Текст книги "Бульвар Постышева"

Автор книги: Эрик Бутаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц)

Архип поднялся, сел на край кровати. Слега помятое лицо, но, в принципе, всё остальное в его организме работает нормально – кондиционеры помогают чувствовать себя хорошо, даже в полуденную жару в этих домиках. Тоже – энергоресурсы. Раньше бы он задохнулся в раскаленном бунгало, сейчас – свежо. И можно сполоснуться, почистить зубы, побриться. Что он и сделал. Стало ещё свежее и легче. Захотелось двигаться. Босые ноги приятно чувствовали прохладу пола. Даже не обмотанный полотенцем, он подошел к столу и приподнял верхнюю тарелку: «Что там?», одновременно, другой рукой пытаясь налить себе из пластиковой бутылки «пепси». Напиток зашипел в стакане, «стреляясь» мелкими брызгами. В тарелке оказалась жареная рыба, то ли хариус, то ли омуль, с картофельным пюре и свежим огурцом. Встал выбор: пить «колу» или поесть вначале рыбу. Есть рыбу не хотелось, он попил. Напиток ударил в нос, вышиб слезу. «Хорошо!» На крылечке послышались шаги, скрипнула и открылась дверь, появился Зайчонок, практически голый, если за одежду не считать те шнурочки и полоски ткани, которые, с грехом пополам, прикрывали лишь немногие участки тела, которые от природы и пигмента должны быть темнее остальной кожи. Она искренне улыбнулась и обняла его своими горячими руками. Прижалась грудью. Поцеловала.

– Привет. Встал?

– У меня? – непроизвольно спошлил Архип. – Секунду! – пообещал он.

Он даже и не подумал прикрыться, когда услышал, что кто-то заходит.

Юлька не обратила внимания на его слова. Он был такой свежий и холодненький, что не хотелось отпускать. Она продолжала стоять, обнимая, стала, как кошка тереться щекой о его плечо и мурлыкать:

– А я слышу – вода шумит, думаю, значит, встал. Я загорала на улице. Ты давно проснулся?

Он дернул за шнурочек на спине, верх купальника тут же разъехался.

Она сдвинула плечи, верх соскользнул к локтям, потом, коротким движением её руки, отлетел на кресло.

Он поцеловал её в шею, наклонился чуть ниже, аккуратно взял обеими руками то, что скрывал верх купальника и стал их тоже целовать, еле касаясь губами.

Она закрыла глаза и запрокинула голову.

Он опускался с поцелуями ниже.

Она чувствовала прикосновение его губ на животике, у пупка, чуть пониже, ещё чуть пониже…

Он медленно стягивал нижнюю часть пары.

Она ему помогла, вначале сдвинув ножки, потом приподняв одну и вторую.

Нижняя часть тоже улетела на кресло.

Они медленно опускались на большую, белую, прохладную простынь, продолжая прикасаться губами.

Зазвучала композиция «Энигмы».

– Старый Соснов! Как будто видит! – промелькнула мысль.

Она не стала разгибать ножки. Зачем? А руками обхватила его спину.

Кадры из «ВВС»: львы, павлины, домашние кошки, голуби, касатки, змеи, лебеди, стрекозы, горные бараны, крабы, муравьи, жирафы, колибри, вараны, гусеницы, слоники, мартышки, бабочки ………… лев ухватил-таки львицу за шею.

– И не благодари! – Архип откинулся на спину.

«Ионика» зачем-то заиграла марш Мендельсона!

«Тьфу, тьфу, тьфу» – подумал Архип.

«Как по заказу!» – подумала Юля.

Две мухи, жужжа, от потолка падали в картофельное пюре. Влипившись в картошку, они разъединились, посмотрели вокруг удивленно, попробовали на твердость «грунт», помыли передние лапки и разлетелись.

– Я тоже пойду, сполоснусь, – Архип поцеловал Юлькину грудь и приподнялся.

– Воду не выключай, – Юлька успела ласково провести рукой по его стриженой голове.

На обед подавали салат из крабовых палочек, окуневую уху, жареного сига с рисом, компот из сухофруктов.

– А шпроты есть? – спросил Архип у супердлинноногой белокурой девушки, которая принесла поднос с обедом. – Привет, Анюта.

– Добрый день, – улыбнувшись, ответила девушка. – Приятного аппетита. Вы шпроты хотите?

– Да. И рыбий жир со льдом.

Анюта поморщилась.

