Текст книги "Бульвар Постышева"
Автор книги: Эрик Бутаков
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 31 страниц)
– Абсолютно!
– А дома-то что делать будем? – вдруг спросила Юля, не поднимая глаз.
Архип не ожидал такого поворота событий, но сориентировался мгновенно:
– Слайды посмотрим!
Покуль чуть не подавился! Ему понравился ответ, и он заржал, как идиот.
Архип укоризненно посмотрел на него.
– Ну, прости, прости, – сказал Андрей и сделал жест, дескать, больше не буду.
– Я постараюсь, – не смотря ни на что, пообещала Юля. – Но только ни раньше девяти. Раньше – все равно не отпустят. Другая смена – с девяти.
– Отлично! Я в девять приду. Хотя, мы ещё и не уходим. А банде я скажу, чтобы вас не обижали. Хорошо?
– Спасибо, – сказала Юля. – Водки сколько?
– Двести тридцать грамм, – заказал Андрей.
– И бутылку «Бочкарева» с орешками, – вставил Архип. – Приключения продолжаются.
Высоко-высоко в небе стрелками носились стрижи. Маленький самолетик над Ангарой «резал» голубизну тонкой белой полоской. Жужжали те же пчелки. Дымок от сигаретки нехотя поднимался вверх и путался в листьях груши. Запрокинув голову, закрыв глаза, поддатый Архип отдыхал в кресле. Ещё бы десять минут и он бы уснул. Но зазвонил телефон.
– Да, – хрипло спросил Архип, и, прокашлявшись, прочистив горло, добавил. – Слушаю.
– Прии-вет, – прозвучал в трубке заманчиво-томный женский голос.
– Здоо-рово, – подражая ему, ответил Архип, ещё не понимая, с кем разговаривает.
– Что делаешь? – провоцировал голос.
– Жду твоего звонка, – врал Архип, так и не понимая, кто звонит.
– Дождался? – издевался голос.
– Нет, – ответил Архип, – ещё жду.
– Чего?
– Тебя, любимая, – Архип знаками маячил Андрею, что не понимает, кто это звонит, но продолжал. – Ты где?
– Возле твоей двери.
– А ты?
– А я в ванной, – первое, что пришло в голову, ляпнул он. – Сейчас открою, вот только оботрусь полотенчиком насухо и открою, мой зяблик.
Архип зажал трубку и сказал Андрею:
– Я сейчас быстро – она в моем подъезде, я вернусь.
– Кто это? – не понял Андрей.
– Хер её знает. Я быстро.
Архип сорвался по направлению к дому, отключив телефон.
Бесшумные кроссовки тихо ступали по ступенькам подъезда. Но плечо вдруг с грохотом зацепило письменные ящики, которые, какой-то мудак прибил на стену вдоль подъема, потому что, видите ли, они не давали ему открывать двери квартиры, когда он поставил себе железную дверь. «Долбанный холодильник!» – вспомнил Архип и замер. На площадке третьего этажа, тоже перестали дышать, прислушиваясь. Пытаясь разглядеть, кто там, в проем между лестничными маршами, Архип, кажется, понял, кто приперся. Вероничка! Она, тоже, смотрела сквозь проем. Но, кажется, не поняла, кого видит, потому что Архип, сразу отдернул голову. Он начал медленно, бесшумно, не подходя к проёму, спускаться к выходу из подъезда. Громко зазвонил телефон. «Твою мать!» – мысленно выругался Архип, потому что высветился тот же номер. Выпрыгнув из подъезда, Архип ответил:
– Ал-лооо!
– Ты что от меня прячешься? – в прохладном подъезде цокали каблучки – Вероничка спускалась.
– Хотел напугать – специально спустился с балкона, – наврал Архип. – Ладно, не получилось, ты меня раскусила.
Телефон отключился. Вероничка выходила из подъезда.
Грудастая блондинка с голубыми глазами, о которой только и мечтать, Вероничка очень раздражала Архипа. Ну, всё при ней! Нет же, – ему не угодишь! Уже года четыре она была готова на всё, и делала всё, что он ни пожелает, но всё ему не угодишь. Архипа раздражало то, что каждое утро она начинала ныть:
– Погладь меня… Обними меня… Поцелуй вот сюда…. Ну, что ты такой неласковый? С девушками нельзя так. Взял свое, а утром уже не нужна? Не прогоняй меня – я милая. Ну, погладь меня… Ну, будь нежней…. Совсем ты неласковый….
