Текст книги "Трафальгар. Люди, сражение, шторм (ЛП)"

Автор книги: Фил Крейг

Соавторы: Тим Клейтон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)

Без паруса, который в определенной мере уменьшал размахи качки, «Редутабль» кренило ужасающе, и к семнадцати часам стало ясно, что призовая команда проигрывает битву с поступлением воды. Откачка была чрезвычайно тяжелой работой. На «Редутабле» было шесть насосов, все они находились на нижней палубе в районе грот-мачты, но четыре из них были повреждены в бою. Насосы забирали воду из льяльных колодцев и направляли ее к шпигатам. Насосы приводились в движение колесами, снабженными вымбовками – рукоятками, которые можно было удлинить, чтобы позволить двадцати или тридцати мужчинам работать с каждым насосом одновременно. Но, как объяснялось в одном британском руководстве, это была самая неудобная и наименее популярная работа на корабле: "Найдется немного офицеров, которые могли бы не знать, с какими трудностями приходится загонять людей на работу с насосами при значительном поступлении воды внутрь корпуса. Это напрягает поясницу, воздействует на мышечные части рук подобно сильным ревматическим болям и натирает ладони". На «Редутабле» люди поочередно работали двумя оставшимися насосами. Поскольку корабль определенно тонул, у них был действенный стимул работать, но, тем не менее, наступило изнеможение.

Приз-мастеру[68]68
  Приз-мастер – офицер, командир призовой команды, назначенный временным капитаном захваченного судна.


[Закрыть] Томасу Риду стало ясно, что необходимо покинуть корабль, но из-за сильного волнения он не был уверен, смогут ли его соплаватели спасти его и его людей. Если помощь не прибудет, они все утонут. Он подал сигнал бедствия на «Свифтшур» и стал вглядываться сквозь проливной дождь, чтобы увидеть, что делает экипаж корабля. Реакция была мгновенной. Капитан Уильям Резерфорд и его люди спустили все шлюпки в бурные волны. Их было пять длиной от двадцати пяти до тридцати двух футов и небольшой восемнадцатифутовый ял.

С минимальным количеством гребцов они сражались с бурным морем, и пенные гребни волн окатывали их, а брызги ослепляли, в то время как британские моряки пытались приблизиться к возвышавшемуся над ними тонущему кораблю. Когда стало ясно, что корабль идет ко дну, французская команда вынесла своих раненых наверх и положила их на квартердек. Раненые, должно быть, поняли, что у них мало шансов: даже здоровым людям было трудно спуститься с борта корабля. Шлюпки «Свифтшура» отплыли обратно, увозя Томаса Рида и большинство моряков призовой команды, а также около сотни французов и несколько человек с «Темерера».

Уже почти стемнело, и Резерфорд решил, что слишком опасно вновь посылать шлюпки. Буксирный канат все еще был цел, и существовал небольшой шанс, что «Редутабль» продержится на плаву до утра, но никто по-настоящему в это не верил. "Что усугубляло ужасы этой ночи, – писал мичман Джордж Баркер, – так это наша неспособность спасти их всех, поскольку мы больше не могли подвергать опасности жизни наших людей в открытых шлюпках, отдавая их на милость бурного моря и неистового штормового ветра".

Лейтенант Томас Сайкс умолял разрешить ему совершить еще один заход. Неохотно Резерфорд отдал ему баркас – самую вместительную шлюпку, и тот отправился в темноту. Волнение настолько усилилось, что не было никакой возможности подойти вплотную к французскому кораблю. Но Сайкс заметил, что, когда гибнущий корабль кренился на подветренный борт, появлялась возможность "перетащить в шлюпку столько полузатонувших несчастных, сколько получалось". Он оставался в море так долго, что Резерфорд уверился в гибели баркаса. Томас Рид, который был приз-мастером, попросил разрешения вернуться к гибнущему судну и поискать баркас. Резерфорд дал Риду катер, и тот отправился к французскому судну. Когда он обнаружил, что Сайкс все еще пытается снять людей с «Редутабля», Рид присоединился к этим героическим усилиям. Они продолжали это делать, пока обе шлюпки не заполнились. В общей сложности они спасли еще девяносто семь человек.

