355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ф. Скаген » Виктор! Виктор! Свободное падение » Текст книги (страница 8)
Виктор! Виктор! Свободное падение
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 18:26

Текст книги "Виктор! Виктор! Свободное падение"


Автор книги: Ф. Скаген


Жанр:

   

Боевики


сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц)

– Почти на сто процентов. Я говорю почти, поскольку велосипеда он не изобретет. Но он ярко доказал, что таза у него на нужном месте. И фотоаппаратом умеет пользоваться. Честно сказать, я мало что о нем знаю кроме того, что он верно служит нам уже много лет.

«НАМ», – отметил Грибанов. Почему-то ему была неприятна такая причастность Вегардсона. Он встал с лавки.

– Вы уже уходите?

– Да, что-то здесь холодно.

– Холодно? – оторопело похлопал себя по пузу Вегардсон. – Здесь семьдесят градусов.

– Я не это имел в виду?

– А я-то думал поплавать…

– Вы сможете поплавать потом. А сейчас давайте вернемся в раздевалку и все сделаем.

– Хорошо-хорошо. – Норвежец кряхтя поднялся на ноги, и они вместе отправились в душ.

Потом Грибанов вернулся в свою кабинку. Пока он вытирался, в кабинку, в зазор между полом и стеной, втиснулся чемодан. Смехотворный способ, конечно, но он не возражал – Вегардсон просто исполнял инструкции Третьего отдела о проведении наиболее секретных операций за границей. Грибанов молниеносно открыл чемодан, выложил его содержимое на скамейку и запихал в него собственные шмотки. Потом закрыл чемодан и пихнул его обратно в щель. Ему возомнилось, что норвежец за перегородкой прошептал «Ни пуха ни пера!»

Грибанов вынужден был признать, что новая одежда была хороша без дураков. Теперь он действительно станет западноевропейцем, с головы до пят. Все, от носков до галстука, сидело как влитое и очень ему шло (все свои размеры он отослал заранее). Больше всего ему понравился костюм и пальто из полиэстера. Оба новенькие, с иголочки, и темно-синий цвет сразу пришелся ему по вкусу. То, что ему удалось рассмотреть в маленькое зеркальце, показалось ему даже слишком роскошным. Типаж выдержан точно: как раз так выглядят на последних фотографиях торговые представители солидных фирм. В кармане лежал ключ с выбитым на нем номером и потертый бумажник, как и обещал Вегардсон Он положил в него удостоверение личности и пересчитал деньги – три тысячи наличными и чековая книжка. Все в порядке, можно приступать.

Последнее знакомство с картой. Негоже Арвиду П. Енсену, фактически местному уроженцу, слишком часто пользоваться картой прилюдно. Он зазубрил названия важнейших улиц. Как выйдет, налево и по Драмменсвейен до центра. У него еще четыре часа до поезда. Потом Виктор Иванович сунул карту в карман, сдал в окошко ключ и полотенце – дама даже не взглянула на него – и вышел.

Температура была чуть ниже нуля, но солнце, показалось ему, припекало жарче, чем в Москве. Подойдя к Нобелевскому институту, он остановился перед бюстом Нобеля и оглянулся через плечо. Кроме пожилой женщины с мопсом на поводке, прохожих нет. Можно расслабиться и насладиться видом. Он рассматривал голову Нобеля. Получал ли кто из русских Нобелевскую премию? Да, вспомнил он, Сахаров, в 1975 году. Но ему не разрешили поехать за ней в Осло, потому что он предатель и создатель водородной бомбы. Чудно – в последние годы за редчайшими исключениями норвежцы раздают премии только предателям и разжигателям войн. Киссинджер, Бегин… Да и сам Нобель хорош, разве не унесло его изобретение миллионы жизней в двух мировых войнах? Грибанов еще не разобрался в этих противоречивых мыслях, когда усилием воли заставил себя идти дальше – естественно, не подозревая, что четырьмя годами раньше на этом же месте стоял норвежский предатель и думал о том же самом [7]7
  Речь идет об Альфреде Абеле. «Предатель», изд-во «Каппелен», 1979.


[Закрыть]
.

Миновав Королевский дворец, он стал узнавать знакомые по открыткам виды. В Студентерлюнде (кажется, это называется теперь Говорильней) вовсю копошились рабочие. Ну да, здесь пройдет церемония награждения победителей соревнований.

