Текст книги "Виктор! Виктор! Свободное падение"

Автор книги: Ф. Скаген

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

– Погоди, Мэрион, сейчас приведу велосипед.

Он скрылся за углом, девушка проводила его взглядом. Какое-то время она прислушивалась к гудению пчел, чувствуя себя почти абсолютно счастливой. Солнечные лучи, проникая сквозь листву буков, приятно согревали ее. Именно о такой жизни она всегда мечтала.

Внутри дом оказался таким, как ей и представлялось. Ну а хозяин – Уильям Смит, – каким он ей показался? Любезный, тактичный. Совсем даже не опасный.

«Дважды такого случиться не может». А вот и он сам – возвращается, ведя велосипед, который знавал лучшие времена.

– Накачал, вроде, неплохо. Садись на багажник. Я постараюсь ехать аккуратно и медленно.

Мэрион устроилась на узком багажнике. Спина писателя оказалась совсем рядом – так близко, что девушка даже вздрогнула. От его вязаного жакета пахло табаком и шерстью. Когда они свернули на узкую тропинку, Мэрион оглянулась и в последний раз посмотрела на дом. Кто бы мог подумать, что одна из обычных одиноких утренних прогулок может закончиться таким неожиданным образом?

Вначале, когда они въехали на Хай стрит, навстречу им не попадалось ни души; она была чрезвычайно рада этому обстоятельству. Что стали бы говорить люди, увидев ее, Мэрион Сиджвик, на велосипеде с чужим мужчиной вдвое старше ее, да к тому же еще и писателем, что, несомненно, свидетельствует о его принадлежности к богемным кругам? Проверить это ей представился случай, когда они проезжали мимо мясной лавки. Мистер Трэш как раз вышел из магазина, держа в руках доску, на которой мелом были написаны сегодняшние цены. Он, казалось, нисколько не удивился. Бодро поприветствовав велосипедистов, он принялся укреплять доску на витрине.

– Доброе утро, – хором откликнулись они.

– Передай мистеру Бентли, что колбасы я уже набил!

Девушка с облегчением кивнула. Похоже, у Трэша не возникло никаких скабрезных мыслей; оставалось лишь надеяться, что и прочие жители деревни отреагируют таким же образом. До сих пор те немногие, кто знал, почему она сюда переехала, относились к Мэрион с исключительным пониманием.

Почта еще не открылась, да и в переулке, где помещался антикварный магазинчик, незаметно было никаких признаков жизни. Девушка рассказала Смиту, что занимает комнату прямо над магазинчиком рядом с квартирой владельца. Писатель помог ей спуститься на землю и развернул велосипед.

– Ну, как твое колено, получше?

– Да, гораздо. Большое спасибо за помощь. Это было так любезно с твоей стороны.

– Может, как-нибудь зайдешь меня навестить?

– Даже не знаю… Я…

Он погладил короткую бородку и усмехнулся.

– Если ты все еще чего-то опасаешься, давай вечером встретимся в местном кафе.

– Что ж, с удовольствием.

– И помни – счет от врача пришли мне.

– Думаю, этого вовсе не потребуется.

– Нет? Ну, превосходно…

– Адье.

– Адье.

Мортен Мартенс провожал тазами гибкую фигурку девушки до тех пор, пока она не скрылась в доме. Затем медленно пошел прочь, ведя велосипед за руль. Тут было над чем подумать. Вчера вечером он впервые за все это время написал Аните письмо и вложил в конверт двести фунтов, тем самым облегчив свою совесть. Потом он вышлет ей еще.

Суммы, разумеется, будут довольно скромными, однако на жизнь ей хватит. В тот последний вечер в Норвегии – жуткий вечер, проведенный в рыбачьей хижине на Фрейе, когда вдруг неожиданно появилась Кари с требованием «своей доли», и где ему пришлось застрелить того незнакомца, – бывшая жена рассказала ему, что Анита ушла от нее и живет теперь в семье своей школьной подруги. Правда, с большой неохотой, но Кари все же дала ему их адрес; ее циничные рассуждения при этом привели Мортена прямо-таки в ужас. В хижине Кари продемонстрировала наконец свое истинное «я» – к сожалению, на пятнадцать лет позже, чем следовало бы. Анита была ей абсолютно безразлична.