К тому времени, когда они уходили, корма «Редутабля» почти полностью ушла под воду, и вскоре после девятнадцати он затонул. На его борту оставалось около 300 человек, а многие плавали поблизости, большинство из них были ранены. Поскольку ветер все усиливался, кэптен Резерфорд отказался снова посылать шлюпки в море в условиях, когда все они наверняка погибли бы. Джорджа Баркера преследовали голоса во время шторма: "Это была самая ужасная сцена, которую только можно себе представить, поскольку мы отчетливо слышали крики несчастных людей, которым мы больше не могли помочь".

Ближе к рассвету ветер стих до умеренного, хотя волнение оставалось проблемой. Но дневной свет не выявил ничего, кроме обломков. «Редутабль» исчез, и не было видно никаких признаков выживших. Затем, около девяти утра, впередсмотрящий крикнул, что он видит несколько импровизированных плотов с цепляющимися за них фигурами. Снова спустили на воду шлюпки, которые обошли вокруг, неутомимо вытаскивая из моря измученных людей. Они вернулись с пятьюдесятью четырьмя мужчинами и помогали им с прыгавших на волнах шлюпок взобраться по крутым бортам раскачивавшегося «Свифтшура»:

Когда шлюпки подошли к нам, многие из этих несчастных не могли подняться по борту корабля, так как большинство из них не только теряли сознание от усталости, но и были ранены самым ужасным образом, а некоторые скончались в шлюпках до того, как подниматься на борт. Они были совершенно измучены борьбой за выживание, проведя всю эту бурную ночь на нескольких расшатанных досках, открытых всем невзгодам погоды.

Выжившие и спасенные утром довели общее число французов, снятых с «Редутабля», до 169, из которых семьдесят были ранены. «Нептун» обнаружил еще троих плававших на обломках и вытащил их на борт. Пятеро членов экипажа «Свифтшура» утонули на французском корабле вместе с двенадцатью с «Темерера» и двумя с «Фебы».

Фрэнсис Бофорт изобрел свою «Шкалу Бофорта» для измерения скорости ветра осенью 1805 года, в то самое время, когда разыгрался этот шторм. Выбирая оригинальные термины для обозначения различной силы ветра, Бофорт, лейтенант флота, «просто формализовал и принял термины, которые к тому времени вошли в обиход». В шканечных журналах тогда уже использовались почти все термины, которые использовал Бофорт, и в тех же значениях, которые придавал им Бофорт.

В шканечных журналах кораблей флота Коллингвуда зафиксировано, что 22 октября ветер усилился с «умеренного» до «свежего», затем до «сильного ветра» утром, до «очень крепкого ветра» к полудню и «штормового» во второй половине дня. Ветер оставался на уровне штормового с неистовыми шквалами примерно до рассвета 23 октября.[69]69
  По шкале Бофорта:
  умеренный ветер – 4 балла;
  свежий ветер – 5 баллов;
   сильный ветер – 6 баллов;
  очень крепкий ветер – 8 баллов;
  шторм – 9 баллов.


[Закрыть]

Количество парусов, поднятых кораблями, согласно записям в их шканечных журналах, соответствовало условиям сильного шторма силой от девяти до десяти баллов. Они опустили брам-стеньги и полностью зарифили марселя. Один или два корабля, например «Дефенс», пошли на шаг дальше и полностью убрали марселя, оставив только нижние паруса. Некоторые попадали в неблагополучное положение, вероятно, из-за сильных шквалов и внезапных, предательских изменений направления ветра, которые были характерны для этого шторма по мере его развития (поскольку он еще не достиг своего пика).

Во второй половине дня «Ахилл» потерял два катера, которые он буксировал за кормой. «Марс» потерял один из своих. «Аякс» с зарифленными парусами постоянно качал воду, команда тиммермана усердно работала над пробоинами и ремонтировала шлюпки для транспортировки пленных. «Белайл» также яростно откачивал воду. В середине дня «Левиафану» пришлось "срезать снасти фока и грота, чтобы спасти мачты".

Ближе к вечеру, когда лил проливной дождь, на «Марсе» лейтенант Уильям Хенна провел похоронную службу и "предал тело капитана Даффа морским глубинам". За церемонией наблюдали Пьер Вильнев, небольшая группа офицеров его штаба и молодой Норвич Дафф, сын погибшего капитана. На «Беллерофоне» Уильям Камби отслужил заупокойную службу над телами кэптена Джона Кука и штурмана Эдварда Овертона.

