Текст книги "Трафальгар. Люди, сражение, шторм (ЛП)"

Автор книги: Фил Крейг

Соавторы: Тим Клейтон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)

Несмотря на свои многочисленные проблемы и нерегулярности построения, Объединенному флоту удалось все же создать довольно сплоченную формацию. Частичные перекрытия, будь они случайными или намеренными, представляли собой серьезную проблему для прорвавших строй британских кораблей. Небольшое изменение направления ветра к западу, вкупе с идущей оттуда же зыбью, прогнуло линию в центре в виде подковы, что также представляло опасность для приближавшихся кораблей.

Только ближе к полудню всем на палубе «Виктори», откуда вместе с остальными хирург Битти наблюдал неприятеля,  стало окончательно ясно, что, «судя по сформированному ими компактному строю, они были полны решимости предпринять значительные усилия, чтобы восстановить в какой-то мере свою давно потерянную боевую репутацию». Именно этого желал Нельсон, но, ожидай он такой решимости, он, вероятно, по-другому построил бы свой флот для лучшего непосредственного огневого воздействия. Несколько раз Нельсон замечал Блеквуду и другим окружающим лицам, что неприятель «сохраняет лицо». Блеквуд в своих записях соглашался: «Я с сожалением наблюдал, как они хладнокровно ожидали атаки британцев».

Еще более беспокоящим фактором было отсутствие ветра, что делало выполнение плана Нельсона гораздо более рискованным мероприятием, чем при наличии оного. Его суда шли  слишком медленно. На опасной фазе сближения головные корабли могли понести тяжелые потери, и прицельный огонь вражеской артиллерии мог даже превратить их в неподвижные развалины. Как изложил это лейтенант линейного корабля «Конкерор» Гемфри Сенхауз, "равный по духу и морской и артиллерийской выучке противник мог бы уничтожить один за другим корабли, медленно продвигавшиеся вперед под действием слабого ветра и сильной зыби". Нельсон ставил на худшую морскую и артиллерийскую подготовку противника. Предыдущий опыт и знание текущих реалий заставляли его ожидать этого, но исход не был гарантирован, и удача могла сыграть свою роль. Имелась также тревожащая возможность того, что ветер окончательно стихнет.

Изменение планов на этом этапе привело бы к дезориентации капитанов, которым для понимания новых намерений адмирала пришлось бы полагаться только на сигналы. Тем не менее, похоже, что Нельсон рассматривал такую возможность. Он принял решение сближаться под углом и открыть огонь на большей дистанции, чем предполагал первоначально. Он послал бывшего рядом с ним на квартердеке сына констапеля, мичмана Уильяма Риверса, вниз на орудийные палубы с приказом лейтенантам перезарядить орудия (которые уже были заряжены двумя ядрами для стрельбы на близкой дистанции) единичными ядрами.

И другие офицеры имели сомнения в выполнении ранее принятого плана битвы. Позднее капитан «Ревенджа» Роберт Мурсом заметил: "Я не уверен, что наш способ атаки был наилучшим". Их беспокойство увеличивалось численным превосходством противника. Нельсон знал, что численно Объединенный флот превосходит британский только на шесть вымпелов, но другие полагали его более сильным. Британцы знали, что в Кадисе находилось тридцать семь линейных кораблей, и ожидали встретить в бою их всех. Ричард Андерсон, штурман линейного корабля «Принц», предшествующим днем полагал, что у противника на 10 вымпелов больше, и с облегчением решил, что часть из них, вероятно, вернулась в порт. В действительности, из-за нехватки личного состава, четыре наименее боеспособных корабля были оставлены в порту. Но испано-французское построение, или, скорее, отсутствие такового, затрудняло подсчет их кораблей, и шедшие в бой британцы ожидали более многочисленного врага, чем было в действительности.