Он остановился перед зданием почты и в раздумье достал из кармана конверт. А можно ли отправлять письмо прямо отсюда? Очевидно, нет, слишком уж это рискованно. Еще чего доброго попадет не в те руки, а ведь это может решить его судьбу. Лучше сделать так, как решил вчера, – доехать автобусом до Бата, чтобы штемпель на конверте не выдал точного места его пребывания. Мортен снова сунул письмо в карман и пошел дальше. Он был почти убежден, что норвежская полиция уже в курсе, кем на самом деле является фальшивый Гюлльхауг, и не намерен был ставить на карту всю затеянную игру. Если уж на то пошло, так ему вообще не следовало посылать это письмо. Однако нужно же было как-то дать знать дочери, что у него все в порядке и он о ней помнит.

Все в порядке? Сегодня ночью он проснулся от кошмарного сна. Над ним склонились трое бобби с дубинками. «Мы знаем, что вы – Мортен Мартенс. Мы знаем, что у вас есть чемодан, набитый фальшивыми деньгами». Поднявшись спозаранку, он первым делом упаковал атташе-кейс в несколько плотных целлофановых пакетов, отыскавшихся в чулане. Затем вышел в сад, выискивая место для тайника. Начал копать, и тут…

Да, теперь уже этим местом не воспользуешься. Она наверняка его запомнила. Ну да, ничего, найти другое – не проблема. А ловко он все же выкрутился! Столкнувшись с этим ее странным паническим ужасом, он сразу же верно сориентировался и перехватил инициативу. Вообще-то ему даже, можно сказать, повезло. Эта молоденькая девушка заставила его на некоторое время снова стать самим собой, во всяком случае – пробудила в нем такое желание. Скорее всего, ему уже никогда больше не вернуться в Лондон, а следовательно, надо приспосабливаться к новым обстоятельствам. Ему нравилось здесь, в этом укромном уголке; правда, не о такой жизни он мечтал, однако, тут ему было как-то легко и удивительно спокойно.

Если не считать ночных кошмаров.

Ведя велосипед по Хай стрит, он лениво наблюдал за тем, как деревушка начинает просыпаться. Телефонная будка у кафе внезапно напомнила ему о Линде Фэй. Он уже дважды звонил ей, говоря, что находится, соответственно, в Блэкпуле и Халле. К сожалению, поездка затягивается. Прекрасные деловые перспективы. Интересно, сколько времени ему удастся еще протянуть, прежде чем она начнет догадываться? Да и следует ли вообще поддерживать этот контакт?

Прошло две с половиной недели с тех пор, как он отбыл с Паддингтонского вокзала. В Бате он сошел и снял себе номер в дешевом отеле. Каждый раз при виде полицейского все в нем замирало от страха. Прочитав в газете объявление о сдающемся доме в западной части Уилтшира, он решил воспользоваться этим шансом. Купив подержанную пишущую машинку, он превратился в писателя и приехал сюда.

Мортен постоял возле автобусной остановки, изучая расписание. Автобус до Бата отправлялся около половины одиннадцатого. Таким образом, у него еще вполне хватало времени сделать кое-какие покупки, позавтракать и переодеться к поездке. Кстати, это напомнило ему еще об одной насущной проблеме, с которой пришлось теперь столкнуться.

