Текст книги "Виктор! Виктор! Свободное падение"

Автор книги: Ф. Скаген

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)

Несколько минут назад

к Мортену Мартенсу заглянул гость, которого он не ожидал никак. Как во сне, он открыл окно и дал своей бывшей жене ключ, чтобы она могла войти в хижину.

Они стояли и молча смотрели друг на друг. Вдруг пол ушел у него из-под ног, и Мартенс осел на табурет. В ту секунду, когда в окне возникло лицо Кари и она подмигнула ему на свой абсолютно неподражаемый манер, для него все кончилось. Он вместе со своим гениальным планом ухнул в пропасть, в пустоту, где не за что уцепиться. Такое до горечи обидное поражение могла нанести ему только Кари.

Она закрыла дверь и стала не спеша расстегивать штормовку, не сводя при этом с него прищуренных глаз – довольных, как у победителя, и в то же время пытливых, как у психиатра. Снова он совершенно без всяких к тому оснований оказался в глубочайшем нокдауне, но только сейчас не видно, с кем же он бьется-то. Ее появление здесь означает, что все кончено. Мечта о жизни отшельника разлетелась вдребезги. Нужно срочно что-то сделать, чтобы не грохнуться в обморок. Рука ходила ходуном, когда он потянулся за трубкой и табаком.

– Так ты и здесь ведешь канцелярию? – прошлась она для разминки.

Ирония обожгла тысячей раскаленных игл. Он отвел глаза, уткнулся в пишущую машинку. Выдрал заправленный лист и судорожно сглотнул, потом еще, еще.

– Я…

– Надеюсь, не любовная переписка?

– Нет, я..

– Тогда дневник. Современный вариант Робинзона Крузо.

Под уколами ее слов он превращался в абсолютный ноль, ничтожество. Она с заметным удовольствием смаковала это. Каким-то чудом ему удалось раскурить трубку, но горло точно наждаком продрали. Его мысли не поддавались выражению. И она тут же обскакала его:

– Здесь воняет. Я вынесу помойку?

Деловая, как всегда. Вынесла помойку за дверь и вернулась. Стащила с себя оранжевые непромокаемые штаны.

– Кофейку выпьем?

Все та же злая, беспощадная ирония. Как эта курица вообще догадалась, что он здесь?

– Слушай, ты такой бледненький, надо бы тебе подкрепиться. Я тут плюшек захватила. – Она ткнула в пакет, который положила на стол, и повернулась к печке. Потом окинула задумчивым взглядом его хозяйство – так она всегда смотрела, собираясь приняться за уборку. – Надо же, почти ничего не изменилось. Когда это было… постой-ка… в семьдесят девятом?

– В семьдесят седьмом.

– Бежит время. Но я до сих пор помню, в каком восторге ты был от этой хижины. – Она сняла крышку с кофейника, понюхала его и налила туда воды. – А теперь взял да и доплыл сюда с Браттера.

– Кари!

– А что я должна была думать, когда твою машину нашли у пирса? Но я совсем забыла, ты же не умеешь плавать. На «Скором рейсе» добирался?

– Лучше расскажи, как ты…

– Как я догадалась, что ты здесь? Дорогой, но я как-никак прожила с тобой четырнадцать лет. – И совершенно спокойно она открыла дверцу печки и подложила щепок. – Я смотрю, ты истопил весь туалет Нурдванга. Что старичок скажет?

Ей все шуточки, содрогнулся он. Она играет. Это вообще не она. ТАКОГО НЕ БЫВАЕТ. ОН ПРОСТО СПИТ.

– Нурдванг не знает, что я здесь.

– То есть ты просто взломщик. Находчивый, как всегда.

– Не понимаю, о чем ты.

– Прекрасно понимаешь. Больше всего меня всегда восхищало, какой ты жох, просто талант у тебя был к этому делу. И видно хорошо сохранился. Тебе по-прежнему пороху не занимать.

