Текст книги "Александр II и его время: Кн. 1"
Автор книги: Евгений Толмачев
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 43 страниц)
По Уложению 1857 г. уже при Александре II телесное наказание составляло для лиц непривилегированных (крестьян и мещан) необходимое дополнение всякого уголовного наказания, начиная от тяжкого уголовного и кончая легким исправительным.
При ссылке на каторжную работу назначалось публичное наказание от 30 до 100 ударов плетьми через палачей55. Публичное наказание плетьми назначалось и при ссылке в Сибирь на поселение. При отдаче в арестантские роты назначалось от 50 до 100 ударов розгами через полицейских служителей. Розгами же заменялось и кратковременное тюремное заключение и арест.
Кроме того, для ссыльно-каторжных и военнослужащих существовали в Своде законов особые жестокие наказания шпицрутенами или прогнание сквозь строй. Число ударов шпицрутенами достигало ужасающей цифры – 5000–6000. Это наказание сопровождалось для каторжных приковыванием к тележке на время от одного года до трех лет56.
Жестокость нравов, поддерживаемая и питаемая телесными наказаниями, в то время была повсюду. Побои и истязания повсеместно и в государстве, и в семье, и в школе признавались как единственное спасительное средство для всех преступников.
В самом конце 50-х годов в гимназиях Киевского округа пороли ежегодно от четверти до половины всех учеников.
В духовных учебных заведениях было еще хуже, и били артистически, с наслаждением, пороли «на воздусях», под колоколом, солеными розгами, давали по 300 и более ударов. Наказанных замертво на рогоже уносили в больницу, часто наказывали и десятого, полкласса, весь класс57.
Известный писатель Н. Г. Помяловский за время учения в семинарии был высечен четыреста раз, и потом он часто спрашивал: «Пересечен я или еще недосечен?»
Такое жестокое воспитание детей было прежде обычно и в самых высших сферах. Так, Ламздорф, воспитатель императора Николая I позволял себе бить его линейками, шомполами, хватал мальчика за воротник или грудь и ударял его об стену так, что он почти лишался чувств. И это делалось не тайно, а записывалось в дневники58. Многие преподаватели были так убеждены в необходимости и спасительности розог, что знаменитый хирург и педагог Н. И. Пирогов, несмотря на все свое отвращение к этому виду наказаний в школе и глубокого сознания огромного его вреда, не смог, однако, настоять на окончательном выведении розог из педагогической практики.
В развернувшейся в конце 50-х и начале 60-х годов XIX в. дискуссии по вопросам школьной дисциплины мнения относительно телесных наказаний разделились.
Профессора-юристы Петербургского университета В. Спасович и И. Андреевский59 в письме в Министерство народного просвещения от 11 мая 1862 г., озаглавленном «Заметки о телесных наказаниях»60, обратили внимание на то, что политика устрашения противоречит основам настоящей человеческой морали и культуры. Телесные наказания, утверждали, они, не выдерживают никакой критики.
Подобную позицию занимали и основоположник научной педагогики К. Д. Ушинский61, и его сподвижник Ф. Елеонский. Наряду с этим среди педагогов было немало сторонников телесных наказаний в школе.
Раз позор и страдания от битья не признавались в высших сословиях, в образованной среде, то что же проделывалось с низшими сословиями?
Безответных крепостных били кто, как и сколько хотел, недаром поэт сказал, что по народным спинам «прошли леса дремучие». Их били и помещики, и полиция, и бурмистры, и всякие управляющие. Не отставали и «благородные» дамы, изводившие побоями население «девичьих», били по форме – на конюшне, били и походя. Пороли всех без разбора: крепостному лакею всыпали за то, что не накормил вовремя барынину собачку, расфранченной барышниной камердинерше за то, что барин делает ей глазки62.
Обычно число ударов не считалось, но помещики могли назначать от 1000 до 5000 розог, что часто также бывало равносильно смертной казни.
