда британского приза приступили к работе по укреплению сломанных бимсов, чтобы убедиться, что палубы не обрушатся на них сверху. Теперь они безнадежно дрейфовали, не зная, где они могут находиться, пока, по словам Торпа, "около трех часов дня не увидели свет Кадисского маяка, который теперь был близко с подветренной стороны, а глубина была всего 18 морских саженей". Должно быть, это был шок. Они бросили якорь и встали на ночлег к юго-востоку от Кадиса. Утром вахтенный, вглядывавшийся сквозь туманную морось, увидел эскадру из пяти линейных кораблей, трех фрегатов и брига. Ему не потребовалось много времени, чтобы определить корабли как враждебные. "Находясь в таком положении, мы ожидали помощи от нашего собственного флота, но тщетно", – вспоминал Уильям Торп. Капитан «Минотавра» Чарльз Мэнсфилд был неподалеку, но он решил проявить благоразумие и ретировался.

Морось превратилась в пелену проливного дождя, сквозь которую они смутно различали приближающегося врага. Призовая команда на «Нептуно» отчаянно пыталась поставить импровизированные паруса на остатках мачт. Торп писал, что они "прикрепили один запасной рей к обрубку грот-мачты, и другой – к фок-мачте, установили на каждом из них по брамселю". Вскоре после полудня они увидели вдалеке приближавшиеся британские корабли при усиливающемся ветре в их пользу, но враг был ближе, и его фрегаты быстроходны. Они обрубили якорный канат и "направились навстречу нашему флоту под всеми парусами, какие только могли поставить, но враг быстро настигал нас со стороны Кадиса". Они приготовили ретирадные орудия – длинные пушки, расположенные в капитанской каюте и направленные назад, в сторону преследователя, – и открыли пороховой погреб. Это было слишком для испанцев, которые, по-видимому, все еще работали на помпах. Они решили вмешаться. "Пленные, наблюдавшие за этим, восстали против наших людей и отбили корабль", – докладывал Торп. Сопротивления было мало. Испанцы превосходили призовую команду числом десять к одному. По мнению Торпа, "сопротивляться было бы безумием; небольшое сопротивление оказали несколько человек, которым удалось спастись только чудом". Так как Каэтано Вальдес все еще находился без сознания на попечении хирурга, один из младших лейтенантов принял командование. Он развернул корабль и направился в сторону Кадиса.

Лейтенант Стокхэм (командир «Тандерера») находился немного дальше от наступающей вражеской эскадры, но он посчитал, что не сможет спастись вместе с сильно поврежденной и неуправляемой «Санта-Анной». Поэтому он снял своих людей с приза, оставил ценное, но сильно поврежденное испанское трехпалубное судно его бывшим офицерам и ретировался прежде, чем корабли, выходящие из Кадиса, смогли бы захватить его.

Эдвард Кодрингтон был круче: его «Орион» добрался до «Багамы» ранним утром, но с трудом сдвинул ее с места, потому что ветра было мало, а волна то и дело сбивала корабли с курса. Примерно в половине десятого "при штиле, сильном волнении и сильном дожде мы были вынуждены отдать якорь в нескольких милях от Кадиса, чтобы не сдрейфовать еще ближе", – писал Кодрингтон. В одиннадцать часов он увидел, что враг выходит из гавани. Поскольку на «Багаме» была всего горстка британцев, пленные испанцы наверняка одолели бы их и вернули судно, если бы дело дошло до драки, поэтому в двенадцать часов он отрубил якорный канат и двинулся на север со своим призом на буксире. Внимательно оценив ситуацию, он решил, что ему удастся удрать.

Кодрингтона преследовал и обстреливал испанский фрегат, но он все еще был уверен, что сумеет спастись вместе с «Багамой»: "Они вернули себе один двухдечный корабль, который был предоставлен самому себе, а также трехдечную «Санта-Анну», которую перед этим вел на буксире «Тандерер»; но хотя я находился значительно подветреннее «Тандерера» и довольно близко к неприятелю, а один из его фрегатов находился тогда на расстоянии выстрела от меня, я упорно продолжал удерживать приз на буксире". Если он сможет миновать мыс Рота, рассуждал Кодрингтон, то, даже если ему придется бросить «Багаму», она будет отнесена ветром скорее к берегам Португалии, чем Испании. "Меня воодушевляла мысль, что, если бы они напали на меня, они не смогли бы вернуться в Кадис и рискнули бы вступить в бой с частью нашего флота, который нависал над ними с наветренной стороны".

