Текст книги "Виктор! Виктор! Свободное падение"

Автор книги: Ф. Скаген

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 30 страниц)

Далее старший инспектор переговорил с бывшей женой Мартенса. Кари Ларсен торжественно поклялась, что не имеет ни малейших оснований считать, будто Мортен все еще жив. При этом в глазах ее блеснул какой-то злобный огонек, однако никаких выводов из этого Рённес сделать не сумел. Зачем, спрашивается, разведенной женщине лгать, выгораживая своего бывшего мужа, с которым она, по всей видимости, не ладила? Никаких сведений не удалось получить и от его дочери-подростка Аниты, живущей в настоящее время в чужой семье, однако, по мере беседы, Рённес увидел, как в тазах девочки постепенно загорается надежда когда-нибудь вновь увидеть отца. Как можно деликатнее полицейский попытался рассказать ей, в чем именно его подозревают; после окончания этого разговора он чувствовал себя последним подлецом.

Через Осло инспектору удалось связаться с Департаментом Уголовного Розыска Нового Скотленд Ярда. Обратный телекс из ДУРа пришел в понедельник 14 июня, в тот день, когда баталии футбольного первенства мира были уже в полном разгаре. Иммиграционным властям Гюлльхауг сообщил, что не знает, удастся ли ему устроиться на жительство при Ламбет Хоспитал. Спустя три дня после приезда он позвонил в иммиграционную службу и сказал, что пока с ним можно будет связаться, отправив письмо до востребования. Из Ламбет Хоспитал в ответ на соответствующий запрос сообщили, что в последние двенадцать месяцев там не было организовано никаких курсов для санитаров. Компьютерная проверка списков лиц, проживающих в лондонских гостиницах, показала, что Одд Кристиан Гюлльхауг останавливался в отеле «Сэлфридж» с 28 февраля по 9 марта. После этой даты никаких следов пребывания данного лица в Лондоне зафиксировано не было. Ничего, кроме почтового адреса до востребования. Дур может продолжить проверку и даже, по желанию норвежской стороны, объявить розыск по всей стране.

Норвежская сторона такое желание изъявила. Рённес отправил в Англию фотографии Мартенса как с бородой и очками, так и без них, а также приложил краткую справку о том, в чем он подозревается.

Сидя за своим столом и попивая кофе из бумажного стаканчика, Рённес задумался о том, что Мортен Мартенс даже не догадывается о начале розыска. В общем-то факт этот сулил некоторые перспективы, если, разумеется, ловкач снова не сменил фамилию или же вовсе не покинул страну.

По дороге домой в тот понедельник старший инспектор думал больше об Испании, чем об Англии. Кристиан Рённес был завзятым футбольным болельщиком и откровенно радовался, что успевает как раз к началу трансляции второго футбольного матча. Однако, наблюдая за тем, как Польша и Италия все никак не могут выяснить отношения, он вдруг был поражен неожиданно возникшей посторонней мыслью: Мартенс исчез как раз в канун лыжного чемпионата мира. Быть может теперь, в разгар футбольного мирового первенства, он объявится снова?

Вполне вероятно, что Мартенс в данный момент, как и он сам, сидит перед телеэкраном, лелея надежду, что какая-нибудь из команд наконец-то откроет счет.

Норвежец в Лондоне

действительно сидел в данный момент перед телевизионным экраном, однако перипетии футбольных баталий не слишком его занимали. Хоть и были все основания, чтобы позволить себе расслабиться, все же неприятные мысли нет-нет, а лезли в голову. Отвернувшись от телевизора, он окинул взглядом комнату. В общем-то, все складывалось так, как он и рассчитывал. Так чем же, собственно, он недоволен?

