Текст книги "Квест в стране грёз (СИ)"

Автор книги: Федор Крылов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 32 страниц)

Глава 19. Дыхание смерти

1

Поверх прорези прицела «Стечкина» Капитан увидел, наконец, что третий боевик, до сих пор закрываемый будкой, решительно шагнул из-за нее и вскинул автомат.

Из дула вырвались языки пламени.

Капитан плавно утопил спусковой крючок «Стечкина».

Грохот выстрелов боевика долетел до него через пространство искаженным, словно отразился от низкого неба.

«АПС» бился в его руках совершенно бесшумно, лишь звенели, скатываясь по крыше, стреляные гильзы.

А потом оборвались разом и грохот автомата в отдалении на крыше, и лязг отработанных патронов.

Капитан понял, что в этой ситуации сделал все, что мог.

Тело боевика содрогнулось в моих руках, а потом часто-часто затряслось, будто кто-то совсем обезумевший, с пеной у рта, принялся бешено колотить его по спине сразу двумя молотками. Только то были не молотки, как я сразу понял: три, а то и четыре пули, вырвавшись из его тела, ударили меня в живот.

Дыхание у меня перехватило, я еле устоял на ногах. Но, судя по всему, кинетическая энергия этих деформированных кусочков металла, уже прошедших через одну мишень, была не так уж велика. Спецпрокладка выдержала удары. Мой живот тоже, хоть и не с таким успехом.

Я не сообразил отпустить захват сразу. Ноги у боевика подогнулись, и он рухнул передо мной на колени, словно решил напоследок вымолить прощение.

Стрельба стихла. Я рассеянно глянул наверх, но третьего автоматчика уже не было видно.

– Все нормально, Малыш, – успокоил меня Капитан. – Он уже не опасен.

Кто-то тронул меня за плечо. Я резко повернулся, вскидывая левую руку в защитном блоке.

– Это я, Малыш! Это я, Лиза.

Ее шепот прерывался от волнения. По всему было видно, что она прилагает огромные усилия, чтобы овладеть собой.

Что-то толкнуло меня в ноги, заставив перевести взгляд вниз.

Мертвый боевик медленно съезжал по скату. Я отпустил его руку. Раздался треск – это лопнуло ременное крепление ПНВ. Боевик перевалил через сгиб кровли, словно делая прощальный жест, – а потом быстро покатился вниз.

– Черт!

Я сделал шаг за ним следом, поскользнулся на мокром железе и едва не упал.

Лиза потянула меня назад.

– Оставь его!

– Автомат! Я хотел забрать автомат.

– Быстрее! Нам надо бежать!

Она потянула сильнее. Я пошел за ней, наконец выходя из ступора.

– Да, конечно. Только мой меч…

Лиза сунула его в мою руку, и я машинально вложил меч в чехол. Лишь тут я обнаружил, что все еще сжимаю в правой ладони перешедший ко мне по наследству инфракрасный бинокль.

Что ж, хоть одно полезное приобретение мне удалось сделать.

Где-то совсем близко прогрохотал автомат. Свиста пуль я не услышал, но сам факт, что они возобновили стрельбу, говорил о возросшей опасности. Похоже, те, кто подбегали сюда с другой стороны башни, начали догадываться, что первая группа боевиков уже не сможет нас задержать.

– Бежим!

Судя по голосу, Лиза справилась с волнением. Теперь ее тон был собранным, холодно-деловым.

Мы побежали к дальнему краю крыши, лавируя между многочисленными препятствиями.

Очень скоро до нас долетели сзади громкие возбужденные голоса. Я понял, что сейчас вслед за ними последуют и автоматные очереди.

Мы все еще не вышли из зоны смертельной опасности.

2

Острый цейтнот, грозивший гибелью товарища, заставил Стаса идти напролом.

Оперативная связь – чудо технологии, разработка засекреченного конструкторского бюро – работала как надо, донося до него практически в режиме реального времени то, что творилось на крыше в нескольких сотнях метров отсюда.