«Багама» все еще находилась в руках британцев, но двух призов они лишились, в результате чего общее число потерянных достигло шести, четыре из них освободились и два погибли. Однако капитаны Коллингвуда предприняли некоторые успешные меры для обеспечения охраны других потенциальных беглецов. «Левиафан» подобрал «Сан-Августина» в десять утра и передал его «Беллерофону» в шестнадцать часов, чтобы быть свободным для возможного боя. «Дредноут» и «Феба» позаботились о «Свифтсюре». Фрегат «Мельпомена» взял на буксир «Сан-Хуан-Непомусено». Шканечный журнал «Ахилла» сообщает, что он взяла «Монарку» на буксир до полудня, но, похоже, никто на борту «Монарки» этого не заметил, и, возможно, записи в шканечном журнале «Ахилла» за 23 октября в значительной степени вымышлены. По словам Генри Уокера, одного из призовой команды на «Монарке», судно продолжало дрейфовать или стояло на якоре в бедственном положении. «Конкерор» отошел от «Буцентавра» предыдущим днем. В журнале Пеллью указано, что он провел утро, пытаясь взять «приз» на буксир (конкретно «Буцентавр» не назван), и что он бросил его, когда противник выступил из Кадиса достаточно большими силами. Неясно, подобрался ли «Конкерор» когда-либо достаточно близко, чтобы опознать «приз». Возможно, он принял «Эгль» за «Буцентавр».

Лейтенант Асмус Классен, исполняющий обязанности капитана «Эгля», сообщил, что на рассвете подошли два британских корабля, чтобы отбуксировать его от берега, но он не хотел, чтобы его спасали они. Единственным выходом было двигаться дальше к берегу, притворяясь, что дрейфуешь по течению и вот-вот погибнешь, рискуя на самом деле напороться на камни. Существовал небольшой шанс, что он сможет пробраться между скалистыми отмелями Хуан-Вела и Хаксто-Афуэра в трех милях мористее острова Санкти-Петри. Если это получится, то он, возможно, сможет отдать якорь в полоске воды шириной с милю между отмелями и устрашающими скалами, которые простираются по обе стороны замка на острове. Современных яхтсменов предупреждают, чтобы они и не мечтали приблизиться к Санкти Петри, когда волны разбиваются о прибрежные пляжи. Песчаные отмели постоянно смещаются, ставя в тупик даже местных ловцов тунца, но Классен полагал, что у него нет другого выбора, кроме как попытаться найти внутренний канал. Британцы будут убеждены, что он сел на мель, и не осмелятся последовать за ним. Он перерубил якорный канат и "направился среди бурунов к берегу, двигаясь по ветру, и, к счастью, обнаружил внутри песчаное дно, где я отдал последний, поврежденный в сражении якорь на глубине восьми морских саженей". Невероятно, но «Эгль» выжил. Теперь они стали соблазнительно близки к своим потенциальным спасителям на Санкти-Петри, но все еще находились в серьезной опасности. Люди на борту, как французы, так и британцы, должно быть, возносили молитвы за этот символ надежды – их последний якорь, уже поврежденный в бою.

К тому времени, когда основная часть флота Коллингвуда оказалась в пределах видимости французских и испанских кораблей, вышедших из Кадиса, корабли Космао уже направлялись домой. Короткий период умеренной погоды, в который они вышли, не продлился долго, и ветер становился все более шквалистым и опасным. Французский фрегат «Гермиона» взял «Нептуно» на буксир и привел его к устью залива, "где тот оказался среди других выведенных из строя кораблей", – вспоминал Уильям Торп. Теперь он был испанским пленником и, вероятно, работал по очереди на насосах. «Санта-Анна» также была отбуксирована в бухту.

