Текст книги "Змеиный зуб"

Автор книги: Фэй Келлерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 33 страниц)

19

Одет он был весьма впечатляюще, хотя никакой важной встречи не предвиделось. Впрочем, это не имело значения. Он прекрасно знал, что в наружном наблюдении имидж определяет многое, если не все. Темный костюм, шелковый полосатый галстук, белая рубашка, толстый портфель с золотой застежкой – все это делало Уэбстера похожим на преуспевающего клерка, одного из многих. Он не сомневался, что попадет в точку. Даже не заглядывая в адресную книгу, Уэбстер интуитивно догадался, что в здании, где находится офис Жанин Гаррисон, должно быть много контор юристов.

Он поднялся в лифте на последний этаж и принялся курсировать по коридорам и эскалаторам. В кармане у него лежал плеер, соединенный тонким проводком с наушниками, в которых звучала музыка. Шопен, этюды для фортепьяно —и приятно, и не отвлекает от дела. В нагрудный карман пиджака Уэбстер положил диктофон. Эта маленькая деталь должна была помочь ему еще лучше слиться с окружающими людьми – он знал, что юристы зачастую прибегают к диктовке вместо того, чтобы вести записи в блокноте. Бродя по коридорам, он в то же время тщательно фиксировал, кто из посетителей заходит в офис Жанин.

Визитеров у Жанин Гаррисон было немного. Почтальон, сотрудник службы доставки «Федерал экспресс», женщина из «Юнайтед пресс сервис», человек, принесший кофе капучино из расположенного в этом же здании бара. Время шло. Уэбстер продолжал периодически нырять в лифт и через мгновение выныривать обратно, переходил с эскалатора на эскалатор, подолгу задерживался в туалете, а между тем внимательно прислушивался к доносящемуся из приоткрытых дверей кабинетов и контор пощелкиванию компьютерных клавиатур. В половине одиннадцатого, по-прежнему не привлекая ничьего внимания, он отправился туда, где его должен был ждать сменщик. Около оперативной машины без полицейских опознавательных знаков уже стояла Мардж. В течение минуты он рассказал ей обо всем, что видел за прошедшие два часа. Мардж узнала от него, что Жанин появилась у себя в офисе около девяти утра, одетая в красный пиджак с черной отделкой, черную юбку и туфли на высоком каблуке. Описывая ее, Уэбстер не смог удержаться, чтобы не отметить, что у объекта потрясающие ноги и весьма соблазнительный зад.

– Мордашка у нее тоже ничего, – добавил он. – Такая женщина может пробудить в мужчине всякие фантазии. Даже во мне. Вернее, могла бы, если бы не была такой сумасшедшей. – Уэбстер покачал головой. – Готов спорить, от этого все ее проблемы.

– Ты был в здании?

– Да, все два часа.

– Как тебе удалось остаться незамеченным?

– Очень просто. Погляди на меня – самый обычный лос-анджелесский юрист.

Мардж осмотрела свою одежду – черные брюки из синтетического шелка, белую блузку, черный пиджак – и недовольно притопнула ногой.

– В таком виде я буду там выделяться.

– Согласен.

– Есть какие-нибудь идеи?

– Мне очень неприятно это говорить, но...

– Ну, давай, выкладывай.

– Там в здании есть клиника, в которую люди обращаются по поводу похудания...

Мардж ударила Уэбстера в плечо.

– Там очень много посетительниц, так и снуют туда и обратно, – договорил Уэбстер, слегка поморщившись от боли.

– Ты хочешь сказать, что я легко с ними смешаюсь и стану незаметной, так, что ли?

– Есть еще тренажерный зал. – Уэбстер подмигнул. – Можешь пойти туда, чтобы согнать лишний жирок, крошка.

– Да что это на тебя нашло?

– Просто рад, что освободился. – Уэбстер выключил плеер и швырнул набитый бумагами портфель на заднее сиденье машины. – Так приятно избавиться от этого проклятого портфеля.

Мардж нахмурилась.

– У тебя случайно нет с собой спортивного костюма? – спросила она.

– Есть. Там, в багажнике. Возможно, он будет тебе немного великоват, но сейчас не время капризничать. – Уэбстер достал из багажника костюм и на всякий случай понюхал ткань. – Ничего, сойдет.

– Спасибо. Покараулишь около машины, пока я переоденусь?

– Буду рад, сладкая моя.

– Прекрати со мной фамильярничать.