Ему пришлось протащить парализованного газом боевика чуть выше по лестнице – за поворот пролета, идущего вверх от последнего жилого этажа. Впрочем, архитектура дома была слишком, на взгляд Стаса, запутанной, и некоторые квартиры, кажется, имели дополнительные жилые уровни, вдававшиеся в чердак или в надстройки над крышей, типа центральной башни и боковых, не таких высоких, башенок.

За поворотом лестница стала железной – гораздо уже, чем бетонная, короче, но заметно круче, она уходила в квадрат темноты.

Люк, причем раскрытый, понял Стас. Люк, а не дверь, как ему показалось снизу. Чернота, забранная в металлическую окантовку бетонной плиты, казалась абсолютной. Прямо «Черный квадрат» Малевича, полный скрытых смыслов, аллюзий и отсылок к многозначным пластам отечественной и мировой культуры.

Об этом, впрочем, ему не хотелось думать, потому что главным и единственным смыслом черного квадрата, который нахально лез на поверхность его сознания, была очередная встреча со Смертью – всемогущей и своенравной хозяйкой их слаженной команды.

Он бросил последний взгляд назад. Боевик лежал у стены, на повороте лестницы, где его никто не мог увидеть снизу. Его карманы, быстро обшаренные Стасом, оказались практически пусты – ни документов, ни прибора ночного видения, что особенно интересовало оперативника. Только миниатюрная рация да пара запасных магазинов к автомату. К какой структуре он принадлежал, так и осталось невыясненным. Одно было ясно – эти ребята обладали немалыми возможностями, раз сумели организовать эффективное наблюдение с последующим выходом на захват.

Ликвидацию, поправил он себя. Боевики на крыше просто забросали башню гранатами. Сильно, должно быть, насолила им эта дамочка.

Похоже, если бы не Малыш, она была бы уже мертва. Может, от бандитов с битами и сумела бы отбиться самостоятельно, но от профессиональных ликвидаторов – едва ли.

Подниматься по последнему лестничному маршу Стасу пришлось с предельной осторожностью, а это значит – медленно. Железные ступени имеют неприятное обыкновение греметь под ногами. Но лестница была коротка, и вот уже черный квадрат навис над самой его головой, как окно в иное измерение.

– Стась! – раздался в микродинамике оперативной связи шепот Капитана.

– Да, Кэп, – еле слышно выдохнул он.

– Наши беглецы двигаются прямо ко мне. Придется перебираться на другую сторону крыши.

– Я сейчас, Кэп, – выдохнул Стас. – Остались последние метры.

– Им сейчас нелегко. Их плотно обстреливают, а я пока не могу вступить в игру

– Не раскрывайся, Кэп. Я сейчас. Сейчас…

Он мощно оттолкнулся и, быстро преодолев последние ступени, влетел на чердак. Теперь уже не было времени на скрытное, постепенное проникновение.

Темнота обступила его, как мягкий черный туман.

Неслышное нажатие кнопки, и вот уже луч фонаря, яркий и широкий, расфокусированный для максимального охвата пространства, прошелся по кругу, выхватывая из темноты железные, покрытые бурой ржавчиной решетчатые фермы, поддерживающие крышу.

Пусто. Людей нет.

На мгновение ему показалось, что все напрасно, ему никогда не найти никого в этом огромном темном помещении с гуляющими повсюду сырыми сквозняками.

Ствол его «глока», удлиненный глушителем, опустился, уставившись в пол.

Пол! В чердаках он обычно изрядно запыленный.

Стас направил вниз луч фонаря. То, что он хотел увидеть, обнаружилось сразу. Не следы даже, а целая дорожка, хорошо утоптанная, ведущая в глубину чердака, в сторону массивного кирпичного постамента, который, конечно, не мог быть ничем иным, как только основанием центральной башни.

Быстро, но бесшумно Стас побежал вперед.

3

Автоматный огонь сзади стал поистине ураганным. Я быстро обернулся на бегу, но ни одного из автоматчиков не увидел. Хорошо. Это означало, что и они не видят нас, даже сквозь оптику инфракрасных приборов.