А какой, блядь, неласковый, если с похмелья голова болит так, что не до Веронички, не до Ебоничке – вообще, ни до чего! Завыла опять! Чтобы с ней завалиться на ночь, он напивался, как свинья, чтобы она ему захотелась. Иначе бы он её выгнал. И баба-то, вроде, классная, – так нет! Натура дурацкая, что ли? А он, почему-то, не хотел её обижать – она же к нему хорошо относилась и, в принципе, ничего плохого не делала. Только – хорошее и приятное, чего бы он от неё ни запросил по пьянке. Не было противоядия от неё – на всё соглашалось. Оставалось одно – не появляться у неё на глазах. Или, как он понял недавно, начать неосторожно хамить и сильно занимать деньги.
– ВирОника (он специально сделал ударение на «О»), ты, как в жопу глядела – деньги есть? – Архип горячо её обнял и, даже, поцеловал в левый сосок прямо через одежду.
Вероника не поняла, как ей себя вести при такой наглости, поэтому спросила:
– Не поняла?
– Молодец, что пришла! Деньги есть?
– Нету, – соврала Вероника. Она всегда брала собой деньги, когда шла к нему – знала, что сейчас начнется, но надеялась каждый раз, что не начнется.
Архип это тоже знал.
– Серёжки тоже сгодятся – снимай! – обнаглел Архип.
– Больше, ничего не снять?! – разозлилась Вероника.
– Потом, потом снимешь! – парировал Архип. – Бабки нужны, друг залетел – сейчас не рассчитаемся – ему вилы, бандиты уроют! Надо выручать! Пошли.
Схватив Веронику за руку, Архип потащил её к кафе «У берега».
Андрюха, как по заказу, седел в окружении Плисы и его друзей и о чём-то мирно беседовал. Но издалека, так не казалось – больно лица у Плисы и его друзей были «одухотворенными».
Архип, не подводя веронику к территории кафе, указал на Андрея и сказал:
– Видишь? Уже прессуют! Деньги нужны!
Вероника остановилась на аллее. Дальше ей самой не хотелось идти. Там, такие пропитые рожи – не хотелось!
– Сколько? – спросила она.
– Да, хуйня – мелочь, двенадцать тысяч.
– Ско-олько??? – у Вероники сперло дыхание. Рублей пятьсот она была готова дать, но двенадцать тысяч!!!!
– Снимай сережки, – не унимался Архип. – Другу – пиздец!
Вероника достала из сумочки тысячу.
– Вот. Больше нету.
– Мало! – сказал Архип. – Занять у кого-нибудь можешь? Давай, сейчас позвоним.
Андрюша, как назло, начал обниматься с Плисой и, смеясь, давить своим кулаком ему в щеку. Стало ясно, что никаких разборок там нет. Он просто издевается над ней! И матерится, Свинья!
– Сволочь ты, Бчимковский! – выругалась Вероника, вырвала свою руку и, со слезами на глазах, потыкала вверх по Бульвару.
Штука осталась у Архипа в руках.
– Нежная! – только и успел вспомнить Архип кадр из «Золотого телёнка».
Но штуку оставил себе.
Принесли счет.
– Чё, Андрюха, – домой?
– Я – домой, – ответил пьяный Андрей. – Деньги есть?
– Конечно, или как сейчас говорят, разумеется.
Андрей хлопнул Архипа по плечу и всё же попытался достать из кармана свои деньги.
– Оставь на завтра. Я раздобыл.
– Не-е, я поучаствую! – Андрей лез за деньгами.
– Дрюля, я раздобыл ещё деньжат на халяву, – Архип показал «синий фантик». – Барышня дала. Дуй домой, братишка. Завтра пригодятся.
Андрей, не понимая, посмотрел на Архипа:
– Точно?
– Да. Точно. Иди.
– Хорошо. Созвонимся.
Тяжёлой походкой Андрей пошел в гору. Где-то там, за горой находился милый его доброму, героическому сердцу дом.
Отдавая Юле Вероникину штуку, Архип сказал:
– Сдачи не надо. В девять буду.
