Текст книги "Виктор! Виктор! Свободное падение"

Автор книги: Ф. Скаген

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц)

Человек, пришедший с холода

Дроннингсгате, сразу окунулся в тепло отеля «Британия». Он был шпионом. По виду, конечно, не подумаешь, но в наши дни шпионы пошли не те. К тому же он был местным, в избранном обществе не вращался. Звался этот скромный без особых претензий предатель Сигварт Ествик. Жил он на гонорары от более-менее удачных статей о доме и семье. Часто приходилось ездить по стране, добывая материал.

Но работодателю выгода и от мелкого шпиона. Ровный поток его, казалось бы, бессмысленных сообщений дополнял и расцвечивал картину, насыщал поступающие с мест сведения деталями и нюансами.

Сигварт Ествик не считал себя вершиной шпионской пирамиды, как раз наоборот. К тому же он не представлял себе масштабов своей деятельности и не стремился к этому.

Он не знал, дублирует ли кто-нибудь его задания, не имел понятия, в какой мере начальники, среди которых были и офицеры, следят за ним или ведут свою игру на его территории. Вряд ли. До сих он получал все задания из столицы и не находил в них ничего захватывающего или опасного. За что был премного благодарен. Поручения бывали нудные и рутинные, иногда он даже подозревал, что у отдающих такие приказы не все дома. Случались задания немилосердно кропотливые или откровенно противоречивые. Например, отслеживать что-нибудь в газетах. Что, эти козлы сами не умеют читать?

Сегодняшней встречи он ждал с нетерпением. К шпионажу это не имело никакого отношения. Речь пойдет о таких приятных вещах, как товар и навар. Ходовой товар, надеялся он, и солидный куш. Судя по голосу, человек с побережья был тертый калач, беседовал о деньгах непринужденно, словно это самая обычная тема для телефонного разговора.

От этих мыслей сделалось жарко, к тому же в гостинице было тепло, и его уже не знобило. В том декабре термометры постоянно показывали в Трондхейме минус пятнадцать. Для его легкого желтого поплинового пальтишка это многовато. Нет, не то чтобы у него был убогий гардероб, просто он не умел одеться по погоде. Всегда выбирать одежду не в такт сезону стало его обременительной привычкой. Когда наступала весна и стаивал снег, он ходил в сапогах и свитере, будто не верил в конец зимы. После успешного торгового вояжа он долго почивал на лаврах. От природы неторопливый, он, однако, если уж загорался какой-либо идеей, мог превзойти многих. Летом, например, он много преуспел в навязывании клиентам цветастых навесов от солнца – и это в прибрежном городишке, славящемся промозглым климатом во всем Трёнделаге. Когда Ествик уезжал оттуда – он подгадал это к случайному солнечному дню, – то дома походили на ряды палаток восточного базара. С тех пор, за исключением редких вылазок в местную библиотеку, чтобы управиться со шпионской канцелярией, он бил баклуши и проедал загашник. Его жена Дагмар была более-менее довольна. И пока Дагмар оставалась более-менее довольной, Ествик не собирался наращивать обороты.

В «Пальмовом саду» было малолюдно, это он увидел, едва толкнув вращающуюся дверь. Войти сюда с холода – все равно, что перенестись с Северного полюса на Средиземное море. Чинно плещется вода в бассейне среди пальм, сияют бокалы на белоснежных скатертях. Столики прямоугольником окружают расположенный чуть ниже их уровня сад. Гостей мало, у самых дверей несколько мужчин в бизнес-костюмах обедали в компании молчаливых женщин в элегантных шляпках.

Он снял пальто, выбрал столик у стены танцзала и сел так, чтобы видеть входящих. Директора Вегардсона он хотел заметить сразу. Он не знал, как тот выглядит, но не сомневался, что у директора вид такой же сытый, как голос. Хотя по телефону его заверили, что они без проблем узнают друг друга: «Я же вас знаю, Йэствик!» Он закурил сигарету и постарался успокоиться.

Он отвел глаза от дверей, когда над ним навис с вежливым поклоном официант: – Чего изволите?

– Да вот… – Вдруг он вспомнил, что находится в «Пальмовом саду», и начал все с начала: – Наверно, я подожду, пока придет мой компаньон.