В последние годы личный автотранспорт воспринимался им как нечто само собой разумеющееся, хотя он и пользовался им не так часто, как прочие. Однако здесь, в деревне, он вдруг почувствовал, как трудно без него обходиться. У большинства местных жителей было то или иное моторизованное средство передвижения; в его же распоряжении находился лишь старенький велосипед. Недавно ему уже пришлось съездить на нем в Малмсбери, ближайший городок, чтобы взять напрокат телевизор (сидеть вечерами в местном кафе и смотреть футбольные матчи чемпионата мира он не решался). Владелец пункта проката был настолько любезен, что в тот же вечер сам доставил ему телевизор, однако не мог же он вечно рассчитывать на такого рода одолжения. Как бы хорошо сейчас сесть в собственный автомобиль и без всяких проблем отвезти письмо, причем тогда можно было бы отправить его откуда-нибудь подальше, чем Бат. Он считал себя неплохим водителем, и не хватало ему одной лишь элементарной вещи – удостоверения личности. Ибо сейчас он был Уильямом Смитом, сравнительно неизвестным в литературных кругах писателем. Если его припрут к стенке, он на худой конец мог бы сознаться, что не издал еще ни одной вещи. Сколько еще времени ему удастся продержаться под видом писателя? Столько же, сколько под именем Питера Кокрейна? До тех пор, пока какой-нибудь въедливый чиновник не обнаружит, что у этого Смита нет ни разрешения на работу, ни налоговой декларации, ни карточки социального страхования? Что ж ему, так и молить Бога, чтобы этого никогда не случилось? Жить в постоянном страхе? Нет. Кроме того, он в любую минуту должен быть готов к новому поспешному бегству (хорошо, кстати, что из-за этой девушки он так и не зарыл деньги!). А для стремительного бегства автомобиль ох как пригодился бы.

И тем не менее, странное дело – но раздосадованным он себя сегодня совсем не чувствовал. Может, дело тут в солнечной погоде. Как бы там ни было, но здесь, в окрестностях Костволда, он ощущал себя гораздо спокойнее, чем в Лондоне. Да и то сказать, кому покажется странным, если писателю вдруг пришло в голову уединиться на несколько месяцев? Сейчас, когда свирепствует безработица, и в экономике царит упадок, всякое может случиться. Подняла ему настроение и сегодняшняя случайная встреча с Мэрион Сиджвик. Может как раз это ему и было нужно, чтобы успокоиться и спланировать наконец операцию «большой обмен».

Другой проблемой, волновавшей его в настоящее время, был его собственный внешний вид. Вот уже четырнадцать дней как он отращивал бороду, однако при этом прекрасно понимал, что пройдет никак не меньше четырех недель, прежде чем она обретет натуральную форму. Фальшивой же бородой пользоваться не стоило – в ней теперь полиция знала его как облупленного. А без бороды он был Мортеном Мартенсом, так что это тоже не годилось. Вместо очков в массивной роговой оправе он купил другие, в тонкой, металлической, также с простыми стеклами, однако пока что ими еще не пользовался. Без очков все же лучше видно. Может, стоит обзавестись еще и париком?

Дойдя до продуктового магазина, Мортен прислонил велосипед к стене и вошел внутрь. Магазинчик всего пять минут как открылся, и он был единственным покупателем. Мортен любил бывать в этом уютном помещении с низкими потолками, где вперемешку стояли стеллажи самообслуживания и небольшие прилавки. Со всем тут управлялась супружеская чета Эймисов. Мортен с удовольствием заглядывал сюда, изучая новые, неизвестные ему товары. Виски тут продавалось несколько сортов, да и цена, по его мнению, была невысока, хотя сами англичане придерживались иной точки зрения.

– Доброе утро, мистер Смит, – улыбнулась миссис Эймис. На ней, как обычно, красовался небесно-голубой передник.

– Доброе утро, миссис Эймис.

– Прекрасная погода сегодня, не правда ли?

– Да, действительно, превосходная! – Он давно уже приучил себя реагировать на замечания о погоде с надлежащей степенью энтузиазма.

– Ну, как там у вас в Рэттлбоун коттедж? Привидения не беспокоят?

– Ничего, миссис Эймис. Они мне только прибавляют вдохновения.

– Вот как? Стало быть, вы пишете детективы?

– Иногда случается.

– А как с доставкой молока, все наладилось?

– Да, спасибо, теперь все в полном порядке.

Она снова улыбнулась и отошла. Ни тени назойливости. Поболтала немного и засеменила дальше по своим делам. Мортен отобрал себе две банки консервированной говядины, когда за прилавком показался мистер Эймис. Вид у него был точно такой же, как и у супруги, – приветливый и в то же время деловитый.

– Доброе утро, мистер Смит. Отличная сегодня погодка, а?

– Ваша правда, Мистер Эймис, замечательная.

