Текст книги "Александр II и его время: Кн. 1"
Автор книги: Евгений Толмачев
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 43 страниц)
В конце января Николай I заболел гриппом – господствовавшею тогда в С.-Петербурге болезнью. Царь, однако, не бросил своих занятий и в наступивший Великий пост ходил аккуратно в церковь к богослужению. 9 февраля, «несмотря на протест врачей, он отправился в 23-градусный мороз в манеж на смотр войск в обыкновенной форме. После смотра навестил больного военного министра, вечером занимался с великим князем Константином Николаевичем87 и на другое утро почувствовал' себя еще хуже. Тем не менее в 10 часов он отправился опять в манеж. Это был последний его выезд, после которого он слег в постель, накрылся солдатской шинелью и передал управление государственными делами наследнику престола.
Известие о поражении русских при Евпатории было «последним ударом для больного»88. Болезнь быстро прогрессировала.
«Незадолго перед концом, – как отмечает фрейлина А. Ф. Тютчева, – императору вернулась речь, которая, казалось, совершенно покинула его, и одна из его последних фраз, обращенных к наследнику, была: «Держи всё – держи всё». Эти слова сопровождались энергичным жестом руки, обозначавшим, что держать нужно крепко»89.
18 февраля (3 марта) 1855 г.90 в 12 часов 15 минут Николай I скончался. «Все замолкло, – писала баронесса Фредерикс. – Все дрожат от ужаса. Не стало могучего русского царя!.. Кажется всем, что сейчас разверзится земля, и вся Россия пропадет...»91
Трудно было поверить, что на 59-м году внезапно умер царь, всегда выглядевший энергичным и бодрым человеком92.
...Народ заподозрил тут неестественную смерть, требуя на расправу врача Мандта93. Последнего успели спасти: он скрылся из Зимнего дворца задними ходами. Мандту угрожала неминуемая опасность быть «разорванным на клочки народом»94. Похороны Николая I прошли при громадном стечении народа. Гроб был опущен в склеп императорского дома в церкви Петропавловской крепости. Вскоре фрейлины императрицы занялись вышивкой большого ковра, предназначавшегося к могиле государя, чтобы покрыть пустое место, ожидавшее жену Николая I – Александру Федоровну.
Дальнейшее ведение и окончание войны выпало на долю молодого монарха Александра II.
2. Начало царствования Александра II19 февраля 1855 г. на российский престол вступил император Александр II. Был он тогда в активном, зрелом 36-летнем возрасте.
Внешний облик молодого монарха в это время запечатлел секретарь американского посла А. Уайт: «Он был высок, как все Романовы, красив и держался с большим достоинством, но у него было гораздо меньше величественности и полностью отсутствовала неуместная суровость его отца»95.
В Петербурге дурное предзнаменование видели в том, что в Москве в день восшествия на престол Александра II сорвался большой колокол Ивана Великого и убил двоих людей96.
Первые шаги нового царя утверждали и продолжали политику Николая I97.
Выступая 18 февраля перед членами Государственного совета, Александр II, в частности, сказал: «В годину тяжелых испытаний посетило нас новое несчастье! Мы лишились отца и благодетеля всей России! Покойный государь, мой незабвенный родитель, любил Россию и всю жизнь постоянно думал об одной только ее пользе. Каждое его действие, каждое его слово имело целью одно и то же – пользу России. В постоянных и ежедневных трудах его со мною он говорил мне: «Хочу взять себе все неприятное и все тяжелое, только бы передать тебе Россию устроенною, счастливою и спокойною». Провидение судило иначе, и покойный государь в последние часы жизни сказал мне: «Сдаю тебе мою команду, но, к сожалению, не в полном порядке, как желал, оставляя тебе много трудов и забот»98.
Молодой государь принял верховную власть в разгар войны, посреди неустройств и несчастий. Это не поколебало у него веры «утвердить Россию на высшей степени могущества и славы»99, как выражено было в манифесте 18 февраля о восшествии на престол. Помимо веры для такой исполинской государственной задачи потребовалось много сил и энергии.