Соревнования. Товарищи по команде, вдруг да выбравшиеся побродить по городу, вряд ли ожидают встретить здесь отправленного в больницу физиотерапевта; они и не узнают своего доктора в респектабельном норвежском бизнесмене. К тому же вся команда тренируется в Нурдмарке – Литвинов, к примеру, сопровождает прыгунов с трамплина в Мидтстюбаккен.

Поэтому Грибанов спокойно остановился рядом с газетным киоском у кафе «Гранд» и купил «Дагбладет», «Верденс Ганг», «Афтенпостен» и «Адрессеависен». Когда он читал их в Москве, они бывали порой даже недельной давности, и впервые в жизни он держал в руках свежий номер. И почему-то тут же он вспомнил и почувствовал, что у него с утра во рту не было ни крошки. Как уверенный в себе и ценящий качество Арвид П. Енсен, он вошел в «Гранд» и заказал себе кофе с бутербродами. Он едва сдержался, чтоб не начать восторгаться быстрым обслуживанием: в Москве на это ушел бы как минимум час. Видела б меня сейчас Лариска, подумал он довольно. И кофе и еда оказались безупречны. Потом он закурил мягкие американские сигареты и огляделся. Глупо было отрицать, что он находится в богатой стран, – все были одеты красиво и по-разному, и вид у всех совершенно беззаботный. Неужто так же хорошо по всей стране? В этом он сомневался. Капиталистическая система строится на безжалостной эксплуатации большинства населения. Правда, он знал, что и картина пугающих западных условий жизни, которой потчует русских Кремль, тоже неправдива. Его занятия Норвегией говорят о другом.

Он углубился в газеты. Нужно во всех подробностях разобраться в том, чем живут сегодня норвежцы. Понедельник, 15 февраля: Оддвар Бро против формулы чемпионата? Академики требуют двадцатипроцентного увеличения субсидий к весне. (Это как?) Нарастает волна протестов в Польше: в Познани арестованы 194 демонстранта.

В «Гранде» он просидел почти два часа, а остаток времени просто бродил, рассматривая витрины. Он пересчитывал цены в рубли и пришел к обычному выводу, что, даже с учетом обменного курса, норвежские зарплаты так высоки, что товар обходится покупателю дешевле, чем в Союзе. А выбор! Лариска бы просто очумела от этих одежных магазинов. Надо не забыть потом купить ей что-нибудь.

Ровно в половине третьего он вставил ключ в замок ячейки в камере хранения, а четвертью часа позже Грибанов вошел в скорый поезд Осло – Трондхейм, неся чемодан и кейс. По-хорошему, он бы должен был лететь, но ему хотелось побольше посмотреть. Он ничем не отличался от типичного норвежского бизнесмена, если б не одно «но»: переодеваясь в Весткантбаде, он оставил себе не только удостоверение личности, но и еще одну вещь, опасную, но, может статься, незаменимую, которую он тайком вывез из Союза – пистолет. Если, против всех ожиданий, неприятель накроет его, он по инструкции должен проглотить яд. Но Грибанов собирался выжить. И при необходимости отстреливаться – от неприятеля.

Экспедиция на Гималаи

или на Северный полюс часто разбивает базовый лагерь на расстоянии последнего решительного броска от цели. Мортен Мартенс, прочитавший за эти годы без счета книг о рискованных операциях в абсолютно безлюдных местах, не сомневался, что и он должен действовать таким же образом, но внезапно включившийся обратный счет заставил его импровизировать. Вообще-то он загодя составил внушительный список всего, что необходимо заранее переправить поближе к укрытию: в перечень попало, естественно, все необходимое из провианта, одежды и утвари. Признаться, детальное продумывание снаряжения доставляло ему удовольствие. Но неожиданный визит старшего инспектора Рённеса заставил его действовать очертя голову и обустраивать базовый лагерь, почти не заглядывая в список.

Ему безумно повезло, что Рённес не сунулся в другую типографию – в Трондхейме полным-полно полиграфистов, которые легко сложили бы два и два и открыли бы инспектору глаза. И все-таки он не чувствовал себя в безопасности. Даже если он будет водить полицию за нос, Грегерсену может в любую секунду прийти в голову верная догадка, а тогда уж полиции не потребуется много времени, чтобы выяснить: «Польше нужна еда» отпечатала свою берущую за живое брошюру в той самой типографии, куда полиция решила обратиться за советом.

