Текст книги "Виктор! Виктор! Свободное падение"

Автор книги: Ф. Скаген

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)

Осталось три дня!

Старший инспектор Кристиан Рённес относился к тем, кто ждал лыжного чемпионата с искренним и неуемным нетерпением. Интерес его был так горяч, что, признаться, он сэкономил шесть дней от отпуска – чтоб уж точно ничего не упустить. Жена выражала свое молчаливое согласие, хотя не считала сидение перед телевизором единственно возможной формой зимнего отдыха.

Часы показывали половину девятого, и он наслаждался непривычной тишиной в управлении. Несколько сотрудников выступали свидетелями в суде по делу о мошеннике, огребшем 400 тысяч крон на запрещенных игровых автоматах. Рённес посмотрел на настольный ежедневник. Он до сих пор не проверил, все ли успел вчера. Итак: 17.00, Мартенс. Так. Печатник вчера не приходил. Он хотел посоветоваться с ним, какие именно типографии необходимо проверить, и может, есть специальное бюро, которое могло бы собрать все необходимые образцы шрифтов. Мартенс произвел на него очень приятное впечатление – не то что эта болтушка, его шеф. Странно, что он не позвонил. Рённес прождал его до шести.

Он достал каталог, отыскал номер АО «ТРЁНДЕР-ПРИНТ» и потянулся к трубке.

– День добрый, будьте добры Мартенса.

– Минуточку, – ответил женский голос. Минутка тянулась пятнадцать секунд ровно, после чего в трубке послышался стук работающей машины, и слегка заглушённый им голос сообщил: – Вы слушаете? Оказывается, Мартенс сегодня не приходил. Наверно, заболел. Я могу вам чем-нибудь помочь?

– Нет, спасибо. А нет ли на месте начальника?

– Грегерсена? Минуточку, – эта вторая минуточка продлилась всего пять секунд.

– Грегерсен слушает.

– Здравствуйте, это Рённес из уголовной полиции. Мне сказали, что Мартенс заболел.

– Похоже на то. Хотя сам он нам не звонил.

– А обычно он пунктуален?

– Кто, Мартенс? Как часы. А в чем дело?

– Он вчера так и не пришел.

– Не пришел?

– Нет.

– Но он ушел сразу после вашего звонка. Я отпустил его, что бы вам не ждать.

– Непонятно, – сказал Рённес, идеально точно выразив свою мысль. Он постучал пальцами по столу. – Не могли бы вы позвонить ему сами и выяснить, действительно ли он заболел? В таком случае стало бы ясно, почему он вчера не явился.

– Да, я немедленно позвоню и потом сообщу вам.

Рённес положил трубку и придвинул к себе папку с пометкой С-276 – «Польше нужна еда». Он стал перелистывать ее содержимое. Взглянул на фотографию изможденных рабочих в очереди. ЗАРАНЕЕ БЛАГОДАРЮ ВАС ЗА ДОБРОСЕРДЕЧИЕ И ЩЕДРОСТЬ. С НАИЛУЧШИМИ ПОЖЕЛАНИЯМИ, ГЕРХАРД МОЛЬТКЕ, УСТРОИТЕЛЬ АКЦИИ.

Телефон зазвонил через четыре минуты.

– Рённес.

Это Грегерсен опять. Как бы с Мартенсом чего-нибудь не приключилось. У него никто не отвечает. Тогда я позвонил хозяину и попросил его подняться к Мартенсу. Он стучал, но никто не открывает.

– Плохо. Грегерсен, пожалуйста, если он появится, немедленно дайте мне знать.

– Само собой. Ума не приложу…

– И никому пока ничего не говорите. Понятно?

– Естественно… Но тут еще одно.

– Что?

– Его хозяйка сказала, что машины нет на месте.

– Обычно он ездит на работу на машине?

– Нет, на автобусе.

– Вы не спросили хозяев, когда они в последний раз видели его машину?

– Вчера вечером. Рённес, вы думаете, с ним что-нибудь случилось?

– Будем надеяться, что нет. Пока нет поводов для паники. Я буду держать вас в курсе дела.

