Текст книги "Трафальгар. Люди, сражение, шторм (ЛП)"

Автор книги: Фил Крейг

Соавторы: Тим Клейтон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

Глава 15
На краю хаоса

Дальше к югу, на том участке, который сохранил подобие строя Объединенного флота, продолжал упорно сражаться «Плютон». Он вел огонь по «Белайлу», который едва мог отвечать, так как орудия, направленные на «Плютон», были накрыты парусами упавшей бизань-мачты. Несмотря на успехи Королевского флота в других местах, некоторое время казалось, что «Белайл» был единственным британским кораблем, вынужденным защищаться, поскольку отступавшие французские и испанские корабли поливали его своим огнем. «Сан-Хусто» и «Сан-Леандро» сочли его удобной мишенью, так же, как и «Эгль», когда он смог оторваться от «Беллерофона». В четырнадцать десять Пол Николас, молодой лейтенант морской пехоты, «находился в это время под срезом полуюта, помогая управлять карронадой, когда крик ʻПолундра! Она падает!ʼ заставил меня поднять голову, и в тот же миг грот-мачта перевалилась через фальшборт прямо надо мной. От падения этой громоздкой массы задрожал весь корпус корабля». Те, кто находился на полуюте, были на волосок от гибели.

Французский корабль «Нэптюн» (капитан Эспри-Транкий Мэстраль) в конце концов был вытеснен британскими подкреплениями со своей позиции у «Темерера». В четырнадцать тридцать он приблизился к «Белайлу», занял позицию по его носу и к четырнадцати сорока пяти продольным огнем снес его фок-мачту и бушприт. Отказавшись сдаваться, «Белайл» поднял британский флаг, привязав его к пике, на обрубке фок-мачты. Но, как писал Николас, корабль не мог маневрировать для ответного огня: "Единственным средством, которое было в нашей власти, чтобы развернуть корабль бортом к противнику, были длинные весла, которые можно высунуть из орудийных портов; мы попытались, но безрезультатно, поскольку даже на кораблях под совершенным командованием они оказываются практически бесполезными".

Положение кораблей дивизии Коллингвуда на 14:15

Лейтенант Джон Оуэн вспоминал, что в это время «капитан, видя, как я ревностно выполняю свой долг, был достаточно любезен, чтобы вручить мне гроздь винограда, и, казалось, был доволен, когда я сказал ему, что наши люди действуют благородно и что корабль блестяще показал себя». Но, по словам Николаса, «Белайл» к этому времени был «просто качающейся на волнах посудиной, покрытой обломками».

Недалеко от него «Альхесирас» и «Тоннант» все еще продолжали сражаться. Борта обоих кораблей скрежетали друг о друга, и на нижней палубе приходилось откатывать пушки внутрь так, чтобы стволы не высовывались из портов, что увеличивало грохот и задымление внутреннего пространства. Учитывая критическое положение, адмирал Шарль Магон обошел «Альхесирас», подбадривая людей демонстрацией своего холодного мужества. Хотя он был бледен от потери крови после того, как осколок разорвал его бедро, он отказался покинуть бой для лечения.

На «Тоннанте» тридцатитрехлетний помощник квартирмейстера Джеймс Уайт из Сомерсета был командиром орудия на полуюте. Внезапно он обнаружил, что один из его больших пальцев на ноге висит на куске кожи. Он отрезал его ножом и перевязал рану шейным платком. Он не захотел спускаться вниз, подобно французскому адмиралу, с которым он сражался: "Нет, сэр, я не тот человек, чтобы спускаться вниз из-за пустяковой царапины. Мне хочется дать голодранцам еще несколько крепких пилюль, прежде чем мы покончим с ними". Мгновением позже, когда лафет его 18-фунтовой карронады был разбит, Уайт перешел на другое орудие.