Необходимо было прежде всего закончить несчастную войну, которая истощила до крайности денежные средства, исчерпала до дна все военные ресурсы и могла – если бы затянулась – грозить целости Российской державы.
Страна переживала тяжелое время. Севастополь стойко противостоял соединенным силам англичан и французов. Ежедневно геройский гарнизон нес большие потери. Подкрепления подходили медленно и в малом количестве из-за необходимости содержать вдоль западной границы империи многочисленную армию на случай войны с Австрией. Как уже отмечалось, австрийцы еще при Николае I грозили с тыла Дунайской армии, и ей Пришлось снять осаду с Силистрии и отступить, очистив Молдавию и Валахию, территория которых сразу же была занята австрийскими войсками. Но даже и тогда русские войска нельзя было перебросить в Крым, ибо Австрия заключила союз с Англией и Францией и грозила России объявить войну, если та не поспешит заключить мир с ними на условиях, выработанных этими странами.
Пруссия тоже начинала склоняться на сторону этих держав. Примеру Сардинии, вступившей в войну, готовы были последовать Швеция и Испания. Таким образом, против России, рассчитывавшей на собственные силы, была почти вся Европа.
На австрийской границе приходилось держать в готовности усиленный корпус и целую армию в Польше. И, конечно, требовалось укреплять и Закавказье, где можно было ожидать весной вторжения турок. Побережье Балтийского моря также охранялось отдельным корпусом, а берега Белого моря и Тихого океана оставались незащищенными.
Надо отдать должное Александру II: несмотря на столь сложную ситуацию, он не дрогнул, не пал духом. Он прекрасно сознавал, что продолжение войны непосильно для России, но в то же время хотел заключить мир в соответствии с интересами и честью государства. Если такой мир сейчас заключить нельзя, то молодой император решил биться с врагами до последнего. О своих намерениях Александр II прямо заявил 20 февраля дипломатическим представителям иностранных государств, приветствовавших его по случаю воцарения:
«Я готов протянуть руку примирения на условиях, принятых моим отцом, но если совещания, которые откроются в Вене, не приведут к почетному для нас результату, тогда я, господа, во главе моей верной России и всем народом смело вступлю в бой».
Принимая по тому же поводу петербургское дворянство, представившее адрес с изъявлением готовности «не щадить ни себя, ни достояния в защиту святой веры, царя и отечества», Александр II и им сказал о трудности положения и надежде на них: «Я в вас, господа, уверен, я надеюсь на вас. Я уверен, что дворянство будет в полном смысле слова благородным сословием и в начале всего доброго. Не унывать! Я с вами, – вы со мной!»100
Стремясь укрепить руководство в армии и флоте, Александр II высочайшими приказами по военному и морскому ведомствам в феврале 1855 г. провел ряд новых назначений. Вместо князя Меншикова главнокомандующим Крымской армией назначен князь М. Д. Горчаков101, командующим Южной армией – генерал А. Н. Лидере102, великий князь Константин Николаевич – главным начальником флота и морского ведомства.
Последовало несколько высочайших повелений о составе государственного ополчения, сбор которого в 31 губернии первого, второго и третьего призыва дал 358 126 ратников. Кроме того, три дополнительных рекрутских набора поставили под ружье 372 055 рекрутов103.
Созывом ополчения боевые силы России были напряжены до крайних пределов. Тем не менее народ приносил еще значительные добровольные пожертвования. Одних денежных взносов на военные надобности поступило до 6,3 млн. руб., в том числе до 3 млн. на ополчение. Большая часть пожертвований была из губерний великороссийских104.
Патриоты советовали бросить клич, сделать войну народной и поднять славян, подвластных Турции и Австрии. Но могло ли решиться на такую революционную меру правительство, державшее народ в рабстве и привыкшее даже за рубежом поддерживать реакционные режимы против восставших народов?
