Текст книги "Виктор! Виктор! Свободное падение"

Автор книги: Ф. Скаген

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)

Письмо от отца

Аните пришлось забирать с почты самой, однако это только доставило ей удовольствие. Вернувшись со Свендсенами из Финляндии, куда они ездили все вместе в отпуск на автомобиле, она нашла адресованную ей записку из почтового отделения Сингсакера, что на ее имя получено заказное письмо. «Какой-то тайный поклонник», – решила Хеге, однако ее мать, фру Свендсен, придерживалась иного мнения – она считала, что это какая-то официальная бумага относительно переезда Аниты к ним.

Хеге оказалась почти права, однако Анита ни словом не обмолвилась ни о содержании письма, ни, тем более, о том, как зовут этого поклонника. Придя на почту и получая конверт, она уже догадывалась, от кого послание. Дрожа от нетерпения, она некоторое время шла по Эйдсволльсгате, пока на глаза ей не попался какой-то газон; усевшись прямо на траву, она решилась, наконец, внимательно осмотреть письмо. «Свендсену для передачи Аните Ларсен, Риддерволльсгате…»Сперва она почувствовала небольшое разочарование: по ее расчетам отец не мог знать, что она сюда переехала, – ведь это случилось через неделю после того, как он исчез. Однако марки на письме были английские с изображением королевы Елизаветы. Штемпель на конверте был поставлен 8 июля, другими словами, отправлено оно было за два дня до того, как они со Свендсенами уехали. Под датой ясно видны были буквы: БАТ. Сердце у нее забилось. На обратной стороне значилось имя и адрес отправителя: «Саймон Дейвис, 15, Гай стрит, Бат, Эйвон БА1 2ДУ, Великобритания».

Старший инспектор Рённес, помнится, говорил что-то о том, что отца видели в Англии. Если папе приходится скрываться, рассуждала она, то имя и адрес эти наверняка вымышленные. Папа хитрый.

Вместе с тем она пыталась заставить себя не думать о причинах, по которым отцу приходится прятаться.

Анита вскрыла конверт и достала из него сложенный листок. В него было вложено десять купюр, каждая достоинством в двадцать фунтов. Она лихорадочно развернула листок и начала читать: «Дорогая моя малышка Анита…»Обычно она протестовала, когда ее называли «малышкой», однако теперь, едва она прочла эти слова, как слезы хлынули из глаз и закапали на машинописный текст, размывая строчки. «Мне вдруг показалось, что ты ждешь не дождешься какой-нибудь весточки от своего гадкого папки. Ведь ты, вероятно, единственная, за исключением мамы, кто не поверил в то, что я умер…»

За все свои вот уже скоро пятнадцать лет жизни Анита Ларсен никогда еще не получала подобного письма. Читая, она попеременно то всхлипывала, то улыбалась. Конечно же, она ни минуты в это не верила! «Но учти, Анита, ты – единственный человек, которому я пишу, потому что мне важно, чтобы именно ты не думала обо мне плохо. Надеюсь, ты так и не думаешь, ведь ты же ушла от мамы. Она сама рассказала мне об этом, когда однажды мы с ней встретились уже после моей «смерти». Знаешь, где это было? На Фрейе. Я прятался там до самого отъезда в Англию, и мама каким-то образом об этом догадалась. Однако по различным причинам она никому ничего не стала рассказывать, даже тебе…»Отец был прав. Мать ни словом не обмолвилась о том, что встречалась с ним уже после исчезновения. Что же такое произошло между ними на Фрейе? «Думаю, тебе не стоило из-за меня огорчать маму, однако если ты считаешь, что у Свендсенов тебе будет лучше, – оставайся у них. Только бы они оказались действительно хорошими людьми…»