Хотя грот– и крюйс-стеньги «Тоннанта» были сбиты некоторое время назад, товарищи Джеймса Уайта были полны решимости взять «Альхесирас» на абордаж, и немногие французы, все еще находившиеся на верхней палубе, были вынуждены отчаянно защищаться. Лоран Ле-Турнёр был тяжело ранен в плечо, штурманский офицер Пьер Леблон-Плассан и первый лейтенант Люк Морель – в грудь. От попадания тлеющих пыжей с «Тоннанта» загорелась кладовая боцмана, и три человека сгорели заживо, прежде чем пожар удалось потушить. Огонь перекинулся и на «Тоннант», и британцы использовали свой пожарный насос для тушения пожара на обоих кораблях.

Двадцативосьмилетний Дэниел Фицпатрик из Килкенни, которого в апреле наказали двадцатью четырьмя ударами плетью за кражу, перепрыгнул через зазор между бортами кораблей и вскочил на такелаж француза. Срезав один из четырех флагов «Альхесираса», он обвязал его вокруг пояса и бросился назад к «Тоннанту». В тот момент, когда он перебирался через борт, его подстрелили, и он упал в воду. К этому времени остатки обслуги 18-фунтовых орудий на верхней палубе «Альхесираса» и все, кто был в состоянии обслуживать орудия, собрались на нижней палубе у 36-фунтовых орудий. Пытаясь собрать своих людей для последней попытки абордажа, Магон получил пулю в грудь и упал замертво. Весть о гибели адмирала разнеслась по кораблю как раз в тот момент, когда бизань– и грот-мачты «Альхесираса» рухнули вместе с остававшимися на верху стрелками. Шлюпки обоих кораблей были разбиты вдребезги, поэтому тем, кто оказался в воде, оставалось только цепляться за обломки рангоута и надеяться выжить до того момента, когда стрельба прекратится.

Четырнадцать 36-фунтовых орудий французского корабля были сбиты с лафетов, а большинство орудий правого борта теперь были накрыты упавшими парусами. Они зарядили двойными ядрами те немногие носовые орудия, из которых можно было стрелять по «Тоннанту», и их залп серьезно повредил его корму, пробив ее ниже ватерлинии. Ответный залп из пушек «Тоннанта» окончательно заставил замолчать орудия французов.

Во главе со вторым лейтенантом Чарльзом Беннетом и лейтенантом морской пехоты Артуром Боллом абордажники «Тоннанта», ликуя, бросились вперед на «Альхесирас». Они нашли тело Магона у подножия трапа, ведущего на полуют, а затем столкнулись лицом к лицу с тяжело раненым Лораном Ле-Турнёром, который сдал корабль. На «Альхесирасе» погибли семьдесят семь человек и 142 были ранены. «Тоннант» потерял двадцать шесть человек убитыми и пятьдесят ранеными, каждый из которых был подробно записан в книге учета личного состава корабля. Корнуоллец Уильям Найт, которого трижды наказывали за пьянство во время короткого пребывания капитана Тайлера на корабле, покончил с пьянством навсегда.

В то время как абордажная партия «Тоннанта» овладевала потерявшим мачты «Альхесирасом», лейтенант Бенджамин Клемент направил огонь погонных орудий «Тоннанта» на «Монарку». По свидетельству Мануэля Феррера, «Монарка» набирала по три фута воды в час, при том, что всех, кого можно было, поставили на помпы для откачки воды. Вскоре после сдачи «Альхесираса» «Монарка» сделала то же самое, и флаги, которые ее капитан Теодоро де Аргумоса перед ранением прибил к мачте, были сняты.

Бенджамин Клемент окликнул «Монарку» и спросил, сдаются ли они. Ему ответили, что да, и он отправился на корму сообщить об этом первому лейтенанту Джону Бедфорду. Тот приказал ему взять шлюпку и отправиться на сдавшийся корабль. Клемент напомнил, что все их шлюпки повреждены, но "он сказал мне, что я должен попытаться; поэтому я отправился на ялике с двумя матросами. Мы не прошли и четверти пути, как ялик затопило". Клемент, не умевший плавать, запаниковал, но его спасли быстрые действия двух других мужчин, находившихся в лодке. Чарльз Макнамара, двадцатиоднолетний чернокожий доброволец с Барбадоса, находился на корабле уже почти год. Джон Маккей, шотландец тридцати восьми лет, был опытным квартирмейстером. Они обхватили Клемента с двух сторон и поддерживали его до тех пор, пока он не смог ухватиться за канат, закрепленный между кораблем и яликом. Макнамара поплыл на корабль за линем и закрепил его за подмышки Клемента. Затем матросы подняли Клемента на борт корабля через один из портов.