– Но как ты узнала…

– Элементарно. Дедуктивный метод – от противного. Сначала я спросила себя, где ты точно не можешь быть. Оказалось, практически нище. А этой хижиной ты бредил много недель. Даже во сне вспоминал.

– Во сне? – прошептал он недоверчиво.

– Это было местом твоей мечты, Мортен. Я хочу сказать, здесь ты можешь разыгрывать из себя уникального сверхчеловека сколько твоей душеньке угодно. Никто не путается под ногами, не лезет в душу. Сам понимаешь, поверить в твое самоубийство я все равно не могла. На это требуется выдержка.

– Кари, на это тоже… требуется.

– Выдержка, чтоб сбежать? Не обольщайся, Мортен. Ты всего-навсего сбежал от проблем, от того, встретиться с чем у тебя не хватает мужества. Ты просто перетрухал до смерти. Но меня тебе не обмануть. Так и знай.

– А-а полиция?

– А я почем знаю. Они вроде бы купились… Хотя это не бог весть какая заслуга… Могу тебя успокоить: старший инспектор, ведущий дело, не знает о твоем местонахождении. Это моя тайна.

Закипел кофейник. Она сняла его с конфорки, по-хозяйски достала из шкафчика чашки, насыпала в них кофе и налила кипяток. Потом вынула из пакета плюшки и разложила их на блюде.

– Чего ты хочешь?

– Ешь спокойно. Я тут в уголке посижу, – и она устроилась в кресле со своей чашкой. – А здесь и правда неплохо. Я и забыла, как тут здорово. Грязное белье и крепкий мужской дух. Понятно, что тебя потянуло сюда.

Он постепенно отходил от шока. Постепенно он свыкся с мыслью, что это не галлюцинация, а действительно Кари Ларсен собственной персоной, безалаберная милашка, как всегда. И в нем поднялась ненависть. Он почувствовал, как набрякли желваки. Опять она. И ее проклятый едкий сарказм. Высокомерная, необоснованная самоуверенность, в которой нет ничего обаятельного. Даже если она догадалась, что он на Свортнаккене, на кой черт она приперлась сюда? Объяснение может быть только одно. У нее есть на него совершенно определенные виды. Подоить его. Она явилась сюда не кофе ему подавать. У нее что-то злое на уме. Кари была на триста процентов уверена, что застанет его здесь.

– Жаль, что сегодня не пятница, – вздохнула она.

– Почему?

– Тогда бы у тебя и слуга был как у Робинзона. Но я не против называться Субботой… Извини, что помешала тебе. Ты небось слушал Бьерге Лиллелиена. – Она протянула руку к радио и сделала погромче.

Неожиданно прорезался Холменколлен: «Пока что лучшее время сохраняется у Аутио, вторым идет Иванов. А как там наш Ларс Эрик? Табло показывает две минуты двадцать восемь секунд, еще ему идти минут пять. А что там у тебя, Хокон?»

«Только что прошел Вассберг. Этот швед сегодня идет очень мощно. Он на двадцать семь секунд опережает Бурлакова. Но вот на склоне появляется спортсмен в синей форме…»

Щелк.

Одним прыжком Мортен оказался у транзистора и выключил его.

Кипя от злости, он надвинулся на нее:

– Я не собираюсь этого терпеть. Ты являешься сюда…

– Сядь.

– Чего тебе надо? Поздно нюни распускать, проклятая ш…

– Сядь.

И тот же властный огонь в глазах, заставивший его повиноваться. Подмышки взопрели потом.

– И, ради Бога, выбирай выражения. Чего мне нужно? Сейчас расскажу. Начнем с начала. Рассуждала я так… Ловко заверчено. Типичный Мортен Мартенс, когда он в блестящей форме. В море он, конечно, не бросался. Нет, он осуществил свою юношескую мечту, он ведь такой наивный. Где? На Свартнаккене, конечно. Сегодня рано утром, часов в шесть, я села в машину… да, у меня теперь тоже машина.

