Текст книги "Квест в стране грёз (СИ)"

Автор книги: Федор Крылов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)

Грохот автоматов. Удары пуль о железную крышу.

Голос Стаса в микродинамике оперативной связи:

– К башне подходит еще группа бойцов. Трое… нет, четверо.

Голос Капитана:

– С ними разберемся потом. Можешь отработать самых ближних?

– Отработку начинаю.

Во мне вдруг с безумной силой всплеснулась надежда. Возможно, не подозревая об истинных причинах, Лиза все же была права. Шансы на спасение у нас оставались.

Но это не значит, что можно спокойно сидеть вот так, во всем положившись на Капитана и Стаса.

По оперативной связи до меня долетел далекий выстрел, после короткой паузы – еще один.

– Отработка завершена, – сообщил Стас. – Эта половина крыши свободна.

– Ты видишь кого-нибудь там, где Малыш?

Голос Капитана спокойный, слишком спокойный, чтобы чувствовать себя в безопасности. Судя по голосу, он явно оценивал ситуацию как критическую.

– Нет. Он для меня в мертвой зоне.

– Тогда работай по дальним.

– Работаю.

3

Стрельба слева прекратилась на пару секунд, но тут же возобновилась – похоже, автоматчик всего лишь заменил магазин. Очередь прошлась по верху барьера. Нас осыпало кирпичной крошкой.

Оглядевшись, я обнаружил, что огонь со всех сторон сконцентрирован на нашем ненадежном укрытии. Только на нем. Выходит, они нас засекли. Они знали, что мы находимся за этим кирпичным барьером.

Несколько пуль пропели над самыми нашими головами.

Лиза вскрикнула и подалась ближе к барьеру.

– Кто они такие? – теперь мой голос истончился от напряжения до такой степени, что стал срываться. – Что это за отморозки?

– Я не знаю.

Яркая вспышка разорвалась у меня в голове – не раздражение и даже не злость, а натуральное бешенство.

Я схватил ее за плечи и с силой встряхнул.

– Не знаешь? Совсем ничего не знаешь?! Просто шла по улице, и вдруг ни с того, ни с сего тебя стали убивать!

Она не пыталась вырваться.

– Малыш, милый…

– А заодно и меня!

– Поверь мне…

– Сейчас меня убьют, а я даже не знаю, за что!

Я тряс ее, пока не сообразил, что ее ведь ранило и я причиняю ей боль. Я отпустил ее, потер ладонями лицо.

Она тихо сказала:

– Прости меня, Малыш.

Устало вздохнув, я прошептал:

– Ничего. Мы выберемся.

Это были всего лишь слова. Произнесенные без всякого убеждения, они умерли в тот же момент, как родились.

Но теперь уже Лиза схватила меня за плечи и встряхнула.

– Послушай, Малыш! Им нужна только я. Если сейчас я побегу в одну сторону, а ты в другую, то у тебя будет шанс спастись. Ты слышишь меня?

Я пристально посмотрел ей в лицо.

– А ты? Что будет с тобой? Тебя … убьют?

Ее порыв прошел так же быстро, как мой. В ее лицо будто впечаталась маска боли, не столько физической, сколько душевной. Она медленно кивнула.

– Наверное… Да, убьют.

– Почему?

Несмотря на визг пуль в воздухе, громкие удары при попадании в железные листы, многие изкоторых вокруг нас уже покрылись рваными ранами косых пробоин, несмотря на приближающийся, все более оглушительный треск автоматных очередей, пространство вокруг нас словно сжалось в кокон, наполненный тишиной.

Я услышал ее тихий вздох или, может быть, всхлип, такой печальный, такой одинокий, что у меня защемило сердце. Я мягко сжал ее ладони. Мы смотрели друг другу в глаза, и каждый понимал, что лицо другого может остаться последним зрительным впечатлением в этой жизни.

– Живая я им не нужна. Живая я могу представлять опасность.

Разговор получался странным. Я мало что понимал, кроме того, что мои вопросы, если я еще успею их задать – это мой единственный вклад в операцию.

– А что они будут делать, когда убьют тебя?

– Они отрубят мою правую руку, а все остальное обольют чем-нибудь горючим и сожгут дотла.