Не имея шлюпок, «Тоннант» был бессилен овладеть «Монаркой» или снять людей с «Альхесираса». Абордажная группа, поднявшаяся на его борт под командованием Чарльза Беннета, осталась на нем в качестве призовой команды, но их положение было бы более безопасным, если бы удалось снять часть французских офицеров и матросов.

Первые восемь кораблей Коллингвуда атаковали под углом семьдесят-восемьдесят градусов к линии строя противника. Корабли, сцепившиеся друг с другом, такие как «Тоннант» и «Альхесирас», потеряли ход и дрейфовали по ветру. Большинство остальных уваливались под ветер, чтобы избежать столкновения, уклониться от продольного огня или самим попытаться обстрелять продольным огнем противника. В результате концевые корабли дивизии Гравины, стремившиеся помочь своим товарищам в центре, стали держать курс не на север, а ближе к востоку. В результате замыкающие колонну Коллингвуда корабли оказались преследующими противника почти с той же скоростью, что и его корабли. Более того, из-за слабого ветра британские корабли под полными парусами имели преимущество в скорости хода не более одного узла перед теми, кто дрейфовал по ветру впереди них.

Это в какой-то мере объясняет то, почему они подошли на час или даже на два часа позже первых кораблей, прорвавших строй противника. Но наконец-то концевые корабли подошли, и численное преимущество Объединенного флота стало постепенно уменьшаться. К четырнадцати часам в этом районе разгорелся беспорядочный орудийный бой, и корабли Гравины разделились на две группы. «Сан-Ильдефонсо» и «Сан-Хуан», держась круче к ветру, направлялись к «Беллерофону». «Ашилль», затем «Принц Астурийский» и «Бервик» направились более под ветер, туда, где трехдечник «Аргонаута» сражался с британским «Ахиллом». С наветренной стороны подходили «Дредноут», «Тандерер» и «Дефенс». Стремясь внести свой вклад в сражение, которое буквально дрейфовало от них, некоторые из прибывших с опозданием британских кораблей вели малоэффективную дальнобойную стрельбу. Порой они попадали в своих. «Свифтшур» отстрелил флажной фал «Полифема», и капитану Редмиллу пришлось обратиться к капитану Резерфорду с просьбой прекратить обстрел своих кораблей.

«Тандерер» некоторое время обстреливал «Сан-Ильдефонсо», а затем приблизился к «Принцу Астурийскому». Такелаж «Сан-Ильдефонсо» уже был сильно поврежден в результате столкновения с «Ревенджем». Капитан Хосе де Варгас спустился вниз, раненный осколком в левую руку. Тиммерман доложил старшему офицеру Ансельмо Гомендио о сильной течи от нескольких пробоин ниже ватерлинии, и тот приказал послать людей от орудий на работу по откачке воды помпами. Одновременно также приходилось бороться с пожаром на квартердеке и полуюте. Джордж Хоуп на «Дефенсе» догнал «Бервика» и начал обстреливать его бортовыми залпами с близкого расстояния.

Косме де Чуррука на «Сан-Хуан-Непомусено» направлялся на помощь своему другу Дионисио Алькала Галиано, чей корабль «Багама» все еще обменивался выстрелами с «Беллерофоном», когда его перехватил «Дредноут» Джона Конна. Этому мучительно медленному трехпалубнику было приказано занять место между двумя колоннами. Под прямым руководством Коллингвуда, который еще неделю назад держал свой флаг на «Дредноуте», его экипаж натренировался давать три бортовых залпа за три с половиной минуты, что было непревзойденным показателем в британском флоте. Поскольку на этом корабле было более сотни орудий большего калибра, чем на «Сан-Хуане», то состязание оказалось крайне неравным.