Официант ретировался в мгновение ока.

Нужно не забывать про диалект: трендский говор здесь вряд ли придется ко двору. Языком Ествик пользовался как инструментом. Он приспосабливал его к собеседнику и полагал, что делает это так же ловко, как меняющий окраску хамелеон. Общаясь с крестьянами и работягами, он говорил простецки и хохмил, чтобы втереться в доверие, с неизменным успехом. Встречаясь с менеджерами, врачами и другими интеллигентами, он старался говорить на чистом, благозвучном букмоле – хотя не всегда успешно. Природа берет свое.

Он поправил узел галстука и зажег новую сигарету. Куда этот директор подевался? Ествик обгрыз ноготь на безымянном пальце и прислушался к плеску бассейна. Надо будет прийти сюда с Дагмар, во всяком случае, если сделка состоится. Они уж давно нище не бывали, такая вылазка наверняка поднимет ей настроение. Что ни говори, а некоторая разница между «Пальмовым садом» и кафешками на Принсенкрюссет заметна. А вдруг встреча окажется столь плодотворной, что хватит на действительно роскошный рождественский подарок для Дашар?!

Вращающиеся двери впустили холеного господина в темном костюме. Наконец-то, обрадовался Ествик. Это он. «Темный костюм» направлялся к нему. Ищущий взгляд из-под серых всклокоченных волос. Господин мимоходом кивнул двум дамочкам в шляпах. Потом он изменил курс и уселся за рояль. И сходу заиграл что-то классическое. Дагмар бы безусловно оценила: этюды среди пальм под плеск воды. Ествик вздохнул и посмотрел на часы.

Директор Вегардсон, появившийся пять минут спустя, вовсе не был похож на столичную штучку. Пиджак и брюки криком кричали, что они от разных пар. Архитектор, догадался Ествик, разглядывая приближающегося к нему человека. Шейный платок и отчаянные завитушки на затылке. От коммерсанта в нем был только кейс. Он в нерешительности замешкался на несколько секунд перед столиком. Глаза навыкате скользнули по желтому пальто, лежащему на свободном стуле, точно это какая-нибудь мерзкая тварь. Ествик намек понял. Он вскочил, убрал пальто и рассыпался в любезностях:

– Вы господин..

– Вегардсон, да. – Голос как по телефону, никаких сомнений. «Е» он произносил как «ЙЭ». Ествик преклонялся перед людьми, без стеснения говорившими на диалекте.

– Рад с вами познакомиться.

– Давай на «ты», Йэствик.

Пожатие. Руки совершенно разные:

– Клещи, – охнул Йествик.

«Мякиш» – подумал Вегардсон.

Они сели друг напротив друга. Ествика окутал сладкий запах одеколона. Он поспешил предложить директору сигарету, но тот коротко ответил, что курить бросил. Потом он щелкнул пальцами, официант нехотя подошел. Вегардсон держался независимо, нарочито пренебрегая даже самыми скромными требованиями этикета. Типичный самоуверенный раздолбай. Местная экзотика его, похоже, не заботила, и, не советуясь с Ествиком, он заказал им по пиву, бутерброду и для разминки – шерри. Когда официант отошел, компаньон выпучил на Ествика свои шары. Этот гипноз уже порядочно надоел Сигварту. Проверяет, успокаивал он себя. И старался изо всех сил взгляда не отводить. Если он отчетливо видит проступившие на радужке директора доллары, то это наверняка взаимно. Пусть директор не надеется, что его можно подписать на что угодно. Однако Ествика хватило не надолго: он сдался и опустил глаза. Почему этот человек ничего не говорит? Сигварту Ествику пришлось сглотнуть скопившуюся во рту слюну. Продолжая пялиться на маячивший перед ним платочек он, – была ни была, все-таки хозяин – прокашлялся и сказал:

– Я не совсем понял, какую фирму вы представляете…

– …Ты.

– …Ты представляешь.

– АО «Совкупе».

Значит, что-то связанное с поездами, разочарованно подумал Ествик. Спальные вагоны не были его коньком; не будет же он колесить по деревням, предлагая хозяйкам разные паровозные крючки-штучки.