– Я договорилась, – заговорщически ответила Юля, – отпустят!
– Отлично! – оценил Архип и поцеловал Юлю в щеку.
Она, даже, не отдернулась.
«Моя», – подумал Архип и почувствовал твердость своего… намеренья.
Сначала Архип услышал шум ветра и стук крупных капель дождя, падающих на листья изгибающихся клёнов за открытым настежь балконом. Было уже темно. Ветер иногда врывался в комнату, поднимая тюль, прикрывающую проем балконной двери, и раздувая штору. Дождь усиливался. «Сколько ж время-то?» – подумал Архип и посмотрел на дисплей видеомагнитофона. «23:23» – мигали цифры. Архип приподнялся и кое-как сел на диван. Во рту была помойка, причем, очень сухая помойка. Рука чесалась от укусов комаров. Ноги затекли от резинки коротких носков. Чуть нагнувшись, Архип попытался указательным пальцем стянуть носки. Ему это удалось. Сразу приятно зачесались лодыжки, «гофрированные» резинкой, но по ногам потянула прохлада от открытого балкона. Клены всё сильней изгибались, шелестя ветками, дождь уже хлестал ни только их, но и весь хлам на балконе. Брызги летели в квартиру, заливая пол у балконной двери. Тюль намокла. Архип неуверенно, нетвердо встал, пошел, закрыл балкон, почесал искусанную комарами руку, задернул штору и уже в полной почти темноте двинулся искать выключатель. «А сколько сейчас времени?» – подумал Архип. Посмотрел на дисплей видеомагнитофона. «23:25» – маячил дисплей. «Вот, ё-опт… тваюу… мать! – вспомнил Архип, – Опоздал!» Точно! Его же в девять должна бала ждать официантка. Может, она ещё не ушла с работы, раз он не пришел? Наверное. Скоре всего! Куда ей идти, раз он не пришел? Может сходить? Но, честно говоря, сил не было. Да и желания. «Бляха!» – пробурчал Архип, нашел выключатель, включил в комнате свет и пошел в ванную ополоснуться, чтобы потом решить, как быть.
Сквозь шум воды Архип услышал, что кто-то монеткой стучится в железную дверь. «Вероничка!» – с досадой решил Архип. Сплюнул пасту в ванну, прополоскав рот, по пояс голый, пошел открывать, – ничего не поделаешь – свет-то горит.
На тускло освещенной площадке, с мокрыми от дождя волосами стояла Юля. У неё не было зонтика. Капли, скатываясь по платью, падали на бетонный пол площадки. Туфельки и ножки тоже были мокрые.
– О-па! – непроизвольно вырвалось у Архипа. И уже обрадовано улыбнувшись, он добавил, плавно сделав жест рукой: – Прошу!
– Можно? – спросила Юля, уже проходя.
– Можно, можно, – подтвердил Архип, закрыл скрипучие двери, зажег свет в немытом коридоре и сказал: – Проходи, я сейчас, один момент.
Архип заскочил в ванную, сполоснул рожу, быстро сполоснул ноги (ему показалось, что они пахнут или, по крайней мере, могут пахнуть), выключил воду, наспех вытерся, натянул свою несвежую футболку, собрал со змеевика сохшие со вчерашнего дня трусы, замотал их в полотенце и вышел.
Юля была уже в зале.
– Присаживайся, я, типа, щас, – показав на диван, сказал Архип и шмыгнул в спальню, чтобы положить в шифоньер трусы, поменять футболку, надеть свежие носки и слегка закидать постель для приличия. Заодно посмотреть, не валяется ли чего лишнего на полу или на тумбочке у «брачного ложа».
Через минуту Он вышел со свежим полотенцем в руках.
Что, там сильный дождь? – на всякий случай, чтобы начать разговор, спросил Архип.
Как-то не очень уютно он почему-то вдруг себя сейчас почувствовал. Казалось, что рожа опухла и изо рта очень сильно воняет. Да ещё и не пришел, как обещал, на свидание к ней. В общем, всё вместе – полная фигня. А вот она – пришла!
– Дождь недавно начался, – тоже, не зная, что сказать, ответила Юля.
– Держи, – Архип подал ей свежее полотенце.
– Спасибо, – Юля взяла полотенце и не очень уверенно стала промакивать им кончики волос, симпатично наклонив свою головку набок.