Квартира была ему по вкусу; скупая обстановка как бы подчеркивала общее впечатление изысканности и элегантности. Белоснежные паласы и гардины. Небольшие лампы в обрамлении голубых стеклянных абажуров. Софа и кресла с обивкой под цвет красноватого песка пустыни. Небольшая однокомнатная квартирка на четвертом этаже стоила уйму денег – 250 фунтов в месяц, – но что вы хотите? – это же был фешенебельный Вест Кенсингтон. Район этот он выбрал сознательно, ибо всеми силами стремился слиться с тем обществом, члены которого привыкли селиться именно здесь. Однако пока ему это все еще не удалось.

Бессмысленно отрицать, что он чувствовал себя здесь неким инородным телом. Прошло уже три месяца с тех пор, как он покинул гостиницу, рассчитывая, что квартира с мебелью в Эрдли Кресент поможет ему продвинуться к достижению намеченной цели. Прельщенный элегантным дугообразным фасадом дома, он решил, что поселиться здесь, еще до того, как увидел эту тесную комнатушку. Представился он Питером Кокрейном, техническим консультантом процветающей типографской фирмы – уж в чем – в чем, а в данных вопросах его компетенция вряд ли могла вызвать сомнения. Хозяин квартиры, мистер Ларкинс, имел все основания быть довольным новым жильцом – еще бы, ведь тот беспрекословно выложил деньги вперед за полгода. Ларкинс был серьезным господином, работавшим в области строительства, весьма занятым и не задававшим лишних вопросов. Если мистер Кокрейн – который, кстати, провел большую часть своей жизни на континенте (отсюда и акцент) – намерен снять that diminutive flat [13]13
  Эту небольшую квартирку (англ.).


[Закрыть], то он может въехать прямо сейчас.

Первые несколько дней Мортен наслаждался жизнью. В новых условиях он чувствовал себя великолепно, в полной безопасности. Прогуливаясь по улицам, он рассматривал витрины магазинов, заходил в закусочные и рестораны в Эрлс Корт, всем своим видом демонстрируя живейший интерес ко всем и вся. Самым главным для него сейчас было завязать контакты, проникнуть в здешнее общество, стать посвященным. Он даже выдумал историю Питера Кокрейна в расчете на тех, с кем ему предстоит знакомиться: родился в Бирмингеме, воспитывался и вырос за границей в Германии и Скандинавии. Лондон, с которым ему пришлось познакомиться только теперь, произвел на него весьма благоприятное впечатление. Вероятно, теперь он обоснуется здесь всерьез и надолго. Ему удалось скопить довольно значительную сумму денег, которой должно хватить на первое время. А между тем он будет потихоньку зондировать почву, оставаясь при этом открытым для любых интересных предложений.

История вроде бы была подходящей – звучало вполне убедительно и достаточно банально. Тут была лишь одна загвоздка – до сих пор он не встретил никого, кто захотел бы ее выслушать. Или, точнее, не сошелся ни с кем настолько, чтобы возникла необходимость ее рассказывать. Здесь, в Вест Кенсингтоне, люди предпочитали сохранять определенную дистанцию. Каким-то образом интуитивно угадывали в нем чужака.

Быть может, из-за того, что и сам он ощущал себя здесь чужим? Все свои сознательные годы Мортен страдал от неприятного ощущения, что он как-то выпадает из общей картины, ведет себя не так, как большинство окружающих, что есть в нем что-то такое, что заставляет людей шептаться у него за спиной. Кари называла это манией преследования. Типичным примером самой настоящей паранойи – недаром он с таким упорством стремился перебраться в Англию.

Чушь!

Мортен поднес к губам стакан с виски и снова взглянул на экран. Там бело-голубые – итальянцы – провели опасную контратаку, однако удар Грациани пришелся значительно выше ворот. «Нет, такой команде нечего и думать стать чемпионом», – решил он.