– До двадцати ноль-ноль спиртного не подают! – пояснил Старик Сосновский, обедавший с многочисленной компанией за соседним, огромным столом.

Архип поздоровался со всей честной компанией сразу же, как вошел. Шум ответных приветствий с тех пор немного поугас, но после реплики Вадима (а Старика Сосновского в миру звали именно так) стал разрастаться снова.

– Боне Пети, православные, магометане, иудеи и жалкие нехристи. Вы своими нестройными гаммами потревожили мою ленную негу. Ну, как вам не стыдно, в мой эротический сон впихивать свадебный марш?

В ответ посыпались гнусные, глупые шутки, на которые Архипу было просто поср… в смысле, всё равно он их не прослушал.

– Да, да – я тоже рад вас видеть, – ответил он, взял ложку и попробовал уху.

Юля ждала, пока остынет суп, поэтому нехотя ковыряла вилкой в салате.

– Может, после обеда прогуляемся на Байкал? – предложил Архип.

– Давай. С удовольствием, – ответила Юля.

– Вдвоем пойдем?

– Давай вдвоем.

– Хорошо.

Волны хлестали в стену утеса. Стоять на краю скалы было опасно – дул сильный ветер, как часто бывает на Байкале, почва под ногами состояла из мелких-мелких камушков, которым осталось чуть меньше тысячи двухсот тридцати лет, чтобы превратиться в песок, поэтому они нещадно скользили, к тому же, мог случиться солнечный удар, и тогда, человек свалился бы в Море. Но Юля с Архипом стояли на самом краю.

Красота! Высота! Ширь!

Чайки внизу под ногами, кажутся маленькими птичками – вот какая Высота.

Ширь – от горизонта до горизонта Тайга и Море, растворяющиеся далее в безоблачном Небе.

А Красота – это вообще не передать! Красота и красота, – и баста, ребята!

– Здорово! Красота-то, какая! Помирать не охота! – ветер раздувал Юлькино платье.

«Вот и она о смерти, – подумал Архип. – Почему на Байкале эти мысли всех посещают?»

А вслух произнес:

– А придется! – он шутливо схватил её и сделал вид, что сейчас столкнет её в бездну. – Полетаем?!

– Ай! Перестань, дурак! – Юлька отшатнулась от края.

– Не боись! – он держал её крепко.

Но она перепугалась всё равно.

Архип посмотрел вниз, представил, как бы она сейчас урылась в волнах и стала бы медленно погружаться на дно в прозрачной воде, раскидав свои руки и волосы. А вокруг бы кружили дельфины. (Какие дельфины? Ну, не дельфины, так нерпы!) Подумал и плюнул вниз следом. Ветром слюну размазало по скале.

– Недолет, – оценил Архип.

– Отпусти меня, – Юлька хотела, но страшилась вырываться – скользко и край рядом.

Он вместе с ней сделал шаг назад. У неё отлегло.

– Ты, правда, решила, что я тебя брошу?

– С тебя станется, – она зло отдернула руку и отошла. Присела на теплый камень.

Архип подошел.

– Не переживай, Зайчонок, я тебя не брошу.

– Не бросишь? – переспросила Юлька. – Это, в каком смысле?

– В каком хочешь, – Архип закурил.

– Ну, спасибо, – она улыбнулась, думая про что-то свое, видимо, девичье.

Архип смотрел на море, на чаек, на облака.

– Действительно, очень красиво! Я был в Париже – там красиво, в Берлине – тоже очень, в Дели – симпатично, где только не был – везде красиво. А вот на Байкале, – совсем ни так! Всё по-особенному! Сурово, надежно, крепко! Совсем ни так.

– Каждый кулик свое болото хвалит, – произнесла Юля.

Архипа, как током ударило!

– О-па, – Архип быстро развернулся, указывая на неё пальцем. Сигарета выпала из рук. – Поняла?

– Что?

– То, что ты сейчас сказала.

– А что я такого сказала?

– «Каждый кулик, свое болото». Поняла? То есть, наши предки, когда эту поговорку придумывали, уже знали, что мы на болоте.

– На каком болоте?

– На каком, на каком? Я тебе про книгу рассказывал, помнишь? Про болота и катастрофу. Вот ты мне и эпиграф подсказала. «Каждый – Своё болото», свою Прокаженку, свою Татару, свои Родники, свою Кирпичку! Свою жизнь! Зашибись! Болото! Кулички и Болото. Улетать надо в теплые края, а вам придется зимы ждать, чтобы выбраться, потому что ваши Крылья в Болоте утонули. Придется ждать и пешочком по льду и по снегу. Кто выживет, Кулички? Только Оляпки зимой выживают, которых жизнь заставляет в прорубь нырять! И летом им классно! Точно! «Своё болото».

