Текст книги "Трафальгар. Люди, сражение, шторм (ЛП)"

Автор книги: Фил Крейг

Соавторы: Тим Клейтон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)

Каждую сдачу вражеского корабля, которую они видели, моряки «Виктори» приветствовали радостными криками. Однажды Нельсон спросил, что это за возгласы, и тяжелораненый лейтенант Джон Паско, лежавший рядом с ним, приподнялся и обрадовал адмирала, сказав, что очередной корабль противника спустил флаг. Скотт и Берк пытались убедить его, что он поправится и сам принесет в Британию весть о великой победе, но Нельсон был уверен в том, что он умирает. Он также очень переживал за Харди. Битти часто посылал сообщения с просьбой прислать Харди, и когда тот не появлялся, Нельсон подозревал, что от него скрывают гибель Харди. «Неужели никто не приведет ко мне Харди? Его наверняка убили! Он точно погиб».

Затем спустился адъютант Харди, Ричард Балкли, с сообщением, что Харди "воспользуется первым же благоприятным моментом, чтобы посетить его светлость". "Напомните обо мне своему отцу", – сказал Нельсон Балкли. Примерно через час и десять минут после ранения Нельсона долговязый кэптен наконец появился, склоняя голову под низким подволоком тускло освещенного кокпита. Присутствующие пытались потом вспомнить, что именно было сказано.

"Ну, Харди, как идет сражение? Благоприятен ли этот день для нас?"

"Очень хорошо, милорд. Мы захватили двенадцать или четырнадцать кораблей противника, но пять кораблей авангарда изменили курс и, похоже, намереваются вступить в бой с «Виктори». Поэтому я вызвал к нам два-три свежих корабля, и не сомневаюсь, что мы устроим им взбучку".

"Надеюсь, ни один из наших кораблей не получил серьезных повреждений, Харди?"

"Нет, милорд, не волнуйтесь".

"Я покойник, Харди. Я быстро слабею, и скоро все будет кончено. Подойдите ко мне поближе. Прошу вас, передайте моей дорогой леди Гамильтон мой локон и все остальные вещи, принадлежащие мне".

Харди выразил надежду, что Нельсон еще выживет.

"Нет, это невозможно. Моя спина пробита насквозь, Битти подтвердит".

Харди вернулся на палубу. В настоящее время он командовал дивизией Нельсона, и отправил послание Коллингвуду, в котором он рассказал о случившемся. Битти снова навестил Нельсона, но тот велел ему заняться менее безнадежными делами: четверо сиделок при нем делали все, что можно было сделать.

Харди видел, что Дюмануар повернул часть своих кораблей, и дал сигнал кораблям поблизости приводиться к ветру левым галсом. «Левиафан», «Конкерор», «Нептун» и «Агамемнон» начали выстраиваться в неровную линию и двигаться на север между кораблями Дюмануара и «Райо», «Св. Франциском Ассизским», «Героем» и «Сан-Августином».

В своем плане сражения Нельсон предусмотрел два этапа. На первом он должен был изолировать и захватить вражеского адмирала, в то время как Коллингвуд, используя превосходство в численности, разгромит тылы противника. На втором этапе его собственные корабли разгромят вражеский авангард, а Коллингвуд позаботится о защите призов от врагов, которые все еще находятся в строю. Первый этап сражения, в котором Нельсон рассчитывал одержать "победу до того, как авангард противника сможет оказать помощь арьергарду", был выигран. Однако с наветренной стороны и с тыла, где Коллингвуд захватил не двенадцать, а шестнадцать кораблей, все еще оставались боеспособные вражеские силы, и второй этап был еще не завершен. Решительное вмешательство свежих вражеских кораблей могло еще изменить ситуацию.

Глава 16
Победа или смерть

По словам Джеймса Мартина, ему и его товарищам на «Нептуне» хватило нескольких минут для «понимания, что корабли Вражеского авангарда поворачивают и движутся в Нашу сторону, чтобы поддержать своего адмирала». Пять свежих кораблей, очевидно направлявшихся прямо на них, представляли собой тревожащее зрелище. Мартин считал, что «если они сблизятся с нами, нам останется только пойти на Дно, поскольку Смерть или Победа – таково было единодушное решение нашей команды». Но на помощь «Нептуну» быстро подоспели «Левиафан», «Конкерор» и «Агамемнон», которые вместе образовали заслон с севера.