С наступлением темноты на «Принце» лопнул крюйсель. На «Дредноуте» сорвало фор-марсель, и в двадцать два тридцать он был сбит с курса так, что паруса обстенились, в результате чего он потерял катер. Грот-марсель «Нептуна» разодрало в клочья. Несмотря на все хваленое мастерство Коллингвуда в мореходстве, сам «Эвриал» обстенился во второй раз после сражения в двадцать три тридцать. Несмотря на зарифленные паруса, грот-стеньга «Марса» сломалась сразу после полуночи, в результате чего команда всю ночь пыталась расчистить образовавшиеся обломки в условиях бушующего шторма. У «Конкерора» были свои проблемы, поскольку он пытался оставаться рядом с «Буцентавром» вблизи берега. Когда лопнул грот-марсель, глубина была всего тринадцать морских саженей, что показывало близость к отмелям. Капитан Израэль Пеллью вспоминал, как "дрейфовали, гитовы и гордени порваны, а парус полоскался на ветру". Он обратился к офицерам, чтобы кто-нибудь из них повел моряков наверх, на яростно раскачивающуюся мачту в шестидесяти футах над палубой, и Хамфри Сенхаус был "единственным офицером, который добровольно пошел на рискованный шаг – поднялся наверх, чтобы срезать парус, и только этим способом мы спасли мачту". Но пока они боролись за спасение своего собственного корабля, они потеряли «Буцентавр» из вида.

Из журнала штурмана «Конкерора» складывается впечатление, что они поддерживали постоянную связь с «Буцентавром» до позднего вечера следующего дня. Правда была несколько иной.

«Конкерор» держался мористее в компании с «Дефайенсом» и находившимся неподалеку от них фрегатом «Феба», издалека наблюдая за «Буцентавром», который находился наветреннее от брошенного «Эгля» и потерпевшего крушение «Фугё» в районе Санкти-Петри. Французские корабли находились в реальной опасности, сильным шквалистым ветром при чрезвычайно бурном волнении их сносило на северо-восток к береговой линии.

Глядя с квартердека «Буцентавра» на северо-северо-восток, лейтенант Фулькран Фурнье, старший офицер из остававшихся невредимыми, подумал, что разглядел башню маяка Сан-Себастьян примерно в девяти милях от него, и скрытно взял на нее пеленг. Весь день команда «Буцентавра» вполголоса обсуждала возможность овладения своим кораблем, и к вечеру Фурнье понял, что они полны решимости действовать. Их было около пятисот против примерно восьмидесяти британских моряков и морпехов. Находясь так далеко от своих, британцы явно нервничали по поводу своих перспектив пережить эту ночь. Фурнье отправил сообщение раненому Матье Приньи, начальнику штаба Вильнева. Приньи согласился, что этим шансом стоило воспользоваться: "Обстоятельства нашего положения не терпели промедления, а возможность была благоприятной; мы воспользовались этим". Но он хотел сделать это без кровопролития.

Фурнье пригласил лейтенанта Ричарда Спира и второго лейтенанта морской пехоты Джона Николаса Фишера пройти с ним в тускло освещенную каюту Приньи. Качка была стремительной, и людям приходилось держаться за переборки и дверь каюты. Приньи, человек весьма обаятельный, предложил британским офицерам сдаться ему, чтобы все они могли попытаться уйти в Кадис, указав, что если они откажутся от его предложения, французы будут вынуждены вернуть корабль силой. После поспешного совещания Спир и Фишер согласились. Они, должно быть, поняли, что последнее, в чем они нуждались, – это дальнейший конфликт на поврежденном корабле в разгар шторма. Даже если призовая команда одержит верх, они не смогут в одиночку удержать на плаву «Буцентавр».

Британцы и их французские пленники, поменявшиеся местами, приступили к работе, расчистив от обломков обрубок фок-мачты и установив на нем один из парусов поменьше, и обнаружили, что могут заставить корабль двигаться в направлении Кадиса. К радости Фурнье, «Буцентавр» вскоре развил скорость почти в пять узлов при попутном ветре, но с наступлением ночи и в отсутствии видимых ориентиров, ему было не по себе. Он стрелял из пушки через равные промежутки времени, чтобы предупредить маяк Сан-Себастьян об их приближении, но был далеко не уверен, что испанцы зажгут огонь для того, что могло оказаться вражеским кораблем. В девятнадцать вечера на маяке засияло пламя, и они возликовали.