Если бы Архип был пьяный, он точно знал бы, что делать. А в состоянии послеполуденного, точнее поздневечернего, хмельного сна, на ум ничего приличного не приходило. Он решил поставить чайник.
– Чай будешь? – спросил он Юлю.
– Если можно.
– Можно, – Архип пошел на кухню, чтобы не мешать ей сушить волосы, и самому собраться с мыслями. И уже из кухни крикнул: – Есть кофе. Будешь?
– Да.
– Что – да? – не понял Архип и уточнил. – Чай или кофе?
– Кофе.
– Кофе, так кофе, – подытожил он и стал мурлыкать себе под нос, открывая холодильник: «Чай, кофе? Кофе, так кофе, какая разница, все равно, потанцуем…»
В холодильнике была начатая и почти опустошенная ещё при царе Горохе бутылка водки, банка «Бочкарева», твердый сыр, упаковка сосисок и, видавший виды, джем. В голове долбилась мысль: «Что дальше?» Может водки выпить? Тогда, захмелев, он быстро найдет, что сказать и как действовать. Но пить не хотелось – боялся, что не полезет. Сухо во рту. Но, потихоньку, чтобы не было слышно, налив немного в немытую кружку водки, пересилив себя, он все-таки выпил. Не полезло. Превозмогая спазмы, он задавил в себе гадкую жидкость, запив из-под крана водой, вытер слезы, выступившие от неприятной натуги, потряс головой, пропуская воздух сквозь зубы, передернулся и быстро закурил. Закашлялся. Сплюнул в раковину, поморщился ещё и ещё попил водички. Чайник шумел, заглушая возню.
– Дымом подавился, – зачем-то сказал он. – Ты там не скучаешь?
– Нет.
Надо было что-то делать, действовать. С сигаретой и пепельницей в руках он твердо вышел, обошел столик, сел в кресло напротив Юли, поставил пепельницу на столик, стряхнул в неё пепел, откинулся на спинку кресла, посмотрел на девушку и спросил:
– Ты куришь?
– Нет, – Юля застенчиво положила, сложенное вчетверо, полотенце себе на коленки и придавила его ладонями.
– Молодец! – похвалил он, затянулся и, медленно выпуская дым, смотрел на его (дыма) струйку, скосив глаза, как идиот.
Потом была утомительная пауза. Потом его осенило! Точнее, он вдруг подумал: «А откуда она узнала его адрес?»
– А откуда ты узнала, где я живу? Или я сам сказал?
Архип помнил, что он ей, кажется, показывал дом, но в какой квартире он живет, кажется, разговора не было.
– Мне Сергей сказал.
– Сергей? – Не сразу понял Архип. – Плиса, что ли?
– Не знаю, наверное. Ну, этот – ваш друг, который приехал на машине.
– Ну, это Плиса. Наш друг. Ты меня на «вы»?
– Я имела в виду, ваш друг с вашим другом… – как-то смешно получилось, Юлька улыбнулась и добавила: – ну, с этим, с которым вы сидели – я это имела в виду.
– С Покулем?
– Наверное.
– С Покулем, конечно, с кем ещё?
Юлька поняла, что совсем запуталась.
Архип понял, что Плиса – гаденыш по пьянке его сдал. (А вдруг бы я был с другой бабой? В принципе, ну и что? Не открыл бы, да и всё. Кто она мне? Значит, Плиса не сдал, а, наоборот, отправил ко мне девочку. Молодец Серый! В следующий раз, если мой адрес кому-нибудь вякнешь, балбес, – шлифты моментом загашу!)
Архип почувствовал, как забурлили «старые дрожжи».
О! Водочка пошла! Тайно выпитая водочка – пошла! Бросило в потик. Смачно затянувшись ещё разок, выпустив дым на этот раз в потолок большим потоком, Архип произнес:
– А я, вот, курю. Плохая привычка, но приятная. Много раз уже бросал, все равно – начинаю. Особенно, когда выпью. Хочешь, чего-нибудь выпить?
– Я вина купила, – вдруг сказала Юля и протянула руку за своим пакетом, который, вместе с сумочкой, стоял на полу возле дивана.
Архип удивился. Он не заметил ни пакета, ни сумочки, когда она пришла. Тем более, он не был готов к тому, что она вина купила. Но всё это было в строчку! Он встал, открыл балкон:
– Пусть проветрится.
На секунду замер в проеме.
С улицы тянуло приятной прохладой, шум дождя усилил значение сырой летней ночи, дав понять, что лучше сидеть дома. Границы комнаты значительно расширились. Приятно слушать ночной дождь, стоя у открытого балкона. Смотреть на блестящие лужи и листья, подсвеченные светом соседних окон, вдыхать прелые запахи лета, слушать звуки спешащих прохожих, одиноких машин, какую-то музыку из дома напротив. Маленькие мотыльки ползли по стеклу, спасаясь от воды. Хлопнула дверь подъезда. Зазвонил телефон у соседей внизу – у них тоже открытый балкон. На горе у помойки пацаны подрывали петарды.
Он посмотрел в отраженье окна. «Официантка!» – чиркнула мысль, и вдруг параллельно промчалось грязное слово с первой буквою «Ё» Сидит на диване, мокрая, в платье, достает из пакета бутылку! Красивая сучка. Волнуется, видно. Неуверенна. Зачем она здесь? В это время в гости не ходят к незнакомому мне! Разберёмся. Пришла – значит, хочет. Хочет – получит, восемнадцать уже есть! Вперед, Сигизмунд!
Окурок улетел в темноту.
– Что пьем?
Ответа не надо было – нужен был только вопрос, поэтому тут же он вставил:
– Я – водку буду. Сейчас принесу посуду.
И вспомнилось сразу, как он попросил её принести им посуду, улыбнулся и пошутил:
– Или Вы предпочтёте из пластика пить.
Она поняла его шутку и ответила:
– Нет – их ветром сдувает.
– Нормально! Хотите меню?
– Хочу в туалет. Можно?
– Вон там, – Архип указал.
Вода слишком долга текла после того, как шумел унитаз. В холостяцкой квартире есть всегда свои навороты – незаметная щель снизу ванной двери. Нужно только неслышно взглянуть.
Она кое-что освежила, зажав подбородком подол. Посмотрела на мокрые пальцы.
«Отлично! – Архип улыбнулся. В нем всё закипало и всё поднималось. – В атаку, в атаку, в атаку!»
Откупорив бутылку, он налил ей вина, добавив в бокал её капельку водки. Для верности, чисто. Себе он налил очень скромно. Не лезло, покуда. Но верил, что может полезьти, но пусть, пока так постоит. После посмотрим, решим, разберемся, увидим. А ныне, пока, то есть прямо сейчас, начнем Поэтический Вечер!
Нарезал сосисок, сыр накрошил, намазал на хлебушек джем. Нашел карамельки, в вазу насыпал. Всё классно! Осталось лишь шесть сигарет. Протянем. Прорвемся. В атаку! В Атаку!
– За нашу случайную встречу! – вспомнился кадр из фильма.
Она улыбнулась. Звякнув бокалом, бокал не допила.
– До дна! Зло нельзя оставлять! – старый прием, чтобы взять на «слабо» тех, кто слабее (ещё раз) покуда.
– Не надо – всё будет нормально, – сказала она.
– Ты думаешь?
– Знаю.
– Ну, что же, как знаешь. Ты не боишься?
– Чего мне бояться? Зачем я пришла?
– О-го! – (Хорошо бы здесь хлопнуть хлопушкой!)
Она посмотрела с лукавой улыбкой.
Он в ответ улыбнулся.
– Так, может, не будем терять драгоценное время?
– Давай, – согласилась она.
Люстра погасла, дождь за балконом, под платьем всё голо, мокрые губы, мокрые губы… Становится жарко. И шёпот нежнейший в ночи: «В меня только не надо».
Утро. Как в фильмах: кусок занавески, дует с балкона и…. Утро.
Стрёмное, серое утро. С похмелья! Теперь уже в спальне, в кровати. Комки одеяла, уляпана простынь, подушки, бутылка, бычки в чашке с сыром, холодные ноги, теплая титичка, голая попка в отражении шкафа. Рука, чёрт возьми, затекла. На плече – эта Юля. «Официантка!» Хочется сикать. Конкретно охота!
– Секунду, малышка, – он вытянул руку, – я быстро, я скоро вернусь.