– Большое спасибо.

Он посидел немного в задумчивости. Каких только невероятных совпадений не бывает, может, правда…

Что-то подсказывало ему, что и правда может. С этой минуты Кристиан Рённес лишился покоя. Сначала два коротких телефонных звонка – в местную больницу и охраннику на первом этаже. Отрицательные ответы в обоих случаях. Мортен Мартенс не поступал. Потом он позвонил в дорожную полицию и получил сведения о номере, марке и цвете машины. Распорядился передать по радиотелефону запрос на розыск «Лады» красного цвета, модель 1977, номер VE 17393. Потом по местному он соединился с Андреасом Хаугеном, шефом уголовной полиции. Быстро ввел его в курс дела и получил разрешение. Если бы речь шла об обыске, нужно было бы обращаться в вышестоящие инстанции, но на то, чтобы просто взломать дверь и выяснить, что с человеком, может дать санкцию и он.

Потом Рённес сел в полицейскую машину и отправился по указанному адресу вместе с инспектором Френгеном, одним из старейших и самых надежных сотрудников управления. Как один из наиболее доверенных помощников Рённеса, он был в курсе расследования операции «Польше нужна еда». Они не мчались очертя голову и не пугали всех синей мигалкой. Наверняка первая мистерия сегодняшнего дня окажется ложной тревогой – по счастью, большинству мистерий находится разумное, а не уголовное объяснение.

Женщина, открывшая им дверь на Свердрюпсвейен, испуганно улыбнулась.

– Полиция?

– Полиция? – переспросил выросший за ее спиной мужчина.

Рённес назвался и представил Френгена. Тот в свою очередь пробормотал несколько вежливых слов, и чета Нильсенов пригласила их в дом.

– Фру, нет ли у вас ключа от квартиры на втором этаже?

– Есть, но…

– Нам необходимо убедиться, что с господином Мартенсом все в порядке. Как выяснилось, никто не видел его с тех пор, как он уехал отсюда вчера вечером, – объяснил Рённес абсолютно безмятежно.

Тем не менее старики в ужасе смотрели на полицейских. Потом они переглянулись и кивнули, как будто интерес полиции к их жильцу не был для них уж совсем неожиданным.

– Ключ, – повторил Рённес чуть погодя.

– Да, да. Биргитта, принеси, – сказал мужчина.

Когда полицейские стали подниматься по лестнице, Френген жестом остановил хозяев. Они замерли на нижней ступеньке и подглядывали за ними. Рённес нажал кнопку звонка, немедленно затрендело «клинг-кланг», но никто не открыл.

Рённес вставил ключ в замочную скважину и повернул. Они медленно вошли в комнату. Не потребовалось и двух минут, чтобы убедиться – в комнате никого нет. Слава Богу, подумал Френген. Хуже нет вломиться в квартиру и найти жильца мертвым. Он стоял в гостиной и озирался по сторонам, чувствуя себя любопытным подглядывателем.

Комната производила милое, но безликое впечатление. На удивление много забитых книгами полок. Зато почти нет фотографий, пустые, без цветов, подоконники. Цветной телевизор в углу и гитара на гвоздике. Старомодная мебель.

– На столе – письмо, – сообщил он вернувшемуся из кухни Рённесу.

Они склонились над бумажкой.

– Черт возьми, – не сдержался Кристиан Рённес.

– Ну дела, – протянул Френген.

– Позвони в управление и попроси, чтобы кто-нибудь занялся поисками автомобиля Мартенса.

Пока Френген разговаривал по телефону, Рённес вышел на площадку и крикнул вниз:

– Не могли бы вы подняться сюда на минуточку? – Нильсенов не надо было приглашать дважды.

– Насколько я понимаю, эта фотография, – он показал на фото на стене в прихожей, – Мартенса с женой и дочерью?

Оба кивнули.

– Они разошлись полтора года назад, – сообщила хозяйка. Жену зовут Кари Ларсен. Она взяла снова девичью фамилию. А девочка – Анита.

– Она живет с матерью?

– Да.

– Где, вы не знаете?

– По-моему, в одном из блочных домов в Фоссегренда.

