Текст книги "Трафальгар. Люди, сражение, шторм (ЛП)"

Автор книги: Фил Крейг

Видя угрозу прорыва строя со стороны «Марса», командир «Плютона» Жюльен Космао-Кержюльен добавил парусности и закрыл брешь между собой и «Монаркой», принудив «Марс» изменить курс и нацелиться в широкий разрыв строя впереди «Монарки». «Плютон» продолжал идти вперед, и Джордж Дафф был вынужден лечь на параллельный «Плютону» курс. Оба корабля ввязались в длительную схватку, медленно приближаясь к «Санта-Анне», которая, переместив часть людей на орудия левого борта, открыла продольный огонь по носовой части «Марса».

«Марс» оказался под реальной угрозой попадания в ловушку. Увидев возможность абордажа, Космао отозвал от орудий абордажную партию. Пехотный капитан Перно, чьи люди должны были прикрывать высадку с палубы полуюта, бросился со своими солдатами вперед к своему посту согласно абордажному расписанию. В этот момент вражеское ядро проникло на вторую батарейную палубу и врезалось в их группу, убив трех человек. Перно, покрытый своей и чужой кровью, упал и потерял сознание.

Но Космао уже изменил свое намерение. Ему показалось, что "трехдечник и другой корабль поменьше" (возможно, «Тоннант» и «Белайл») маневрируют с целью атаковать его с кормы. Он резко отвернул, приводя «Марс» на раковину, дал залп по «Тоннанту», и затем, послав часть команды на орудия правого борта, произвел несколько продольных залпов по кормовой части «Белайла». Как «Плютон», так и «Фугё» утверждали, что именно их огонь сбил бизань-мачту и грот-стеньгу «Белайла».

Когда «Плютон» отвернул, капитан «Марса» Дафф привелся к ветру, чтобы избежать продольного огня «Санта-Анны». В этот момент капитан морской пехоты Томас Норман, командовавший своими людьми на полуюте, увидел, что «Фугё» отходит от «Белайла» и занимает позицию для нанесения продольного залпа по корме «Марса». Он спустился вниз и доложил капитану. Дафф спросил его, возможно ли нацелить орудия на «Фугё». Норманн ответил отрицательно. "В таком случае, – сказал капитан, – мы должны направить наши орудия на те корабли, которые попадают в сектор обстрела. Я схожу, посмотрю; но возможно, снизу виднее, так как там меньше дыма".

Дафф прошел в кормовую часть квартердека и перегнулся через борт, отдавая приказание своему рассыльному Александру Арбутсноту спуститься вниз и распорядиться развернуть орудия как можно больше в сторону кормы, против «Фугё». Когда юноша стал уходить, просвистело несколько ядер. Даффу оторвало голову, а два матроса, стоявших за ним, были убиты. Юный мичман Джеймс Робинсон рассказывал своему отцу, как "узнав про это, матросы подняли на руки его тело и трижды издали боевой клич, показывая, что их не смутила гибель командира. Затем все опять разошлись по своим орудиям". Однако, кроме своего капитана, «Марс» потерял грот-стеньгу, гик контр-бизани, большую часть такелажа; также были повреждены несколько орудий и перо руля. Двадцать девять человек были убиты и шестьдесят девять ранены. Капитан морской пехоты Томас Норман получил серьезные ранения, а двадцатилетний подштурман Александр Дафф умер на руках своего младшего брата Томаса. Первый лейтенант Уильям Хенна принял командование, но «Марс» практически не управлялся и едва мог обороняться, дрейфуя на ветре от «Санта-Анны».

«Плютон» маневрировал для занятия лучшей позиции относительно нового противника. В это время пехотный капитан Перно очнулся, услышал голос одного из своих солдат и попросил отнести его к хирургу. Тот ответил, что давно бы это сделали, но посчитали его мертвым. В кокпите Перно перевязали и осмотрели: кости целы, на левой руке серьезная рана, в груди, поблизости от ключицы, торчал расщепленный деревянный осколок. Перно также опасался за свой левый глаз. Беспомощный, он лежал на матрасе и прислушивался к шуму битвы.