3(15) марта 1855 г. на Венской конференции начаты были переговоры о мире, но они закончились безрезультатно, вследствие разногласия по вопросу о пересмотре трактата о проливах 23 мая (4 июня) 1855 г.105.
Боевые действия в Севастополе продолжались. Армия союзников возросла до 120 тыс. человек (80 тыс. французов, 15 тыс. англичан и 25 тыс. турок). Неприятель использовал против осажденных тяжелую полевую артиллерию, численность которой возрастала. 7 марта при обстреле Камчатского редута был убит начальник обороны Малахова кургана контр-адмирал Владимир Иванович Истомин.
Ему ядром оторвало голову, и кости его черепа контузили нескольких офицеров.
8 марта в Севастополь прибыл новый главнокомандующий Горчаков. «Ветхий, рассеянный, путающийся в словах и в мыслях старец, – писал о нем современник, – носивший это громкое название, был менее всего похож на главнокомандующего. Зрение его было тогда до такой степени слабо, что он не узнал третьего от себя лица за обедом... Слух или, точнее сказать, весь организм... был сильно временами расстроен... Случалось так, что казак, не расслышав хорошо, что пробормотал ему своим невыразительным языком главнокомандующий, и не смея переспрашивать, приводил его вовсе не туда, куда было приказано, а к кому-нибудь другому... Точно так же носило его иногда по севастопольским батареям, Бог ведает зачем: кого он там воодушевлял, этот непопулярный, никому из солдат и матросов неизвестный генерал?..»106
Между тем защитники Севастополя показывали величайший пример активной обороны, нанося противнику внезапные удары смелыми вылазками и ночными дерзкими поисками. Раньше всех и без приказания высшего начальства стали делать вылазки пластуны. Они ползали, как кошки, подкрадывающиеся к птицам, и неожиданно бросались на ошеломленного неприятеля.
Чудеса храбрости совершали лейтенант Николай Бирюлев, боцман Степан Буденко, матросы Игнатий Шевченко, Федор Заика, Петр Кошка107, солдаты Афанасий Елисеев, Яков Махов и многие другие. Кошка участвовал в 18 вылазках, взял в плен и привел в город 6 неприятельских солдат.
Лейтенант Н. А. Бирюлев в течение нескольких месяцев подряд почти каждую ночь принимал участие в вылазках, командуя отрядом добровольцев. На одной из вылазок, когда он столкнулся лицом к лицу с несколькими вражескими солдатами, матрос Игнатий Шевченко бросился вперед и грудью заслонил любимого командира от вражеских пуль.
Обычно вылазки предпринимались отрядами по 100—200 бойцов, в отдельных случаях в них участвовали целые полки. Такие действия наносили серьезный урон противнику, мешая осадным работам и заставляя его постоянно находиться в изматывающем напряжении и тревоге. Пластуны же научили пехотинцев, ходивших в охотники, следующему приему. Сначала они подползали к вражеской траншее, шагов за тридцать останавливались, давали залп и с криком «Ура» снова падали; как только неприятель ответит на залп, они с новым криком «Ура» быстро бросались в траншеи и шли в штыки.
Контр-адмирал Ф. М. Новосильский108 сетовал на то, что подчиненные ему флотские артиллеристы не выполняют его приказа об отводе их в тыл на отдых, «изъявляя готовность защищаться и умереть на своих местах».
Великий хирург Н. И. Пирогов писал из Севастополя, что едва ли не каждый раненый из находившихся в его лазарете «горюет не о потерянной руке или ноге, а скорбит душой о том, что не может остаться в рядах своих товарищей». Многие из раненых по этой причине вовсе не ложились в лазарет, а сделав наскоро перевязку, оставались в строю. Раненный в руку матрос Колпаков отказался покинуть свое орудие, заявив командиру: «Помилуйте, ваше благородие, разве одною рукой нельзя действовать?»
Неутомимо работавший Пирогов, ежедневно выполнявший по 10-12 сложнейших операций, возбуждал «в других одушевление и ревность к труду109.