Что касается самого властелина крепостного времени – барина, то его отношение к насилию прекрасно выражено Некрасовым в словах помещика Оболта-Оболдуева:
Закон – мое желание!
Кулак – моя полиция!
Удар искросыпительный
Удар зубодробительный
Удар скуловорррот!.63
В имении Калантаровых (Ставропольская губерния) крестьян наказывали розгами, кнутом или плетью, зверски избивали кулаками и ногами. Порой такие кары кончались смертью избиваемых. Иногда наказания превращались в массовые экзекуции. «В декабре 1850 г. в течение трех дней производилось наказание до 76 человек, кои были разделены на три части. При наказании находились: земский исправник, участковый надзиратель и помещик Герасим Калантаров»64.
Одним из самых распространенных видов издевательства над личностью крепостных крестьян была «постельная барщина», т. е. принуждение к сожительству или прямое насилие над крестьянками, в том числе и малолетними девочками. Нередко здесь жестокость переплеталась с извращенным сладострастием. Издатель-редактор журналов «Русская беседа» и «Сельское благоустройство» А. И. Кошелев рассказывает в своих «Записках», что в селе Смыкове Рязанской губернии поселился молодой помещик С., страстный охотник до женского пола и особенно до свеженьких девушек. «Он иначе не позволял свадьбы, как по личном фактическом испытании достоинств невесты. Родители одной девушки не согласились на это условие. Он приказал привести к себе и девушку, и ее родителей; приковал последних к стене и при них изнасильничал их дочь. Об этом много говорили в уезде, но предводитель не вышел из своего олимпийского спокойствия, и дело сошло с рук преблагополучно»65. Жалобы крестьян на изнасилование женщин и растление малолетних не приводили ни к чему. В статье о положении крестьян Юго-Западного края во второй четверти XIX столетия приводится типичное заключение суда по такому делу: «Поелику помещик Н. до изнасилования и растления означенных девок не провинился и притом в поведении одобрен, то на основании 1169 ст. XV тома Свода законов оставить это дело свободным; а понеже означенные девки, по удостоверению свидетельствовавшего их лекаря и собственному сознанию, лишены девства и подверглись противозаконному сожитию, то представить духовной консистории подвергнуть их духовной эпитимии»66. Воистину «у сильного всегда бессильный виноват»67.
На некоторых казенных заводах и фабриках царил военно-каторжный режим и безотчетный произвол. На основании Горного положения68 дисциплинарная власть горных начальников была совершенно безгранична. В 1848 г. возник даже особый вопрос о дефиците палачей, которые должны были осуществлять эти наказания, т. е. бить и пороть рабочих. Министр юстиции Панин 27 августа 1848 г. препроводил государственному секретарю специальную докладную записку по этому поводу69. После рассмотрения вопроса в сенате и Государственном совете появился закон «О порядке назначения палачей на казенные заводы Восточной Сибири»70. Закон рекомендовал использовать в качестве палачей преимущественно вольнонаемных. За отсутствием таковых разрешалось назначать палачами «способных к сему» ссыльных, подлежащих телесным наказаниям без ссылки на каторгу. Срок службы палача был установлен трехлетний, «если долее в оной оставаться не пожелает...» Даже накануне «воли», когда в разгаре была либеральная «весна» конца 50-х годов, на Юрюзанском заводе генерала Сухозанета людей засекали палками и розгами до смерти. Было даже возбуждено дело «О жестоком обращении с крестьянами Юрюзанского завода». Но Сухозанет избежал ответственности, раздав обильные взятки в центральном аппарате.
В то же время следует отметить, что в первые годы царствования Александра II продолжалось сокращение области телесных наказаний посредством смягчений и изъятий. В 1857 г. было предписано наказывать ссыльных не публично, а в местах заключения71. В 1859 г. определено для беременных женщин заменять телесные наказания заключением в рабочем доме или тюрьме72.