– Как скажешь, – ухмыльнулся Уэбстер. – Я никогда не спорю с женщинами. Особенно с теми, у которых при себе оружие.

Мартинес поджидал Мардж на стоянке, на губах его играла язвительная улыбка.

– Ну, и на сколько калорий в день тебя посадили? – осведомился он.

– Сначала меня взвесили, потом я получила консультацию от какого-то существа, такого тощего, что определить его пол было невозможно, – сказала Мардж и вытерла пот со лба. – Затем меня отправили в спортзал, где я выполнила комплекс упражнений для начинающих. Знаешь, есть такая штука – степ-аэробика. Упражняешься с помощью стульчика, вроде табуретки. То на него шагнешь, то обратно– туда-сюда, туда-сюда. На редкость тупое занятие. А главное, толку никакого – завтра только мышцы будут болеть, вот и весь результат.

– Ты хоть поработать-то успела?

– К твоему сведению, я выбрала стульчик, который стоял около окна, так что мне все время было видно офис этой дамы. Никакого движения – никто не входил, никто не выходил. Интересно, чем она целый день занимается? Наверное, разглядывает себя в зеркало.

– Или мужиков пытает. – Мартинес передернул плечами. – Ну, у меня-то костюмчик что надо. – Он полез в сумку и вытащил оттуда униформу уборщика. – Моя не говори... англицки, – проблеял он, скорчив рожу.

– А где ты, собственно, будешь убираться, Берт? Ведь ключей от офисов у тебя нет.

Мартинес поднял вверх указательный палец и, открыв багажник машины, извлек оттуда пылесос.

– Томми сказал мне, что холлы в здании застелены коврами.

Мардж не выдержала и рассмеялась.

– А что ты будешь делать, если она вдруг выйдет из здания и отправится куда-нибудь на машине? Ты ведь не можешь бежать за ней с пылесосом в руках – она обязательно тебя заметит.

– Я тоже об этом подумал, – сказал Мартинес. – И как раз на такой случай прицепил радиомаяк к шасси ее тачки.

– Это незаконно.

– Да, наверное.

Мардж прикрыла лицо ладонью.

– Похоже, мы нарушаем все инструкции и правила, какие только существуют.

– Да нет, у нас есть еще резервы.

– Счастливо тебе. – Мардж помахала Мартинесу рукой. – Я поехала в суд давать свидетельские показания.

– По какому делу?

– Народ против Тобиаса.

– А, мистер «Я не хотел, я не хотел».

– Погоди, судья с ним разделается, – ухмыльнулась Мардж. – Впаяет этому Тобиасу такой срок, что ему в самом деле ничего на свете больше не захочется.

– Значит, Жанин имеет право полностью распоряжаться той частью наследства Дэвида, которую он должен получить по достижении тридцати лет, так? – уточнил Декер.

– Ну, она, конечно, не может пойти на явное мошенничество, не может присвоить его деньги себе. Такие вещи легко выявляются при судебном разбирательстве. Но существуют кое-какие тонкие маневры, позволяющие ей перекачать деньги Дэвида, или по крайней мере часть их, в свой карман.

– Например?

– Будучи опекуншей наследства и человеком, которому поручено осуществление завещания, она может на вполне законных основаниях назначить себе жалованье за то, что распоряжается деньгами брата. И кроме того, она имеет право вкладывать часть его наследства куда пожелает.

– Ну, это уж слишком. Должны быть какие-то ограничения, Фаррелл.

– Говорю вам, лейтенант, куда захочет – при условии, что ее капиталовложения не связаны с повышенным риском. До тех пор, пока она будет придерживаться стандартной инвестиционной практики, ее ни в чем не упрекнешь. Но это дело долгое. Она может найти немало других способов облапошить своего братца.

– Каких, к примеру?

– Очень простых... скажем, заморозить его денежки. Самое смешное, что все надежные инвестиции, как правило, долгосрочные и не дают быстрого дохода. Допустим, муниципальные облигации или облигации госзайма.

– Для этих бумаг существует вторичный рынок.

– Да, но тем не менее так уж сложилось, что облигации – долгосрочные бумаги. Весьма неудобная штука, когда надо получить денежки в срочном порядке. Кстати, в положении об опекунстве на этот счет есть особый пункт.

– Касающийся получения денег в срочном порядке, да?

– Это называется «единовременная чрезвычайная выплата». Схема такая. Если Дэвиду вдруг позарез понадобятся деньги, он должен обратиться к сестре, а уж та имеет право действовать по своему усмотрению. В принципе Жанин может удовлетворить его просьбу, если будет установлено, что у Дэвида действительно чрезвычайные обстоятельства.