Мимо с грохотом проехал сингсакерский автобус, но девочка его даже не слышала. Читая письмо, она время от времени кивала, находя все новые подтверждения своим догадкам, что у отца были весьма веские причины для бегства. «Нет, я живу сейчас не в Бате, но чтобы послать заказное письмо в Норвегию, тут на почте требуется сообщить свое имя и адрес. Очень надеюсь, что эти строки дойдут до тебя, и ты будешь единственным человеком, который прочтет мое письмо. Кстати, прочитав, спрячь его как следует или еще лучше – сожги. Ты, наверное, ломаешь себе голову, почему я все так сделал. Объяснить это довольно трудно, так что уж поверь мне на слово – я вовсе не хочу доставлять тебе лишних волнений. Просто у меня не было иного выхода. Когда ты подрастешь, Анита, мы, вероятно, сможет встретиться, и тогда я тебе все расскажу. А пока что я время от времени буду высылать тебе небольшие суммы (загляни в конверт), чтобы хватило на образование и на разные карманные расходы…»

Анита почувствовала, что внутри у нее поднимается какая-то горячая волна, и снова расплакалась, украдкой смахивая слезы, от души надеясь, что прохожие не заметят, до чего она взволнована. «К сожалению, сейчас ты не можешь мне писать, хоть мне и очень хотелось бы узнать, как у тебя дела. Рано или поздно, но я постараюсь установить двустороннюю связь между нами. Да, только ты и я. Если, конечно, ты этого захочешь…»Захочет ли она?! На мгновение Аните показалось, что ей снова пять лет и у них с папой опять свои секреты, в которые они не посвящают никого на свете. Кроме всего прочего, письмо наполняло ее восхитительным чувством: наконец-то она что-то для кого-то значит. Причем значит многое. По-видимому, гораздо больше, чем все другие. Отец доверяет ей, он уверен, что дочь сумеет сохранить тайну, что на нее можно положиться. А уж как она эту тайну будет хранить, как будет думать о ней, согреваться ею в трудные минуты!

Однако в письме было еще кое-что. Между прочим, он вскользь касался своего житья-бытья в Англии: «Сейчас я живу в деревне, в старом каменном доме. По-английски он называется «коттедж», ну да ты это знаешь. Многие тут в округе держат лошадей. Вот было бы здорово, если бы ты могла сюда приехать – ведь ты так любишь кататься верхом. Люди тут простые и хорошие. Если мне бывает что-то нужно, я езжу за покупками в Шерстон».

И последний абзац: «Иногда я поступал с тобой не слишком хорошо, но одному Богу известно, как я все же тебя люблю. Ужасно обидно, что не могу взять тебя сюда, к себе; я очень по тебе скучаю. Скоро я снова тебе напишу, если обещаешь никому на свете не рассказывать, что получила это письмо. В противном случае мне придется снова переехать на новое место и прекратить переписку. Сейчас я занят одним очень важным делом, так что не верь тем гадким слухам, которые наверняка ходят у вас обо мне. Крепко обнимаю и целую тебя. Твой папа».

Взволнованная до глубины души, Анита долго еще сидела на лужайке. Под конец ей стало казаться, что они с отцом одни во всей Вселенной. Она не замечала ничего вокруг себя – ни снующих мимо прохожих, ни проезжающих автомобилей. Забыла даже, какое сейчас время года.

Отсутствие в письме нападок на мать девочка восприняла с искренним облегчением. Не было никаких злобных выпадов, никаких грязных намеков. Значит, он не из-за этого инсценировал самоубийство. Старший инспектор Рённес подозревает его в «незаконном присвоении денег». Однако здесь, несомненно, что-то другое – какое-то настолько важное дело, что он один только в состоянии справиться с ним, причем сообщать об этом нельзя никому, даже полиции. Вот если бы узнать поточнее! Если б только можно было как-то дать знать папе, что он может на нее положиться, что она готова сделать все, чтобы ему помочь!

Анита задумалась. Шерстон? Наверняка отец не хотел, чтобы она знала, где в точности он находится. Ведь не может же он на все сто процентов быть уверенным, что она не проболтается. И тем не менее, он все же упомянул Шерстон. Чисто машинально? Или где-то в подсознании хотел, чтобы она знала, где именно он сейчас? Анита вспомнила, что читала о таком в учебнике психологии.

Внезапно она припомнила слова полицейского: «Если отец попытается связаться с тобой, ты обязана сразу же поставить нас в известность».