– Ты сумасшедший.

– Да-да! Я сумасшедший, а ты – молодчина! – Архип радостно поцеловал Юльку. – Мне этой связки не хватало. Чувствовал, что что-то где-то есть, а не мог понять что. Теперь понятно – всем мы птахи слабые среди болот поганых, а улететь не можем. Тенденция такая: хочешь, а вот – на, выкуси! – и он слепил страшную фигу. – Ха!

Солнце палило. Ветер обдувал. Кричали чайки. Слышался звук лодочного мотора.

Далеко, у острова, похожего на крокодила, прыгала по волнам моторная лодка.

– О, батя как раз в запретку пошел, – крикнул Архип, чем-то довольный, кивнув в сторону лодки.

– Кто? – не поняла Юлька.

– Батя. Не важно. Теперь же всё склеится, понимаешь?! Молодец, Зайчефундель! Ты – умочка!

Архип поднял руки к небесам и засвистел в след уходящей лодки! Потом громко запел: «Море, Море – мир бездонный, пенный шелест волн прибрежных! Над тобой встают, как зори, над тобой встают, как зори, нашей юности надежды!!!»

Юлька смотрела на него ласково (после таких слов) и с удивлением: пацан и пацан. Мужику, почти, сорок лет, а в голове чери-чё. Болота, кулички, полёты. Но ей это нравилось – с ним не соскучишься. И в обиду не даёт, и лишнего больше не спрашивает, недомогает постоянно вопросами, как другие: когда, с кем, как? Спросил, ответила, забыли. Одно плохо (а может быть, хорошо) разница в двадцать лет. Отец, когда узнал, чуть не рехнулся. Мать – нормально, отец завопил. Они же оба младше его: отец на две недели, мать – на полтора года. Кошмар!

Она вспомнила, как родичи приехали к Архипу «знакомиться». Архип не ожидал, но стол быстренько сварганил. Сели, выпили. Он ничего ей не обещал, но в такой ситуации оказался на её стороне, хотя и родителям ничего толком не сказал. А когда отец, напившись, стал ему гадости говорить, Архип не разозлился, а рассмеялся и ответил так: «Будешь на меня давить и пугать, Антон, Юлька возьмет, забеременеит и родит. Ты тогда замучишься своему внуку объяснять, почему дедушка с бабушкой младше папы!» Отец не понял. А Архип выпил рюмку и пояснил: «Не врубаешься? Мы живем, да живем. Ей уже не десять лет – совершеннолетняя. Нас всё устраивает. А надоест – разбежимся, хули в жопу-то орать?» Но отца, как подкосило. Он долго молчал – не мог разгадать кроссворд про внука. Потом, вроде, дошло, успокоился и больше не рыпался. И, слава Богу. Мать, зато, не против, а это – главное.

Юлька непроизвольно улыбнулась.

– Чего смеёшься? – спросил Архип.

– Да, так – балбес ты.

– Ни балбес, а рахит жизнерадостный, – улыбался Архип. – Как я тебя учил?

– Нет, ты бал-бе-ес! Хотел меня утопить, – ветер раздувал Юлькины волосы, она нарочно, типа обиделась, надула губки. – Балбес.

– Утопить – дело не хитрое. Тем более в Байкале – бульк, и никто тебя уже не найдет!

– Почему не найдет?

– Байкал трупы не отдает?

– Как это?

– Ну, не отдает, и всё. Не всплывают трупы. Вода холодная и эти, как их, рачки-бокоплавы, какие-то, поедают все моментально. Фигня такая маленькая, как креветки, только гораздо меньше, налетают, как муравьи и труп съедают. Говорят, даже костей не остается. Мы как-то отдыхали там, на Мандархане, – Архип махнул вправо – видимо там, по его мнению, находился Мандархан, – один мужик рассказывал.

– А что такое Мандархан?