– Но…

– Я сверилась с картой. Вспомнила, что тогда мы прошли Хьервогсюнд. Там я наверняка смогу взять напрокат лодку, подумала я. Все прошло отлично. Я постучалась в какой-то дом, хозяин оказался милейшим человеком. Сказала, что я фотограф-орнитолог и хочу пофотографировать в шхерах. Здесь, по слухам, гнездятся редкие виды птиц. Альбатрос-чернобровник, например…

– Черно-что?

– Чернобровник. Причем это правда. Я вчера созванивалась с консультантом по охране окружающей среды. Мне ж нужен был убедительный предлог. Хозяин дома оказался сама любезность. Даже одолжил мне штормовку. Правда, ехать не советовал. Потому что обещали шторм. Но, как видишь, все обошлось. Хотя под конец действительно поднялась волна.

– А альбатрос? – ему приходилась играть по ее правилам. Ирония была единственным понятным ей языком.

– Он куда-то спрятался. Но я встретила морского волка. А ты наверняка ничего подобного тут и не подозревал. Ты вообще не отличаешь чайку от крачки.

Она допила кофе и закурила.

По правде говоря, он готов был стерпеть хоть что, лишь бы узнать, что у нее на уме. Извечная привычка Кари – тянуть кота за хвост.

Ей нравится изводить других неизвестностью. Во всяком случае, это не сентиментальная попытка примирения, и не визит вежливости. Нет, она собирается отыграть в этой ситуации что-то для себя. Потому и держится так самоуверенно. Значит, у нее на руках козыри.

– Кстати, как ты вообще?

Сколько ему еще стелиться? Другой мужик давно б врезал ей, а может, и убил.

– Это мое дело, – тихо выдавил он. До сих пор ему удавалось обуздывать себя… Надо держаться, и перейти в наступление.

– Ты собирался торчать здесь до приезда Нурдванга? Жить на рыбе, морской воде и онанизме?

Неимоверным усилием он подавил вспыхнувший румянец.

– Хватит! Всему есть предел, даже когда речь идет обо мне.

Она промолчала. Видно, почувствовала, что переборщила.

– Заруби себе на носу… Я здесь не для того, чтобы навредить кому-то. Я хотел… найти себя. Смейся сколько влезет. Но надеюсь, ты никому не говорила, что собираешься сюда?

– Найти себя? Что за дешевый психоанализ. Ты давно с этим определился. Твоя роль – мальчик… Было время, мне это даже нравилось… И расслабься, своими подозрениями относительно твоего убежища я ни с кем не делилась. По определенным причинам.

Вот оно, подумал он. «По определенным причинам». Он воспользовался случаем для распасовки мяча:

– Кари, ты понимаешь, что я могу удержать тебя здесь силой. Не отпустить никуда?

– Ошибаешься. Я предупредила хозяина лодки, что вернусь еще засветло. И если что, он начнет поисковые работы по полной программе. Если у тебя есть в запасе другие столь же смелые идеи, милости просим.

– Какого рожна тебе нужно? Вывести меня из себя? Унизить как никогда изощренно? Ты что, не понимаешь – между нами все кончено!

– О да… – Она вдруг переменилась. Подняла голову и поиграла глазами, словно прислушиваясь к морю и ветру. Сарказм скатился с нее, как капли дождя со штормовки. Она посерьезнела, и голос зазвучал низко и проникновенно: – Ты когда-нибудь… задумывался, что ты значишь для Аниты?

– Я… – Такого вопроса он не ожидал. Он положил трубку, подошел к шкафу и налил себе выпить. Осталось на донышке. АНИТА.

Он пил и вспоминал стеклянную дверь, к которой прижимался тогда лбом. Сочельник. Она легким шагом перебегает дорогу, как человек, разделавшийся с тягостной обязанностью. Анита Ларсен, четырнадцати лет. Он не заплакал, просто подумал: со мной она разделалась. Откуда такие мысли? То ли легче думать так, то ли ему не хотелось увидеть все это иначе?

– Нет, этим ты, конечно, не забиваешь себе голову. Анита моя проблема.

– Да. Ты у меня ее отняла.