Чуррука руководил маневром и огнем «Сан-Хуана» через рупор, экономно выбирая цели и концентрируясь на точном огне. Он как раз возвращался с носовой части, где давал указания наводить орудия на «Беллерофон», когда очередное вражеское ядро попало в него, угодив в верхнюю часть бедра и почти оторвав ему ногу. Его шурин, Хосе де Аподока, подбежал к нему, и Чуррука спокойно сказал: "Пепе, скажи своей сестре, что я умер с честью". Аподока передал слова Чурруки, что он умирает в мире с Богом и что хотел бы поблагодарить команду за мужественное поведение. Сначала Чуррука отказался покинуть квартердек, но, поняв, что ему придется передать командование, позвал своего неразлучного друга и старшего офицера Франсиско Мойуа, но обнаружил, что Мойуа только что был убит. Аподока обратился к штурманскому офицеру Хоакину Ибаньесу де Корбера, который отправил его на поиски старшего лейтенанта Хоакина Нуньеса Фалькона. Фалькон был тяжело ранен, но все равно явился. Чуррука умер в полном сознании.

Некоторое время «Сан-Хуан» продолжал сражаться, но около 250 членов его экипажа были убиты или ранены, а из мачт устояла только грот-мачта. Фалькон посовещался с Ибаньесом де Корбера и еще с двумя оставшимися в живых офицерами, и они решили сдаться. «Дредноут» послал шлюпку с призовой командой, чтобы принять капитуляцию, и двинулся к «Тоннанту», который находился теперь немного северо-восточнее.

В понедельник утром Антонио Алкала Галиано, чей отец командовал «Багамой», вместе со своей тетей отправился в Кадис на карете. Когда они ехали вдоль берега, на юге виднелись большие корабли, но не было видно ни дыма, ни боя. Они въехали в ворота Кадиса и вскоре узнали, при каких обстоятельствах флот вышел в море и что отцу Антонио, как и многим другим, не дали времени попрощаться. Антонио недолго пробыл в Кадисе и отправился в дом своего близкого друга, богатого купца Хосе Гутьерреса де ла Уэрта. Они только начали разговаривать, как пришел еще один посетитель и сказал, что им нужно как можно скорее подняться на крышу, потому что от дозорной башни поступил сигнал, что в пределах видимости происходит сражение.

Дом Гутьерреса был одним из самых высоких и имел удачно расположенный бельведер с беспрепятственным видом на южный горизонт. Антонио ощутил неприятный трепет, и ему стало не по себе при мысли о том, что придется наблюдать за битвой, но его "охватил какой-то необъяснимый порыв, и он вместе с остальными взобрался на башню". Когда они поднялись наверх, то увидели, что все остальные башни Кадиса переполнены людьми, жадно наводящими свои подзорные трубы на Трафальгар.

Битва, в которой, как он знал, сражался его отец, была едва видна на горизонте. С помощью мощной подзорной трубы, вспоминал Антонио, "можно было различить, несмотря на густой дым, отдельные корабли, лишенные мачт, что свидетельствовало о том, что бой начался уже некоторое время назад и что он был жестоким. Но это было все, что можно было узнать, и на этом мое воображение заработало, создавая видения ужаса и разрушения".

Дионисио Алькала Галиано расположил «Багаму» между «Беллерофоном» и «Колоссом» и в течение двух часов вел бой с ними обоими. Французский корабль «Свифтсюр» также сражался с «Колоссом», находясь ближе к нему, в то время как внимание «Беллерофона» было поглощено его длительной борьбой с «Эглем». Примерно в четырнадцать тридцать «Свифтсюр» потерял грот-стеньгу и отдалился от «Колосса» с большей частью замолчавшими орудиями, что позволило тому сосредоточить весь свой огонь на «Багаме». К несчастью для «Багамы», «Эгль» чуть раньше также потерял контакт с «Беллерофоном», и тот теперь тоже сосредоточил весь огонь на корабле Галиано. Каждый из этих английских кораблей находился на расстоянии около ста ярдов от «Багамы», а еще два британских корабля, «Орион» и «Дефайенс», надвигались на «Свифтсюр» и «Эгль». «Багама» оказалась в ужасно опасном положении.