Она прошептала: «У-гу».
Он в туалете, смотря на что надо: «Ну что? Не поймал трихомуду, бродяга?»
Надеясь, что нет, сполоснулся под душем. Взбодрился. Обтерся. И (голый) вернулся в кровать.
Холодная попка. Но классная попка. Погладил. Помял. Погладил по спинке. Опять помял попку. «Приятно» – она чуть проснулась, легла на животик. Погладил ещё раз, но уже откровений. «Приятно». Чуть раздвинула ножки. Ещё раз! Ещё откровений! «Приятно!» Ещё раз… Еще чуть…
Тут, кадр из фильма про львов («Би-Би-Си») – их брачные игры. Сумел бы – схватил бы за шею зубами. Но нет, не сумел. И так получилось. Тут же вспотел и рухнул без мочи, без сил, в смысле, рухнул. Она прилепилась к плечу. И сразу уснули. Приятно уснули, забылись без сил. Уснули, забылись. А ветер рвал штору. Холодный был воздух. И дождь по окну колотил.
Поэт, твою мать! Слышишь? – Покуль стучится монетой.
– Кто?
– Маркиз.
– Хуйкиз, – открылась скрипучая дверь. – Чё приперся?
– Спишь, свинья?
– Спим.
– Спи-ите? – Покуль был пьян.
– Сколько время?
– А тебе, какое дело?
– Правда, сколько время?
– Третий час, – Покуль прошел в большую комнату, специально переложил Юлькино платье на кресло и сел на диван. – Всё-таки, какая ты свинья!
– Есть сигареты?
Балкон был открыт. Дождь кончился. Орали стрижи. Покуль достал легкий «Next».
– Какую херню ты куришь. – Архип взял сигаретку.
– Плису подрезали.
– В смысле?
– Да, так – легонько. Только что встретил. Перевязанный, из травмпункта идет. Улыбается. Полтинник занял на лекарства. Тут же в ларек зашел.
– Жить будет?
– Куда он, нахер, денется? Он нас с тобой ещё переживет. Ты-то что, свинья, опять поскудил?
– Маленько есть. Маленько было. Ещё не отошел от вдохновения. Может, ты свалишь, а?
– Не гуди! Сейчас уйду, – Покуль достал деньги. – Это – за вчерашнее.
– Вяжи, а? Дрюля? Ты, что – дома не ночевал?
– На дачу уехал.
– Ты же домой пошел.
– Пошел. Поругались! – Покуль махнул рукой. – На дачу уехал. На «Мерсе» какие-то парни до дачи подвезли. Всю дорогу себе и мне мозги пилили о каких-то машинах: какая круче, какая приемистей, какая-раскакая. Заколебали… «Мерин» у них, конечно, ещё новенький, блестящий, ещё краской внутри пахнет. Я устал, голова разболелась, и я им говорю: «Можно я здесь нацарапаю ключиком: «Цой Жив!»?» Сначала они не врубились, потом рассмеялись, потом мы скорефанелись и до дачи доехали быстро. Правда, пока шел к даче, промок, как собака. Дождина-то какой был!.. – Андрей увидел в глазах Архипа полную безучастность, понял, что зря он всё это здесь гонит, и спросил: – А ты с кем?
– С Юлей.
– Всё-таки ты – свинья!
Архип вздохнул, сделал паузу, указывая глазами на дверь соседней комнаты, и в конечном итоге очень культурно попросил: – Сваливай быстрее, а?
– Всё, всё я пошел, – Покуль встал, покопался в кармане и кинул на стол мокрый пятихатник. – Это вам на гандоны.
– Спасибо, ханыга.
– Не за что! – и по-дружески прильнув потным лбом к голове Архипа, взяв его за затылок холодной рукой, Покуль добавил: – Гаденыш ты!
– Ещё какой! – ответил Архип, настойчиво направляя Покуля к выходу.
Всё! – наконец-то скрипнули двери, Покуль съебался.
Заспанная Юля появилась в полотенце:
– Привет.
– Привет, – ответил Архип.
Она классно смотрелась.
– Я в ванну. Ты не против?
– Нет.
Щелкнул выключатель. Закрылась дверь в ванной. Зашумела вода.
Архип пожалел, что не сходил первым. Пришлось отливать в раковину на кухне.