Помимо этого, до 1863 г. состоялся ряд изъятий для воспитанников и учащихся различных специальных учебных заведений73. От телесных наказаний по приговору волостного суда или по распоряжению вотчинного правления были изъяты крестьянки Лифляндской губернии74. Люди, ратовавшие за отмену крепостного права, подняли вопрос и об уничтожении телесных наказаний, как совершенно несовместимых с понятием свободного человека.
2. Борьба за отмену варварского возмездия
Джаншиев говорит, что провозвестником мысли об отмене розог явился председатель Редакционной комиссии Я. И. Ростовцев, проведший большую часть службы в военно-учебном ведомстве, где, как и в других учебных заведениях, порка детей была самым заурядным явлением. Из писем, посланных Ростовцевым Александру II из-за границы летом 1858 г., видно, что уже при первых набросках плана крестьянской реформы мысль об уничтожении розог, как одной из естественных принадлежностей крепостного состояния, выступала довольно четко. В письме от 3 сентября 1858 г. Ростовцев, между прочим, пишет Александру II: «Относительно наказаний осмелюсь еще присовокупить, что во всяком случае о наказаниях телесных не следует упоминать вовсе: во-первых, это было бы пятном настоящего законодательства, законодательства об освобождении; во-вторых, есть же в России места, где телесные наказания, к счастью, вовсе не употребляются. Некоторые говорят, – продолжает Ростовцев, – что русский мужичок розгу любит (!). Точно ли это справедливо? Если же он к ней и привык, то не надобно ли от нее отучать... Сверх того, исправительные меры, постановленные Высочайшей властью, как и всякий закон, должны действовать долгое время. Со смягчением нравов и меры исправительные сами собою должны смягчаться; если же меры эти смягчаться не будут, не будут смягчаться и нравы»75.
В конце 50-х годов вокруг Ровинского сложился в Москве актив, который, по его предложению, высказался за уничтожение в будущем строе крестьянского дела телесных наказаний как «бесполезного само по себе орудия возмутительного произвола»76.
В 1859 г., когда возник вопрос об освобождении женщин от публичного наказания рукою палача, правительство, не находя возможным сделать это немедленно, обратилось к главным начальникам губерний с запросом, как велико число женщин, подвергавшихся за последние годы публичным наказаниям, какое впечатление последние производят на публику и можно ли отменить такое наказание, не рискуя ослабить страх законной кары. Почти все отзывы свидетельствовали, что в этих случаях в толпе зрителей обнаруживается выражение сострадания к наказываемым, желание спасти их предложением вступить с ними в брак, подкупить палачей и пр. Губернаторы же – с.-петербургский и новороссийский – указали прямо на желательность полной отмены телесных наказаний «как для женщин, так и для мужчин»77.
Необходимо сказать, что человеколюбивое влияние литературы русской, всегда стоявшей за гуманность и поднятие в людях человеческого достоинства, оказалось успешным. Во главе благородных защитников, призывавших к милосердию и человеческому отношению к преступникам, во главе рисовавших леденящие душу ужасы телесных наказаний и всю физическую и нравственную муку их, был Ф. М. Достоевский, испытавший на себе весь мрак каторги. Его роман «Записки из Мертвого дома», печатавшийся в 1861—1862 гг., бесспорно готовил почву для отмены телесных наказаний, так же как «Записки охотника» И. С. Тургенева или «Хижина дяди Тома» Г. Бичер-Стоу – для освобождения от рабства78.