Рённес проговорился, что полиция не вполне уверена в том, что имеет дело с уголовным преступлением; другими словами, сегодня полиция расследует, были ли израсходованы собранные пожертвования по назначению. Существует несколько организаций и частных фирм, переправляющих деньги и продукты в Польшу, но до сих пор ни одна из них не сообщила о том, что получила средства от господина Мольтке или «Польше нужна еда». Но следствие не исключало возможности, что имеет дело с эксцентриком, скрывающим свою милосердную деятельность, – случаи такого рода известны.

Вечером Мортен возбужденно метался по квартире и собирал вещи, казавшиеся ему необходимыми для жизни в убежище. Естественно, одежда – теплая одежда. Спальник. У него не самый современный, но он же не собирается спать на улице. К тому же он не думал, чтобы художник Нурдванг всякий раз увозил из хижины постельное белье. И вообще многое в хижине наверняка есть. Как быть с едой? Разве Нурдванг не показывал, как легко решается этот вопрос на острове: закидываешь удочку едва не с порога и знай таскай рыбу? Но он на такой кормежке не проживет. Завтра, прежде чем ехать, надо закупить консервов. И еще кое-что, без чего он никак не может обойтись. Кладя очередной предмет на стол в гостиной, он отхлебывал из стакана виски. Не такими представлял он себе эти сборы – суетливые и беспорядочные. И все-таки он чувствовал пьянящую радость. Долгое ожидание истомило его. Если б можно было удрать от всего этого уже завтра!

Но нельзя. Во-первых, необходимо вернуть автомобиль. Если бросить машину на Фрейе, островитяне поставят всех на ноги и найдут его. Никто не должен догадаться, что он скрывается там; в его планы входило создать у окружающих совершенно другое мнение.

На следующее утро, в субботу тринадцатого февраля, он проснулся с начинающейся головной болью. Он вылез из кровати, проковылял в ванную и выпил две таблетки феназон-кофеина. Термометр за окном показывал два градуса тепла, небо было серым и тяжелым. Он сходил за мокрой газетой и выпил кофе. На побережье ожидался сильный ветер и дождь. Не лучшая погода для поездки, но выбора у него не было. Вчера он предвкушал, как сегодня посмотрит телевизионный репортаж из Минска с чемпионата по биатлону. Вместо этого пришлось ехать за покупками. В ближние магазины не сунешься. Продавцы запомнят, что он так мощно затоварился. Поэтому Мартенс отправился в дешевый супермаркет на Ейа – Бюннприс 600. Тут он вряд ли рисковал встретить знакомых.

Пять банок жаркого и пять риса с мясом, одного этого хватит на двадцать дней. Два кило сахара и полкило соли. Три пачки маргарина, чтоб жарить на нем рыбу. Теперь хлеб – может быть, печь самому? Справится как-нибудь. И Мартенс купил шесть кило муки и шесть пачек дрожжей. И пять кило картошки. Как-то чудно есть рыбу без картошки. Потом захватил дюжину маленьких баночек ананасов. Десять пачек табака. Щетки для прочистки трубки. Витамины и спички. Две банки джема. Что еще? Тележка и так уже полная. В кассе он выписал чек на тысячу крон; голодно не будет, и ладно. В двух бумажных пакетах он перетащил покупки в «Ладу». В багажнике лежала упакованная лодка. Матерь Божья, про нее-то он и забыл! Лодка поедет вместе со всем остальным, что он приготовил на Свердрюпевейен.

Почти в половине одиннадцатого вернулся домой, предварительно заехав в спортивный магазин в центре за рыболовными снастями. Он включил телевизор и, вполглаза следя за подходившим к концу спортивным репортажем, приступил к последним приготовлениям. Эрик Квалросс, похоже, проявил себя на лыжне волшебником, но Мартенса больше интересовало, как дела у Нильсенов. Обычно по субботам они ездили в город, и он молил Бога, чтоб и сегодня они не изменили своим привычкам. Если он начнет у них на глазах перетаскивать из машины и обратно свертки и коробки, они прицепятся с расспросами, и что б он ни выдумал в ответ, они все равно этого не забудут.