Нет, так не пойдет, теперь – ни за что. Полицейский – это враг, который хочет лишь одного: наказать папу за что-то такое, чего он вовсе и не совершал. Она, конечно, не знает в точности, о чем идет речь, однако отец ведь доверился ей и просил никому ни о чем не рассказывать. Стиснув зубы, склонившись к самой траве, девочка чуть слышно поклялась: «Я никогда не предам тебя, папочка».

Итак, двадцать шестого июля Анита Ларсен, которой скоро должно было исполниться пятнадцать лет, приняла крайне важное для себя решение. Отныне она думала лишь об одном – о возможности встретиться с отцом. Да еще о том, что теперь ей следует быть весьма и весьма осторожной: никто на Риддерволльсгате не должен заметить, что ей известно кое-что такое, о чем полиция спит и видит узнать.

Дома все прошло прекрасно. На следующий день девочка заглянула в книжный магазин Бруна и купила карту Англии. Затем, прихватив бутылку кока-колы, устроилась в аптеке Нарвесена, развернула карту и принялась ее изучать. Однако сколько она не искала, никакого Шерстона обнаружить не удалось. Вернувшись в книжный магазин, она поинтересовалась, нет ли у них более подробных карт. В конце концов Анита остановила свой выбор на «Атласе дорог Коллинза» – толстой книжке с набором всевозможных карт и схем. Тут был именной указатель, правда, напечатанный таким мелким шрифтом, что, читая его, девочка щурилась, напрягая глаза. Шерманбери, Шернборн, Шеррингтон, Шерстон… 19 Г 34. Открыв девятнадцатую страницу, она принялась искать указанное место. Рядом с малюсеньким кружком на шоссе Б-4040 значилось «Шерстон».

Итак, стало быть, отец сейчас находится где-то на юге местности под названием «Костволд». По мере того, как Анита рассматривала карту, у нее появилось какое-то странное чувство. Внезапно изображенные на ней места стали казаться девочке знакомыми, хотя она никогда прежде не бывала в Англии. Ей чудился низкий каменный домик, стоящий у склона зеленого холма. Все совпадало: Бат был всего в нескольких милях южнее.

По дороге домой она заглянула в бюро путешествий. Есть ли у них билеты на туристические чартерные рейсы до Лондона? Шустрый молодой человек за компьютером, начал быстро нажимать клавиши. Что ж, ей крупно повезло. Агентство «Сага Сульрайсер» как раз только что получило отказ от одного из членов туристической группы, отправление которой намечено на будущее воскресенье. Подходит ей это? Решать следует немедленно. Анита приняла решение, даже не подумав, к каким опасным последствиям все это может в итоге привести. Нет, в самом деле, ведь это прямо-таки указующий перст судьбы: единственное свободное место, как будто специально предназначенное для нее. А сколько это может стоить? Служащий сказал, что если она довольствуется мини-туром – без гостиницы, – то это обойдется где-то в тысячу крон. Кроме того, сюда следует прибавить налоги и еще кое-какие расходы по мелочам, а также дорогу до Осло и обратно. Разве нельзя ехать прямо из Вэрнеса? К сожалению, тогда ей придется подождать до осени, когда возобновятся поездки «Стар Туре». На размышления Аните потребовалось не более трех секунд. Она сказала, что заказывает билет на чартерный рейс до Лондона, а также на поезд до Осло и обратно. Шустрик за компьютером недоверчиво хмыкнул и внимательно оглядел ее. Какой билет до Осло ей заказывать – взрослый или детский? Шестнадцать-то ей уже исполнилось? На мгновение она испугалась: а вдруг он сейчас потребует письменное разрешение на поездку лица, воспитывающего ее? Однако ничего такого серьезный юнец требовать не стал. Может, он просто проходил здесь летнюю практику. Если она зайдет ближе к пятнице, билеты будут уже готовы. Однако для этого нужно теперь же внести аванс в четыреста крон. Анита попросила придержать для нее это место, пока она сбегает в банк и снимет деньги со счета.

Вернувшись домой в Сингсакер, она сказала фру Свендсен, что письмо, полученное ею накануне, было от дяди Торстейна из Осло.