Галиано, который ранее уже был ранен, подумывал о бегстве, как это начали делать другие корабли Объединенного флота, но решил, что если он это сделает, то вся их позиция в центре рухнет. Это было смелое, но фатальное решение, поскольку вскоре после этого на его палубу обрушился град британских книппелей и картечи. Из-за близко пролетевшего ядра из рук Галиано выпала подзорная труба, и он покачнулся. К нему кинулся старшина капитанского катера, чтобы поднять трубу, но когда он передавал её обратно капитану, очередное пушечное ядро разрубило его пополам, обдав Галиано кровью. Мгновением позже еще одно ядро снесло верхнюю часть черепа Галиано. Его люди набросили на тело капитана испанский флаг, и вскоре потеряли присутствие духа.

Такелаж «Багамы» пострадал настолько, что корабль не смог бы спастись бегством, даже если бы захотел. Бизань– и грот-мачта упали, а вода в трюме поднималась. Новый командир, Томас де Рамери, вскоре был ранен, и командование принял Роке Гуручета. Он собрал офицеров на совет, и они решили сдаться. Молоденького гардемарина Алонсо Бутрона – которому погибший Галиано велел ни за что не сдаваться – унесли раненым, а охраняемый им флаг был сбит. Испанцы развесили британские флаги на тех частях корабля, которые были обращены к их противникам. «Колосс» и «Беллерофон» немедленно прекратили огонь по «Багаме». В пределах нескольких минут и на расстоянии в нескольких сотнях ярдов Испания потеряла двух своих самых выдающихся мореплавателей и исследователей – Галиано и Чурруку. В то время как некоторые другие корабли отступили, они с исключительным мужеством сражались до конца, даже несмотря на то, что само это сражение происходило вопреки их здравомыслящим размышлениям.

"Следует признать, что доны сражались в этом бою не хуже французов; и если мореходство и доблесть заслуживают похвалы, то они имеют полное право на таковую в равной степени", – писал Уильям Робинсон, который на «Ревендже» имел личный опыт решительного сопротивления со стороны «Сан-Ильдефонсо» и «Принца Астурийского». Другие испанские корабли, находившиеся в первых рядах, сражались до тех пор, пока не были выведены из строя настолько, что не могли больше вести огонь, и заплатили немалую цену кровью, особенно кровью своих квартердечных офицеров. Обычно уступая в интенсивности орудийного огня, испанцы отстояли национальную честь, несмотря на все свои сомнения в разумности участия в сражении.

Увидев, что на «Багаме» появились британские флаги, капитан «Колосса» Джеймс Моррис переключил внимание на другое. Экипаж французского корабля «Свифтсюр» восстановил контроль над кораблем, и капитан Шарль-Эзеб Л'Опитальер-Виймадрен попытался обстрелять продольным огнем корму «Колосса». Тот отреагировал вовремя. Как писал Моррис, «мы, развернувшись быстрее, получили лишь несколько попаданий из его орудий левого борта, прежде чем дали залп из всех орудий правого борта, который снес его бизань-мачту». В этот момент появился «Орион» Эдварда Кодрингтона.

Кодрингтон приближался к месту сражения и наблюдал за происходящим, решив не открывать огонь до тех пор, пока не окажется достаточно близко, чтобы нанести значительный урон стóящей цели. Он считал, что "поскольку мы были единственным кораблем, не открывавшим еще огонь... мы были единственными людьми, которые могли оценить целостную картину этой грандиозной и ужасной сцены". Она произвела на него такое впечатление, что он позвал всех своих лейтенантов, чтобы они разделили его с ним. Он шел, оставляя слева «Санта-Анну» и «Ройал-Суверен», а справа – скопление полуразбитых кораблей «Тоннант», «Альхесирас», «Монарка» и «Марс». Выстрелы с кораблей обеих сторон "летели на нас, как град", но почти не причиняли вреда. Экипаж был очень дисциплинированным, и только один офицер раздражал Кодрингтона тем, что постоянно надоедал с просьбой открыть огонь.