Сразу после того, как Хелль Кристиан Рике прокричал, что Квалросс стал чемпионом мира среди спринтеров, хлопнула дверь первого этажа. В окно он увидел спускающихся по дороге Нильсенов и вздохнул с облегчением – обычно они отсутствовали по два-три часа.

Он вышел и подогнал машину к самым дверям. Потом бросился к себе и стал набивать провиантом первую коробку. Еще до Рождества он раздобыл несколько особо прочных коробок из картона, пропитанного воском, и теперь упаковывался быстро и расчетливо. Заполнив коробку, он заматывал его прочным скотчем для строительных работ и заваривал узлы. По плану каждая коробка должна весить максимум десять килограмм – поскольку с ними придется таскаться черт его знает по какой непролази, они не должны быть слишком тяжелыми.

Сложив все, он на всякий случай еще раз пробежал глазами список. Елки зеленые! Вода! На Свартнаккене она будет со всех сторон, но морская вода не годится человеку. А сочащиеся в расщелинах ключи наверняка соленые. Под краном на кухне они наполнил две десятилитровые пластиковые канистры – наполнил на три четверти, памятуя о возможности замерзания. Но хватит ли этого? Он в крайнем случае может мыться в подогретой морской воде, а организму литра в день небось хватит? Черт возьми, но там же снег кругом. Снег можно собрать и растопить в печке. На худой конец как-нибудь продистиллировать….

В полпервого пополудни Мартенс уехал на Фрейю готовить базовый лагерь, и обратно он вернулся только во втором часу ночи.

В воскресенье утром он проснулся чуть не в одиннадцать, с ломотой во всем теле, но воодушевленный успехом вчерашней экспедиции – в созданном им тайнике вещи в целости и сохранности пролежат до тех пор, пока он не решит исчезнуть по-настоящему. Потом он посмотрел по телевизору, как в Минске норвежцы бьются за свое серебро в эстафете. Потом показывали «Короля Лира», но это было уже выше сил Мартенса – он отправился в город и пообедал в «Трубадуре». Там он встретил коллегу Бернтсена и разыграл перед ним подавленное настроение. Не страшно чуть переиграть, когда симулируешь депрессию.

В понедельник в типографии все шло обычным порядком – до половины второго. Когда обратный счет пошел на часы и минуты – причем грянула эта неприятность среди столь же безоблачного неба, как и три дня назад:

– Мортен! Не заглянешь ко мне на минутку? – позвал Грегерсен по громкой связи.

– Иду! – Он сидел и работал за монтажным столиком, даже не подозревая о том, что надвигалось. Он отложил пленку и встал.

Грегерсен сидел за своим столом, второй был пуст.

– Бритта у дантиста… Мортен, я тут кое-что подумал.

– Ну?

– Относительно того, что говорил этот полицейский, который был здесь в пятницу…

– Рённес.

– Сейчас мы с тобой это вместе обмозгуем. Гарнитура была «Тайм», так?

– Угу. – Пятки опять начало жечь.

– Французская Таймс.

– Не исключено. – Против его желания, ответ прозвучал сухо.

– Французская Таймс есть у нас.

– И у нас… и еще в тридцати-сорока типографиях.

– Но заголовки, если мне не изменяет память, были набраны «Универсалью».

– Да. – Он сжал и разжал кулаки.

– Существует миллион разных шрифтов. Но редко какая типография имеет в своем арсенале больше десяти.

– Я тебя не понимаю…

– Тогда задам вопрос прямо: сколько типографий имеют и французскую «Таймс», и эту специальную разновидность «Универсали»?

Мортен почувствовал, что взопрел. Грегерсен попал в яблочко.

Несмотря на занятость, он дал себе труд проанализировать проблему. Невооруженным глазом невозможно понять, изготовлен ли шрифт англичанами, американцами, немцами или французами. Но на самом деле один и тот же шрифт во всех типографиях чуть разный, в зависимости от страны-изготовителя. АО «ТРЁНДЕР-ПРИНТ» пользовалось французским «Таймсом» и английской «Универсалью», но этого практически невозможно было вычитать из текста, во всяком случае без лупы.