– Он хочет, чтобы я приехала к нему на недельку погостить.

– А тебе не страшно ехать одной?

Хеге опередила подругу:

– Вот еще! Мы ведь уже не маленькие.

– Дядя обещает встретить меня прямо у поезда, – прибавила Анита. Дядя Торстейн действительно существовал, однако она не видела его уже по крайней мере лет пять и, честно говоря, весьма сомневалась, чтобы он и в самом деле мог когда-нибудь пригласить племянницу к себе в Осло – не такой это был человек. Аните жутко хотелось рассказать обо всем Хеге. Они дружили уже несколько лет, и секретов друг от друга у них почти не было. Но дело было слишком секретным, а кроме того, не могла же она обмануть доверие отца. Нет, здесь необходимо действовать в одиночку, да и, честно говоря, в глубине души девочка почти не сомневалась, что все у нее прекрасно получится. Она знала, что выглядит по меньшей мере на свой возраст (если потребуется, можно накраситься и притвориться еще старше), да и английский, по ее мнению, она знала довольно прилично. Однако чем ближе дело шло к намеченному сроку, тем больше Анита нервничала, думая о том, на что решилась. Часто, охваченная предотъездной лихорадкой, она отвечала невпопад, а пару раз даже едва не проговорилась.

В четверг она снова отправилась в бюро путешествий. Когда билеты оказались у нее на руках, напряжение, владевшее девочкой, достигло высшей точки. Служащий – кстати, все тот же, шустрый – спросил, есть ли у нее паспорт; она ответила утвердительно. Прошлым летом они с матерью ездили купаться на Майорку, и Кари позаботилась, чтобы дочь получила собственный паспорт. Может, она это сделала, потому что Анита с большой неохотой согласилась сменить фамилию с «Мартенс» на «Ларсен», и мать торопилась закрепить это официальным путем? (Аните та поездка не понравилась, поскольку Кари извела ее своими бесконечными сетованиями на то, что за все приходится платить ей, ибо он устранился.)

По дороге домой она утешалась, напевая про себя мелодию Криса де Бурга, которая ассоциировалась у нее с мыслями об отце: «Tonight, I'll give you every bit of my heart, give you everything that I've got, I don't want to lose you» [22]22
  «Сегодня вечером я отдам тебе все свое сердце без остатка, отдам все, чем владею. Я не хочу тебя терять..» (англ.).


[Закрыть]. А что, если ей так и не удастся найти его в окрестностях Шерстона? На всякий случай Анита решила взять с собой фотографию отца, чтобы можно было поспрашивать о нем. Ведь наверняка его там теперь зовут не Мортеном Маттенсом.

Когда наступила, наконец, суббота, девочка уже достигла такой степени возбуждения, что ей приходилось прилагать максимум усилий, чтобы выглядеть как обычно. При мысли о том, что, в сущности, ей предстоит сделать, у нее даже начались спазмы в желудке, а после обеда ее сразу же стошнило. Ох, как же ей хотелось все рассказать и объяснить хоть кому-нибудь! Но нет, она обязана поступать как взрослая. Умывшись, она подрумянилась, чтобы скрыть бледность, и спустилась вниз к остальным.

Спустя двенадцать часов поезд отошел от платформы.

В Фоссегренде Кари Ларсен сидела на своей веранде в удобном шезлонге и щурилась на солнце. Несмотря на внешнее спокойствие, она все же чувствовала себя не в своей тарелке. Пытаясь разобраться в волновавших ее мыслях, она раз за разом вынуждена была признавать, что мотивы, движущие ею, в общем-то были достаточно циничны. Но Мортен тоже хорош, наобещал с три короба – и скрылся. А что, разве она была не права, когда требовала свой кусок пирога?