– Что… что это за фирма?

– Инструментальная. Офис в Драммене.

Хрен редьки не слаще; в станках и инструментах он тоже ничего не смыслит. Видимо, директору Вегардсону неверно описали его поле деятельности.

– Я знаю, что ты подумал, Йэствик, – неожиданно приветливо произнес собеседник, и некое подобие улыбки показалось под огромным шнобелем.

– Вот как?

– Тебе не придется иметь дело с нашими железками. Торгуй себе спокойненько поваренными книгами и надувными вешалками, ты по этой части мастак.

Он почувствовал себя одновременно и польщенным, и оскорбленным. Вегардсон досконально знал торговую вотчину Ествика. И какое же дело к нему у машиностроительной фирмы?

Директор читал его мысли:

– «Совкупе». Ну что, смекнул?

– Да нет…, – похоже, парень просто издевается над ним?

– Мы продаем русские машины, Йэтсвик…

Человек с платком оборвал себя на полуслове, когда официант поставил на стол бокалы с шерри, и Ествик вжался в стул.

Как же он сразу не сообразил! Теперь директор будет держать его за тугодума. Хотя, может, это и лучше в такой ситуации. Поскольку речь вовсе не о торговле безделушками для дома. И вообще не о торговле. Если он прикинется чайником, то, может, ему и не окажут доверия с невыполнимым заданием?

Когда официант отошел, Вегардсон поднял бокал и продолжал читать чужие мысли:

– Как директор АО «Совкупе» я постоянно имею дело с советским торгпредством. И у меня есть для тебя работенка. Сколь! [2]2
  «Сколь» от норвежского «skal», традиционный заздравный тост.


[Закрыть]

Сигварт Ествик кивнул, попробовал содержимое бокала и закурил четвертую за вечер сигарету. Все это было странно: раньше они никогда не выходили на связь таким образом. Да еще так нагло, прямо под носом у местных капиталистов. Похоже, дело пахнет деньгами?! Он был готов на что угодно, только без риска.

– Забудь наш телефонный разговор. Это так, для маскировки.

– Само собой.

– Я в Трондхейме по официальному делу. Как глава фирмы я буду вести переговоры с разными машиностроительными фирмами. Если нас увидят вместе, то ты – просто мой потенциальный клиент.

Ествик чуть не подпрыгнул. А если тип в твидовом пиджаке через три стола следит за ними? Вроде, он дважды косил в их сторону поверх газеты?

Вегардсон вновь выдавил улыбку и понизил голос:

– Я дам тебе брошюрки, чтоб все было тип-топ… Нет, нет, просто мера предосторожности. Тревожиться не о чем. Я варюсь в этом довольно долго, а угрюмых ребят в плащах и шляпах на глазах ни разу не встречал… Возможно, именно потому, что я не забываю об осторожности, – добавил он задумчиво.

Ествик в ответ промолчал. Директор знает свое дело, решил он. И нечего бояться. Он крутил бокал и ждал.

– Ты хорошо фотографируешь?

– Я… нет, никогда не – Он сжал губы.

Еще одна улыбка, на этот раз более высокомерная. Ествик почувствовал, что краснеет. Только этого не хватало.

– Ты получишь деньги и купишь себе нормальный аппарат. Дуракоустойчивый. С простейшей инструкцией по применению. Остальное легко, как пара пива. Сколь.

– Сколь. Для начала мне хотелось бы знать, что нужно фотографировать.

– Само собой. – Взгляд огромных глаз Вегардсона на секунду задержался на мужчине в твидовом пиджаке. Потом он нагнулся к Ествику, вновь придушив его пахучей туалетной водой.

Теперь он говорил еще тише:

– Я даже расскажу тебе, почему Центр неожиданно тобой заинтересовался. Тут есть и твоя заслуга. Центр очень признателен тебе.

– Какой центр?

– Который в Москве, конечно.

– Ишь ты. И за что благодарят?

– За то, что ты отследил в газетах. Особенно пара прошлогодних заметок.

– Я не вырезал… Я делал… Я делал копии… в библиотеке.

– Твое дело. Подробностей я не знаю. Но понимаешь, у Центра масса дел. Можешь называть это бюрократией. Только сейчас кто-то там дотумкал, что те газетные вырезки имеют большое значение. Может быть, очень большое.