– Это родители выхолостили в тебе способность любить детей?

– А в тебе… взрослых?

Она отвела взгляд, потом посмотрела в окно, за которым виднелась голая скала.

– Я скажу тебе что-то, чего ты никогда не мог понять. Анита влюблена в тебя. И так было всегда.

– А тебя это не устраивало?

– Нет. Я считала, что ты не заслуживаешь такой любви. Ты всегда отвергал ее.

– Я никогда не отвергал Аниту.

– В последний раз в Рождество.

– А ты и рада-радешенька. Отыграла триумф?

– К счастью, в газетах ничего не сообщалось о том, что тебе белый свет наскучил. Но ей рассказали о твоем самоубийстве. Тебя это не волнует?

Он смолчал.

– Нет? Я так и думала. Она обвиняет в случившемся меня. Когда неделю назад начались каникулы, она ушла от меня.

– Девочка не может…

– Теперь они все могут. А я осталась с твоим чувством вины.

– Но…

– Она поселилась у подружки, Туве. Может, оно и к лучшему.

– Похоже, ты не очень расстроена.

– У меня сил больше нет с ней собачиться. А теперь остались только мы с тобой.

Вроде голос зазвучал просительно? То обвиняет его, то намекает на какую-то общность – может, ей не под силу одиночество?

– Черта с два! – крикнул он зло.

Она и бровью не повела:

– Очень мило с твоей стороны было в прощальном письме вспомнить про Аниту. Но она и сама пробьется. Такая деловая и честолюбивая. Крепкая кость.

– В мать пошла.

– А мне ничего не отписал. Ни дырки от бублика.

– Да ты в своем уме. Это же по твоей воле…

– Ну еще бы. Но вдруг ты ошибся. И на самом деле ты хотел…

– Ты заговариваешься, Кари. Пойми, между нами все давно кончено.

Около круглого ее рта прорезалась странная складка.

– Я не так уж в этом уверена. Для тебя женитьба оказалась поражением. А для меня, по-твоему?

– По-моему, ответ следует из вопроса.

– Нет. И у нас с тобой есть шанс.

– Ты, видно, свихнулась.

– Давай не будет тыкать пальцем, кто здесь сумасшедший. Мы, похоже, одного поля ягодки. Никто из нас на самом деле не хотел Аниты. Мы оба считали, что ее появление на свет – это… несчастье. Помнишь, как нам было хорошо вдвоем, пока она не родилась… совсем недолго?

Он знал, что слушать ее нельзя. Ее холодные слова пугали его – потому что в них была правда. Но ничего поделать уже нельзя. Он не сможет полюбить женщину, пустившую коту под хвост его лучшие годы. По ее вине он взялся за этот план. Бегство? Отлично. Мальчишество? Называйте как хотите. Просто он подвел черту под сорока годами своей жизни. Судьбу не обманешь, они не были бы счастливы ни с Анитой, ни без нее. Это верх цинизма и аморальности, все равно что убить родное дитя. Да и к чему он может вернуться? К отвратительному – по крайней мере, для Аниты – судебному разбирательству, чтобы из зала суда прямым ходом отправиться в тюрьму Тюнга? Несмотря на показное спокойствие, у нее явные сдвиги.

Он встал с табуретки, прислонился к стене и сложил на груди руки.

– Если тебе больше нечего мне предложить, немедленно уезжай. Ветер усиливается. И скоро ты просто не сможешь вывести лодку.

– Я не так боюсь моря, как ты.

– С чем тебя и поздравляю. Но мне хочется побыть одному. Нас с тобой ничего не связывает.

Ее губы раздвинулись в новой, незнакомой ему улыбке.

– Не гони. Вернувшись, я тут же расскажу все старшему инспектору.

– И что будешь с этого иметь?

– Ты осуществил свою давно вынашиваемую месть. Поздравляю. Но, представь, мне тоже хочется крови.

– Ничего ты не сделаешь! Из-за Аниты не посмеешь! – Его испугала ее полнейшая невозмутимость.