– Бухта такая. Там вода теплая и мелкая, почти полкилометра, и всё по пояс. Туда с детьми ездить хорошо: дети купаются, следить не надо – не утонут. Короче, там один мужик рассказывал, что во времена перестройки приехали к ним в деревню гопники. А деревня их на берегу стоит, не далеко от Мандархана – МРС называется (Маломорская ремонтная станция, кажется, переводится – не помню точно, но не в этом суть). Тогда модно было в рэкетиров играть, типа, данью обложить магазин и потом приходить сливки снимать. И приехали из города эти балбесы (вот уж кто настоящие балбесы) в МРС местный магазин данью обкладывать. А в магазине том работала женщина одна, её муж был самый, наверное, известный бандюган во всей округе. У него несколько ходок и все по сто второй – как драка, он силы не рассчитает, и – жмур. Здоровый, говорят, такой был, всё ему было по барабану. Как-то, говорят, даже Пьеха приехала отдыхать, так он пригнал на своей моторке, забрал её и увез куда-то на острова. Потом привез. Она довольна была. Ну, ладно, это, наверное, миф. А вот то, что мужик рассказывал – на правду похоже. Короче, этот её муж узнал, что приехали гопники, пришел, тут же в магазине отметелил всех по первое число, потом погрузил их на свою моторку, вывез на середину пролива и говорит:

– Или забыли про мой магазин, или сейчас всех утоплю – концов не найдут.

Те, естественно, напугались, обещали, что больше не приедут.

Он привез их на берег. Еще, говорят, маленько побил и отпустил. С тех пор в МРС дорогу жулики забыли.

– А почему трупы-то не вплывают? Я не поняла.

– Говорю же, вода холодная. Трупы, почему всплывают? Человек утонул, а в нутрии него ещё жизнь продолжается, бактерии всякие там живут. А раз живут, значит, газы выделяют. Труп распухает, надувается и всплывает. А в Байкале вода холодная, бактерии, видимо, моментально замерзают и не шараборятся, не выпускают свои газы – тело моментально опускается на дно. Ну, а там уже бокоплавы с вилками его поджидают. Хоп – и всё! Только пряжка от ремня осталась и пара пуговиц от прорехи. Ясно?

– Страшно.

– Ещё бы!

– Не рассказывай мне больше такие ужасы – я спать ночью не буду.

– Да какие это ужасы? Смысл этого рассказа в том, что вода – живой организм. Как и любой другой организм, вода – живой. Согласна?

– Согласна, согласна.

– Нет, я вижу, ты не согласна! – Архип присел рядом и закурил. – Хочешь, малыш, расскажу, что я думаю по этому поводу?

«Сейчас начнет сочинять», – поняла Юлька и запрокинула голову вверх, подставив шею и плечи под солнце – пусть загорают, закрыв глаза, ответила:

– Ну, давай-давай, расскажи мне про воду.

– Тебе хочется знать?

– Всё равно делать-то нечего, рассказывай.

– Точно?

– Точно, точно. Рассказывай. Ты же что-то там опять навыдумывал.

– Хорошо. Тогда слушай. Только, серьезно – серьезно рассказать тебе хочу свои наблюдения.

– Хорошо. Я – серьёзно. Рассказывай.

Пару секунд Архип думал с чего начать и начал с вопроса.

– Ты знаешь, что человек на восемьдесят, кажется, процентов состоит из воды?

– Да, чего-то слышала, – Юлька и не подумал открыть глаза.

– Может, на девяносто. Или семьдесят. Не помню. Не важно. Главное, что много – большая часть организма – вода.

– Ну, и что?

– И то. Как бы тебе понятно объяснить? Вот, смотри, – Архип привстал, – мы думаем, что это мы живем. Ага – как бы ни так!

– Что, как бы ни так? – Юлька открыла глаза.

Архип уже начал ходить взад-вперед перед ней, читая свою «лекцию». Как попугай. На его лице было видно, что он пытается подобрать слова, чтобы ей понятно объяснить. Доктор-лектор, вашу маму!

– Да, конечно, – продолжал он. – Мы, вроде, сами живем, работаем, суетимся, ругаемся, грустим, веселимся, строим планы… Всё это так, конечно, но есть одна маленькая деталь. Совсем незаметная, о ней до поры и не думаешь, пока не приспичит. Это то, что мы состоим из миллионов клеток, клеточек, которые, тоже живут, и живут, чтоб им не ладно (точнее, чтобы ладно) было, сами по себе, не зависимо от нас, от наших желаний, внутри нас. Живут, живут, развиваются. Сходятся, делятся, умножаются, отмирают, рождаются снова, снова живут. А мы, ни сном, ни духом про них, про их жизнь. Наше тело, моё тело – это даже не оболочка, это, скорее, самостоятельный организм, который живет параллельно мне, и ему, честно говоря, на меня-то плевать. Я, кое-как, могу им, конечно, ещё управлять: захотел – руку поднял, захотел – присел, захотел – побежал. Но и это хотенье и способность со временем мне не удастся, если постарею. Пока молодой, и клетки моего организма ещё молодые, они готовы выполнять мои повеления, да и то не все. Я же не могу стать чемпионом мира по плаванию, скажем, Мне их натренировать надо, заставить подчиняться мне. А они этого сами не хотят. Хотят, чтобы я попотел, заставляя их слушаться. Да и то, мне, скорее всего, это не удастся, если они более хилые, чем у какого-нибудь парня из Австралии, допустим. Вот и получается, что я управляю только теми клетками, которые меня ещё слушаются и которые способны хоть что-то выполнять.