Выше, на квартердеке, капитан Космао не имел ни тени сомнения в идентификации вражеского корабля, на который были нацелены орудия правого борта. Это был корабль, который британцы захватили при Ниле, более того, корабль, которым он сам командовал в 1795 году и на котором захватил свой первый приз – английский фрегат. «Тоннант» приближался под сильным огнем с оркестром, игравшим подходящую для такого момента песню: старую, любимую, но с текстом, обновленным в 1803 году, более отвечавшим злобе дня – угрозе французского вторжения:

 
Флот галлов приближается вплотную, парни,
Кто-то должен победить, а кто-то умереть, парни.
Но это не страшит ни тебя, ни меня —
Таков наш клич, парни.
 
 
Британцы, цельтесь метко,
Отмстите за обиды своей Родины.
 

   В сотне ярдов от неприятельского строя лиселя «Тоннанта» были разбиты, а когда 40-фунтовое ядро вычеркнуло из жизни двух оркестрантов, оркестр разразился терзающим уши крещендо. Примерно в двенадцать тридцать капитан Тайлер направил «Тоннант» между испанским кораблем «Монарка» и французским «Альхесирасом», затем повернул левее и держался несколько по корме от испанца. Продольный залп его сорока шести заряженных двойными ядрами орудий и карронад, весивший 2300 фунтов, превратил орудийные палубы «Монарки» в сущий ад. Лейтенант Рамон Амайа, командовавший одной из батарей, был убит на месте, а младший лейтенант Игнасио Регера был ранен, но остался на своем посту. Вторым залпом были сбиты реи фок-мачты и бегин-рей. Испанскому солдату Амору Секо приписывалось спасение корабля, так как он вовремя обнаружил и приступил к тушению пожара, который разгорался под орудийными палубами. Через какое-то время пожар удалось локализовать, но «Монарка» отвернул. Орудия левого борта «Тоннанта» теперь были нацелены на «Плютон», но силы и средства британца были сконцентрированы против «Альхесираса», его основного оппонента с противоположного борта.

«Невзирая на все мое желание предоставить вам подробнейший отчет об этом бедственном сражении, – писалось в письме, посланном 25 октября 1805 года из Кадиса дону Бернардо де Уриарте, – слухи и сообщения, циркулирующие здесь, настолько смутны и неточны, что я сомневаюсь, могут ли сами адмиралы сделать это с достаточной степенью точности… беспорядок и замешательство, царившие в ходе этой ужасной битвы, привели к тому, что самим командирам практически невозможно восстановить то, что происходило на борту их собственных кораблей».

Вплоть до сегодняшнего дня не существует двух одинаковых описаний Трафальгара. Расхождения кроются не просто в мелких деталях или придании различной важности тем или иным аспектам битвы. Даже после того, как все шканечные журналы и отчеты командиров были сведены вместе, точный ход событий остается неясным, и у различных авторов сражаются друг с другом разные корабли.

И действительно, это была беспорядочная битва, приводящая историков в замешательство. В ходе ее капитаны не всегда точно представляли, что происходит, и когда впоследствии они описывали, с какими кораблями сражались, то зачастую делали это неверно. Только в 1907 году французский историк Эдуар Дебриер проанализировал все доклады командиров кораблей Объединенного флота и установил порядок, в котором действительно шли корабли. Предыдущие описания основывались на том построении, которым должны были идти корабли согласно плана, и на неточных схемах, нарисованных сразу после боя. Свидетельства участников также не вполне надежны. Многие из них были составлены спустя двадцать и более лет после описываемых событий, с использованием позднейших источников, с преувеличениями и ретроспективным знанием, соединяли свои собственные впечатления с впечатлениями тех, с которыми они обсуждали события впоследствии.

Кроме того, всем свойственно ошибаться. В этой битве метафорический «туман войны» становился более плотным из-за наличия реального порохового дыма, который не рассеивался при почти полном отсутствии ветра. Корабли возникали из густых полос дыма и снова исчезали. На их месте появлялись другие. Флаги были сбиты огнем. Не были ли вражеские корабли, промелькнувшие сквозь дым, на самом деле своими? Или корабли, которые считали готовившимися атаковать их, были уже вовлечены в стычку с другими кораблями?