– Зато вот уж команде нашей не повезло.

Эймис был страстным футбольным болельщиком и горевал, что сборная Англии потерпела поражение еще в групповом турнире. Мортен прекрасно его понимал и попытался утешить как мог.

– Эх, лучше бы Рон Гринвуд поставил Кигана с самого начала!

– Абсолютно с вами согласен.

– Сегодня вечером показывают оба полуфинала, мистер Смит. Однако это уже не то – ведь нас-то там нет.

– Да, это будет уже не то, – подтвердил Мортен. Он надеялся, что вернется в деревню еще до начала первой трансляции, правда, честно говоря, отсутствие в полуфинале англичан не имело для него такого уж большого значения.

– Не хотите ли взять на пробу эти бобы? Они у нас со скидкой.

– Почему бы и нет? Пожалуй, возьму баночку. Кстати, мистер Эймис, я тут встретил одну юную особу, которую зовут Мэрион Сиджвик. Приятная девушка, не правда ли?

– И приятная, и красивая. Она работает у Бентли. Что, влюбились с первого взгляда, хе-хе?

– Не совсем так. Она производит странное впечатление. Мне ее почему-то даже стало немного жаль.

– Может, она досадует на вас, что вы заняли Рэттлбоун коттедж, мистер Смит? Знаете, она ведь сама хотела сперва туда въехать, однако не решилась.

– А что такое? С ней что-то случилось?

Эймис вдруг как-то сразу посерьезнел.

– Да как вам сказать… Гнусная история… Кэти, расскажи-ка, ты лучше это умеешь.

Миссис Эймис в этот момент была за стеллажами – устанавливала на полках пакетики с соком.

– О, да! Это произошло несколько лет назад в Бристоле… Потому-то она и уехала из города и поселилась тут у нас… – Она обогнула стеллаж и подошла к мужчинам. Понизив голос, она продолжала: – Бедняжка мисс Сиджвик, она до сих пор никак не может оправиться от шока.

– Так ее…

– Один садист – сейчас он, к счастью, сидит в тюрьме – едва ее не задушил.

– О, Господи! Теперь-то понятно.

– И не только это, мистер Смит. Сначала он ее зверски избил… и изнасиловал.

Мортена даже передернуло.

– Помнишь, Харри, о нем еще говорили, что он был в банде, которая поставляла оружие в Северную Ирландию?

– Точно, – подтвердил Эймис. – А еще они пытались делать фальшивые деньги. Глупо, правда? Ведь Банк Англии не обманешь, не так ли? Это просто невозможно.

– Ну, разумеется, – поспешил согласиться Мортен.

Туристы,

впервые проезжающие мимо Дартмура, не упускают случая заглянуть в Принстон, чтобы посмотреть на известную тюрьму, расположенную посреди вересковой пустоши. Когда человек в отпуске и чувствует себя свободным, как ветер, то нет, пожалуй, более радикального средства разнообразить свои впечатления, как взглянуть на то место, где собрано самое гнусное, по мнению всех, отребье. Приятно, наслаждаясь заслуженной свободой, слегка пощекотать себе нервы.

Однако, что касается Дартмура, то многих он разочаровывает. Действительность никак не сочетается с жуткими сведениями, почерпнутыми из многочисленной литературы. Тюрьма была построена в 1806 году; первоначально в ней содержались французские военнопленные, и с тех пор она служила орудием бесчеловечного наказания нескольких поколений преступников. В настоящее же время учреждение за желтыми стенами носит прежде всего характер исправительного заведения, где преступные элементы могут рассчитывать на относительно гуманное отношение. Следующие мимо туристы, как правило, об этом даже не догадываются. И бывают весьма раздосадованы, ибо проезд в сторону тюрьмы закрыт.