– Это называется сопоставление улик, Мортен, – хохотнул Грегерсен. – Нам остается только посоветовать Рённесу обзвонить типографии с фотонабором, составить список и выяснить, какие из них имеют оба этих шрифта.

«Может быть, они есть только у нас», – ужаснулся Мартенс.

Пульс колотился, как загруженная на полную мощь печатная машина. И снова ему пришло в голову, что его шеф – весельчак и человеколюб Грегерсен – теперь враг номер один. То, чего он боялся, произошло. Но как стремительно! Ему пришлось ухватиться за край стола, потому что все поплыло перед глазами. Живот сводило все сильнее и сильнее. Он летел в бездну. Мортен, ты должен выкарабкаться! Наверх, наверх – пока не скрючила судорога и не выдала тебя с головой! Это просто очередной приступ депрессии; в самом худшем случае Грегерсен удивится силе произведенного эффекта.

Но Грегерсену некогда было удивляться, он был слишком поглощен своей гениальной теорией.

– Позвоню-ка я, пожалуй, в полицию: скажу, что, возможно, загадка решается элементарно.

– Давай звони, – что еще ему оставалось сказать? Только улыбаться и поддакивать противнику.

Когда Грегерсен нашел нужный номер и взял трубку, Мортен со словами, что ему пора проверить лежащую в реактиве форму, выскочил из кабинета.

В туалете его так трясло, что он чуть не промахнулся мимо очка, когда его выворачивало. Еще пару минут он простоял согнувшись, чтобы улегся спазм. Потом уткнулся лбом в стену, не в силах соображать. Только наполнив умывальник и окунувшись лицом в ледяную воду, он почувствовал, что дрожь унимается и он постепенно приходит в себя.

А ведь все было просчитано до мелочей!

Если бы он исчез в апреле, в этом была бы виновата его расшатанная психика, для которой разлука с Кари и Анитой с течением времени сделалась невыносимой. После двухдневных поисков они бы натолкнулись на письмо, несколько слов отчаяния больной души, очевидно, лишившей себя жизни. Они начнут искать у Троллабергене, как указано в письме. Машина оставлена на проселке. Потом розыск прекратят и объявят Мортена Мартенса погибшим, тогда Одд Кристиан Гюлльхауг покинет свое убежище на Фрее и отправится в Англию. Через шесть месяцев британская таможенная служба захочет узнать, не собирается ли господин Гюлльхауг покинуть остров в обозримом будущем? Поиски загостившегося норвежца окажутся безрезультатны. После многих если бы да кабы, взаимодействуя с норвежской полицией, бобби в конце концов выяснят ошарашивающую новость: Гюлльхауг из Норвегии никогда не выезжал. Кто выдавал себя за него? Где теперь тот мистический иммигрант в очках и бороде? В Лондоне? Ливерпуле? Саутгемптоне? Британцам в жизни не догадаться, что некий Кокрейн и норвежец, имени которого им не выговорить, – одно и то же лицо. Возможно, к тому времени Кокрейн уже переберется в Швейцарию или Францию; все будет зависеть от того, как будут развиваться события..

Вот такой был план, выверенный до мельчайших деталей. Но если он осуществит его сейчас, то в качестве побудительного мотива будет фигурировать не депрессия, а то, что полиция напала на его след и собирается арестовать за аферу со ста двадцатью девятью тысячами крон. Надо ли из-за этого обстоятельства отступать от первоначального плана – хотя практически он готов эвакуироваться хоть сейчас?

Соображай быстрее, Мортен!

Эх, надо было ему улететь из страны еще в пятницу – это же ясно! Но он был одержим мыслью об отшельнической жизни, точно зашорился. Если бы Одд Кристиан Гюлльхауг вылетел в Лондон через Осло ближайшим самолетом в пятницу вечером, сейчас он был бы в безопасности…

Нет, не так все просто. Теперь полиция разыскивает не отчаявшегося суицида, а крупного мошенника. Что может быть естественнее проверки – не выехал ли он из страны по подложным документам (этот Гюлльхауг примерно одного с Мартенсом возраста, они бывшие одноклассники), выяснить, что он в Англии и пошире расставить сети – заманить зайчишку в ловушку… Значит, придется придерживаться сценария с убежищем. И чем дольше это будет тянуться, тем больше времени пройдет между исчезновением Мартенса и отъездом Гюлльхауга в Англию. Месяц или два на Свартнаккене, Нурдванг приедет самое раннее в июне – и никто не додумается связать между собой два события.

