Текст книги "Бульвар Постышева"

Автор книги: Эрик Бутаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 31 страниц)

Слава Зелик

Есть люди, которые с непонятным бараньим упорством боятся Армии. Живут, как на вулкане, каждые полгода придумывают себе болезни и выкладывают целое состояние, чтобы получить справку о плохом состоянии здоровья. Легче отслужить, мне кажется, чем тянуть и тянуть до двадцати восьми, когда призыв уже не касается. Мозгов и желания нет, чтобы поступить и окончить институт, приходится вкалывать, чтобы оплатить отмазки, но нет же, всё равно пытаются уйти от почетной и священной обязанности каждого гражданина мужского пола Великого Священного Советского Союза. В Армии я встречал таких, которым было двадцать семь и даже двадцать восемь. Всех их называли «Старыми». Балбесы они были исключительными, потому что считали, раз они ровесники ротных капитанов, то и вести себя могут так же, не уважая остальных ребят. Иногда им за это сильно доставалось. А они ничего с собой не могли, как правило, поделать, имея за плечами десятилетнюю разницу в возрасте и не имея разницы в призыве. Такое бывает.

Мы уже отслужили, а Слава, всё продолжал отмазываться и завидовать нам. В конце концов, он таки дотянул и с облегчением вздохнул,… но было поздно.

Зелик был старше нас лет на шесть-семь. Работал экскаваторщиком, бульдозеристом, скреперистом и трактористом высших – шестых разрядов. Он даже взлетную полосу нашего Аэропорта делал, в свои-то двадцать с небольшим лет. В этом плане он был мастер, чего скажешь? Язык у него, жаль, был без костей, поэтому у него и был сильно поврежден нос – не нос, а прямо ухабы какие-то. Ровесники его частенько били, хотя и слабым то его не назовешь, но всё-таки. Его нос был его визитной карточкой. Вот и нам он неустанно повторял: «На меня уже одёжку шили, когда на вас ещё хуй не дрочили!» Давая понять нам, что он гораздо старше, опытнее и что верить ему надо беззаветно, а не спорить с ним, почем зря. А мы его не били – понимали, что он безобидный, хоть и пиздит много (Извиняюсь за выражение). Поэтому он и ошивался с нами чаще, чем со своими сверстниками – те-то его не понимали.

Ещё у него были больные почки – больные настолько, что даже на его кожаном пиджаке под мышками были круги белых солевых отложений, что и являлось первопричиной его отсрочек призыва в Ряды СА. Хотя пил он, не пьянея, и что попало, если есть, и в любых количествах.

Следующим его несомненным превосходством было то, что он управлял мотоциклом в любом состоянии так, как будто родился на мотоцикле. Неважно, в каком техническом состоянии находилось транспортное средство, Зелик садился и мчался под сотню, порой управляя одной рукой, потому что вторая дергала за тросик газа, который не был прикреплен к рукоятке скорости. Это называлось: «летать на подергушке». «Меньше восьмидесяти ездить, лучше пешком ходить!» – любил повторять обладатель гористого носа Станислав Недзельский фразу из известного в то время жлобского фильма. Однако он нас мальчишек многому тогда научил в плане управления моторазвалюхой. Однажды, правда, по телевизору показали страшную аварию, где водитель не справился с управлением мотоцикла и врезался в столб. Водитель валялся в траве весь в кровище. Мы и не узнали Славку на экране. Когда он вышел из больницы, его лицо и часть головы с правой стороны были сильно перекошены. Но это не давало повода останавливаться, и он продолжал летать как угорелый. К волнистому носу прибавилась половина волнистой башки.

Однако самое основное его отличие – умение сочинять всякую муть. Моментально, без промедления говорить любую чепуху, пусть даже самую нелепую, но безапелляционно и с пеной у рта, если кто-то не верил, доказывать своё. Судите сами, его рассказ о том, как погиб «его один друг с работы».

– Он заходит в подъезд, а в подъезде темно. А эти козлы растянули эспандер над головой и через батарею проделали такую херню, на которую наступишь – и эспандер сверху падает. Он зашел, наступил, сверху на него упал эспандер и прямо на шею. И задушило его. На той неделе похоронили.

– Слава, завязывай!

– Я тебе зуб даю, что так и было!

– На хер мне твой зуб?!

И перестаёшь спорить, потому что всё равно бесполезно – он не докажет, ты не проспоришь. Рассказ, кстати, был про кистевой эспандер – такое резиновое кольцо, сантиметров десять в наружном диаметре, чтобы сжимать, когда делать нечего. Растяни-ка его!

Потом Слава как-то спустился к нам в подвал и произнес, слушая наши разговоры про немецко-фашистских захватчиков:

– Парень один знакомый, тут живет недалеко, продает немецкие кресты и медали. И «Шмайсер», офицерской модификации – магазин и снизу и сбоку вставляется.

– Да ты что? Точно, что ли? Я куплю! – говорю.

– Давай, завтра я с ним перетрещу.

– Давай.

Назавтра Зелик приходит и говорит:

– Всё, решил – сто двадцать «Шмайсер» и по четвертаку медали со свастикой.

– Годится, пошли.

– Сейчас он на дежурстве – давай завтра.

– Давай.

Это «завтра» продолжалось несколько месяцев. Всем и так ясно, что никакого «Шмайсера» офицерского образца нет, но хотелось же над ним покозлить. А он, как будто так и надо, не отпирался, обещал и куда-то ходил договариваться. Потом это всем надоело, и всё само собой заглохло.

Если бы причина была в деньгах, то хоть что-то было бы ясно. Но Зелик зарабатывал много, и нам с ним по деньгам даже тягаться не было смысла. Тогда в чем причина? А ни в чем! Ему так нравилось! Просто гнал, как Строцкий, как выражался Лёнька Бутин, без выгоды, чисто, за понт. И нас веселил этим. Денег, к слову сказать, он всегда взаймы давал. Только вернуть нужно было в срок – иначе больше никогда не получишь. Но суммы были, в принципе, любые (в разумных пределах). Не припомню случая, чтобы Славик попросил у нас взаймы. А попросил бы – так дали не задумываясь. Но судьба-злодейка – не предсказуемая штука.

Местные телевизионные новости. Срочное объявление:

«Найден труп мужчины тридцати пяти-сорока лет на берегу Ангары. Всех, кто что-либо знает о происшествии, просим обратиться …» Фотографии трупа.

– Это же Зелик! – говорит Вовуня.

– Не может быть!

– Точно – он!

– Точно. Он!

Как рассказывали, занял Славка двести рублей у внука Контры. И не вернул в срок, как сам требовал обычно – всякое бывает. Кто бы сомневался, что Славка отдаст? А тот засомневался. Говорят, пришел требовать. Слава (с его-то языком, да ещё в подпитии) сказал что-то нелестное, видимо, обидел. Другой бы рассмеялся да ушел – что там две сотни? А этот пришел с топором, прорубил Зелеку кривую его голову и, не поленился же, сволочь, утащил на Ангару, чтобы утопить. Сбросил в воду. Слава, видимо, очухался, потому что добрался до берега и какое-то время полз, пока не замерз, и силы его не покинули. Нашли его на берегу мертвым и замороженным, с расколотым черепком.

Ох, Бульвар! Это чучело отсидело и ходит теперь по бульвару, сшибая мелочь на пропой, с перебитым, как у Зелика, носом, а Слава где-то в Эдеме на скрепере обустраивает пешеходные дорожки, наверное.

Чайлдермаз

Церковный праздник 28 декабря – день избиения младенцев – «Чайлдермаз». Именно так называлась наша вокально-инструментальная группа, состоящая из трех постоянных участников. Нам нравилось сочетание «избиение младенцев». Казалось, что многочисленная орда почитателей тут же обратит внимание на наше творчество хотя бы по тому, что будут спрашивать на всех пресс-конференциях: «А почему вы так назвали свою группу?» «Библию читайте!» – готовы были отвечать мы. Так и приросло.

Ведущая соло гитара принадлежала лично Виктору Гавриловичу Кадачу. На барабанах, изготовленных из плошек и кастрюль, исполнял трели Ваш непокорный слуга. Аранжировка, звуковые эффекты и эффекты неожиданности однозначно были отданы на откуп Андрею Андреевичу Покулю. (Да, – Покуль! И попрошу, не коверкать фамилию!). Стихи – наши, музыка – какую Витька подберет. Иногда, мы с Андреем фоном на других гитарах поддергивали струны, чтобы Витя держал темп. Отличная получилась группка!

Примерно в восьмом классе у меня наконец-то пробудился интерес к струнно-щипковым музыкальным инструментам. Старинное фортепиано «Енисей» отдыхало и хранило в своих недрах красивые пустые бутылки и начатые пачки болгарских сигарет – дома появилась гитара. Не какая-нибудь там фанера с обнаженными блондинками в пошлых виньетках, а настоящая «Кремона», с пластиковыми, дефицитными до ужаса, струнами. И первые аккорды, которые показал мне Виктор Кадач, походили издаля на песню группы «Шокин Бло» «Шисгарис» (Я буду писать, как тогда слышал, чтобы не сбивать читателя правильным текстом от темы наших музыкальных забоев). «Кремона» измучилась, пока я научился их (аккорды) правильно брать и ставить. А потом пошло всё как по маслу. Пора было выходить на большую эстраду.

Музыкальный дар Виктора, зажигательные аранжировки Андрея и стук моих тотемных бубнов не заставили себя долго ждать – ясно дело, поперли плоды! Магнитная бобина магнитофона «Маяк» зафиксировала и попыталась увековечить нестандартные наши произведения.

Андрей Макаревич (дай Бог ему процветания), надеюсь, не слышал интерпретацию своей песни «Годы текут рекою». Потому что мы, легко подобрав мотив, исполняли её с другим, как нам казалось, более глубинным текстом:

 
Деньги текут рекою,
Скоро и мы с тобою
Тихо Швейцарский банк возьмем.
Скромно свой джип подкатим,
Страже обойму вкатим,
Сейф в кусочки разобьем.
 

(В этом месте Андрей колотил в мелкие кусочки посуду, а барабаны выдавали металлическую трель автоматной очереди) Далее шел припев:

 
Ну, а в нём – такая пустота,
что вовек не снилась на-аа-ам.
И за эту пустоту опять с тобой
Отбывать срок роковой!
 

(Далее шел Андрюхин голос, который, на заднем плане, читал детскую книжку: «Чуфых, чуфых доносилось из камыша. Это выпь готовилась ко сну…»)

Второй куплет повествовал о том, что рожок в ненужный момент оказался пустой, за что, как вы понимаете, опять срок роковой. А в третьем куплете нас уже вязали и бросали в воронок, а там тоже пусто, и новый роковой срок. (И параллельно звон тарелок, треск кастрюль, «чуфых-чуфых» и, конечно, шум сдернутого унитаза). Вот.

Трек заканчивался «Битловской» песней, которую те исполняли про подводную лодку, а мы на наиболее трепещущие темы дефицита:

 
Всем вам в жо, пу желтый мандарин, желтый мандарин, желтый мандарин!
Всем вам в жо, пу пасту «Помарин», пасту «Помарин», пасту «Помарин»!
Ля-ля ля-ля, ля-ля ля ляля, та та-дада, та та-да!
 

Очень интеллигентными людьми были (и остаются поныне) мои друзья из параллельного класса Покуль и Кадач. Если мы говорили учителям «Здрасти», то они говорили так:

– Добрый день, – серьезно говорил Витя.

И Покуль тут же добавлял:

– День добрый!

– Здрасти, здрасти, – тупились учителя.

Воистину сказано

Воистину сказано: память детская – очень цепкая штука. Запомнишь однажды какую-нибудь глупость или выражение, порой, совершенно нелепые сочетания звуков – и не забудешь вовеки. Кроме того, часто помнишь, от кого это услышал или что происходило в это время с тобой. Да, интересно! Ну, так вот, пришло наше время запоминать навеки фразы и «делиться» ими с друзьями. Так пополнялись наши запасы слов и выражений, обеспечивая, так сказать, местным сленгом, по которому можно было понять, что мы местные: из наших подвалов, подъездов и чердаков. Иногда наши шутки разносились дальше по городу, а, возможно, и ещё дальше разошлись – сколько времени-то утекло. Не спорю, что многие из них пришли к нам тоже издалека. Сейчас, когда вспомнишь, чего ты там нёс, невольно улыбнешься, а если Вовунька рядом, так и посмеёшься от души. Например, такое сочетание: «Чахни, Шмадра!» «Чахни» – понятно, но что такое «Шмадра»? – неясно вообще. Но въелось, и ты хоть что делай! Бывает, кто-нибудь нагрубит тебе, разозлит, нахамит, к примеру, в переполненном автобусе, а ты ему в сердцах, чтобы заткнулся: «Чахни, Шмадра!». И пойми, откуда всплыло это?! Но уже поздно – ляпнул. Вон – даже компьютер такого слова не знает, красным подчеркивает. Хотя компьютер много чего не знает. Помню, как только пошли такие программы, когда незнакомые слова красным стал подчеркивать компьютер, я возьми да вбей слово «Сталин», а он возьми да подчеркни красным. «Во, – говорю, – при Бате за такую шутку расстреляли бы программиста и всех поставщиков вместе с производителем!» Видимо, многие вбивали это слово и удивлялись, потому что теперь каждый компьютер слово «Сталин» печатает, не подчеркивая. Но ничего, я ему сейчас задам кое-чего из нашего детства – изведет всю свою красную краску!

Вот что такое «Ня, Ню, Дж, Зорро»? Х, кто бы знал? Причем здесь вообще товарищ Зорро? А этим «Ня-Ню» многие стены домов и заборы были исписаны в своё время. А уж как они произносились! Стуча ногтями двух пальцев по верхним зубам, или, уткнувшись указательным под нос, средним, как бы стряхивая с него соринки, или также, но под нижней губой. Зачем? Кто его знает? – так было. И было это ещё в протяжном варианте, как будто человек что-то забыл и силится вспомнить: «О-о, ня-аа, ню-уу, дж-жжж, зор-роо…» А Слава Зелик ещё добавлял: «А-бу, жду-бу, Кукурузянка!» Бред. Ну, конечно, бред. Было. Было…

Или вот: «слизывая» песни с «Кругозоровских» мягких голубых пластинок, мы «учили» Битловские песни. Я, в частности, на память, в любом состоянии спою Вам первый куплет «Облади-Облада» в любое время суток и погоду, то есть то, что осталось где-то в глубоких файлах мозга:

 
– Дэзэн, хэрэн, балан, малин, махен, плиз.
– Моли, кибис, сынка или бэн.
– Дэзэн зэксэн молин, галалакин плиз,
– Сыг моли сынга ис честибен бали эн.
 

И припев:

 
– Аблади, аблада, лайка Джон твэн,
– Ла ала алайка Джон.
 

И так далее, но, честно говоря, второй куплет подзабыл.

Песню «Бони эМ» по месяцам года приводить в пример без надобности – там мы почти правильно произносили названия месяцев.

Легкие, наиболее часто употребляемые выражения:

«Дерни ноги» – дескать, уйди, пожалуйста.

«Убери цыпки» или «цыпками не маши» – цыпки – это руки в данном случае.

«Залезть в роговой отсек» – нанести удар в голову. Такими выражениями «обогащал» наш лексикон Женька Ткачук, царствие ему небесное. Веселый он парень был и отчаянный, чего бы там про него ни говорили. Вот уж в чём – в чём, а в том чтобы он кого-нибудь или что-нибудь испугался – уж этого про него точно не скажешь. Порой один выходил на целую толпу Ивватушников – курсантов военного авиационного училища. Вовуня рассказывал, что однажды с Ткачом попали они на какую-то дискотеку. А там такие лавочки расставлены, как в спортзале. На первом ряду никого нет, только фуражки курсантов – сами вояки с девушками танцуют. Ткач подошёл, без базара, скинул все фуражки на пол и сел на первый ряд. Вове пришлось тоже садиться, хотя, как он говорит, было не по себе: курсанты – парни здоровые, у них физподготовка ой-ёй-ёй какая. Но ничего. Они вернулись, стали удивляться, а Ткач предложил им выйти «попиздеть», как он в таких случаях выражался. И его наглая физиономия, с прищуренными глазами и показными повадки бывалого ЗК, (хотя он к тому времени еще срок не отбывал), руки в карманах, явно намекающие на то, что там что-то есть острое или, ещё хуже, огнестрельное, манера произносить слова внятно через почти сжатые губы и волевой взгляд тормозили всех. Так всегда было, а уж когда он откинулся, тут вообще все планки попадали (опять же его выражение). Биться тогда на дискотеке не пришлось – «на базаре вывез, в роговой отсек не полез, а надо было, конечно, кому-нибудь варкушку засадить» – констатировал Ткач.

Варкушки, колмычки… Вовунька имел свою интерпретацию, говоря про удары в голову: «Протянуть цепью меж ушей».

Кстати, о цепи. Редко кто ходил на демонстрацию без велосипедной цепи в кармане. Некоторые даже изолентой обматывали один край цепи. Также в кармане могла находиться подкова или кран, свинченный в бойлерной, удобно принимавший три пальца в свои кольца. Свинчатки или литоэ – вкладыши в руку – непременный атрибут праздников. Ножи – как-то не так, редко кто ходил с выкидухой. А вот рашпиль или отвертка в кармане – запросто.

Однажды в подъезд заходим, а там Мозоль с нечетки пьяный в стельку за дверью гасится. Мы говорим:

– Мозоль, ты, что ли?

– А, это вы, – отвечает Мозоль и выходит из-за дверей. А в руках у него огромная отвертка, сантиметров тридцать длиной. И пьяный он в лохмотья.

– Ты чё тут гасишься?

– Да так! Дежурю! – отвечает он, вращая головой на блатной манер.

– В смысле?

А он показывает нам свою отвертку и говорит:

– Да вот, стою, думаю: или я кого, или кто меня!

Понятно? Вот такой идиот мог нанести удар любому входящему, а потом понимай его, чего он хотел. Во, нравы, вашу маму! Хорошо, хоть из нас никого не шоркнул. Услышал, что нас много – опомнился. Убивать бы его только тогда оставалось.

Отвлёкся. Так вот, такие, с позволения сказать, вещи, точнее, предметы назывались «шутильниками», особенно те, что были потяжелей: гирька из гастронома на тросике, к примеру. Откровенные дубины звались «выключателями». А цепь, она цепь и есть. Как-то с Санькой Малыхом, тоже одноклассником, мы из глубины Лисихи поднимались вверх к школе и сели перекурить у подъезда со знакомыми пацанами из параллельного класса. Ну, сидели, трепались, курили. Потом Короста приперся – местный авторитет с Малолеткой за плечами. Слово за слово – он Саньке в роговой отсек залез. Мы соскочили. Я гляжу, кусок цепи под лавочкой лежит. Весна была, настроение хорошее, в ярких японских куртках бродили, драться не собирались – повода не было и праздника никакого, поэтому шутильников с собой не таскали. А тут, как по заказу, цепь. Недолго думая, я её схватил, и, с ошеломляющим криком: «Фая! Мясо!!!», Коросту несколько раз меж ушей протянул. Он потом в школу с перевязанной башкой приходил меня искать. Нашел. Ещё получил в роговой отсек. Больше не приходил. Хотя и обещал убить.

Ну, хватит о войне. Поговорим о девочках. Девочек мы называли Биксами. Иногда, если девочка симпатичная, то Центровая Бикса. Чувиха ещё. Остальные, грубые названия, употреблялись редко. Аркаша Северный, человек интеллигентный, умел красиво женщин называть, а мы его много слушали и впитывали слог.

Не могу удержаться, чтобы не описать одну сценку. Она, конечно, не для детских глаз, как выражается Вова, но очень символичная, особенно для нашего Бульвара.

Зима. У кафе «Волна» пивной ларек. Аскольд, голубой бессменный продавец, торгует разбавленным пивом. В бытность студента довелось мне дворником работать у кафе «Волна». Так вот, зимой, в метель, в темноте, когда Аскольд открывал свой ларек, срабатывала сигнализация. И этот звон, разносившийся в морозном воздухе, был сигналом для местных бичей и бухариков. И из всех щелей и закоулков, тёмные, как вурдалаки, укутавши носы в воротники, они с банками и ведрами выползали в темноте и стягивались к ларьку в ожидании открытия, занимая длиннющую очередь, постукивая ногами. А этот эпизод произошел днем. Морозным зимним днем с хрустящим под ногами снегом.

Один мужик вынырнул из очереди с цинковым ведром, полным пива, немного отошел, поставил его на снег, присел, отхлебнул с края немного и поднялся, чтобы закурить и варежки надеть. Сверху, мелкой походкой блатного, держа через карманы полы своего тулупа и двух раскрашенных бикс по бокам, семенит какой-то чувак в кепке на глаза. Мужик с ведром, надев варежки, случайно оборачивается, и они встречаются взглядом. Чувак останавливается, вытаскивает руки из карманов, разводит их в удивленном приветствии, одновременно несколько повернув голову набок, произносит громко, с чувственной, довольной растяжкой: «Ой, бляяяядь!» Мужик у ведра, на мгновение, прищурившись, наклоняет голову, хватается за неё руками, потом возводит руки к небу и, открыв глаза, тоже глядя искоса, хитро и лучезарно улыбаясь, отвечает: «Й-о! Баный в Рот!». И они бросаются в объятия друг друга. Ну, всё здесь было в этих словах! И, как я рад тебя видеть, и как давно мы не встречались, и, помнишь, как всё начиналось, и всё, всё, всё! Они хлопали друг друга по спине, присели, попили пивка из ведра, чувак мужика со своими девчонками познакомил, потом они потащили ведро куда-то уже вчетвером, весело что-то обсуждая или вспоминая на ходу. Девчонки смеялись, мужики им говорили, кивая в доказательство: «В натуре, так и было! Это я тебе говорю! Бля буду!» А нам осталось констатировать: «Лингвисты встретились!»

Игорь Пинигин

Пиня, или Пинижик, как его некоторые звали, – довольно интересный парень. Не знаю почему, но он отличался от своих соратников. Он и его соратники, то есть те, с кем он в то время – в школьные и послешкольные годы, как сейчас говорят, тусовался, были старше нашей команды на два-три года. А, стало быть, в какой-то период мы были для них нелюбопытны. Но время проходит, и мы подросли. С нами стали общаться на равных. И Пиня почему-то больше других оценил и принял во внимание наше мировоззрение. Через пару лет мы стали друзьями. А друзей своих Пиня называл Маккенами. И любил, чтобы и его так называли. Ну, Маккена, так Маккена, не в этом суть.

Если подальше на начало отмотать прожитое время, то Пиня, уже по-настоящему, всплывет в тот момент, когда я к нему пришел покупать альбом с фотографиями ансамблей. Как ни старался Железный Занавес огородить нас от пагубного влияния империализма, фотки умудрялись просачиваться сквозь его щели, распространяясь между своих и, чуть позже, на черном рынке у шпиля на Гагарина. Иметь классные фотки ансамблей – это, я вам скажу, дорогого стоило. Деньги здесь не причем, хотя за них выкладывать нужно было прилично. Эти снимки, перефотографированные на сто рядов, и уже порой потерявшие первоначальный вид, но не потерявшие название ансамбля, уже говорили, что их обладатель чувак путёвый. То есть, современный молодой человек, имеющий желание познать мир в принципе, а не только по произведениям классиков марксизма-ленинизма. У этого чувака, наверняка, уже есть, а если нет, то обязательно в скором времени появятся Джинсы. ШТАТОВСКИЕ ДЖИНСЫ. Сто рублей – и настоящие Штатовские Джинсы. Ни какая-нибудь там польская вещь за тридцатку, в которых ходили многие, хотя и Поляки делали хорошие вещи, а штатовский «US-Top», «Super Rifle», «West Rider», «LEE» и, конечно, «Wrangler», у которого фактура ёлочкой. Сумку из мешковины с трафаретом Дина Рида или Демиса Русоса такой чувак не носит. У него в руках полиэтиленовый, новый, яркий, как светофор, пакет «Marlboro» и венгерский батник на перламутровых клепках. А если у него Джинсовая Куртка – всё! Он на учете, как фарцовщик! Конечно, если его родители не приехали из Монголии, где им часть зарплаты выдали чеками в «Берёзку», тогда он на учете в КГБ. Пласты (пластинки) у него должны лежать в пакете. Неважно, «Слайды» там или «Крайс», но все-то понимают, что в любой момент там могут оказаться «Хелп» или «Резиновые Души» Битлов. И тогда, точно – Всё! В Баньке (кафе-мороженое на Броду) ты свой пацан и в «Интурист» тебя пускают. Но начинать надо всегда с фоток. У меня уже к тому времени было приличное количество фоток, вторые Джины «Super Rifle» и пакеты я уже затёр. У Пинии был джинсовый костюм (короткая куртка и собственно джины), апельсиновые Фаршваки (ботинки то бишь), а альбом ему уже надоел, а деньги были нужны. И я купил за пятнадцать рублей весь его альбом. Он и поныне у меня! Так я зафиксировался, а парни из их команды поняли, что наше время пришло. Мы подружились. Точнее сказать, скорефанились.

Остается вопрос: откуда такие деньги у паренька в седьмом классе. Остается ответ: маманька дала. Баловала меня тогда маманька, любила, чтобы я выглядел не хуже всех, ну, и деньги, разумеется, давала на всякие мелочи. Баловала, одним словом. Должен признаться, что ребята из нашего окружения вообще-то были дети приличных родителей. Эта «конкурирующая» группа из «Г» класса с сопутствующими элементами была детями людей, любившими выпить и посидеть. А наша команда состояла, пусть и не из золотой молодежи, то из серебряной, наверняка. Мы-то тогда об этом не задумывались, просто дружили, и нам нравилось жить, но со стороны ходили слухи: у этого мамаша завмаг, у этого папаша директор кондитерской фабрики, у того отец – заведующий кафедрой в редком в Союзе ВУЗе, а у четвертого – мать зав. производством в ресторане, у пятого – родичи каждый год в загранке, плюс ещё в лотерею выиграли «Москвич»… и так далее про каждого. Вообще-то – да, если так разобраться, до четырнадцати с половиной лет я икру, действительно, ложкой ел, как любит повторять моя маман (дай Бог ей здоровья). Да и друзья мои были подготовлены, чтоб в жизни не пропасть. Теперь и мне стало отчетливо ясно, откуда в седьмом классе у меня появились первые джинсы, кроссовки «Botas» и тут же «Adidas», четырехдорожечный магнитофон «Маяк-202», записи, фотки ансамблей, пакеты, часы на платформе… Откуда? Маманька дала! Волосы, правда, я сам отрастил.

Следующий запомнившийся эпизод – это 9 Мая – День Победы – мой день рождения. Я зашел к Пине забрать записи Битлов. У него техника была покруче, и записи всегда (и до сих пор) отличные, вот он мне на все четыре дорожки и записал «Биттлз». Пиня был дома один. Но стол накрыт. Этот Майский праздник в любой семье встречали, как положено. По телеку шел фильм «Освобождение». Пиня предложил выпить за победу, «За Нашу Победу». А, чего? – давай! Потом за мой День. Давай! Потом за тех парней, что по телеку в атаку прут. Потом уже за всех, за всё, за всю… И выжрали мы с Игорем бутылку на двоих. Домой я шёл пошатываясь, но дома не заметили – гости уже сами набрались, а до именинника им дела особого не было, потому что уже из открытого балкона доносились звуки фортепиано с мелодией в «семь сорок». Мои Битлы их не интересовали. Ну, и хорошо. Я оставил кассету, переоделся в трико и ушел гонять на велосипеде по нашей трассе с трамплином. Убился я тогда на этой трассе прилично, но так как был в состоянии нелегкого алкогольного опьянения, боли особо не почувствовал, а синяки – фигня, они всегда были. Но, что важно, с Пиней мы уже вместе пили – значит, друзья! С тех пор наши пути пересекались часто, обновляя течение времени новыми событиями, встречами, интересными занятиями и рассказами, увеличивая количество и яркость Мифов.

Выпускной вечер у ребят, что на год нас старше. Само собой, мы тоже там. Прибегает Пиня с разбитым лицом.

– Что такое?

– Помощь нужна.

– Погнали!

На ходу он нам поведал, что к его подружке из общаги кооперативного техникума приехал какой-то хмырь из Армии. И приволок с собой ещё троих дружков. Короче, они Пиню грубо выставили, пользуясь своим численным превосходством, так вот теперь не мешало бы сравнять шансы.

– О чём базар, братан?

Прибегаем. Выходят четыре амбала, сразу видно, что парни не хилые. Старше гораздо, армию отслужили. И мы, по их понятиям, сосунки, только рассмешили их. Нас, правда, на пару человек больше, но один конём оказался – свинтил, как увидел, с кем предстоит разборка. Зато появился другой, на которого и не рассчитывали, а выяснилось, что он правильный пацан. Биться на чистых с ними бесполезно – они здоровей. Хулиганская, хитрая тактика в таких случаях, чтобы время выиграть и сориентироваться что и как, такова: «А пусть дерутся те, которые бабу не поделили – один на один и на чистых» (то есть без помощи подручных и иных средств обороны и нападения).

– Это вы что ли будете нас бить? – с ухмылкой спросил самый здоровый из них.

– Да, – отвечает Пиня. – Больно, к тому же, ногами.

– Ну, ну, – улыбнулся их самый здоровый, и, обращаясь к своему приятелю – дружку Пининой зазнобы, говорит: «Леха, ты один на один с ним схлестнись, а то за малолеток много дают». – Это он уже на нас намекает.

Что правда, то правда – в его глазах мы именно так и выглядели, особенно, когда один из нас ещё и свинтил со страху.

Пиня снимает свою джинсовую куртку, отдает её Кеце, чем нежелательно «связывает» Кеце руки. Но пока стоим, смотрим, что будет. Пиня дерётся классно – знаем, точнее, уверены, что вывезет. А вот когда вывозить начнет, тогда эти быки начнут за своего впрягаться – нужно что-то придумать, пока есть время. И взгляд находит подходящий обломок половой рейки в траве. Отлично!

Бой проходит с преимуществом нашего брата, но Пиня выдыхается – это чувствуется, хотя и побеждает – у того всё мусало в крови. Случайно я слышу, что ихний Леха недавно только из больницы вышел – у него была сломана левая нога.

– Пиня, – кричу я, – у него левая нога сломана! Урой козла!

Пиня тут же наносит йоко-гери в ногу соперника, и соперник ложится на асфальт.

– Ты чё, Урод?! – поворачиваются ко мне друзья проигравшего.

– В зеркале урода поищи, кобыла! – отвечаю вежливо я.

И понеслась мясорубка.

Вовуня, Плиса, Леха Бутин, Кеца с курткой в руках и подошедший нежданно Падеря, тут же впрягаются. В развороте событий мы почему-то даже поражения не терпим – вот что значит подготовка, но рисковать – ну его… Пропустишь от кого-нибудь из них удар, и всё – нас может остаться мало. Приходится поднимать подходящий обломок рейки.

– Фая, Мясо! Стоять! – очень громко кричу я.

Чуваки, как по заказу, опешив, замирают в ряд. Отличная троица.

– Получи, сука! – обращаюсь я к крайнему слева и коротко замахиваюсь рейкой.

Тот реагирует и пытается уклониться, но я же не дурак – я наношу удар тому, что в центре, самому здоровому и не ждущему удара.

Оп! И он уже зажался, сидя на асфальте.

– Ах ты, сука! – говорят его друзья и бросаются за мной.

Помните фильм «Спартак»? Он там один остался против нескольких. Что он сделал? Он побежал. И когда его догонял кто-нибудь (а они растягиваются во время бега), Спартак резко разворачивался и выхлестывал догоняющего. Мы много раз смотрели этот фильм – билеты-то десять копеек. Уже на бегу, не выпуская рейку из рук, я над ними издеваюсь:

– Ну, возьми, возьми меня живьем! – и двигаюсь по направлению к школе.

Эти козлы так разогнались, что мои ребята их уже догнать не могут. Я тоже быстро бегу. Слышу, один догоняет. Резко торможу и с развороту:

– На! Получи!

Пока набегает следующий, понимая, что позади моя команда и этого первого здесь так не оставишь, он замедляет ход и смотрит, что там с другом. Потом зачем-то продолжает меня догонять. Ну, как хочешь – на и ты!

Братва подтянулась.

Парни проиграли.

Через пару-тройку дней с перемотанными головами нас ждали у школы. Зачем? Лишние хлопоты. Выпускной же был – школа не работает, каникулы, дебилы. Пиню искали на работе, нашли, но запал уже пропал – просто поговорили. На этом всё и закончилось. Шрамы остались.

Насчет бега хочу ещё с вами поделиться одним рассказом. Не хвастаюсь, и друзья подтвердят, что стайерские дистанции мне удавались. На школьных соревнованиях «Баргузин» я занимал первые места, и даже сама Гойшик – олимпийская чемпионка – приглашала меня тренироваться. Но я отдал предпочтение боксу. Ну, пока не об этом.