Все то время, что они были женаты, муж строил прожекты, как бы разбогатеть. Когда они впервые встретились, Кари показалось, что Мортен именно тот человек, который обязательно добьется успеха в жизни. Из него фонтаном били разные блестящие идеи и проекты, и тогда его энтузиазм всерьез увлек ее. Однако идеи так и оставались идеями. Фонтан постепенно иссякал и наконец совсем заглох, а вместе с этим распался и их брак. В конце концов она поняла, что вышла замуж за неисправимого мечтателя и фантазера, за человека, который не умеет действовать. «Ты и сама тоже могла бы хоть чем-то мне помочь», – говорил он. Может, конечно, в этом он и был прав, однако основная доля вины все же лежала именно на нем. Мортен с самого начала обманул ее ожидания.

Этой зимой, отправившись на Фрейю, Кари прежде всего стремилась помочь не Мортену, а самой себе. Она была уверена, что после развода он начал осуществлять свои старые замыслы, отнюдь не собираясь брать ее в долю. Поездка эта вновь обернулась для нее неудачей. Несмотря на помощь, которую она ему предложила – да если уж на то пошло, и оказала, – он просто-напросто выпихнул ее за борт. В последующие месяцы она надеялась, что бывший муж все же даст о себе знать, напишет, что не может обойтись без нее, поделится тем кушем, который ему, по-видимому, удалось-таки сорвать. Но от него не было ни весточки. Похоже, он прекрасно справлялся и без нее, живя, если верить полицейскому инспектору, где-то в Англии.

Теперь она от души желала ему потерпеть фиаско. И в то же время страшилась этого, ибо тогда могло выплыть наружу, что она является соучастницей убийства того незнакомца – пусть даже он, по всей видимости, был преступником, и труп его уже никто никогда не найдет.

Ну а Анита? Интересно, не получала ли она известий от Мортена?

При мысли о дочери Кари почувствовала раздражение – в глубине души всколыхнулась прежняя странная ревность. Она понимала, что сама оттолкнула от себя дочь своими вечными упреками в адрес Мортена, когда пыталась оторвать ее от отца. Неужели теперь уже поздно протянуть ей руку, сказать, что девочка нужна ей? Кари Ларсен как всегда не могла разобраться в собственных чувствах, бросаясь из одной крайности в другую. Понять, что любовь и удовольствие чаще всего граничат с эгоизмом, ей было просто-напросто не дано.

Ладно, завтра, когда слезы окончательно просохнут, она позвонит Аните. Так или иначе, но нужно попытаться снова снискать расположение дочери. Ведь она, Кари, чувствует себя так одиноко.

На вокзал Аниту отвез Свендсен. Хеге увязалась вместе с ними.

– А ты оставишь нам дядин адрес?

– Да, я уже дала его Хеге.

Хеге кивнула:

– Мы пришлем тебе открытку.

– Не стоит, – поспешно запротестовала Анита. – Лучше я сама вам звякну оттуда. – Она знала, что не составит особого труда позвонить прямо из Англии.

Все вместе они прошли в вагон и отыскали нужное место. Свендсен закинул сумку девочки на багажную полку.

– Лучше все же было бы взять спальное место.

– Да я все равно всю дорогу не засну.

Он улыбнулся и обнял девочку с такой нежностью, будто это была его родная дочь. Анита вспыхнула; ей показалось, что все кругом смотрят только на них. В груди у нее что-то сжалось; она вдруг подумала, что отец ее так не обнимал, по крайней мере, несколько последних лет. Зная, что именно она покидает, девочка понятия не имела, что ожидает ее впереди. Однако теперь уже было поздно что-либо менять. Да и уезжает-то она всего на какую-то неделю.

Свендсен дал ей пакет с фруктами и конфетами, а Хеге сунула в руку журнал. Это все было так мило с их стороны, что Анита не знала, как и благодарить. Она махала им из окна все время, пока поезд полз вдоль платформы. Усевшись наконец на место, она почувствовала себя маленькой и беззащитной, гораздо моложе своих почти пятнадцати лет. Итак, она едет. Интересно, а другие пассажиры тоже чувствуют себя так же одиноко? Доставая носовой платок, она открыла сумочку. Кроме него там лежали билеты, паспорт и присланные отцом английские деньги. Вид денег немного ее успокоил. Она подумала, что, посылая их, отец, возможно, втайне надеялся, что она будет тратить эти деньги там, в Англии. Завтра рано утром никакой дядя Торстейн не встретит ее на вокзале. Прямо с поезда она пересядет на автобус, идущий в Форнебю. «Может быть, – мечтала она, пока поезд мчался по Скансенскому туннелю, – я уже завтра к вечеру увижусь с папой. Может быть…»

«Tonight, you tell me what you want me to do… I won't let you down». [23]23
  «Сегодня вечером ты скажешь, что ты хочешь от меня… Я тебя не подведу». (англ.).