Становилось ясно, что в этой области необходима крупная реформа. Несоответствие телесных наказаний внутреннему состоянию России стало особенно резким с момента уничтожения крепостного права, сделавшего всех россиян гражданами. С 1861 г. круто изменилась и сама постановка вопроса о телесных наказаниях. Даже среди высшей бюрократии появились защитники такой реформы. Непосредственным толчком к проведению реформы явилась записка об отмене телесных наказаний, написанная по желанию цесаревича Николая Александровича князем Н. А. Орловым79, бывшим в то время посланником в Брюсселе. Имя этого благородного человека всегда будет помнить история! В конце марта 1861 г. записка была представлена императору Александру Николаевичу князем А. М. Горчаковым. В записке князь Орлов подверг суровой критике болезненные телесные наказания и привел доказательства необходимости их отмены. Он отметил, что «в большей части европейских государств телесные наказания совершенно уничтожены или употребляются как редкие исключения»80. Александр II по прочтении записки передал ее председателю Комитета министров графу Д. Н. Блудову, и она «по державной воле получила надлежащий ход» в законодательном порядке.
Записка князя Орлова, после чтения ее в Совете министров, была передана в комитет II Отделения канцелярии81, составлявший в это время проект военного устава о наказаниях. Комитет запросил сначала отзывы Военного и Морского министерств. Военный министр генерал-адъютант Н. О. Сухозанет соглашался лишь на отмену шпицрутенов, но настаивал на сохранении розог до 100 ударов без суда и до 300 ударов по суду. В противоположность ему, генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич высказался за отмену телесных наказаний, допуская их, впрочем, «лишь в самых необходимых случаях, когда в самом деле нет возможности обойтись без них», в частности, допуская в войсках «по собственному усмотрению начальников» розги не свыше 50 ударов82.
На такую же либерально-охранительную точку зрения встал в своих решениях и комитет83. Предложения комитета были разосланы на заключение министров и главноуправляющих отдельными частями. Из поступивших 17 отзывов – 15 (в том числе новый военный министр Д. А. Милютин, великий князь Константин Николаевич, министр внутренних дел П. А. Валуев, шеф жандармов князь В. А. Долгоруков, министр государственных имуществ М. Н. Муравьев и др.) вполне или отчасти отнеслись благоприятно к проекту комитета, полагавшего немедленно отменить жесткие наказания и временно, впредь до устройства тюрем, сохранить розги84.
Против заключений комитета и мысли об отмене телесных наказаний высказались Н. Анненков – государственный контролер, Филарет, митрополит московский, и министр юстиции граф Панин. Так, рьяный «кнутофил», по выражению сенатора Ровинского, упрямый и злой рутинер Анненков писал, что теперь, тотчас после отмены крепостного права «всякое изменение системы наказаний совершенно несвоевременно, всякое заявление по сему предмету намерений опасно и вредно»85.
Но с особой бессердечностью настаивали на сохранении «варварских истязаний, позорящих имя русского» (как писал в своей записке князь Орлов), архипастырь Филарет и граф Панин. Рассматривая телесные наказания «с христианской точки зрения», митрополит Филарет сумел соединить с христианским смирением своего рассуждения непостижимую жестокость и безжалостность, притом еще подкрепленные ссылками на Священное писание и слова Христа, как будто христианское учение не положило в основу свою великой заповеди о любви к ближнему, как к самому себе! Например, митрополит Филарет не постеснялся заявить, что, «если государство найдет неизбежным в некоторых случаях употреблять телесное наказание, то христианство не осудит сей строгости». В конце концов, по мнению Филарета, «по христианскому суждению, телесное наказание, само по себе, не бесчестно, а бесчестно только преступление»86.
Самым ярым защитником телесных наказаний выступил граф Панин. С отменою их, по его мнению, «установилась бы полная безнаказанность для народа». Даже женщин (для которых с 1855 г. были уже отменены плети) граф Панин не считал возможным вовсе освободить от телесных наказаний, несмотря на то, что позор их для женщин особенно тягостен ввиду их стыдливости. Соглашаясь на то, чтобы клейма были перенесены с лица на плечо, граф Панин предлагал «восстановить, по крайней мере», хотя бы отмененное по закону 10 ноября 1858 г. бритье головы, и в заключение настаивал на сохранении и плетей и шпицрутенов, т. е. прогнание сквозь строй. На этого удивительно бессердечного и жестокого, упрямого и тупого человека не действовали, казалось, никакие доводы и доказательства, никакие потребности времени, никакие повороты в общественном мнении!