В воздухе рядом с нашими головами взвизгнула пуля. Другая просвистела чуть дальше, а основная часть выпущенной очереди унеслась в темноту гораздо левее нас.

Лиза пригнулась, притормозила и схватила меня за руку.

– Слушай меня внимательно. Нам надо спуститься ниже.

Я нервно кивнул.

– Согласен.

– Но там мы не сможем бежать быстро. Там придется пробираться от одного укрытия к другому.

Я повернулся и поднес бинокль к глазам.

– Нельзя ли попасть на чердак?

– Все входы заделаны. Но мы будем искать. Может, что и найдется.

В инфракрасный прибор крыша выглядела так, словно прямо над ней нависла огромная желтая луна.

Я заметил неровное бледно-зеленое свечение где-то у подножия башни. Возможно, это отсвет теплового излучения человеческих тел.

Огонь продолжался, но теперь уже с меньшим энтузиазмом. Боевики выплеснули часть эмоций, вызванных разгромом их первой группы, и теперь просто методично, квадрат за квадратом, простреливали крышу – пока только нижнюю ее часть, изобиловавшую выступами и выходами кирпичных труб.

Странно, тут же подумалось мне. Почему они не выходят на верхнюю часть кровли? Здесь препятствий гораздо меньше и перемещаться относительно легко.

Возможно, конечно, что, обнаружив одного боевика, подстреленного из огнестрельного оружия, они просто опасаются подставляться под встречный огонь.

Но почему они тогда хотя бы не выглянут из-за укрытия?

Что-то тут не то, решил я и перевел бинокль влево.

Эта модель ПНВ мне была не знакома, но, похоже, в него был встроен весьма чувствительный электронно-оптический преобразователь. Во всяком случае, я сразу же заметил пятно желтоватого свечения, неровными скачками перемещающееся по крыше с той стороны конька.

– Черт! – вырвалось у меня.

– Что такое? – Лиза встряхнула мою руку.

Пятно на той стороне крыши было уже совсем близко. Присмотревшись, я обнаружил, что в некоторых отрезках своего перемещения оно раздваивается.

Я медленно выдохнул, стараясь успокоиться. Мое сообщение сейчас должно предназначаться не столько Лизе, сколько моим товарищам.

– Там еще группа. Минимум двое. Следуют курсом, параллельным нашему, но по той стороне крыши.

Очередь вдруг хлестнула по листу железа совсем рядом с нами. Я резко перевел бинокль и увидел стрелка. Он выбрался-таки на верхнюю часть кровли и теперь стоял, укрытый кирпичным барьером всего лишь по пояс, не считая нужным прятаться. На лице у него крепился точно такой же бинокль, как у меня.

Теперь мне стало ясно, что боевики, понеся потери, стали действовать по тактически грамотному плану. Их оказалось больше, чем мы предполагали вначале, и они вполне могли его реализовать: двое пошли на опережение, вероятно, под прикрытием и руководством наблюдателя с одной из соседних башен, один будет простреливать верхнюю часть крыши, не оставляя нам возможности для быстрого отступления, а остальные будут подбираться по крутой ее части, выходящей на фасад, одновременно замедляя наше передвижение плотным простреливанием открытых участков.

План был бы идеальным, если бы не один недостаток, о котором они знать не могли: он не учитывал присутствие Капитана.

Я увидел, как боевик перехватил автомат, чтобы было удобней целиться.

В следующее мгновение воздух в стороне от нас рассекла короткая очередь. Что-то вдруг толкнуло боевика в грудь и лицо. Он всплеснул руками и опрокинулся назад, как жестяная мишень в тире, сбитая пневматической пулькой.

Впрочем, свечение у основания башни стало быстро усиливаться. Кто-то там карабкался по скату, торопясь на замену подстреленному автоматчику.

– Пошли! – Лиза с силой потянула меня вниз.

Я понял, что мне на самом деле ничего не остается, кроме как последовать за ней – даже зная, что это не спасение от гибели, а только отсрочка.

4

В темноте чрево чердака напоминало декорации к готическому фильму. Пожалуй, не следовало удивляться, если столкнешься здесь нос к носу с бледным, как сама смерть, пятисотлетним вампиром.