«Альхесирас» имел восемьдесят два орудия против девяноста двух «Тоннанта», но залп его главного калибра, состоявшего из 36-ти и 18-фунтовок, весил больше, чем залп 32-х и 18-фунтовок «Тоннанта», учитывая, что вес французского фунта несколько превышал вес английского. К тому же, его экипаж состоял из 850 человек, среди которых было много солдат, а на «Тоннанте» находилось 673 человека, из которых только восемьдесят восемь были морскими пехотинцами. Так что на стороне француза было некоторое преимущество.

«Альхесирас» под грот-марселем медленно приближался к «Тоннанту». Уже в непосредственной близости он дал продольный залп по кормовой части «Тоннанта», причинив значительные повреждения, несмотря на попытку капитана Тайлера уклониться от огня. Из-за его неожиданного поворота «Альхесирас» въехал в борт противника, запутавшись своим бушпритом в грот-вантах «Тоннанта». Оба корабля обстреливали друг друга с минимального расстояния, но под тем углом, под которым они столкнулись, «Тоннант» имел преимущество, так как мог задействовать большее количество орудий. Град картечи из его 32-фунтовых карронад смел почти весь такелаж «Альхесираса». Лейтенант Бенджамин Клемент, командовавший на полубаке, приказал своим людям перезарядить 32-фунтовые карронады картечью и нацелить их на палубу француза. Клемент был одним из опытнейших лейтенантов на флоте, и это сражение было для него пятым, не считая одиночных стычек. Еще будучи мичманом, он был трижды ранен в сражении при Кампердауне, а при Копенгагене он командовал плоскодонным катером. Вместе с ним на полубаке были расписаны боцман Ричард Литтл и несколько физически сильных и опытных матросов.

Канониры «Альхесираса» также причиняли не меньший вред своему противнику. Адмирал Магон был одет в свою лучшую форму, через плечо была перекинута позолоченная портупея, которой наградили его испанцы в 1798 году в благодарность за благополучное эскортирование двух судов, перевозивших ценности из Америки. Перед началом сражения он пообещал отдать её тому, кто первым взойдет на борт неприятельского корабля. Адмирал приказал барабанщикам подать сигнал к атаке. Члены абордажной партии под водительством лейтенанта Гийома Вердро ринулись вперед, прикрываемые огнем солдат 1-го Швейцарского полка и морских пехотинцев 20-го полка.

Им выпал шанс превратить морской бой в рукопашную схватку, к которой экипаж «Альхесираса» усердно готовился. Как и на других французских кораблях, стрелки вели огонь с марсов. Они убили и ранили большое количество людей на верхних палубах «Тоннанта», но, к несчастью для них, им не удалось вывести из строя прислугу 32-фунтовых карронад. Когда Вердро повел своих людей в атаку, баковые карронады Бенджамина Клемента и оставшиеся в строю 18-фунтовки и карронады квартердека произвели ужасающий залп картечью, выбивший почти полностью абордажную партию. Вердро погиб на месте, как и командир морских пехотинцев Мишель Менне, а Магон получил пулю в предплечье, но отказался покинуть свой пост. Лейтенант «Тоннанта» Фредерик Хоффман с гордостью вспоминал, что "только один человек сумел ступить на наш квартердек, где один из наших моряков тут же проткнул полупикой его икру, а другой уже намеревался раскроить его саблей". Хоффман вмешался и приказал отправить француза в кокпит для оказания медицинской помощи.