Архип остановился, перевел дух, посмотрел, слушает ли его Юлька.

Та внимательно слушала.

Тогда он продолжил.

– Но и это ещё только цветочки. Внутри у меня, и у тебя, у всех – ещё, так называемая, своя биологическая среда. То есть, куча бацилл, всяких палочек, туфелек, всякой гадости, которые, вообще, живут паразитами за мой счет. Это, как раз, та зараза, которая разбухает, шибуршится, выпуская газы, когда человек уже утонул и абсолютный труппо. А они живут – и до, и после, и во время. Параллельно с нами живут, параллельно с тобой и со мной. И сейчас они в нас и живут, сукины дети! Я что-то съел, они набросились и пожирают это, как гиены. Я что-то выпил – они уже тут, как тут. А если я долго не ем и не пью – они колотятся, стучатся, зовут, требуют: «Пей, гад, жри, а то нам нечего жрать и пить!» Приходится их слушать. А то они меня изнутри загрызут, и я кони двину. Короче, все ни так-то просто. Я – ни я, ты – ни ты. Только мозги наши ещё как-то принадлежат нам, да и то, если выключателем тебе по башке не саданули. Одни расстройства! Постоянно беречься надо! Я вот сейчас курю, подкидываю им никотинчика, а то ведь они уже достали: «Давай курева, Архип, давай, кури, сволочь, – курить охота!»

И Архип смачно и глубоко затянулся.

– Вода-то здесь причем? – спросила Юля.

– Подожди, не перебивай, – Архип всё ещё растягивал сигарету, – не сбивай с мысли. Вода? Вода – вот, причем. Если мы на восемьдесят или семьдесят, там, процентов состоим из воды, значит эта сволота-бактерии, и все эти миллионы клеток, тоже живет в воде. Вся вода, в сущности, и состоит из этих бактерий и клеток. Формула Н₂О – упрощенный вариант для простаков и химиков, чтобы было, как её обозначать и записывать. Миллионы, миллиарды живых клеток и бактерий разных – вот что такое вода! Попробуй-ка денек не попить – они тебя жечь изнутри будут: «Воды, сестра, воды!» А «Вода – это Жизнь! Бережно расходуйте её. Утечка воды учитывается водомером!» Так было написано на четырнадцатом доме нашего Бульвара, когда четырнадцатый дом боролся за право гордо носить звание дома образцового содержания. Что за водомер, правда, никто не имел понятия. А вот то, что вода – Жизнь – это справедливо, мне кажется. Нам же известно, что жизнь на Земле зародилась в воде, в недрах мирового Океана. Правильно? Правильно! Следовательно, вода дала жизнь множеству организмов, или пусть даже хотя бы одному. Значит, вода способна давать жизнь, то есть, родить, рожать, размножаться. Значит, она, видимо, Живая! Понимаешь? Живая вода, как в сказке, живой организм, или субстанция, если хочешь. Может быть, она способна видеть, слышать, чувствовать. Чувствовать-то она точно способна.

– Как это?

– Ну, как, – допустим, мороз – она превращается в лед. Сильное пекло – она испаряется, сваливает из пекла. Налей в неё спирта сорок на шестьдесят и попей – узнаешь, как она будет недовольна или, наоборот, петь захочет. А ударь по воде – рябь побежит, а в морду тебе полетят ответные брызги. Пописай не снег – он пожелтеет от наглости такой. А когда в теплый зимний день, настроение прекрасное, ты возвращаешься из церкви, то тебе на воротник падают чудесные, неописуемо красивые, резные, большие снежинки. Зайди медленно в воду и окунись с головой, омойся, и мир просветлеет, как и твоя душа. Понятно, Зайчонок? Вода – живой организм. Вода везде: под землей, на поверхности, в небесах, в каждом живом существе, даже, в камне. Вода перетекает из одной точки планеты в другую. Сообщается всегда и везде. Круговорот воды в природе, как говорили в школе. А это означает, что если вода везде и всюду, и, не дай Боже, может хранить информацию, то она несет эту информацию всегда и везде. А то, что она может хранить информацию, думаю, далеко ходить не надо. Не трудно проверить, из какого водоема было набрана та или иная бутылка. Верно?

