Текст книги "Змеиный зуб"

Автор книги: Фэй Келлерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 33 страниц)

– А все-таки, почему ты решила поступить в полицейскую академию? – спросила Рина.

– Господи, наконец-то нашелся человек, который хочет выслушать мои аргументы.

Рина ободряюще кивнула.

– Понимаете, я заинтересовалась изучением особенностей поведения преступников, – откашлявшись, заговорила Синди. – Я обнаружила, что больше всего на свете мне хочется раскрывать преступления. А для успешного раскрытия преступлений очень важно понять, что движет преступником, как он мыслит. Но если просто заниматься этими проблемами чисто теоретически – толку мало. От этого улицы городов не станут безопаснее. Это не даст жертвам преступлений ощущения, что в нашем обществе в самом деле торжествует справедливость. И качество нашей жизни не улучшится. Ученые, изучающие особенности поведения преступников, лишь плодят бумаги, но не приносят реальной пользы. А я хочу именно этого. Я хочу использовать теоретические знания на практике, помогая людям. Может, звучит и банально, но это правда.

– Думаю, это чудесно.

– В теории – да. Но, к сожалению, отец во многом прав. Я очень импульсивна, слишком эмоциональна, и я плохо умею подчиняться приказам. – Синди наклонилась вперед – Но я очень гибкая и здорово умею приспосабливаться к обстановке. В противном случае я не смогла бы так долго уживаться со своими родителями. Я быстро учусь, Рина. Особенно когда хочу чему-то научиться. И я это сделаю – я научусь всему, что нужно. Конечно, для меня очень важно, чтобы отец благословил мое решение и оказал мне помощь. Но раз так – что ж, придется обойтись без этого. Я все равно своего добьюсь. Если он не смог меня понять, мне остается только пожалеть об этом. – Синди снова откинулась на спинку стула. – Я люблю своего отца, но временами он становится просто невыносимым. Он такой деспотичный, такой бесцеремонный! И как только вы его терпите?

– Он хороший человек.

– Я не говорю, что он плохой. Но я считаю, что он чересчур любит командовать. Я вовсе не оправдываю маму. Просто мне кажется, что он... подавлял ее, что ли. Правда, я не знаю, как вы с ним ладите.

– Я вообще-то неважный боец, – пожала плечами Рина.

– Я тоже, хотя не мешало бы научиться быть пожестче. Но все равно я не люблю, когда об меня вытирают ноги.

– Об меня вовсе не вытирают ноги.

Синди покраснела.

– Извините. Я не хотела... Господи, ну что у меня за язык! Кажется, я гораздо больше похожа на маму, чем мне бы хотелось.

– Если нужно, я умею быть твердой, Синди, – когда дело того стоит. Я просто не люблю цапаться по мелочам. Но и мне часто не хватает... мудрости, что ли. Мы все стали такими... нетерпимыми. Нам всю жизнь внушали: будь сильным! Говори, что думаешь! Говори все, как есть! Мне кажется, мы слишком далеко зашли.

– И все-таки лучше быть таким, чем позволять собой помыкать.

– Разумеется, никому не хочется быть половой тряпкой. Но иногда невредно и попридержать язык. Мне кажется, бывают моменты, когда не следует идти на поводу у собственных эмоций. А иногда и двуличие необходимо. Бывает так, что сначала я в чем-то соглашаюсь с твоим отцом, а потом все делаю по-своему. Чаще всего он со временем вообще забывает и о самом предмете спора, и о том, какую точку зрения отстаивал чуть ли не с пеной у рта. Случалось, конечно, пару раз, когда он ловил меня на этом, но я просто прикидывалась дурочкой. Я уверена, что кое-кто из психологов сказал бы, что у меня заниженная самооценка, что мне не хватает уважения к себе или что моя деспотичная мать лишила меня воли, а может, то же самое сделал мой чересчур жесткий, неприступный отец, или еще что-нибудь в том же роде. Но я считаю себя просто практичной, трезво мыслящей женщиной. Ведь в конечном итоге и я получаю то, что хочу, и твой отец сохраняет лицо.

