Текст книги "Квест в стране грёз (СИ)"

Автор книги: Федор Крылов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 32 страниц)

Его целью был не сам по себе захват объекта, а его экспресс-допрос или, лучше сказать, экстренное потрошение.

Он уже хотел повернуть ручку и открыть дверь, когда заметил блеснувший между створкой и косяком массивный язычок замка.

Дверь заперта.

Холодная презрительная усмешка скользнула по его губам. Такие пустяки, как запертые двери, не защитят преступников от карающей руки закона и справедливости.

Наведя «изделие-13», он нажал на спуск.

С приглушенным шелестящим рокотом дуло автомата извергло целый рой пуль, небольших, но обладающих повышенной пробивной способностью.

Сверкнули искры, высеченные из стали замка, брызнули острые деревянные щепки, с той стороны двери, судя по звуку, полетели на пол железные детали запорного механизма.

Дверь распахнулась. Стас ворвался внутрь.

Правый охранник стоял в полутора метрах, разинув рот, беспомощно опустив автомат.

Короткий подскок, боковой удар ногой в солнечное сплетение.

Раскинув руки, выронив оружие, боевик полетел назад, по направлению к боковой стене.

Стас уже отвернулся от него и бросился в глубину помещения – навстречу двум другим фигурам, застывшим в пантомиме изумления и замешательства.

До них было метров пять. Слишком далеко, чтобы рассчитывать на беспрепятственное сближение.

Сделав два огромных скачка, Стас нырнул в сторону, выходя на крутую дугу контратакующего ухода.

Как тут же выяснилось – вовремя, потому что встречная атака, хоть и с задержкой, все же последовала.

Почти беззвучно застрочил автомат второго охранника. Пули сердито зажужжали в воздухе, выбили громкую дробь на противоположной стенке.

В какой-то момент своего сложнокоординированного перемещения Стас чуть тронул спусковой крючок.

Приглушенный шелест. Над фигурами людей у длинного стеллажа, заставленного компьютерным оборудованием, пронесся, обдав их лица воздушной волной, короткий смертоносный смерч.

Оба инстинктивно втянули головы в плечи. Потом все же автоматчик попытался вновь воспользоваться своим оружием, но было поздно: Стас оказался уже совсем рядом и уже наносил удар.

Круговой удар голенью с разворота, поразив спину и левый бок боевика, швырнул его на пол. Там он и остался лежать, бесчувственный и недвижимый.

Приветливо улыбаясь, Стас шагнул к генеральному директору.

Тот, мелко дрожа и не в силах сойти с места, пытался непослушной трясущейся рукой вытащить из кармана пистолет.

– Не стоит беспокоиться, Владислав Константинович! – ласково пропел Стас. – Больше вы никого не убьете. Ни лично, ни через своих подручных.

Игла шприца остро блеснула в безжизненном люминесцентном свете, прежде чем погрузиться в мокрую от пота шею бывшего босса.

По напряженной физиономии гендиректора прошла волна облегчения: «сыворотка правды» действовала практически мгновенно, вызывая у подвергнутого ее воздействию полное расслабление психики и легкую эйфорию.

– А теперь побеседуем, – деловито сообщил Стас своему умиротворенному, почти счастливому пленнику.

– Побеседуем! – с радостным энтузиазмом откликнулся тот.

Глава 46. Дары Смерти

1

Как оказалось, никакой стены между пристройкой и основным корпусом, заставленным полуразобранным оборудованием, попросту не существовало. Не только стены, но даже простенькой облегченной перегородки – просто крайние помещения пристройки без всякого перехода переходили в огромный заводской цех.

Это облегчало нашу задачу. Шагнув вперед, мы быстро пересекли неширокое свободное пространство и тут же оказались в лабиринте разномастных станков.

Некоторые из них были смонтированы на чем-то вроде фундамента, возвышающегося над уровнем пола сантиметров на тридцать-сорок, но основная их часть просто стояла на полу, причем без всякой ориентации относительно стен или других станков.