[Закрыть]

Мама подвела его. Она, Анита, этого ни за что не сделает.

Тем же субботним вечером

еще один человек выехал в направлении той самой деревушки в графстве Уилтшир, куда направила свои стопы и Анита Ларсен. Факт этот сам по себе остался бы мало примечательным, если бы в таза не бросался целый ряд иных совпадений.

Оба путешественника на день отъезда проживали в чужих семьях, находясь под своего рода опекой. Ни тот, ни другой никогда ранее в этом небольшой английском поселке не бывали. Забавно и то, что им обоим приходилось притворяться, будто направляются они куда угодно, но ни в коем случае не в Шерстон. Однако и это еще не все. Каждый из них отправился в путь в надежде повстречать своего знакомого, вот только приезда именно этих гостей в поселке меньше всего ожидали. А если мало и этого, остается добавить, что отношения между их шерстонскими знакомыми были куда как близки – утром все той же субботы они впервые лети друг с другом в постель.

Имелись, разумеется, и отличия. Двое путешественников принадлежали к разному полу, и если одному из них не исполнилось еще и пятнадцати, другой был на девять лет старше. Кроме того, они были разной национальности, выехали из разных мест, да и расстояние им предстояло преодолеть далеко не одинаковое. Но более всего не совпадали причины, заставившие их тронуться в путь. И если одного из них побудили к поездке мотивы весьма благородного свойства, другой вынашивал зловещие замыслы.

Фрэнк Коутс выехал из Таунтона, что в Сомерсете. Он прожил в семье владельца переплетной мастерской три недели, как вдруг ему неожиданно предоставилась возможность осуществить желанный акт возмездия.

Уже вечером третьего дня работы в мастерской ему пришлось нанести визит своему наставнику из службы социальной адаптации бывших преступников. Мистер Биксби задал несколько вопросов о том, как Фрэнку живется у Рэдклиффа. Фрэнк, не преминувший надеть свой лучший костюм, отвечал вежливо и корректно. И недвусмысленно дал понять, что переплетное дело необычайно ему понравилось, гораздо больше печатного, которое, ко всему прочему, таит в себе столько искуса для слабой души с неустойчивой моралью (Биксби знал, что его подопечный имел отношение к банде печатников, несколько раз безуспешно пытавшихся наладить выпуск поддельных фунтов стерлингов).

В обеденный перерыв на четвертый день Фрэнк заглянул в сувенирную лавку возле Тюдор Хауса и купил карту Костволда. Разложив ее вечером на столе, он потратил несколько минут, чтобы отыскать на ней маленькую точку, обозначавшую местонахождение Шерстона.

Как же проникнуть туда незамеченным? Он улегся на постель и, сняв свои огромные очки в роговой оправе и уставившись в потолок, погрузился в размышления. Захолустное местечко находилось совсем в стороне от железных дорог (какого черта Сьюзен туда забралась?), а машины в его распоряжении не было. Чарли Ратерс из Бристоля вряд ли отправится в такую даль. Как бы так позаимствовать автомобиль, чтобы и владелец ни о чем не догадался и чтобы «сторожа» о его отъезде не пронюхали?

Фрэнку страсть как хотелось наказать Сьюзен, но, похоже, придется ему сперва запастись терпением, пусть время поработает на него, пока ему не удастся полностью втереться в доверие к своим опекунам и контролерам.

Однако на помощь ему пришла сама судьба и предоставила благословенный шанс в одночасье решить задачу две недели спустя, иными словами, тридцать первого июля. Утром миссис Рэдклифф сообщили по телефону, что ее старик-отец из Норвича лежит на смертном одре, и попросили ее с мужем приехать.