Когда он подошел к «Свифтсюру», Кодрингтон счел, что наконец-то нашел подходящую жертву для пушек «Ориона», "и, подойдя вплотную к его корме, мы всыпали ему такую дозу, что снесли все три его мачты и заставили его спустить свои флаги. Неоднократно указывая своим людям на бесполезную трату боеприпасов на примере других кораблей, я имел прекрасную возможность убедить их в пользе хладнокровной сдержанности".

Виймадрен на борту «Свифтсюра», несомненно, оценил этот урок: он посчитал, что это был трехдечник, "и поскольку в это время был почти штиль, у него было время выпустить в меня три бортовых залпа, которые сбили мою грот-мачту, снесли гакабортное ограждение, штурвал и опрокинули большую часть орудий на главной палубе". Хирург «Свифтсюра» докладывал о том, что на орлопдеке и даже в трюме больше нет места для раненых. Некоторое время Виймадрен огрызался с нижней орудийной палубы, но вскоре он спустил свой флаг. Когда британцы радостно завопили, французам стало ясно, что день заканчивается поражением.

Кодрингтон поступил именно так, как учил Нельсон – решительно вмешался в бой Джеймса Морриса в тот момент, когда тому была крайне необходима поддержка. На «Колоссе» было 40 убитых и 160 раненых – самые большие потери среди британских кораблей. Когда Моррис разворачивал свой корабль к ветру, упала бизань-мачта. Вряд ли он смог бы внести еще какой-нибудь вклад в сражение, но он уже разгромил три вражеских корабля, и это можно считать лучшим результатом британской стороны.

Нанеся последний удар по «Свифтсюру», Кодрингтон направился к флагманскому кораблю адмирала Гравины «Принцу Астурийскому», решив атаковать его спереди. Но огонь «Дредноута» не позволил «Ориону» приблизиться к испанскому трехдечнику. Поэтому Кодрингтон "вынужден был в течение значительного времени заниматься тем, что всегда вызывает у меня тревогу, – перестрелке на значительном расстоянии, и весь вред, который мы получили, исходил от упомянутого «Принца Астурийского»".

«Принц Астурийский» попытался развернуться так, чтобы иметь возможность обрушить на «Орион» полный бортовой залп. Чтобы избежать этого, Кодрингтон повернул левей, не отвечая на огонь испанцев, но его предыдущие выстрелы нанесли тем серьезный урон. Адмирал Гравина был ранен в левую руку картечью именно от тех выстрелов.

После того, как «Эгль» отнесло от «Беллерофона», на британце остались стоящими только нижние мачты  – все стеньги были снесены вражеским огнем. Он открыл огонь по «Сан-Хуан-Непомусено» и вскоре с облегчением увидел, что «Дредноут» также вступил с ним в бой. Затем он сражался с «Монаркой» и «Багамой», пока те оба не спустили флаги.

За десять часов до этого Уильям Камби был разбужен, чтобы увидеть мачты противника на горизонте. Теперь он исполнял обязанности капитана. Он отправил лейтенанта Эдварда Томаса, мичмана Генри Уокера и восемь матросов овладеть «Монаркой». В этот момент хирург прислал ему сообщение о том, что кокпит сильно переполнен ранеными, и попросил разрешения использовать капитанскую каюту для проведения ампутаций. Камби предупредил, что они должны будут эвакуироваться обратно на орлопдек, если повторится вражеский огонь.

Первого из раненых уже несли по трапу на квартердек, когда Камби подошел к тому же трапу, чтобы спуститься вниз. "С самого начала боя я придерживался неизменного правила избегать разговоров с ранеными товарищами и друзьями, – вспоминал Камби, – не желая проявлять свои личные чувства в тот момент, когда все мои силы направлены на выполнение общественного долга". Он прошел мимо Овертона, не сказав ни слова. Но прямо на его пути оказался Уэмисс, "и, не желая, чтобы он принял за недоброжелательность мое молчание, я сказал: ʻУэмисс, мой добрый друг, мне жаль, что вы ранены, но я верю, что вы справитесьʼ, на что он ответил с максимальной бодростью: ʻЭто всего лишь царапина, и мне придется извиниться перед вами за то, что я покинул палубу по такому пустяковому поводуʼ. В этот момент он был внесен в каюту, где ему предстояла ампутация правой руки!" Уэмисс выжил и стал подполковником.