Похоже, это было что-то вроде склада. Сюда убрали оборудование из других цехов, освобождая пространство для производственных процессов совсем другого рода. На большей части станков отсутствовали съемные части. Кое-где и из монолитных станин были вырезаны – видимо, автогеном – целые куски.

Лиза уверенно шла вперед, хотя у меня лично уверенности поубавилось. Не исключено, что она ошиблась, и мы попали не туда.

Где-то там, на другом конце обширной заводской территории, Стас начал допрос того, кто был организатором этого предприятия, вначале вполне легального, даже респектабельного, – как же, научно-исследовательские разработки в сфере создания новых лекарственных препаратов! – но затем, в один не очень прекрасный момент, когда у новоявленных бизнесменов появилась вдруг возможность разом сорвать колоссальный, головокружительный куш, обернувшегося тем, что на языке международного права именуются преступлением против человечества.

Допрос транслировался по оперативной связи, но я постарался особенно в него не вслушиваться, чтобы не распылять внимание.

«Почему вы решили начать испытание на людях?»

«У нас хорошо пошли опыты на животных, сначала крысах, потом собаках. Наш научный руководитель сказал, что следующий шаг – испытания на добровольцах. Это повысит стоимость синтезированных нами веществ в сотни, если не в тысячи раз».

«И у вас что, были добровольцы?»

«Д-д-да. То есть, нет. Он добровольно представил для опытов своего сына».

Во мне взметнулась волна гнева. Я придавил ее усилием воли.

Не отвлекайся. Думай о деле. Выполняй поставленную задачу.

А какова она, моя задача? Ту, что поставил передо мной Капитан, я выполнил. Что же теперь для меня является главным? Не для отчета перед генералом или кураторами из аналитического отдела, а для меня лично?

Для человека, стоящего лицом к собственной смерти.

Ответ на этот вопрос был во мне, наверное, уже давно, потому что возник в моем сознании тут же – абсолютно естественный и непреложный, как истина в последней инстанции.

Я не могу допустить, чтобы эта женщина умерла. Это было бы таким надругательством над справедливостью, над глубинными, коренными законами человеческого существования, что я чувствовал: если это допустить, то мир непоправимо и катастрофически изменится.

Возможно даже, весна, с таким трудом пробивающая себе дорогу сквозь последние атаки уходящей зимы, никогда не наступит.

Не отвлекайся. Сосредоточься на главном.

Петляя в лабиринте станков, Лиза постепенно забирала влево.

Почему-то становилось светлее. Температура, кажется, тоже повышалась.

Вскоре в зрительном поле прибора ночного видения на дальней стене заводского цеха, к которой мы медленно приближались, появилась яркая желтая полоса.

По ее толщине я определил, что это не труба, а, скорее, длинный вентиляционный короб. По нему, похоже, от генератора подавался горячий воздух.

Над воздухопроводом горел длинный ряд редко расположенных люминесцентных ламп.

Еще минута ходьбы – мы шли пригнувшись, осторожно, но достаточно быстро, – и в их прерывистом мертвенном свечении прорисовалась верхняя часть металлической решетки. Точнее, сплошного решетчатого барьера, протянувшегося вдоль всей стены.

Я понял, что Лиза не ошиблась. Я узнал это место по ее описанию.

Оно выглядело совершенно безлюдным. Я не улавливал вокруг ни малейшего движения.

Гул генератора затихал по мере нашего продвижения вперед. Постепенно он становился равномерным отдаленным фоном, а вокруг нас сгущалась тягучая плотная тишина.

Мне это показалось странным, потому что уже довольно близко от нас, за решеткой, находились люди – узники, подопытный материал, – которые должны же были издавать хоть какие-то звуки, даже если эти звуки непроизвольные – дыхание, кашель, нервное сопение в тяжелом искусственном сне.

Разгадка оказалась простой и страшной.

В нагромождении станков, все еще отделяющем нас от тонкой железной решетки, вдруг открылся случайный просвет.