Тем временем испанский корабль «Монарка», оправившись, вновь перешел к активным действиям и занял опасную для «Тоннанта» позицию по его левому крамболу. С этой позиции он произвел залп, который разорвал пополам четырнадцатилетнего мичмана Уильяма Брауна и снес фор-стеньгу и грота-рей «Тоннанта». На баке Бенджамин Клемент понял, что «Плютон» находится в позиции, с которой он может произвести продольный залп по «Тоннанту». С «Плютона» капитан Космао рассматривал «Тоннант», корабль, которым он когда-то командовал. У него была возможность захватить его – и Клемент это ясно понимал: "Оценив ситуацию, в которой мы оказались, я помчался на корму, чтобы проинформировать капитана Тайлера,  и узнал там, что его отнесли вниз раненным". Первый лейтенант Джон Бедфорд принял командование и сказал Клементу, что он послал за оставшимися офицерами для обсуждения того, какие действия следует предпринять. В это время подошел второй лейтенант Чарльз Беннетт и они втроем "согласились на том, что на корме следует сдерживать атакующих, а бак займется теми джентльменами, что по носу".

Чарльз Тайлер был ранен в бедро, и, хотя он и не потерял сознания, стоять не мог. Стрелки «Альхесираса» преуспели в очистке квартердека и полуюта «Тоннанта», и 18-фунтовые карронады стояли покинутыми, а уцелевшие морпехи искали укрытия. Из трех их сержантов двое были убиты. Клемент вернулся на бак, распределяя по мере возможности орудия против «Монарки» и «Плютона». Одно из ядер «Тоннанта» пронзило корпус в районе орлопдека: деревянные обломки ударили в голову лежавшего на тюфяке капитана Перно и убили хирурга. Перно на время ослеп, а потом чуть не задохнулся от тяжести дюжины тел, упавших на него. Затем его перевязали и перенесли в офицерскую каюту.

Находившийся впереди «Фугё» получил значительные повреждения во время продолжительной дуэли сначала с «Белайлом», а затем с «Марсом» и «Ройал-Сувереном». Его бизань-мачта была сбита, а паруса и такелаж свисали в беспорядке с бортов корабля. На полуюте и кормовой галерее разгорался пожар, причиненный попаданием горящих пыжей на упавшие паруса. Люди Пьера Серво, который, будучи профосом, то есть главным корабельным полицейским, отвечал и за борьбу с пожаром, "прилагали все усилия к тушению пожара, несмотря на град ядер, и орудовали топорами, отрубая и выбрасывая за борт переплетенные свисающие снасти и куски рангоута". Обрывки парусов и снастей свисали с бортов и закрывали орудийные порты. Бодуэн приказал Серво "пролезть по наружному борту и удостовериться, что обрывки грота не загорятся при стрельбе из орудий главной палубы". Выполнив это, он вскарабкался вверх на шкафут и уже забрался на руслени, когда "один из вражеских кораблей произвел залп из всех орудий правого борта. Грохот и сотрясение были настолько огромны и ужасны, что я чуть было не упал навзничь в море. Из моих ушей и носа хлынула кровь".

Оказаться с наружной стороны корабельной обшивки во время вражеского залпа было еще тем испытанием. Нападавшей стороной был, по-видимому, снова «Ройал-Суверен», так как именно к этому британскому трехдечнику Бодуэн направлял свой корабль. Его старший офицер Франсуа Базэн заметил, что оснастка противника была в гораздо худшем состоянии, чем их собственная: "нам удалось полностью лишить его рангоута".

Без сомнения, к этому времени «Ройал-Суверен», потеряв грот-мачту и бизань-мачту, стал полностью неуправляемым. Грот-мачта «Фугё» также пострадала: перебитая ядрами на высоте 10 – 12 футов от палубы, она свешивалась через левый борт. Пьер Серво со своей командой принялись обрубать ванты топорами, но с трудом передвигались среди массы упавшего такелажа. По впечатлениям Серво, к этой стадии боя более половины всего экипажа были ранены. Вскоре и фок-мачта упала на полубак. "Наш флаг, однако, продолжал развеваться. Он был единственным, что уцелело выше верхней палубы", – вспоминал Серво.

«Белайл» был еще не в таком плачевном состоянии, но упавшая бизань-мачта блокировала стрельбу из его кормовых орудий. Обнаружив эту мертвую зону, капитан Космао направил свой корабль «Плютон» так, чтобы, продолжая обстреливать врага, получать в ответ минимум огня.