Может, следует посорить деньгами, показать, что он человек состоятельный? Может, тем самым он сумеет завоевать доступ туда, куда так хочет попасть? Что ж, чемодан по-прежнему полон. Он очутился почти в такой же ситуации, что и герой одной из сказок X.К. Андерсена, купеческий сын, у которого было полным-полно друзей из-за его несметного богатства. Когда же золотые подошли к концу, друзья моментально исчезли, словно мухи во время дождя. Тогда купеческий сын сел в пустой сундук и чудесным образом перенесся в Турцию во дворец султана. Там он начал рассказывать такие изумительные сказки, что султан пообещал выдать за него замуж свою дочь принцессу… Да нет, тут все не так просто. Мортен продолжал снимать деньги со счета на имя мистера Кокрейна и пока еще не выработал окончательного плана по размену почти двадцати тысяч фальшивых десятифунтовых купюр.

А может, просто чувствуется его принадлежность к другому классу? Может, по нему заметно, что он блефует, тщетно пытаясь удовлетворять всем требованиям данного общества? Или что-то не так в его английском костюме, который он столь тщательно подбирал? Наверное, не стоило выдавать себя за технического консультанта, нужно было выбрать что-нибудь более значительное. Или все это дело времени, и необходимо запастись элементарным терпением? Он побывал во многих пабах, но ни один из них не показался ему подходящим с точки зрения собиравшейся там публики. Из тех, с кем он встречался здесь, практически никто или лишь очень немногие относились к тому обществу, влиться в которое он мечтал. К редким исключениям относилась и его встреча в антикварном магазинчике с неким Брайаном Шримптон-Джонсом.

Когда этот холеный, безукоризненно одетый джентльмен лет пятидесяти пригласил его в свой клуб, Мортену показалось, что он наконец-то поймал жар-птицу. «Разумеется, – рассудил он, – в подобном районе клуб – единственное место, где можно завязать нужное знакомство». Тем не менее, первое же посещение клуба его разочаровало. Правда, Шримптон-Джонс представил его владельцу пивоваренного завода, а также члену палаты общин, однако, за исключением нескольких вежливых фраз, произнесенных сквозь едва раздвинутые губы, никто из них не обнаружил ни малейшего желания сойтись поближе с мистером Кокрейном. Сам же клуб оказался в точности таким, каким он его себе и представлял. Поданный обед был вкусен, красное вино – в меру охлажденное. После обеда все разошлись по прокуренным салонам, большинство сразу же спряталось за «Файненшл Таймс» или просто «Таймс». Сонная атмосфера навевала на Мортена жуткую скуку, к тому же оказалось, что от Брайана Шримптон-Джонса не приходится ждать ничего, кроме пустопорожней болтовни и беспричинного хихиканья. Его страстью были крикет и ловля бабочек, а как раз в этих классических дисциплинах познания Мортена равнялись нулю. По дороге домой Шримптон-Джонс в торжественных выражениях заверил гостя, что, если тот подольше проживет в Эрдли Кресент, то ему наверняка предложат стать членом этого уважаемого клуба. Мортен же про себя твердо решил, что подобное предложение он встретит вежливым отказом.

Может, всему виной его английский? Несмотря на врожденную способность к языкам, невозможно в одночасье в совершенстве овладеть английским: полностью освоить словарный запас, привыкнуть к точным, сжатым формулировкам, постичь все прочие скрытые нюансы. Иногда ему приходилось подыскивать слова, что было чертовски неприятно. Оказывается, вовсе недостаточно прочесть больше английских книг, чем обычный рядовой норвежец, или же просиживать часами перед телевизором, смотря программы из Англии. Если хочешь полностью англифицироваться, то обязан писать и разговаривать по-английски. Ежедневно разговаривать с людьми.

Хуже всего было то, что Мортен, как выяснилось, терпеть не мог просто болтать. Он по-прежнему страдал от невольного ощущения, что все как-то странно смотрят на него, если не прямо в лицо, то, по крайней мере, за спиной. Снова это отвратительное ощущение, от которого он, казалось, совсем уже было избавился, снова неосознанный страх, называемый Кари манией преследования. Утешало одно – он прекрасно сознавал, что вся эта паранойя не что иное, как плод его больной фантазии. Следовательно, с ней можно в итоге справиться.