В конце его обнаружилась камера-клетка.

Тесный квадрат, стороной, наверное, метра два с половиной, он едва-едва вмещал в себя узкий деревянный топчан.

На нем, привязанный ремнями, лежал человек.

Несмотря на разделяющее нас расстояние, я видел его достаточно отчетливо – и левым, невооруженным глазом, и правым, сквозь укрепленный на лице инфракрасный монокуляр.

Левое изображение было более четким, чем правое, хотя должно было быть как раз наоборот.

В инфракрасном спектре человек выглядел тусклым темно-зеленым пятном с размытыми контурами, едва выделяющимся на темном фоне стены.

Человек был мертв. Его тело почти остыло. Он умер несколько часов назад.

Лиза все так же уверено шла к невидимой, но для нее, несомненно, существующей цели.

Я хотел ее окликнуть, но не стал этого делать.

Раз уж так суждено, пусть все увидит сама.

Безжизненная тишина, царившая в цеху, получило свое объяснение: хозяева тюрьмы провели полную зачистку своих заключенных.

2

Отогнув фанеру, Капитан быстро, но пластично, в «змеиной» манере, «втек» в помещение и бесшумно прикрыл за собой импровизированную фанерную дверцу.

Впрочем, после предупреждения Малыша говорить о бесшумности можно было лишь в очень условном и относительном смысле.

Поэтому Капитан был вынужден действовать с предельной осторожностью.

Он пересек темную комнату – голые кирпичные стены, бетонный пол и потолок – и застыл у стены чуть в стороне от дверного проема.

Снятое с предохранителя «изделие» приведено в полное боевое положение, палец застыл на спусковом крючке. Глаза, чуть приподнятые над средней линией, всматриваются в изображение на дисплее очков.

Потекли томительные секунды. Вроде бы ничего не происходило. Возможно, его сверхосторожность окажется в конце концов не только излишней, но и лишенной смысла – если никакого контрольного поста в этой пристройке на самом деле нет и никогда не было.

Проводимый Стасом допрос тек по внешней границе его восприятия. Сознание Капитана отмечало сам процесс, но не слишком углублялось в его содержание.

«Откуда взялись остальные подопытные?»

«Охрана выловила на заводе, в его заброшенной части, несколько бомжей. Их превратили в испытуемых. Нескольким удалось бежать, но далеко они не ушли: их настигли собаки».

«Как появилась женщина?»

«Ее привез Сергей Вениаминович, научный руководитель. Она была его женой. Узнала, что сыну вводят лекарство. Стала опасной. От нее все равно пришлось бы отделаться. Он решил, что она перед смертью послужит науке».

Нет, не зря Капитан выжидал у стенки, затаив дыхание.

Все-таки они появились.

В левой части дисплея прорисовались разноцветные пятна. Зашевелились, приближаясь и обретая очертания.

Превратились в человеческие фигуры.

Не трое и даже не четверо. Пятеро. Полноценное подразделение, способное выполнить любую задачу. В данном случае – перекрыть пути отхода.

Запереть мышеловку.

Они вышли откуда-то из центральных помещений пристройки. Гул генератора и сопровождающая его какофония механических звуков напрочь заглушали их шаги. Если бы не сверхчувствительная антенна, улавливающая самые слабые, неслышимые ухом отзвуки, Капитан бы их наверняка пропустил, несмотря на то, что двигались они без особого порядка и маскировки.

Они прошли прямо за стеной, у которой стоял Капитан. При этом, наверное, кто-то из них бросил взгляд в дверной проем, лишенный двери.

Не дыша, не двигаясь, превратившись в холодную каменную статую, Капитан ждал, когда они пройдут.

Никто не всунул голову в проем, чтобы проверить напоследок оставляемое за спиной помещение. Возможно, в этом сказался недостаток настоящей оперативной подготовки, а возможно, каждый из них просто мнил себя сверхчеловеком и супербойцом, для которого правила не писаны.