– Она работает в «Спарешиллингсбанк», – добавил дед. – Но что случилось?

Рённес оглядел их долгим взглядом. Потом медленно произнес:

– Мартенс оставил письмо. Судя по нему… Мартенс покончил с собой.

Господин и госпожа Нильсен завороженно молчали.

– Не был ли он в последнее время в подавленном состоянии? – поспешил добавить Рённес. – Не замечали ли вы за ним что-нибудь необычное?

– Ну, – начал муж.

– Все в пределах нормы, – поспешно перебила его жена. – Мы знаем его не очень близко. Он поселился у нас сразу после развода. Удрученный? Можно сказать и так. Мне кажется, он так и не пришел в себя… после развода, я хотела сказать.

– Хорошо. Вы видели, как он приходил и уходил вчера?

– Я видел, что он приехал на такси, – сообщил господин Нильсен. – И убыл около четырех. Я слышал, как отъехала машина.

– Кто-нибудь из вас с ним разговаривал?

Оба покачали головами.

– Я думаю, комнату временно нужно запереть. Вот вам ключ, фру Нильсен, но я убедительно прошу вас пока в комнату не заходить. Если…. если все действительно так и окажется, мы вернемся.

Хозяева снова согласно кивнули, оба с блестящими и испуганными глазами. Потом засеменили вниз по лестнице. Рённес постоял перед фотографией смеющейся троицы и вернулся в гостиную, где Френген говорил по телефону.

– Машину уже нашли. Инспектор Андерсен патрулировал район Браттера и нашел ее немного восточнее вокзала на набережной, у выезда из туннеля.

– Запертую?

– Машина заперта? – повторил Френген в трубку. Потом кивнул Рённесу: – Заперта. И никаких следов хозяина.

– Попроси его вызвать водолазов.

Три минуты спустя они уже неслись в город, на этот раз включив и сирену, и мигалку. Толпа зевак на набережной у туннеля еще не собралась. Только полицейская машина, двое в форме и старая «Лада». Свежий бриз дул с фьорда, но Андерсена он не тревожил.

Широко расставляя ноги, он вразвалку шел им навстречу.

– Пока нельзя ничего сказать точно, Рённес. Наутилусовцы вот-вот будут здесь.

– Хорошо. Ты можешь вскрыть машину, не раскурочив замок?

– Ф-ф. Как пару пива.

Он управился за несколько секунд. Рённес заглянул в салон. Залез в бардачок и изучил техпаспорт и права. Больше ничего интересного. Френген с парапета смотрел в воду. Он был согласен с Андерсеном, что прямо к линии воды машина не подъезжала – снег там слежался или обледенел. А прыгал ли кто в воду, сказать невозможно.

Когда появилась машина с водолазами, Рённес распорядился:

– Оставайся здесь с Андерсеном. Я – в типографию к их начальнику. А оттуда – к Кари Ларсен.

Во время короткой беседы, которую Рённес имел с взбудораженным Грегерсеном на Иннхередсвейен, секретаршу выставили за дверь.

– Да, признаю, вчера он был какой-то взвинченный, но…

– Пока мы ничего точно не знаем. Но, судя по письму, он понял, что его обложили. Не может быть сомнений, что наш с ним телефонный разговор тоже сыграл свою роль. Он мог понять так, что я подозреваю его в участии в этой афере со сбором пожертвований для Польши.

– Какие глупости! Мартенс совершенно другой породы.

– Если б вы знали, какие бывают породы… – старший инспектор запнулся. – Скажите, а что еще могло его мучить?

– Ну, в последнее время он вообще был не совсем в себе.

– В каком смысле?

– В течение многих лет он был нашим самым лучшим специалистом, и это весьма высокая оценка, смею вас уверить. Но после нового года стали случаться проколы, профессиональные. Это на самом деле странно, он всегда так осторожен с деталями. К тому же в последнее время он…. как бы сказать…

– Что?

– Был, так скажем, не в самом радужном настроении.

– Подавленный.