– Не знаю.

– Я знаю. Экспертизой установлено. Так вот. Если все плохо, все гадко и мрачно – пойдет дождь, омоет землю и снова всё заблестит, зацветет, заколосится. Если грязно и кругом валяются презервативы и корочки от лимонов под окнами, тогда, выпадет снег и прикроет эту мерзость своим покрывалом. Если уж совсем все хреново, тогда – Потоп! Вода знает, что делает! Ты валяешься в ванне, подумала о ком-нибудь плохо, выдернула пробку – всё, твоя информация утекла в Ангару. Из неё – куда-нибудь ещё и ещё. Потом, человек, попил «Боржоми» и вдруг, понял, что о нем подумали плохо. И, даже, узнал именно кто и когда. Мы же тоже состоим из воды, вот, вода воде и сообщает. Интернета не надо, достаточно подключиться к водопроводному крану. Как оно?

– Ты это сам придумал?

– Нет, конечно! Что-то прочитал, что-то услышал, что-то, конечно, сам додумал. Но, в принципе, по-моему, близко к истине. А? Что скажешь?

– Балбес ты – вот что я скажу. Одно слово, ты – бал-бес. Напридумывает всякого и гоняет сам с собой. Лечиться не пробовал?

– Только не говори, что ты меня наградила гонореей!

– Дурак!

– Дурак у меня знаешь где, малыш? Я же, скажу не скромно, но скажу – мыслитель. Зайчонок, я – типа, Спиноза! Твой друг – Спиноза. Гордись! Как тебе мои мыслишки? Интересно?

– Заноза ты, а не Спиноза. Перестань говорить мне гадости, пожалуйста! Противно, даже!

– Спиноза – разве это гадости?

– Я про гонорею. Нет у меня никакой гонореи! И не было никогда!

– Это хорошо! А ты – завелась?! Чего ты завелась? Когда я тебе о Великом и Вечном толкую, ты говоришь – балбес. Когда я говорю, как балбес – ты опять недовольна. Что мне делать, милая, если тебе не нравятся мои размышления? Заткнуться на веки?

– Нравятся. Но мне кажется, что ты слишком много думаешь.

– Много думаю? Это плохо? Я не понял.

– Не знаю. Нет, хорошо, конечно. Я не в этом смысле, извини. Я, просто, тебя не всегда понимаю. Ты, правда, интересно рассказываешь. Но я ещё не все понимаю. Слишком быстро и много сразу – не успеваю всё переваривать. Прости. Продолжай, пожалуйста.

И она привстала, протянула руки к нему, извиняясь, виновато, по-детски смотрела в глаза.

– Ладно, живи, бестолочь, – улыбнувшись, ответил он. – А ты знаешь, что из всех живых существ, только дельфины, как люди, занимаются сексом для удовольствия?

– Нет! Правда? – удивилась Юлька.

– Вот! Эта информация – по тебе! Как ты сразу встрепенулась! Какой интерес в твоих бесстыжих глазах! Хорошо, хочешь, я только про это и буду рассказывать?

– Нет. Перестань. Я, правда, больше не буду…. А про дельфинов, ты всё придумал?

– Нет. Какая разница? Где-то читал. Или слышал. Не помню. Ладно, пошли домой.

Они медленно спустились с утеса, попугав по дороге наглых свистящих сусликов.

Вернувшись на базу, попили, помылись и в койку свалились. Любовь, несомненно, до изнеможенья, а что ещё делать? – до изнеможенья, чтоб после свалиться, забыться, задрыхнуть. В прохладе, под простынёю, обязательно голым, обнявши подругу, приятно задрыхнуть, чего не задрыхнуть? Они и задрыхли – устали, намаялись и находились. До ужина в сонную мглу провалились.

«Любимое дело», как пишут в буклетах.