– И кто это определяет?

– Опекун, так что расхождения в оценках весьма вероятны.

– То есть Дэвид, допустим, считает, что ситуация чрезвычайная, а Жанин может с ним не согласиться?

– Точно.

– И что дальше – суд?

– Да. – Фаррелл кашлянул. – Но Жанин, если захочет, может выплатить Дэвиду какую-то сумму единовременно в обмен на отчисление ей определенного процента от его части наследства. Вот тут-то и кроется главный канал перекачивания денег из его части в ее.

– Ясно.

– Жанин может заявить брату, что его деньги вложены в облигации, которые в данный момент являются неликвидными. Но... – Гейнор поднял вверх палец. – Будучи доброй, любящей сестрой, она готова сделать Дэвиду одолжение и выкупить часть его ценных бумаг по их рыночной стоимости. И если они котируются в данный конкретный момент ниже номинала – а с долгосрочными бумагами обычно так и бывает, – то Жанин получит кое-какой навар.

– Но ведь тогда она тоже увязнет в этих обесцененных облигациях.

– Штука в том, что Жанин может позволить себе поступать в соответствии с ситуацией, складывающейся на рынке, – подождав, пока облигации принесут ей доход, или продав их в случае неожиданного падения процентных ставок. И все это потому, что она полностью распоряжается наследством. И потом, ее-то деньги в основной массе не связаны долгосрочными облигациями.

– Значит, в этом случае получается, что она как бы покупает деньги Дэвида за часть их стоимости.

– Именно.

– А если Дэвид начнет протестовать?

– Повторяю, при условии, что Жанин вложит его деньги в соответствии со стандартной инвестиционной практикой в надежные бумаги, без особого риска, у Дэвида ничего не выйдет, даже если он обратится в суд. А муниципальные облигации и облигации государственного займа – это вполне надежные капиталовложения. – Гейнор нахмурился. – Вообще-то на месте Дэвида я бы забеспокоился. Если Жанин расправилась со своими родителями, не думаю, что у нее не поднимется рука убрать несговорчивого братца.

– Правда, тогда все это начнет выглядеть весьма подозрительно, – заметил Декер и, подумав немного, добавил: – Хотя, конечно, Дэвид всегда может умереть в результате какого-нибудь несчастного случая – например, от передозировки наркотика.

– Давайте попробуем продолжить эту мысль, – предложил Гейнор. – Если Жанин все сделает быстро, еще до того, как средства Дэвида будут куда-либо вложены, его наследство, скорее всего, просто перейдет к ней.

На некоторое время в комнате наступила тишина.

– Мы могли бы поделиться с Дэвидом нашими соображениями, – наконец прервал молчание Гейнор.

– Но если после этого он пойдет и расскажет обо всем Жанин, нас можно будет привлечь к ответственности за клевету, – возразил Декер.

– Да к тому же нам не миновать взбучки за применение нелегальных методов получения информации, – добавил Гейнор. – Откровенно говоря, раскапывая все это, я кое в чем нарушил букву закона.

– И все же нам следует еще раз побеседовать с Дэвидом, – сказал Декер. – Пошлем к нему Уэбстера – возможно, он сумеет изложить наши опасения в завуалированной форме. Хотя лучше поручить это Скотту.

– Скотту? – усмехнулся Гейнор. – Но ведь вы вроде сказали «в завуалированной форме».

Декер рассмеялся.

– Понимаешь, Фаррелл, я надеюсь, что беседа, проведенная Оливером, поможет нам взглянуть на это дело под каким-то иным углом зрения. Кроме того, не исключено, что Дэвид вспомнит что-то такое, о чем мы еще не знаем.

– Ну что ж, пожалуй, Скотт и в самом деле сильно не навредит. – Гейнор снова добродушно усмехнулся. – А глядишь, даже и пособит чем.

В комнате было так накурено, что свет, проникавший в нее через окно, казался тусклым из-за висящих в воздухе клубов табачного дыма. Хозяин дымил, как паровоз, прикуривая одну сигарету от другой. Тем не менее Оливеру понравился Дэвид Гаррисон и, в частности, его достаточно небрежное отношение к вопросу о наследстве. Дэвид ни на что особенно не претендовал и считал, что он в любом случае должен быть довольным, сколько бы денег ему в итоге ни досталось.

– Вы щедрый брат, – сказал Оливер.

– Я практичный брат, – возразил Гаррисон.