Все испанские и французские корабли вернулись в бухту, за исключением «Райо», потому что воздействие разгневанной стихии оказалось непосильным для его некомпетентной команды – она пыталась отремонтировать сильно поврежденную грот-мачту. При усиливавшем юго-юго-восточном ветре они не могли вернуться в гавань. По словам Энрике Макдоннелла, немногие из его матросов осмеливались подняться на реи, чтобы зарифить паруса, даже когда повторяющийся скрип мачт говорил о том, что они сломаются, если ничего не предпринять. "Они не были людьми для такой работы", – сообщил он впоследствии. В конце концов, в двадцать два часа рухнула грот-стеньга, за ней вскоре последовали бизань– и грот-мачта. При падении бизань-мачта раздавила румпель, так что корабль потерял управление. «Райо» встал на якорь в восемнадцати милях от Кадиса, мористее Роты. Другие корабли благополучно вернулись, но «Плютон» добрался в порт с трудом. Он набирал много воды и находился "в тонущем состоянии".

Погода в ту ночь была хуже, чем что-либо виденное до сих пор. Суда, находившиеся в бухте, сообщали, что это был настоящий шторм с повторяющимися одиннадцатибалльными шквалами с юго-запада. С шестнадцати часов снова начался сильный ливень, который продолжался проливными дождями до утра. Установилась очень пасмурная и туманная погода с плохой видимостью, которую моряки терпеть не могли, особенно когда они знали, что поблизости есть опасности, которых следует избегать.

Фрегаты, возвращавшиеся с вылазки, прошли мимо «Альхесираса», даже не обратив внимания на шлюпку, которую де ла Бретоньер выслал с просьбой о помощи. С наступлением отлива на французском корабле, стоявшем на якоре в опасной близости от скал Диаманте, усилились опасения. Около двадцати двух часов случилось неизбежное, и корабль стал биться о грунт, но, "к счастью, ветер переменился на восточный сильным шквалом, который заставил нас дрейфовать с отданным якорем таким образом, что мы обогнули отмель Диаманте и отошли подальше от скал". Канат стоп-анкера лопнул, и они напряженно ждали рывка, когда их единственный якорь натянется до упора. Якорный канат терся о каменистый грунт, но выдержал. Они снова облегченно вздохнули. Затем в темноте показался другой корабль, волочащий за собой якорь, сильно накренившийся и потерявший управление. Если бы он врезался в «Альхесирас», их якорный канат наверняка бы оборвался и их бы вынесло на берег. Но они не столкнулись, хотя их реи почти соприкосались.

В Кадисской бухте снарядили несколько баркасов для оказания помощи «Альхесирасу». Ночью, кромешной тьмой они вышли в бушующее море. Все они пропали по пути к французскому кораблю, и люди, находившиеся на их борту, утонули.

Погода становилась все хуже и хуже, «Альхесирас» мотало на якоре, и наконец он сильно ударился о грунт банки Галера. Отлив еще не достиг самого низкого уровня, поэтому команда с головой ушла в работу по облегчению кормовой части корабля, выбросив за борт четыре 18-фунтовых орудия, а также весь перемещаемый балласт, ядра и другие тяжелые предметы. Они вскрыли бочки с водой на самых кормовых ярусах и откачали воду. Это была отчаянная работа в ужасающих условиях, когда днище корабля зловеще скрежетало о скалы. Затем начался прилив. К их радости, корабль всплыл, и плотники сообщили, что воды поступает не больше, чем было до этого инцидента.

Теперь вопрос заключался в том, выдержит ли канат до рассвета. Так оно и случилось. Ветер стих около шести, а к восьми погода улучшилась еще больше, хотя море было очень неспокойным. С рассветом несколько шлюпок достигли «Альхесираса». Затем де ла Бретоньер и Филибер поняли, как им повезло. «Св. Франциска Ассизского» и недавно отбитого «Нептуно» ночью сорвало с якорей и выбросило на мель.