– Можно и так назвать. Я не большой знаток человеческих душ, но мне кажется, на него жутко подействовало, что жена от него ушла. Хотя говорят, конечно, что он сбежал из дому. Он был довольно упрям, надо признать. Он упрямый, хотел я сказать. Мы не знаем… – Грегерсен замолчал и уставился в пол.

– Нет, этого мы не знаем. Он выпивал?

– Как все. Но на работе никогда. Тем, что у типографии такая хорошая репутация, мы во многом обязаны Мартенсу. Только в самое последнее время он стал подхалтуривать.

– Я как раз потому и обратился к вам, что среди специалистов типография высоко ценится. – Рённес раскрыл свою папку. – А как у Мартенса с норвежским языком?

– Раз вы спросили, отвечу – блестяще. Он часто помогает заказчикам с чисто языковыми проблемами. Хотя у него нет диплома, в английском, например, он просто кум королю. Я знаю, что он страстно любил читать.

– Я понимаю, что его поведение во многом объясняется тем, что он тяжело переживал семейные проблемы. Но нельзя совершенно забывать о том, что он исчез, едва только я предложил ему заглянуть в управление для краткой беседы. – Инспектор нашел, что искал, и протянул Грегерсену брошюрку о Польше. – На мой взгляд, язык безупречный. Я попросил бы вас внимательно изучить брошюру, особенно с точки зрения процесса печати. Если потребуется, отпечатайте еще один экземпляр теми же шрифтами и сравните – полиция оплачивает.

– Не может быть!

– И все-таки, пожалуйста, сделайте. И чем быстрее, тем лучше. Если вдруг эта афера – дело рук Мартенса… прошу заметить, я говорю «если», то самоубийство может быть инсценировано.

Грегерсен скептически спросил:

– Вы имеете в виду, что…

– Да. Никто не знает, куда делись собранные деньги.

– Много ли тех денег?

– Почти сто тридцать тысяч. Но смотрите не проболтайтесь. Дело пока не обнародуется.

– Хорошо. Но все-таки с Мортеном Мартенсом вы ошиблись. Он никогда не был жаден до денег. А сто тридцать тысяч в наши дни не та сумма, чтобы мараться из-за нее.

– Согласен.

«А что если, думал Кристиан Рённес, спускаясь к автомобилю, парень провернул не только это дело? На эту аферу со сбором средств полиция вышла по чистой случайности. Может, у него на счету несколько удачных мероприятий того же размаха. Много что доступно сметливому и рукастому умельцу, имеющему в своем распоряжении высококлассную типографию!»

Он доехал до центра и запарковался на площади Чичиньоне – он посчитал, что сотрудники «Спарешиллингсбанка» вряд ли придут в восторг от того, что прямо у них под окнами с визгом остановится полицейская машина. Бывшая жена Мартенса тоже понимает толк в деньгах, размышлял он, идя к окошку приемной и не подозревая, как близко ассоциации подвели его к открытию самой тайной профессии Мартенса. Он бы тоже не отказался от какого-нибудь приварка наличности, чтобы покрыть неуемно растущие взносы в жилищный кооператив: его не дающая сбоев система заполнения карточек тотализатора до сих пор ни разу не подтвердила такую высокую свою оценку. Он вздохнул и сказал, что хотел бы поговорить с Кари Ларсен.

Она оказалась худощавой дамой бальзаковского возраста с белыми волосами и весьма привлекательными чертами лица. Они прищурила немного близорукие глаза, когда Рённес представился и спросил, где бы они могли поговорить без помех, но не выказала никаких признаков волнения. Она просто посмотрела на часы и предложила:

– Перерыв еще не начался. Мы можем пойти в столовую.

– Пожалуй.

Она показывала дорогу, он притворил за ними дверь.

– Может, хотите кофе?

Она ничего не знает, решил Рённес.

– С удовольствием, если это не очень сложно.

Несколько минут они просидели друг напротив друга за маленьким столиком. Инспектор был в нерешительности. Хоть Мартенс и был разведен, Рённеса не радовала необходимость сообщить его бывшей жене, что супруг ее не то покончил с собой, не то сбежал с немалой суммой денег. Но она заговорила сама:

– Вы сказали, что вы из уголовной полиции. Надеюсь, я не совершила чего-нибудь ужасного?