Эти причины, возможно, заставляли замедлять ход кораблей. Так это или нет – трудно сказать, так как корабли имели разные ходовые качества. Тем не менее, некоторые из британских кораблей не торопились сближаться и вступать в ближний бой. После сражения Коллингвуд не допускал критики личностей, но капитан флагманского корабля Коллингвуда Эдвард Ротерам внес в свою тетрадь для заметок запись о том, что как капитан Ричард Гриндалл, так и адмирал лорд Нортеск "в Трафальгарской битве вели себя не лучшим образом". Семья капитана «Британии» Чарльза Буллена рассказала его биографу о споре, имевшем место между Булленом и Нортеском по поводу приказа адмирала уменьшить ход. «Полифем» – корабль, известный своими хорошими ходовыми качествами, – сблизился с Объединенным флотом на пять корпусов позади предназначенного ему планом места между «Ахиллом» и «Ревенджем». Его командир кэптен Роберт Редмилл в 1806 году подал в отставку по состоянию здоровья.

Независимо от того, была или нет проявлена определенная сдержанность со стороны некоторых капитанов на фазе сближения, большинство из них прилагало все усилия, чтобы не отставать от своих адмиралов. Коллингвуд и Нельсон продвигались вперед, своим примером призывая шедших за ними не отставать и не оставить своих флагманов одинокими под губительным огнем противника.

Нельсон надел свой обычный мундир со звездами и орденами, но забыл прицепить саблю. В приподнятом настроении, какое всегда охватывало его перед сражением, он обходил пушечные палубы, подбадривая матросов. Нельсон обронил, что 21 октября является счастливым днем в их семействе: в этот день 1757 года его дядя Морис Саклинг отличился в бою. Он сказал Блеквуду, что не получит удовлетворения, если число захваченных вражеских кораблей будет менее двадцати.

На всех кораблях принимались меры по укреплению боевого духа команд. На «Тоннанте», как писал двадцатипятилетний матрос 1 статьи Джон Кэш из Лланголлена, капитан Чарльз Тайлер "обратился к созванной вместе команде со словами: ʻПарни, сегодняшний день будет славным для нас, и обеспечит наше скорейшее возвращение домойʼ. Затем он приказал раздать всем орудийным расчетам хлеб, сыр, масло и пиво. Я был одним из них, и, поверьте мне, мы ели и пили с воодушевлением, обычным для посиделок за жбаном пива". В большинстве команд обед был сдвинут на более раннее время, около одиннадцати часов. На «Виктори» двадцатитрехлетний матрос 1 статьи Джон Браун из Уотерфорда писал, что "по сигналу к обеду нам выдали холодную свинину и полпинты вина".

По корме и слегка левее от «Виктори» Томас Фримантл проводил, как всегда по понедельникам, судовые учения, невзирая на то, что вот-вот начнется бой. По штатному расписанию экипаж «Нептуна» должен был состоять из 738 человек, но этим утром на борту имелось только 707. Джеймс Мартин вспоминал суть капитанских речей:

(Он) обращался к нам на различных боевых постах с немногими, но Сокровенными словами, говоря, что мы все сазнаем наше Положение; что Родная Земля и все, кто нам Дороги, висят на Волоске; их Счастье и Бизопасность зависят от нас; что у человека, смело посвятившего свою Жизнь такому Делу и пережившего Сражение, Сладки будут воспоминания; павшие же будут пакрыты Славой и Честью, оплакиваемые Великой Страной. Смелые живут Славно и умирают Оплакиваемыми.

Капитан «Дефайенса» Филипп Дарем также, «подняв руку, обратился ко всей команде с короткой, но экспрессивной речью». Подштурман Джек Спратт, молодой красивый ирландец, назначенный начальником абордажной команды, обучал своих людей обращению с абордажными саблями. Дарем выразил им свою уверенность в том, что мистер Спратт приведет их к славе. Он низко поклонился, а они ответили ему троекратным криком «Ура!» После того, как все было готово и «орудия заряжены двойными ядрами и картечью», прозвучал сигнал к обеду и «все получили хорошую порцию грога».