Версии самоубийства надо придерживаться жестко; никто не должен заподозрить, что на самом деле Мартенс скрывается где-то в Трёнделаге. Самоубийство – не только из-за подавленности, но и потому, что аферист понял, что попался. А денег не найдут никогда. Может, безумный Мортен Мартенс все-таки отправил их в Польшу?

Такой трезвый анализ помог. Из туалета он вышел заметно приободрившимся и пошел в фотолабораторию. От унизительной дрожи осталось только покалывание под ребрами. Как вышло, что он на несколько минут усомнился в собственном плане? Отныне запрещается терять голову, в любых обстоятельствах он не должен забывать, что план долго готовился и выверен до последней запятой, в нем учтены все возможные осложнения и способы их нивелировки. Сколько времени потребуется, чтобы старший инспектор Рённес заполучил все образцы из типографий, а потом они с Грегерсеном блеснули прозорливостью? Два-три дня. И тогда… Даже если найдутся и другие типографии, имеющие оба искомых шрифта, АО «ТРЁНДЕР-ПРИНТ» все равно окажется в центре внимания. Он почти жаждал этого. Покончить. И начать.

Мечта не замедлила исполниться.

К монтажному столику он вернулся в пять минут третьего, а в половину снова загремел голос Грегерсена:

– Мортен!

– Ну.

– Тебя к телефону.

– Иду.

Он снова отложил пленку и встал из-за стола – в последний раз в жизни, о чем Мартенс не знал. Через машинный зал и приемную в кабинет. Бритта с перманентом все еще у зубного.

– Я разговаривал с Рённесом. Он очень вдохновился, – доложил Грегерсен. – А теперь он хочет поговорить с тобой.

Мартенс взял трубку, прижал ее к уху и сглотнул.

– Да?

– Мартенс?

– Да, это я.

– Это Кристиан Рённес. Скажите, вы живете в Бюосене?

– Да.

– Ваш шеф сказал, что вы заканчиваете в четыре. Не могли бы вы заглянуть ко мне в контору по дороге домой? Я сегодня допоздна.

– Ну…

– Это ведь по пути, да?

– Да.

– Поверьте, мне очень нужно поговорить с вами.

– Хорошо. Но я вряд ли доберусь до вас раньше пяти. К концу дня бывает много работы.

– Это неважно. Значит, я жду вас. До свидания.

– До свидания.

Он положил трубку и повернулся к Грегерсену. Он чувствовал себя глыбой льда – уже натренировался принимать удары судьбы спокойно. Даже сумел достать трубку и набить ее табаком, естественно и расслабленно. И все время глядя Грегерсену в глаза. Но сказанного нельзя было не понять. Я ЖДУ ВАС. Полицейский почти у цели. Инспектору остается только деликатно завершить операцию. Слава Богу, что готово укрытие!

– Он хочет поговорить с тобой, если я верно понял.

– Совершенно верно.

– Но ты не должен так пасовать перед полицией.

– В каком смысле?

– Ты выражался так изысканно!

– Это с непривычки. Я…. – Он почувствовал, что свело мышцы лица. Но все-таки выдавил улыбку. И раскурил трубку.

Грегерсен поспешно улыбнулся в ответ.

– Ты сказал, что вряд ли успеешь раньше пяти. Я не хочу, чтоб Рённес поломал тебе весь день. Давай отправляйся прямо сейчас, тогда будешь дома в обычное время.

– Превосходно. Я как раз собирался попросить тебя об этом… Я потом отработаю.

– Вот еще! Если мы поможем им в этом деле, типографию ждут известность, а это дорогого стоит. Представь, с какими заголовками выйдут газеты!

– Да уж. – На этот раз он не улыбнулся.

– Мортен, ну как ты вообще?

– Так себе.

– То черная полоса, то белая?

– Именно.

– Тебе нужно почаще бывать где-нибудь… общаться с людьми.

– Нужно.

– Такая нелюдимость только вредит. Как говорится, жизнь продолжается.