«Прав Покуль – я полная свинья!» – открыв воду, он ополоснул раковину.
Воскресенье же. Завалившись на диван, отыскав пульт, он включил телевизор. На экране кто-то кого-то ловил. И так на всех каналах. Достали! Архип выключил телик. Почти тишина. Лишь в ванной шумела вода. Да на улице ветер шелестел листьями. Но в комнате было приятно прохладно. И полный упадок сил. Хорошо побесились! Что дальше?
В таком состоянии лучше не думать, что дальше. Сейчас она выйдет, и всё примет логичный оборот. Архип, закрыв глаза, глубоко дышал. Сколько раз приходили такие дни? Сколько раз такие дни приходили и не забывались, а лишь затаивались где-то в глубине памяти, чтобы потом опять всплыть в похожем состоянии? И чем больше живешь, тем больше накапливаешь таких дней, такого состояния, тем больше, когда оно придет – оно уже не напрягает, не пугает, не тупит. С опытом, когда знаешь, что всё равно ничего плохого не произойдет, даже если вы вчера побесились, начинаешь ловить какой-то кайф от таких «приходов». Вот так, наверное, становятся алкоголиками: напился, натворил черте-чё, а ничего плохого не произошло. Значит, можно так жить. А Архип был против такого поворота событий! Он считал себя выше, чем вся эта каша, и всегда обещал сам себе: надо бросить курить, отказаться от пива, плюнуть на девок, найти свое место под солнцем и начать жить нормально. А то пропадешь, будешь водку закусывать дикою грушей и сдохнешь в траве Родников. «Всё! В понедельник бросаю курить!» А девочка так ниху… хры, хорошая девочка, правда? Да что ты – прилипло. Поэзия чёрной строфы. Завязывай Архип! Вот, зачем ты произносишь: «Закусывать дикоЮ грушей», «В траве Родников»? Очнись, всё позади, скажи просто: «Закусывать грушей», «На Родниках, в траве!», и тебе – полегчает! Цыганская, ты, душонка! Нагулялся твой медвежонок? По-моему, даже, с лихвой. Опять? Пропусти слово «даже». Хрен с ним! Пропускаю! Давай, выходи! Я задолбался здесь валяться и мерзнуть! Скотина? Согласен, – скотина! Послушай, ты можешь хоть раз не выдумывать?… И что ты бурчишь сам с собою?…
Юлька (теперь она стала Юлькой) вышла из ванной в его вчерашней майке одетой на голое тело. Подошла к дивану, на котором в одних трусах валялся Архип, не втягивая живот, со своей долбанной колобудой полупротрезвевших мыслей и ощущений, и присела на край. Он открыл глаза. Сквозь майку так маняще выделялись соски, заманчиво белели ножки, блестели мокрые волосы, с балкона дул ласковый ветер, что он не сдержался и потрогал пальцами ближайшую классную грудь. Приятно, до смерти!
– Ну, как ты? Хреново? – спросила она и погладила его по голове.
Ё-моё! Девочки восемнадцать лет – в дочки годится. Чего бы там понимала? А спрашивает, как мама. И от этого становится жалко себя. За то, что ты такой мелкий, ничтожный, пропитый, без работы, без денег, без будущего, бестолковый здоровый мужик, и всё, на что у тебя хватает мозгов, так это заволочь такую девку в постель! Тебе, – ровесниц мало? Ровесницы – дуры, жирные твари, старые суки! А эти? Что – лучше? Сексотки, секлявки, мандюшки, сосульки, кобылы, уродки – бля, всех ненавижу! Порвал бы всех, нахер! Твари! Чё вам всем надо?! «Официантка!» Убил бы, бль, суку! «Ну, как так возможно?» Зла не хватает!..
– Хочешь чай? – спросила она, проведя чистой ладонью по его щеке. – Давай, я поставлю. Ты плохо выглядишь. Устал?
Юля нежно поцеловала Архипа в лоб.
– Хочу, – ответил Архип.
Она встала и ушла на кухню.
А у него от ветра с балкона потекла из левого глаза скупая слёза. Он пальцем её стер, ладонью прикрыл лицо, а потом лег на живот и уткнулся в подушку. Так легче, теплее – хоть их, этих всех, никого здесь не видать и не слышать жалкие речи! Достали!