Ествик почувствовал новый прилив самоуважения:

– Что это были за заметки?

– Какая-то местная газета с Фреи. Одна заметка про ветряные мельницы, другая – про станции радионавигации для нефтяной промышленности.

– «Фрейависен». Выходит раз в месяц. Мне подумалось, что это интересно…

– Почему?

– Ну мне подумалось… – Ему снова пришлось поправиться: – Мне показалось, что в этом какая-то мистика, вот и все.

– Эксперты Центра тоже пришли к такому мнению – теперь. Они даже думают, что мы пронюхали про какую-то норвежскую или американскую большую тайну. Сколь, Ествик.

– Сколь!

«Он говорит мы», – отметил Ествик. Вегардсон хочет оттяпать себе часть почета. А почему, действительно, он отксерокопировал эти статьи? Шестое чувство? Интуиция? Или просто он не нашел ничего пристойного, а продемонстрировать рвение хотелось? Он хорошо помнит, когда это было. Примерно год назад, под Рождество. У него случился аврал, требовалось все подогнать. В зале периодики, как всегда, были только последние номера, и библиотекарю пришлось таскать подшивку за подшивкой за все второе полугодие 1980 года. Да, долгов поднакопилось изрядно. По-хорошему, он бы должен ковыряться в библиотеке хоть раз в месяц, а он не захаживал полгода. Как обычно, одна скукота. Нудный винегрет из местных сплетен, сетований о скудных пожертвованиях на дорожное строительство и репортаж об открытии клуба. У него в голове не укладывалось, что народ читает эту ерунду. Послушный долгу, он попросил снять копии с «Фрейависен» и отослал их в Осло, на подставной адрес.

– Есть веские причины, почему Трёнделаг в последнее время привлек к себе внимание. Складирование вооружения. Ну ты знаешь инструкции.

– Складирование вооружения? А, ну конечно.

И аэродромы, подумал он. Вернее и Эрланде. F-16 или не F-16. Истребители-бомбардировщики. 338-я эскадрилья. Батареи «Хоков». Базы «Аяксов» в Эрланде. Договор об ОСВ. Американский самолет «Фантом», залетевший в Вернес. Может быть, даже ФБ-111. «Лоран Си». «Омега». Новые радары и мачты в горах. Полигоны. Военные учения. Перемещения войск. Строительство объектов. Даже гражданских. Технический колледж. Университет. Что и о чем говорят. Да, инструкции он хорошо помнит. Чтобы шерстить газеты, не надо быть особым гением по части техники. Наверное, по всей стране рассажены верные люди, и все они делают то же самое – читают газеты, до которых у русских не доходят руки. В глубине души он был уверен, что события в Трёнделаге не могут интересовать работодателя. И все-таки его угораздило натолкнуться на нечто стоящее. Черт его попутал отослать эти копии. Теперь он подставился под задание, которое, возможно, окажется ему не по зубам, будет опасным. Чтоб унять подступившую дрожь, он глотнул шерри. Довольно вкусно.

– Здесь что-то затевается. Осталось выяснить что.

– Заметано.

– Дня начала Центру нужно несколько фотографий этого сооружения на Фрейе. Если это и правда такая безобидная штуковина, как пишут газеты, то пощелкать немного будет не проблема. У меня хоть и есть в «Совкупе» крыша, но ехать туда сам не решаюсь. Тут переусердствовать с предосторожностями нельзя, речь ведь о государственных тайнах.

– Понятно.

Ествик огляделся по сторонам. Человек в твидовом пиджаке отложил газету. Он пил кофе и слушал музыку. Пианист играл «Помечтай обо мне». Во всей сцене было что-то нереальное.

– Если верить карте, домов там нет, – продолжал директор Вегардсон. – Никто не должен видеть, как ты фотографируешь. Сейчас я объясню, какие снимки нужны.

«Они и в голову не берут, что я могу отказаться, – подумал Ествик. – Но если это так важно, пусть раскошеливаются».

Когда официант принес соблазнительное блюдо с бутербродами и разлил пиво, Вегардсон растолковал заказ. Нужен общий вид и детали. Всякие мелочи, которые не удастся сфотографировать, описать. В общем, разуть глаза.