На этот раз он был одет в некое подобие футболки из черного шелка и мешковатые черные брюки, а обут в легкие замшевые туфли на босу ногу. Удобно развалившись на диване, Дэвид то и дело затягивался очередной сигаретой. На кофейном столике стоял пустой высокий стакан для коктейлей.

– Вы уверены, что не хотите чего-нибудь выпить? – спросил Гаррисон.

– Абсолютно. Спасибо.

– По вашим красным глазам я вижу, что дым вам неприятен, – улыбнулся Дэвид и потушил сигарету в пепельнице, полной окурков. – В самом деле, дурная привычка.

– Согласен. Раздражает окружающих до ужаса, – ухмыльнулся ему в ответ Оливер. – Вам ведь нравится доводить людей до белого каления?

Гаррисон от души рассмеялся.

– Да, это одна из тех вещей, от которых я получаю истинное удовольствие. Обожаю раздражать людей. – Дэвид внимательно посмотрел на Оливера. – Очевидно, вы тоже. Не потому ли вы стали полицейским?

– Это была одна из причин.

– А другая?

– Обожаю сажать в тюрьму всякое дерьмо.

– А! Так вы, значит, благородный человек.

– Вроде того, только вот аристократический блеск куда-то подевался... от безденежья, должно быть.

Гаррисон улыбнулся, но затем лицо его посерьезнело.

– Одна беседа с полицейским – это, как я понимаю, вполне обычная, нормальная практика в подобных случаях. Но вторая?

– Мы люди въедливые.

– Даже чересчур. У меня два вопроса. Первый: почему полиция проявляет такой интерес к моему наследству? И второй: Жанин вы тоже расспрашиваете, как и меня?

Оливер ощупал узел своего галстука. Сегодня он надел спортивного покроя пиджак в коричневую клетку, белую рубашку и брюки цвета хаки.

– Насколько я понимаю, после похорон вы почти не контактировали с вашей сестрой?

– Контактировал – через ее адвокатов.

– Вы с ней не ладите?

– Да, хотя открытой вражды между нами нет. Каждый из нас делает вид, что другой просто не существует. Теперь, когда моих родителей не стало... – Дэвид вздохнул. – Все упростилось.

– То есть у вас нет никаких причин для того, чтобы с ней общаться? – уточнил Оливер.

– Вы совершенно правы. – Гаррисон закурил новую сигарету. – Знаете, то, что я курю – очень хороший признак. Это означает, что в скором времени меня посетит вдохновение.

– Поздравляю.

Дэвид откинулся назад, сделал глубокую затяжку и выдохнул целую тучу дыма, полного всевозможных вредных веществ.

– Да, это в самом деле добрый знак. Мне тут подвалила одна работенка. Компьютерная графика для фильма с Ван Греком, который сейчас снимают. Что-то вроде римейка «Кляксы». Я посмотрел старый фильм – просто чтобы знать, как там все было сделано. – Дэвид хохотнул. – С технической точки зрения – смех да и только, но там есть свои моменты. Когда вся эта дрянь вдруг хлынула из проекционной в кинозал... знаете, даже на меня произвело впечатление.

– Я, когда смотрел этот фильм, еще мальчишкой, испугался до смерти, – улыбнулся Оливер.

– Да, я вас понимаю. – Гаррисон задумчиво затянулся сигаретой, явно витая мыслями где-то очень далеко. – Вообще компьютерная графика – такая вещь... – Он тряхнул головой. – Парень, который работает вместе со мной над этим фильмом, бился над одним эпизодом целых три месяца. Там у Ван Грека верхняя часть туловища как бы тает и втягивается в этакое, знаете, море из какой-то горящей липкой гадости. – Дэвид взглянул на Оливера. – Мне кажется, что в конечном результате это может получиться настолько ошеломляющим, что перестанет вызывать страх.

Оливер промолчал.

– Ну да ладно, – снова улыбнулся Гаррисон. – Все это глупости. Кстати, вы не ответили на мои вопросы. Так почему вас интересует мое наследство?

Тон Дэвида был настолько беспечным, что Оливер невольно подумал, не предложила ли Жанин брату некую сумму наличными в обмен на обещание никогда не поднимать по вопросу о наследстве ненужный шум.

– Нам приходится иметь дело со страховыми компаниями, – солгал Оливер.

– Простите, не понял?

– Разумеется, это просто абсурд, что мы вынуждены тратить на это время, но управление полиции Лос-Анджелеса слишком долго было мишенью для всевозможной критики, так что теперь нас обязали заниматься и этим. Понимаете, родственники погибших обратились к страховщикам по поводу выплат.