В меморандуме Нельсона капитанам были даны инструкции по защите призов и своих собственных поврежденных кораблей от новых атак противника. Они адаптировали их к текущей ситуации. «Африка», «Британия», «Аякс» и «Орион» расположились между еще не вступавшими в бой кораблями противника и поврежденными флагманами обеих сторон. Британские фрегаты приступили к оказанию помощи поврежденным трехдечникам, отбуксировывая их на позиции, в которых они могли бы защитить себя. Далее к югу «Дредноут», «Тандерер», «Свифтшур» и «Полифем» угрожали отступающему «Принцу Астурийскому», а «Принц» подошел почти на дистанцию открытия огня.

Внутри этого защитного кордона остальные британские корабли завершали уничтожение противостоящих им вражеских кораблей. «Ахилл» Ричарда Кинга завязал бой с уже поврежденным «Аргонаута» Антонио Парехи и после острой схватки заставил замолчать его пушки и ранил его капитана. Кинг пытался принудить к сдаче испанский корабль, когда из облака дыма показался французский «Ашилль». Его последний командир суб-лейтенант Шарль Кошар вывел свой корабль на позицию открытия продольного огня кормы корабля Кинга, и произвел несколько нестройных залпов. Но вскоре на помощь Кингу пришел «Полифем». Его огнем была сбита бизань-мачта и повреждено рулевое управление французского «Ашилля». Затем Полифем занял позицию, которая лишала французский корабль любой возможности бегства к остаткам вражеской эскадры, которые формировали боевой строй с подветренной стороны. Он сбил фок-рей «Ашилля» и зафиксировал развитие пожара на фор-марсе. Орудия «Ашилля» прекратили стрельбу, и с «Полифема» заметили, что с кат-балки француза размахивают «Юнион-Джеком», поэтому он направилась прочь, чтобы оказать помощь кому-нибудь другому.

Французский «Бервик» потерял своего капитана Жана Филоль де Кама, книппелем разрубленного пополам. Сбежав от «Дефенса» с бизань-мачтой, упавшей за борт, он натолкнулся на британского «Ахилла» Ричарда Кинга. Завязался еще один ожесточенный бой. Корабль Джорджа Хоупа «Дефенс» присоединился к «Ревенджу», обстреливавшему уже поврежденный «Сан-Ильдефонсо», и вместе они сбили его бизань– и грот-мачту. На нем погибли тридцать четыре человека и 126 были ранены. Старший офицер Ансельмо Гомендио спустился вниз, чтобы сообщить раненому капитану Варгасу свое мнение о необходимости сдаться. «Сан-Ильдефонсо» спустил свои флаги, которые висели на корме, и кто-то помахал «Юнион-Джеком», давая понять, что они сдаются. Сразу после того, как шлюпка с «Дефенса» доставила на испанца призовую команду, его фок-мачта упала за борт.

Ни одному из британских кораблей не удалось принудить к сдаче мощный флагманский корабль Гравины «Принц Астурийский». Эдвард Кодрингтон попытался подойти поближе, но "мы не смогли приблизиться к нему и его сторонникам на расстояние трех кабельтовых (600 ярдов)". Сначала на его пути оказался громоздкий «Дредноут», а затем «Британия» начала обстрел по его курсу, стреляя по кораблю Гравины с очень большого расстояния. А собственная артиллерия «Принца Астурийского» довольно успешно отражала нападающих. Между тем там укрепляли поврежденную грот-мачту и пытались прийти на помощь пострадавшего, но еще не сдающегося «Аргонаута». С испанского флагмана спустили на воду шлюпку с лейтенантом, чтобы тот в случае необходимости принял на себя командование кораблем, по всей видимости, оставшегося без офицеров.

Эта задержка позволила «Принцу», последним из английских трехпалубников вступившим в бой, подойти на расстояние стрельбы картечью. Продольный огонь двух бортовых залпов буквально зачистил кормовые палубы испанского флагмана. Начальник штаба Антонио де Эсканьо, принявший на себя командование после ранения Гравины, был ранен в ногу и потерял сознание от потери крови. Его флаг был сбит огнем, и на некоторое время «Принц Астурийский» перестал отстреливаться и попытался уйти от британцев, бросившихся преследовать его.