– Боюсь, Глория Стайнем [2]2
  Глория Стайнем (род. 1934) – известная американская феминистка.


[Закрыть] не одобрила бы ваши методы.

– Забудь о Глории Стайнем! Она никогда не ухаживала за мужем, безнадежно больным раком, и не знает, что это такое, когда человек умирает у тебя на глазах. Она никогда не рожала и никогда не была вдовой с двумя маленькими детьми. Она никогда не была замужем за лейтенантом полиции и не подвергалась гистеректоми [3]3
  Гистеректомия – хирургическое удаление матки.


[Закрыть] в тридцать лет. Наконец, она не ортодоксальная еврейка и потому не знакома с концепцией шалом баис – мира в доме. И очень зря, как мне кажется!

– Вы сильная женщина, – сказала, глядя на Рину, Синди.

– Достаточно сильная, чтобы управляться с твоим отцом. – Рина присела рядом с Синди и поцеловала ее в щеку. – И ты тоже сильная. Ничего, ты со всем справишься. Все будет в порядке.

– При условии, что научусь думать, прежде чем говорить.

– Синди, молодые люди почти всегда импульсивны, и слава богу. Ты ведь сама сказала, что именно этому качеству молодости ты обязана тем, что тебя зачали. Именно из-за свойственных молодости максимализму и горячности я в свое время убежала из дома и в семнадцать лет выскочила замуж, а еще через год родила ребенка, и потом еще одного, прежде чем мой первенец успел вырасти из пеленок. Именно горячность и несдержанность, которые присущи почти всем молодым людям, толкнули меня на совершенно бездарный вулканический роман после смерти моего мужа, хотя я с самого начала знала, что ничего хорошего из этого не выйдет. И именно по этой же причине я игнорировала то, что в нашей общине люди начали удивленно поднимать брови, когда я стала встречаться с твоим отцом. Через несколько дней после знакомства я уже была влюблена в него без памяти. Да, я была импульсивной. Но это себя оправдало.

– Я действительно импульсивная, – сказала Синди. – Но мое решение бросить учебу в аспирантуре и поступить в полицейскую академию не было спонтанным. Я в самом деле этого хочу.

– Откуда ты знаешь? – с ходу врезался в разговор вновь появившийся в гостиной Декер. – Ты же ни малейшего понятия не имеешь, что это такое – быть полицейским.

Обе женщины обернулись с таким недовольным видом, будто он помешал их беседе.

Ну что ж, и прекрасно, подумал Декер. Пусть этот вопрос решает Рина. Ему отчаянно захотелось сесть в «порше» и погнать его на скорости 120 миль в час прочь от дома. Однако вместо этого он снова уселся на диван и потер виски.

– Синди, давай сделаем так, – сказал он. – Поговорим обо всем спокойно. Сначала я расскажу тебе о работе полицейского, потом ты задашь мне вопросы. И если после всего этого ты не изменишь своего решения... что ж, начинай учебу в академии.

– Что это с тобой случилось за десять минут? – спросила Синди.

– Наверное, он подслушал, как я распространялась тут о том, как люблю его, и теперь чувствует себя виноватым, – предположила Рина.

– Я просто все просчитал, – проворчал Декер.

– Смотри не ошибись.

– Ну так как? – обернулся Декер к дочери, не обращая больше внимания на жену.

– Папа, – сказала Синтия, – я с огромным удовольствием поговорю с тобой о моем решении. Я буду очень рада выслушать твои соображения и все то, что ты сочтешь необходимым мне сообщить, исходя из своего опыта. Но независимо от того, что ты мне скажешь, я все равно буду учиться в академии.

– Откуда в тебе это упрямство?

– Питер... – предостерегающе произнесла Рина.

– Но она в самом деле упряма, словно мул.

– Нет никакой надобности называть ее всякими...

– Почему ты так боишься правды? – спросил Декер.

– Послушайте, я устала и хочу домой, – сказала Синди.

– А матери ты уже об этом рассказала?

Синди вздохнула.