Ландсмен Уильям Торп с «Минотавра» постарался как можно точнее запомнить слова капитана Мансфилда:

Матросы, мы на виду у неприятеля (тут команда разразилась одобрительными криками, но капитан их властно оборвал и продолжил), вероятно, вступим в бой, и я верю, что сегодняшний или завтрашний день окажется самым славным из дней, которые когда-либо видела наша страна. Я не буду говорить вам о мужестве – ведь в нашей стране не водятся трусы. От себя лично клянусь офицерам и команде, что не отступлюсь от вражеского корабля, с которым мы сойдемся борт о борт, до тех пор, пока он не спустит флаг или потонет – или мы потонем. Скажу только, чтобы вы соблюдали полный порядок, внимательно слушали команды своих офицеров и точно наводили орудия, не тратя попусту ядра. Сейчас вы все разойдетесь по боевым постам, и будьте уверены, я вступлю в схватку при первой же возможности. Боже, храни короля!

Все приготовления были закончены, и только сигнальщики на флагманских кораблях продолжали суетиться. Нельсон передал общий сигнал по флоту «ставить максимум парусов с учетом прочности мачт». Затем, ясно сознавая наличие под ветром мелей Санкти-Петри и Трафальгара, он также передал команду «к исходу дня быть готовыми к постановке на якоря». После этого флагман поднял сигнал: «Англия надеется, что каждый выполнит свой долг». «В ответ со всех кораблей раздалось троекратное ура, настолько мощное, что, должно быть, потрепало нервы неприятелю», вспоминал лейтенант Фредерик Хоффман с «Тоннанта». Мичман Генри Уолкер говорил, что за криками ура на «Беллерофоне» раздался общий выкрик: «Не сомневайтесь в этом!» Наконец Нельсон поднял сигнал «сблизиться с противником вплотную», который продолжал развеваться во время всего сражения.

Приготовления к бою, производимые на Объединенном флоте, отражали обычаи и традиции двух наций. На «Буцентавре» имперский орел был вручен двум офицерам, Гийому Клоду Донадье и Шарлю Арману, под охраной которых он должен был находиться в течение всего сражения. Они пронесли орла по всем палубам, сопровождаемые Вильнёвом, офицерами и начальствующим над солдатами генерал-майором Теодором де Контамином. Каждый солдат и матрос принес повторную клятву «сражаться до последнего вздоха» на орле, врученном им самим императором. Возгласы «Да здравствует император!» и «Да здравствует адмирал Вильнёв!» раздавались снова и снова, в то время как офицеры «возвращались на верхние палубы и занимали свои места согласно боевому расписанию». Орел был установлен около грот-мачты.

На испанском корабле «Сан-Хуан-Непомусено» Чуррука собрал команду и послал за капелланом Сальвадоре де Роке для отпущения грехов. Затем он обратился к собравшимся: "Дети мои, от имени бога войны я обещаю вечное блаженство тем, кто падет при исполнении своего долга". Но, предупредил он всех, он расстреляет любого увиливающего от своих обязанностей. Если даже кому-то удастся избежать его кары, тот проведет остаток жизни в невзгодах и бесчестии. Присутствующие прокричали троекратное "Да здравствует король!" и разошлись по своим постам. Наблюдая за развитием атаки колонны Нельсона в направлении стыка авангарда и кордебаталии, Чурукка ясно понял, что авангард будет изолирован и ему трудно будет принять участие в битве, если флот не изменит курс на противоположный, пока еще не поздно. Он с усиливающимся нетерпением и беспокойством ждал подобного сигнала от Вильнёва.

Этот сигнал не появился. Вместо него, в одиннадцать тридцать, когда «Виктори» был в миле с наветренной стороны, Вильнёв "подал сигнал открыть огонь по достижению дальности стрельбы". Одновременно, согласно рапорта капитана Маженди, "были подняты адмиральский и корабельный флаги, приветствуемые криками ʻДа здравствует император!ʼ на всех кораблях флота". На бизань-мачте следующего за «Буцентавром» «Редутабля» взвился корабельный флаг. Барабаны били «Равнение на знамя!» и мушкетеры взяли на караул. Офицеры и команда салютовали флагу и троекратно прокричали «Да здравствует император!» Испанцы принайтовывали кресты к нокам бизань-гиков.

«Буцентавр» и «Редутабль» еще не сблизились с «Виктори» на дистанцию открытия огня, но «Фугё» уже был заметно ближе к флагману Коллингвуда. Капитан Луи-Алексис Бодуэн отдал команду открыть огонь одиночными пристрелочными выстрелами. Лучший наводчик последовательно стрелял из нескольких орудий, пытаясь определить дистанцию до «Ройал-Суверена».

По палубам пронеслась команда:

– Canonniers, chacun a son poste! – Расчеты выстроились двумя шеренгами по обе стороны от каждого орудия. Матросы подкреплялись солдатами, но орудиями командовали морские артиллеристы – канониры.

– Detapez, demarrez vos canons! – По этой команде разнайтовывали орудия, вынимали из стволов дульные пробки, снимали брестропы с орудийных замков. Поднимали крышки орудийных портов, и борт снаружи приобретал вид шахматной доски. Орудия были уже заряжены, и теперь надо было их выкатить.

– En batterie! – По команде «Palanquez», отданной командиром орудия, скорее всего в звании aide-canonnier, весь расчет налегал на лопаря[52]52
  Лопарь – ходовой конец талей.


[Закрыть] талей, выкатывая орудие на боевую позицию так, что ствол высовывался наружу через орудийный порт.

– Pointez! – Командир орудия, в синей форменной одежде, положив одну руку на ствол, другой рукой регулировал возвышение орудия с помощью подъемного клина, глядя вдоль оси орудия для проверки правильности наводки.

– Envoyez! – Выбрав подходящий момент на качке, командир орудия дергал за штерт орудийного замка. Орудие с грохотом выстреливало и отскакивало назад, удерживаемое талями.[53]53
  – Canonniers, chacun a son poste! – Орудийным расчетам к орудиям!
  – Detapez, demarrez vos canons! – Приготовить орудия к стрельбе!
  – En batterie! – Орудия выкатить!
  – Palanquez! – На тали!
  – Pointez! – Целься!
  – Envoyez! – Огонь!


[Закрыть]

Зловонный запах серы, облако черного дыма, сквозь который расчет орудия пытался высмотреть место падения ядра. Офицеры на квартердеке наблюдали в подзорные трубы и посылали связных к орудиям передать результат – недолет или перелет. Вскоре одно ядро прошило насквозь парус «Ройал-Суверена». Наконец, на расстоянии ружейного выстрела – около ста пятидесяти ярдов – Бодуэн скомандовал дать залп всем бортом.

Глава 11
Мы прорвем их строй, черт побери!

Солнце ярко светило с безоблачного неба, и к полудню температура поднялась до 70 градусов по Фаренгейту.[54]54
  70°F = 21°C.


[Закрыть] Офицеры «Белайла», следовавшего в четырехстах ярдах позади «Ройал-Суверена», увидели, что на французских и испанских кораблях поднимают флаги, и капитан Уильям Харгуд дал команду бить сбор. «Джентльмены, – сказал он, показывая на „Фугё“, – должен вам сказать, что собираюсь пройти под кормой этого корабля; зарядите орудия двумя ядрами и добавьте картечь; всыпем им как следует. Расходитесь по своим постам и имейте в виду – стрелять только наверняка». Харгуд прошелся и встал рядом с носовой карронадой правого борта квартердека.

Они увидели, как борт «Фугё» украсился двумя рядами вспышек орудийных выстрелов, а несколькими секундами спустя в парусах «Ройал-Суверена» появились рваные дыры. В ответ раздалось несколько выстрелов носовых орудий Коллингвуда, и флагманский корабль окутало облако дыма.

На полуюте «Белайла» находилось тридцать морских пехотинцев с тремя офицерами во главе. Глядя сверху на расположенный перед ним квартердек, шестнадцатилетний лейтенант морской пехоты Пол Николас на некоторое время ощутил прилив уверенности при виде моряков – загорелых, решительных, ухмыляющихся. Некоторые из них были обнажены по пояс, другие только расстегнули воротники и закатали рукава; их головы были повязаны платками. Николасу, который еще ни разу не участвовал в сражении, они казались неустрашимо рвущимися в бой.

Затем, впервые в жизни, он услышал свист вражеских снарядов, а когда первое ядро пролетело у него над головой, он начал понимать, что им предстоит пережить. Харгуд приказал лечь на палубу всей команде, за исключением офицеров, от которых ожидалось, что они останутся на ногах перед лицом врага. Николас, как и его непосредственный начальник первый лейтенант Джон Оуэн, был поражен мрачным, внушающим благоговейный страх молчанием на борту корабля. Эту тишину нарушали "только подающий команды голос капитана Харгуда: ʻТак держать! Помалу право! Так держать!ʼ – и голос штурмана, который передавал команды рулевым. Время от времени раздавался голос офицера в адрес какого-нибудь нетерпеливого матроса: ʻЭй там, сэр, лежать, вам говорят!ʼ".

Вскоре пристрелочные выстрелы сменились залпами. "Пронзительный крик, крик агонии последовал за очередным выстрелом, и голова несчастного рекрута рассталась с телом". Попадания стали быть более частыми, и сам Харгуд был сбит с ног большим обломком рангоутного дерева. Но он поднялся на ноги и снова забрался на карронаду.

Перед глазами Пола Николаса, стоявшего совершенно незащищенным на полуюте, открывался вид на весь квартердек, где он впервые в своей жизни видел окровавленные тела и слышал крики раненых и умирающих людей. В своих воспоминаниях юноша честно писал, что его охватило состояние, близкое к панике. При виде лежавших вокруг него морпехов он испытывал искушение сделать то же самое. После очередного близко пролетевшего ядра он не смог удержаться и припал к палубе. Но, как он позднее вспоминал, внутренний голос побудил его встать и выполнить свой долг. Безмятежный вид Джона Оуэна, хладнокровно прогуливавшегося взад и вперед по открытому полуюту, ободрял его и вдохновлял. Николас присоединился к нему и "какая-то часть его силы духа передалась мне, подбодрила и стала частью меня".

Позднее он считал поведение Оуэна наглядным уроком того влияния, которое оказывает пример офицера на находящихся под огнем людей. Однако, несмотря на видимое хладнокровие, лейтенант Оуэн находил эту бездеятельность томительной, хотя и гордился молчаливой стойкостью своих людей. Его также тревожили значительные потери (которые он оценил впоследствии в пятьдесят человек) еще до того, как «Белайл» открыл огонь.

Первый лейтенант Эбенезер Джил спросил Харгуда, не лучше ли бы было дать залп по противнику, для того хотя бы, чтобы закрыть свой корабль облаком порохового дыма. Оуэн восхитился суровостью и выразительностью капитанского ответа: "Нет, нам приказано прорвать строй, и мы прорвем его, черт побери!"

Последующие двадцать минут, которые показались вечностью, Оуэн вместе с другими опытными офицерами подбадривал подчиненных, повторяя: "Ничего, скоро примемся за работу". Наконец они услышали крик Харгуда «К орудиям!» и с облегчением приступили к делу.

Французы и испанцы стремились вывести из строя подступавшие британские корабли. Стрельба велась преимущественно цепными и стержневыми книппелями, с тем, чтобы повредить такелаж, рангоут и паруса, и, таким образом, добиться потери управляемости и способности двигаться у кораблей противника. В случае удачи их можно было бы расстреливать по своему выбору еще до того, как они смогут приблизиться к союзному строю.

Их огонь причинял значительный ущерб и определенно беспокоил команды впереди идущих британских кораблей, но, тем не менее, британцы надвигались медленно и неумолимо. Недостаток обученных канониров был важным фактором ограниченной эффективности огня Объединенного флота, но, пожалуй, еще более значительно на нее повлияло наличие крупной зыби. Она билась в борта и так раскачивала французские и испанские корабли, что вести прицельный огонь на большой дистанции было делом почти невозможным. При размахе на противоположный борт ядра летели слишком высоко, при крене в сторону противника ядра зарывались в воду. К тому же дым от предыдущих залпов, не успевавший рассеяться при этом слабом ветре, затруднял французским и испанским канонирам наблюдать за падением ядер и соответственно корректировать прицел. В этом сражении намного сильнее, чем во многих других, всё заволакивалось густым дымом. Видимость ограничивалась непосредственным окружением, и рев орудийных залпов оглушал так, что ничего не было слышно. Британцам это давало незначительное преимущество. Дым дрейфовал по ветру со скоростью их продвижения, обеспечивая им некоторое прикрытие.

Профос[55]55
  Профос (master-at-arms) – корабельный полицейский. В его обязанности входило поддержание порядка среди нижних чинов, а также обучение личного состава обращению с ручным холодным и стрелковым оружием.


[Закрыть] «Фугё» Пьер Серво впоследствии с сожалением писал о «нашей дурной привычке, при которой „Фугё“ расстрелял свыше сотни зарядов из пушек большого калибра на значительном расстоянии еще до того, как англичане щелкнули первым орудийным замком». Они расстреляли эквивалент примерно трех-четырех полных бортовых залпов, прежде чем «Ройал-Суверен», с бортами, значительно возвышавшимися над «Фугё», с большим количеством орудий и большим экипажем, наконец сблизился с ним.

«Ройал-Суверен» нацелился пройти в промежутке между «Фугё» и черным корпусом заметного трехдечного флагманского корабля адмирала Алавы «Санта-Анна», намереваясь произвести продольный бортовой залп с обоих бортов по тому и другому. Но при приближении Коллингвуда противник попытался помешать ему прорвать строй. Испанцы обстенили крюйсель «Санта-Анны», сбавляя ход, а Бодуэн поставил брамселя для увеличения хода. Коллингвуд, однако, не отказался от своего намерения, и приказал капитану Ротераму править прямо на бушприт «Фугё». Когда стало ясно, что «Ройал-Суверен» не собирается отворачивать в сторону, то «Санта-Анна» сама начала уклоняться так, чтобы уменьшить эффект его залпа, а Бодуэн, избегая столкновения, внезапно повернул вправо, подставив противнику свой левый борт.

Проходя между двумя кораблями, «Ройал-Суверен» смел продольным огнем корму «Санта-Анны», и затем, с расстояния около пятидесяти ярдов, дал залп всеми орудиями правого борта по «Фугё». Так как англичанин был выше «Фугё», то пушки мидельдека и опердека били по верхней палубе француза, сметая работавших на опердеке матросов и разместившихся на спардеке[56]56
  Спардек – легкая палуба над шкафутом, соединявшая полубак и квартердек, на которой размещались шлюпки, запасной рангоут и т.п.


[Закрыть] пехотных стрелков.

Воздействие бортового залпа противника ошеломило Пьера Серво:

он дал залп из пятидесяти пяти орудий и карронад, посылая на нас ураган больших и малых    ядер и мушкетных пуль. Мне показалось, что корабль разлетелся на куски. Поток ядер, обрушившийся на корпус слева, заставил корабль накрениться на правый борт. Большая часть такелажа и парусов была порвана в клочья, а опердек и спардек были очищены от большинства находившихся там матросов и солдат-стрелков. Наши нижние орудийные палубы, однако, пострадали не так сурово. Там вышло из строя не более тридцати человек. Это вступительное приветствие, хотя и было жестоким и суровым, не обескуражило наших людей. Хорошо организованный ответный огонь вскоре показал англичанам, что у нас тоже есть пушки и мы  умеем обращаться с ними.

Уклоняясь далее влево, «Ройал-Суверен» подошел так близко к «Санта-Анне», что их длинные мощные реи сцепились друг с другом своими ноками. Следующий залп вспорол борт «Санта-Анны». Капитан «Нэптюна» Мэстраль, наблюдавший за боем в нескольких сотнях ярдах от него, с характерным презрением к испанскому союзнику заметил, что «несколько человек прятались снаружи борта, противоположного неприятелю». Мэстраль делал поворот через фордевинд для того, чтобы обстреливать «Ройал-Суверен» с большой дистанции. «Фугё» уже влепил по меньшей мере один залп в подветренную раковину «Ройал-Суверена» во время его поворота, а французский корабль «Эндомтабль» с расстояния около пятисот ярдов стрелял по подветренному борту британца. С еще большего расстояния «Сан-Хусто» и «Сан-Леандро» обстреливали его носовую часть.

Орудийные расчеты нижних палуб «Санта-Анны» переместились с левого на правый борт, заряженные орудия которого еще не использовались в бою, и поразили флагманский корабль Коллингвуда, который уже лежал на параллельном курсе. Теперь уже пришла очередь «Ройал-Суверена» накрениться от удара по меньшей мере 1300 фунтов металла, врезавшегося в него; но, так как Алава предполагал использовать эти орудия в ближнем бою, они были заряжены, вероятно, двумя ядрами, в каковом случае вес залпа доходил до 2600 фунтов. Минут пять «Ройал-Суверен» сражался против шести вражеских кораблей в одиночку, без какой-либо поддержки. Возможно, именно в это время мичман Джордж Кастл "выглянул из какого-то кормового порта, и то, что я увидел вокруг – французы и испанцы, палящие в нас со всех направлений".

«Санта-Анна», несомненно, была самым мощным и к тому же непосредственным оппонентом «Ройал-Суверену», и в течение следующего часа два мощных трехпалубника обрабатывали друг друга в непосредственном контакте. «Ройал-Суверен» превалировал в этой битве, но не на много. Джордж Кастл, с нижней орудийной палубы, был в самой гущи этих событий: "Я вас уверяю, это была славная работа, думаю, вам бы хотелось увидеть, как я задвинул им в раковину. Я был расписан к самым крупным орудиям корабля, и с одного орудия я лично пальнул в них". Штурмана «Ройал-Суверена» Уильяма Чалмерса ядро разорвало почти пополам в то время, как он разговаривал с адмиралом. "Он опустил голову на мое плечо и сказал мне, что убит", – так Коллингвуд позднее писал своей жене. Сам адмирал был ранен осколком в ногу, но он продолжал прохаживаться по квартердеку, жуя яблоко и подбадривая ближайших канониров. С испанской стороны, сержант Доминго Галльегос и капрал Фернандо Касаль, командующие огнем орудий «Санта-Анны», позднее были представлены к награде за выдающееся мужество.

Рассказы о том, что первый продольный залп «Ройал-Суверена» по «Санта-Анне» уничтожил 400 человек и повредил четырнадцать орудий, повторялись неоднократно в описаниях Трафальгарской битвы. Их источником является авторитетный отчет Уильяма Джеймса об этой битве, опубликованный в 1824 году, который в этом отношении явно фантастичен. В самом деле, представление о том, что единственный, хотя и мощный залп мог так повлиять на линейный корабль Наполеоновской эпохи, является абсурдным.

Информация пришла к Уильяму Джеймсу от английских участников битвы, которые ссылались на "последующие признания испанских офицеров". Очевидно, у него были сомнения, и он пометил эти цифры как "«представляющиеся невероятными". Он тогда не знал, что перекличка команды «Санта-Анны» после боя выявила, что потери составили 104 человека убитыми и 137 ранеными. Впоследствии, выжившие испанцы, довольные тем, что не погибли,  щедро преувеличивали результат сокрушающего залпа «Ройал-Суверена».

Рассматривая подробности свидетельств битвы, следует принимать во внимание обычай побежденных преувеличивать свои потери. Как британские военнопленные второй мировой войны в Северной Африке утверждали, что сражались против [немецкого] Африканского корпуса, а не против итальянцев, также и побежденные при Трафальгаре французы и испанцы впоследствии вспоминали наличие неотразимых британских трехдечников повсюду.

Как бы то ни было, уцелевшие после первых британских залпов сохранили живое впечатление от их сокрушительных последствий. Например, Пьер Серво оставил графическое описание эффекта залпа двойными ядрами со стороны трехдечного корабля, сопровождаемого огнем карронад, сметающим все с верхних палуб. Но вполне вероятно, что воздействие сокрушительного огня было более значимым для морального состояния противника, нежели для его физического уничтожения: оно заставляло людей покидать свои посты и прятаться перед неминуемым следующим залпом.

Положение кораблей дивизии Коллингвуда на 12:30

Период невыносимого ожидания для второго лейтенанта Пола Николаса закончился, когда капитан «Белайла» Харгуд отдал приказ открывать огонь не всем бортом, а по мере появления цели в зоне огня. «Белайл» отставал от «Суверена» на добрых четыре сотни метров, и ему понадобилось восемь минут для того, чтобы покрыть это расстояние. Все это время «Ройал-Суверен» сражался в одиночку против шести противников. Кое-кто на «Белайле» утверждал, что ветер стихал по мере приближения к вражескому строю – среди моряков ходило поверье, что ветер от канонады стихает, – но в любом случае последние ярды тянулись болезненно долго под ужасающим стальным градом. Первый лейтенант Эбенезер Джил, который впечатлил всех присутствовавших на завтраке своим предчувствием, что не переживет этот день, получил ранение в бедро и его отнесли вниз. Лейтенант Джон Вудин был смертельно ранен. Корабль наконец пересек строй в тридцати ярдах по корме «Фугё», последовательно стреляя из своих орудий по мере того, как кормовая часть противника входила в зону их действия.

«Белайл» был из захваченных французских кораблей, имел на борту восемьдесят восемь «длинных» орудий и карронад, с общим весом бортового залпа свыше 1200 фунтов. Однако и в этот раз Бодуэн умело сманеврировал для снижения эффекта продольного огня и начал поворот на курс в сторону британца. Испанский корабль «Монарка», находясь справа по носу «Белайла» в расстоянии четырех сотен ярдов, подвергал непрерывному обстрелу надвигавшийся британский корабль. При виде сбитого кормового флага «Белайла» испанцы возликовали, подумав, что он сдается. По мере продвижения флаг был еще дважды сбит, а «Белайл» открыл ответный огонь по «Монарке». У молодого испанского офицера по имени Мануэль Феррер навсегда осталось в памяти зрелище того, как его приятель Пруденсио Руис Алегриа, стоявший в карауле у корабельного флага, был разорван пополам одним из пролетавших британских ядер. Верхняя часть его туловища упала в воду, а ноги остались на палубе.

Затем капитан Харгуд увидел впереди себя еще один корабль. Французский «Эндомтабль», очевидно, входивший во вторую линию вражеских кораблей, поливал его продольным огнем с носа. Харгуд вознамерился пройти по корме нового противника, но паруса «Белайла» были в клочьях, такелаж поврежден, и скорость неуклонно падала. «Фугё» завершил поворот и шел сквозь орудийный дым вслед за Харгудом, намереваясь пройти по корме «Белайла». Дистанция между ними была настолько мала, что бушприт француза почти нависал над полуютом британца.

Теперь уже пришла очередь «Белайла» страдать от продольного огня «Фугё». Серво вспоминал: "Мы имели вражеский корабль на левом крамболе; таким образом, в то время, как мы могли получить только несколько выстрелов из их кормовых орудий, они были открыты для нашего полного бортового залпа со всех палуб, с кормы до носа". На «Фугё» ликовали, когда бизань-мачта «Белайла» рухнула в воду через левую раковину. Затем было разбито вдребезги все рулевое устройство, что лишило корабль управляемости. "Его паруса полоскали, а шкоты и прочий бегучий такелаж были разорваны в клочья шквалом ядер и картечи. На некоторое время они прекратили стрельбу. Мы, со своей стороны, удвоили усилия, увидев, как повалилась грот-стеньга".

На поврежденном «Белайле» лейтенант Оуэн, Пол Николас и остальные морские пехотинцы покинули незащищенную палубу полуюта и спустились вниз, заменяя выбывшую из строя прислугу квартердечных карронад. Оуэн был ранен осколком дерева в бедро, но, в разорванных и окровавленных брюках, он продолжал руководить своими людьми.

Минут через десять после «Белайла» подоспели «Марс» и «Тоннант», несколько облегчая положение первых двух британских кораблей. «Фугё», только что лишивший «Белайл» значительной части его такелажа, был отвлечен огнем «Марса» с правой раковины и «Тоннанта» с кормы. Теперь уже француз лишился большей части своего такелажа, а старший офицер Франсуа Базен получил несколько ранений.