– Какой срок?

– Чем быстрее, тем лучше. Сегодня шестнадцатое декабря. В твоем распоряжении максимум месяц.

– Что, прямо зимой?

– Именно.

– Фрейю занесло снегом. Дороги непролазные.

– Это не надолго.

– На снегу остаются отпечатки. Никаких туристов, среди которых можно было бы затеряться.

– Не надо прикидываться туристом, Йэствик. Ты отправишься туда как коммивояжер. Кварцевые часы и средство для похудения. В твоей обычной манере. Ты же знаешь рынок. И разом убьешь двух зайцев. Не бойся оставить следы. Их быстро заметет.

– По правде говоря не знаю…

– Это приказ, Йэствик. Ты знаешь, за что мы боремся, какие агрессоры нам противостоят.

– Плата?

– Пять тысяч. Плюс фотоаппарат – потом он твой.

– Ну…

– Десять, если штука окажется тем, что мы подозреваем.

– Хорошо…

– Не набивай себе цену. Ты в первую очередь выполняешь свой долг. Просто Центр хочет поощрить тебя за прежние заслуги и считает нынешнее задание важным, поэтому и платит.

Сигварт Ествик перестал качать права. Заманчивое предложение, гораздо выгоднее, чем он думал. Он мало чем рискует, фотографируя какие-то радиомачты.

Все устроилось – как всегда. Недаром он чувствовал, что день будет прекрасный! Директор Вегардсон все-таки оправдал надежды. Закусив, они поговорили о заварушке в Польше и тамошних трудностях. Ествик получил несколько абсолютно непонятных ему брошюр о станках и расписался в получении аванса, выданного наличными. Они никогда не забывали о расписках. Вегардсон расплатился по счету, и они разошлись.

Пианист пошел отдохнуть, напоследок исполнив «Прощай, рояль».

Человек в твидовом пиджаке

читал «Адрессеависен» за 16 декабря 1981 года. Сообщалось, что военное положение в Польше привело к первым человеческим жертвам. Родина Шопена и Падеревского умылась кровью. Разворот об отчаянном сопротивлении романтиков из Солидарности. Кроваво-красный анонс напоминал, что малиновый десерт незаменим на рождественском столе. С рекламой соседствовал список новых жертвователей на нужды голодающих поляков. Не забывай пернатых, прочел он на странице двенадцать.

Он тоже пил кофе, смаковал яблочный пирог, слушал музыку. И косил глазом на столик, за которым сидел директор Вегардсон.

Человека в твидовом пиджаке звали Юахим Шредер, старший инспектор управления контрразведки Трондхейма. Он появился на свет сорок лет назад в Кристиансанде, и до сих пор это слышалось в раскатах его «р». В Трёнделаге он прожил почти всю жизнь, но коллеги всегда потешались, когда он пробовал играть под местного и говорил на их манер «итт», а не «ить». Он был женат на физиотерапевте из Левангера и растил двоих детей. Шредер не привык прохлаждаться в «Пальмовом саду» в полдень буднего дня; обычно в это время он уплетал в столовой управления прихваченные из дому бутерброды. Сейчас он немного скучал и тосковал по застольной беседе. Фортепианная музыка была плохой заменой. Утешался он только одной мыслью: обоим его ассистентам досталась еще более скучная работенка. Хатлинг в одиночестве маялся в вестибюле, разыгрывая праздношатающегося постояльца. А Колбьернсену приходится и вовсе лихо. Только бы он не окоченел там в машине, подумал Шредер.

Накануне пришел факс из Осло, что директор АО «Совкупе» купил билет на самолет до Трондхейма и забронировал номер в «Британии» на двое суток. Ничего выдающегося, протокольное напоминание о том, что Вегардсон возглавляет фирму, занимающуюся экспортом в Советский Союз и имевшую раньше в Трондхейме собственное представительство. Закрылось оно год назад, после того как Юахим Шредер собственноручно арестовал его главу, подозревавшегося в промышленном шпионаже и кое в чем похлеще. [3]3
  См. Uke-Adressa № 52, 1980(прим. автора).