– Значит, ты ей ничего не рассказывала. – Декер снова заходил по комнате. – Великолепно. Мало мне в жизни всякой мерзости в виде маньяков, убивающих людей десятками, так еще и...

– Папа, мне очень жаль, что тебе приходится заниматься такими жуткими вещами. Должно быть, это в самом деле ужасно. И конечно же, я вовсе не хочу усугублять твой стресс.

– Но тем не менее делаешь это.

Наступило молчание. Затем Синди снова вздохнула.

– Ладно, я пойду. Поговорим позже, когда все немного утрясется. – Она улыбнулась отцу. – Спокойной ночи.

Внезапно Декер остановился и, резко опустившись на стул, уставился в окно таким взглядом, что стало ясно – мыслями он где-то очень далеко, может быть, за тысячу миль отсюда.

– Она пожелала тебе спокойной ночи, Питер.

– Спокойной ночи, спокойной ночи, – тихонько пробормотал он.

– Да обними же ее, господи.

Синди подождала немного, но Декер не двинулся с места.

– Питер, ты слышал... – начала было Рина.

– Да, я слышал, что ты сказала, – оборвал ее муж.

Синди почувствовала, как глаза ее опять наполняются слезами, но сумела быстро взять себя в руки.

– Ничего, все в порядке, Рина, – сказала она. – Каждому человеку нужно жизненное пространство, куда не допускается никто. Даже родителям.

Она еще немного помедлила, но, поскольку Декер продолжал сидеть, пожелала Рине доброй ночи и тихонько вышла. Вскоре раздался звук заработавшего мотора ее машины, который затем стал постепенно удаляться и через какое-то время совсем затих.

Молчание нарушила Рина.

– Ты должен был обнять ее, Питер, – упрекнула она мужа. – Твоя непримиримость выглядела просто ужасно. Не дай бог, конечно, но представь себе, что твоя дочь попадет в аварию или вообще с ней что-нибудь случится. И как ты в этом случае будешь себя чувствовать?

– Отвратительно. Я никогда бы себя не простил.

– Тогда как ты мог позволить ей уйти так, вместо того чтобы попрощаться с ней по-людски?

Питер обернулся к жене, и она увидела на его глазах слезы.

– Потому что... Я боялся, что если обниму ее, то никуда уже больше не отпущу.

10

В здании отделения полиции стоял арктический холод. Интересно, почему городские власти считают необходимым поддерживать в помещениях Девонширского отделения такую лютую стужу, подумал Декер, но тут же решил, что дело вовсе не в температуре воздуха, а в его собственном настроении, которое было хуже некуда по той причине, что дела шли весьма неважно. Он уселся за стол, глядя на своих сотрудников, расположившихся перед ним полукругом, этаким своеобразным защитным барьером. Голова отчаянно болела, и лейтенанту оставалось лишь надеяться, что ибупрофен проявит свои магические обезболивающие свойства. Декер кивнул Оливеру, давая понять, что тот может начинать.

Скотт просмотрел свои записи, то и дело проводя пальцами по черным волосам.

– Лейтенант, мы прочесали весь ресторан «Эстель», от и до, от стены до стены во всех направлениях и от пола до потолка. Но ни мне, ни Данн не удалось найти такое количество пустых магазинов, которое соответствовало бы количеству выпущенных пуль и стреляных гильз.

Декер взглянул на лежащую на столе газету. Хотя со времени массового расстрела в ресторане прошло два дня, происшествие по-прежнему не сходило с первых полос.

– Может быть, стоит проверить все еще раз? – тихо спросил он.

– Мы искали очень тщательно, – сказала Мардж и разгладила ладонью штанину своих бежевых брюк.

Если похолодание продолжится, подумал Декер, придется и Мардж, которая на этот раз пришла на работу в легких брюках из синтетики и в белой хлопчатобумажной рубашке, и всем остальным переходить на шерстяные вещи.

– Я покажу вам схему поиска, если хотите, – продолжала тем временем Мардж. – Правда, сейчас она выглядит не особенно презентабельно... Мы ее всю исчеркали.

– Просто мы помечали на ней все места, откуда вытаскивали пулю и где находили стреляную гильзу, – пояснил Оливер.