«Были у вас настоящие добровольцы-испытуемые?»

«Были, пока казалось, что опыты проходят успешно. Пока не обнаружились… побочные эффект, несовместимые с жизнью».

«Кто?»

«Сергей Вениаминович и люди из его команды».

«Сотрудники фирмы?»

«Нет, спортсмены. Фехтовальщики. Сергей Вениаминович называл их своим личным бойцовским клубом».

Пятерка неизвестных отошла на достаточное расстояние. Капитан решил, что пора рискнуть. Оставлять их в тылу у Малыша он никак не мог.

Мягко, пластично, с гибким перекатом центра тяжести на расслабленных ногах – по-змеиному – Капитан скользнул к дверному проему.

Из полутемного коридора несло затхлым, застоявшимся теплом.

Последний шаг, и он увидел всю группу, метрах в пяти, в конце коридора, перед самым его поворотом налево.

Он не издал ни звука, и никто из них не смотрел назад, но среагировали они чертовски быстро – так, как не смог бы среагировать ни один обыкновенный человек, даже самый хорошо подготовленный.

Только что Капитан видел одинаково массивные спины и затылки, затянутые в темно-серую ткань странных одеяний, напоминающих комбинезоны, и тут же, без всякого перехода, перед ним возникли закрытые масками лица и пять коротких автоматов, без всяких признаков шумоподавляющих устройств, навинченных на крупнокалиберные дула.

Автоматы быстро поднимались, наводясь на цель – на него, Капитана.

О газовых гранатах тут не могло быть и речи – слишком долго будет лететь граната, слишком медленно распространяться газ.

Он нажал на спуск.

«Изделие» еле слышно зарокотало. Плотный свинцовый ураган пронесся по коридору.

Массивные фигуры автоматчиков, прошитые множеством пуль, сломанными тряпичными куклами повалились на бетонный пол.

Капитан медленно прошел по коридору, наклонился над ближним боевиком, резким движением сорвал с него маску-шапочку с прорезью для глаз.

Лица под ней не было. Вместо него – бесформенная пузырящаяся масса, источающая запах гноя и гангренозного гниения. Воспаленные слезящиеся глаза, уже тускнеющие, безучастно смотрели в низкий потолок.

Он снял еще одну маску. Та же самая картина.

Медленно выпрямился, задумчиво кивнул и, перешагивая через трупы, поспешил по коридору дальше.

Близ поворота, спохватившись, он сбавил скорость.

И ему, и всей его команде нужна особая осторожность. Их жизни, да и вся их операция, подвергались сейчас чрезвычайной опасности.

3

Лабиринт разбитых, полуразобранных, покалеченных автогеном станков наконец-то закончился. Открылось ровное, ярко освещенное, идеально чистое пространство, настолько чистое, что было ясно: его приготовили специально.

Это был сигнал тревоги, настолько явный, что не заметить его было невозможно.

Лиза не заметила.

В центре ровной чистой площадки, распростертый на спине, лежал ребенок.

Я услышал тихий крик, полный отчаяния.

– Дени!

Лиза бросилась туда, к своему сыну.

Он был жив. Я видел это в инфракрасном монокуляре. В его зрительном поле фигурка мальчика казалась светящейся. Я подумал, что у него, наверное, сильный жар.

Это была, пожалуй, последняя моя слитная, рациональная мысль. Потом сознание расширилось в последней отчаянной попытке охватить сразу все – соображения, мысли, обстоятельства, звон тишины вокруг, фрагменты допроса, доносящиеся по оперативной связи, – все, что помогло бы спасти Лизу, хотя я и понимал уже, что это практически невозможно.

Ребенок был приманкой, прямой, незатейливой, даже примитивной. Но тот, кто положил его здесь, хорошо разбирался в движущих мотивах моей спутницы.

Она пришла сюда, чтобы увидеть своего сына, чтобы попрощаться с ним навсегда – даже ценой своей собственной смерти.