Адмирал Вильнев из-за обволакивавшего корабли дыма не мог видеть ход битвы к югу от себя. Он не знал, что его подчиненные причиняли значительный ущерб тем неприятельским кораблям, которые первыми прорвали его строй.

Обеспокоенные британские офицеры, наблюдавшие с палуб своих подходивших кораблей, имели гораздо лучшую картину происходящего. Лейтенант «Конкерора» Хамфри Сенхауз позднее писал, что головные корабли

с самого начала атаки попали в такую ситуацию, в какой ни что, кроме героической смелости и артиллерийского искусства, не могло им помочь выпутаться из затруднительного положения. Если бы корабли противника сдвинулись, как и требовалось, от авангарда к арьергарду, и проявляли почти такое же активное мужество, то, думаю, даже британские искусство и отвага не смогли бы победить.

Многие позднейшие комментаторы, рассматривая начальную фазу битвы, недоумевали, почему Нельсон пошел на такой риск. Моряк и романист Джозеф Конрад провел немало времени в этих водах на торговых судах. Он живо вспоминал, что в этой местности ветер, когда заходил на норд-вест или вест-норд-вест, мог весьма быстро поменять направление на восточный. Это привело бы к тому, что головные корабли могли остаться изолированными под огнем французской эскадры. «Одна только мысль, – писал он, – об этих капризных восточных ветрах, которые могли задуть в любое время в течение получаса или около того после первого обмена выстрелами, должна была заставить учащенно биться сердце».

С головы своей колонны Нельсон наблюдал, как южнее передовые корабли Коллингвуда прорезали строй Объединенного флота. Один из рассыльных на квартердеке, мичман Джордж Уэстфал, вспоминал энтузиазм адмирала при виде того, что Харгуд не открывал огня до того момента, пока не прорезал строй. Он вскричал:

– Замечательно сделано, Харгуд!

Но он не мог скрыть своего беспокойства. Сигнальный лейтенант Джон Паско наблюдал в подзорную трубу за развитием событий.

– Один брам-рей рухнул, – заметил он.

– Чей? Не «Ройал-Суверена»? – спросил адмирал.

Паско уверил его, что это был вражеский рей. Нельсон улыбнулся и сказал:

– Коллингвуд справляется великолепно.

Когда Коллингвуд сблизился с противником, первые пристрелочные выстрелы с «Сан-Августина» и «Героя» начали падать по носу от «Виктори». Когда же один из них пролетел над головой, Нельсон отправил командиров фрегатов по своим судам. Уильям Проуз, капитан «Сириуса», попрощался со своим племянником, капитаном Чарльзом Адером, командовавшим морскими пехотинцами на флагманском корабле. Вскоре «Виктори» предстояло испытать такой же ожесточенный огонь, как и тот, которому подверглись «Ройал-Суверен», «Белайл», «Марс» и «Тоннант».

Глава 12
Сделай свой выбор

Первое ядро, попавшее в «Виктори», продырявило грот-брамсель. Примерно с минуту ничего не происходило. Затем две сотни орудий одновременно обрушили свой огонь на флагманский корабль Нельсона. Три ближайших корабля – «Сан-Августин», «Герой» и «Сантисима-Тринидад» – открыли огонь из всех орудий, к ним присоединилось несколько кораблей авангарда Дюмануара с более далекого расстояния. Навлекши на себя этот огонь, но воспользовавшись тем, что корабли Дюмануара были частично ослеплены густым облаком дыма от стрельбы французов и испанцев, Нельсон подвернул вправо на фордевинд и спускался перпендикулярно неприятельскому строю, направляясь на флагманский корабль французского адмирала.

