Текст книги "Виктор! Виктор! Свободное падение"

Автор книги: Ф. Скаген

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)

Дуло пистолета

оказалось черной дырой. Легкое движение указательным пальцем, и меня прошьет, подумал Эспен Эвьен. Глаза незнакомца сияли, как два опала, но фигура выдавала солдата, а не геолога.

Обнаружить свое присутствие было с его стороны страшной глупостью. Но когда чужак принялся выламывать доски, чтобы добраться до щитка, медлить дольше было невозможно. «Чем ты тут занимаешься?» – крикнул он строго. И тут же услышал русскую речь из передатчика; шок был настолько силен, что он и оправиться не успел, как оказался под дулом пистолета. С большим опозданием он понял, что вляпался в передрягу, которая может стоить ему жизни. Нужно было позвонить Шредеру, когда он заскочил в Стаббен перекусить. Сив не было дома, видно, в магазин вышла, и когда незнакомец после обеда покинул дом в Хамбюргланде во второй раз, Эвьен снова пристроился за ним. Он только оставил записку на кухонном столе: «Сив! Агент 008 отправился на новое задание. Похоже, твой геолог занимается темными делишками. Эспен».

И вдруг дурацкая игра превратилась в смертную опасность. В глубине души он не верил в обоснованность своих подозрений. Конечно, нужно было сообщить полиции, это их дело. Но Колбьернсен так потешался над ним.

Казалось, незнакомец жалеет, что достал пистолет. Но теперь уже поздно, они оба это понимали. Парень просто испугался его неожиданного появления. А напуганный шпион опасен, помнил Эвьен.

– Чего тебе надо? – наконец спросил шпион. – Это мое дело. Ты один?

Не торопись с ответом, Эспен. Ошибешься сейчас – другого раза не будет. Конечно, ты не один. Это только пацифисты шландрают в одиночку. А ты – вышколенный лейтенант, и в вереске притаилась опытная группа захвата. Он сдастся, если ты сумеешь сблефовать. И не забывай, что это твоя земля!

– Один? – притворно усмехнулся он. – Нет, конечно. Вон остальные…

Большего и не потребовалось. У Эспена Эвьена не было никакого опыта, как быстро обезоружить противника, но он читал книги и смотрел кино. Когда он поднял руку и показал в строну несуществующих подручных, шпион повернул голову в ту сторону. В ту же секунду Эвьен бросился на него. В основном он сконцентрировался на пистолете – целью было выбить его из рук геолога Стигена. Это ему удалось, и пушка со стуком ударилась о бетонный цоколь мачты. Дальше все было как в плохом кино. Эвьен слишком разогнался и не удержался на ногах. Шпион тут же подмял его под себя и прижал к лопатке пистолет. Только тут юноша понял, как опрометчиво он поступил. Он попробовал освободиться, но противник был сильнее. Кулак русского долбанул его по затылку как молот, и прежде чем все ушло во мрак, Эспен Эвьен почувствовал, как посыпались дугой искры. Он затих, лежа на животе. Но победитель не радовался своему триумфу.

НУ ЧТО, ДРУЖОК?

Виктора Грибанова послали в Норвегию не разить аборигенов налево-направо, а он проделал это уже дважды. И ситуация сейчас действительно аховая. Хоть он и не видел больше никого, но верил словам этого следопыта. Юноша не может быть никем, кроме сотрудника контрразведки. Может, конкретно в этом месте он один, но о том, что на острове шпион, известно наверняка многим. Спокойно и без суеты они возьмут его. Если он попробует сбежать на машине, они накроют его во Флатвале, у парома.

Есть только один способ спастись, и нужно поторапливаться.

Он нагнулся и нажал кнопку «сообщение» на передатчике.

– РТ, я КТ.

– Я РТ, слышу тебя. Ты открыл щиток?

– У меня не было времени. Возникли сложности. У вас на борту есть гондола?

– А тебе она к чему?