Берт Мартинес – под его крупным телом, казалось, вот-вот затрещит раскладной стул, на котором он сидел, – потеребил кончики своих густых усов и сказал:

– Вообще все это дело начинает выглядеть весьма подозрительно. Кто-нибудь показывал лейтенанту отчет о вскрытии тела Харлана?

Декер выпрямился.

– Когда мы его получили?

– Вы вместе со Стрэппом были на встрече с мэром и членами муниципального совета, – ответила Мардж. – Мы пытались связаться с вами по пейджеру...

Декер поморщился – у него совсем вылетело из головы, что ему надо было заменить испорченный пейджер на исправный.

– Ну, и как прошла встреча? – с явным беспокойством поинтересовался Оливер. – Нашим задницам грозит порка?

– При чем здесь наши задницы? – возразил Мартинес. – Преступника-то мы взяли... или вроде того.

– Наверное, судебных исков будет целая куча, верно? – снова подал голос Оливер. – Дескать, полиция должна была появиться раньше, и тому подобное? Мол, если бы полицейские приехали побыстрее, многие жизни еще можно было бы спасти? А кстати, когда там появились наши люди? Кажется, минуты через две после того, как все это произошло?

– Первая патрульная машина подъехала через две минуты и двадцать восемь секунд, – сказал Уэбстер.

– Ну что, я прав, лейтенант? – продолжал выспрашивать Оливер.

– Почти.

– Что бы ни случилось, все равно во всем всегда обвинят нас. Даже если бы тут произошло землетрясение и весь город провалился бы в тартарары, все равно нас сделали бы козлами отпущения.

– Пока что отдел расследований, то есть детективы, не является объектом критики. – Декер обвел взглядом своих подчиненных. – Но если дело повернется... как бы это вам сказать? Если выяснится, что это не просто массовое побоище, устроенное одним сумасшедшим, а нечто иное, то тогда под прицел попадем мы. У кого отчет о вскрытии тела Харлана?

– У меня. – Уэбстер, в чьих голубых глазах нетрудно было заметить настороженное выражение, протянул лейтенанту папку.

Сегодня Том был одет в черный костюм, из нагрудного кармана которого высовывались солнцезащитные очки. Декер в очередной раз отметил про себя, что Уэбстер, всегда одетый с иголочки, с безукоризненными манерами, куда больше походит на фэбээровца, чем на сотрудника полицейского управления Лос-Анджелеса. Лейтенанта, однако, это нисколько не раздражало, потому что Уэбстер был чертовски хорошим полицейским.

Впиваясь глазами в строки, Декер просмотрел отчет.

– На что, по-вашему, я должен обратить внимание? – спросил он.

– На пулю, убившую Харлана Манца, – тягучим голосом заговорил Том. – Она была выпущена с близкого расстояния – примерно с двух – двух с половиной футов.

– Что? – Декер принялся лихорадочно листать отчет. – Где это?

– На странице одиннадцать или двенадцать. Это место отмечено карандашом.

Быстро найдя нужный абзац, лейтенант прочел его раз, другой, после чего откинулся на спинку стула и провел рукой по лицу.

– Я позвонил в морг, – сообщил Мартинес, – и спросил, уверены ли они насчет расстояния, с которого был произведен выстрел.

– Ну и?

– Они уверены. Мне сказали, что если бы стреляли с меньшей дистанции, и входное, и выходное отверстия были бы большего размера, сильнее были бы повреждены ткани, да и пороховые ожоги на виске и на руках были бы более выраженными.

– Значит, когда Харлан выстрелил в себя, он сделал это вот таким образом?

Оливер, изображая пальцем ствол пистолета, отвел руку в сторону и изогнул запястье, целясь в собственный висок

– Ну, и сколько здесь будет, ребята? Фута три?

– Рулетка у кого-нибудь есть? – спросила Мардж.

Декер вынул из стола рулетку и протянул своей бывшей напарнице. Та принялась замерять расстояние от указательного пальца до виска Оливера.