Он натянуто улыбнулся:

– Нет. Мне просто необходимо задать вам несколько вопросов. Речь идет о вашем бывшем муже.

– О Мортене?

– Да.

– Он что… – она снова зажмурилась.

– Если честно – мы не знаем. Коротко говоря, дело обстоит так: полиция обратилась в ту типографию, где работал Мортен, за профессиональным советом относительно дела, которое, возможно, на поверку окажется финансовой аферой. Директор типографии перепоручил нас Мартенсу, который считается у них специалистом экстракласса. Вчера вечером я попросил его заглянуть ко мне по пути домой, мне была необходима его консультация. Но Мартенс не явился.

– Не явился? – Кари Ларсен была не на шутку удивлена.

– Нет. Мы пытались связаться с ним сегодня, но его не оказалось ни дома, ни в типографии.

– Вы сказали, что он помогал вам. Может быть, его перехватили организаторы этой денежной аферы?

– Об этом я не подумал, – честно признался Рённес, хотя он не верил, что дело может обернуться таким образом. – Но давайте лучше я доскажу все до конца, чтоб вам было понятнее. Пару часов назад мы осмотрели его квартиру, чтоб убедиться, что с ним все в порядке. Но нашли только письмо… Сейчас я вам дам его прочитать. Одновременно пришло сообщение из дорожной полиции, что его машина найдена пустой на набережной в Браттере.

Теперь она побледнела. Сунула руку в сумку, выудила сигарету и закурила.

– Вот письмо… Что… вы об этом думаете?

Он изучал ее лицо, пока она читала. Сначала оно оставалось бесстрастным. Потом выражение сделалось скептическим, как будто с ней сыграли дурную шутку. К концу оно сменилось смесью раздражения и негодования. Губы слегка подрагивали.

– Значит мне предстоит быть во всем виноватой… Не верьте этим соплям!

– Пока что мне трудно с уверенностью сказать, что здесь правда, а что – нет. Дело в том…

– Да вы что, не понимаете, – это писал сумасшедший!. – Ее лицо из бесцветного стало почти алым.

– Постарайтесь сохранить выдержку, фру Ларсен. Прежде всего, это действительно почерк Мортена Мартенса?

– Да, определенно.

– Во-вторых. На ваш взгляд, он может совершить то, чем угрожает в письме – утопиться?

– Нет. Мортен не умеет плавать.

– Но…

– Этот свинтус никогда не совершит такого рокового шага, не имея стопроцентной гарантии на неминуемое спасение. В жизни не встречала никого, кто цеплялся бы за жизнь отчаяннее Мортена Мартенса.

Последнее было заявлено так безапелляционно и цинично, что Рённеса едва не передернуло. Очевидно, эта пара не очень хорошо уживалась вместе.

– Почти все, с кем я разговаривал, считают, что в последнее время Мартенс был в подавленном состоянии. Полагают, что это могло быть вызвано семейными проблемами…

– Господи, неужели вы думаете, что мне развод легко дался? Но дистанция огромного размера от плохого настроения до… – Она оборвала себя на полуслове, осознав несуразность выяснения в сложившихся обстоятельствах, кто как пережил развод. Она смотрела на огонек сигареты и молчала.

– Расскажите мне, пожалуйста, о нем.

– Нечего особенно рассказывать, – ответила она. – Типичный глава семьи, упрямый и полный пережитков. Конечно, я не сумела понять этого сразу, когда выходила за него… Дурочка была, он купил меня своей милой обходительностью.

На долю секунды прищуренные глаза согрелись теплом, и старший инспектор сглотнул. Он ненавидел такие беседы, потому что лучше кого бы то ни было осознавал свою несостоятельность как психолога. Но служба есть служба, и он обязан узнать как можно больше о личности этого Мартенса.

– Что явилось причиной развода?

– Банальная история. Он был уверен, что с любой другой женщиной ему будет лучше, чем со мной. И сошелся с одной… – Вокруг губ прорезалась горькая складка, и Кари истово задымила.

– И он до сих пор с ней?