Сестра милосердия А. М. Крупская писала, что Пирогов, «как родной отец о детях, так он заботился о больных, и пример его человеколюбия и самопожертвования сильно на всех действовал, все одушевлялись, видя его; больные, к которым он прикасался, как бы чувствовали облегчение... Солдаты прямо считают Пирогова способным творить чудеса. Однажды на перевязочный пункт несли на носилках солдата без головы; доктор стоял в дверях, махал руками и кричал солдатам: «Куда несете? Ведь видите, что он без головы». «Ничего, ваше благородие, – отвечали солдаты, – голову несут за нами; господин Пирогов как-нибудь привяжет, авось еще пригодится наш брат-солдат...»110
Наряду с докторами и фельдшерами самоотверженно трудились и гибли от болезней и бомб сестры милосердия Крестовоздвиженской общины111. Многие севастопольские женщины и дети с риском для жизни приходили на бастионы и батареи, принося пищу и воду бойцам. Они же участвовали в инженерных работах, оказывали нередко и первую медицинскую помощь раненым. Десятки пострадавших от вражеских пуль и бомб были спасены 18-летней дочерью матроса Дашей Севастопольской112 и молодой женой офицера Елизаветой Хлапониной.
Благодаря изобретательности и энергии Тотлебена защитники города не только не ограничились обороной первой линии укреплений, но даже под огнем союзников постоянно продолжали продвигаться вперед последовательными апрошами113. В самый разгар осады города защитники его воздвигли перед Малаховых курганом знаменитое укрепление – Зеленый курган. Даже Ф. Энгельс, находящийся за тысячи километров от Севастополя и получающий в основном одностороннюю западную информацию, сумел высоко оценить значение создаваемых русскими полевых укреплений перед главной оборонительной линией. В марте 1855 г. он отмечал: «Сооружение за последнее время на Малаховом кургане и перед бастионом Корнилова выдвинутых вперед укреплений не имеет себе равных в истории осад и характеризует их организаторов как первоклассных специалистов в своей области»114.
Генерал Пелисье в письме к Наполеону III от 29 июня 1855 г. довольно верно обрисовал тот странный характер, который получила осада Севастополя благодаря смелости обороняющихся.
«Что представляет собой осада Севастополя? – писал он. – Это безостановочная борьба двух армий, которые двигаются друг против друга, создавая окопы, устанавливая батареи и оспаривая друг у друга обладание бранным полем, разделяющим их с самого начала, подобно тому как противники оспаривают друг у друга решающие позиции во время сражения. Это – бой, продолжающийся безостановочно в течение восьми месяцев... Каждый раз, когда мы останавливаемся, неприятель начинает наступать на нас...»115
Отражая атаки противника, севастопольцы с неистощимой энергией вели минную подземную войну. В целом за время обороны города нашими саперами было отрыто 7 тыс. метров подземных галерей и произведено 94 взрыва. Подземной войной наряду с Тотлебеном руководил талантливый инженер-минер капитан А. В. Мельников. Почти полгода он не выходил на поверхность. Товарищи в шутку называли его «обер-кротом»116.
С 28 марта (9 апреля) в течение 10 дней союзники провели вторую бомбардировку, осыпая Севастополь адским огнем. У наших войск в эти десять дней выбыло из строя 6130 человек. Александр II писал М. Д. Горчакову 10 апреля 1855 г.: «Да подкрепит Бог геройских защитников Севастополя... Скажите нашим молодцам, что я и вся Россия ими гордится...»117
Мужественное сопротивление русских вновь заставило союзников отложить штурм, который Ф. Канробер считал сопряженным с чрезмерными потерями. В связи с этим Канробер был заменен сторонником более активных действий генералом Ж. Ж. Пелисье118.
12(24) мая 16-тысячный французский корпус высадился в Керчи с задачей перерезать русские коммуникации со стороны Азовского моря. Военные суда союзников опустошили Азовское побережье, но после отражения десантов под Арабатом, Геническом и Таганрогом отступили. В мае противник предпринял третью бомбардировку Севастополя, и русские войска были вытеснены из передовых траншей.