Его спасло вмешательство «Нэптюна» и «Сан-Хусто». При поддержке «Сан-Леандро» и «Плютона» они сомкнулись вокруг флагманского корабля и отбросили британских противников. Через несколько минут Эсканьо пришел в себя и приказал поднять флаг. Но в результате всех этих действий «Аргонаута» остался позади. В последнем бою этот прекрасный испанский восьмидесятипушечный корабль потерял перо руля и получил несколько пробоин подводной части корпуса. Его такелаж был настолько поврежден, что мачты едва держались, и он не мог двигаться. Окруженный британцами и брошенный своими, он стал четырнадцатым кораблем, сдавшимся в плен.

«Принц Астурийский» собрал вокруг себя группу поврежденных, но еще пригодных к плаванию кораблей, а «Эндомтабль», «Монтаньес» и «Аргонавт» отстали от них. Их проблема заключалась в том, что они находились с подветренной стороны от сражения и не могли идти прямо против ветра, чтобы вмешаться там, где британцы были наиболее уязвимы.

Нельсон терял чувствительность в нижней части тела – этот симптом он вспомнил из случая с человеком, который умер на «Виктори» несколькими месяцами ранее от травмы позвоночника. Он сказал Битти, что испытывает такую сильную боль, что хотел бы умереть. «И все же, – добавил он, – хотелось бы пожить еще немного». После паузы в несколько минут он добавил тем же тоном: «Что стало бы с бедной леди Гамильтон, узнай она о моем положении?»

Харди второй раз спустился в кокпит. Он сжал руку Нельсона, поздравляя его с блестящей победой, которая "была полной, хотя он не знал точно, сколько врагов было взято в плен, поскольку невозможно было отчетливо видеть каждый корабль". Он был уверен, что их было четырнадцать или пятнадцать.

"Это хорошо, но я рассчитывал на двадцать, – сказал Нельсон, а затем решительно добавил: – На якорь, Харди, на якорь!"

Харди ответил, что, по его мнению, теперь делами должен заняться Коллингвуд.

"Нет, пока я жив, надеюсь. Харди! – воскликнул Нельсон, пытаясь встать. – Вставайте на якорь, Харди".

"Подать сигнал, сэр?" – спросил Харди.

"Да, раз я живой, то приказываю встать на якорь".

Он сказал Харди, что рассчитывает прожить еще несколько минут, а затем продолжил тихо: "Не выбрасывайте меня за борт, Харди".

"О, нет! Конечно, нет".

"Тогда вы знаете, что делать. И позаботьтесь о моей дорогой леди Гамильтон, Харди. Позаботьтесь о бедной леди Гамильтон. Поцелуйте меня, Харди".

Капитан опустился на колени и поцеловал его в щеку. Его светлость сказал: "Теперь я удовлетворен. Слава Богу, я выполнил свой долг". Харди постоял минуту или две в молчаливом раздумье. Затем он снова опустился на колени и поцеловал лоб его светлости.

Нельсон спросил: "Кто это?"

Капитан ответил: "Это Харди".

"Да благословит вас Бог, Харди!"

Проведя восемь минут в кубрике, Харди вернулся на квартердек. Нельсон попросил Шевалье перевернуть его на правый бок, а затем сказал: "Лучше бы я не покидал палубу, потому что скоро меня не станет". Он дышал с трудом, голос его был слабым, и он то и дело терял сознание.