К счастью, общий нравственный и умственный подъем сделал безвредными опасения и жестокосердные требования таких людей, как Анненков, митрополит Филарет и граф Панин.
В защиту записки князя Орлова об отмене телесных наказаний выступил целый ряд благородных и гуманных людей.
Главными защитниками отмены телесных наказаний были юристы – обер-прокурор московских департаментов сената Н. А. Буцковский и тогдашний московский губернский прокурор (впоследствии сенатор) Д. А. Ровинский. Доказывая всю необходимость отмены телесных наказаний с юридической точки зрения, Буцковский и Ровинский подкрепляли свои доводы цифрами и указывали на необходимость заменить телесные наказания заключением в тюрьме'4 устройством общественных работ и т. п.
Обсудив все замечания, комитет II Отделения составил проект закона об отмене телесных наказаний. С последними, впрочем, не торопились. Около двух лет понадобилось для того, чтобы проект комитета поступил, наконец, в Государственный совет.
В конце концов при обсуждении проекта в Государственном совете единственным защитником плетей, шпицрутенов и розог выступил «нескладный видом, идеями, деяниями», по выражению Валуева, – свирепый министр юстиции граф В. Н. Панин87.
Как отмечалось выше, 17 апреля 1863 г., в свой день рождения, Александр II подписал знаменитый указ об отмене телесных наказаний, составляющий одну из самых светлых страниц в истории русского законодательства.
Главное содержание закона сводилось к следующему: навсегда отменялись жесточайшие наказания – шпицрутены или прогнание сквозь строй для военного ведомства, «кошки» для морского и плети для лиц гражданского ведомства; отменялось также наложение клейм и штемпельных знаков; женщины, кроме ссыльных, вовсе освобождались от телесного наказания.
Самостоятельное наказание розгами по известным статьям Уложения 1845 г. (о наказаниях уголовных и исправительных) заменено тюрьмой. Розги оставались в случаях, когда невозможно было исполнить назначенное наказание в виде тюремного заключения, смирительного и рабочего домов и ареста. Все беспорочно служащие нижние чины освобождены от телесных наказаний. Для солдат же, переведенных по суду в разряд штрафованных, оставлены розги в дисциплинарных батальонах – до 50 ударов по приказу полкового командира. Во флоте, впредь до устройства мест заключения, оставлены розги до 200 ударов; во время плавания розги могут заменяться линьками до 100 ударов. Наказание розгами оставлено и для крестьян по приговорам волостных судов.
Для ссыльных были оставлены шпицрутену, но через полгода, вследствие представления военного министра Д. А. Милютина, указывавшего, что с отменою шпицрутенов в войсках нельзя возлагать на солдат неприличную их званию обязанность быть исполнителями телесных наказаний, шпицрутены были отменены и для ссыльных, но лишь для того, чтобы поставить на их место плеть.
В случае побега или нового важного преступления каторжные подлежали наказанию плетьми и приковыванию к тележке от одного года и до трех лет. Но при этом плеть была изгнана из пределов Европейской России и стыдливо водворена в Азию: наказание плетьми перенесено в Сибирь и не должно совершаться публично88. Окончательно плеть для ссыльно-поселенцев и каторжан была отменена в 1903 г.89
Для бродяг сохранялись 25 ударов розог, получаемых ими келейно, «в Петербурге, в тюремной, например, бане»90.
В августе 1864 г. последовала отмена телесного наказания в Царстве Польском, в 1893 г. отменили телесные наказания для ссыльных женщин91.