Да и, в конце-то концов, на что ему, спрашивается, это общество? Ну, предположим, удастся все же проникнуть в круг «избранных». Неужели же он будет чувствовать себя своим в этой толпе снобов? Неужели стоит насиловать свой интеллект лишь для того, чтобы следовать всем этим условностям, над которыми он сам же в глубине души смеется?

Однако и просто туристом себя здесь чувствовать ему вовсе не хотелось. Первенство национальной футбольной лиги уже окончилось, правда, это его не особо расстраивало. Английский футбол не доставлял Мортену особого удовольствия: заставить себя стать поклонником одной из команд было выше его сил. Ведь подобного рода преданность подразумевает сопричастность, а как раз ее-то и не хватало новоиспеченному мистеру Кокрейну. Несколько раз он даже ловил себя на совсем уж абсурдной мысли, что ему недостает кого-то, перед кем можно излить душу – а именно, Кари.

Единственной женщиной, до сих пор побывавшей в его квартире, была некая Мэри Томпкинс, но и с ней его постигло разочарование. Она была тупа как черепаха, а в постели – сущее бревно (про себя он почему-то прозвал ее Мэри Поппинс). Вдобавок от нее оказал ось не так-то просто отделаться; он никак не мог донести до ее сознания, что между ними не может быть ничего общего. Единственным стремлением в жизни мисс Томпкинс были деньги. Ну это-то, предположим, он еще мог как-то понять, тем не менее деньги – еще не все. Он искренне сожалел, что не смог ее переделать, – ведь в сущности он чувствовал себя весьма и весьма одиноким.

Мортен поднялся, выключил телевизор и подошел к окну. Перед домом на улице остановился «роллс-ройс», и из него вышел важного вида господин, лицо которого выражало глубокое убеждение в собственной значимости. Не к такому ли идеалу он, Мортен, стремился? Стать одним из этих самодовольных, самоуверенных… Но ведь и у этого, важного, вполне могла вскрыться язва желудка.

Он вынужден был признать, что не хватает ему не только людей одного с ним круга, но и какого-то осмысленного занятия. В свое время он так и не обзавелся никаким мало-мальски подходящим хобби. Мечтая о свободе, он даже как-то не задумывался, чем, собственно, станет заниматься, достигнув ее. Были бы деньги, а там… Господи, да что же это такое творится, неужели же он дожил до того, что ему не хватает работы?! В таком случае зря он перебрался в Англию. В стране, где уровень безработицы достигает десяти процентов, шансы его невелики. Кроме всего прочего, и разрешения на работу здесь у него нет. Это, кстати, напомнило ему, что срок разрешения на пребывание в Англии, выданного Гюлльхаугу, истекает в конце августа. Возможно, конечно, ему удастся продлить его еще на шесть месяцев, но ведь до бесконечности так продолжаться не может. Рано или поздно Питеру Кокрейну придется добывать себе все необходимые документы; удостоверения личности с вокзала Виктории было явно не достаточно. Чтобы стать полноправным гражданином, ему следовало внедриться во всю социальную систему английского общества: подкупить какого-нибудь оператора компьютерной системы, чтобы он внес его имя и прочие данные в гражданский, страховой и разные другие регистры и так далее – то есть, образно говоря, вдохнул в него жизнь. Достать паспорт Кокрейну было бы делом вовсе не невозможным, как говаривал Фредерик Форсайт, однако даже это еще отнюдь не давало ему возможности автоматически стать полноправным гражданином Великобритании и занять устойчивое положение в обществе. Да и как выйти на тех, кто помог бы ему в этом? В детективных романах все выглядело относительно легко: если человек был попроще, он шел в Сохо или Уайтчепл, те же, кто вращался в высших кругах, обращались в Сити или по определенным адресам в Бэконсфилде.

Мортен отвернулся от окна, подошел к столу и со стуком поставил стакан. Он чувствовал, что ему не хватает свежего воздуха. Сидя здесь, ничего не придумаешь. Так – сначала надеваем очки и прилепляем бороду. Затем засовываем в рот резиновые подушечки. Дьявол, до каких же пор будет продолжаться этот маскарад?!