* * *

Уже вечерело. Архип тихонько поднялся, чтобы не разбудить сладко дремавшую Юльку. (Девчонки в её возрасте всегда долго и симпатично спят, особенно, если почти не укрыты.) Взял ветровку, на всякий случай, и вышел на воздух. Тишина – ветра не было. Жара спала. От нечего делать, Архип пошел к месту костра и развалился на удобных, сделанных из бревен, лавках со спинками. Вечером, как стемнеет, наверняка, здесь опять будет костер (конюх с охранником уже натаскали дров), а пока прохлада в тени смолистой, толстой лиственницы. Архип достал из кармана ветровки блокнот (он всегда теперь носил с собой блокнот и карандаш), начал царапать нечто, что пришло в голову на утесе. Увлекся.

– Здорово, брат! – неслышно подошел здоровый мужик – «Загубленная молодость», как его про себя окрестил ещё вчера Архип.

Архип поднял глаза.

– Здорово.

– Что пишешь?

– Я даже не слышал, как ты подошел. Увлекся, извини.

– Бывает. Оперу пишешь?

– Оперуполномоченному, – отшутился старым анекдотом Архип.

– Опер сказал про всех написать? – мужик дал понять, что и он этот анекдот знает, поэтому так и спросил. Засмеялся.

– Верно.

Архип закрыл блокнот. Положил в карман ветровки.

Мужик присел рядом. Протянул банку пива Архипу.

– Будешь?

– Спасибо. Меня, кстати, Архипом зовут.

– Знаю, мы с тобой раз пять вчера знакомились. Юрий.

Мужик протянул руку.

Архип пожал.

– Будем знакомы ещё раз. Теперь не забуду. Вчера выпили много.

– Бывает.

«Тыщщщьььььь» – прошипели баночки, открываясь!

«Чокнулись», выпили.

– Как отдыхается?

– Нормально, – Архип, предложив сигарету Юрию, закурил вместе с ним от одного огонька.

Выпустили дым одновременно и смачно. Развалились с пивом и сигаретами в руках. Вытянули ноги. Красота! Расслабились на какое-то время. Помолчали. Красота, всё-таки!

– Вадик говорил, что ты книги пишешь, – Юрий повернулся к Архипу.

– Слушай его больше – музыканта.

– Понятно, – улыбнулся Юрий.

Архип слегка выпрямился, глотнул пивка, затянулся:

– Пишу маленько.

– Писатель, значит.

– Громко сказано. Повествователь, скорее.

– И о чем повествуешь?

– Да так – ни о чем, ерунду всякую, что в голову придет. Фиксирую на бумаге, потом друзьям даю, чтобы в туалете им было чем заняться. Не слушай его.

– Ясно. Он так и говорил…

– Про туалет?

– Нет, – Юрий опять улыбнулся. – Про то, что ты будешь отбрехиваться от писателя.

– Да, какой я…? А, впрочем, спасибо – приятно слышать, – Архип улыбнулся в ответ. – Мы вчера с тобой одну тему затронули, я сегодня аж в пять встал, чтобы её обмозговать.

– Ну и как?

– Нормально. Думаю, ты прав. Точное замечание – для мысли много места в любой обстановке. Ты – прав! Но на воле – лучше!

– Ещё бы! Знаешь, сколько я нагонял? Как две жизни прожил. Лучше тебе и не знать.

– Много было времени?

– Достаточно, – и Юрий задумался, вспоминая что-то.

Архип понимал, что не корректно задавать такие вопросы, раз человек не хочет на них отвечать. И он перестал задавать. Снова откинулся на спинку лавочки-бревна и принялся за пиво. Но надо же было о чём-то говорить – не сидеть же и молчать? Человек сам подошел, пивом угостил…

– Ты сам-то был там? – неожиданно спросил Юрий.

Архип понял, что значит «там».

– Нет. С чего ты взял? В том смысле, о чём ты спрашиваешь – нет. Но так – бывал. А с чего ты взял, что я должен был там быть?

– Так, показалось.

– Нет, не был.

– Я серьезно.

Архип затянулся. Как сказать человеку, если он серьезно? Хорошо, поговорим.

– Серьезно. Родственники и друзья у меня долго были в той системе. Приходилось часто бывать. Понимаешь?

– Да, понимаю. Эта система ни только с той стороны забора. Если уж прихватит – так всех сразу. И с этой стороны, и всю семью, и друзей и родных. Моя, вон тоже, сколько ждала, приезжала, плакала, – и он кивнул в сторону веранды, где о чем-то щебетали, покуривая, женщины. – Дождалась.

– Повезло.