Если ехать по шоссе Б-3357, то табличка, воспрещающая въезд, стоит сразу же за Принстоном. На другой крупными буквами значится, что остановка тут также запрещена, а кроме того, проезжающих просят воздержаться от фотографирования. В самих стенах, правда, нет ничего слишком уж мрачного или отталкивающего. Проезжающих не угнетает вид решетчатых тюремных окон с прильнувшими к ним злобными разбойничьими физиономиями. Таблички подтверждают бытующее мнение, что здесь содержатся опаснейшие среди опасных. Но – и только. Причина этих запрещений вообще-то довольно проста. Охранникам надоело, что на них пялятся все, кому не лень, да и шоссе, ведущее к тюрьме, было таким узким, что не разъедешься. Тем, кто оказался бы на нем 10 июня в 12:07, предоставился бы случай на мгновение заглянуть внутрь каменной ограды. Они бы увидели, как железные ворота открываются и из них выезжает зеленый фургон. На переднем его сидении было два человека; ни один из них не обладал внешностью убийцы. Ворота сразу же захлопнулись; на этом представление было окончено.

Человек, сидевший за рулем зеленого фургона, спросил:

– Ну, Фрэнк, как ты себя чувствуешь теперь?

Тот, кого звали Фрэнк, был юношей в больших очках с роговой оправой; весь вид его наводил на мысль, что большую часть своего времени он проводит, склонившись над толстыми фолиантами. Темная челка, бледное лицо. Типичный интеллигент. Образец многообещающего молодого преподавателя или ученого, чьи интересы далеки от пошлой повседневности. Лишь те, кто был с ним знаком, знали, что это вовсе не так. Фрэнк Коутс действительно читал кое-какие книги, содержание которых, однако, отнюдь не соответствовало университетскому уровню.

Водитель фургона был в курсе этого. Его звали Джордж Поттер. Не получив ответа на свой вопрос, он продолжал:

– Разумеется, трудно сразу сказать, как ты себя ощущаешь, когда, едва выйдя из камеры, оказываешься на свободе, да еще вдобавок и на природе. Я бы, наверно, просто обалдел от восторга. – Покосившись на попутчика, он тут же поспешил добавить: – Правда, у меня пока еще не было случая испытать это. Я имею в виду заключение.

Фургон пристроился за автобусом, следовавшим на запад по Б-3212. Припекало, и Фрэнк Коутс опустил стекло.

– Неплохая мысль, – заметил Поттер и последовал его примеру.

Тот тут же снова закрыл окно.

«Ага, вот ты, значит, как», – подумал, внутренне закипая, водитель. Однако сразу же одернул себя. Не следует забывать, что на освобождение все реагируют по-разному. Фрэнк, по-видимому, относился к тем, кто воспринимал свободу с известной долей апатии. Ничего, через некоторое время отойдет, разговорится, может даже попросит купить ему стаканчик пива.

По обеим сторонам дороги простирались заросли вереска, в воздухе витал аромат его цветов. То здесь, то там у шоссе виднелись площадки для отдыха, где автотуристы могли позагорать, размяться или же пощелкать фотоаппаратами, снимая друг друга, если поблизости не было другого объекта – например, диких лошадей. Постепенно дорога пошла под уклон, водитель прибавил газу и обогнал автобус. Честно говоря, ему хотелось, чтобы все это поскорее закончилось, ибо он отнюдь не чувствовал себя уверенным в молодом Коутсе на все сто процентов. Решено было с самого начала демонстрировать ему полное доверие, однако Джордж опасался, что психолог, затеявший все это был чересчур оптимистичен.

– Через Йелвертон мы доберемся до Плимута, а там – прямо на поезд, – бодро заметил Поттер. – Этот фургон мы одолжили у службы социального обеспечения. Видишь ли, шеф почему-то счел, что таким образом гораздо дешевле добраться до Таунтона. Лично я в этом очень сомневаюсь. А ты как думаешь, Фрэнк?

Молодой человек в роговых очках по-прежнему хранил молчание.

– Ты вообще-то о чем-нибудь думаешь? Ну ладно, ладно. Я ведь понимаю, не так-то просто осознать себя снова свободным человеком. Если хочешь закурить, скажи. Думаю, нам не стоит тратить время и останавливаться закусить по дороге – лучше поедим в поезде. Ты как?