На улице уже были сумерки. Миновав Эрлз Корт Стейшн, он двинулся в направлении Кромвель Роуд. Стоял теплый июньский вечер; Мортен снял пиджак и перебросил его через плечо. В воздухе застыло какое-то странное ожидание; нечто подобное он испытывал в течение первых нескольких недель своего пребывания здесь. Ни тогда, ни теперь он так и не мог разобраться в природе этого явления; он чувствовал себя не участником реальных событий, а своего рода сторонним наблюдателем, зрителем.

В баре напротив музея Виктории и Альберта он выпил кружку пива. Потом медленно побрел в сторону Бромптон Роуд, несколько задержался, увидев симпатичную негритянку в огненно-красном платье, прочел плакат, пересекавший витрину магазинчика, торгующего литературой пацифистского содержания:

ЗАПИСЫВАЙТЕСЬ В АРМИЮ. ВЫ СМОЖЕТЕ ВСТРЕТИТЬ ИНТЕРЕСНЫХ ЛЮДЕЙ – И УБИТЬ ИХ!

Убить. Он поежился.

Какого черта его вообще потянуло в Англию? Из-за того, что во время туристических поездок сюда кое-что показалось ему маняще-необычным? Не проще ли было устроиться где-нибудь в Средиземноморье, где власти гораздо либеральнее относятся к отсутствию необходимых бумаг? Может, для иностранных рабочих Великобритания и представлялась раем, тем не менее сами англичане на чем свет стоит проклинали Общий рынок, стремились к выходу из него, а многие – эмигрировали из страны.

Уже несколько дней он откладывал окончательное решение. Прекрасно понимал, что долго так продолжаться не может, но никакой альтернативы пока что не видел. Хорошо хоть за одно можно было не волноваться: его финансовое положение вполне позволяло ждать, пока представится благоприятный момент. Однако нестерпимо было постоянно ощущать страх, что норвежская полиция может каким-то образом выяснить истину и начать разыскивать его. Конечно, заманчиво было бы попытаться получить вид на жительство – а там и гражданство – в качестве Одда Кристиана Гюлльхауга. Но если сделать ставку на это, то следует покинуть Кенсингтон и никогда здесь больше не появляться – ведь тут его знают как Питера Кокрейна. Однако существовало одно «но» – а вдруг в той или иной норвежской инстанции случайно выяснится, что лицо, обращающееся с данным запросом, в настоящее время находится в психиатрической клинике в Трондхейме.

Сердце его от таких мыслей отчаянно забилось. Он свернул с Бромптон Роуд. Ладно, Мортен, успокойся. Не забывай, что для них ты уже давно умер. А мертвецу все нипочем.

А что, если случится невероятное, и Гюлльхауг вдруг возьмет да и умрет?

Ему потребовалось некоторое время, чтобы окончательно придти в себя. Между тем он обнаружил, что находится на экзотической улочке под названием Бьючемп Плейс; здесь находились лучшие лондонские рестораны и закусочные. Забрел он сюда не случайно – бывал тут уже несколько раз и имел возможность по достоинству оценить отличное обслуживание и, в особенности, превосходное меню. Несмотря на баснословно высокие цены, волшебное искусство здешних поваров привлекало толпы гурманов. Публика тут собиралась разношерстная, вне всякой зависимости от возраста и рода занятий. Объединяло этих людей одно – все они были люди образованные. Ни тени снобизма, просто полное удовлетворение от своей жизни. Чувствовалось, что им удалось-таки найти свое место в жизни, реализовать таланты и занять достойное место в обществе. Господи, что бы он только ни отдал, чтобы стать одним из них!