Впрочем, чем отличались от настоящих вампиров те, кто охотились за женщиной? Все-таки это странно, очень странно – задействовать такие ресурсы, чтобы ликвидировать лишь одного человека.

Вообще же странностей в этом деле, в которое они за столь краткий промежуток времени успели погрузиться с головой, было так много, что временами Стасу начинало казаться, что он участвует в грандиозной постановке нелепой пьесы, написанной неизвестным автором в жанре абсурда.

Ну, такой вот, например, вопросик – совсем маленькая нестыковочка, которую он, хоть убей, никак не мог понять.

Если кому-то нужно, чтобы эта женщина умерла, то почему бы просто-напросто не подстрелить ее из снайперской винтовки прямо на улице? Как вариант – расстрелять из автомата из проезжающей машины.

Технически это сделать совсем не трудно, и не понадобится привлечение таких колоссальных людских ресурсов.

А если убийцам не хотелось огласки, если им обязательно нужна была скрытность, то почему они не дали команду снайперу уничтожить ее, когда она с Малышом пробиралась по крыше?

Странности нагромождались одна на другую, вопрос – на вопрос, а ответов и объяснений по-прежнему не находилось.

Достигнув подножия башни, Стас уменьшил яркость фонарика и увеличил фокусировку. Время поджимало, но элементарные меры предосторожности он все-таки должен соблюдать.

Как он и ожидал – спасибо обстоятельному описанию Малыша – в основании башни, сложенном из красного кирпича, не было никакой двери. Тропинка в пыли вела дальше – к темному скосу крыши.

Очень быстро в нем обнаружилось, на высоте человеческого роста, слуховое оконце, закрытое прочными на вид железными жалюзи.

Несколько ящиков, поставленных один на другой, образовали удобную лестницу. Поднявшись на три импровизированные ступени, Стас посветил на оконце, прикрывая свет фонарика ладонью, чтобы он не проник наружу.

Когда-то давным-давно жалюзи, представляющие собой две раскрывающиеся наружу металлические створки, сварили друг с другом точечной сваркой, но недавно, судя по свежести спила – несколько дней назад места сварки аккуратно разрезали чем-то вроде пилы-болгарки. Теперь их удерживало вместе лишь колечко, наспех скрученное из отрезка алюминиевой проволоки. Судя по положению листа скрутки, колечко накинули снаружи.

Это не помешало Стасу быстро его раскрутить. Он осторожно толкнул створки. Они раскрылись легко и без малейшего скрипа. Значит, кто-то предусмотрительно позаботился о проржавевших оконных петлях.

Прежде чем выскользнуть наружу, Стас нащупал в карманах газовый баллончик, затем револьвер. Но, подумав мгновение, все-таки решил остановиться на «глоке» – вовсе не оттого, что жаждал крови, а потому, что парализованному газовой взвесью человеку для того, чтобы оклематься, требуется несколько часов, и все это время пораженный, пусть и безвредным, но все-таки ядом организм сохраняет резистентность к действию практически любой разновидности «сыворотки правды».

А Стас уже пришел к выводу, что ему крайне необходим «язык» для проведения небольшого химического допроса.

Рация, лежащая на крыше рядом с рукой Капитана, разрывалась от криков. Ему даже пришлось, повозившись немного, разыскать регулятор громкости и повернуть его наполовину назад, чтобы эти звуки – а транслировала рация не только слова, крики и невнятные вопли, но и грохот автоматных очередей, периодически забивающий эфир – не выдали, хоть и хлипкое, чисто символическое, но все же укрытие Капитана.

Его внимание раздвоилось. Одна его часть по-прежнему контролировала перемещения боевиков, пытавшихся перехватить Малыша с женщиной (вернее женщину с Малышом, поскольку из них двоих Малыш был новоявленной темной лошадкой и изначально всех интересовала лишь эта загадочная особа), а другая часть вслушивалась в несущиеся из рации слова, пытаясь нащупать в них ключ – тот самый, что разом объяснит всю эту невозможно дикую ситуацию.