– Давно нет. Роман продолжался максимум три недели. С тех пор гуляет. Мы никогда не встречаемся. Вы не поверите, но мне делается физически дурно от одного его вида… Вот, начистоту так начистоту. Вы не представляете себе, каково жить с человеком, страдающим манией преследования! – Голос ее вновь задрожал от сдерживаемой ярости.

– Мании преследования, фру Ларсен?

– Да, никак иначе это не назовешь. Он жаловался мне, что за ним следят, шепчутся ему вслед. До известной степени это, наверное, правда. Он действительно был немного… как бы это сказать… странным. Раздвоенным, если вам так больше нравится. То он милейший и приятнейший человек. А секунду спустя от него нельзя добиться ни одного разумного слова. Вдруг начинал утверждать, что все сговорились против него… Нет, вы просто не можете понять, как это иногда бывало ужасно! – Новая отчаянная затяжка.

– Вы хотите сказать, что Мартенса правильнее считать больным?

– Больным? Да. Обыкновенный шизофреник. Его переполняли блестящие идеи. Но вдруг они превращались в сумасшедшие… идеи, я имею в виду. И в таком состоянии он как-то зажимался. Внешне. Говорил как коп, будто рапорт сочинял… Ой, простите.

– Мы учтем эту информацию, фру Ларсен. Пожалуйста, продолжайте.

– Отсюда же, мне кажется, его упрямство. К нему в самые черные периоды было просто не подступиться. Плюс он еще был… как это называется… аккуратист. Не только на службе. Там-то как раз все были без ума от его дотошности. Но дома… Он доводил меня до исступления своими заявлениями, что чашки вымыты не так чисто, как мыла его мама… Нет, увольте, даже говорить об этом невмоготу. Может, я преувеличиваю. Но я так чувствовала. Это было мерзко!

– Понимаю, – Рённес потихоньку тянул кофе и на самом деле не понимал ничего. – Скажите, он обращался к врачу?

– С чем?

– С манией преследования.

– Нет, это не принимало таких форм.

А какие же формы оно принимало, поразился он, но вслух этого не сказал. Но какой-то причине в обществе Кари Ларсен он чувствовал себя неуверенно. Он побарабанил пальцами по столу.

– У вас есть ребенок от него?

– Анита. Ей четырнадцать.

– Она живет с вами?

– Конечно. Я имею в виду, что Мортен никогда не был хорошим отцом.

– Но она видится с ним?

– Теперь нет. Анита не хочет, и я ее понимаю. Достаточно вспомнить, что в детстве он в наказание запирал ее в ванной и гасил свет.

– Фу, – непроизвольно вырвалось у Рённеса.

– У меня не было права голоса. Такие отцы всегда все знают лучше всех. Подозреваю, что он лупил ее.

«Подвергались ли вы когда-нибудь физическому насилию с его стороны?» – хотел он спросить, но передумал, вспомнив ее слова о манере полицейских выражаться. Поэтому непринужденно поинтересовался:

– Вас он тоже бил?

– Нет, никогда. Меня он изводил изощренными словесными методами.

«Ты тоже в словесном всеоружии, – подумал Рённес. Интересно, они с Мартенсом равно искушены в обращении с языком?»

– Возможно, он просто вымещал на Аните свои детские обиды. Хотя я сомневаюсь. Он никогда ни на что такое не жаловался. Родители, правда, были глубоко верующими, но… Представляете, когда мы расписывались, они на свадьбу не хотели идти, потому что мы не в церкви венчались! Представляете! – Кари Ларсен затушила сигарету, и лицо ее приняло жесткое выражение. Которое ей совершенно не шло.

– Вы по-прежнему считаете, что ваш бывший муж не мог покончить жизнь самоубийством?

– В этом я убеждена абсолютно. Если только он не изменился до неузнаваемости.

Рённес убрал письмо обратно в папку и вытащил брошюру о Польше.

– Мне хотелось бы показать вам еще кое-что. Вам знакомо это издание?

Она взяла книжицу и с интересом пробежала глазами жалостное воззвание. Потом решительно покачала головой.