Однако это было все равно, что разговаривать с камнем. Джордж Поттер раздраженно надавил на газ и одним махом обогнал три машины. «Наверное, жара так на него действует», – решил он. Они свернули на А-386. Это шоссе было шире, и тут можно было ехать с большей скоростью. Дорога спустилась вниз, в долину. Домики тут попадались гораздо чаще, да и число машин, направляющихся к побережью, заметно увеличилось.

– Что, Фрэнк, неплохо было бы сейчас окунуться, а? Ну да ладно, в другой раз. Вот теперь ты можешь ездить почти куда угодно, разумеется, если захочешь и денежек на это хватит. Нужно только вовремя сообщать о себе в полицию. Если будешь это соблюдать, парень, а также добросовестно работать, то все будет в порядке.

Поттер понимал, что слишком много болтает, однако уж больно его волновало молчание подопечного. В последнее время он не был таким тихим.

– Надо отдать тебе должное, вел ты себя действительно прилично. Потому-то тебя и решили освободить на полгода раньше срока. Да-да, Фрэнк, я в курсе, что тебе это прекрасно известно. Но не забывай, я ведь тоже к этому приложил руку. Думаешь, просто было отыскать тебе работу, когда в стране такая ситуация? И все же, как видишь, мы едем в Таунтон. Ты уж только веди себя как следует…

При этих словах бывший заключенный впервые хоть как-то отреагировал. Чуть заметное пожатие плечами свидетельствовало, что он все же хотя бы слушает то, что ему говорят.

У вокзала в Плимуте они передали ключи от фургона другому чиновнику отдела по социальной адаптации бывших заключенных. Тот поздравил Фрэнка Коутса с освобождением, однако молодой человек с темной челкой и не подумал пожать протянутую ему руку. Вместо этого он повернулся к чиновнику спиной и побрел к газетному киоску.

– Ну как, все в порядке, Джордж?

– А черт его знает, – поморщился Поттер. – Он ведет себя как-то не так. Кажется, мог бы показать, что хоть чуточку благодарен.

– Нет, Джордж, ты ей-Богу неисправим. Такой псих, как этот Фрэнк, и понятия не имеет, что такое благодарность.

– Да, но психиатр считает, что теперь у него все в порядке.

– Сомневаюсь. Хотя, кто его знает, по крайней мере пока, вроде, держится в рамках.

В поезде они заняли отдельное купе. Фрэнк Коутс тут же уткнулся в купленный журнал. «Сомнительное чтиво», – отметил про себя сопровождающий. Странное это было зрелище – серьезное лицо в роговых очках, склонившееся над журнальчиком самого низкого пошиба. Ну почему этот Фрэнк не может хотя бы попытаться читать что-то другое? Ведь он же далеко не глупый малый.

– В комнате, которую мы для тебя сняли, кроме всего прочего есть и телевизор. Так что, начиная с завтрашнего вечера, сможешь смотреть чемпионат мира по футболу.

Ответа не последовало.

– Ты бы хоть в окно глянул, что ли. Тут ведь в Дэвоне красотища. Кстати, я обещал, что в поезде мы поедим. Пойдем-ка поищем вагон-ресторан.

Молодой человек, не говоря ни слова, отложил журнал и поднялся. В вагоне-ресторане они устроились за свободным столиком друг напротив друга. Поттер заказал себе ветчину, омлет и минеральную воду; бывший заключенный жевал гамбургер с хрустящим картофелем и запивал все это пивом. Пару раз он скосил глаза в сторону двух молоденьких девиц, сидевших за соседним столиком, но, видимо, особого интереса с его стороны они не вызвали. Поттеру стало казаться, что Фрэнк понемногу оттаивает; вероятно, постепенно до него начало доходить, что он больше не в исправительном заведении.

– Хочешь, я расскажу тебе немного о твоем новом работодателе? Нет? Ну, как хочешь. Во всяком случае, человек он хороший. Считается одним из лучших переплетчиков в стране. И теперь, когда ты кое-чему уже научился… Нет-нет, Фрэнк, не увлекайся пивом. Говорю тебе это для твоей же пользы.

Молодой человек в очках поднял со стола пустую бутылку и принялся разглядывать ее с таким видом, как будто решал какую-то научную проблему. Затем он начал водить по ней другой рукой вверх-вниз. Сначала медленно, потом, покосившись на девушек за соседним столом, все быстрее и быстрее.