Я вскинул автомат и бросился за ней, в полной уверенности, что сейчас произойдет нечто страшное и непоправимое.

Так и случилось.

Лиза почти уже добежала до сына, когда из-за топчана в ближней клетке застрочил автомат.

Громко, тяжелым басовитым перестуком.

Вокруг Лизы плеснулись фонтанчики бетонной крошки. С визгом куда-то в глубину цеха ушли отскочившие рикошетом пули.

Лиза споткнулась, почти упала вперед. В руке ее сверкнул выхваченный в долю секунды меч. Но стежок автоматной очереди змейкой скользнул по ее ногам, метнулся вверх. Потом сразу несколько пуль ударили ее в грудь, приподняли в воздух, развернули и швырнули на уже выщербленный бетон.

Меч, вращаясь в воздухе гигантским сверкающим бумерангом, полетел в сторону.

Упал он где-то возле меня, но я не заметил где. Автомат бился в моих руках, но выстрелов его я не слышал: дело было вовсе не в глушителе, а в том, что мои барабанные перепонки едва не разрывались от громкого вопля. Кто-то кричал совсем рядом, и крик этот был полон отчаяния, боли и дикой, неутолимой ярости.

Я успел заметить, как из-за топчана вскинулась массивная темная фигура, как автомат в ее руках перестал изрыгать ритмично мигающее пламя, как пули – мои пули – взорвали голову автоматчика фонтаном крови, перемолотых костей и взбитого в пену мозгового вещества.

Потом передо мной распростерлась сверкающая плоскость белого металла. В стробоскопическом мигании ближней неоновой лампы я успел заметить, что состоит эта фантастически красивая плоскость из множества длинных и, видимо, очень острых клинков.

Все сразу они ударили меня наискось в живот, грудь, в руки, держащие оружие.

Крик прекратился – мой крик.

Я почувствовал, как раскаленная сталь рассекает мою кожу, мышцы, нервные окончания, кровеносные сосуды.

Сила удара была так велика, что меня перевернуло в воздухе. Автомат, отлетающий в сторону, мелькнул перед глазами. Крыша цеха, вдруг занявшая все мое поле зрения, качнулась и ухнула куда-то далеко вверх, словно сила гравитации по неведомой причине поменяла свою полярность.

Потом пришла тьма, предвестница моей древней и вечно юной хозяйки.

4

«Какое действие вызывает у испытуемых синтезированное вами соединение?»

«Резкое усиление продукции медиаторов в синапсах. Места соединения нервных отростков становятся сверхпроводимыми. Это многократно увеличивает скорость и мощность проводимого по нервным волокнам биоэлектрического импульса. Чисто физически у человека в разы повышается физическая сила, выносливость, скорость реакции, острота восприятия, способность к регенерации любых тканей. Более отдаленные последствия нам исследовать не удалось, поскольку у испытуемых развиваются побочные эффекты, несовместимые с жизнью».

«У всех?»

«У всех, кроме одного испытуемого».

«Женщина?»

«Да, женщина. Елизавета Петровна Колесникова, жена нашего научного руководителя».

«Почему вы хотите ее убить?»

«Она единственный удачный экземпляр. Нам нужно исследовать содержимое ее синапсов. Там, во всей ее нервной системе, в виде физиологического соединения содержится то, что мы так долго искали – та модификация вещества, видимо, содержащая совершенно случайные примеси, которую мы с тех пор так и не смогли воспроизвести».

«Разве нельзя взять пробы тканей у живого человека?»

«Можно, но эта женщина чрезвычайно опасна. К тому же ее могут выследить конкуренты, и тогда цена нашего открытия может понизиться. Ее нельзя оставлять в живых»

«Сколько вы намерены получить за препараты, изготовленные из ее тела?»

«Миллиард восемьсот пятьдесят миллионов долларов. Переводом на несколько счетов в оффшорных банках».

«Когда?»

«Сегодня. Через сорок восемь минут».