– А я не пойду в полицию… – и снова эта ирония, ирония и холод, – если ты поделишься со мной своими планами на будущее.

– Будущее? По-моему, тут все ясно.

– Только не надо мне рассказывать, что собираешься коротать здесь весь век. Мне про тебя все известно. В полиции, видишь ли, не одни остолопы. Безо всякой моей подсказки сами вычислили твою типографию. Эта польская брошюра… Мортен, что ты за холодный циник?

– Холодный? Да я только подъел крошки роскошного пирога!

– Старший инспектор сказал, что крохи – это порядка ста тридцати тысяч. А насколько я тебя знаю, гораздо-гораздо больше…

Он ужаснулся, поняв, куда она клонит. Вот теперь она заговорила о деле. А все остальное было лишь прелюдией.

– Я желаю знать, чем ты собирался заняться потом, имея на руках эту сумму. Ее надолго не хватит. Значит, у тебя больше, гораздо больше. И мне интересно, как ты это делал.

– Больше ничего нет, – выговорил он с трудом и сглотнул.

– Расслабься! Держу пари, что в десять раз больше! – Она поднялась и встала перед ним.

– Да ты с ума… Где я мог взять деньги?

– Полицейский сказал, что ты готовил лотерею?

– Откуда он знает?

– Они обыскивали твою квартиру.

– Это неосуществленный план.

– А идея неплохая… Знаешь, я довольна. Наконец-то ты стал мужиком. Решился на такую аферу…

Он слушал ее с удивлением. Что-то новенькое. А вот и до дела дошла:

– Представляешь, что бы наворочали вдвоем?

У него одеревенел подбородок.

– А, так ты полагаешь, я нуждаюсь в компаньоне?

– Именно. – Она затушила сигарету и строго посмотрела на него. – Помнишь, сколько у нас было планов сразу после свадьбы? Так и теперь еще много лет в запасе. Кто заподозрит разведенку в пособничестве бросившему ее мужу?

– Похоже, ты все успела обдумать..

– После того как Анита…

– Немного ж тебе надо, чтоб ты побросала за борт весь балласт.

– О чем ты? Что мне надо? – У нее сперло дыханье.

– Долгие годы, Кари. Долгие годы с тобой. Конечно, я просто всегда мечтал работать вместе с такой сучкой, как ты.

Вдруг она покраснела – впервые перейдя в оборону.

– Обзывайся как хочешь. Меня это не волнует. Сам дерьмо. Но как ты изволил выразиться… я тоже хочу крошек от пирога.

– Дорогая, но нет никакого пирога.

– Врешь. Ты бы никогда не стал «исчезать», если бы не пахло огромными деньгами.

– Так откуда бы я все-таки взял деньги?

Она сделала еще шаг и закрыла глаза.

– Кари, не трогай меня! – Он встал к ней спиной, но почувствовал жгучее желание в низу живота, едва она обняла его. Он отвел ее руки.

– Боишься, что я тебя соблазню?

– Не дури. Расскажи мне лучше, что ты там нафантазировала о деньгах?

– С удовольствием. Чем еще и заняться искусному печатнику, как не печь их?

Могла бы уж просто окатить его ушатом холодной воды! Счастье, что он стоит к ней спиной. Она не может ничего знать, подумал он и сглотнул. Она просто пробует методом тыка. Он сжал зубы. Когда повернулся, лицо его было совершенно бесстрастно. Во всяком случае, ему хотелось на это надеяться.

– Если б это было так просто…, – услышал он собственный голос. И увидел угол черного чемодана, вылезающий из-под кровати.

– Значит, ты думал об этом?

– Да кто ж об этом не мечтает! Но с тем контрольным оборудованием, которое теперь стоит в банках, все это совершенно дохлый номер.

– Тогда расскажи, каким другим способом ты наварил денег на нынешние гастроли?

– У меня нет за душой никаких планов. – Чтобы спрятаться от ее близкого, вопрошающего взгляда, он подошел к столу и стал набивать трубку.