Но ключ не находился, все время ускользал, оставляя лишь словесную шелуху обычных команд да, пожалуй, несколько излишнее количество чисто эмоциональных реплик, что можно было счесть косвенным свидетельством отсутствия у исполнителей этой операции если не профессионализма, то уж во всяком случае элементарной дисциплины.

– Где они?

– Они уходят.

– Кто их видел?

– Я, только что.

– Почему не стрелял?

– Я стрелял, но они просто промелькнули. Сейчас их опять не видно.

– Осторожно, у них автомат.

– Да нет у них автомата!

– А из чего они Третьего замочили? Из пальца?

– Я не видел у них автомата.

– Ну, так иди побыстрей и прикончи их, если ты такой наблюдательный.

– Осторожней! Не подставляйтесь. Мы все равно их возьмем.

– Пятый, Шестой! Вы как?

– Нормально. Приближаемся к цели. Скоро мы их обойдем.

Потом все перекрыл другой голос, гораздо более спокойный и властный:

– Прекратите базар и работайте!

После короткой паузы кто-то ответил присмиревшим тоном:

– Мы работаем. Все нормально.

– Не очень нормально, если у вас такие потери.

– Мы их скоро возьмем. Мы…

Властный голос бесцеремонно перебил говорившего:

– И напоминаю: нам нужны только трупы, больше ничего. В контакт с этой парочкой не вступать. Огонь вести только на поражение. Не подходите к ним близко, пока не всадите в каждого по хорошей очереди.

Кто-то неуверенно, почти робко спросил:

– В голову стрелять можно?

Обладатель властного голоса ответил с нотой раздражения:

– Куда угодно! Я уже говорил об этом. Куда угодно, только не в правую руку.

– Ясно, ясно, – пробормотал еще кто-то, должно быть, озадаченный этим странным приказом не меньше Капитана.

– А вы пошевеливайтесь! Я вам говорю, Шестой и Пятый. Крыша пуста. Никого с вашей стороны нет. Чего вы крадетесь?

Вот он, наблюдатель, – подумал Капитан. Тот, кто координирует действия киллеров со стороны.

– Так точно, – неопределенно-лаконично ответил голос Пятого.

Капитан понял, что времени у Малыша и женщины почти не остается.

Глава 20. Не давайся им в руки

1

Как всегда в момент наивысшего напряжения Стаса охватил горячий, почти лихорадочный азарт. В этом он отличался от Капитана, хотя иногда и ловил себя на мысли, что давно уже вошедшее в легенду спокойствие командира – на самом деле не что иное, как профессиональная маска.

Как бы там ни было, сам он в наиболее ответственные эпизоды любой операции приходил в состояние повышенного возбуждения, но это было не то возбуждение, которое возникает обычно как ответ на стрессовую ситуацию. В том-то все и дело: годы тренировок, самых разносторонних, затрагивающих не только тело, но и нервную систему, психику, а также самые разнообразные интегральные функции личности, превратили обычное стрессорное возбуждение, которое чаще всего лишает рядового человека способности действовать рационально, точно и оперативно, в нечто кардинально иное – в источник энергии, вроде миниатюрного ядерного реактора, питающий уже не человека, а универсальную боевую машину, не знающую боли и усталости, действующую быстро и безошибочно, стреляющую без промахов.

Он выскользнул в слуховое оконце и на мгновение, осматриваясь, распростерся на крыше уже в этом образе – образе терминатора, универсальной боевой единицы, заменяющей собой целое подразделение хорошо обученных бойцов.

Холодный дождь, мелкий, но частый, сеющий с низкого неба уже не один час, покрыл его разгоряченное лицо пленкой влаги.

Башня нависала над крышей как настоящее средневековое укрепление.

Окно на фасадной стороне башни, выходящее на все еще шумящий внизу проспект, оказалось и не окном вовсе, а настоящей железной дверью.

Стас взялся за мокрую железную ручку, потянул на себя.

Дверь оказалась заперта.

Он усмехнулся, доставая из кармана связку отмычек.