В три часа ночи, писал Уильям Торп, «Нептуно» "сорвало с якоря, и, поскольку канат для другого якоря не был приготовлен к использованию, его выбросило на скалы. Неразбериха на борту была неописуема, в темноте было не разобрать, на какую часть побережья нас выбросило". Они ожидали, что корабль в любой момент может развалиться на куски. Испанцы, сначала воодушевленные надеждой на благополучный исход, были "естественно разочарованы и проявляли все признаки отчаяния". Торп с презрением относился к недисциплинированности иностранной команды, которая "носилась в диком беспорядке и не предпринимала ни малейших усилий, чтобы спастись от угрожавшей им опасности".

По словам Торпа, именно британцы "наладили связь с берегом спасательными концами – один с кат-балки, один с бушприта и еще один с фок–мачты, – с помощью которых часть людей благополучно выбралась на берег". Другие, в основном испанцы, если верить их рассказам, были "заняты постройкой плота для более быстрой высадки, а также для переправки людей, не желающих рисковать собой, перебираясь на тросах". Когда плот был сколочен, двадцать человек отважились подняться на него и благополучно добрались до берега. Но прибой так сильно прижал плот к берегу, что вернуть его к кораблю не представлялось возможным:

те, кто был на борту, увидев эту печальную катастрофу, отнюдь не поддались отчаянию и сразу же приступили к изготовлению другого, который, безусловно, был нашим последним ресурсом, поскольку на большее у нас не оставалось подходящего дерева. Когда закончили, мы спустили его за борт, и на него спустилось 20 человек, которые переправились невредимыми, за исключением одного испанца, которого смыло прибоем.

Судя по его рассказу, Торп покинул «Нептуно» на этом плоту. Добравшись до илистого берега, «мы закрепили конец троса на берегу, и, поскольку другой уже был закреплен на корабле, люди перетащили плот назад, где на него сели 28 человек, из них все благополучно добрались до берега». Плот снова подтянули к кораблю, и на него взобрались еще двадцать восемь человек. Это перемещение было не столь удачным. Четверо испанцев были смыты прибоем и погибли, а плот, сильно поврежденный, выбросило на берег среди скал. Тем не менее, люди, оставшиеся на корабле, вытащили его обратно. «Но судьба распорядилась так, что все, кто остался на борту, должны были погибнуть. Груженый плот оттолкнули от борта корабля, но, прежде чем достичь берега, он перевернулся, и все души утонули. Больше не было предпринято никаких попыток спасти тех несчастных, которые остались на борту. Все погибли».

Торпа и его товарищей из команды «Минотавра» отправили в Пуэрто-Санта-Мария, "примерно в 4 милях от форта Святого Мартина, где произошло крушение». Он не видел последующих событий на месте трагедии, и выживших могло быть больше, чем он предполагал. В официальном отчете Каэтано Вальдеса утверждалось, что "в последующие дни мы усердно трудились над изготовлением плотов, и люди воспользовались ими, и, как я понимаю, утонуло всего двадцать человек; в конце, с помощью рыбацких лодок я покинул корабль вместе с моим старшим офицером, который был опасно ранен, и остальными ранеными моряками и офицерами".

По словам Антонио Алькала Галиано (впоследствии близкого соратника и друга Вальдеса), Вальдес был без сознания, когда «Нептуно» выбросило на скалы. Он был обязан своим выживанием молодому гардемарину, который с несколькими матросами храбро вернулся на лодке, чтобы забрать его, когда они поняли, что их раненого капитана не сняли с корабля. Они отвезли его в дом подруги, которая ухаживала за ним, пока он не выздоровел.

К утру «Аргонавт» и «Эндомтабль» оказались в трудном положении в устье бухты. «Сан-Хусто», лишенный бизань– и грот-мачт, «Монтаньес» – бизань-мачты, лишенная всех мачт «Санта-Анна» стояли на ненадежных якорях в устье порта. Таким образом, любой наступательной мощи, которой мог обладать Объединенный флот, пришел конец. Все их корабли теперь были либо разбиты, либо настолько серьезно повреждены, что рисковать ими снова было нельзя.

Назад к карточке книги "Трафальгар. Люди, сражение, шторм (ЛП)"