Летом 1855 г. в кровавой схватке под Севастополем наступила решающая фаза. Как установил дотошный английский историк, участник боев А. Кинглек, союзники сконцентрировали к этому времени в Крыму более 170 тыс. человек. Им противостояло около 46 тыс. русских войск в Севастополе и 64 тыс. в различных пунктах Крыма119. Наиболее заметным было превосходство осаждавших в транспорте и тяжелой артиллерии. Ценой больших потерь французам в конце мая удалось вернуть высоты перед Малаховым курганом, захваченные русскими во время февральских вылазок. Опьяненные этим успехом, Пелисье, Раздан и Омер-паша 6(18) июня в 40-ю годовщину битвы при Ватерлоо предприняли первый общий штурм Севастополя. Накануне штурма 36 часов подряд осадные батареи вели четвертую убийственную бомбардировку укреплений города. На рассвете 6(18) июня артиллерийская канонада вдруг смолкла. 30 тыс. одетых в парадную форму французов поднялись из своих траншей и сомкнутыми колоннами со штуцерами наперевес и примкнутыми к ним ножами двинулись к Малахову кургану. Впереди шли офицеры с саблями наголо.
Примерно около 15 тыс. англичан стройными шеренгами повели атаку на соседний с курганом Третий бастион.
Сильный картечный и ружейный огонь русских не мог остановить натиска осаждавших, которые достигли рвов и лезли на укрепления. Смелый враг был встречен штыками бойцов и отброшен в ров. Тогда неприятельские колонны бросились на батарею П. Л. Жерве, оттеснили находившийся там батальон и, преследуя отступающих, заняли ближайшие строения Корабельной стороны, от Малахова кургана до Доковой балки. Но успех неприятеля продолжался недолго. Прискакавший сюда на взмыленном коне генерал Хрулев сделал все возможное, чтобы отбить противника. Заметив показавшуюся из-за поворота команду, которая возвращалась с ночных оборонительных работ, он скомандовал: «Благодетели мои! В штыки! За мною!» И, чтобы ободрить бойцов, добавил: «Дивизия идет на помощь!» Никакой дивизии, конечно, не было поблизости и в помине. Но лихая контратака 138 солдат (это была рота Севского пехотного полка), частично вооруженных кирками и лопатами, оказалась столь внезапной, что враги дрогнули и стали пятиться назад. Подоспевшие вскоре подкрепления – шесть батальонов Полтавского, Елецкого и Якутского полков отбили затем и батарею Жерве.
К 7 часам утра штурм был отбит повсеместно. Удача далась дорогой ценой. Наши потери составили 132 офицера и 4792 солдата. Из 138 человек покрывшей себя славой 5-й роты Севского полка осталось лишь 33, погиб и ее отважный командир штабс-капитан Островский.
Союзники потеряли свыше 7 тысяч, в том числе генералов Мейрана, Брюне и Джона Кампбелля120. Неудачу штурма западные обозреватели восприняли как серьезное поражение англо-французских войск, в английской прессе русскую победу назвали «парадоксальнейшей из побед».
Потерпев провал, неприятель с ожесточением продолжал свои осадные работы и вел смертельный обстрел укреплений Севастополя. Редели ряды защитников, выбывали из строя лучшие военачальники. 8(20) июня был ранен Тотлебен. Даже попав в госпиталь, он продолжал руководить работами.