– Тридцать семь дюймов, – сказала она. – Согни-ка посильнее локоть, Скотти.

Оливер повиновался. Теперь его плечо и предплечье образовывали угол примерно в сто пятьдесят градусов.

– Но так я не попаду – пуля пройдет у меня над головой.

– Тогда опусти руку. – Мартинес встал и принялся орудовать рукой Оливера. – Вот, что-нибудь вроде этого. На глаз получается порядка двух с половиной футов.

Мардж приложила к руке Оливера рулетку.

– Если точнее, тридцать один дюйм.

– А теперь попробуй еще раз прицелиться себе в голову, – сказал Уэбстер.

Оливер снова старательно изогнул запястье. Все молча внимательно смотрели на него.

– Может, я не права, – заговорила Мардж после некоторой паузы, – но мне кажется, что поза неестественная.

– Вид в самом деле дурацкий, – поддержал ее Мартинес. – Если человек хочет вышибить себе мозги, он приставляет ствол к виску, а не держит оружие в двух футах от головы.

– Вы знаете, – сказала Мардж, – вообще-то я допускаю, что самоубийца может держать оружие на некотором расстоянии от себя. В случае, если у него нет твердой решимости застрелиться или если он не привык пользоваться огнестрельным оружием. Человек как бы пытается избежать неизбежного, понимаете?

– Пожалуй, такое возможно, но только если говорить об относительно небольшом расстоянии, – поддержал ее Мартинес. – Что же касается позы, в которой находится Скотти, то это уж чересчур. Годится разве что для какого-нибудь циркача, который выступает с номером «человек-змея».

– Может, у него были короткие руки, – предположила Мардж.

– Не настолько короткие, – ответил Мартинес.

– А это не мог быть случайный выстрел? – спросил Оливер.

Мартинес скорчил недовольную гримасу.

– Ты имеешь в виду, что он целился в кого-то, а угодил себе в голову?

– Нет. Я имею в виду, что, может быть, выстрел произошел случайно.

– И при этом пуля угодила Харлану в висок? – засомневалась Мардж

– Ладно, хватит ходить вокруг да около. – Уэбстер покачал головой. – Почему бы нам не сказать вслух то, о чем мы все думаем?

– Стреляли два человека, – выдохнул Оливер.

– Именно об этом вы говорили еще вчера, лейтенант, – напомнила Мардж.

– Правда? – вскинулся Оливер.

– Я просмотрел протоколы вскрытия тел, – пояснил Декер. – Судя по полученным погибшими ранениям, траектории полета некоторых пуль никак не укладывались в версию о том, что убийца действовал в одиночку.

– И еще у вас возникли сомнения из-за количества пуль, которые мы собрали.

– Да, их было слишком много для одного стрелка, – подтвердил Уэбстер. – Даже если стрельба велась из автоматического самовзводного пистолета. Сколько мы нашли – что-то около двухсот?

– Но если убийц двое, то получается, что бойня в ресторане «Эстель» была заранее спланирована, – заключил Мартинес.

– Что значит – «спланирована»? – не понял Оливер. – Что ты хочешь этим сказать, Берт?

– То, что Харлан вошел в ресторан с намерением убить кого-то конкретного, но при этом он и его сообщник, чтобы замаскировать убийство конкретного человека, стреляли не только в него, но и в других посетителей. Это примерно то же самое, что подложить бомбу в самолет, чтобы потом получить страховку.

– В таком случае они нечисто сработали, – заметила Мардж. – Если все это в самом деле так, то теперь нам прежде всего надо выяснить, кто был главным объектом нападения.

– Это означает, что всем придется заняться тщательнейшей отработкой жертв, – констатировал Уэбстер.

– Мы должны сконцентрировать внимание на тех из погибших, кто так или иначе мог каким-то образом пересекаться с Харланом, – сказал Декер.

Мардж полезла в свою необъятную сумку и вытащила оттуда лист бумаги.

– Это перекликается с заданием, которое выполняю сейчас я, – сообщила она. – Я как раз пытаюсь выяснить, не был ли кто-либо из погибших членом Гринвэйлского загородного клуба, и если да, то кто именно.

– А это еще зачем? – озадаченно спросил Уэбстер.

Декер объяснил, что Харлан работал в клубе, рассказал о своей беседе с Барри Файном и о вчерашней мозговой атаке, предпринятой им вместе с Мардж.

– Харлан Манц работал в «Гринвэйле» около двух лет назад. Вы знаете, что многие из членов подобных клубов – ужасные снобы и обращаются с обслуживающим персоналом так, словно перед ними насекомые. Вот я и хотел выяснить, не имел ли Харлан давнего зуба на кого-то из тех, кто был расстрелян в ресторане.

– Лейтенант, если Харлан устроил побоище в ресторане «Эстель» из-за неприязни к кому-то из членов «Гринвэйла», почему он не выбрал местом действия сам клуб? – спросил Оливер.

– Возможно, там слишком строго работает служба безопасности. Послушайте, я знаю не больше, чем все вы. Надо в это дело вникнуть как следует.

– Значит, вы думаете, что кто-то из убитых оскорбил Харлана в клубе, а потом и в ресторане тоже, после чего Манц и выкинул свой номер? Правильно я вас понял?

– Я просто пытаюсь найти какую-то связь между событиями, – ответил Декер.

– Может, вам интересно узнать, есть ли тут вообще хоть какая-то связь? – съязвила Мардж

Декер рассмеялся.

– Да уж, мы с вами в самом деле витаем в облаках, а про конкретные факты совсем забыли. Итак, что мы имеем?

Слово взяла детектив Данн:

– Значит, так. Стол номер двадцать два был зарезервирован риэлторской фирмой «Ашман и Рэйнард». Риэлтор по имени Уэнди Куллиган пыталась подцепить на крючок группу бизнесменов из Японии. Некоторые из них были убиты, но Уэнди Куллиган осталась жива, так что я смогла с ней поговорить. Ее фирма – корпоративный член Гринвэйлского загородного клуба с момента его открытия, то есть уже в течение пятнадцати лет.

– А сама Уэнди член клуба? – спросил Оливер.

– Да, как и любой сотрудник фирмы. Она бывала в клубе раз шесть – на ланчах, во время которых происходила обработка потенциальных клиентов. Теоретически Уэнди Куллиган могла пересекаться с Харланом.

– Но ведь она жива, Марджи, – возразил Оливер. – А значит, главный объект нападения не Уэнди Куллиган.

– Или Харлан промахнулся, – вставил Уэбстер.

– Идем дальше. Какое отношение к «Гринвэйлу» имеют японские бизнесмены, которые, скорее всего, там ни разу не были? – спросил Мартинес.

Мардж пожала плечами.

– Так или иначе, они вели какие-то дела с фирмой «Ашман и Рэйнард», Берт. Возможно, Харлан был зол на кого-то из риэлторов. Не исключено, что, устроив пальбу в ресторане, он пытался навредить фирме или помешать совершению какой-то конкретной сделки.

Декер, внимательно прислушиваясь к рассуждениям своих сотрудников, делал какие-то пометки в блокноте.

– Так, что еще у нас есть? – спросил он.

– Еще у нас есть Уолтер Скиннер, актер, – продолжила Мардж. – Он также был членом Гринвэйлского клуба.

– Вот, блин, – пробурчал Мартинес. – Когда-то он мне нравился в «Высокой горе». Кто-нибудь помнит этот сериал?

– Я помню, – отозвался Оливер. – Он шел по субботам, в десять тридцать.

– Я так его любил, что по мне можно было часы проверять. Как десять тридцать – я у телевизора, – несколько смущенно сказал Мартинес. – Помните, какие там были погони? В каждой серии обязательно была хотя бы одна погоня. Лошадиный топот, песок, грязь из-под копыт – здорово! Когда я был мальчишкой, мне в такие моменты становилось очень страшно.

– А «Король-лев» кто-нибудь смотрел? – спросил Уэбстер. – Это такой мультик Я как-то водил сына поглядеть. Там тоже показывали погоню – малыш так перепугался, что ему потом несколько недель кошмары снились.