Примерно в сотне ярдов позади «Виктори», на «Нептуне», юный Уильям Бедкок все еще глазел в благоговении на «Сантисима-Тринидад», подсчитывая в уме свои призовые деньги: "Он лежал в дрейфе под марселями, брамселями, бом-брамселями, кливером и контр-бизанью; нижние паруса были подтянуты к реям; его большие величественные паруса выглядели прекрасно, проглядывая сквозь дым, в то время как он ожидал атаки". На «Нептуне», как и на других британских кораблях, дополнительные флаги и гюйсы развешивались на фор-штагах и фор-стень-штагах, на такелаже бизань-мачты и топах мачт для того, чтобы избежать дружественного огня в густом дыму и горячке боя. Когда первые ядра подняли фонтаны воды вокруг «Нептуна», Бедкок вернулся на свое место по боевому расписанию в центральной части нижней палубы. Капитан Фримантл приказал всем лечь ничком на палубу, чтобы избежать лишних жертв.

Нельсон намеревался "обмануть противника, заставив его предположить, что он собирался атаковать авангард". Командиры авангарда и кордебаталии Объединенного флота, такие, как Дюмануар, Вальдес и Фелипе Кахигаль, утверждали, что Нельсон "направлялся к центру авангарда, но затем, увалившись под ветер, последовал на кордебаталию". Франсиско Хавьер де Уриарте, командир линейного корабля «Сантисима-Тринидад», уверенно утверждал, что «Виктори» образовал "совместно с трехдечниками «Темерер» и «Нептун» строй, практически параллельный нашему, образованному «Буцентавром», «Тринидадом» и «Героем», с доблестным и отважным намерением прорвать строй между «Тринидадом» и  «Буцентавром»".

Несколько британских свидетелей подтверждали, что Нельсон не направлялся к «Буцентавру», а, скорее, шел вдоль франко-испанского строя. В неопубликованном отчете помощника хирурга Уильяма Вестернберга отмечалось, что сначала противник начал обстреливать британский флагман, который вскоре открыл ответный огонь "из орудий левого борта по неприятельскому авангарду, спускаясь вдоль их линии строя".

К двенадцати двадцати флагманский корабль подвергался сосредоточенному огню, результаты которого становились более эффективными по мере того, как дистанция сокращалась. Секретарь Нельсона Джон Скотт разговаривал с Харди, когда пушечное ядро прошило его насквозь. Чарльз Адэр и какой-то матрос оттащили его останки в сторону. Нельсон спросил: "Это был Скотт, тот, которого сейчас убило?" Адэр подтвердил это, и Нельсон пробормотал: "Бедняга!"

Бешено вращающийся книппель с «Тринидада» пролетел вдоль палубы, разорвал несколько снастей и уложил на месте шеренгу из восьми морских пехотинцев, выстроившихся на полуюте. Второй лейтенант Льюис Ротлей, двадцатилетний уэльсец, был сбит с ног одиночным металлическим брусом длиной шестнадцать дюймов, который он сохранил у себя после битвы в качестве сувенира. Нельсон приказал Адэру рассредоточить своих подчиненных, и в этот момент другое ядро разбило нагеля брасов на квартердеке и, срикошетив, промчалось между Харди и Нельсоном. Они остановились и осмотрели друг друга на предмет ранений. Деревянный осколок оторвал пряжку с обуви Харди и оцарапал его ногу. Нельсон улыбнулся: "Слишком жарко становится, Харди, но это долго не продлится". Он навязал противнику эту битву, к которой давно стремился.

Но самому флагманскому кораблю теперь приходилось туго – крюйс-стеньга обрушилась, лиселя и лисель-спирты были разбиты. Потеря парусов уменьшила его скорость с медленной ходьбы до передвижения ползком, но он продолжал продвигаться благодаря тому, что оставшиеся громадные паруса все еще ловили слабеющий бриз.