Примерно в это время «Дефайенс» наткнулся на сильно поврежденный «Эгль». Он встал рядом, и они с близкого расстояния обстреливали друг друга из пушек, пока огонь «Эгля» не ослабел. По словам подштурмана Джеймса Спратта, молодого ирландца, командовавшего абордажниками «Дефайенса», наступила жуткая пауза, пока они наблюдали друг за другом. Остальные офицеры «Дефайенса», которые почти все были шотландцами, готовили своих людей к абордажу, а противник готовился отразить их, и "каждый смотрел на другого с оружием в руках, нетерпеливо ожидая встречи". Проблема заключалась в том, что, из-за предыдущей дуэли «Дефайенса» с «Принцем Астурийским» и долгой схватки «Эгля» с «Беллерофоном», "шлюпки обоих кораблей были прострелены и стали бесполезными". Они задумались, как преодолеть расстояние между кораблями.

Спратт спросил у капитана Филипа Дарема разрешения подняться на  вражеский борт вплавь, "поскольку я хорошо знал, что 50 или 60 абордажников, которых я обучал в течение нескольких лет, умеют плавать как акулы". Сначала Дарем возражал, "говоря, что я слишком шустрый", но в конце концов согласился. Спратт крикнул: "Эй вы, мои храбрецы, кто умеет плавать, следуйте за мной", и "перевалился через правый борт с тесаком в зубах и томагавком за поясом". Он доплыл до кормы «Эгля», "где, используя цепную оснастку руля, я забрался через кормовой порт в кондуктóрскую кают-компанию". Но он был один. По какой-то причине его люди не последовали за ним.

Без сомнения, Спратту помогла неожиданность его появления, и он пробился на полуют и, "показав себя команде нашего корабля с вражеского гакабортного планширя, я подбодрил их, надев шляпу на острие своего тесака". В этот момент Дарему удалось подвести «Дефайенс» к борту француза, и его боцман, Уильям Форстер, подал канаты, соединившие оба корабля. При этом он погиб, "получив от стрелка с фор-марса пулю в грудь, а когда его понесли вниз, в него попала вторая пуля, окончательно прикончившая его".

Подразделение Спратта перескочило на «Эгль» и стало пробиваться к нему. Они вовремя успели прийти на помощь одинокому ирландцу. Спратт в одиночку вел бой с тремя гренадерами с примкнутыми штыками. Он пронесся на сигнальном фале над их головами и убил двоих, прежде чем они успели среагировать. Третьего он схватил за шею и перебросил через край палубы, но француз в падении потянул Спратта за собой. Спратт приземлился сверху, а гренадер сломал себе шею, ударившись о палубу квартердека. Там происходила отчаянная схватка. Экипаж «Эгля», которым теперь командовал лейтенант Луи Гюиссье, решительно защищал свой корабль. Меткие стрелки 67-го полка продолжали обстреливать британских моряков и бросать гранаты с высоты. В рукопашной схватке преимущество было на стороне французов. Первая волна британских абордажников была сильно потрепана и отброшена назад. Друг Спратта, первый лейтенант Томас Саймонс, был застрелен стрелком.

Видя, что «Эгль» еще не готов сдаться, Дарем снова открыл орудийный огонь. Ответ  со стороны французов был слаб, так как большинство его орудий были повреждены. Летевшие вместе с ядрами горящие пыжи «Дефайенса» причинили возгорание в кают-компании французского корабля. Затем в дело вступил второй отряд британских абордажников, и эти свежие подкрепления окончательно переломили ситуацию. Спратт был свидетелем того, как рыжеволосый сучильщик из Дублина сражался с мощным французом. Они уставились друг на друга, потом оба выстрелили из пистолетов и промахнулись; затем они стали драться на тесаках, а потом перешли к рукопашной схватке. Француз нащупал лежавший на палубе пистолет и прострелил ирландцу тело, но дублинец убил его ножом.