[Закрыть]

Но головная фирма в Драммене работала, как раньше, и за ней, как и за всеми, торговавшими с Советами (их и было всего чуть-чуть), негласно присматривали. Контакты с определенным торгпредством были неоспоримы, а именно с тем представительством, которое проявляло к Норвегии интерес куда более глубокий, чем предусмотрен их службой. Настолько вдумчивый, что временами полиции приходилось торговых атташе высылать.

По мнению Шредера, в большинстве своем они были трогательно непрофессиональны. Некоторые их операции осуществлялись вопиюще неловко и показывали полное незнание норвежского характера. Их маневры бывали так бесталанны и беспомощны, что у норвежской контрразведки подчас закрадывались сомнения: а вдруг это просто камуфляж, отвлекающий внимание от хитросплетений более умной игры на другом фланге. Шредер, например, был совершенно убежден, что в болоте дилетантов прячется несколько профи, мимоходом выуживающих всю нужную информацию. Его хором убеждали, что он заблуждается, что российская разведка – примитивна. Пример тому – вербовка Свейна Эрлинга Хаугана, семь лет бывшего двойным агентом. Все сходились лишь в одном – чего Советам надо. И все же инспектор сомневался в том, что выглядящий едва ли не комично Вегардсон – шпион. Может быть, дело было в месте и времени. Восемь дней до Рождества.

Юахим Шредер терпеливо изучал двоих мужчин, поглощавших бутерброды, и делал вид, что просматривает объявления в «Адрессеависен». Кто разговаривает с директором, он пока не знал. Наверное, какой-нибудь местный хлыщ, подвизающийся в том же бизнесе. Может быть, они снова решили открыть филиал. Советская техника пользуется хорошей репутацией.

Но вот они управились. Когда за ними прокрутилась вертушка, Шредер положил на стол пару купюр и встал. Он сложил газету и вразвалочку вышел. Из пустынного вестибюля он видел, как они прощаются в холле у окошка администратора. Он подошел к молодому человеку, сидевшему на стуле в расстегнутой куртке и комкавшему шапку.

– Директор, наверно, поднимется наверх прежде чем идти дальше. Бьёрн, возьми на себя второго.

Инспектор Бьёрн Хатлинг встал и кивнул.

– Того в летнем канареечном пальто?

– Да. Узнай, кто он, где живет, ну, все по полной программе.

– Ты остаешься здесь?

– Нет, я уже засветился. Меня оба видели. Директором займется Арне. А ты позвони, как только что-нибудь узнаешь.

Хатлинг натянул шапку и пошел к окошку администратора. Когда Шредер минутой позже подошел туда, там уже никого не было.

Он застегнул пальто; стеклянные двери выпустили его наружу. От хлеставшего по лицу царапающего снега кожа задубела. Народ спешил прочь с крейсерской скоростью. Шредер пересек улицу и подошел к «опелю» цвета охры. Человек за рулем опустил стекло.

– Бр-р-р, – проклацал он.

– Запрещено стоять на стоянке со включенным мотором, – пожурил Шредер.

– Решать себя жизни тоже не велено, – и Арне Колбьернсен продемонстрировал, как вокруг холодно, подышав на стекло.

– Ты заметил того представительного мужчину, за которым шел Бьёрн?

– Такого не пропустишь.

– Ты его раньше видел?

– Нет.

– Думаю, сейчас появится Вегардсон. Если он возьмет такси, тебе, считай, повезло.

– Бр-р-р.

– А если решит пройтись пешочком, ты заодно согреешься. А я тогда заберу машину.

– Как шеф распорядится.

– Как только Вегардсон решит, то ему делать, я поеду в управление.

– Изнеженная конторская душа.

Колбьернсен поднял стекло и опять уставился на двери отеля. Шредер отошел на несколько метров в сторону. В здании Торгового союза имелся выступ, там инспектор и остановился, у входа в турбюро «Беннет». В этом месте на тротуаре выставили, чрезвычайно кстати, красочные рекламные щиты, зазывавшие за гроши отдохнуть на солнечной Майорке и в Римини. Неплохая идея, подумал Шредер. Он хоть и был тепло укутан, но мороз пробирал. Такие непривычные холода грозили даже расстроить предрождественскую торговлю. По идее они должны были распугать и шпионов тоже. Он топал ногами и в который раз подивился, что кому-то пришло в голову предположить, будто в Трондхейм под самое Рождество нагрянули агенты КГБ.