Мой рот перекосился гримасой. Я тщетно пытался нащупать хоть какой-то смысл в ее словах. А еще мне хотелось казаться хоть чуть-чуть более сильным, более уверенным в себе. Презирающим опасность, плюющим в лицо смерти.

– А осиновый кол в грудь они тебе не вобьют?

Не бог весть какой юмор, но все лучше, чем ничего.

Лиза слабо улыбнулась.

– Наверное, многим из них хотелось бы это сделать.

– Они считают тебя ведьмой?

– Практически, да.

– А зачем им нужна рука?

– Они разрежут ее на мелкие кусочки и будут изучать под микроскопом.

– А меня туже будут жечь и резать.

Ее лицо опять омрачилось.

– Я прошу тебя только об одном, Малыш…

Ее глаза медленно темнели, наполняясь новой болью.

– Ты хочешь поведать мне свое последнее желание?

На этот раз мой юмор был слишком жалким. Он не мог прикрыть мое настоящее лицо – лицо насмерть перепуганного ребенка.

– Хорошо, если ты отнесешься к этому так.

Больше шутить я не пытался.

– Я слушаю тебя.

– Пообещай мне, что не будешь даваться им в руки. Наверное, тебя они сразу могут и не убить. Попробуют захватить живым.

– Я не дамся, – сказал я.

– Никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах не попадайся им в руки. Лучше спрыгнуть вниз. Лучше разбиться насмерть.

Мне было по-настоящему страшно.

– Да что они со мной сделают?!

Было видно, как она огромным усилием сдвигает в сторону свои собственные боли и страхи. Теперь это было лицо человека, который разговаривает с неразумным малышом. Человека, который хочет донести до ребенка простую истину: некоторые вещи в этом мире приводят к смерти, но есть еще более страшные вещи и более страшная участь, чем просто смерть.

– Они…

Грохот автомата слева разом оборвался. Из-за кирпичного барьера выпрыгнул боевик, а за ним сразу же второй.

Глава 21. Выбора больше нет

1

Дула их автоматов развернулись. По физиономиям, наполовину прикрытым бинокулярными инфракрасными очками, уже расползались довольные ухмылки.

Лиза вскрикнула, тихо, но отчаянно, с пронзительной, рвущей душу ноткой, как маленький зверек, загнанный в угол.

В одном она была права: в первую очередь они хотели убить ее. Может, они и имели приказ при случае захватить меня живым – чтобы допросить, откуда я такой шустрый взялся. Но, скорее всего, только при очень уж подходящем случае, на который лично они, эти двое, все-таки настигшие нас, не слишком-то и рассчитывали.

Я среагировал быстро и правильно. Автоматные дула только поворачивались, нащупывая цели, а я уже, оттолкнувшись и ногами, и руками, делал уход кувырком.

Наклон крыши не дал мне завершить его полностью.

Пули ударили в листы железа. К счастью, угол падения был достаточно велик, и из всей очереди ни одна из пуль не отлетела в меня рикошетом.

Дальше нужно было выстрелить на опережение и сделать следующий уход.

Сделать его я не мог – мешал наклон крыши, а стрелять мне было нечем. Я только развернулся лицом к убийцам. Прыгнуть вниз, прямо на дуло автомата, я бы, конечно, сумел. Если повезет, то мое, уже мертвое тело, ударит боевика, возможно, заставит оступиться, и тогда есть шанс, что он покатиться до самого края крыши и, если проржавевшее ограждение не выдержит, он протаранит его и полетит вниз.

Маловероятно, тут же выдало мое сознание свой взвешенный, холодный, безнадежный ответ. Если я ринусь прямо на стреляющего в упор автоматчика, то не добьюсь ничего, кроме своей быстрой гибели.

Мгновение растягивалось. Время будто застыло тягучей бесформенной массой. Мысли проносились в голове гораздо быстрее вылетающих из автомата пуль.

«Пообещай мне, что не будешь даваться им в руки».

Не буду, милая Лиза, не буду. Нас научили драться до последнего. По-другому мы просто не можем.

Я с трудом перевел свой сузившийся, лишившийся всей периферической части взгляд чуть правее – туда, где должна была находиться Лиза. Я ожидал увидеть страшное зрелище: ураганный поток пуль, терзающий ее тело, рвущий его на части, но ничего подобного не увидел. Очередь лишь превратила лист железа в рваное решето, пригодное разве что для просеивания булыжников и битого кирпича.