– Вам эта подпись ничего не напоминает?

– Герхард Мольтке… Нет.

– Я имел в виду другое. Не кажется ли вам что-то в этой подписи знакомым?

Удивленно вскинув на него глаза, она снова углубилась в изучение брошюры. Потом опять прищурилась.

– Это «М», – сказала она тихо. – Оно похоже… Что все это значит?

– Директор типографии Грегерсен утверждает, что Мартенс владел норвежским в совершенстве. Это правда?

– Да. Он очень много читал. Даже написал пару сносных рассказов. Но…

– Вы думаете, этот текст мог быть написан им?

На секунду было размякнув, она вдруг осерчала:

– Чего вы от меня хотите? Какое отношение это имеет к бегству Мортена?

Когда старший инспектор Рённес объяснил ей связь двух событий, Кари побледнела. Она сцепила пальцы как записной атеист, отказывающийся скрестить руки.

– Это невозможно! – крикнула она.

Он прижал указательный палец к губам и произнес как мог спокойно:

– Сожалею, что приходится говорить вам это, но если вы правы и ваш бывший муж жив, то, очевидно, он ударился в бега.

– Зачем?

– От страха, что мы на него вышли.

– Нет… нет.

– Вы не знаете, где он мог бы скрываться?

Она молча покачала головой. У Кари Ларсен, только что не жалевшей для мужа обидных слов, был такой вид, будто она еле сдерживает слезы и ей хочется взять назад все обвинения.

– Если вы что-то вспомните, сообщите нам. Мы будем информировать вас о ходе расследования, – пообещал Рённес, прежде чем допить кофе и распрощаться.

Десять минут спустя он снова стоял на набережной в Браттера. Здесь уже собрался народ. Любопытствующие зеваки дрогли на ветру и вглядывались в воду. Френген доложил, что труп не обнаружен, а водолазы, время от времени выныривавшие на поверхность, добавили, что его могло снести течением. Но прямо у парапета нашлись ключи от «Лады». Рённес наказал инспектору Андерсену не откровенничать с журналистами, если вдруг появятся. И вместе с Френгеном отправился в управление, где по всей форме получил у дежурного разрешение на обыск в квартире Мартенса. Потом они вернулись на Свердрюпсвейен. И провели здесь два часа, обследуя жилище Мортена.

Около двух уставший старший инспектор Рённес вошел в столовую управления, неся свой сверток с завтраком. Народу было мало, в том числе Юахим Шредер из контрразведки. Рённес завидовал его службе: не надо ни выуживать трупы, ни ковыряться в чужом белье, ни беседовать по душам с разведенками. Само собой, Рённес не подозревал, что его собственная служба вызывает у коллеги зависть, хотя совсем по другой причине.

– Что, у тотализатора антракт?

– Сегодня только вторник, – улыбнулся Рённес. – Но ничего, я тоже жду антракта. С пятницы меня можно искать дома в Колстаде, у телевизора. И к телефону подходить не буду!

– Лыжный чемпионат компенсирует напряжение, которого так не хватает в твоей скучной работе?

– Именно. Знаешь, а мы вычислили того афериста, который пожертвования собирал – помнишь, я говорил.

– Отлично. Я хотел бы получить свои деньги назад.

– Придется немного подождать. Парень испарился… вместе с денежками. Инсценировал самоубийство – мол, утопился вчера вечером. Мы сейчас ищем в Браттера, для очистки совести. Как думаешь, куда мог деться этот нахал?

– Уехал за границу, – предположил Иохим Шредер.

– Нет. В квартире мы нашли его паспорт. Но ты себе не представляешь, какой это проходимец. Ты помнишь, в той брошюре была пара фотографий голодающих поляков?

– Нет, к сожалению. Это так давно было.

– У него дома в шкафу мы нашли оригиналы. На самом деле одна – очередь голодных детей во время финской войны. А вторая – забастовка угольщиков в Уэльсе. Представь себе простодушных жертвователей, которые на это купились!

– Мы с женой, к примеру.