По улице проехало такси и остановилось напротив отеля. Минуту спустя из «Британии» вышел директор Вегардсон в зимнем пальто и кроличьей шапке. Он и его кейс заняли место в такси, которое тут же отъехало. Шредер поискал глазами машину цвета охры. Подавать сигнал ему не пришлось. «Опель» уже выруливал на проезжую часть. Поравнявшись с шефом, Колбьернсен одарил его примороженной ухмылкой, и обе машины скрылись в направлении Хепмансгатен.

Вот и все – пока. Шредер посмотрел на часы. Четверть второго.

Старший инспектор заспешил, мечтая укрыться в теплых кирпичных стенах полицейского управления. Как его назвал Колбьернсен, «изнеженной конторской душой»? Что-то в этом есть. Он ходко поспешал вверх по Нурдре, впрочем, другие прохожие ему не уступали – подвижники, решившиеся купить рождественские подарки, даже несмотря на холод. В другое время Нурдре похож на средиземноморский променад, кишащий расслабленными праздношатающимися, но сейчас термометр над «Оптикой Иверсена» показывает минус семнадцать. До лета далеко, как до неба. Конгенсгате снова замело снегом, и Шредер мысленно помянул нелестными словами Чичиньона и Кушерона, которым триста лет назад захотелось, чтоб улицы в Трондхейме были такие же широкие, как в Париже.

Он немного взбодрился, распаковав в столовой управления свое законное довольствие – кофе и яблочный пирог.

Кроме него в столовой остался еще только Кристиан Рённес, старший инспектор уголовной полиции.

– Сегодня среда, – извинился он, поднимая голову от купона футбольного тотализатора. Его слабость – спортивный тотализатор – была в управлении расхожей шуткой. – Что ты думаешь насчет «Челси»-«Блэкберн»?

– Победят хозяева.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что в основном выигрывают на своем поле.

– Ты думаешь? Футбольный мячик – он круглый. К тому же игру могут перенести.

– Перенести?

– В выходные из-за непогоды отменили восемь матчей.

– Надо же, не знал.

– В Англии такой дрянной погоды не было уже не знамо сколько лет.

– В Трёнделаге тоже.

– Уговорил, пишем победу хозяевам. Учти, если неверно – с тебя причитается.

Шредер улыбнулся и впился зубами в бутерброд с козьим сыром.

– А как вообще жизнь, Кристиан?

– Нормально. Уголовники тоже боятся холода. А ты? Как всегда сплошные загадки?

– Служба такая, сам понимаешь.

Рённес кивнул и на минуту отвлекся от заполнения карточки:

– А мы раскручиваем одну гадкую аферу с пожертвованиями.

– Какую?

– Мы, собственно, только начинаем. Похоже на самую примитивную обманку. К нам пришел милый парень с Фроста и рассказал, что летом перечислил деньги в помощь Польше. А пару недель назад усовестился.

– С чего вдруг?

– Он подумал, что маловато пожертвовал и решил немного добавить. Отправил на тот же счет сотню крон. А потом деньги вернулись назад вместе с сообщением из Осло, что счет был в августе закрыт и сбор пожертвований закончен.

– Ну?

– Мы все проверили и установили, что акцию «Польше нужна пища» проводило частное лицо – господин Мольтке из Трондхейма.

– Странное имя. Что-то из времен графов и баронов.

– Точно так. Мольтке открыл корреспондентский счет в середине июня. И абонировал почтовый ящик на имя своей организации. Совершенно законным образом, через фирму, занимающуюся массовой рассылкой рекламы и имеющей на это лицензию, он разослал домовладельцам Нурланда и Трёнделага брошюру. Со снимками голодающих, очередями без начала без конца плюс пламенный призыв. Гражданам оставалось только заполнить напечатанный купон и дойти до ближайшей почты. И деньги потекли рекой.

– Черт возьми, – прошептал Шредер. – Это я помню. Мы с женой тоже немного послали.