Лизы не было. Второй автоматчик – ее потенциальный убийца, понял это, так же, как первый – тот, что стрелял в меня, сообразил наконец, что и я откатился от той точки, где только что находился.

Автоматы замолчали. На крышу обрушилась мертвая тишина.

Я знал, что ее время жизни – секунда, не больше.

Оба автоматчика стали подниматься.

Сейчас они расстреляют меня, потом убьют Лизу.

Между местом расстрела и Капитаном было слишком много визуальных препятствий. Он даже не увидит, как я погиб. Стас вообще может контролировать лишь противоположную сторону крыши.

Автоматы поднимались. Я уже ничего не успевал. Только закрыть глаза и ждать смерти. Но так у нас тоже не поступают.

Я не стал закрывать глаза.

И я увидел все от начала и до конца.

Точнее, сначала услышал. Тонкий отчаянный крик, переполненный болью. Крик маленького дикого зверька, попавшего в западню, из которой нет никакого выхода, кроме самого крайнего, самого жестокого – отгрызть, отсечь свою угодившую в капкан конечность и вырваться на свободу, но уже не тем, кем был, другим существом – изуродованным, озлобленным, утратившим гармонию и естественную радость жизни, отдавшим себя во власть боли и черной, клубящейся ненависти.

Как много можно понять из одного только крика…

Потом я увидел, как сбоку от второго автоматчика материализовалась темным неясным контуром хрупкая женская фигурка.

Сверкающая металлом, неясная, расплывчатая, будто дымная плоскость распростерлась вытянутым полукругом вокруг верха фигуры.

Этот странный оптический феномен пересек вытянутые, сведенные пароксизмом убийства руки боевика. Потом полыхнул уже снизу, лизнув отраженным неоновым светом дальней рекламы грудь второго бандита.

Послышался низкий утробный вой.

Я с трудом воспринимал происходящее. Мое зрение было в порядке, я все видел, но смысл этих событий, их причины и следствия укладывались в моем сознании друг к другу как-то не так, словно бы не теми углами.

Руки бандита, того, что стоял справа, вдруг превратились в короткие обрубки, фонтанирующие кровью. Автомат с грохотом упал на крышу и, набирая скорость, покатился вниз по мокрым листам железа. За автоматом волочились две намертво вцепившиеся в него кисти с изрядной частью предплечий. Белыми сахарными бликами блеснули вскрытые, как на анатомическом препарате, кости. Две темные полосы, пузырящиеся под дождем, остались на крыше.

Боевик выл в полный голос, но в этом голосе уже не было ничего человеческого.

Второй бандит медленно осел на колени. Дуло автомата ткнулось в кровельный лист. Выстрелов не последовало.

Я не слышал, чтобы он тоже кричал, хотя рот его тоже раскрылся. Лицо запрокинулось вверх. Бинокулярные очки нацелились в низкое небо. Куртка на груди разошлась, но не в том месте, где в нее была вшита молния. В длинном косом разрезе надулся огромный темный пузырь. Потом лопнул, и из груди с шипением ударил дымящимся гейзером поток крови.

Мертвое тело упало на спину, чуть сползло вниз и застряло, зацепившись одеждой за острые зазубренные пробоины на соседнем листе железа.

Вой оборвался. Второй боевик огляделся по сторонам, словно не понимая, как он здесь оказался, сделал неуверенный шаг, второй, третий и, наконец, побежал по крыше в сторону башни, оставляя за собой огромные кляксы крови. Обрубки рук нелепо болтались по сторонам туловища.

Я медленно поднялся, с трудом свыкаясь с мыслью, что все еще жив.

2

Лиза стояла неподвижно, безвольно опустив руки. В правой я увидел меч – тускло мерцающее фиолетовое лезвие, рукоять для одной руки, прямая гарда.

Ее фигура содрогнулась. Я подбежал и обхватил ее за плечи. Она уткнулась лицом мне в грудь, не плача, а только судорожно, рывками втягивая в себя воздух.

– Все нормально, все хорошо, – прошептал я, гладя ее мокрые от дождя волосы.

Она тихо, еле слышно застонала. Скорее даже заскулила, как несмышленый щенок, впервые узнавший, что в мире есть зло и несправедливость.

– Нет, не нормально, – глухо сказала она. – Я убила человека.