Примерно в двенадцать двадцать пять, сменив заряды орудий левого борта с двойных ядер на одиночные, экипаж «Виктори» ждал команды на открытие огня. В запальные отверстия уже был помещен порох, насыпан он на всякий случай и на запальные полки, командиры расчетов склонились над своими орудиями. Каждый из них снял просаленную крышку с запальной трубки, взвел орудийный замок и предупредил своих людей командой «Товсь!». Те посторонились, уходя с линии отдачи орудия. В двухстах ярдах от «Тринидада» командиры орудий, стоя сбоку от них, дернули за лини спусковых механизмов, орудия рявкнули и откатились назад. Тотчас расчеты орудий принялись за знакомое по многочисленным тренировкам дело.   По команде «Банить стволы!» два моряка вставляли в ствол банник с влажным, бараньего меха оголовком, чтобы очистить ствол от тлеющих остатков несгоревших картуза и пороха. Помощник командира орудия в это время закрывал пальцем запальное отверстие. По команде «Зарядить картуз!» «пороховой юнга» подавал картуз заряжающему, который вставлял его в дуло и проталкивал в ствол до упора прибойником. Командир орудия вставлял в запальное отверстие протравник для того, чтобы проверить, дошел ли картуз до места. «Зарядить ядро!» – по этой команде заряжающий вставлял ядро в дуло и также проталкивал его прибойником до упора.  «Вставить пыж!» – заряжающий вставлял пыж и трамбовал его до упора, чтобы ядро не перекатывалось внутри ствола. «Выкатить орудие!» – по этой команде весь расчет брался за лопаря пушечных талей, с помощью которых орудие выдвигалось в положение стрельбы таким образом, что дуло орудия выглядывало из пушечного порта. Орудие выравнивали с помощью гандшпугов, командир проверял возвышение, а его помощник прокалывал протравником картуз, вставлял запальную трубку и снимал с неё крышку. Командир взводил орудийный замок, подсыпал порох на полку  – орудие готово к стрельбе.

«Товсь! Огонь!»

Пока британские корабли приближались, командир «Редутабля» Жан-Жак Люка собрал некоторых командиров орудий на баке и показал им воочию, что большинство выстрелов, сделанных Объединенным флотом по «Виктори», ложатся недолетом. "Я приказал им целить выше, по рангоуту и такелажу, и стрелять прямой наводкой". С самого начала своей карьеры Люка попал под покровительство Латуш-Тревиля. Во время Американской войны он служил на фрегате Латуша и показал себя настолько способным офицером, что Латуш-Тревиль отдал под его команду один из взятых призов. Люка происходил из такого же среднего класса, как и английские капитаны Харгуд и Кук. Но во французском королевском флоте это происхождение почти наверняка не дало бы ему подняться по служебной лестнице выше статуса уорент-офицера. По этой причине, среди прочих, Люка приветствовал революцию, и новый режим вскоре сделал его офицером. Он был небольшого роста, худощав, но весьма решителен, и постоянно натаскивал свою команду, чтобы она соответствовала его стандартам. Один из первых пристрелочных выстрелов попал прямо в фор-марса-рей «Виктори», и его экипаж разразился ликующими криками.

Капитан Жан-Жак Маженди понял, что «Виктори» (который он идентифицировал по адмиральскому флагу) намеревается пройти между его кораблем и «Тринидадом», который находился менее чем в двухстах ярдах у него по носу. "Мы обрадовались этому, так как у нас все было готово к абордажной схватке", доносил Маженди в своем рапорте. Де Уриарте обстенил грот-марсель и крюйсель «Тринидада», сбавляя свой ход для того, чтобы уменьшить разрыв линии, в то время как «Буцентавр» продолжал двигаться, как и прежде. На обоих кораблях экипажи количественно превосходили команду «Виктори», не считая того, что на «Тринидаде» находилось около четырех сотен солдат. Если они сумеют свалиться вплотную с «Виктори» и завязать абордажную схватку, то положение флагманского корабля Нельсона станет критическим.

Но когда «Виктори» подошел на расстояние ружейного выстрела – около ста ярдов – от «Буцентавра», он внезапно повернул вправо, как бы намереваясь пройти по корме француза. Возможно, Нельсон и Харди сочли невозможным пройти по носу «Буцентавра», но не исключено, что это изменение курса произошло непроизвольно, так как штурвал «Виктори» в этот момент был разбит пушечным ядром, и управление кораблем на короткое время было утеряно. Томас Аткинсон, йоркширец, служивший штурманом в течение семи лет последовательно на всех флагманских кораблях Нельсона, бросился вниз в кондуктóрскую кают-компанию, чтобы перевести управление на аварийное рулевое устройство. На «Редутабле» Люка понял, что только его корабль может закрыть прореху в строю по корме «Буцентавра» и помочь своему адмиралу в сражении со знаменитым Нельсоном. Он приказал прибавить парусов.