Вскоре на палубе остался один французский офицер, прикрывавший бегство своих подчиненных. Когда ж и он попытался спуститься в люк, его схватили "двое наших людей с вскинутыми томагавками". По словам Спратта, француз "запросил пощады и бросился мне в ноги, и я был вынужден прикрыть его, чтобы спасти от наших людей, которые были готовы  вынуть из него душу".

Когда Спратт поднялся на ноги, один из гренадеров бросился на него с примкнутым штыком. Спратт парировал удар абордажным тесаком. Гренадер отступил на пару шагов и поднял мушкет, чтобы выстрелить. Спратт тесаком отклонил ствол вниз, так что предназначавшаяся для груди пуля попала в выдвинутую вперед правую ногу и раздробила кость. "Я почувствовал что-то вроде удара электричеством и бросился на него, но нога подвернулась, и я голенью ударился о палубу". Спратт "забрался между двумя орудиями на квартердеке, прижавшись спиной к фальшборту, чтобы не быть атакованным сзади, и тут же на меня вновь напал мой старый мучитель спереди и еще двое с каждой стороны". Он крикнул о помощи, и, так как дым рассеялся, его люди "увидели мое опасное положение и проткнули моего мучителя, чуть не насадив меня на тот же вертел".

Лейтенант Гюиссье увидел, что к нему приближаются еще три британских корабля, и решил, что дальнейшее сопротивление бессмысленно. Примерно в пятнадцать тридцать он сдался. Добрая половина его людей была убита или ранена в отважной схватке с двумя британскими кораблями. Где-то в ходе боев 67-й полк потерял имперского орла, но полковое знамя было спасено полковником Жакмэ.

Когда был спущен французский флаг, Спратт отправил с ним чернокожего матроса – одного из своих абордажников – капитану Дарему. Спратт ослабел от тяжелой работы и потери крови. Он попытался вернуться на свой корабль с помощью одного из канатов для подъема шлюпок, но не попал на палубу и спрыгнул больно, но удачно на поднятую крышку орудийного порта. Оттуда его вытащили товарищи и отнесли к Уильяму Бернетту, отличному корабельному хирургу, ветерану Сан-Висенте и Нила.

Филипп Дарем послал на «Эгль» лейтенанта Джеймса Пурчеса с призовой командой, которая позже была усилена. Капитан Гурреж и многочисленные раненые  были оставлены на «Эгле» в руках французских хирургов.

Члены экипажа «Белайла», увидев сквозь дым приближающийся трехдечник, поняли, что так или иначе их судьба предрешена. В зависимости от того, друг это или враг, они будут спасены или должны будут сдаться. Примерно пятая часть экипажа была ранена, верхняя палуба была в основном покинута, но, к счастью для тех, кто укрылся внизу, пока не находилось ни одного нового вражеского корабля, который мог бы подойти вплотную и пробить корпус. Пол Николас вспоминал, «с какой тревогой все взоры обращались к этому грозному объекту, который должен был либо избавить нас от непрошеных соседей, либо сделать наше положение отчаянным. С часу дня мы почти не видели британских флагов, и невозможно выразить наше волнение, когда изменение курса чужака показало нам белый флаг».[65]65
  Цвет основного поля военно-морского флага Великобритании (т.н. Union Jack) – белый.


[Закрыть]

Они были спасены. Приближающийся трехдечник оказался «Дредноутом». Он прошел в стороне, но два корабля, шедшие с ним, не свернули. Люди с британского «Свифтшура» забрались на такелаж и радостно кричали, проходя мимо «Белайла», а затем направились к «Плютону», заставив Космао отступить. Вскоре после этого «Полифем» отогнал «Нэптюн» капитана Местраля. «Белайл» прекратил огонь "и направил людей на уборку палуб от обломков и ремонт повреждений". Но расслабляться было нельзя. С подветренной стороны корабли выстраивались в подобие боевой линии, а с севера, что представляло еще большую опасность, виднелись свежие корабли адмирала Дюмануара.