«Должен сообщить тебе, ублюдок, что вашу гребаную сделку я отменяю!»

Тьма, казалось, стала менее плотной, менее осязаемой.

Я понял, что выныриваю на поверхность. Жизнь все еще продолжалась, а в жизни, как известно, есть место и время для самых разных вещей. В том числе и самых ужасных – вот как сейчас.

– Это была не самая счастливая мысль, моя дорогая. Явиться сюда всего лишь со своим дурацким мечом и с этим глупым мальчишкой. Неужели ты думала, что я дам тебе уйти?

Кто это говорит?

Я открыл глаза – совсем чуть-чуть, чтобы, не дай бог, никто из окружающих не заметил, что я пришел в сознание.

Похоже, я лежал на левом боку. Монокуляр слетел при падении, и обоими глазами я видел одинаково.

Я увидел Лизу. Она все еще была жива, хоть это и представлялось невероятным. Тем не менее, получив, наверное, не меньше десятка пуль, она слабо шевелилась и даже пыталась приподняться.

Пыталась добраться до ребенка.

Я услышал слабый, тонкий и странно отрешенный детский голос:

– Мама!

На Лизу он подействовал, как инъекция живительного лекарства. Она приподнялась на локтях и попыталась придвинуться ближе к сыну.

Это ей не удалось.

Внезапно я осознал, что огромная лужа темной жидкости, в которой скользили ее ладони – это кровь. Ее кровь.

Невольно я скосил глаза на бетон подо мной. Там тоже была кровь, но совсем мало.

Я вдруг сообразил, что, в отличие от Лизы, я вовсе не умираю. Похоже, у меня был шок, но он быстро проходил. Да что там, практически уже прошел.

Небольшой порез, легкая слабость – это все пустяки. Я жив, и это самое главное. Я жив и значит, продолжаю оставаться бойцом.

Меч рассек мою многослойную пуленепробиваемую одежду, но не до конца. Кое-какие вставки, специально рассчитанные на экстремальное воздействие, все-таки устояли.

Я чувствовал жжение в местах порезов. Это хорошо. Было бы гораздо хуже, если бы я ощущал холод и онемение. Жжение говорило о том, что мое ранение не очень серьезно.

Я способен действовать, значит, я буду действовать.

Надо только выбрать момент.

– Ты думаешь, ты сильнее меня? Ты всегда считала меня слабаком! А сейчас? Посмотри, кто сейчас на коне, а кто лежит, истекая кровью. Ты чувствуешь, дорогая, как из тебя вытекает жизнь?

Чуть-чуть, совсем немного, я повернул голову. И увидел того, кто говорил.

Невысокий, худощавый, затянутый с ног до головы в серый комбинезон. Лицо и голову закрывает маска-шапочка с прорезями для глаз.

За ним неровной шеренгой выстроились такие же, как он, серые ниндзя в одинаковой униформе. Только по габаритам все его заметно превосходят.

Мне припомнился фрагмент из допроса. Научный руководитель эсэсовского проекта и его личный бойцовский клуб.

Крайний фланг шеренги находился совсем рядом со мной – трое серых амбалов, хреновых бэтменов в своей странно обтекаемой, будто приспособленной для полетов, форме.

И здесь же, совсем рядом – мальчик, распростертый на полу. Должно быть, у него совсем не было сил, не то, чтобы убежать, а просто пошевелиться. Тот, кто положил его здесь, знал это.

– Ты думала, сучка, сумеешь убежать от меня? От меня – от твоей смерти?! Сможешь обскакать меня напоследок?!

Парень распинался перед своей женой, им же самим обреченной на смерть. Распинался, будто хотел напоследок что-то доказать. Наверное, чувство неполноценности засело в нем слишком глубоко и сейчас вырывалось наружу в мелодраматических конвульсиях то ли обвинительной, то ли оправдательной речи.