Но свет маяка Сан-Себастьяна был единственным, что они могли видеть: из-за проливного дождя ночь была непроглядно темной, и вскоре берег стал невидимым. Все они знали, что у входа в гавань Кадиса есть опасные скалы. На «Буцентавре» находились три испанских лоцмана для консультирования в вопросах прибрежного плавания, один из которых сказал Фулькрану Фурнье, что он шесть лет ловил рыбу в водах у берегов Кадиса, и пообещал безопасно провести судно мимо рифа Бахо-лас-Пуэркас. Фурнье не мог отказаться от его помощи: "Поэтому он встал у руля".

В условиях бушующего шторма, в кромешной темноте, добраться до якорной стоянки Кадиса было нелегко. Миновав скалы у Санкти-Петри, впереди у мореплавателей была относительно чистая вода почти до самого Кадиса. На карте Кадис выглядит как голова дракона. Длинный перешеек полуострова тянется на север к скалистому острову, на котором расположен город, а от него в сторону моря зияют две скалистые пасти, словно готовые поглотить неосторожного мореплавателя. На кончике более мощной нижней челюсти возвышается башня маяка Сан-Себастьян. Позади него форты Сан-Себастьян и Санта-Каталина охраняют вход в бухту, которая расположена севернее города. Идущим с юга кораблям приходится проходить мимо маяка, обходя его на достаточном расстоянии, потому что скалы простираются далеко за его пределы, затем следовать далее на север, подальше от рифа Бахо-лас-Пуэркас, первой из нескольких опасных скалистых отмелей у входа в залив. Самый безопасный глубоководный канал находится между скалами Диаманте и Галера дальше к северу. Все эти скалы «безобидно» скрываются под водой во время прилива, но во время отлива обнажаются их зазубренные грязно-коричневые очертания, окруженные белой пеной бурунов.

Был почти отлив, и многие из самых опасных скал обнажились, но никто на «Буцентавре» не мог ни увидеть, ни даже услышать их во время шторма. В кромешной темноте этой отвратительной ночи с проливным дождем свет маяка Сан-Себастьян казался гораздо дальше, чем это было бы в хорошую погоду, поэтому рыбак-лоцман «Буцентавра» просчитался и повернул на юго-восток на несколько сотен ярдов раньше положенного срока.

В двадцать пятнадцать Фурнье "почувствовал очень сильный толчок, от которого повредилось крепление пера руля и унесло две доски обшивки корпуса в районе 24-фунтовой батареи". Они оказались слишком близко к городу и врезались в скалу у форта Санта-Каталина. Замеры лотом показали, что они находятся на глубине семи с половиной морских саженей (сорок футов), поэтому они отдали два якоря и отрезали перо руля, потому что оно билось о корпус и могло его повредить.

Бурное море постоянно ударяло корабль о скалы, но, к счастью, уровень моря почти уже не понижался, и в двадцать один тридцать начался прилив. "Мы работали всю ночь, – сообщал Приньи, – выбрасывая за борт бочки с пресной водой, провизию, дрова, запасной рангоут, а также шлюпки, которые были так изрешечены, что в любом случае они были бесполезны – то есть все, что могло облегчить судно". Они продолжали стрелять из пушки, подавая этим сигнал бедствия.

Около двух часов ночи 23 октября с «Эндомтабля» – одного из французских кораблей, спасшихся после сражения, – прибыла небольшая шлюпка узнать, в чем их проблема. Они отправили ее обратно с просьбой предоставить баркас, якорь, несколько канатов и как можно больше других шлюпок. Фурнье считал, что, если бы шлюпка с другим якорем успела подойти во время достаточного уровня прилива, то он еще мог бы сохранить судно. Но ни одной шлюпки не появилось, а в три часа снова начался отлив. Если помощь не прибудет в ближайшее время, днище корабля наверняка будет разбито.

«Буцентавр» и «Эгль» были не единственными кораблями, которые 22 октября направились в Кадис. Два помощника покойного адмирала Магона, Вольдемар де ла Бретоньер и Пьер Филибер,  с наветренного борта «Альхесираса» наблюдали, как «Дефайенс», «Феба» и «Конкерор» удалялись от «„Буцентавра“ и другого корабля, которого нам не удалось опознать», к британскому флоту, находившемуся уже за пределами видимости. Они убедились, что никто из призовой команды «Тоннанта» за ними не наблюдает, затем скрытно взяли пеленг на маяк Кадиса. Как и Фулькран Фурнье ранее, они увидели возможность сбежать, как только стемнеет.