В северной части сражения эскадра Дюмануара разделилась на три группы. Адмирал на своем восьмидесятипушечном «Формидабле», возглавляя строй кораблей  в составе «Монблана», «Дюге-Труэна» и «Сципиона», держался ближе к ветру и, проходя мимо группы британцев, в которой был «Нептун», обменялся с ними несколькими залпами на значительном расстоянии. Испанский же «Нептуно», следовавший позади французских кораблей, направлялся прямо к «Сантисима-Тринидаду». Да, они шли на помощь, но было уже слишком поздно. Неуверенность, растерянность, плохая видимость, технические трудности с поворотом при отсутствии ветра и, возможно, некоторая трусость задержали корабли арьергарда (ставшего после поворота на север авангардом) до такой степени, что Нельсон выиграл сражение в центре поля сражения до того, как они смогли вмешаться. Подойдя ближе, Дюмануар удостоверился, что их флагманы практически полностью уничтожены, и решил, что ничем не сможет им помочь. К облегчению Джеймса Мартина и его товарищей, он не стал сближаться с «Нептуном».

Вместо этого он нацелился отрезать «Минотавр» и «Спартиат», концевые корабли в строю дивизии Нельсона, которые все еще не достигли линии противника. Это ему не удалось. При усиливавшемся вест-зюйд-весте[66]66
  Вест-зюйд-вест: (здесь) – западно-юго-западный ветер.


[Закрыть], наполнившем паруса, «Минотавр» и «Спартиат» успели пройти первыми, и, проходя близко по носу «Формидабля», дали продольный залп по его полубаку, нанеся многочисленные потери живой силы и несколько пробоин в подводной части корпуса. Затем они пошли под марселями вдоль французской линии, обмениваясь с дальней дистанции бортовыми залпами с каждым французским кораблем по очереди.

Миновав «Спартиат» и «Минотавр», «Формидабль» вступил в перестрелку с дальней дистанции с «Виктори» и «Марсом», которым удалось ввести в строй ранее поврежденные орудия. «Ройал-Суверен», буксируемый фрегатом «Эвриал», присоединился к ним, а «Темерер» освободился от «Редутабля» и «Фугё» и открыл огонь  орудиями правого борта по дюмануаровским кораблям. Расстояние между ними было весьма велико, и Харви посчитал, что он не причинил тем никакого вреда. По словам Жан-Жака Люка, выстрелом с одного из кораблей Дюмануара был тяжело ранен в ногу британский мичман Уильям Питтс, находившийся на призовом «Редутабле». Французский хирург Ален Бохан перенес его вниз, чтобы ампутировать ногу, но вскоре тот умер. «Тоннант» и «Беллерофон» также ухитрились открыть огонь, когда Дюмануар проходил мимо. По словам мичмана Генри Уокера, находившегося на борту испанского приза, ответный огонь французских кораблей попал в «Монарка», а также в «Беллерофон».

Около шестнадцати часов Коллингвуд подал сигнал «Дредноуту» и находившимся рядом с ним другим британским кораблям повернуть круче к ветру левым галсом. «Дредноут», «Тандерер» и «Ревендж» отвернули от флагманского корабля Гравины «Принц Астурийский» и предоставили поддержку наветренным кораблям. Вид этих относительно неповрежденных кораблей окончательно отбил у Дюмануара охоту к попытке вернуть захваченные британцами призы. Около шестнадцати тридцати он прекратил огонь и направился со своими четырьмя кораблями на зюйд.

Положение кораблей на 17:15 — конец сражения

Другие корабли Дюмануара не последовали за ним. «Райо» и «Св. Франциск Ассизский» намеревались прийти на помощь «Принцу Астурийскому», когда увидели, что ему угрожает опасность, но сильная британская эскадра преградила им дорогу. После непродолжительной перестрелки они вместе с «Героем» ушли на северо-восток к группе дружественных кораблей, скопившихся с подветренной стороны.

Оставшиеся три корабля дивизии Дюмануара – «Энтрепид», «Нептуно» и фрегат «Корнелия» – упрямо продолжали двигаться на юг. Когда они подошли достаточно близко, стало ясно, что «Буцентавр» и «Редутабль» сильно повреждены и, вероятно, сдались. Тем не менее капитан Луи Энферне заявил своим офицерам, что намерен спасти Вильнёва, переправить его на борт «Энтрепида» и собрать вокруг себя те корабли, которые еще способны сражаться. Огюсту Жикелю было очевидно, что затея безумна, но он понимал, что и Энферне тоже это знает. Проект был лишь предлогом для того, чтобы вступить в бой ради своей чести, чтобы никто не мог сказать, что «Энтрепид» без боя вышел из сражения.

Подчиненные Энферне, похоже, разделяла его желание сражаться. Многие из них были вместе с 1802 года и вместе пережили ужасы Санто-Доминго. По словам Жикеля, "наш экипаж был недостаточно силен, но, по крайней мере, он был хорош, чего нельзя было сказать об экипажах испанских судов".

Их корабль был одним из тех, что Наполеон забрал у Испании несколькими годами ранее. Корабль шел медленно, потому что его долго не могли поставить в док, и, на взгляд французов, он был слишком легко построен и плохо вооружен: "Хотя он должен был быть восьмидесятипушечным, его корпус был настолько слабым, что он был вооружен только 24– и 18-фунтовыми пушками, вместо того, чтобы нести тридцатишестифунтовые и двадцатичетырехфунтовые".

«Корнелия» была единственной из фрегатов Вильнёва, который попытался выполнить приказ адмирала и принять участие в бою. Ее капитан, де Мартенан, также решил спасти «Буцентавр».

Впереди них шел «Сан-Августин» Фелипе Кахигаля. Он находился гораздо ближе других к «Сантисима-Тринидаду» и быстрее отреагировал на приказ прийти на помощь. Он сильно пострадал во время артиллерийской перестрелки с «Британией» и теперь оказался в одиночестве под огнем нескольких британских кораблей, из которых «Левиафан» пытался подойти ближе, чтобы добить его. Когда «Левиафан» приблизился на расстояние ста ярдов, Кахигаль переложил руль «Сан-Августина» на правый борт, надеясь нанести продольный удар по британскому кораблю спереди. Увидев опасность, капитан Генри Бейнтан переложил штурвал на левый борт, и, поскольку он был более ходким, то «Левиафан» среагировал быстрее. Орудия британского корабля вступили в бой первыми, и Бейнтан с расстояния менее пятидесяти ярдов произвел великолепно точный бортовой залп двойными ядрами в правую раковину «Сан-Августина», сбив бизань-мачту с развевавшимися на ней флагами.

Теперь Бейнтан опасался, что «Сан-Августин» сможет пройти под его кормой и проделать подобное уже с ним. Такелаж «Левиафана» был настолько поврежден, что он не мог замедлить ход, убрав паруса, чтобы предотвратить это. Поэтому он продолжил движение и, положив руль на правый борт, навалился на «Сан-Августин» так, что утлегарь испанского корабля запутался в такелаже его грот-мачты. Умело поставив свой «Левиафан» в позицию, позволяющую обстреливать «Сан-Августин» спереди, он обрушил всю силу бортового залпа на испанский корабль, который мог ответить лишь несколькими орудиями.

После получасового обстрела с расстояния нескольких ярдов первый лейтенант «Левиафана» Эйлс Мауншер повел абордажную группу на «Сан-Августин» и быстро захватил его. При этом погибли только два человека, один из которых – морпех Питер Смит – оказался зажатым между бортами двух кораблей. Кахигаль оценил потери своего корабля в 180 убитых и 200 раненых, и хотя он удвоил число погибших, потери были действительно тяжелыми.

Пока «Левиафан» брал на абордаж «Сан-Августин», «Энтрепид» Луиса Энферне наконец-то оказался в гуще сражения. Слабая 64-пушечная «Африка» попыталась перехватить его, но свежий экипаж «Энтрепида» сумел подавить её, и пушки британского корабля замолчали. Во время наступившего затишья Жикель предложил молодому гардемарину, стоявшему рядом с ним, стакан вина. Рука юноши так сильно дрожала, что он расплескал его. Его лицо было спокойным, и поведение мужественным, но он посчитал, что это свидетельство его страха унизило его. Жикель взял его за руку и заверил в своем уважении к юноше, сказав ему, как хорошо ему удается скрывать свои эмоции.

«Левиафан» с поврежденным рулевым устройством и разодранным такелажем оказался в уязвимом положении перед новым противником, но «Энтрепид» проскочил мимо – его капитан все еще намеревался отбить «Буцентавр».

Эдвард Кодрингтон с «Ориона» поставил лиселя, чтобы снова прийти на помощь, на этот раз «Левиафану». "Видя, как к «Левиафану» приближаются французы из их робкого авангарда, я поспешил ему на помощь, и если бы мне удалось пройти сквозь огонь наших друзей, я бы быстрее добился своего", – писал он Бейнтану в следующую субботу. Он не хотел, чтобы последний французский приз смог улизнуть. Но в очередной раз его попыткам пройти помешал неточный огонь других британских кораблей, стрелявших с большого расстояния. "После нескольких бесплодных попыток пройти мимо одного или двух наших кораблей, которые вели огонь с дальнего расстояния, мне удалось, обстенив паруса, пройти под кормой «Аякса», а затем, поставив все паруса, пройти по носу «Левиафана»". Когда «Орион» проходил мимо «Левиафана», где люди занимались текущим ремонтом повреждений, Бейнтан радостно приветствовал Кодрингтона "и сказал, смеясь, что надеется, что я лучше справлюсь с задачей".

Стоя на полубаке «Энтрепида», Огюст Жикель увидел приближавшийся «Орион». Он находился там, чтобы руководить группой матросов по работе с парусами, докладывать капитану свои соображения по маневрированию, а также командовал носовым абордажным отрядом. Он был настроен на абордаж и в своем воображении видел, как его люди штурмуют британский корабль и ведут его в качестве приза в Кадис. Он послал гардемарина к капитану Энферне со своим советом, как лучше сманеврировать, чтобы атаковать вплотную «Орион». Но Жикель выбрал не того юношу. Проходили минуты, но ничего не происходило. Он сам отправился на квартердек и по пути обнаружил, что его посланец в ужасе лежал на спардеке, испугавшись картечи, проносившейся над головой. К тому времени, когда Жикель добрался до Энферне, благоприятный момент был упущен.

Кодрингтон подвел «Орион» достаточно близко, "чтобы обстрелять правую раковину «Энтрепида», затем, постепенно разворачиваясь под его кормой, пройти вдоль левого борта и дать бортовой залп по его носовой части". Интенсивный, точный огонь «Ориона» изрешетил «Энтрепид». Франсуа Гревильо был одним из старожилов корабля. Жикель завоевал его уважение тем летом, когда спас его, упавшего за борт посередине океана. Они стояли бок о бок на полубаке, когда обломок дерева зацепил Гревильо. Когда его уносили, другой выстрел разбил ему голову.

Каэтано Вальдес на «Нептуно» стремился выполнить собственное понимание долга – «смерть или слава». Отрезанный от Дюмануара «Спартиатом» и «Минотавром», он продолжал двигаться к «Сантисима-Тринидаду» и «Буцентавру». В битве при Сан-Винсенте Вальдес помог спасти «Сантисима-Тринидад» и намеревался сделать это снова. Пройдя под огнем «Виктори» и «Нептуна», он подобрался к нему совсем близко, но тут подошли «Минотавр» и «Спартиат». Вальдес хотел спустить на воду свои шлюпки, чтобы попытаться захватить флагман, но обнаружил, что все они изрешечены картечью. Затем огонь «Минотавра» и «Спартиата» привел к тому, что упала бизань-мачта. Падающие обломки рангоута попали Вальдесу в голову и шею, и его без сознания унесли вниз, оставив командовать кораблем его старшего офицера Хоакина Сомосу.

Нельсон сказал Александру Скотту: «Доктор, я не был великим грешником», и после небольшой паузы: «Помните, что я оставляю леди Гамильтон и свою дочь Горацию в наследство своей стране». Он добавил: «Не забудьте Горацию». Он подумал и о Скотте, попросив Джорджа Роуза присмотреть за Скоттом, если с ним что-нибудь случится. А Скотту он напомнил, чтобы тот обратился к Роузу с просьбой о трудоустройстве. В перерывах между приступами сильной боли он говорил короткими искаженными словами. Ему очень хотелось пить, и он упорно повторял: «Пить, пить!», «Воздуха, воздуха!» и «Потрите, потрите!». Скотт растирал рукой грудь Нельсона, а Берк удерживал ложе так, чтобы Нельсон находился в полулежачем положении – единственном, которое он мог вынести. Время от времени он отчетливо произносил слова. Скотт снова услышал, как Нельсон сказал: «Слава Богу, я выполнил свой долг». Когда он не сказал ни слова на протяжении пяти минут, Шевалье подошел к Битти и сказал тому, что адмирал, по всей видимости, умирает. Битти пришел и обнаружил, что рука Нельсона холодная, а на запястье не прощупывается пульс. Когда он пощупал лоб, Нельсон открыл глаза, посмотрел и снова закрыл их. Битти снова отошел к другим раненым. Через несколько минут снова пришел Шевалье и сказал, что, по его мнению, Нельсон умер. Так оно и было. Битти записал время смерти – шестнадцать тридцать.