– Гладко было на бумаге… – он попятился к двери. – Спасибо тебе, что ты всегда был так внимателен ко мне, – и напоследок, уже закрывая дверь, – но вряд ли меня хватит надолго.

У него не хватило сил досмотреть, какой эффект произвела его реплика, да и не хотелось.

Через три минуты он распрощался с типографией навсегда. Планируя операцию, он и радовался этому расставанию, и грустил. Он рисовал себе сентиментальную церемонию: вот он медленно обходит машины и аппараты, ласкает взглядом свои наиболее удачные творения, запоминает звуки и вдыхает запахи, которые никогда больше не будут щекотать ноздри. Он не брался предугадать свое поведение в такой момент. Может, и лучше, что пришлось сматываться в спешке, без размышлений.

И все-таки было так чудно сбегать по лестнице и знать, что он никогда больше не вернется сюда. Ни прощального кивка Бернтсену, ни дружеского взгляда в сторону фру Карлсен. Просто накинул пальто и – вперед. Хватанул первое же такси. Потому что время поджимало. Счет пошел на часы и даже минуты – вот и решится, быть ему или не быть.

В три часа пять минут Мартенс вылез из такси на Свердрюпсвейен; именно в эту минуту от столичного Восточного вокзала отошел Доврский экспресс, среди пассажиров которого был и некий Арвид П. Енсен.

Дома Мартенс первым делом изучил расписание судов компании Фосен Трафиклаг.

Расписание «Скорого рейса» он знал назубок, но на всякий случай решил перепроверить. Он быстро обшаривал глазами страницу за страницей. СКОРЫЕ РЕЙСЫ ТРОНДХЕЙМ – СУДА. ПОНЕДЕЛЬНИК. Пальцы задрожали. ОТПРАВЛЕНИЕ ИЗ ТРОНДХЕЙМА: 17.15. ПРИБЫТИЕ В СИСТРАНДА: 19.55. Все верно! Через пятнадцать минут после того, как старший инспектор Рённес начнет тихо недоумевать, куда подевался Мартенс, последний покинет город.

Он открыл стенной шкаф и выложил на стол черный дипломат. На всякий случай быстро осмотрел деньги. Естественно, все в полном порядке. Про его «халтуру» экстра класса не знает никто. Потом сунул в бумажник все необходимое: паспорт на имя Гюлльхауга, банковскую карточку и удостоверение личности Кокрейна, всю наличность в кронах, свидетельство о крещении Гюлльхауга и незаполненные свидетельства, которые скорей всего никогда больше ему не пригодятся. Бумажник раздулся, как сверток с завтраком, и паспорт пришлось положить отдельно. Что еще? Туалетные принадлежности. Так, мыло и полотенце уже в укрытии. Он сбегал в ванную за зубной щеткой, пастой, бритвой и помазком. Захватил и дезодорант. Уезжая с Фрейи, Гюлльхауг обязан иметь подобающий вид – отправляющийся в Англию пассажир не должен выглядеть как одичавший отшельник. Не забыть расческу и зеркало! Пластырь, таблетки, иголка с ниткой.

Он скользнул глазами по семейной фотокарточке в прихожей – Анита, Кари и он – в стекле и рамке, сделанной четыре года назад. Самоубийца никогда не заберет с собой то, что страстно ненавидит. С этим фото его связывает слишком много тяжелых воспоминаний. Хватит карточки Аниты, которую он носит в бумажнике. Анита… Анита… Как она все это переживет? Не будут ли ее третировать в школе за то, что ее отец нагрел поляков на сто двадцать девять тысяч? Нет, нет, с однокашниками все обойдется. Но как сама Анита? Поймет ли она когда-нибудь, что объяснение надо искать в том аду, которым была его жизнь в последние годы? Нет. Кари уж поставит все с ног на голову. Она позаботится, чтобы Анита не тосковала по нему. Может, так оно и к лучшему… Гнать все неприятные мысли, гнать от себя. Так, личные вещи. Есть ли у него действительно что-то сокровенное, потеря чего огорчит его? Нет и еще раз нет! И хватит транжирить время на пустяки! Подгоняемый ощущением, что забыл что-то важное, он снова метнулся к платяному шкафу. Точно – там лежали накладная борода, очки и вставная челюсть, весь полагающийся по роли костюм. Теперь рюкзак, бутылочного цвета. На дно, к спине, сунул кейс с деньгами. Рюкзак пришлось полностью расшнуровать, иначе не помещалось. Весь маскарад в левый боковой карман. Теперь мешок с одеждой Гюлльхауга – костюм, рубашки, галстук, перчатки, пальто и ботинки. Все куплено на распродаже и не похоже на одежду, которую любит он сам. Его отродясь не видывали в бутылочного цвета костюме и сером пыльнике. Когда он запихал все это, рюкзак оказался набит под завязку.