Несмотря на из года в год повторявшиеся ходатайства земств об окончательной отмене телесных наказаний, розги оставались еще в некоторых случаях. Крестьяне по приговорам волостных судов могли быть наказаны розгами до 25 ударов, причем закон 1889 г. о земских начальниках еще более расширил случаи возможного применения их в крестьянском быту (по правилам 1889 г. 36 статей предусматривали телесные наказания). Этим наказаниям могли быть подвергнуты военнослужащие, переведенные в разряд штрафованных или содержащиеся в дисциплинарных батальонах (в форме розог и оков). Они применялись как дисциплинарная мера для заключенных в исправительно-арестантские отделения и для ссыльных.
В 90-х годах XIX столетия сознанием позора, вреда и несправедливости телесных наказаний были преисполнены все, и все спешили внести свою посильную лепту в борьбу с этим злом. О необходимости отмены этого зла много писала медицинская газета «Врач», редактором которой был профессор В. X. Манассеин, горячий противник всяких насилий92. Откликнулся и Л. Н. Толстой. В своей страстной статье «Стыдно», написанной в декабре 1895 г., он восклицал: «Про такие дела нельзя «почтительнейше просить» и «повергать к стопам» и т. п., такие дела можно и должно только обличать». Далее он говорит: «Надо не переставая кричать, вопить о том, что такое применение дикого, переставшего уже употребляться для детей, наказания к одному лучшему сословию русских людей есть позор для всех тех, кто прямо или косвенно участвуют в нем»93.
А. П. Чехов, наблюдавший применение телесных наказаний в 90-х годах на каторге, дал реальную картину в своей книге «Остров Сахалин» (1895 г.). «Наказания, которые полагаются каторжным и поселенцам за преступления, – свидетельствовал он, – отличаются чрезмерною суровостью...» «Розги, плети, прикованье к тележке, – наказания, позорящие личность преступника, причиняющие его телу боль и мучения, – применяются здесь широко»94. Особое внимание на телесные наказания обратил Пироговский съезд врачей, который 4 раза настаивал на необходимости отмены этих наказаний. По поручению этого съезда врачи Д. Н. Жбанков и В. И. Яковенко собрали обширный материал по этому вопросу и издали его особой книгой «Телесные наказания в России в настоящее время»95.
Общественная борьба не прошла даром, и правительству пришлось уступить. Но, как всегда, оно делало это не сразу, постепенно, с большим опозданием. 2 июня 1903 г. был издан закон, отменивший тягчайшие виды телесных наказаний для ссыльнокаторжных и ссыльно-поселенцев: бритье головы и наказание лозами, плетьми и прикованье к тележке96. Через год произошло еще более значительное событие. 11 августа 1904 г. высочайший манифест запретил телесные наказания для крестьян, а также и для более мелких групп населения: для малолетних ремесленников, корабельных служителей, штрафованных солдат и моряков97.
Однако и после 1904 г., вследствие недостаточной ясности закона, считалось, что телесные наказания могут быть применены в дисциплинарном порядке к заключенным (кроме женщин, для которых они были отменены в 1893 г.) и несовершеннолетним воспитанникам исправительно-воспитательных заведений. Лишь Положение об этих заведениях от 12 декабря 1909 г. устранило розги из учреждений для несовершеннолетних98.
К сожалению, последующие годы не положили конец телесным наказаниям. Посеяв ветер в октябре 1917-го, пожали бурю гражданской войны. Массовые репрессии, пытки и уничтожение невинных людей широко практиковались и революционерами и контрреволюционерами, и «белыми», и «красными»99. В 30-е годы деспотичный режим Сталина создал бесчеловечную машину тотального принуждения, которая в течение многих лет безотказно терзала и уничтожала собственный народ100. Казалось бы, 280
драконова тоталитаризма больше нет – живи, трудись и радуйся, помогай жить другим. Но люди не помнят уроков истории. Безумие этнических конфликтов вновь подняло дамоклов меч телесных наказаний в Молдове, Средней Азии и на Кавказе, напомнив нам пережитки темной старины, зверства и дикости.
Таким образом, история телесных наказаний от их появления до настоящего времени охватывает многовековой период, представляющий сложную картину их роста, господства, угасания и нового стихийного возникновения.