– Фрэнк, – серьезным тоном сказал переплетчик, – ты уверен, что сможешь обойтись без нас в оставшиеся дни недели?

– Разумеется, сэр, – глаза Фрэнка за толстыми стеклами очков не выдали волнения.

– Я вернусь, по-видимому, в понедельник утром, самое позднее – к обеду. Все зависит от расписания поездов. Если понадобится, в Норвиче жена задержится.

– Не беспокойтесь, все будет в полном порядке.

– Замечательно. Ну а если что случится, ты ведь всегда можешь обратиться к мистеру Биксби. Я, кстати, договорился с ним, чтобы он присмотрел за тобой.

– Да я никуда не собираюсь и буду все время дома, честное слово, сэр (лизоблюд чертов!).

– Охотно верю, да мы все тебе доверяем, Фрэнк. Судя по твоему поведению в эти недели, ты добрый и толковый малый.

Несколько часов спустя хозяева уехали, и только теперь Фрэнк по-настоящему осознал, какие у него появились возможности. Машина стояла в гараже, и ему было известно, что запасной ключ висит на гвоздике в кухонном шкафу. Единственное препятствие представлял собой Биксби.

Тот неожиданно прибыл собственной персоной около шести часов вечера, когда Фрэнк, расположившись перед телевизором, смотрел еженедельную познавательно-развлекательную программу МТВ «Игра в пирамиду». Эта лиса Биксби притворился, будто случайно проходил мимо дома на Степлгроу Роуд и решил заглянуть на огонек к Фрэнку, который при появлении гостя сразу встал и одарил его самой обаятельной улыбкой, на какую был только способен.

– Не самая дурацкая передача, – прокомментировал Биксби занятие Фрэнка. – Если будешь продолжать в том же духе, только ума наберешься.

– Я ведь всегда книжки читаю, как только время свободное выпадает, сэр.

– Нисколько в этом не сомневаюсь.

Фрэнк заварил чай и постарался продемонстрировать всю свою образованность и воспитанность. В последующие полчаса ему, похоже, удалось убедить своего наставника, что такому разумному молодому человеку, как он, не придет в голову совершать опрометчивые поступки. Напротив, ученик переплетчика оставил у Биксби впечатление парня уравновешенного и весьма довольного своим нынешним положением. А что до сомнений Джорджа Поттера, то он просто слишком эмоционален. Вот тюремные психологи, те совершенно правильно определили статус Коутса. «И представить себе невозможно, – подумал Биксби, – чтобы такой приятный, скромный парень избил и изнасиловал девушку. Может быть, прав был адвокат, утверждая, что девица должна взять на себя часть вины?»

Они договорились, что Фрэнк свяжется с Биксби несколько раз в течение воскресенья.

– Если вы позвоните мне, мистер Биксби, а я не отвечу, значит, я отправился побродить в Квонток Хиллз. В Дартмуре я научился наслаждаться природой.

Потом Фрэнку захотелось промочить глотку, но к своему величайшему раздражению он обнаружил, что Рэдклифф куда-то спрятал все бутылки. Как только стало темно, он открыл кухонный шкаф, но проведя рукой возле гвоздя, убедился, что ключ от машины тоже убран.

Вот дьявол! Этот подлюга Рэдклифф предусмотрел и такой поворот событий. Они с Биксби следят за ним, точно коршуны. Но разве мало он вытерпел за три года, разве этим не заслужил, чтобы с него сняли слежку, выпустив на свободу? Спокойно, Фрэнк, спокойно. Раскинь немного мозгами, и ты запросто обхитришь их. Хозяин твой наверняка спрятал ключ где-нибудь неподалеку.

Через десять минут поиски увенчались успехом: ключ был засунут под пачку оберточной бумаги. В восторге от собственной находчивости Фрэнк побежал в гараж. Там стоял черный «воксхолл» модели семьдесят девятого года, в бензобаке которого, как выяснилось, до полной заправки не хватало всего лишь несколько литров. Фрэнк попробовал завести мотор, что ему и удалось с первого раза. Чего-чего, а хитрости Рэдклиффу можно и подзанять, как же он не догадался спрятать и свечи зажигания? На заднем сидении Фрэнк нашел карту дорог, включавшую Уилтшир, Эйвон и Сомерсет. За ужином он определил маршрут. Потом, сделав и уложив в пакет несколько бутербродов и наполнив чаем термос – словно бы он собирался мирно прогуляться по лесу, – Фрэнк улыбнулся сам себе, позвонил Биксби и сообщил, что укладывается спать.