– Это верно, в «Высокой горе» погоня или торнадо – непременный атрибут. А в паре серий, помнится, случалось и то, и другое, – заметил Оливер.

– Точно, я их помню! – подхватил Мартинес.

– Это когда поезд останавливается в Ларедо, штат Техас, – добавил Декер.

– Вот-вот! – Оливер даже руками всплеснул. – Господи, сколько воспоминаний! Ветер тогда завывал, как стая волков. Уолтер – то есть старший из ковбоев, Кирк Браун, – носился туда-сюда верхом на коне, выкрикивал команды, собирал всех животных в стадо, а ураган сдувал все к чертовой матери.

– Может, мы вернемся к нашим баранам? – предложила Мардж

Мужчины с сожалением посмотрели на нее. Декер едва сумел сдержать улыбку.

– Итак, – подытожил он, – Уолтер также был членом Гринвэйлского клуба.

– Да. Более того – одним из основателей клуба, – продолжила Мардж. – И он, и женщина, сидевшая с ним за одним столом, были убиты на месте. – Мардж взглянула на Декера. – Их стол находился рядом со столом Гаррисонов.

– Это любопытно. – Декер сделал очередную пометку в блокноте. – Я еще не анализировал Характер входных и выходных отверстий от пуль в их телах. Интересно, совпадают ли они с той картиной, которую я обнаружил у Гаррисонов.

– Скиннер и женщина, сидевшая с ним за столом... – Уэбстер сделал нарочитую паузу. – По тому, как ты это сказала, Мардж, чувствуется, что женщина – не его жена. Кстати, а он был женат, этот Скиннер?

– Да, он был женат. Его жену зовут Аделаида Скиннер. Я с ней еще не говорила.

В кабинете наступила тишина. Затем на лице Оливера появилась широкая ухмылка:

– Выходит, этот старый козел ходил налево!

– Это вовсе не означает, что он заслуживал того, чтобы его убили, – заметила Мардж.

– Разумеется. Но у его супруги на этот счет могло быть другое мнение.

– Ты предполагаешь, что она наняла кого-нибудь, чтобы разделаться с мужем и заодно перестрелять половину посетителей ресторана? – недоверчиво спросил Уэбстер. – А сколько ей лет?

– Семьдесят семь, – ответила Мардж

– Кто-нибудь способен представить себе, как семидесятисемилетняя старушка приказывает кому-то прикончить тринадцать человек, которые не сделали ей ничего плохого, только затем, чтобы разделаться со своим благоверным?

– А может, она наняла киллеров, но при этом и понятия не имела, что все выйдет именно так, как вышло, – продолжал развивать свою мысль Оливер.

– Тогда получается, что те, кому она заплатила, решили пришить ее муженька в ресторане, где полно народу? Что-то не верится, – возразил Мартинес.

– Раньше мафиозные разборки так и происходили, – заметил Оливер.

– Ну да, а потом один из киллеров ни с того ни с сего прикончил и своего напарника, так, что ли? – с сомнением в голосе спросил Мартинес.

– А что? В этом случае он получил бы больше денег, – парировал Оливер. – А заодно и возможность спихнуть всю вину за произошедшее на убитого и тем самым отвести подозрения от себя.

– А жена Уолтера – тоже член клуба «Гринвэйл»? – поинтересовался Уэбстер.

– Да, разумеется, – ответила Мардж.

– Погодите, погодите, – вмешался Декер. – Что-то мы слишком далеко зашли в своих предположениях. Какие у нас еще зацепки, Мардж?

– Линда и Рэй Гаррисон. Поговорив с людьми, я выяснила, что это была очень богатая пара.

– Кто должен унаследовать их состояние?

– Точно не знаю, но у них двое взрослых детей, сын и дочь. Дэвиду Гаррисону двадцать шесть лет. И знаете что интересно? Он проходил по нашему департаменту. Его арестовывали за наркотики. В первый раз он получил условный срок. После второго ареста отсидел два года, потом был освобожден под честное слово. Я созванивалась с офицером, которому поручено контролировать поведение Дэвида Гаррисона на воле.