– Мало того, у него там еще полно таких штук. Которые он готовил. Лотерея в пользу Чили. Вариант брошюры с приложенным бланком перевода. Да еще настоящие лотерейные билеты – специально для балбесов, которые тут же рванут на ближайшую почту в надежде выиграть автомобиль. Розыгрыш осенью, так что у него было бы с лихвой времени собрать деньги и смыться. К счастью, здесь он вроде дальше планов не пошел.

– Но такие аферы не возможны без помощи типографии, – предположил Шредер.

– То-то и оно, что речь идет о печатнике. Кажется, одном из лучших в стране.

– Люблю таких ловкачей. Жаль, не используют они свои таланты в более богоугодных целях.

– Хм, – Рённес развернул свой завтрак и примерился к верхнему бутерброду с козьим сыром. «Много что в мире могло быть иначе», – подумал он.

– И теперь ты думаешь, что он пустился в бега?

– Да. Придется разослать ориентировку на него. Хуже всего то, что если мы его скоренько не найдем, то плакал мой отпуск.

– Бедняга.

– Тебе повезло, что ты спортом не интересуешься.

«Уж лучше б я интересовался», – заскучал Шредер. Он задержался сегодня с обедом из-за неожиданного визита – из Осло приехал начальник центрального управления контрразведки Свартскуг. От него Шредер получил указание снова взять под наблюдение Ествика. Во-первых, директор Вегардсон, очевидно, что-то затевает, а Ествик был с ним в контакте. Во-вторых, сотрудники Свартскуга тоже вышли на Титран, причем совершенно с другой стороны. Один парень, внедренный контрразведкой для прохождения альтернативной службы в «Народное движение против войн», сделал им копию письма, полученного организацией некоторое время назад. Отправитель – Эспен Эвьен, радикал и военный отказник.

Прочитав письмо, утверждавшее, что научные изыскания на Титране не что иное как закамуфлированная система навигации для подводных лодок, Шредер спросил Свартскуга, есть ли в выводах миротворца резон. Оказалось, что персонал Института энергетики ухохотался над письмом чуть не до колик – радикал просто-напросто перечитал Нильса Петтера Гледича. Зачем тогда, спрашивается, мурыжиться с Ествиком?

Столичный начальник объяснил, что и русские могут заблуждаться так же нелепо, как и Эвьен; но есть опасения, что они развернут пропагандистскую компанию против Норвегии и американской политики создания передовых баз. К тому же одна креатура контрразведки в ФОС [8]8
  ФОС – комитет безопасности главного командования вооруженных сил.


[Закрыть]намекнула, что область Фрейи представляет собой стратегический интерес. Фосовец сказал, что они не в праве игнорировать очевидное: США могут вынудить нанести первый удар. Значит, в опасениях Эвьена есть здравое зерно? Ничего в них нет, отрезал Свартскуг. Но мы не хотим, чтобы придурки вроде Эвьена и Ествика делали политику создания баз предметом сенсаций. Это пугает население и провоцирует действительно опасные акции защитников мира. Они не понимают важности того, что США предпринимают определенные превентивные шаги, думают о нашей безопасности.

Безопасность? Определенные превентивные меры? Юахима Шредера продрал озноб – он воочию увидел картинку, которой обычно не позволял всплывать из глубин сознания, – из глубоких шахт вырываются атомные ракеты, делятся на множество зарядов, и каждый из них, не отклонившись ни на миллиметр от запрограммированного курса, устремляется к своей цели – молнии с неба, в десятые доли секунды превращающие живые существа в горящие факелы, пепел и тлен.

Начальник отдела Свартскуг тоже был без ума от спорта; ему не терпелось побыстрее вернуться в Осло, к чемпионату. Странный визит, решил Шредер. Заверил, что на Титране все тип-топ. Но вроде и предупредил.

– Ты где-то витаешь, – услышал он голос Рённеса. – Думаешь о моем печатнике?

– Да, – солгал Шредер. Он встал, поставил чашку и задумчиво добавил: – Если б я работал в типографии и решил нарушить закон, я б делал только одно.

– И что же?

– Печатал деньги.

– Понятное дело, – вздохнул Рённес ему вслед. И с облегчением набросился на козий сыр.