Куда бы пойти: в «Паркес» или же в «Мэссейз Чоп Хаус»? Первое заведение отличалось элегантностью и изысканностью, во втором царила по-домашнему уютная атмосфера. Он было отправился во второе, однако все места там были заняты. Ничего не поделаешь, придется все же остановиться на «Паркес». Зайдя в туалет, он вынул из-за щек резиновые подушечки. В полутьме ресторана никто не станет особо к нему приглядываться, а есть, когда во рту постоянно что-то мешается, крайне неудобно. Съев прекрасное говяжье филе и запив его бутылкой «Шато Хот-Брион», он прошел в здешний бар – «У мистера Бенсона» – выпить кофе с коньяком. Заказав затем порцию виски, Мортен сунул в рот трубку и почувствовал, что постепенно к нему возвращается прежняя уверенность в собственных силах. Он даже отважился завести беседу с молодой дамой, явившейся сюда в одиночестве и растерянно осматривавшейся в поисках свободного места. Звали ее Линда Фэй, и беседа с ней оказалась куда интереснее общения с «Мэри Поппинс».

Вечер этот оказался самым приятным из всех, которые Мортен провел до сих пор в Лондоне. Определенное политическое событие оказало свое влияние на то, что многообещающее знакомство продлилось и растянулось на всю ночь. Через десять минут после того, как часы пробили полночь, в баре появился владелец ресторана и потребовал, чтобы все ненадолго умолкли. Сначала посетители решили, что таким образом он хочет оповестить о закрытии своего заведения. Однако мистер Бенсон с широкой улыбкой объявил, что только что по Би-Би-Си передали о безоговорочной капитуляции Аргентины в войне за Фолклендские острова. Настроение в баре мгновенно поднялось. Кое-кто даже затянул «Правь, Британия…», и Мортен внезапно ощутил себя одним из них. А царившей кругом радости, казалось, не будет предела: еще бы, ведь аргентинцы не только проиграли Бельгии 0:1 в предварительном турнире чемпионата мира, теперь и сама военная хунта потерпела поражение! Линда Фэй уже несколько раз нежно пожимала его руку, а теперь заявила, что это событие они обязаны отпраздновать вместе.

Празднование вылилось в то, что в конце концов они отправились к нему в Эрдли Кресент, где сразу же лети в постель. Мортену показалось, что лучшей ночи у него в жизни не было. Неужели же чудо наконец свершилось?

Линда Фэй отдалась ему вся без остатка – и душой, и телом. Затем с наивным откровением долго рассказывала о своей жизни и работе трудилась она в области кинорекламы. В свою очередь, задала множество вопросов о нем самом. Впервые у Мортена появился случай поведать кому-то сочиненную им легенду, и он добросовестно описал историю жизни Питера Кокрейна, технического консультанта, на берегах Неккара (кое-что о Штутгарте он помнил еще со времен своей учебной поездки туда, когда работал в типографии). Женат ли он? Нет, предпочитает холостяцкую жизнь. А она? То же самое. Брак – это не по ней. Затем они снова любили друг друга, с такой силой стискивая объятия, словно последний раз им приходилось это делать лет пять назад; наконец, утомившись, они уснули лицом к лицу.

Вот это женщина! В последующую неделю все страхи Мортена рассеялись как дым; он страстно отдавался неожиданно выпавшему ему блаженству. В первой половине дня он бесцельно слонялся по улицам Кенсингтона, иногда перекидываясь парой слов с такими же праздношатающимися бездельниками, и поджидал вечера, когда Линда заканчивала работу. Она работала в одном из рекламных ателье, расположенных в Челси неподалеку от того места, где жила; ателье помещалось в здании, в котором когда-то была конюшня. Обедали они в различных ресторанчиках в Вест Энде, а ночевали попеременно друг у друга. Однажды они побывали у «Ронни Скотта», и там выяснилось, что оба горячие поклонники современного джаза. Понемногу Линда вводила Мортена в обширный круг своих знакомств, все больше и больше покоряя его своей раскованностью и импульсивностью. Никогда прежде ему не доводилось встречать человека, который бы так безудержно жил исключительно сегодняшним днем. Мортен замечал, что его уверенность в себе неуклонно возрастает; он как бы встряхнулся и мог проявить свои лучшие качества. Стало ясно, что понемногу он обретает то, к чему, собственно, и стремился все это время.