– Когда все кончится и тебя перестанут искать, ты уедешь, так? В другой город. А скорей всего в другую страну.

– Чушь. – Вот так она всегда читала мои мысли, подумал он.

– Денег у тебя, конечно, больше ста тридцати тысяч. Или ты собирал деньги на развивающиеся страны. Или как-то еще использовал людское сострадание в своих целях.

– Ничего, о чем бы тебе не было известно, я не делал.

– Что ж, остается только возвращаться домой. Короткий звонок в полицию…

– Ты не посмеешь!

– Еще как. Я тебе ничего не должна. Разве что дерьма.

– А о чувствах Аниты ты подумала?

Вдруг она топнула ногой с поразившей его горячностью:

– Плевать мне на Аниту!

Он сжал кулаки в бессильном негодовании.

– Как далеко ты собираешься зайти?

– Увидишь!

Они сошлись, непримиримые, как прежде. И ничего не придумаешь, с горечью подумал он. Если я задержу ее здесь, явятся спасатели. Отпущу – донесет. Женщина Кари Ларсен была ему сейчас близка и далека, как никогда. Он никогда не чувствовал прежде такой неукротимой ненависти. Потому что она нашла его? Или оттого что все испортила? Или из-за того, что проявила свое истинное «я»? Или потому, что они с ней двойники, и она точно так же изголодалась по свободе и материальной независимости?

– Даю тебе десять минут, – наконец сказала она. – Если ты мне все расскажешь, мы можем поделиться.

– Нечем делиться.

– А ты подумал, как будешь выбираться отсюда? Я могла бы тебе помочь. Или мы могли бы уехать вдвоем…

– Через несколько дней Анита передумает и вернется к тебе.

– Ну и что? Хотя я на это не надеюсь. Твоими стараниями я для нее – что кость в горле. А она… для меня.

– Матерь Божья. Что ты несешь – ты же после развода билась за нее всеми правдами и неправдами.

– Да. Но признаю, она для меня большая обуза. Что, нельзя так говорить? – Неожиданно в глазах заблестели слезы. – Я просто называю вещи своими именами, а у тебя для этого кишка тонка. Мы оба не созданы быть родителями, Мортен. Оба.

Все. Это уже слишком.

– Ты настаиваешь на десяти минутах?

– Да.

– Тогда я делаю тебе одно-единственное предложение. Если ты обещаешь убраться и никому не говорить о том, что я был здесь, я отдам тебе часть польских денег. В противном случае я просто привяжу тебя к печке и немедленно уеду.

– Это… несерьезно.

Он видел, что она испугалась.

– Серьезно так же, как и твои угрозы.

Оба замолчали. Видно, и до нее дошла тупиковость самой ситуации – независимо от того, как они ее разрешат. Взаимные обещания ничего не гарантируют, они нарушат их так же легко, как данный когда-то друг другу – пусть не перед лицом Господа, но в присутствии городского канцеляриста – обет верности. Вся их совместная жизнь была цепью невыполненных обещаний и неосуществившихся надежд.

Они прислушались к ветру. Под сильным порывом дрогнула крыша.

– Это, – сказал он, – по-моему, называется шквальным ветром. Если ты хочешь вернуться в Хьервогсюнд живой, тебе нужно плыть немедленно.

Она не ответила. Прищуренные глаза неожиданно округлись и прояснились.

– Кари, в чем дело?

– Тихо! У дома кто-то есть.

– Ветер.

– Нет.

– Ревун маяка.

– Да нет…

Он похолодел – потому что она была права. Между порывами ветра доносились шаги. Потом что-то упало и скатилось с горы к самой хижине.

Мортен Мартенс побледнел.

– Дура, так ты не одна сюда явилась…

– Клянусь, одна!

Вроде не врет. Они оба затаили дыхание. И как два истукана ждали, когда незваный гость постучится в дверь. Вот наконец. Тут Кари не выдержала и хмыкнула:

– Эта хижина вовсе не так удалена от цивилизации, как тебе бы хотелось!