Тяжелая трагедия постигла Севастополь в конце июня. 28 июня (10 июля) после осмотра третьего бастиона Нахимов прибыл на Малахов курган (Корниловский бастион). Поговорив с матросами, он поднялся на вал и стал рассматривать в подзорную трубу неприятельские позиции. Его высокая фигура в золотых адмиральских эполетах была заметной мишенью для французских стрелков... Пуля попала ему в висок над левым глазом, пробила череп и вышла около уха. Без единого стона Нахимов упал на землю, как подкошенный. Не приходя в сознание, герой Наварина, Синопа и Севастополя умер в 11 часов 7 минут 30 июня 1855 г.121
Эта ужасная весть тяжело отозвалась в сердцах защитников Севастополя. Нахимов был душой обороны, обладал могучей нравственной силой. «Этот человек, – писал Тотлебен, – оказал большие услуги: он был всеми любим и очень уважаем. Благодаря его влиянию на флот мы сделали многое то, что казалось бы невозможным... Он был искренний патриот, любивший Россию безгранично, всегда готовый всем жертвовать для чести ее, подобно некоторым благородным патриотам древнего Рима и Греции, и при всем этом какое нежное сердце, как заботился он обо всех страждущих, он всех посещал, всем помогал...»122 О последнем дне прощания с Нахимовым свои впечатления описала сестра милосердия Крестовоздвиженской общины Е. М. Бакунина123.
«Это было в пятницу после обеда. На улице стояли войска и пушки, множество офицеров морских и армейских. Во второй комнате стоял гроб, обитый золотой парчой, кругом много подушек с орденами в головах сгруппированы три адмиральских флага, а сам он был покрыт тем простреленным и изорванным флагом, который развевался на его корабле («Императрица Мария». – Авт.) в день Синопской битвы. Священник в полном облачении читал Евангелие. По загорелым щекам моряков, которые стояли на часах, текли слезы. С тех пор я не видала ни одного моряка, который бы не сказал, что радостно бы лег за него»124.
Похоронили Нахимова в недостроенном Владимирском соборе рядом с Лазаревым, Корниловым и Истоминым.
«Ни одни похороны, – писал тогда находившийся при штабе главнокомандующего Н. Берг, – не справлялись в Севастополе так, как похороны Нахимова. Он привлек сердца всех. Об нем говорили, страдали и плакали не только мы, на холмах, орошенных его кровью, но и везде, во всех отдаленных уголках бесконечной России»125.
В течение июля 1855 г. под Севастополь были переброшены 4 пехотных дивизии и дружины Курского ополчения. Постоянно нарастала мощь огня вражеской артиллерии, от которой ежедневно гарнизон Севастополя терял убитыми и ранеными до 2 тыс. и более человек.
Пытаясь облегчить положение осажденного города, Горчаков 4(16) августа атаковал позиции противника на Черной речке, впадавшей в Большую бухту. Из 67 тыс. полевых войск при 312 орудиях Горчаков ввел в сражение всего 31 тыс. и 132 орудия, сосредоточенных в двух отрядах. Правым (15 тыс. человек) командовал генерал Реад, левым (также 15 тыс. человек) – генерал Липранди. Войска союзников насчитывали здесь 40 тыс., расположенных на Федюхиных и Гасфортовых высотах при 120 орудиях. Плохо подготовленное и неорганизованное наступление под прикрытием предрассветного тумана провалилось.
По словам очевидца, «около р. Черной был ад. От густого порохового дыма нельзя было различить предметов. Пули, ядра и гранаты падали в таком изобилии, что опасность и мысль о смерти казались неуместными: смерть гуляла повсюду»126. Сказался, видимо, и переход с утра в лагерь союзников артиллерийского офицера-поляка с юнкером, которые обстоятельно проинформировали противника о готовящемся наступлении. Наши потери составили более 8 тыс. человек, союзников – около 2 тысяч.
После победы в этом сражении Пелисье и генерал Дж. Симпсон, сменивший умершего 16 июля по болезни Раглана, начали пятую бомбардировку Севастополя. Англичане провели от Балаклавы к своим позициям под Севастополем железнодорожную ветку, что позволяло союзникам непрерывно подвозить боеприпасы и наращивать темп обстрела. Потери среди защитников города достигали от двух до трех тысяч человек ежедневно.
«Досадно видеть, – писал в те дни один из участников обороны, – что противники наши обладают такими средствами, какими мы – не в состоянии... На каждый наш выстрел они отвечают десятью: наши заводы не успевают делать такого количества снарядов, которое нужно выпускать»127.