Она прильнула ко мне всем телом. Я почувствовал, что ее бьет дрожь.

– Иначе они убили бы нас, – сказал я.

Лиза судорожно кивнула.

– Я знаю. Но это неправильно.

Я попробовал возразить:

– Они пытаются убить тебя весь этот вечер. Ты все сделала правильно.

– Я никогда никого не убивала. Это грех.

Разговор становился все более странным. Мы стояли на крыше, испещренной пулевыми пробоинами. Новый отряд боевиков пробирался в нашу сторону, и их намерения, насколько я мог судить, ничуть не изменилась, а мы словно вознамерились найти смысл и оправдание нашим жизням.

– Вся наша жизнь – грех, – сказал я.

– Но я не хочу так жить.

Я печально усмехнулся.

– А у тебя есть выбор?

Она помолчала, а потом отстранилась, взглянула мне в глаза. Лицо застыло твердой суровой маской.

– Нет, – сказала она, отчетливо, но безжизненно. – Выбора у меня больше нет.

Дождь усилился, быстро превращаясь в настоящий ливень.

Чистая небесная влага смыла кровь с обнаженного клинка.

3

А потом мы бежали по крыше, направляясь все к той же пожарной лестнице в дальнем углу здания.

Похоже, мой рассудок погрузился в заторможенное состояние. Я все слышал, все видел и даже, кажется, все воспринимал – но только частично, как это бывает в затянувшемся тягостном сне.

Я знал, что Стас с помощью трофейной снайперской винтовки из башенки дома напротив, точнее, его соседа по диагонали от нашего комплекса зданий, снял, одного за другим, двоих боевиков, как до этого снял тех, что пытались обойти нас по правой стороне крыши, чтобы взять в клещи.

Знал, что еще одного подстрелил Капитан, прежде чем перебраться на верхнюю часть крыши, откуда он мог вести заградительный огонь, оставаясь вне зоны нашей с Лизой видимости.

Знал, что оставшиеся в живых боевики потеряли всякое желание нас преследовать. Им ничего не оставалось, кроме как жаться к основанию башни, прятаться за укрытиями и пытаться по рации вызвать подмогу.

Помощь им обещали, но не сейчас, а позже, когда уляжется шум и когда прибудет из неизвестной базы новая группа вооруженных до зубов головорезов.

Все эти события, о которых я узнавал главным образом по оперативной связи, осознавались мною, но так, словно происходили на телеэкране.

А я сам будто стал невесомым, плывущим в воздухе. Я двигался на автопилоте. Ноги ступали сами, и сами выбирали дорогу. Не очень, наверное, хорошо выбирали, потому что пару раз я упал, а один раз даже проскользил вниз по крыше до середины ската, пока не зацепился за короткую мачту с круглым блюдцем телеантенны на верхушке.

Каждый раз Лиза помогала мне встать. Ее физическая форма, как я отметил с вялым удивлением, оставалась на высоте, но психическое состояние внушало опасение: лицо было замкнутым и выглядело бы полностью бесстрастным, если бы не глаза, в которых бушевала целая буря мрачных чувств и тягостных переживаний.

В захваченном наблюдательном пункте Стас начал допрос пленного снайпера.

Сначала я не вслушивался, несмотря на то, что оперативная связь работала исправно, и при желании я мог различить не только вопросы товарища, но и ответы «языка», несмотря на то, что тот, судя по слабому прерывающемуся голосу, был ранен.

Первые вопросы были стандартными, выявляющими личность преступника и тестирующими его готовность к сотрудничеству.

Дождь, из мелких сеющих осадков превратившийся в ливень, с силой лупил по крыше упругими струями, словно в небе включили целую батарею пожарных брандспойтов. С отстраненным равнодушием я подумал, что давно уже промок до нитки.

Лиза взяла меня за руку. Я остановился.

– Мы пришли. Лестница здесь, но с крыши спуститься на нее будет сложно. Я пойду вперед и подстрахую тебя снизу. – Она встряхнула меня, заставив повернуться к себе. – Эй! Ты слышишь?

Я мотнул головой, отгоняя туман усталости.

– Да, я все понял.

– Сможешь спуститься?

– Смогу.

– Тогда пошли.

На краю крыши, не в самом углу, а чуть в стороне, невысокий барьер ограды прерывался, образуя узкий проход. За ним чернела холодная темнота.