Но никакое счастье не вечно. У Мортена Мартенса оно длилось ровно неделю. В понедельник 21 июня прошлое безжалостной рукой вырвало его из настоящего. Линда Фэй внезапно вошла в его жизнь, и так же внезапно он вынужден был исчезнуть с ее пути.

Дважды в месяц лже-Гюлльхауг появлялся в почтовом отделении на площади святого Мартина – единственном в Лондоне, работавшем круглосуточно. Именно здесь, рядом с Трафальгарской площадью, и оставил он свой адрес до востребования. Как правило, никакой корреспонденции не поступало, да он ее, признаться, и не ждал. Однако иммиграционная служба просила оставить какой-нибудь адрес, да и норвежским властям могло придти в голову разослать какие-либо циркуляры соотечественникам, проживающим за рубежом. Их было необходимо получить, чтобы ненароком не возбудить ненужных подозрений.

Время близилось к двенадцати, когда он пересек Трафальгарскую площадь, улыбнувшись на ходу крохотной девчушке, которую плотным кольцом окружили голодные голуби. После посещения почты он собирался купить пару норвежских газет и проглядеть их, одновременно наслаждаясь вкусным обедом в одном из своих излюбленных кафе на Риджент стрит. В первое время, попадая в центр города, он соблюдал величайшую осторожность – всегда существовала опасность случайно столкнуться с каким-нибудь туристом-соотечественником, который, вернувшись домой, мог бы рассказать, что видел в Лондоне Мортена Мартенса живого и здорового. Однако впоследствии он рассудил, что при наличии очков, бороды и типично английского костюма такие встречи полностью безопасны. К тому же он сильно сомневался, что кто-либо из его знакомых отправится путешествовать в Лондон – как правило, все предпочитали юг.

Войдя в здание почты, Мортен с удовлетворением отметил, что перед окошечком с надписью «До востребования» нет ни одного посетителя. Служащий поднял голову и окинул его равнодушным взглядом. Это был тот же самый молодой человек, которого он видел здесь в прошлый раз. Обширная не по годам лысина с одинокой прядью волос посредине делала его похожим на казака.

– На имя Гюлльхауга что-нибудь есть?

– Гулл… – Служащий попытался повторить трудную фамилию. Внезапно глаза его как-то странно сузились. – Минутку, сэр… – Он встал, однако вместо того, чтобы посмотреть на полках, расположенных прямо за спиной, вдруг прошел в глубь помещения.

«Странно», – подумал Мортен. Обычно чиновник просто оборачивался, рылся в груде писем и в конце концов отрицательно качал головой. Подобная груда лежала у него за спиной и сейчас. Почему же в этот раз «казак» даже не взглянул на нее?

Мортен скосил глаза и осторожно огляделся, однако непохоже было, чтобы кто-то следил за подходившими к окошечку. Тем не менее он чувствовал, что что-то здесь не так; возможно, лысый получил инструкции предпринять нечто вполне определенное, когда Гюлльхауг снова появится здесь. Он видел, как в глубине помещения служащий сказал несколько слов своему коллеге, сидящему спиной к залу. Тот поднялся и направился к какой-то двери.

Опасность! Опасность!

«Казак» медленно вернулся к окошечку. Глаза выдавали его с головой. Все отнюдь не походило на обычную процедуру; у них, по-видимому, имелся какой-то неприятный сюрприз. Однако скрыть это они не сумели. Шила в мешке не утаишь. Мортену стало абсолютно ясно, что его поджидает ловушка.

Похоже, полиции удалось-таки разнюхать, что настоящий Гюлльхауг по-прежнему находится в Норвегии. Быть может, им даже стало известно, что их нынешний клиент никто иной, как Мортен Мартенс. Он почувствовал, как внутри все сжалось и неприятно засовало под ложечкой.

– Действительно, сэр, вам пришло письмо. Сейчас его принесут. Могу я тем временем взглянуть на какой-нибудь документ, удостоверяющий вашу личность? Может, паспорт?