Видя дальнейшую оборону Севастополя бесперспективной, Горчаков приказал начать подготовку к эвакуации города.
Через Большую бухту к 15(27) августа был наведен плавучий мост протяжением до 900 метров, перевезены на северную сторону штабы, госпитали, военное имущество.
С рассвета 24 августа (5 сентября) по 27 августа (8 сентября) противник провел шестую бомбардировку Севастополя, огненный ураган которой далеко превзошел все предыдущие обстрелы.
На этот раз союзники сосредоточили на своих осадных батареях свыше 800 тяжелых орудий (до 150 орудий на один километр фронта, что соответствовало примерно нормам Первой мировой войны).
Представление о соотношении орудий осады и обороны в Севастополе дает табл. 2.
Таблица 2 128
| Количество орудий осады и обороны в Севастополе | ||
|---|---|---|
| Основные вехи обороны | Количество орудий | |
| осады | обороны | |
| 5 (17) октября 1854 г. | 144 | 118 |
| 28 марта (9 апреля) 1855 г. | 531 | 466 |
| 6 (18) июня 1855 г. | 548 | 549 |
| 4 (16) августа 1855 г. | 638 | 586 |
| 28 августа (8 сентября) 1855 г. | 807 | 540 |
С утра 27 августа (8 сентября) противник несколько раз прерывал бомбардировку и возобновлял ее снова, притупляя тем самым бдительность осажденных. Наконец, в полдень батареи сразу замолчали и 62 тысячи штыков (свыше 50 тыс. французов, около 11 тыс. англичан, свыше тысячи сардинцев) устремились на решительный штурм города. Им противостояло около 49 тыс. русских войск (на Корабельной стороне – 23 300 человек под командованием генерала С. А. Хрулева и на Городской стороне – под командованием генерала К. Р. Семякина129). Это, собственно, был не штурм, а, как сказал Боске, «общая схватка двух армий»130. С особым ожесточением шел бой на знаменитом Малаховом кургане, куда ринулся 1-й зуавский полк. Шесть отчаянных приступов отразили русские войска. Наконец, дивизия Мак-Магона в 2 часа завладела малаховскими укреплениями. Одержав победу на всех остальных пунктах, русские войска до 5 часов вечера вели отчаянные атаки, чтобы отбить Малахов курган.
У русских выбыло в результате штурма 12 913 человек, французы в этот день потеряли 7561 человека, англичане – 2440, сардинцы – 40 человек131.
Главнокомандующий князь Горчаков к исходу дня очистил южную часть города и в ночь на 28 августа (9 сентября) перевел войска по сооруженному наплавному мосту и на плавсредствах на северную сторону Севастопольской бухты.
Оставшиеся в южной части здания, укрепления и пороховые погреба были сожжены или взорваны. Затопили и последние корабли Черноморского флота.
Так закончилась 11-месячная геройская оборона Севастополя (с 13(25) сентября 1854 г. по 27 августа (8 сентября) 1855 г.).
Несмотря на чрезвычайно трудные условия, нехватку в людях, боеприпасах, продовольствии, транспорте, слабой организации медицинской помощи, героический севастопольский гарнизон продержался против огромной союзной армии 349 дней, выведя из строя 73 тысячи неприятельских солдат, не считая больных и умерших от болезней. Русские войска потеряли около 102 тыс. человек132.
Французы вошли в оставленный Севастополь на следующий день, но найдя в нем одни пылавшие развалины, вынуждены были вернуться в свой лагерь.
Героическая севастопольская эпопея вскрыла военную слабость монархии, но вместе с тем прославила патриотизм и величие духа народа, который в лице русского солдата и матроса, в основном крестьянина, был ее главным героем.
Участник обороны города Л. Н. Толстой писал в то время: «Надолго оставит в России великие следы эта эпопея Севастополя, которой героем был народ русский»133.
Известный декабрист М. Бестужев утверждал: «Севастополь пал, но с такою славою, что каждый русский, и в особенности моряк, должен гордиться таким падением, которое стоит блестящих побед»134.