Солдаты с «Буцентавра» поливали «Виктори» ружейным огнем, а артиллерия «Буцентавра», «Тринидада» и «Редутабля» причиняла значительные повреждения его рангоуту и такелажу. Воздух был заполнен картечью и книппелями. Потери росли почти исключительно за счет людей, находившихся на открытых палубах надстроек. По воспоминаниям хирурга Уильяма Битти, около двадцати человек были убиты и около тридцати ранены еще перед тем, как «Виктори» достигла неприятельского строя. Лейтенант Паско, получив картечное ранение предплечья и корпуса, отправился самостоятельно в лазарет. Капралу морской пехоты оторвало руку. Большой осколок дерева буквально скальпировал Джерри Салливана, молодого ирландского матроса 1-й статьи. Бизань-мачта «Виктори» была повреждена, вслед за этим на палубу рухнули грот-брам-стеньга и фор-стеньга, образовав хаос переплетенных канатов и парусов.

Капитан «Буцентавра» Маженди не был этим удовлетворен. Он намеревался лишить «Виктори» всех ее мачт, но не смог выполнить эту задачу ввиду увеличивавшейся зыби и плотной завесы дыма, окутывавшей его цель и затруднявшей наводку его канонирам. Когда «Виктори» приблизился к корме «Буцентавра», Вильнев поднял сигнал номер пять, предписывавший всем кораблям, не вовлеченным в непосредственное боестолкновение, занять позиции, позволяющие использовать орудия наиболее эффективно.

Если командующий авангардом Объединенного флота Пьер Дюмануар и видел сквозь дым поднятый Вильневом сигнал номер пять, он не воспринял его как приказ изменить курс и двинуться в гущу схватки.

Сигнал номер пять имел то же самое значение, что и сигнал Нельсона «Вступить в непосредственный бой с противником!», и служил напоминанием об общих инструкциях адмирала, которые были разработаны для подобных ситуаций. Инструкции предписывали капитанам не ждать указаний командующего, который мог быть сам вовлечен в непосредственный бой или закрыт завесой дыма, а руководствоваться "son courage et… son amour de la gloire"[57]57
  Своей отвагой… и любовью к славе.


[Закрыть]. Они также недвусмысленно утверждали, что капитан, не находящийся в гуще схватки, не соответствует своему посту. Далее, в случае прорыва строя, все усилия должны быть приложены для того, чтобы поддержать атакованные корабли и держаться вблизи своего флагмана.  Если эскадра Дюмануара собиралась решительно вмешаться в происходящее сражение, то сейчас был именно тот момент, когда следовало повернуть без промедления. При почти полном штиле, поворот на обратный курс будет трудоемок и займет немало времени.

Капитаны ждали приказаний Дюмануара, но тот не отдал ни одного. Огюст Жикель вспоминал, что на борту «Энтрепида» капитан Луи Энферне не сводил глаз с «Формидабля», флагманского корабля Дюмануара, ожидая, что его адмирал поднимет сигнал повернуть и вступить в бой. "Сигнал не появлялся. Время шло, и авангард медленно удалялся от поля боя. Скоро всем стало очевидно, что их командующий уводил корабли от сражения". Этими словами Жикель, по сути, обвинял Дюмануара в трусости. Если дело обстояло именно так, как помнил его Жикель, то для Дюмануара не было оправдания. Но его воспоминания не во всем были точны. Одним из оправданий мог стать густой дым. Как результат того, что Нельсон обманчиво двинулся в сторону кораблей Дюмануара, те обстреляли нельсоновский флагман, а затем и небольшую 64-пушечную «Африку», которая, потеряв свой флот предыдущей ночью, спешила соединиться с основными силами. Этот обстрел с большой дистанции не причинил ощутимого вреда, но создал довольно густую дымовую завесу, сквозь которую было трудно разобраться в происходящем.