Чарльз Беннетт, приз-мастер с «Тоннанта», был, вероятно, несколько пристыжен и разочарован тем, что ему не удавалось получить помощь со своей стороны. Теперь же он тоже был встревожен. Де ла Бретоньер и Филибер указали на скалы вокруг Санкти-Петри в полутора милях и "заметили ему, что мы пропадем со всей командой".

У Беннета было недостаточно людей, чтобы установить мачты и паруса и охранять 650 здоровых французов, и он решил освободить экипаж «Альхесираса», чтобы они могли установить брам-стеньги на обрубках мачт. Это "было сделано довольно быстро, наша команда помогала французам; и как только был установлен брамсель в качестве фока, корабль стал слушаться руля, и мы отошли от мелководья".

В семнадцать тридцать французские офицеры тайно встретились "и единогласно решили, что, как только наступит ночь, мы должны вернуть себе корабль". В девятнадцать часов они пригласили Беннета и капитана морской пехоты Артура Болла присоединиться к ним в капитанском салоне, где секретарь адмирала Магона Пьер Франсуа Фейе, который лучше всех говорил по-английски,

проинформировал их от имени французских офицеров, что после благородной сдачи нашего корабля мы имели право ожидать помощи от английского флота, которую они и сами тщетно требовали; что, чувствуя себя таким образом освобожденными от обязательств, которые мы взяли на себя, отдавая себя в их власть, мы решили вернуть наш корабль; что они могут ожидать уважительного отношения с нашей стороны, при условии, что они не вынудили бы нас применить силу из-за их сопротивления, после которого они все равно оказались бы вынуждены уступить.

Беннетт и Болл «проявили достойное сопротивление и величайшую твердость», но в конце концов уступили, настояв на обещании свободы британскому экипажу, как только корабль достигнет порта. По всему кораблю раздались возгласы «Да здравствует император!»

Теперь командование взял на себя Вольдемар де ла Бретоньер. Это был красивый двадцатидевятилетний парень, родившийся на Мартинике в Вест-Индии, но он не был новичком ни в качестве бойца, ни в качестве моряка. Впервые он сражался с британцами еще мальчишкой и командовал маленькой лодкой в арьергарде, когда бывшие чернокожие рабы сожгли Кап-Франсуа в Сан-Доминго. Он помогал эвакуировать спасающихся гражданских лиц на стоявший на рейде французский флот (Уильям Харгуд, ныне капитан «Белайла», в то время военнопленный, был одним из тех, кого спасли). Позже он был младшим лейтенантом на знаменитом фрегате «Ла-Форт», который в составе эскадры фрегатов под командованием Магона отбил два английских 74-пушечников, а затем "терроризировал вест-индские воды".

Примерно к девятнадцати тридцати де ла Бретоньер и его офицеры восстановили порядок и спокойствие на корабле, заперли разоруженную призовую команду в зале заседаний, а их офицеров – в отдельной каюте. Сохранившиеся отчеты доброжелательны по отношению к экипажам обоих кораблей, но, учитывая то, что известно о других кораблях, офицерам, возможно, пришлось подавлять панику и пьянство, особенно среди солдат, которые никогда раньше не были в море.

Затем «Альхесирас», перешедший под французское командование, направился по ветру в Кадис, подняв на обрубках мачт два брамселя. Они работали над установкой третьего на обрубке бизань-мачты, когда несколько пушек оборвали крепления и начали кататься по палубе. Это представляло большую опасность для корабля, так как пушки были достаточно тяжелыми, чтобы пробить борта. Они привелись к ветру и легли в дрейф. Пока их закрепляли, воспользовались этой паузой, чтобы прикрепить канат к единственному оставшемуся у них становому якорю.

В двадцать три ноль-ноль они снова тронулись в путь, приближаясь осторожно, опасаясь налететь на скалу. На «Альхесирасе» не было испанского лоцмана, поэтому они воспользовались советами надежного плутонгового по имени Легрис, который несколько раз входил в гавань Кадиса в своей прошлой жизни в качестве торгового моряка. Они приблизились к Кадису в темноте, напрягая зрение под дождем и ветром в поисках скал или признаков суши. Им повезло больше, чем «Буцентавру», и в два часа ночи они отдали якорь в бухте Кадис к северо-востоку от маяка Сан-Себастьян.

Только когда начало светать и пошел отлив, они увидели, как близко находятся к скалам Диамант.