– Неплохо сработано, Данн, – сказал Уэбстер.

– Дочь Гаррисонов, Жанин – человек совершенно другого плана. Ей двадцать восемь лет. Большая любительница живописи, театра и балета. Играет очень заметную роль во многих светских мероприятиях, в особенности в тех, которые проводятся с целью сбора средств на благотворительные цели. А теперь слушайте, ребята! Ее конек – сбор средств на благотворительность путем организации теннисных матчей и турниров.

– Лейтенант, кажется, вы говорили, что Харлан работал в Гринвэйлском клубе инструктором по теннису? – уточнил Оливер.

– Да, – подтвердил Декер.

В это время на его столе зазвонил внутренний телефон. Извинившись, лейтенант снял трубку. Выяснилось, что речь идет об изнасиловании, по которому работали все сотрудники отдела расследования преступлений на сексуальной почве. Звонивший хотел выяснить, не собирается ли Декер прислать кого-нибудь из своего отдела им в помощь. Декер взглянул на Мардж. В прошлом она шесть лет отработала в отделе сексуальных преступлений и считалась там одним из самых квалифицированных сотрудников. Лейтенант временами чувствовал себя виноватым из-за того, что в свое время перетащил ее в отдел убийств. Закончив разговор по телефону, он снова посмотрел на Мардж.

– Нужен человек с опытом, детектив Данн, – сказал он.

Мардж бросила взгляд на часы.

– Конечно, лейтенант, я вполне могу этим заняться.

– Спасибо.

– Ну что, совещание закончено? – спросил кто-то из сотрудников.

– В основном, – ответил Декер. – Мне осталось только дать вам кое-какие поручения. Берт, ты хорошо помнишь Уолтера Скиннера как актера. Почему бы тебе не побывать у него дома и не прощупать его жену?

– Прощупать? – встрял Оливер. – Что значит – прощупать?

– Это значит побеседовать. Кстати, а ты чем сейчас занят, Скотти?

– Мне через полчаса надо быть в суде. Там сегодня слушается дело Мерила Тобиаса.

– А, мистера «Я не хотел, я не хотел», – прорычал Мартинес. – Бывают же на свете такие придурки.

– По крайней мере он сожалеет о содеянном, – сказала Мардж.

– Миссис Тобиас это уже не поможет.

– И чего добивается окружной прокурор? – поинтересовался Декер.

– Шьет обвиняемому убийство первой степени.

– Похоже, его дело верное?

– Судя по всему.

– Значит, так, – обратился лейтенант к Оливеру. – Когда освободишься, поезжай в фирму «Ашман и Рэйнард». Выясни, чем занималась их сотрудница в ресторане «Эстель». Пока будешь там, проверь остальных агентов фирмы – может, кто-то из них раньше каким-то образом контактировал с Харланом. А ты... – Декер повернулся к Уэбстеру. – Ты самый молодой из всей команды, Томми, так что займись Дэвидом Гаррисоном.

– Так прямо и вижу схватку умов двух белых молодых людей незаурядной внешности, – ухмыльнулся Оливер.

– А ты откуда знаешь, что у Дэвида Гаррисона незаурядная внешность? – с интересом спросила Мардж.

– А я этого и не знаю, – ответил Оливер. – Просто само имя – Дэвид Гаррисон – звучит так, что сразу кажется, будто его обладатель – человек с выдающимися внешними данными. В его наружности, наверное, есть что-то аристократическое. Пожалуй, у него даже должна быть вторая фамилия.

– А как с Жанин Гаррисон, лейтенант? – поинтересовался Уэбстер.

– Хочешь ею заняться, Мардж?

– После того, как решу все вопросы по изнасилованию? Или вы уже забыли о звонке?

– Извини. Похоже, у меня начинается старческий склероз, – сказал Декер и посмотрел на часы. – Нет, ты, само собой, помоги в отделе сексуальных преступлений, а потом поезжай в фирму «Ашман и Рэйнард» и поработай там вместе со Скотти. А я возьму на себя Жанин – у меня как раз будет окно во время ланча.