Как писал позже Е. В. Тарле: «Геройская оборона Севастополя в 1854—1855 гг. и не менее величественная оборона этого же города в 1941—1942 гг. доказала лишний раз, что русский народ умеет любить и защищать свою страну и через всю историю свою гордо пронес героические традиции русского оружия, овевая его новой бессмертной славой в Великой Отечественной войне с остервенелыми полчищами немецко-фашистских варваров»135.
Борьба за Севастополь в годы Крымской воины истощила силы союзников, они испытывали трудности в снабжении боеприпасами, продовольствием и оказались неспособными к активным наступательным действиям. Флот их пытался пробиться к Николаеву, но напоролся на минные заграждения. Противнику с трудом удалось занять Керчь, Еникале, Анапу и Кинбурн, уничтожить военные и продовольственные запасы на Азовском побережье и сжечь несколько небольших городов. Но укрепиться на берегах Черного моря и прорваться из Крыма в глубь России союзническая армия была уже не в состоянии.
Когда в кругах Наполеона III стали говорить о более активных военных действиях, Пелисье заявил, что скорее уйдет в отставку, чем двинется в глубь Крымского полуострова.
Он не осмелился даже атаковать русские укрепления на северном берегу Севастопольской бухты.
Так же неудачны были попытки союзников во второй балтийской экспедиции (май—ноябрь 1855 г.).
Английскую эскадру (17 винтовых линейных кораблей, 30 пароходофрегатов и корветов, 15 других судов) возглавлял вице-адмирал Ричард Дендас136, французскую (3 линейных корабля, 2 пароходофрегата и 3 других судна) – адмирал Ш. Пэно. После подрыва 4 кораблей на русских минах у Кронштадта неприятель особой активности не проявлял. «Все четыре упомянутые судна, – по свидетельству очевидца, – были настолько сильно повреждены, что должны были искать спасения в доках и не принимали более участия в военных действиях»137.
Вражеский флот вынужден был ограничиться блокадой и обстрелом побережья. Только 6—11(18—23) августа эскадры безуспешно пытались захватить Гельсингфорс и прикрывавшую его крепость Свеаборг на островах Финского залива. После 45-часовой стрельбы почти все английские и французские мортиры и бомбардиры вышли из строя.
Русский гарнизон потерял убитыми: нижних чинов 44, ранеными 110, штаб-офицеров – 2, обер-офицеров – З138.
К концу ноября корабли союзников покинули Балтийское море. Вторая балтийская экспедиция англо-французов оказалась такой же безрезультатной, как и первая.
На Белом море 6 англо-французских кораблей с июня по сентябрь вели блокадные действия, результат которых был незначителен. Так же неудачно закончилась вторая экспедиция союзников на Тихоокеанском побережье. Весной 1855 г. их флот в составе 23 военных кораблей появился у Петропавловска-на-Камчатке. Однако население и гарнизон города заблаговременно эвакуировались на имевшихся 2 военных кораблях и 3 вооруженных транспортных судах. 7(19) июля 1855 г., следуя вдоль русского побережья, союзники потерпели позорное поражение у бухты Де-Кастри, где небольшой отряд казаков обратил в бегство высаженный ими десант.
Падение Севастополя Александр II считал началом новой войны и решил немедленно готовиться к ней. С этой целью со своими младшими братьями, великими князьями Константином, Николаем и Михаилом Николаевичами в сентябре 1855 г. он отправился на театр военных действий139. Заехав в Москву, Александр собрал в ней военный совет, в Одессе произвел смотр войскам и прибывшим в город Смоленскому и Московскому ополчениям. В Николаеве он, находясь в течение 6 недель, принял меры по укреплению Южной армии генерала Лидерса и развернул оборонительные инженерные работы вокруг города. С 28 по 31 октября император осматривал войска на позициях в окрестностях Севастополя. Всюду его восторженно встречали участники севастопольской обороны, которых он горячо и сердечно благодарил за службу и за самоотверженно пролитую кровь.