Времени – без двадцати пяти четыре. Превосходно. Остается только переодеться в спортивный костюм. Он скинул пиджак и брюки и натянул теплое исподнее с начесом, темно-синие бриджи, лыжный полукомбинезон, свитер и аляску. Еще один свитер – под клапан рюкзака. На ноги резиновые сапоги. Варежки и шапка. Ночью ему нужно будет чем-то согреться. Он сделал бутерброды, налил термос, сунул его в правый карман рюкзака. Без десяти четыре. Остается только письмо. Несколько поспешных бессвязных слов. Сейчас он был как раз в подходящем состоянии, слова находились сами собой. Потом он сунул в мешок пиджак, брюки и пальто – одежду, в которой он был на работе, нельзя оставлять в квартире, иначе кто-нибудь что-нибудь заподозрит. Мартенс надел рюкзак. Вернулся в гостиную и положил на столе письмо. Все, можно уходить. Времени на ностальгическое прощание не осталось. Четыре ровно. На все про все сорок пять минут.

Он открыл дверь и вышел в прихожую. Неслышно вытащил ключ и опустил его в карман. Три шага до лестницы. Какой-то шум на первом этаже. Из своей двери показалась фру Нильсен, таща полную охапку половичков. Чтоб ей! Он вжался в дверь. Не может же он у нее на глазах выйти из дому в спортивной одежде и с рюкзаком за спиной. Самоубийцы вряд ли ведут себя так. Сколько эта дура собирается тут торчать?

Пух-пух-пух!

Секунды тянулись, выматывая кишки. Стоп-машина!

Не хватало только, чтоб все провалилось из-за идиотского выбивания ковров! Однако нечего и мечтать проскочить мимо нее с рюкзаком незамеченным. У фру Нильсен не глаз, а рентген.

Пух-пух-пух!

Он был не в состоянии оценить комизм ситуации. И искренне ненавидел семидесятилетнюю перечницу, сохранившую такую недюжинную удаль. Мартенс посмотрел на часы. Семь минут пятого. Снова какой-то шум на первом этаже. Черт возьми, неужто и сам Нильсен спешит на подмогу? Он содрогнулся, когда прямо под ним зазвучало: «Биргитта, тебя к телефону!»

Постукивание прекратилось. Входя в дом, фру Нильсен спросила: «Кто звонит?»

«По-моему, Соня… Слушай, оставь ты эти половики, я ж сказал, что допью кофе и выбью».

«Ну хорошо, хорошо…»

Дверь на первом этаже хлопнула. Мортен вздохнул поглубже и стал спускаться по лестнице. Он не был уверен, что Соня – эта та дама вечно в шляпках, но твердо знал, что он в неоплатном долгу перед позвонившей женщиной. Он выскользнул из дверей и метнулся к машине. Мешок с барахлом вперед, рюкзак на заднее сиденье. Все, можно включать зажигание.

Спускаясь по Свердрюпсвейен, он слышал глухие удары. Билось его сердце. Странно, что оно вообще не остановилось. Руки холодные и занемевшие, но спина взмокла от пота. И тем не менее его переполняла радость. Он почти у цели. И никто больше не сможет ему помешать. Никто!

Еще через десять минут он спустился по Сёндрегате, миновал мост и свернул влево мимо вокзала. Поехал вдоль Канала и пакгаузов, по правую руку ветвились железнодорожные пути. Потом узким туннелем под пакгаузами – на Браттера. Но тут, вместо того, чтобы поехать дальше на восток вдоль складов, он резко крутанул направо через разделительную полосу и поставил машину прямо над туннелем. Мартенс заглушил мотор и минуту просидел неподвижно. Он был совершенно один в трех метрах от парапета. За ним – мол и фьорд. Вроде начинает темнеть?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю