Текст книги "Бульвар Постышева"

Автор книги: Эрик Бутаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)

Меня, как на качелях – о-па, только ноки вверху. И обратно. Раскрылся, сволочь! Зависаю. Тишина, сразу. Я смотрю вверх, как учили, – стропы все, вроде, на месте, не болтаются, парашют, вроде, тоже целый. Для верности плюю. Слюна улетает вниз. Ещё плюю. Опять – вниз. Нормалеус! Если слюна летит вверх – значит, ты падаешь, открывай запасной. Если рядом с тобой летит, значит тоже что-то не ладно – открывай запасной. Если улетает вниз – всё нормалеус, расслабься. Я выдергиваю стропичку у запасного парашюта, чтобы тот не сработал, когда я до четырехсот опущусь, и чтобы мне не пришлось, как чмо спускаться на двух куполах. К тому же, это опасно – малый может погасить большой, тогда – сливай сало, как говорил Слава Зелик. Всё, всё ништяк! Оглядываюсь. Внизу слева Миша (тоже наш парень) смотрит на меня и машет рукой:

– При-иве-ет!

– Привет, Мишаня! Какие дела?

– Всё путём, Архипка! Всё путём!

Ну ладно, я расслабляюсь, наслаждаюсь полетом, болтаюсь, как сосиска, жду приземления. При приземлении, нас учили, ноги вместе, чуть согнуть и не пытаться удержаться на ногах. Удар, говорят, как будто с третьего этажа спрыгну. Но купол подстраховывает, когда набок валишься, получается мягко. Посмотрим. Вон, Леня – сломал пятку. Правда, в нем сто двадцать килограммов, а положено – не больше девяносто, кажется так. Лечу. Жду. Протрещала машинка запаски. Хлопнула в холостую. Значит, уже меньше четырехсот. Смотрю на запаску, рассуждаю. Говорили так:

– Если не раскроется основной, доставайте запаску, кидайте её вверх и чуть в бок, чтобы за основной не зацепилась.

Куда там – вверх и вбок? Какое – доставайте? Так пересрёшься, что забудешь, как маму звали. Её оказывается, надо ещё достать, взять в руки и кидать куда-то вверх и в бок. А как достаешь? – там кольцо совсем другое, там его тоже в бок оттягивать надо, как затвор какой-то. Короче, хорошо, что не пришлось доставать!

Меня начало сносить на стоянку к самолетам. Ну, к тем, которые я хотел в Микки Маусы покрасить. Удар и так приличный о землю, а вот бегать по самолетам – совсем не было желания. Не дай Бог! Лёни мало, что ли? Ничего, повезло, не дотянул до самолетов.

Земля стала сама набегать. Быстро, неотвратимо, нагло.

Только ноги сжал, напрягся, согнул в коленях – На!!! На земле. Валюсь набок.

Тут же соскакиваю, машу рукой. Там инструктора с подзорной трубой сидят, смотрят – как и что. Если приземлился удачно, встань, помаши рукой, а уж потом заваливайся на купол, ори, матерись, смейся, пой, что хочешь делай, но сначала дай знать, что у тебя всё о’кей и всё цело. Так я и поступил.

Завалился на купол, песни пою, Сёму жду.

А Сёма на двух куполах спускается.

Встречаемся на месте сбора.

– Что, – говорю, – Паха, не успел стропичку выдернуть?

– А-га, – отвечает, – забыл.

Ну, тут вся бригада поиздевалась над ним. Но он молчит. Достойно отнекивается, хотя видно, что сам понимает, что облажался. Но стоит на своем – начальник, все-таки.

Поехали на речку, бухать.

Там-то на реке Сёма и сознался. Что договорился с инструктором, чтобы тот мне машинку на девятьсот метров поставил, а не на тысячу, как у всех. Поэтому и падал я лишних сто метров в полных непонятках. Они думали, что я из-за этого выдерну кольцо. Знали, что до последнего буду держаться, раз намухоморили мне лишнюю сотню. Урюки!

Архип непроизвольно улыбнулся.

– А как он погиб? – спросила Юля.

– Сёма?

– Да.

– Да, как погиб? Так и погиб – сам с собой всё соревновался, доказывал, что самый-самый. Сам погиб и батю ухлопал. Батя у него тоже нормальный мужик был – начальник нашей охраны. Мы с ним и с Лёней (на костылях) любили по субботам Пульку расписать. Жалко, батю тоже, Царствие и ему Небесное. Сёма после этих прыжков решил научиться ещё и самолетом управлять. Нас тогда и на самолетиках спортивных покатали – ну, Сёму и заусило. Выучился. Говорю же – настырный. Самолет себе купил. Сёма богатый был, мог себе позволить. Позволил. Фильм «Авиатор» видела?

– Видела, – ответила Юлька.

– Вот, точно про Сёму. Он и внешне с Дикаприо – один к одному, и денег – куры не клюют, и башня снесена, в хорошем смысле этого слова. Короче, я точно не в курсе, говорят, что где-то разбились они в тайге, на речке, на гидроплане. Батя его с ним в кабине был. По телику передавали. Жаль! У нас с ним были кой-какие терки по работе, но это всё мелочи, а по жизни, Сёму мне теперь уже никогда не обогнать (и на кой он свои деньги копил?) – он теперь знает самую главную тайну, до которой мне ещё четыре шага.

– Сплюнь!

– Тьфу-тьфу-тьфу, – Архип мелко перекрестился. – Он свой полет завершил. Приедем – помянем. Давай, помолчим минутку.

Архип посмотрел на приборы – всё, вроде, нормально. Отвлекся.

Слева «приближался» Серебристый Большой Усть-Ордынский Всадник. Архип трижды посигналил. Он всегда приветствовал Всадника, когда проезжал мимо этого постамента. Традиция. И дань уважения к Бурятской земле. Они теперь ехали по Бурятской земле – надо уважать обряды местных жителей и почитать Бурятских духов. Так все делают, когда едут на Байкал, чтобы не было проблем.

Начинало вечереть.

Низкое степное небо наполнялось облаками.

– К Баяндаю подъезжать будем – в грозу попадем.

– Ты откуда знаешь? – Юлька грызла душку очков.

– А я почему-то всегда там в грозу попадаю. Так, видимо, устроен мир. Не знаю.

– Посмотрим.

– Увидишь.

Большой черный усатый жук с треском влетел в окно и силой влепился в самый край левого глаза Архипу!

– Блядь! Твою мать! – Архип непроизвольно схватился за глаз, дернул рулем, машина чуть не слетела с дороги. Сбросил скорость, выровнял машину, потирая глаз. – Началось!

– Что началось? – Юлька ударилась рукой о дверцу, потирала локоть.

Архип промокал пальцем вытекшую с края слезу. Щурился и пытался разморгать глаз.

– Пока рассказывал, забыли на Капсальской горе побурханить. Там место святое – бурханить надо. А мы пролетели. Теперь до границы с Ольхонским районом нужно ухо востро держать. А там, по полной программе отбурханим. Что-то я лажанулся, – с досадой закончил Архип.

Юлю это мало порадовало. Но она надеялась на Архипа.

Архип тер покрасневший глаз:

– Так и без глаза можно остаться.

– Окно прикрой.

Архип притянул окно, чтобы стекло было выше его глаз. Сделал погромче музыку. Крякнул, прочистив горло:

– Приключения продолжаются! – сказал он громко, успокаивая себя самого и спутницу свою молодую.

Дорога – любимая среда цыганенка, песня, пусть даже из магнитолы, степная природа, короткий сарафан подружки и ножки, постепенно наладили настроение.

В Баяндае жрать позы не стали, только заправились под завязку, свернули направо к Байкалу и пошли вверх по мокрой (гроза прошла) дороге к Борисану – святому месту на границе с Ольхонским районом.

Брызнув, оставив монеты и сломанную сигарету под стелой, Архип перекурил и почувствовал облегчение – сейчас всё должно пойти, как по маслу, без сюрпризов. Глаз ещё щипало. Но предвкушение встречи с Озером, с друзьями на турбазе, предвкушение хорошей компании и шумного ужина, вновь настроили его на шутливо-игривый аккорд. Он незаметно ущипнул Юльку за аппетитную, круглую попку. Та вздрогнул, оглянулась, удивленно смотрели глаза.

– А как ты хотела? – спросил Архип.

И получил по башке.

– Ну, вот – другое дело, а то скукожилась вся! Расслабься, Зайчонок, всё Олэ Ридэ! – Архип поцеловал Юльку в губешки, слегка прикоснувшись к груди. – Поехали дальше.

В Еланцах остановились у крайнего к дороге дома. Посигналил. В этом доме жил его приятель Серёга Копылов. Архип всегда тормозил у его ворот, чисто поздороваться, спросить, что да как, просто, встретиться с приятелем. Они раньше вместе неплохо зажигали, теперь повзрослели, стали просто здороваться. Так и остались корефанами.

Открылась калитка, вышел хозяин.

– Привет, Серый, – Архип поздоровался с Серёгой.

– Здорово, – ответил Сергей. – На Байкал?

Серый стоял в рабочей одежде – деревенским жителям нет времени летними вечерами отдыхать, день – год кормит.

– На Байкал. Ты как?

– Нормально. А ты что, опять с Новой? – Сергей показал глазами на машину, в которой осталась Юлька.

– Как обычно, – улыбнулся Архип. Почему-то всегда он приезжал к Сереге с Новой.

Сергей улыбнулся:

– Узнаю брата Колю.

– Что поделаешь?

– Вы надолго?

– На пару дней, максимум – три, четыре.

– Ясно. Ну, заезжай если что.

– Хорошо, спасибо. Серега, ну, я погнал, – Архип понял, что некогда лясы точить.

– Давай.

И Архип заскочил в машину. Тронулся. Пибикнул. «Пока!» – махнул рукой.

Серёга кивнул.

– Кто это? – спросила Юля.

– Друган мой. Потом расскажу. Классный парень. Работали вместе. Охотились.

– С Новыми? – у Юльки были такие противные глаза!

– Теперь они уже Старые стали. Хочешь «Пепси»?

– Не хочу, – Юлька чуть-чуть надула губы.

– Может, мне тоже тебе пару вопросов задать, про то, как на спор…? – спросил серьезно Архип. И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Нет? Тогда давай не будем загружаться.

И, положив ей руку на ножку, чтобы сбить тему, глубоко вдохнув, сказал, как обычно говорят толстые бабы, когда приезжают в лес на пикник:

– Воздух-то какой, Марья Ивановна.

Юлька руку убирать не стала, а сверху накрыла её своей ладонью:

– Прости.

– Проехали.

И они погнали дальше.

На «Лесничем» и «ГАИшном» одновременно КПП, показав путевки на базу, платить не пришлось. Пропустили.

Дорога пошла по Тажерану. Суслики-шатуны стали носиться поперек трассы.

– Смотри, сколько свежей суслятины, – показал Архип на давленную тушку.

– Фу, – Юлька сморщилась, – перестань.

– Поскользнулся, гаденыш, – предположил Архип.

– Жалко, маленький.

– Тупой, раз под колеса залез.

– Всё равно, жалко.

– У-гу, – Архип на всякий случай кивнул, чтобы согласиться и не продолжать спорить.

На спуске к Черноруду, на горе, откуда уже виден Байкал – Святое Место. Стоит беседка, Бурхан, дерево в вязочках, бутылки, монеты, патроны и всё такое. Архип остановился. Они вышли. Юлька убежала «в туалет» повыше, за камни. А Архип повязал ленточку, бросил монетку и сломанную сигарету, достал пивка, брызнул и сел в беседке, попить пивка, любуясь своим «Бронхитом». Долго он его не видел. А уж как давно они не были на Байкале!

– У тебя, наверное, с ним много связано? – спросила, вернувшись, Юля, видя, как он смотрит на свою машину.

– Не то слово!

– Давно он у тебя?

– Давно-о. С девяносто пятого.

Архип вздохнул.

– Знаешь, расскажу тебе ещё одну историю, чтобы уж потом не возвращаться к грустному. Потом – отдыхать будем. А пока, всё будет по теме. Да и тебе, я думаю, любопытно будет узнать.

Юлька, само собой, уже прочитала его текст про Постышево, и у неё было много вопросов. Архипу некогда было ей пояснять, что да как, сказал, что когда допишет, тогда она всё и узнает. А тут, раз уж такое дело, решил её слегка просветить. Да и сам он это вспомнил, глядя на джип, – чего ж не рассказать:

– Наташка Упругова позвонила мне как-то в конце августа девяносто шестого.

– Какая Наташка?

– Упругова. В девичестве – Пивоварова. В рассказе, помнишь, она идет, как хиппейская комсомолка с русской косой.

– Да, помню. Ну-ну.

– Ну, вот тебе и ну. Позвонила на работу, говорит:

– Женьку убили.

– Какого, Женьку? – не понял я.

– Ткачука.

Меня, как подкосило! Я, как дурак, давай в трубу орать: «Как, что, почему, где, кто?» Она говорит:

– Не знаю. Знаю, что убили – и всё тут!

Поехал к ней. Что знала – сказала. Потом к его родителям. Там Ольга. Мать и отец в полном трансе, особенно мать. С Ольгой на кухне остались, она более-менее просветила ситуацию:

По официальной версии, его ударила ножом какая-то молодая девчонка, которая слетела с катушек, и в тот данный момент находится в психушки. Якобы, он её привел домой, они там шуры-муры, та чего-то там не выдержала, пошла на кухню, взяла нож, вернулась и завалила Ткача. Полный бред! Чтобы Женьку ухлопала какая-то там мокрощелка. Кто поверит? Но такова была официальная версия следствия. Кстати, я не помню, чтобы эту девчонку потом судили, что там и как – для всех загадка. Думаю, его сами менты уложили – в те года, говорят, модно было лицензии выписывать. Может, он их достал, может ещё, какие там дела были – я не знаю, последнее время мы с ним почти не виделись. Но то, что я не поверю в официальную версию – это как пить дать, пусть даже недоказуемо. На кладбище, целая аллея героев-бандюганов, с последним годом жизни «96». Кто сейчас что узнает? Я не про это хотел рассказать.

Похороны, конечно, пышные были. Народу много. Рев, цветы, венки, слезы, слова. Как без этого? С кладбища все потянулись в кабак, а мы с Упруговой – к ней домой. Водки взяли. Она наревелась, я просто нажрался. Обычно я не пью за рулем, а тут так всё было по хер, что я даже джип ставить не стал: напился и на нем домой поехал. Ночь уже была. Остановился у дома.

– Ну, что, – говорю, – Женька, если слышишь меня, подай какой-нибудь знак.

Думал, сейчас молния хлестнёт или гром ударит, или что-то ещё, но ничего – тишина. Я говорю:

– Ткач, ты же слышишь меня, а, может быть, и видишь, подай знак, братишка.

Опять тишина. Я ещё посидел маленько в машине, поговорил с Ткачом, потом вылез еле-еле, замкнул машину и побрел домой.

Утром просыпаюсь, голова болит, машина под окном, ключей нет. Что такое? Убился искать – нет и всё. А у меня и запасных-то никогда не было. Выхожу на улицу, смотрю: двери у моего «Бронки» открыты, ключи в зажигании. А я закрывал – это я точно помню: когда ключи от квартиры доставал, эти, от машины, мне мешали – карманы узкие. Меня, как током шибануло!

– Ну что, Ткач, – говорю, – хорошая у меня тачка?

Он любил машины, но на моей при жизни ни разу не прокатился. А вот после смерти прокатился, бродяга! Царствие ему Небесное! Да простит Господь прегрешения его!

И Архип перекрестился.

Поднял глаза к Небу, поднял банку с пивом к Небу: «За вас, ребята! За всех!»

И допил до последней капли. Банку бросил к Бурхану.

– Всё, милая, ни слова о покойниках! Поехали, – километров тридцать осталось и пара перевалов. «Там ждет нас ужин и ночлег, я печку растоплю…» Прости, что я расчувствовался. На Байкале со мной всегда такое – наваливаются воспоминания…

– Ничего, – сказала Юленька и прижалась к нему. – Хороший ты.

– Это – вряд ли! Поехали!

Через тридцать минут уже порядком стемнело. Точнее, не стемнело, а так, подернулось мглою вечерней, но ехать было противно, как в заляпанных жиром очках. Архип посмотрел на часы: маленькая стрелка не доходила до верхней точки циферблата два деления, большая – почти дошла, осталось пару раз секундной пробежаться по кругу. Так как на черном циферблате цифр не было, только золотистые тонкие палочки-деления, можно было предположить, что сейчас – без двух минут десять.

– Смотри, – сказал Архип, – сейчас начнется.

– Что начнется?

– Шоу Игоря Кузьмина!

– ….?

– Да ты не на меня смотри, а вперед, а то пропустишь всё!

Юлька посмотрела вперед. Они, как раз спускались с последнего, каменистого перевала перед дорогой, идущей вдоль Малого Моря. Четко, хоть и во мгле, можно было различить справа – блестящую чашу Озера и остров Ольхон, слева – темные горы, резко выступающие на фоне ещё довольно светлого неба, внизу – равнину, поросшую островками низкорослого леса у берега и стоящего сплошным массивом под горами. Как долгий шрам, по середине лежала желтая лента дороги. Куда там смотреть, было непонятно. Вдруг, впереди из середины далекой, темной, мелкой рощи в небо столбом ударил яркий луч и раскрылся зонтом, упершись в низкое облако. Всё, что было под облаком, осветилось и превратилось в сказочный экран – огромный освещенный кусок долины, на котором видны были индейские вигвамы, бредущие куда-то кони, фигурки людей, собак, и корявые вывихи приморских деревьев. Луч сначала был бело-серым, потом он стал рыжим, и картина окрасилась в рыжий теплый цвет. Поменяв цвет на синий, луч превратил долину в холодную картинку, и казалось, как будто, наступила зима. Зеленый цвет прибавил мистики и сатонинства. И снова луч стал белым. Менялся цвет, менялись картинки. Если облако уходило, картинка гасла, оставался только столб света, пронзающий небо до самого космоса. Тогда луч разворачивался и начинал бегать по ближним склонам, освещая тайгу. Чем быстрее он бегал и крутился, тем четче создавалось впечатление целостности: светящийся круг, восьмерки различных диаметров, снова круги. Но набегало другое облако, луч возвращался, и всё вновь текло зонтом на землю. Какие-то нереальные видения, мультики, цветные сны, галлюцинации, – наркомана бы здесь сразу прибило недели на две. А для обычных путников это было – несколько пугающе и сколько маняще.

– Я когда первый раз увидел, – сказал Архип, – сразу вспомнил стихи из детской книжки про индейцев: «Рольф в лесах»:

 
«Если спросите: откуда, эти сказки и легенды,
С их лесным благоуханьем,
С тихой свежестью долины,
С голубым дымком вигвамов?
Я отвечу…»
 

Дальше я не помню, но это четко врезалось в память, а под эту картинку – всплыло и ожило. Красиво, правда?

– Страшно, – сказала Юлька. – Я бы не хотела сейчас остаться одна на дороге.

Но дорога уже сошла вниз, и было видно лишь подсвеченное меняющимися цветами облако.

– А так тоже красиво, скажи.

– Да, – согласилась Юлька.

– То ли ещё будет.

– Ещё?

– То ли ещё будет! Ой-ё-ёй!

Юля пожала плечами.

– А откуда такой луч?

– От туда, куда мы едем. Игорь прожектор поставил. Хороший, армейский, списанный, купленный по дешёвке и по великому блату в одной войсковой части у жадного зампотыла прожектор. Такими прожекторами в Ленинграде в блокаду защитники города на Неве ловили в черном небе войны «Мессершмитты», «Юнкерсы», «Хеншели» и «Хейнкели» и грохали их, как орешки, за милую душу. А потом новых искали, и новых гасили. А на Курской Дуге – немцев слепили, когда в атаку пошли. Знаешь, что такое «Курская Дуга»?

– Знаю, в школе учили.

– Молодец, четыре балла.

– Почему четыре?

– А у меня четырехбальная система.

– Значит, у меня высший бал?

– Разве я сказал, что «четыре» – это высший?

– Нет.

– Ну вот.

– А какой?

– Кто – какой?

– Ну, перестань прикалываться!

– Кто здесь? – Архип сделал испуганно-озабоченный вид.

– Ну, хватит! – Юлька стукнула его кулачком по ноге.

– Мама!!! – тут же неожиданно резко проорал он.

Юлька вздрогнула! Отдернула руку. Посмотрела на него испуганно: может, она его сильно ударила или попала куда-нибудь в больное место? Почему он так крикнул?

Архип увидел в её глазах испуг, улыбнулся и, как ни в чём не бывало, произнес:

– Страшно? – потом мягким тоном, как будто разговаривает с маленьким ребенком (или со своей машиной) добавил: – Испугался, маленький… Вот так, будешь знать, как папку колотить!

До Юльки дошло, что это у него такая шутка, она выдохнула и произнесла:

– Балбес, – и стала смотреть на дорогу.

Архип, как дурак, заржал.

У дороги стоял щит. Силуэт коня, к спине которого прилип малоразвитый физически и безногий всадник в ковбойской шляпе, медленно ковылял налево. До поворота на Ранчо «Лагуна» оставалось девять метров. Луч прожектора колотил в небо, в облака, а внутри него вспыхивали миллионами искр тупые насекомые: от комаров, видимо, до мотыльков, это точно. Окружающий лес, дорога и прочее всё периодично меняло цвет, что, признаться, уже раздражало – мог неожиданно выскочить и попасть под колеса машины молодой тупой вурдалак.

– Во, Юль – это наша база, – растревожил обидные Юлькины мысли Архип. – Просыпайся, Зайчонок.

– Наконец-то.

– На что?

Юлька не ответила.

Машина свернула и стала трястись по острым камням, вылезающим, как огромные мидии, из песчаной дороги.

– А асфальтик-то уже пора бы покласть, – размышлял вслух Архип. – Гаденькая дорожка.

Гаденькая дорожка утыкалась в шлагбаум. Точнее, только избранные знали, что это шлагбаум, а вообще-то это были два истукана: старый индеец – вождь ирокёзов «Большая Ялда» в боевом оперенье и воинственной окраске, и ковбой Урицкий в парадной форме одежды. Причем Урицкий тыкал в Ялду своим «Винчестером» с очень длинным стволом, который он иногда поднимал к небу, если приближалась машина. У вождя в это время был шанс свалить. Но он ни разу не использовал свой шанс. Потому что он был конкретно деревянный. Впрочем, как и ковбой.

«Бронко» прошмыгнул под «ковбойским стволом», пробуруздил ещё немного вверх и остановился в нескольких метрах от основного здания турбазы, которое местные жители окрестили «Салун Мустангер», хотя это, конечно, была столовая. На деревянной площадке, типа веранда, их уже ждали и встречали представители собственников и администрации, вышеназванного туристско-оздоровительного, с позволения сказать, комплекса, некоторые из проживающих на турбазе, и на веранде оказавшиеся в данную минуту случайно, какой-то светловолосый, высокий парень, которого все называли Старик Сосновский, в ковбойской шляпе, с сигарой и, зачем-то, в темных очках, хотя уже было довольно несветло, а он, явно, любил носить очки с нормальными, светлыми стеклами, и вездесущая, черная псина Тайна, всегда виляющая хвостом, но способная в ночи, не разобравшись, цапнуть за ногу любого, кто идет в туалет, не предупредив её голосом, что он идет.

– Здрасти, – сказал Архип, когда вылез из машины.

Но его никто не услышал, потому что все орали, кто «А-а…», кто «О-о-о…», кто «Э-э-э-э», Старик Сосновски, как и положено, просто хохотал, потрясая кистями рук над головой. Тогда Архип низко поклонился. Шум поутих.

– Здрасти, говорю, – повторил Архип.

И снова началось:

– Здорова-а.

– Здорово-о-о.

– Здоровэ-э-э-э.

– Ха, ха, ха.

– Давно бы так, – согласился Архип, спортивно поднялся по ступенькам, поздоровался с мужчинами за руку, знакомых женщин поцеловал в щечки, незнакомым кивнул, произнеся: «Добрый вечер», и у всех сразу спросил: – Не скучали без меня?

Ответы были разные, приводить их нет смысла. Но ясно одно – его ждали.

Им выделили маленький двухместный домик, снаружи похожий на вигвам, внутри – с современной отделкой. Мягкая двуспальная кровать, письменный столик, два табурета, кондиционер, душевая кабинка, зеркало, шкаф для вещей, тумбочка для чепухи, в виде камушков с побережья и коряк и корней из дремучего леса, два китайских светильника на стенах, маленький холодильник-бар, наполненный, за счет заведения, минеральной водой в количестве пары бутылок, и плетеное кресло-качалка. Но на двери, всё равно, по-жлобски весела инструкция, как себя надобно вести, что делать нельзя, когда завтрак, обед, ужин, какой-то подъем и зачем-то отбой, и цена дополнительных услуг предлагаемых «развлечений». Красным фломастером внизу листочка было написано «Спасибо», что больше смахивало на «Achtung!».

Наша парочка решила с дороги ополоснуться и переодеться к ужину.

Пока Юлька прекрасно мылилась в прозрачной кабинке душа, Архип её донимал тем, что, постоянно открывая дверь, задавал наивный вопрос:

– Ты не видела мой фисташковый костюм с розовым жабо? Я ложил его в сумочку. Не брала? А?

В конце концов, она рассмеялась и согласилась отдаться под теплыми струями вечерней воды.

Два года назад эта турбаза имела стандартный запыленный песочно-зелёный вид, как все турбазы Восточной Сибири у Байкала, если в них не вкладывали федеральные средства и средства субъектов федерации и муниципальных образований, для проведения семинаров, учеб и другого рода мероприятий государственного значения, с непременным откатом от 10 % (и, естественно, гораздо выше).

Два года назад, допивая одну на двоих пузатую бутылку позорного «Бренди», разлитого в Подмосковье, сидя у кислого костра, Игорь попросил Архипа написать, если можно, маленькую рекламную статейку на их сайд.

– Ты мой стиль знаешь? – спросил Архип.

– Знаю, поэтому и прошу. Так, как-то всё стандартно, как у всех, какой сайд не открой: великий, могучий, древний, великолепные виды, испытаете незабываемые, чистейшая вода, жемчужина Сибири и так далее, и тому, бляха-муха, подобная бодяга. А хочется чего-нибудь нестандартного, необычного, чтобы глаз зацепился сразу… Чтобы люди читали. Ну, чтобы влекло… Ты меня понимаешь?

– Понимаю, – ответил Архип.

Они кое-как допили бутыль и разошлись спать.

В пять утра Архипа прибило. Он вылез из кровати, нацепил на себя пуховик, вытащил из домика плетеное кресло, взял блокнот, карандаш, сигареты и, пока спала его тогдашняя подружка, сел писать заметку на сайд. Охранник, типа «секюрити», в камуфляжных зеленых штанах, правда, напугался, когда вдруг наткнулся на него сидячего в кресле-качалке, на ветру, в пять утра, в пуховике и с блокнотом.

– Ты чё не ложишься? – хрипло спросил он.

– Давай сидя! – смотря ему прямо в глаза, предложил Архип.

Охранник задумался, потом затупился, сказал: «Понял!», и тут же ушел, бормоча что-то по нос.

Архип взялся за работу, царапая на бумаге в утренней мгле.

Начал он так:

О ранчо

(наброски)

У нас, как в принципе и на любой турбазе Байкала, заняться особо нечем. И если б не любимое дело, коим является активный и полноценный отдых с любимым или желанным (в данный промежуток времени) человеком, в англоязычном простонародье называемом «секс», и наша нормальная жрачка – все давным-давно бы сбежали на другие турбазы, где есть: подъем, отбой, линейка, парко-хозяйственный день, помывка перед купанием и звон рельса на обед и на лекцию по гештальт-терапии.

Ну, посудите сами:

Утром ветер! Вы собрались на рыбалку, на шесть утра поставили будильник, не смотря на то, что вчера до трех часов ночи нормально кутили, но все, всё равно решили встать и идти на рыбалку, а тут – на тебе – ветер! Ну, как в такой ветер вставать и идти? Всё! Валяемся и ждем, пока утихнет! В такую погоду на Байкале делать нечего – это я Вам говорю! Рыбалка накрылась! Теперь только на вечернюю зорьку! «Дверь приоткройте – дышать, братцы, нечем – сушняк!»

Потом пошли обычные перечисления услуг, но в несколько, как говорил Игорь, необычной форме, где можно было прочесть и такие строки:

У костра, как назло, как всегда, эта встреча с теми интересными людьми. После первой и второй после бани – все люди становятся почему-то интересными. Выпил, и уже, более чётко, видно, как дух огня, пожирает духа сломанного дерева, в окружении духов камней, на пышущем от вожделения духе золы, под наблюдением духов звёздной ночи, в компании каких-то людей, попивающих холодную водочку под хрустящий огурчик, тягучий малосольный омулёк или просто под ириску, и тупо наблюдающих то, как трещит позорный костёр и в небо улетают змейки его оранжевых искр. В окружении этих духов жизнь кажется… впрочем, понятно, что духан стоит соответствующий: перегар, сигареты «Прима», портянки, бушлаты, «Шонель (или шинель?) номер пять» и дешёвоё пойло «Бифидер» из элитного супермаркета на Джамбула. Кто-то мечтательно скажет: «А воздух-то какой, Марья Ивановна!» И громко, скотина, икнёт!

Потом ещё несколько скомканных страниц неинтересного (не литературного, так сказать) текста и концовочка в таком стиле:

Привозить с собой хорошее настроение, улыбки, обходительные манеры (о чём пишут в стенгазетах на других туристических базах, где ПХД, Гештальт и рельса) – не надо. Это всё равно не поможет. Лучше приезжайте сами и тогда поймёте, что дома, в городе не так уж плохо на диване у телевизора с шанюшками и чаем, а Байкал – одно баловство, усталость, обморожения или солнечные ожоги.

Но почему-то к нам потом часто ездят одни и те же (правда, с разными чаще).

Короче, ничего у нас интересного – ранчо как ранчо. К тому же на вопрос проезжающих мимо нас «дикарей» на паршивых японских машинах, приходится внятно им отвечать: «Мы с ранчо, а чё?» А ни чё! (И, между прочим, ничего тут смешного! Хотя, «Чё» – тысячу раз уже было, – тут все так говорят, понятно?)

Архип очень пытался не нагородить и не нагадить, чтобы люди могли читать, – он уважал чужие сайды, но получилось, как всегда в пять утра – не очень вдохновенно.

Однако, после завтрака Архип отдал это Игорю.

Игорь прочитал Это после обеда и сказал, что, якобы, понравилось. Но на сайд (скажу по секрету) Это никогда не попало. И правильно!

Зато, Архип расчувствовался и в устной беседе уже после ужина стал представлять Игорю своё видение турбазы на перспективу. Он целый день был заведен и загружен строительными мыслями о базе, ходил, присматривался, прикидывал, оценивал, а к вечеру разродился. Они, как раз, к тому времени допивали первую половину бутылки другого позорного бренди у горького теперь уже костра.

– Вот смотри, Игорь! (Ага, наливай.) Перво-наперво – въезд. Что у тебя там за жердь? Поставь нормальный шлагбаум. Я бы, конечно, предложил тебе соорудить что-то виде тонкого сучковатого фаллоса, который неоднозначно реагирует на подъезжающий транспорт. Но, учитывая, что здесь женщины и дети, нужно кардинально другое решение. Например: ковбой поймал индейца и ведет его под дулом… Или, просто, пока только поймал и держит на мушке. Машина подъехала, ковбой поднял оружие, пропустил машину, и тут же резко обратно на краснокожего: «Куда?!» Ну, или что-то около того. Вариантов – масса! (Оп, – не дотянусь… Подай, пожалуйста, колбаску. Спасибо. Ну, – будем. Ху! Мм-аа, дыж, Зорро.) Так, погнали дальше. Вон там посреди поляны обязательно нужно поставить тотемный столб. А как без него? Обязательно! В виде, допустим, как это делается у индейцев, орла с распростертыми крыльями. Четко прямыми по верху, с волнами оперения понизу. Разрисовать его охрой. Навешать тряпочек, колокольчиков, бубенчиков и все дела. Пусть будет. Или это будет «позорный» столб. О, точно – столб позора! Всех провинившихся – к столбу! Привяжешь к нему кого-нибудь из своего персонала или отдыхающих, и будешь пытать, мучить, увечить, коленным железом жечь, щипцами вырывать кусочки мяса, бить кулаком в печень, зубы сверлить, пока эта сука не расколется, зачем она спиздила стиплер!

Игорь засмеялся.

– А что тут смешного? – спросил Архип.

– Нет, ничего, – однозначно ответил Игорь, продолжая смеяться.

– Жаль, – посочувствовал Архип. – Продолжим, товарищ! Если серьезно, то в него можно вбить несколько длинных гвоздей, и пусть уезжающие накалывают на них бумажки со своими претензиями, замечаниями и пожеланиями. Так сказать, обратная связь: и ты будешь знать недостатки обслуживания и всякую, возможно, другую полезную информацию, и у клиентов будет возможность пожаловаться. Да и просто для украшения, если путевый столб врыть и разукрасить – не помешает. Но пытать, все-таки, лучше.

Архип вздохнул.

Игорь налил ещё.

Ещё выпили.

Архип не унимался.

– О гвоздиках. Что у тебя за ранчо, если в округе нет ни одного кактуса? Ты можешь из бревен пару кактусов сделать? Выруби огромные кактусы из чурок, как в пыльных пустынях Техаса, покрась их в зеленый цвет, ну, или если хочешь – в Микки Маусы, наколоти гвоздей вместо колючек и вкопай.