Быстро и ловко Лиза легла на живот, распластавшись на мокром железе. Руками ухватилась за стойки ограды по бокам прохода. Плавно съехала вниз.

– Осторожней! – не выдержал я.

– Не волнуйся, я уже спускалась здесь. Повторишь все так же, как я. Лестница здесь у самой стены. Я тебя жду.

Я молча кивнул.

Все ее тело сползло вниз, скрылось в темноте. Вот туда же скользнула одна рука, за ней вторая. Лицо опустилось за обрез крыши. Я остался один.

– Иди, Малыш, – шепнул из темноты Капитан.

Голос Стаса, громкий, отчетливый, уверенный, спросил:

– Где ты работаешь?

Слабый голос пленника с готовностью ответил:

– В «Гарде».

– Отвечай точнее!

– В охранном агентстве «Гарда – Безопасность».

Я встал на четвереньки, неуклюже плюхнулся на живот. Помогая себе руками, стал сползать вниз.

– Твой напарник тоже из «Гарды»?

– Да.

– А те, кто на той крыше?

Так, теперь ухватиться за вертикальные стойки и осторожно свешивать ноги и туловище, пока не нащупается лестничная перекладина.

– Они тоже из «Гарды». Мы все оттуда.

Я полностью повис на вытянутых руках. Ноги болтались в пустоте. Перекладин почему-то не находилось.

– Ближе к стене! – услышал я шепот снизу.

Потом чья-то рука притянула мою ногу вперед, поставила кроссовку на опору.

– Спасибо, – прошептал я.

– Теперь отпусти одну руку и поищи прямо под крышей.

Я так и сделал. Действительно, лестница начиналась гораздо выше – прямо под выступающим кирпичным карнизом, на котором покоилась крыша.

– Почему вы действуете так открыто?

– У нас нет причин скрываться.

Забавное утверждение. Если бы не физические усилия, которых потребовало это переползание с крыши на пожарную лестницу, я бы рассмеялся. В этом городе с правоохранительной системой что-то явно было не в порядке.

– Объясни подробней.

– Я точно не знаю, я всего лишь выполняю приказы.

– Но ведь ты знаешь, что за выполнение таких приказов тебе грозит пожизненное заключение?

– Нам объяснили, что все прикрыто. Никто ни за что не будет отвечать.

Наконец я полностью переполз на лестницу и застыл на ней, переводя дыхание, обхватив перекладину для надежности обеими руками.

Снизу Лиза дернула меня за ногу.

– Нам надо торопиться. Полиция внизу что-то засуетилась.

Я глянул вниз и действительно увидел, как по дороге промчались, один за другими, три автомобиля, разбрызгивая из мигалок яркие синие сполохи.

Машины были маленькие, будто игрушечные. У меня закружилась голова. На миг в глазах потемнело, но настойчивый голос Стаса помог вернуться к реальности:

– Кто прикрывает вашу операцию?

– Я точно не знаю.

– Но есть предположения, слухи?

– Кто-то говорил, что нами сейчас вообще командует ФСБ.

Лестница казалась бесконечной. Ряд окон справа, на расстоянии вытянутой руки, медленно выплывал снизу и уползал вверх. На многих из них не было никаких занавесок, некоторые, не смотря на позднее время, были освещены.

– Скорее! – торопила меня снизу Лиза.

Я увидел в окне спящего ребенка в детской кроватке, освещенного тусклым зеленым ночником. В следующем окне девочка-подросток мечтательно смотрела в темноту. Меня она не заметила, и я был рад этому. Пусть живет своей жизнью. Не надо ей знать, что в мире есть зло посерьезней, чем неразделенная детская влюбленность.

– У этих слухов есть основания?

– Наверное, есть. Мы действуем сейчас по плану «С».

– Что это за план?

– Это план мобилизации и переподчинения всех охранных предприятий силовым структурам города в экстренных ситуациях.

Где-то справа, пока еще далеко, послышались возбужденные голоса. Кажется, они приближались.

– А сейчас что, экстренная ситуация?

– Так нам объяснили.

– Быстрее, Малыш. Быстрее! – в шепоте Лизы появились лихорадочные нотки.

Выступ стены закрывал нас справа, не давая видеть, что там происходит. Мне показалось, что кроме голосов я слышу еще и топот ног.