– Чтобы не быть взятым в плен противником. Вы должны прекратить испытания, я спускаюсь к вам.

– Испытания уже окончены. Но кэп хочет, чтобы ты перерезал провода. Это будет решающим доказательством.

– Черт возьми, они окружают меня. Заберите меня немедленно!

– Спокойно. Я спрошу кэпа.

Не могут же они бросить его в такой ситуации? Пока они совещались, он выдернул из рюкзака шнуровку и завел руки лежавшего без сознания мужчины за спину. Надо было захватить что-нибудь попрочнее, но он не ожидал таких проблем. Он скрестил руки и опутал их шнуровкой. Потом оттащил тело к мачте и привязал к стальной опоре. Когда неустрашимый агент очнется, то обнаружит, что накрепко привязан к мачте спиной к морю и даже шелохнуться не может. Важно, чтоб он не мог увидеть, куда исчез Грибанов; никто не должен догадаться, что лодка подходила так близко к берегу – а эта конкретная лодка особенно. Юный герой может звать на помощь сколько захочет – в такую погоду никто его не услышит.

Больше всего Грибанову хотелось пристрелить его, но он не рискнул. Антон Волков был не сторонником «мокрухи» в таких делах, к тому же он не знал, что его агент тайком провез с собой пистолет. Но пистолет может понадобиться для другого. Если с лодки категорически потребуют, чтобы он перерезал провода, он их прострелит. Что бы не случилось, возвращение домой запланированным порядком исключено. Он покинет Норвегию отдельно от лыжной сборной. Пусть они там в Осло изобретают что хотят – что он все еще не поправился или что лихорадка свела его в могилу. Это их проблема. У него в голове жила только одна мысль – вернуться живым в Москву, к Ларисе.

Он спрятал пистолет в набрюшный карман куртки и решил осмотреть окрестности, но тут страшный порыв ветра буквально сшиб его с ног. Он на четвереньках подполз к проснувшемуся передатчику:

– Кэп не в восторге от твоей просьбы. Над нами кишмя-кишит судами, да еще у берега можно пропороться на камнях.

Шторм 1899 года, в ужасе вспомнил он. Один из самых опасных для судоходства участков на всем побережье.

– Но у вас есть гондола?

– Да.

– Сколько времени ей требуется добраться до берега?

– Час, говорит кэп. В самом лучшем случае.

– Тогда давайте не будем терять времени. Я не могу больше оставаться здесь. Вот-вот могут появиться остальные.

– Остальные? Если их несколько и они выследили тебя, то мы, сам понимаешь, не можем вмешиваться в это дело.

– Почему не можете? Не понимаю.

– Нас же здесь нет!

Хоть его и трясло от холода, при этих словах он покрылся потом. Ни при каких условиях нельзя, чтобы норвежцы догадались о том, что русская подлодка подходила так близко к берегу, – в том числе и для того, чтобы НАТО не пронюхало о создании новой системы маскировки, незаменимой в военных условиях.

Но оказывается, всем наплевать, что его, агента Грибанова, возьмут в плен. Он не строил иллюзий относительно своей роли во всей этой заварухе. Но вдруг он не выдержит методов дознания и проболтается об операции? Настолько ли крепка у агента Грибанова самодисциплина, чтобы молчать во что бы то ни было, не говоря уж о том, чтобы проглотить ту капсулу?

Уговаривать капитана бесполезно, это ясно. Одна человеческая жизнь тут не значит ничего. Но он должен растолковать ему, что единственно надежный способ решения проблемы – это взять Грибанова с собой. Он перешел на деловой тон:

– В крайнем случае можно подождать, пока стемнеет. Мы не можем рисковать моим арестом. Мне отсюда до воды максимум десять минут. Если я обнаружу преследование, то спрячусь и выйду на связь ночью.

Он лгал вдохновенно. Откуда он знает, что на берегу без всяких признаков растительности есть где спрятаться? Наоборот, соваться туда наверняка опасно. Но он должен дать шанс себе – и Ларисе!

К тому же капитан подлодки не знает, как выглядит здешний лысый берег. Нельзя забывать, что спецслужбы приписывают советским тайным агентам сверхъестественные способности выходить сухими из любых передряг – об этом позаботились боевики и детективы.

– Шеф велел подождать.

Он лежал распластавшись на земле и как зачарованный смотрел на передатчик. За гребнем он видел спину обезвреженного им юноши. Он по-прежнему не шевелился. Потом на глаза ему попался гаечный ключ, которым он пытался раскурочить щиток. Может, пока суть да дело, довести работу до конца? Вместо этого он протянул руку, схватил ключ и сунул его в рюкзак. Следов оставлять не надо. Тут заговорило радио:

– Кэп говорит, что мы попробуем. Найди место на берегу точно на север от мачт. Если путь свободен, мы немедленно высылаем гондолу. – Он почувствовал невыразимое облегчение. Конечно, они не могут бросить товарища на произвол судьбы и неприятеля. – Но мы ничего не обещаем. Никаких судов не видно?

Грибанов обернулся и поднял голову. Несколько минут назад мелькнула моторка, но сейчас все было тихо. За исключением самого моря. Оно пенилось, и белая пена казались неестественной на фоне черного неба. Сможет ли гондола пройти? Это маленькое судно на самом деле представляет собой микроподлодку. Она хранится в одной из труб торпедного аппарата и по форме напоминает ракету. С двумя матросами на борту она может выпускаться в более-менее глубоких прибрежных водах. Она снова заговорил в передатчик:

– Нет, никаких судов не видно.

– Найди место, где достаточно глубоко для гондолы. И постоянно держи с нами связь.

– Слушаюсь, товарищ.

Он вмиг спрятал радио в рюкзак и высунул антенну. Пришлось застегнуть клапан, потому что шнуровку он вынул связать шпиона. Он лежал по-прежнему неподвижно, но Грибанов угадывал его дыхание. Последний раз осмотрелся по сторонам. Увидел красную крышу машины – АВИС будет не в восторге, когда ей сообщат, что машина найдена брошенной на Фрейе. Дорога вилась по горной пустоши как серая выцветшая ленточка. Внизу – треугольник мачт и крыши Титрана. Но никаких преследователей. Норвежец сблефовал или солдаты в камуфляже рассеялись цепью вдоль берега? Во всяком случае, в дело наверняка посвящены многие, иначе парень не пер бы так на рожон.

В мачтах над ним угрожающе гудел ветер, как зверь в смертной опасности. Это ненадежное место для укрытия.

Он повернулся и пошел на север. Миновал валун, за которым недавно укрывался от ветра. И пошел прямо вниз к морю. Он полубежал по вереску и сбавлял ход, когда сапоги начинали скользить на каменных проплешинах. Потом склон резко обрывался, а у самой воды переходил в более ровное плато.

Добравшись до обрыва, он понял, что ошибся. От плоскогорья его отделял небольшой пролив. Горы высились не на его стороне, они были частью холма, даже гряды холмов по ту сторону пролива. Он изучил карту недостаточно тщательно. Как же он не предусмотрел, что ему придется покидать Норвегию таким путем?

Но это преодолимое препятствие. Он сполз вниз к опутавшим камни водорослям и посмотрел на воду. Если тут слишком глубоко, чтобы перейти вброд, он как-нибудь одолеет двадцать-тридцать метров вплавь? И вроде там, левее, канал уже? Он запрыгал вниз по скалистому склону, перескакивая небольшие расщелины и все время поглядывая на пролив. Может, ему повезет: пролив окажется просто узенькой бухтой и ему не придется мокнуть. Он все заметнее удалялся от домов Хьервогсюнда, что тоже его радовало. Задыхаясь, он обогнул утес и взглянул на запад. Никого не видно, но и канал нище не кончается. Только становится шире. Значит, все-таки придется плыть.

Как быть с передатчиком? Рисковать им он не может, это его единственная связь с миром. Волков говорил, что он водостойкий, но…

Но и выбора нет. Ему надо на другой берег. Вопрос не в том, боится ли он, крепкий мужик Виктор Иванович Грибанов, воды. Он действительно прекрасный пловец, но плавать в одежде и с рюкзаком ему не приходилось. К тому же – выдержит ли он такой холод? Это не Черное море летом. Огромная серая птица закричала над ним в завываниях ветра, и он содрогнулся.

Он вернулся к самому узкому месту и спустился к взморнику. Метров пятнадцати в ширину, не больше. Если б было два-три, он бы даже не вымок. Сейчас он сидел под скалой, и ветер не доставал его. Но долго ли выдержит его организм, когда он окажется на холмах, где погодка еще та – это он видел по дыбящимся языкам пены? Новый ищущий взгляд по сторонам – в сумасшедшей надежде, что провидение тем временем соединило материк и холмы. Но нет. И даже никакого бревна, чтобы на нем переправиться. Или хоть какого ящика, чтобы не промокли рюкзак и радио. Он сжал зубы и вошел в ледяную соленую воду.

Хотя он и настроился справиться с холодом, но это оказалось нестерпимо. Вода не может быть намного ниже нуля. Он оттолкнулся и поплыл чем-то вроде кроля. Но рюкзак тут же набряк и камнем потянул его вниз, он едва мог высунуть голову. Он с ужасом понял, что тонет. Назад! Скорей назад! Он махал и колошматил по воде руками и, почувствовав ногами дно, рванул к скале. Господи Боже, как же хочется выбраться отсюда, дойти до дороги и укрыться в теплой машине! Нельзя. Наверно, там уже тянутся к мачте солдаты. Надо попробовать еще раз – никакого другого выхода нет.

Рюкзак, подумал он. Просто пудовый. Дрожащими руками отстегнул клапан. Елкин корень, инструмент! Еще б тут не потонуть. Клацая зубами, он выкинул в канал разводной ключ, кусачки, плоскогубцы. Туда же отправился бинокль. И телевик.

Не хватало фотоаппарата. Он лежит на заднем сиденье машины. Вместе с отснятой пленкой. Остается только надеяться, что подлодка зафиксировала все необходимое. Рано или поздно полиция выяснит, что аппарат принадлежит Ествику, но это уже не играет никакой роли. Даже не страшно, если он забыл в машине что-нибудь, что расскажет полиции о том, что машиной пользовался русский шпион. Нет, в чемодане нет ни нитки советской. В худшем случае они сообразят, что под псевдонимом Эйнар Стиген скрывался норвежский предатель, которым бесследно испарился во время пребывания на Фрейе. Если вообще не потоп в проливе. В любом случае он довольно эффектно покинул сцену.

Теперь, с одним передатчиком, рюкзак значительно полегчал. Грибанов снова шагнул в воду, в мокрый раздирающий холод. Канал не особо глубок, но вброд не перейти. Он плыл что было сил, но чувствовал, что коченеет. Он целил на черный выступ скалы, немного выдававшийся в воду, что могло сократить заплыв на пару метров. Но из-за сильного течения не вышло. Его сносило западнее, причем быстрее, чем он плыл. Прилив или просто ветер? Гребки делались все более хилыми, и он ужаснулся, как быстро тают силы. И рюкзак тянул вниз. Он барахтался, плескался, сердце разрывалось в груди. Мускулы отказывались напрягаться. Ему не удавалось работать ногами в нужном ритме, и он сжался от неизведанного ранее страха – страха, что пришел конец. Этот ужас придал ему сил сделать еще несколько гротескных, судорожных движений, опасно напоминавших панические. Когда он ясно понял, что все кончено, и в последний раз выговорил «Лара», ноги коснулись дна. Он заставил себя сделать еще несколько шагов в отхлынувшей волне и упал в прибой.

Некоторое время он пролежал с одной-единственной мыслью – он жив и жива надежда. Потому что Виктор Иванович Грибанов и не подозревал, что некий художник усмотрел бы в его «высадке» злую иронию – конечно, если б проведал об этом десанте. Русский не знал, что попал на Свартнаккен и находится в бухте, которую Сигурд С. Нурдванг в честь одного происшествия окрестил Свинячьей, поскольку не испытывал особого пиетета к неудавшемуся демаршу русских 1962 года.

Он сжался в позе эмбриона, но это не спасало от холода. Грибанов понимал: надо двигаться, не то он погибнет от переохлаждения.

Но двигаться как раз не получалось. Хоть он дрожал всем телом, хотелось лежать и лежать. Еще чуточку…

Тут сквозь ветер пробился голос. Он с натугой поднял голову, но никого в бухте не увидел. Голос заговорил снова, где-то за спиной или сверху. Радио! Он поднялся на карачки, стащил со спины рюкзак и запустил в него руку. Выловил плавающий в воде передатчик, вытянул его наверх, нажал на кнопку «сообщение» и высунул антенну.

– Да, да! – завопил он. Как ни фантастически это звучит, но радио работало.

– Гондола расчехлена. Настройся на семь с половиной мегагерц, это прямая связь с командой.

Грибанов сгреб радио в охапку. Белыми занемевшими пальцами покрутил ручку настройки. На 7,5 послышался глухой шум, похожий на завывания ветра.

– РТ, это КТ…, – ни о каком пароле не договаривались.

– Виктор?

– Да… Жмите сюда!

– Мы уже в пути. Минут через сорок заберем тебя, если ты никуда не денешься.

– Я на месте!

– Как там у тебя?

– Плоский холм. Черная гора. Черная как сажа.

– Держись у самой воды. Во что ты одет?

– Серо-зеленая куртка.

– Когда мы подойдем ближе, сбацай казачок, чтоб мы тебя увидели. Мы тебе скажем, когда.

– Хорошо.

– Море слишком крутит, нам трудно пользоваться перископом. Возможно, Виктор, тебе придется одолеть несколько метров вплавь.

– С удовольствием.

И он не кривил душой. Он готов был на все, лишь бы его взяли на лодку. Ожившее радио вернуло ему мужество. Теперь осталось только перебраться на ту сторону холма. Он вылил из рюкзака воду и положил радио обратно. Потом поднялся на ноги и приступил.

Ветер тут же едва не опрокинул его, вмазав ему со злобным превосходством. Ковыляя дальше нетвердой походкой алкоголика, он наконец услышал грохот прибоя. Штормовые порывы, видимо, налетали сзади, и ветер был с берега, но все-таки отдельные волны бились о холм. Сквозь адскую пену там что-то стонало и охало, изредка переходя в истошный визг. Справится ли гондола с таким штормом? Грибанов старался бежать, чтобы не поддаться парализующему холоду. На той, морской, стороне он наверняка найдет, где укрыться до появления гондолы.

Вот он у цели. Перед ним неширокая расселина. Бухта. Спокойный залив. В такой ситуации он и не мечтал о подобном везении. Здесь гондола сможет подойти к самому берегу, так что ему не придется плыть. В нем снова загорелась надежда.

На радостях он потерял осторожность. Как раз когда он увидел причаленную к берегу моторку, сильный порыв ветра нагнал его. И нещадно завалил вперед. Грибанов оступился и потерял равновесие. Он успел сгруппироваться, чтоб не так сильно покалечиться о гору при падении. И, как куль, скатился по отвесной круче. Сознания он не потерял, но когда ему через некоторое время удалось вновь принять вертикальное положение, в голове оказалось гулко и пусто. И уже совершенно в потустороннем состоянии он обнаружил дверь в каменной стене и почуял запах горящих дров.

Лодка и дом! Теплый дом. И в нем люди. Он не мог напороться на большее искушение. И на большую опасность.

Он был уверен, что забрался на край света и впереди только море. Насколько он помнил, ни на одной карте этот дом не обозначен. Он присмотрелся и понял, что дом на самом деле – просто лачуга. В ней не может жить больше двух человек, скорей всего, какой-нибудь сумасшедший рыбак. Слышал ли он шум? По крайней мере, никто не высовывается. Значит, выбор за ним. Но решать надо быстро. Можно вернуться на скалы и ждать гондолу там. Но выдержит ли он по крайней мере полчаса на таком ветродуе? Или укрыться в доме, согреться и, может, даже одолжить сухую одежду? Здесь они наверняка привыкли помогать друг дружке, не задавая лишних вопросов. На крайний случай у него есть пистолет. Теперь уж все одно, если он пришьет еще пару норвежцев – чтоб они не видели, куда он делся. Ведь речь идет о его жизни. Да и живет здесь наверняка недоумок, нормальный человек не селится в таких жутких уединенных местах.

Победила потребность в тепле и укрытии. Грибанов переложил пистолет из куртки в карман брюк и постучал. Никто не крикнул «заходите», но через несколько секунд в доме завозились. Он постучал еще раз, уже нетерпеливо. Дверь наконец открылась. Новое потрясение. Мало того, что отшельник оказался женщиной, на минуту он, несмотря на все разумные доводы, решил, что это Лариса. Пышные вьющиеся волосы. Сияющие, чуть близорукие глаза. Просто он только что думал о жене, вот и пригрезилось. На самом деле, когда глаза привыкли к тусклому свету, он понял, что сходство было кажущимся. Лариса более красивая и гордая. А эта казалась испуганной. Что, впрочем, объяснимо. Она не ждала в гости мокрое создание, с которого льет в три ручья, да еще и с залепленным волосами лицом. Когда он без спроса шагнул внутрь, она отступила назад.

Он закрыл дверь, проникся теплом дома и сразу понял, что она одна. От такого везения среди самого трудного за всю его жизнь испытания он готов был встать перед ней на колени или расцеловать ее. Не сделав ни того, ни другого, он снял рюкзак, потом куртку. Под ним по полу растеклись лужи. Он с трудом заговорил:

– Сухая одежда?

Она смотрела на него как зачарованная и не шевелилась.

– Меня зовут Стиген… Эйнар Стиген…. Я геолог. Лодка перевернулась…. – Он замолчал и пристально посмотрел на нее. Она правда ухмыляется? Или просто немая? И не понимает, что попавшему в беду бедолаге требуется помощь?

– Геолог? – вдруг сказала она. – Здорово. Я тоже естествоиспытатель. Фотографирую птиц.

Он умиротворенно кивнул.

– Мне надо переодеться в сухое. У вас нет?

– Есть. Но вы не можете здесь оставаться. Я сию секунду уезжаю.

– В такую погоду? – Он опустился на табурет. Судорожными, непослушными движениями стал стаскивать с себя верхние штаны.

– У меня надежная моторка. И мне надо неподалеку. В шхерах море спокойное. Я могу высадить вас на материк.

– Я должен отогреться сначала. – Надо как-то от нее отделаться. Обратно на материк ему и к чему. Вот-вот подойдет гондола.

Она открыла шкаф.

– Здесь кой-какая одежда. Но поторапливайтесь! – И она положила на стол тюк в прозрачном целлофане. Грибанов не обратил внимания, как искренне она удивилась, найдя эту одежду. Он был поглощен переодеванием. Стоя перед печкой, он снимал с себя слой за слоем: толстый и тонкий свитер, кальсоны, фланелевую ковбойку, белье, все безумное тяжелое, наверно, в нем несколько литров воды. Смущение? Ему это и в голову не приходило. Она у стола возилась с веревкой на тюке.

Обернувшись взять сушившееся на веревки у печки полотенце, он заметил бутылку виски. Не церемонясь, он отвинтил пробку и вылил в себя все остатки. Растирая побелевшую кожу, он взглянул на хозяйку. Он развернула целлофан и с удивлением рассматривала его содержимое – полный гардероб франта. Почему у нее такое задумчивое лицо? Она тоже удивилась, найдя в собственном шкафу любовно и основательно упакованную мужскую одежду? Нет, должно быть другое объяснение.

– Откуда у вас все это?

Только теперь до нее дошло, что он абсолютно голый, но она взглянула на него безо всякого смущения.

– Осталось от моего мужа, – произнесла она тихо и невнятно, словно не веря собственным словам. – Он примерно вашей комплекции, так что должно подойти..

– Превосходно! – Он оттер ее в сторону, отшвырнул полотенце и погрузился в сухое богатство. Фантастика – белье, носки, ботинки, рубашка, галстук, перчатки, костюм и пыльник. Все новенькое, с иголочки. Про мужа, ясное дело, наврала, да Бог с ней.

Ему везет просто как баловню судьбы! Он поднимется на борт гондолы расфуфыренный, как светский лев. Без галстука и серого пыльника можно обойтись, может, в шкафу завалялся какой-нибудь теплый свитер. Он выудил из кучи трусы и натянул их на себя.

– Я никак не могу согреться. Вы не могли бы напоить меня чем-нибудь горячим – чаем, кофе?

Она сдалась. Подошла к печке и налила в кофейник немножко воды. Нагнулась, достала из дровяного ящика последние полешки и растопила ими печку. Потом сказала:

– Вряд ли вы геолог.

– Думайте что хотите. Важно одно – вы спасаете попавшего в беду человека. Я тоже вам не очень верю. Не в смысле профессии, но эта одежда…

Он нагнулся над столом и стал вытаскивать булавки из ненадеванной рубашки. Раздумывая тем временем, как обезопасить себя перед отъездом. Привязать ее к кровати? Он развернул рубашку. Опять булавки. В Союзе втыкают две максимум. Вдруг у него за спиной распахнулась дверь, впустив гул шторма и ворчание моря. Но все это перекрыл мужской вопль:

– Нет! Не смей лапать одежду!

Грибанов крутанулся на месте, в ужасе бросив рубаху. Женщина оказалась не одна. Разъяренный мужик в дверях, должно быть, ее муж. Семейка хотела облапошить его. Почему-то – возможно, по радио прошло сообщение – они заподозрили его.

Секундой раньше Мортен Мартенс пережил смертельный испуг. У него не было никаких сомнений, что его выследили, что прославленные длинные руки стражей закона дотянулись и до него. Но когда в дверь поскреблись вторично, до него дошло, что не так берет полиция крутых мошенников. Он наставительно шепнул Кари: «Ты меня не видела», – и как кошка выскользнул в окно. Она молниеносно закрыла шпингалеты и отперла дверь. А он стоял под стеной и слушал. Он был уверен, что она не выдаст его, поражаясь и не веря, он в последние полчаса открыл для себя совершенно новую Кари – циничную, властолюбивую, жадную до денег, болезненно мечтающую сорвать свой куш. Но ветер мешал разбирать слова, и он решил осторожно заглянуть в окно.

На полу перед печкой ворох мокрой одежды. Голый мужик растирается полотенцем. Явно не полицейский. Может, правда, жертва расштормившейся стихии? Или так же не в ладах с законом, как фальшивомонетчик Мортен Мартенс? И что ему от них-то надо?

Распсиховавшись, Мортен начал мелко перебирать ногами.

Опять экзистенциальная дилемма – вдобавок к нерешенной ситуации с Кари. Прятаться или нет? А если этот чужак решит тут остаться? И выживет Мартенса из его собственного убежища? Вдруг он разозлился – на Кари, на пришельца, на себя. Все как сговорились, так и норовят покуситься на его гениальный план. Баста. И когда он увидел, как чужой мужик натягивает на себя одежду, так некстати предложенную ему Кари, весь любовно продуманный гардероб Одда Кристиана Гюлльхауга, его прорвало. Он выбрался из зазора между скалой и стеной, рывком открыл дверь и закричал на полуголого незнакомца. Когда Грибанов обернулся, Мортен толкнул ему под ноги бочку и попал.

Человек в одних трусах вскрикнул и запрыгал на одной ноге. Мартенс сделал шаг назад. Хватит на первый раз? Вроде да. Попрыгав немного, раненый уселся на полу посреди мокрой одежды. Он сунул руку в задний карман брюк, и Мартенс решил, что эта нюня полезла за платком.

Но ошибся. От боли Грибанов тоже озверел. Но сквозь бешенство, отчаяние, страх, что эта парочка разлучит его с Ларисой, навсегда прорывалась одна совершенно ясная мысль: ИЛИ Я ИХ, ИЛИ ОНИ МЕНЯ. Когда рука легла на рукоятку пистолета, он понял, что это единственный выход. Сначала мужика, потом бабу. Снял с предохранителя. Потом вытащил пистолет из кармана и прицелился в Мартенса. Дурашка, ласково подумал он, нажимая курок.

Клинк.

Он нажал еще раз.

Клинк.

Мортен Мартенс не шевелился. Как зачарованный смотрел он в дуло пистолета. Смотрел смерти в глаза и не осознавал этого. Все произошло так молниеносно. Грибанов встряхнул оружие и третий раз спустил курок.

Клинк.

Отсырел, подумал он. Блин! Он не заметил, как Кари Ларсен сняла с кофейника крышку. И разгадал ее намерение, только когда кипяток обжег ему лицо.

Он выронил пистолет, прижал руки к лицу и закричал так, что Мартенс очнулся. Как во сне он нагнулся, подобрал пистолет и прицелился в Грибанова. Несмотря на боль, тот приготовился к прыжку.

– Мортен, стреляй!

Мартенс послушался приказа бывшей законной жены и выстрелил. Клинк.

Грибанов вскочил на ноги. И занес руку для смертельного удара.

– Мортен, стреляй! Стреляй же!

Мартенс снова послушался, не помня себя от страха.

Когда он стрелял, пистолет плясал у него в руке. Он с удивлением увидел, что на лбу противника появилась маленькая черная дырочка – след пули, оборвавшей жизнь глупого нахала. Надо же, и нет крови, подумал Мартенс.

Мертвый в трусах лежал на спине головой к двери. Влетевший в незакрытую дверь ветер унес запах гари и растрепал темные волосы убитого. В пустой, давящей тишине, повисшей между бывшими супругами, металлический голос позвал: «Виктор! Виктор!»

Мортен Мартенс и Кари Ларсен переглянулись, не шевелясь.

Еще секунда – и они прижались бы друг к дружке и стали бы лепетать, что это был единственный правильный выход. На них напал и собирался убить разъяренный безумец. Ни он, ни она не ехали на Свартнаккен убивать.

«Виктор! Виктор!»

Она первая отреагировала на эти звуки как на недостававший поворот пьесы. Перешагнула через тело с дыркой во лбу и закрыла дверь. Он отложил в сторону пистолет и подошел к рюкзаку. Из него торчала антенна.

«Виктор! Виктор!»

Он медленно нагнулся и осторожно вытащил на свет Божий передатчик, потом боязливо, не дотрагиваясь до кнопочек, водрузил его на стол.

– Наверно, его звали Виктор, – предположила она.

Может, подумал он. Зачем, почему – его не интересовала. Потому что для Мартенса, всегда употреблявшего слова правильно, крик этот означал признание большого мира.

– Виктор, – сказал он тихо, – значит победитель.