– Не говори. Она у меня классная!

Архип допил банку.

– Сейчас, я ещё принесу, – сказал он. – У меня в холодильнике есть. Холодненькое! Будешь?

– Давай.

Архип сходил за пивом.

Открыли ещё по одной. Ещё закурили.

– Встреча с интересными людьми у костра, как говорится, – заметил Архип.

– Не говори.

– Вы-то так, с семьей, чисто, отдохнуть приехали? – чтобы поддержать беседу, нужно спрашивать о чем-то.

– Да. Надоело в городе. На природе душа отдыхает. – Юрий искренне наслаждался отдыхом. – Отпуск.

– Понятно.

– На рыбалку-то ходил?

– Нет. Я так приехал – побездельничать. С подружкой бродим по берегу, камушки кидаем.

– Ясно. А я сегодня утром сходил. На щуку.

– Ну, и как?

– Да нет ни хрена, не ловится.

– Крокодил не ловится, не растет кокос?

– Не говори.

– Туда, в конец Мухора надо ехать – там рыбалка хорошая, – Архип махнул в сторону Мухорского залива, который остался под тем первым перевалом, с которого они с Юлькой вчера увидели луч прожектора. – Был там?

– Был. Мы там рыбачили. Да, там хорошо хватает. Но раньше лучше было – баз кругом понастроили, народу, как на Карла Маркса.

– Не говори, – и к Архипу приклеилось это выражение.

– Я же тоже так – в охоточку. Блесну покидать, пивка попить на бережку, побродить по камушкам. Так-то я не рыбак. А чем ещё заняться? Кидай себе, да кидай. Красота. Воздух изумительный. Хорошо на природе…

– Да, на природе хорошо.

– Век бы сидел – ни хрена не делал, – вздохнул Юрий. – Но делать надо… Делать что-то надо… Достало это дело… Делаешь, делаешь, а толку…

Юра выпил пивка, явно чем-то раздрожаясь. Видимо, вспомнил что-то.

Архип посмотрел на него и спросил:

– Что за мрачные мысли?

– Да так – накатило. Как обычно, когда делать нехер. Всё думаю, что после нас останется. Как на Байкал приедешь – всё время эта лажа в голову лезет! У тебя такое бывает?

Юрка двумя глотками быстро допил и кинул пустую банку в костровище.

У Архипа точно не было никакого желание слушать сейчас чужие рассказы про неустроенность жизни, и он решил опередить собеседника, чтобы тот не начал ныть, мгновенно придумав, о чём рассказать.

– Знаешь, – сказал он, – один мой знакомый, человек состоятельный и не глупый, одно время был зациклен на подобной идее: «что останется после меня?» Он из кожи лез вон, чтобы хоть какую-то память оставить потомкам о своем пребывании на этой земле: пытался занять какие-то места, попасть в журналы, светился на телевидении, выдвигал свою кандидатуру и делал разнообразно-многочисленную подобную чушь, в том числе детей от разных женщин, чтобы помнили. Однажды он меня так достал, что пришлось с ним поговорить открыто, хотя и не трезво.

Послушай, – говорю я ему, – чего ты мечешься? Ты так много тратишь сил и энергии на это дело, что сума можно сойти. А ларчик-то просто открывается.

Как? – переспрашивает он меня.

А так, – говорю. – Откуда мир узнал о Тутанхомоне, Рамзесе, австралопитеках и динозаврах? Из могильников, могил и гробниц. Всё, что откопали археологи и искатели кладов и составляет информацию о прошлом. Но не замуровали бы Рамзеса вместе с его жёнами, наложницами, слугами, конями и прочей чепухой в пирамиду, кто бы о нём знал? Никто! А откуда узнали, что он Рамзес? По письменам, замурованным тут же. А не будь с ним всего этого добра, особенно этих глиняных дощечек с закорючками – он был бы просто какой-то фараон. И только! Типа, египтопитек, грубо говоря. Так вот тебе совет: купи хороший сейф, положи в него свои документы, фотографии, видео кассету со своим изображением (можешь голым по частям себя снимать – поможешь исследователям). Завали его всяким прочим дорогим тебе дерьмом, на подобии, любимых дисков, книг и всё такое. Хочешь, напиши послание потомкам о себе, своих достижениях, своих идеалах и мечтах. Замкни его как следует, но предварительно залей парафином или свинцом. Оберни полиэтиленом, уложи в титановую бочку, завари её и закопай как можно глубже, желательно под шоссе национального значения.