Наверное, Стаса осенила какая-то мысль, потому-что он спросил:

– А сколько уже тянется эта ситуация?

– Почти три дня.

Земля была уже почти рядом. По моим прикидкам я находился сейчас между третьим и вторым этажами.

В микродинамике прозвучал спокойный голос Капитана:

– Малыш, судя по разговорам в рации, они собираются оцепить весь квартал.

– Понял, – прошептал я.

– Со стороны проспекта оцепление уже установлено.

– А как же вы, Капитан?

– За меня не беспокойся.

Да уж, легко сказать «не беспокойся». Сквозь туман усталости, заполнивший голову, в мое сознание стала пробиваться тревога.

До меня донесся умоляющий шепот Лизы:

– Быстрей, Малыш! Поторопись, милый.

Она уже стояла внизу.

Голоса справа приближались.

Мои ноги дрожали, плечи налились свинцом, руки сделались непослушными, ватными.

Второй этаж. Слепое окно, закрытое темной шторой. Быстрей же, черт побери. Быстрей!

Топот ног совсем рядом. Лиза прижалась к выступу стены. Этот вечер все не кончался. Ничего еще не кончилось, все повторялось.

– Какое у вас было задание?

– Следить за проспектом. Искать женщину.

– Почему именно здесь?

– Я точно не знаю, но ее видели в этом районе несколько раз.

До земли оставалось метра два. Я оттолкнулся от лестницы и спрыгнул вниз. В тот самый момент, когда из-за выступа стены вышли трое в плащах, с фонарями в руках.

4

Все-таки, не смотря на страх, мобилизацию психики, самопринуждение, я так и не смог добиться устойчивого вхождения в оптимальное боевое состояние. Мое восприятие, несмотря на все усилия, все еще «плавало», какие-то моменты ускользали от внимания, так что память запечатлела не ровную и непрерывную ленту событий, а отдельные планы, образованные всего лишь несколькими соседними кадрами.

Сотрясение от удара о землю было слишком сильным. Постаравшись сгруппировался, я покатился по асфальту.

Первый из бегущих споткнулся об меня и полетел кубарем. Двое остальных шарахнулись в стороны.

Один из них тут же столкнулся с хрупкой женской фигуркой, бегущей в мою сторону. Отлетев на три метра, упал как подкошенный.

Мы уже бежали – через проезжую часть улицы, а затем вниз по склону, лавируя между голыми деревьями и группами колючих кустов. Полицейские свистки сзади. Буханье пистолетных выстрелов. Треск автоматной очереди. Визг и удары пуль, сбивающих ветви.

Крики сзади. Сначала редкие, а потом все более многоголосые.

– Стой, полиция!

– Приказываю остановиться!

– Буду стрелять!

Голос Стаса в голове, холодный, напористый. Слабеющий голос «языка», послушно отвечающего на вопросы.

– Что произошло, когда вы увидели женщину?

– Позвонили по телефону, подали сигнал, как и было условлено.

– Что было дальше?

– Выяснилось, что за женщиной уже ведется охота.

– Вы узнали, кто ее преследует?

– Это были разные люди. Похоже, не связанные друг с другом. Мы вызвали подкрепление, чтобы действовать наверняка. Когда оно прибыло, приступили к выполнению задания.

Конец склона. Узкий тротуар, на котором от нас шарахнулась юная парочка. Проезжая часть, многорядная, гораздо шире, чем наверху. Несмотря на позднее время, машин на ней было немало.

Заметив подземный переход, я повернул к нему, но Лиза, схватив меня за локоть, направила вперед, прямо на дорогу.

– Там может быть опасно!

Мне казалось маловероятным, что в переходе нас может поджидать засада, но отчасти я все же отдавал себе отчет в том, что голова моя работает не лучшим образом, поэтому предпочел положиться на ее мнение.

Мы бежали уже по дороге. Несколько машин промчались мимо, обдав нас грязными брызгами. Едва мы достигли разделительного барьера на середине, как сзади возобновились выстрелы.

– В чем заключалось ваше задание?

– Убить женщину. Ее спутника, по возможности, взять живым.

– Что требовалось сделать с мертвой женщиной?

– Отрубить правую руку, упаковать в емкость со льдом, доставить на базу. Труп полностью сжечь. Для этого нас снабдили пластиковыми бутылками с зажигательной смесью.