– С конца июля деньги перестали поступать. Люди или жертвуют немедленно, или вышвыривают такие призывы в помойку. Двадцать шестого августа господин Мольтке снял со счета всю сумму и закрыл его, а также отказался от абонементного ящика… – Рённес развел руками и покосился на потолок, желая усилить эффект: – На сегодня нам известно, что «Польше нужна пища» не покупала на собранные деньги никаких продуктов и не перечисляла денег другим, более крупным организациям. Мольтке растворился в воздухе. В городе нет человека с такой фамилией, а адрес он указал фальшивый. Поэтому почтовый ящик. Служащий, сдававший ему ящик, не может вспомнить, как филантроп выглядел. И мы остались с несколькими брошюрками и парой-тройкой неразборчивых подписей господина Мольтке.

– О каких суммах идет речь?

– По банковским данным ему удалось прикарманить порядка ста тридцати тысяч. Солидный выигрыш… Кстати об этом, тут осталась последняя игра. Что ты думаешь об исходе «Норидж» против «Шеффилд-Уэнсдей»?

– Ничего не думаю. Жена буду по потолку бегать, когда услышит об этой афере.

– Лучше пока не распространяйся. Нам ни к чему, чтобы жулик прочитал о своих свинствах в газете. Мы хотим схватить его за руку, и пусть расскажет, почему поляки до сих пор не увидели этих денег.

– Вы уже кого-то подозреваете?

– Пока нет. Мы только начали. Но ведь где-то же эту брошюру напечатали?

– Не могу представить…

– И не говори. Но давай вернемся к «Норидж».

Старший инспектор Кристиан Рённес посчитал, что и так сказал лишку. Сам он давно не удивлялся циничной изобретательности людей, когда речь шла о том, чтобы урвать куш, – что вовсе не означает, что он все это одобрял. Границу допустимого для себя лично он установил на азартном пристрастии к футбольным тотализаторам.

«На чем не сильно разбогател», – подумал Шредер, который был оскорблен за себя и своих сограждан, желавших помочь голодающим полякам. Он завидовал умению Рённеса не принимать ничего близко к сердцу. И работе его тоже завидовал. Она более муторная, чем у него, зато более конкретная и зримая. И часто дает результаты. А в госбезопасности все слишком размыто; смешно и подумать о проценте раскрываемости преступлений. Он даже не может рассказать Рённесу, чем занимается.

Еще через пятьдесят минут позвонил Колбьернсен из автомата.

– Шредер.

– Это Арне. Клиент ведет себя тихо и примерно. Ходит из одного магазина инструментов в другой. В кейсе – рекламные буклеты, он их всем раздает.

– Хорошо. Продолжай.

– У меня уже зуб на зуб не попадает. Слышишь, как стучат?

– Да, барабанная дробь в чистом виде.

– Клиент точно не из наших, крест на пузе.

– Продолжай!

Шредер положил трубку на рычаг. Он не улыбнулся. Осло не имело привычки тревожить их без крайней необходимости. И даже если шансы один к десяти, как в этом случае, они все равно не имеют права относиться к заданию наплевательски.

Опять зазвонил телефон.

– Шредер слушает.

– Готовь ручку.

– Уже навострил.

– Типа в летнем пальто зовут Сигварт Ествик.

– Ествик через «э»?

– Через «е». Я же ясно сказал.

– Записал. – Шредер зримо представил себе возмущение юного Хатлинга. – А адрес у тебя есть?

– Да. Удбюесгате, дом 5.

– Телефон?

– Номер есть в справочнике.

– Огромное спасибо. А чем занимается, непонятно?

– Называет себя агентом.

Агент, усмехнулся Шредер не иначе знак свыше.

– Что это значит?

– Продает что-нибудь, я думаю. Коммивояжер. Он женат.

– Еще что?

– Все.

Так. Появляется склонный к полноте мужчина в канареечном пальто. Наверняка не фигурирует в картотеке. Шредер отложил в сторону лист с информацией.

– Еще правда…

– Что?

– Я шел за ним, чтоб узнать, где он живет. Так он сначала зашел в «Стрёмсен Электриске» и пробыл там не меньше четверти часа. Потом сел на трамвай и поехал домой, на Ейа.