Огонь с французских кораблей разорвал канат, которым «Эвриал» буксировал «Ройал-Суверен». Тогда Блэквуд, повернув, направился к «Виктори». Он был одним из первых, кто узнал о гибели командующего.

Нельсон так и не узнал, насколько близок он был к своему желанию уничтожить двадцать кораблей противника. Кроме пятнадцати уничтоженных вражеских кораблей, на очереди были еще три.

Практически в тот же момент адмирал Антонио де Эсканьо на испанском флагманском корабле «Принц Астурийский» поднял сигнал, чтобы собрать вокруг себя оставшиеся корабли Объединенного флота. Поскольку Вильнёв оказался в руках англичан, то именно ему предстояло решить, сражаться ли дальше в безнадежном деле или спасти то, что можно спасти. Десять кораблей, а также фрегаты и бриги, направились к испанскому флагману.

«Энтрепид» остался в окружении. «Агамемнон» и «Темерер» присоединились к обстрелу, который вели «Африка» и «Левиафан» с большого расстояния, но настоящие разрушения были нанесены «Орионом», который подошел почти вплотную к доблестному кораблю Луиса Энферне. У него был сбит крюйс-рей, разбиты штурвал и румпель, и, наконец, упала грот-мачта. К семнадцати часам осталась неповрежденной только фок-мачта. На этом этапе Энферне решил, что теперь сдача не будет позорной. Около половины его команды были убиты или ранены.

После того как раненого Вальдеса в бессознательном состоянии унесли вниз, «Нептуно» сражался еще пятьдесят минут, но вскоре после того, как Энферне сдался, старший офицер корабля, Хоакин Сомоса, также был ранен. К этому времени, помимо бизань-мачты, «Нептуно» потерял фор-стеньгу и фор-марс, а также большую часть вант, грот-штаг, фока-рей и грот-стеньгу. Грот-мачта была повреждена в пяти местах, а все ванты и завал-тали по правому борту были повреждены. Потери корабля были невелики (двенадцать убитых и сорок семь раненых), но сильный огонь англичан выводил его из строя и исключал возможность побега. Учитывая то, что Вальдес умер и дальнейшее сопротивление бессмысленно, первый лейтенант «Нептуно» Антонио Миранда сдался.

Второй лейтенант морской пехоты «Минотавра» Томас Ривз поднялся на борт «Нептуно» с призовой командой из сорока восьми человек и в семнадцать тридцать принял над ним командование. Он отправил Миранду на борт «Минотавра», чтобы тот передал шпагу Вальдеса капитану Чарльзу Мэнсфилду, и с ним еще одного лейтенанта и двадцать пять человек. Затем они разоружили остальных пленников, поместив их под замок, и поставили караул у крюйт-камеры.

Битва была почти закончена, но не принявшие до сих пор активной роли в ней капитан «Принца» Ричард Гриндалл и его офицеры стремились захватить хоть какой-нибудь приз. Единственным доступным французским кораблем, который еще не сдался, был «Ашилль». Он дрейфовал на юго-восток, горел его фор-марс; пожар распространялся,  несмотря на отчаянные попытки команды тиммермана и других моряков срубить фок-мачту. Пожарные насосы корабля были повреждены во время боя. Офицеры «Полифема» «заметили, как „Принц“ прошел рядом с горящим „Ашиллем“ и произвел по нему несколько бортовых залпов, не предполагая, что он уже сдался нам». Если бы «Ашилль» уже сдался, то это можно было бы считать военным преступлением, но поскольку никто из офицеров «Ашилля» не протестовал, то можно с уверенностью сказать, что они не думали, что произошла сдача корабля.