Но Лиза его не слушала. Она словно находилась в другом мире. На ее лице расцветала улыбка, а взгляд был устремлен на мальчика. Ее губы зашевелились. Я не столько услышал, сколько угадал то, что она произнесла – бесконечно нежное для нее имя:

– Дени…

Мгновением раньше казалось, что в мальчике совсем нет сил, но вот он пошевелился, приподнял голову.

И снова этот бесконечно далекий, отрешенный голос, полный детской радости и недетской печали:

– Мама!

Голос его отца казался просто вороньим карканьем.

– А теперь, сука, ты умрешь! Ты попалась на мою приманку. Твоя песенка спета. Я высосу из тебя всю кровь! Всю до последней капли! В тебе содержится лекарство. Его хватит на всех нас. Куда ты смотришь, сука?! Смотри на меня! Гляди, каким я стал. Ты должна была стать такой же, но решила меня обскакать! Сука!!! Ты ответишь за все!

Он сорвал с головы, с лица свою маску ниндзя.

Под ней был покрытый пузырящейся слизью череп со свисающей лохмотьями плотью.

– Смотри сука!

Но Лиза его не видела. Она не отрывала глаз от мальчика. Его лицо, хоть и выглядело обезображенным многочисленными наростами, все же сохраняло нормальные человеческие, детские черты. Глаза смотрели на мать, не отрываясь – прямо, осмысленно. И в них – я чувствовал это всем своим существом – светилась любовь.

– Куда ты смотришь?! А-а-а! На своего дауна! – Он резко обернулся налево, ткнул пальцем. – Вы трое, убейте его! Заколите! Вспорите ему живот! Разрубите на части! Ну, живо!!!

Тройка серых амбалов беспрекословно шагнула вперед.

У каждого были автоматы, но они забросили их за спины одинаковыми отработанными жестами.

Потом одинаково вскинули руки, словно в жесте нацистского приветствия.

В руках у них сверкнули острой сталью одинаковые клинки.

Они не просто повиновались, в их глазах сверкало наслаждение от предстоящего убийства.

Маньяки, вообразившие себя белокурыми бестиями. Хозяевами жизни и смерти.

Хренов бойцовский клуб.

Но Смерть – это только моя хозяйка! Только я наделен священным правом подносить ей дары.

Они шагнули ближе. Приблизились к мальчику, окружили его с трех сторон.

Я вдруг увидел меч Лизы. Он лежал совсем рядом с моей правой рукой.

Взгляды всех, кто здесь присутствовал, сосредоточились на серой троице. Никто не заметил, как моя рука скользнула вперед и обхватила рукоять меча.

В то же мгновение со мной что-то случилось. Из тела исчезли боль и усталость. Меня наполнил мрачный восторг.

Серых убийцы не торопились. Они упивались порученной им ролью. Три одинаковых клинка медленно поднимались вверх, готовясь к одновременному удару.

Мой пресс мощно сократился, выдавливая из рассеченных сосудов шипящие фонтанчики крови.

Мне было все равно. Боли я не чувствовал. Тело было послушным и сильным. Движения – молниеносными.

Смерть захотела даров, и я, ее преданный слуга, должен был подать их к ее столу.

Только теперь я понял, что движения иайдо, которым я обучался столько времени, были движениями самой смерти.

Древнее искусство выхватывания меча, искусство нанесения молниеносных разящих ударов – это дар моей Хозяйки. Дар для тех, чье время умирать еще не наступило.

Первого убийцу я поразил еще до того, как оказался в нижней стойке.

Мой меч – меч Лизы, – войдя ему в спину, разрубил позвоночник.

Второй отшатнулся, быстро, но недостаточно, чтобы избежать моего удара. Как острая бритва, меч вскрыл его грудную клетку. Из рассеченного сердца плеснула шипящая волна крови.

Третий попытался все же нанести удар – не в меня, а в мальчика, но мой меч, войдя острием в низ его живота, ударил вверх, рассекая туловище на две одинаковые половины.

Все трое медленно падали, каждый в свою сторону, – первое блюдо на пиршестве Смерти.