Мортен понял. Вероятно, «казак» получил инструкции тянуть время, если Гюлльхауг внезапно объявится. Его коллега в задней комнате наверняка звонит сейчас в полицию. Прекрасно задумано, но сработано грубовато. Нужно срочно уходить, пока не нагрянули ищейки. Импровизируя, он решил подвергнуть служащего последней проверке:

– Паспорт? Минутку… – Он сунул руку в карман пиджака. – Черт, наверное, забыл дома. Ничего, я тогда загляну попозже и…

– Постойте, сэр, – с излишней поспешностью откликнулся лысый. – Подождите, пока наш сотрудник принесет письмо. Может, удостоверение личности вовсе и не потребуется. Все ведь зависит от вида отправления.

«В этот самый момент полицейская патрульная машина, по-видимому, как раз получает сообщение, – подумал Мортен. – Может, она тут совсем рядом, за углом. Надо срочно смываться, пока не повязали».

– Нет уж, лучше я зайду как-нибудь в другой раз.

Он развернулся и, уже отводя взгляд, увидел, что в глазах чиновника появилось замешательство. Жертва пытается ускользнуть, и если он, «казак», намерен ее задержать, то обязан совершить что-то чрезвычайное, неанглийское: например, сигануть через стойку.

Что он, собственно, и сделал.

– Stop him! [14]14
  Остановите его (англ.).


[Закрыть]

Этот его отчаянный призыв был обращен к двум дамам, приостановившимся поболтать у самого входа. Однако вместо того, чтобы преградить Мортену дорогу, они торопливо расступились, и он, воспользовавшись этим, выскочил на улицу. Поначалу он намеревался просто как можно скорее выйти из здания почты и пойти быстрым шагом, однако неожиданный выпад ретивого служащего поломал его планы. Следовало посмотреть правде в глаза: в гениально задуманной комбинации ясно обозначились прорехи.

– Stop him! – Голос «казака» гремел на всю площадь святого Мартина; люди начали оборачиваться, чтобы посмотреть, что же там происходит.

К своему ужасу Мортен вдруг заметил атлетически сложенного бобби, который, прекрасно прочувствовав ситуацию, решительным шагом направлялся к нему. Времени на раздумья не оставалось. Мортен мгновенно развернулся, соскочил с тротуара и бросился прочь через Трафальгарскую площадь, стремясь как можно дальше оторваться от тех, кто угрожал его свободе. Кошмары, мучившие его по ночам, внезапно стали суровой реальностью. Он бежал, виляя из стороны в сторону, чтобы не столкнуться с прохожими; мозг его между тем лихорадочно работал. Он прекрасно понимал, что бегство в толпе скорее всего обречено на неудачу. Но как сделать так, чтобы не привлекать всеобщего внимания? Вероятно, следовало бы перейти на спокойный шаг, что, однако, абсолютно исключено до тех пор, пока он находится в поле зрения бобби.

На бегу он услышал, как Биг Бен начал бить двенадцать – поистине подходящий аккомпанемент для такой сумасшедшей погони. Внезапно у него вновь возникло ощущение, будто каждое свое движение он наблюдает как бы со стороны. Беглец свернул за угол и попал на менее оживленную улицу, где в его сторону было обращено уже меньшее количество изумленных лиц. Какой-то бдительный пешеход протянул руку, пытаясь остановить его, однако остался ни с чем, ибо Мортен ловким финтом ушел от столкновения. Сзади слышался тяжелый топот. Когда смолк последний гулкий удар Биг Бена, эстафету подхватил полицейский свисток, надрывавшийся какими-то безумными трелями. Держи вора! Разумеется, все считали, что бобби преследует какого-то воришку. Сам он, по-видимому, был того же мнения. Ведь узнать у почтового служащего, почему этого человека следует задержать, он так и не успел. Беглец снова кинулся в переулок, но как только свернул за угол, увидел, что он оканчивается тупиком.