Второй из трех бортовых залпов «Принца» сбил оставшиеся мачты «Ашилля», которые упали на палубу. Пламя охватило паруса и перекинулось на шлюпки. Теперь весь корабль был охвачен огнем, и взрыв его крюйт-камеры остался лишь вопросом времени. Поняв, что положение отчаянное, оставшиеся канониры 36-фунтовой батареи «Ашилля» поднялись на верхнюю палубу и стали бросать в воду те обломки, на которых можно было держаться на воде, а затем прыгали вслед.

Среди тех, кто все еще оставался внизу, была женщина лет двадцати пяти по имени Жанна Конан. Она была женой марсового и работала в крюйт-камере. Когда стрельба прекратилась, она поднялась на нижнюю палубу и попыталась добраться до главной палубы в поисках мужа, но обнаружила, что все трапы разрушены. Когда она лихорадочно пыталась найти выход наверх, то услышала сверху крики: «Пожар!» Огонь полыхал и внизу, заблокировав ее на нижней палубе. Не находя никого, кто мог бы ей помочь, она перебегала с места на место среди растерзанных тел и умирающих людей. Наконец, несколько пушек с главной палубы провалились сквозь обгоревшие доски, позволив ей выбраться через орудийный порт кондуктóрской кают-компании и по вант-путенсам пробраться к перу руля, где она и осталась, так как не умела плавать. Позже она говорила, что молилась о том, чтобы корабль взорвался и положил конец ее страданиям.

Кэптен Гриндалл спустил шлюпки «Принца» на воду, чтобы спасти как можно больше членов экипажа «Ашилля», после чего отвел свой корабль на безопасное расстояние. Британская шхуна «Пикл» и куттер «Энтрепренант» также пришли на помощь и спустили свои шлюпки. Фрегат «Наяда» отправил три шлюпки "под руководством лейтенанта Мейнуоринга, подштурмана Хью Монтгомери и мичмана Марка Энтони, которые спасли около 190 человек, среди которых был хирург, сообщивший мистеру Энтони, что, когда он покидал корабль, внизу было около 300 раненых". Но поскольку корабль должен был вот-вот взорваться, только самые отважные подошли к нему на расстояние двухсот ярдов, чтобы спасти тех, кто мог доплыть до них.

В семнадцать тридцать «Ашилль» взорвался. Дезире Кламар, суб-лейтенант, написавший один из официальных отчетов, сказал, что "взрыв был не очень сильным, поскольку мы приняли меры предосторожности и затопили большую часть пороха", но на других он произвел впечатление. Один из офицеров «Дефенса» писал: "Корпус взорвался облаком дыма и огня. Столб яркого пламени поднялся на значительную высоту и превратился в огромный шар, превратившийся на несколько секунд в огромное дерево, объятое пламенем, испещренное множеством темных пятен, состоявших из кусков дерева и тел людей".

Когда эта колонна рухнула в воду, шлюпки подошли ближе и спасли всех, кого смогли найти в сгущавшихся сумерках. Жанна Конан продолжала цепляться за перо руля до тех пор, пока свинец, которым была облицована кромка гельмпорта, не расплавился и не начал капать на нее. Кожу стало обжигать сквозь одежду, она её сорвала и прыгнула. Вода была бурной, но не слишком холодной, и по счастливой случайности у нее под рукой оказался кусок пробки. Цепляясь за него, она оттолкнулась от горящего судна. Какой-то мужчина подплыл к ней с шестифутовой доской и подсунул ей под мышки. Она провела в воде, по ее мнению, около двух часов, но, скорее всего, гораздо меньше. Хью Монтгомери, командовавший одной из шлюпок «Наяды», увидел ее "плавающей с помощью доски от щита корабельных расписаний с квартердека" и вытащил ее на борт. Его люди передали её на «Пикл», где ей обработали ожоги и дали одежду.

Гарри Эндрюс, штурман «Наяды», писал: «Лейтенант Мейнуоринг и мистер Энтони находились на расстоянии кабельтова от места взрыва и вернулись к нам только в 01:30 ночи, чему мы были очень рады, так как уже отчаялись увидеть их; но они вернулись невредимыми».