– Совершенно не обязательно было звонить, Фрэнк. Ты же знаешь: я тебе доверяю. Кстати, раньше завтрашнего вечера ты меня дома не застанешь. Если погода не испортится, я с семьей отправлюсь на побережье купаться.

– Буду иметь в виду, сэр. Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, молодой человек!

Через пять минут молодой человек отпер дверь гаража и вывел автомобиль в темноту. Выскочив из машины, он закрыл ворота. На улице было довольно тихо, однако Фрэнк подождал, пока она совсем не опустеет. Тогда он повернул направо, миновал мост через Таун и направился дальше по улицам города в восточном направлении. Проехав затем несколько миль по шоссе А-358, он оказался на магистрали М-5. Она разделялась на несколько полос. ПОЛОСА НА БРИСТОЛЬ. Выехав на трассу, Фрэнк прибавил газу.

Нет, надо все же прикинуть: если давать шестьдесят миль в час, через пятьдесят минут он выедет на М-4. За четверть часа доберется до восемнадцатой развязки. А оттуда десять минут езды по шоссе А-46 и еще пятнадцать – по не такому широкому Б-4040 – и он в Шерстоне. Итого – полтора часа. Часы на приборном щитке показывали 23:05. Боже милосердный, зачем он так рано выехал?

Когда он приедет в Шерстон, жители деревеньки уже залягут спать. Не у кого и спросить, где проживает мисс Мэрион Сиджвик. А если даже ему удастся с кем-нибудь переговорить, его запомнят. Нет, смысл в том, чтобы приехать поутру, когда поселок проснется. В воскресенье утром или ближе к полудню он обязательно увидит Сьюзен, когда она пойдет в церковь (вряд ли она стала менее набожной). Речь идет только о том, чтобы не ошибиться в выборе места для наблюдательного пункта. Но так или иначе, а на дорогу ему требуется полтора часа, а не вся ночь. Не лучше ли вернуться в Таунтон и дождаться восхода солнца?

Нет, незачем ему там снова светиться с машиной. Но, с другой стороны, не может же он все это время мотаться по дорогам. А что если заглянуть в старый добрый Бристоль, проконтролировать, как там теперь по ночам с развлечениями дела обстоят? М-5 как раз мимо проходит. Можно будет поболтать с Чарли, да и с другими ребятами, кружечку-две пивка выпить. Бабенку нормальную поиметь, если рискнуть…

Нет, к черту! Стоит ему попасть в Бристоль, он там надолго засядет. Ему ли себя не знать и свое отношение к алкоголю?! Да и у Чарли голос по телефону был не слишком приветливый. Когда он свернет с магистрали, надо будет отыскать укромное местечко где-нибудь на проселочной дороге и немного поспать. На заднем сидении. В таком случае он как следует отдохнет к тому времени, когда пробьет час расплаты. Он ждал его три года и не имеет права упустить свой шанс. Господи, неужели же он позабыл, что заставило его тайно отправиться в путь?

Нет, конечно, совсем напротив. Просто он чувствовал себя не вполне в своей тарелке, ведь он отвык действовать в условиях свободы выбора. Его больше не окружают тюремные стены, внутри которых полные или не совсем полные кретины определяли каждый его шаг. Теперь он был свободен. И только сейчас в полной мере ощутил эту свободу, здесь, на скоростном шоссе. Он почувствовал, насколько в действительности силен, и испытывал величайшее наслаждение, сидя за рулем и наблюдая, как белые полосы разметки на асфальте стремительно летят ему навстречу и исчезают под колесами его автомобиля. Дело происходило в последнюю субботу июля, и в этот вечер он, Фрэнк, сам определял, с какой скоростью ему ехать.