Замка в двери не было, лишь внутренний засов, который, впрочем, должен достаточно легко открываться снаружи.

Так и случилось. Примитивное устройство сработало практически бесшумно. Должно быть, те, кто давно уже засели в башне, устроив в ней наблюдательный пункт, хорошо смазали все трущиеся металлические части. Так они, возможно, обезопасили себя от нежелательного проявления внимания со стороны жильцов дома, но одновременно облегчили проникновение в свою цитадель вражеским лазутчикам.

Впрочем, судя по размаху операции на соседней крыше, эти люди привыкли действовать нагло и без оглядки на последствия, словно были уверены в своей неприкосновенности. На таком психологическом фоне мысль о вражеских лазутчиках едва ли могла рассматриваться ими всерьез.

Дверь скрипнула еле-еле, но равномерный шум дождя поглотил без остатка этот слабый звук.

За дверью была темнота.

Прикрыв ладонью луч фонарика, Стас на секунду включил его и высветил обширную комнату, совершенно пустую, если не считать кучи строительного мусора в дальнем углу.

Свет погас, но в зрительной памяти Стаса осталась картинка. Руководствуясь ею, он двинулся к боковой стене.

Скоро его ладонь нащупала железные скобы, вмурованные в кирпичную кладку. Он поднял голову. Точно над ним, на высоте чуть больше трех метров слабо светился геометрически правильный квадрат.

Так-так. Люк они, значит, не потрудились закрыть.

Мокрой кожей лица он ощутил слабый, но устойчивый ток воздуха.

Ну-ну. Сквозняк, значит.

Входную дверь Стас прикрыл не до конца. Закрыть массивную гулкую дверь бесшумно – задача, конечно, выполнимая, но требующая времени. Он не считал себя вправе тратить его сейчас – когда жизнь Малыша висит на волоске.

Железные скобы прогибались под весом его тела, издавая слабый хруст.

Тускло светящийся квадрат приблизился. Сквозняк стал ощутимо сильнее.

Потом он услышал тихий бубнящий голос. Ему ответил другой, такой же тихий, глуховатый. Он произнес короткую неразборчивую фразу. Первый ответил односложным словом – то ли «да», то ли «нет», не разобрать.

Впрочем, сейчас это не важно. Гораздо важнее другая, невербальная информация, донесенная этими голосами. А именно: бойцы наверху располагаются в разных местах, по логике – у разных окон. Судя по сквозняку – у открытых окон.

Ладно, ребята. Пора познакомиться поближе.

Практически бесшумно Стас вплыл в слабо мерцающий квадрат люка. Повернул голову направо, налево, едва его глаза поднялись над уровнем пола.

Открывшееся его взгляду помещение, тускло, но достаточно отчетливо освещенное цветным неоновым светом рекламных вывесок, часть из которых была установлена на ближайших участках крыши, являлось почти точной копией нижнего бункера, только с более высоким потолком и двумя рядами окон.

У двух нижних окон, распахнутых в ночь, застыли темные фигуры, прильнув лицами к окулярам приборов. У одного это был массивный коробок, укрепленный на прочной треноге вроде фотоштатива, у другого – электронно-оптический прицел снайперской винтовки.

Оба, и наблюдатель, и боевик, стояли, каждый у своего окна, развернувшись вправо – в сторону той самой крыши, где сейчас происходили активные действия. Они могли бы заметить боковым зрением появление Стаса, если бы не были так прикованы к своим инфракрасным устройствам.

На голове у каждого укреплена телефонная гарнитура – наушники открытого типа, просто вставленные в ушные раковины, и микрофоны у рта.

У раскрытых окон шум дождя по крыше создавал плотную звуковую завесу. Ни один из боевиков не услышал, как громко скрипнула под ногой Стаса последняя скоба-ступенька.

Стас мягко оттолкнулся от опоры, помогая себе руками, и впрыгнул в помещение, все еще оставаясь незамеченным.

Углы обширной комнаты тонули в тени. У задней стены стояли несколько ящиков, должно быть, со всем необходимым для длительного здесь пребывания снаряжением.