– А ну-ка прекрати, Фрэнк, сейчас же!

Господи, похоже, парень опять взялся за свое, а они-то считали, что он уже давно вышел из этого состояния. Психолог, вероятно, сделал роковую ошибку; такой псих, как этот Коутс, неисправим. И не в Дартмуре ему вовсе место, а в самом настоящем сумасшедшем доме. Даже опытного врача обманула его безобидная интеллигентная внешность.

– Если ты не возьмешь себя в руки немедленно, мы возвращаемся первым же поездом! – прошипел Поттер. – Понятно тебе, Фрэнк? Понятно, спрашиваю?

Тот оставил бутылку в покое, сопровождающий вздохнул с облегчением. Девушки, к счастью, ничего не заметили. Коутс поправил очки, осторожно пригладил черные волосы и внезапно заговорил:

– Да я просто тебя проверял, Джордж. Хотелось посмотреть, как ты отреагируешь.

– Я-то человек терпеливый, но не думай, что все такие.

– Я тоже не вчера родился. Все эти твои поучения у меня уже вот где сидят.

– Ладно, Фрэнк, извини. Мне что-то показалось, что сегодня ты какой-то странный.

– Если больше не будешь вякать, обещаю быть паинькой.

– Идет. Но учти, если ты позволишь себе разговаривать так же с переплетчиком – хотя бы только один-единственный раз, – то живо вновь очутишься в камере. У нас уже была с тобой беседа на эту тему и…

– Точно. Так что нечего повторять.

– Фрэнк…

– Да устал я от этой твоей муры. Ясно?

Тем не менее, особой усталости по нему что-то не было заметно. Вид у Коутса был довольно странный. Губы кривились, но отнюдь не от бешенства. Наоборот, на них играла слабая улыбка, будто молодого человека посетило какое-то приятное и в то же время грустное воспоминание.

Джордж Поттер почувствовал, что вспотел; пот заливал лоб, струился подмышками. Он всегда подозревал, что этот парень ненормальный. Насильник? Ну да, конечно, и это тоже. Но отнюдь не случайно оступившийся бедняга, которого им удалось якобы перевоспитать и направить на путь истинный, позаботившись о его будущем. Сидевший напротив человек был самым настоящим сумасшедшим садистом, причем чертовски хитрым. Ведь ему удалось обмануть всех: судей, врачей, психологов, тюремное начальство, работников отдела по социальной адаптации бывших заключенных. Своей вкрадчивой притворной интеллигентностью, которую все эксперты ошибочно принимали за наивность. «В глубине души Коутс – хороший человек». Неужели все они забыли, что он сделал с той несчастной девушкой три года тому назад?

Теперь уже бесполезно пытаться снять его с поезда в Эксетере и вернуть обратно. Поттер был уверен, что Фрэнк окажет сопротивление. Что же ему, рисковать быть искалеченным из-за ошибки слишком уж доверчивого психолога? Ставить на карту собственное здоровье? Нет уж, благодарю покорно!

Хуже всего было то, что Фрэнк наверняка догадывался, о чем он сейчас думает.

Поезд постоял в Эксетере, снова тронулся, и только тогда они вернулись в купе. Аккуратный «студент» по-прежнему хранил молчание. «Может, – с надеждой думал Поттер, – вся сцена в вагоне-ресторане действительно была проверкой, этаким своеобразным проявлением чувства юмора?» В стенах Дартмура такое поведение – дело обычное. Действительно, – и эта мысль уже не впервые посещала его, – сама обстановка этого заведения, действуя угнетающе на молодых людей, не может не вызывать у них внутреннего протеста. В то время, как администрация тешит себя надеждой, что превращает преступников в полноценных членов общества, они лишь разыгрывают из себя кротких овечек и учатся искусству лицемерия и притворства, перенимая это друг у друга. Больше половины вскоре снова оказывается за решеткой. Нет, с теми, кто попал сюда с самого дна, с серых задворок общества, никаких чудес не происходит. Как правило, прошлый балласт тянет их обратно.