Их тела не успели еще коснуться пола, а ко мне уже бросился их предводитель – с воплем бешенства, с воздетыми руками, в которых сверкал готовый к удару меч – тот самый, которым он меня уже чуть не убил.

Возможно, это удалось бы ему на этот раз, потому что сила во мне – та странная сила, что влилась в меня из меча – разом кончилась.

Но сзади раздался приглушенный стрекот. Автомат в руках Лизы – тот самый трофейный, с глушителем, что я подобрал на берегу, – бился как птица, готовая вырваться из рук и взлететь в небо.

Тело предводителя выгнулось дугой, словно в эпилептическом спазме. Из живота и груди вырвались кровавые ошметки. Лицо, и без того практически не существующее, пыхнуло кровавой вспышкой, оставившей после себя огромный багрово-черный кратер.

Его отбросило к шеренге серых суперменов и швырнуло на бетонный пол, уже не такой чистый, как минуту назад, покрытый многочисленными пятнами, масляно блестевшими в безжизненном люминесцентном свете.

Лишенные командира и вдохновителя, серые на секунду замешкались. Но потом, все как один, схватились за автоматы.

Дула поднимались, разворачиваясь одновременно на меня, на Лизу, на лежавшего мальчика.

Воздух над нашими головами заколыхался короткими тугими волнами, наполнился многоголосым приглушенным визгом.

Невидимый шквал пронесся над площадкой и разметал, как игрушечных солдатиков, всю шеренгу серых убийц.

«Изделие-13». Капитан все же нагнал нас и прикрыл в самый критический момент.

Я медленно повернулся, оглядываясь по сторонам.

Капитан появился из лабиринта станков. Из дула его сверхмощного автомата кинжального боя поднималась струйка сизого дыма.

Увидев нас, он махнул рукой.

– Все в порядке, Малыш. Все в порядке, Лиза. Никого из них не осталось. Все чисто.

Голос Капитана, внешне вроде бы спокойный, непривычно подрагивал.

Операция завершилась, но ничего тут, в этом замкнутом пространстве, капители смерти, не было в порядке.

Лиза с трудом пошевелилась, села на бетонном полу, в застывающей крови. Я поймал ее просящий взгляд и все понял без слов.

Двигаться мне было трудно и больно, но ни за что на свете я не признался бы в этом. То, о чем она просила меня сейчас, уж слишком походило на исполнение последнего долга.

Я встал, медленно, как во сне, будто преодолевая осязаемое сопротивление окружающей среды.

Я взял мальчика на руки. Он был легкий, почти невесомый. Я сделал четыре медленных, долгих шага. С трудом присел. Положил ребенка ей на колени, в ее объятия.

Меч я положил рядом.

Лицо Лизы осветилось любовью. Она наклонилась к малышу и поцеловала его в лоб.

– Мама, ты пришла, – прошептал он отстраненным, быстро угасающим голоском. – Я тебя ждал. Я знал: ты придешь.

Она нежно баюкала его, прижимая к груди.

– Я пришла, мой Дени. – Ее голос был негромким, успокаивающим, словно она боялась разбудить только что заснувшего ребенка, уплывающего в страну сладких грез. – Я пришла за тобой, мой мальчик. Теперь я тебя никогда не покину.

Она шептала что-то еще, ласковое, убаюкивающее.

Я сидел рядом и чувствовал, как с каждым ее словом на плечи мои наваливается новая тяжесть.

Мальчик был мертв, но она не выпустила его из рук даже тогда, когда двое людей в белых халатах, из-под которых проглядывала пятнистая форма штурмового подразделения, бережно приподняли ее и повели через распахнутые настежь входные двери наружу – под холодное весеннее небо, затянутое низкими облаками.

Даже самые мрачные тучи – это всего лишь безвредный туман, поднявшийся над землей.

Самая страшная боль в этом мире принадлежит жизни. Невинному ребенку смерть приносит лишь избавление и покой.

Вечный покой в стране сладких грез.