Только когда за этими ящиками стала вырастать, поднимаясь, темная фигура, Стас понял свою ошибку.

Боевой расчет наблюдательного пункта должен состоять как минимум из трех человек. Снайпер может быть и один – его работа в принципе кратковременна, но наблюдающих должно быть не меньше двух. Внимание любого, даже хорошо подготовленного, человека – функция очень непостоянная, сильно подверженная утомлению. Чтобы обеспечить качественный визуальный контроль, наблюдатели должны периодически меняться.

Как раз такого сменщика он и видел сейчас перед собой.

– Эй, что такое!?

Возглас, долетевший до него из угла – дальнего, слишком дальнего, был полон не только недоумения, но уже и враждебной настороженности.

– Ну, чего ты? – невнятно и недовольно промычал от противоположной стены снайпер, пока еще не отрываясь от своего прицела.

– Да это…!

Сменщик не договорил начатую фразу. В его руках, без всякой паузы, заработал автомат.

Сейчас уже поздно было клясть себя, на чем свет стоит. Сейчас можно было работать только на опережение.

Стас мгновенно крутнулся вокруг вертикальной оси, разворачиваясь боком и одновременно отталкиваясь одной ногой, отшагивая в сторону и опускаясь вниз.

Что-то тупо ударило его в бок, прервав перемещение и опрокинув на пол. Рядом по бетонной плите прошла дорожка пулевых отметин. Помещение наполнилось не только грохотом автомата, но и визгом пуль, многократно рикошетирующих от пола и стен.

Автоматчик все жал и жал на курок, охваченный то ли лихорадкой боя, вспыхнувшего так внезапно, то ли элементарным страхом.

Стас выстрелил, целясь в голову.

Грохот сразу прекратился. Понимая, что достигнутый результат может быть временным, Стас послал в автоматчика одну за другой еще четыре пули.

Когда темная фигура, получив несколько ударных импульсов, рухнула на ящики, он мгновенно перевернулся на живот, готовый подавить встречный огонь от противоположной стены.

Его не последовало. Стас пригляделся и коротко ругнулся сквозь зубы.

Наблюдатель лежал на полу рядом с опрокинутой треногой. Из разбитого прибора вырывались короткие зеленые вспышки. Снайпер сидел под окном, привалившись к стене.

Автоматная очередь, панически длинная и едва ли вполне осмысленная, сделала свое дело.

Вот тебе и терминатор, устало подумал Стас. Едкая, обжигающая злость на себя всколыхнулась где-то глубоко в его сознании. Он решительно задавил эту вспышку. Эмоции сейчас ни к чему.

Снайпер у стены шевельнулся, попробовал поднять руку, коротко застонал.

В одно мгновение Стас оказался рядом с ним. Луч фонарика осветил бледно-голубые, налитые болью глаза.

Боевик получил минимум две пули: одна разбила ключицу, обездвижив ему правую руку, вторая угодила в живот. Тем не менее снайпер левой рукой попытался достать пистолет, спрятанный в правом кармане брюк.

Стас не стал тратить время на пресечение этой попытки. Его собственная левая рука, настолько же натренированная и ловкая, как и правая, сделала неуловимое движение к открытому участку шеи боевика.

Затем Стас шагнул к раскрытому окну, в нише которого призрачно мерцал инфракрасный прицел снайперской винтовки. На боевика оперативник больше не смотрел: в его шее теперь торчала тонкая игла, которую венчала продолговатая колбочка автоматического шприца. За три секунды, пока Стас разбирался с устройством незнакомой винтовки, поршень в шприце полностью опустился, выдавив в мышечные ткани свое содержимое.

На первой стадии воздействия, которая начинается сразу же после введения, препарат из шприца вызывает выраженное расслабление мускулатуры, приводящее к полной потере контроля над телом. На второй стадии, примерно через минуту, начинается главное действие препарата – то самое, из-за которого он получил свое неофициальное название – «сыворотка правды».

У Стаса оставалась минута, и он был намерен использовать ее для более важного, чем химический допрос, дела.