– Разумеется, – кивнул Гаррисон. – Люди-то действительно погибли.

– Да, но теперь страховые компании наводят справки, делают всевозможные экспертизы. – Оливер наклонился к Гаррисону с заговорщическим видом, давая понять, что он ему доверяет. – Они хотят убедиться, что в ресторане «Эстель» все произошло именно так, как было описано. Ну, что это дело рук какого-то сумасшедшего, а не спланированная акция, которую кто-то провел для того, чтобы получить страховку.

– Но ведь убийца сам остался на месте преступления – он застрелился.

– Мне тоже все это кажется ужасно глупым. Но я всего лишь выполняю свою работу – пытаюсь убедиться, что мы, то есть полиция, ничего не просмотрели.

– А что, жизнь моих родителей была застрахована?

– Я-то думал, что вы это можете знать.

– Нет, я совершенно не в курсе. Честно говоря, я был просто в шоке, когда узнал, что мне по наследству причитаются какие-то деньги... много денег.

– Вы знаете, сколько именно?

– Что-то около миллиона долларов. Поверьте, я чуть не упал, когда узнал. – Гаррисон на секунду задумался. – Вообще мне кажется, что я просто перестал быть козлом отпущения, поскольку отец наконец понял, что Жанин далеко не безупречна.

– И каким же образом это произошло? – поинтересовался Оливер после небольшой паузы.

– Видите ли, Жанин была ужасно избалованной девчонкой, – со смехом сказал Дэвид. – Она привыкла всегда находиться в центре всеобщего внимания. Но мне кажется, в последнее время отец уже начал уставать от ее вспышек раздражения, от ее капризов, от ее бесконечных требований, чтобы он профинансировал ту или иную из ее благотворительных затей.

– Он говорил вам об этом?

– Нет. Но мама не раз намекала, что в отношениях между отцом и Жанин далеко не все так безоблачно, как им всем хотелось бы. – Гаррисон вздохнул. – Тем не менее отец поручил распоряжаться наследством именно ей. Так сказать, назначил ее «пчелиной маткой», королевой улья. Поэтому, если вам нужно что-то выяснить насчет наших финансов, поговорите с ней.

– С вашей сестрой не так-то легко встретиться.

– Да, она любит окружать себя рабочими пчелками... как, впрочем, и трутнями.

– У нее много приятелей-мужчин?

– Боже, как вы бестактны!

– Может, среди теннисистов?

– Вам что, нравится задавать риторические вопросы?

Оливер пожал плечами.

– Да, она обожает теннисистов, – подтвердил Дэвид Гаррисон. – Главным образом потому, что теннис прямо-таки притягивает всяких болванов, которые умеют льстить, говорить комплименты. А ей как раз такие и нравятся. Она любит, чтобы мужчины преклонялись перед ней, восхищались ею, рассказывали ей, какая она необыкновенная и талантливая. Это все оттого, что еще когда мы были детьми, стало ясно: она, конечно, хорошенькая, но необыкновенный и талантливый я. Я, а не она. Ей, понятно, и в голову не могло прийти, что я с удовольствием поменялся бы с ней местами. Но это было невозможно, и мне оставалось только язвительно улыбаться. Впрочем, похоже, нет человека, который был бы доволен своей судьбой.

– Значит, вы с сестрой никогда не были близкими людьми?

– Никогда. Наш отец сделал все возможное для того, чтобы мы возненавидели друг друга, и, надо сказать, преуспел в этом. – Гаррисон снова закурил и принялся барабанить пальцами по колену. – Он как бы разграфил лист бумаги и выписал на него наши личные качества. Жанин красавица – у меня внешность вполне заурядная, Жанин неглупая – я по-настоящему умен и обладаю способностями, Жанин общительная – я стеснительный и высокомерный, Жанин ласковая – я холодный и неприветливый, у Жанин во всем порядок – я везде создаю бардак. – Дэвид рассмеялся. – По крайней мере, я всегда был самим собой и ни от кого не зависел, а Жанин для счастья было просто необходимо расположение к ней отца. Конечно, теперь, когда родители погибли, она тоже стала независимой. Может, хотя бы сейчас она сумеет сделать хоть что-то стоящее сама и перестанет паразитировать на других людях, более одаренных, чем она. – Губы Дэвида перекосила злобная усмешка. – Но, скорее всего, этого не произойдет.