Вздохнув, он внимательно посмотрел на Фрэнка. Ну вот, снова уткнулся в свой гнусный журнальчик. Застыл, как изваяние. А может, все еще и обойдется? Может, Фрэнк прав, и он уж слишком на него давит? Радовало лишь одно – скоро уже он сложит с себя всякую ответственность за этого юнца.

Сойдя в Таунтоне, они пешком добрались до Степлгроув Роуд, благо это оказалось совсем недалеко. Миссис Рэдклифф, жена хозяина переплетной мастерской, накрыла полдник с традиционными булочками с кремом, за которым Фрэнк Коутс показал себя с самой лучшей стороны. Он внимательно слушал анекдоты хозяина, в большинстве из которых главным действующим лицом был близорукий священник. Соглашался, что в Сомерсете действительно очень красиво, признался, что мечтает добиться успеха на новом поприще и осесть тут. При этом он высказался в том смысле, что даже небольшая комнатка с видом на Тоун в тысячу раз лучше камеры с решетками на окнах. Рассказал, что несколько лет назад учился типографскому делу; переплетное ремесло, наверняка, окажется не менее увлекательным занятием. Вообще, книги – это его хобби.

Мистер Рэдклифф, похоже, остался весьма доволен; напоследок Поттер оставил ему кое-какие инструкции. Раз в неделю Фрэнк обязан был являться к сотруднику местного отдела социальной адаптации бывших заключенных, мистеру Биксби, который должен быть в курсе всех его дел. Если поведение Фрэнка по тем или иным причинам будет казаться им не вполне обычным, то они должны проявить терпимость, разумеется, если дело не дойдет до каких-нибудь крайних проявлений. Да-да, конечно, это уже не первый раз, когда хозяин мастерской протягивает руку помощи оступившемуся. Затем Поттер пожелал Фрэнку всяческих успехов, попрощался и отправился к Биксби. После краткой беседы с ним, Поттер прошел на станцию и сел на обратный поезд, довольный, что все сошло более или менее удачно.

Однако он ошибался.

В течение всех этих трех лет Фрэнку Коутсу удавалось скрывать свою главную цель – месть. Все это время он медленно, но верно стремился к тому, что наметил в качестве единственно возможного исхода для себя, к тому, что одно только могло восстановить его душевное равновесие, даровать ему внутренний покой. Он терпеливо пытался свыкнуться с реабилитационной программой, ни на секунду не забывая об основной цели – перерезать глотку Сьюзен Уотфорд. Он желал этого всеми фибрами души. Ведь виновата в том, что он попал в этот ад, за решетку, не кто иной, как эта самая Сьюзен, да-да, она и ее болтливый язык.

Разумеется, пугать Джорджа в поезде было ни к чему, однако в тот момент желание охватило его с такой силой, что он даже не успел задуматься о последствиях. Что ж, пусть знает, что все тридцать шесть месяцев их поганых усилий могут отправляться коту под хвост. Вообще-то Джордж этот был отнюдь не самым худшим из его мучителей. Просто глупый какой-то. Считает, что делает действительно полезное дело.

Уже на следующий день, 11 июля, Фрэнк вежливо попросил разрешения у хозяина сходить в ближайший телефон-автомат позвонить своему отцу в Лондон. Естественно, никто бы ему этого и не запретил, однако все же он спросил. Надо было лишний раз продемонстрировать, каким он стал хорошим. Переплетчик предложил ему воспользоваться его домашним телефоном. Большое спасибо, однако, нет. Ему было бы трудно говорить с отцом, ощущая чье-то присутствие. Мистер Рэдклифф сказал, что прекрасно его понимает.

Оказавшись в телефонной будке, Фрэнк усмехнулся. Он не знал даже лондонского адреса своего папаши, не говоря уже о номере телефона. Порывшись в справочнике абонентов Бристоля, он отыскал телефон Чарли Ратерса и набрал номер.

– Ратерс.

– Привет, это Фрэнк.

– Какой еще Фрэнк?

– Фрэнк Коутс, какой же еще?

– А так они уже выпустили тебя, профессор?

– Не называй меня так. Ну что, как идут дела с торговлей?