Сквозь усилившийся треск выстрелов позади я расслышал шепот Стаса:

«Господи! Да что здесь творится? Полный дурдом!»

Прямо на нас, пересекая одну полосу движения за другой, понеслась машина. Мы уже перебрались за барьер и побежали по другой половине дороги, со встречным движением.

Машина затормозила с пронзительным визгом. Из нее тоже стали стрелять.

– Ты знаешь, как ее зовут?

– Конечно, знаю. Колесникова Елизавета Петровна.

Значит, она не обманула меня насчет своего имени. Почему-то от этого я почувствовал к ней прилив симпатии, но при этом сразу же и чувство вины – ведь я-то ее обманывал. Изначально наша встреча была построена на обмане.

Бежать по гладкому асфальту было легко. Две машины, промчавшись мимо, обдали нас облаком брызг.

За барьером из крашенных труб, вынырнув из темноты, развернулся и поехал вдоль дороги пустой, но ярко освещенный трамвай.

Перебираясь через барьер, я потерял равновесие и упал. Лиза помогла мне подняться, и вновь, в который уже раз, я испытал смутное удивление – она была намного сильнее, чем можно было предположить по ее внешнему виду.

Мы перебежали рельсы перед самым трамваем. Он тут же загородил нас от преследователей. Пока мы перебирались через параллельный рельсовый путь, в проезжающем трамвае со звоном стали вылетать стекла.

– Почему ее хотят убить?

Пауза. Голос «языка» слабел, словно он удалялся от нас. Так, наверное, и было.

– Я точно не знаю. Нам сказали, она опасный преступник. Убивает людей.

Трамвай прошел, но мы уже вбежали в группу деревьев. Наверное, мы бы оторвались от них, если бы из перехода не вылетела на скорости новая группа преследователей.

– Ты сам веришь в это?

– Нет, не верю. И никто у нас не верит. Никакого убийцу, даже маньяка, так не ловят. Тут что-то другое.

Теперь погоня была гораздо ближе. Вокруг все чаще свистели пули. Мы были вынуждены бежать не прямо от дороги, а под углом, чтобы не столкнуться с новой группой боевиков.

Внезапно поверхность земли пошла вниз. На короткое время мы оказались недосягаемы для огня преследователей.

– А в чем же тогда причина? Почему ее нужно убить? Для чего кому-то нужна ее правая рука?

– Я не знаю.

– Но предположить-то можешь?

– Нам сейчас платят огромные бабки, хотя, вроде, мы работаем на государство. Правда, в это уже никто не верит.

Голос «языка» стал совсем тихим. Его уже почти невозможно было разобрать.

– Причина, парень! Что ты думаешь о причине?

Пауза. Потом еле слышное придыхание:

– Я думаю – это деньги. Очень большие деньги.

Мы опустились на несколько метров вниз и оказались в подобии земляного тоннеля, только без крыши.

Здесь не было ни деревьев, ни даже чахлого кустарничка. Пожалуй, стоило перебраться на ту сторону.

Голоса совсем близко. Лучи фонарей.

Я смертельно устал. Мысль о том, что нужно снова бежать, вызывала органическое неприятие. Меня тошнило. Кружилась голова.

Низкий гул, с отчетливо различимым перестуком колес. Яркий, ослепляющий свет прожектора. Оглушительный противный сигнал, будто клаксон допотопного авто, пропущенный через современную акустическую систему.

Из-за поворота выплыло и понеслось прямо на нас что-то огромное, гудящее, ревущее.

Я увидел блеск рельс и понял: это поезд!

Ночь вокруг превратилась в день. Освещенные и наполовину ослепшие от яркого света, мы превратились в доступные мишени.

Звуки выстрелов потонули в гуле надвигающегося поезда. У самых наших ног взметнулись фонтанчики пыли.

Лиза отпрыгнула в сторону. Повернулась ко мне. Протянула руку.

Я пошатнулся от слабости. Хотел сделать шаг.

Прямо на нас несся огромный тепловоз. Лиза прыгнула через рельсы. Повернула ко мне лицо, искаженное криком.

В гуле двигателя, перестуке колес, реве клаксона я все же различил ее последние слова:

– Беги, Малыш! Беги!

Отчаяние в ее голосе подстегнуло меня.

Я побежал.

Десятью минутами позже на обочине дороги меня подобрал Капитан.