Ситуация на соседней крыше требовала экстренного силового вмешательства.

2

Почему-то мне подумалось, что это самый странный вечер в моей жизни. Обстановка для таких размышлений была совершенно неподходящая: вокруг свистели пули, боевики с автоматами медленно, но неуклонно нагоняли нас, обходя не только справа, но и, как я выяснил с помощью ночного бинокля, слева, по самому краю крыши. Они не пытались проводить свою операцию скрытно, они не опасались вмешательства правоохранительных органов, следовательно, имели хорошее прикрытие в местных силовых структурах, может, и сами принадлежали к одному из спецподразделений, хотя, по правде говоря, в этом я сильно сомневался – действовали они скорее как отморозки, отбросы преступного мира, не подчиняющиеся ни законам, ни понятиям.

Впрочем, их конкретная принадлежность была сейчас не самой главной нашей проблемой.

Смерть наступала нам на пятки. Наверное, моя древняя хозяйка решила-таки занести косу и над моей головой. Может, пришла к выводу, что как поставщик свежей пищи для ее очередного пиршества я себя изжил.

Как бы там ни было, умереть в такую ночь едва ли было зазорным. Когда я выходил из машины поучаствовать в достаточно простом, пусть и не без элемента риска, уличном мордобое, никто не предупредил меня, что дело дойдет до отчаянного бегства по крыше под ураганным автоматным огнем.

Но умирать, конечно, было и немного обидно. Самое главное – непонятно из-за чего и ради чего.

Сотрудник организации исчез в этом городе. Причина, конечно, достаточно серьезная, чтобы начать следствие, найти виновных и сделать так, чтобы ни у кого больше не возникло желания переходить дорогу нашей структуре.

Но продвинет ли следствие моя смерть? Едва ли.

А эта женщина с мечом? Единственное, что достоверно известно о ней – то, что ее хотят убить. Хотят так сильно, что в итоге, когда это не удалось сразу, бросили на ее уничтожение целую армию.

Но спасет ли моя смерть ее жизнь? Вряд ли.

Вот и получается: с какой стороны ни посмотри, а смерть моя не принесет ни малейшей пользы никому.

И все же на каком-то более глубоком плане такое завершение жизни, возможно, вписывалось в общую схему моего существования. Моя настоящая жизнь закончилась давным-давно. То, что происходило со мною потом, было многими жизнями, никак не связанными ни с моей первой и единственной настоящей, ни друг с другом. К тому же все эти жизни были, в конечном счете, служением Смерти.

Могло ли это продолжаться не то, что вечно, а просто хоть сколько-нибудь долго?

Наверное, я просто устал, раз задаюсь такими вопросами.

Впрочем, бежать дальше уже все равно не было никакой возможности. Преследователи приблизились, а огонь стал настолько плотным, что перебежка до следующего укрытия окончательно стала равносильна смерти.

Я опустился на крышу, привалился спиной к кирпичной трубе. Лиза присела рядом. В ее глазах, смотрящих на меня в упор, я разглядел беспокойство.

– Ну вот, кажется, и все, – сказал я.

Спокойствие в моем голосе удивило меня самого. Причем неприятно удивило – было в нем что-то нехорошее, вроде бесчувствия обреченной на заклание жертвы.

Она яростно замотала головой.

– Нет! Не смиряйся с этим.

Я попытался улыбнуться, но ничего не получилось.

– Ты сама знаешь, что на этот раз нам не уйти. Их слишком много. Они все равно нас убьют.

– Нет, Малыш! Надо использовать любой шанс.

Я вгляделся в нее. Ее порыв был прекрасен, но, к сожалению, совершенно бесполезен. На этот раз – я почувствовал это – улыбка все-таки прорисовалась на моем лице.

– Мне очень жаль, Лиза.

– Соберись! Как только стихнет стрельба, мы побежим дальше!

– Она не стихнет. Они подойдут ближе и расстреляют нас.

– Нет!

– Но я не об этом, Лиза. Мне жаль, что я не встретил тебя раньше, в другой жизни.

Она печально улыбнулась.

– И что бы это изменило?